О времени и о себе - Юрий Завельский - Родительское собрание - 2017-12-31
31.12.2017
Алексей Кузнецов
―
Добрый день, уважаемые слушатели! Это передача «Родительское собрание». Обычно мы говорим: «Сегодня у нас в гостях…» Но сегодня у нас необычный формат. Сегодня мы в гостях у самого опытного директора школы в нашей стране. Я представляю Юрия Владимировича Завельского, народного учителя Российской Федерации, директора московской гимназии № 1543. Сегодня в канун Нового года мы собрались для того, чтобы поговорить о времени и о себе. Юрий Владимирович, Вы работаете в школе 68-й год, с 50-го года.
Юрий Завельский
―
Да. Да.
А. Кузнецов
―
Скажите, пожалуйста, из вот этих вот почти 70 лет самые дорогие воспоминания с какой из школ связаны? Ведь Вы работали в нескольких школах.
Ю. Завельский
―
Я работал, в общем, да не так уж во многих школах. Значит, за почти 70 свой работы в школе у меня было на моём счету 5 школ. Вот это 5-я. Это не так мно… Это не так много. Но вот из этих 5 школ трудно сказать, какое время… какая школа для меня была самой дорогой. По-разному это было. Я начинал работать на Украине, не обладая абсолютно никаким опытом и вообще никогда не ставил перед собой задачу в тот период стать учителем. Тем не менее я им стал. И это становление произошло там. В этом смысле украинская школа была для меня безусловно дорогой. Я очень часто вспоминаю. Вспоминаю тех ребят. И это для меня очень дорого. Но, пожалуй… пожалуй, самое дорогое для меня время – это было время работы в 37-й школе на Плющихе, где мне пришлось 6 лет проработать учителем и классным руководителем. Вот это время было для меня самое дорогое, самое драгоценное и самое богатое переживаниями приятными и не очень, и, конечно же, разными воспоминаниями.
А. Кузнецов
―
Я правильно понимаю, что это была 2-я половина 50-х и самый первые 60-е годы, – да? – Ваш 1-й выпуск выпустился в 62-63-м году…
Ю. Завельский
―
Это был 55-й год тире, ну, плюс…
А. Кузнецов
―
7 лет.
Ю. Завельский
―
6.
А. Кузнецов
―
6.
Ю. Завельский
―
Тогда была десятилетка. Плюс 6 лет. Это сколько уже получается? 60…
А. Кузнецов: 61
―
й год.
Ю. Завельский: 62
―
й год. Совершенно верно. 61-й год. Правильно.
А. Кузнецов
―
Это как-то связано с тем, что на дворе была Оттепель, связано с тем, что открывались новые театры, что появлялись в журналах новые произведения? Или это было связано исключительно с тем, что у вас был свой класс, и в любую эпоху это было бы для Вас дорогое воспоминание?
Ю. Завельский
―
Вы знаете, за время своей работы на Украине, это всё-таки 5 лет, это немаленький, достаточно большой, я приобрёл некоторый опыт, очень небольшой. Я не думаю, чтобы он был таким большим, хотя тогда, когда я вернулся в Москву, мне казалось, что я приехал с очень большим багажом знаний, умений, каких-то навыков. Ведь тогда ничего подобного этого не было. Теперь только я это понимаю. Ну, вот это всё шло от самоуверенности, которая свойственна молодости. Ну, вот. И когда я приехал в Москву, то моя задача состояла вот в чём. Я не знаю, в какой мере это было связано с Оттепелью, я не думаю, что я тогда думал об этом. Нет. Это было связано с тем, что всё то, что я накопил там, вот все наблюдения свои за ребятами, всё общение с учителями и с детьми я смог в московской школе воплотить в новой для меня ситуации. Вот что для меня было важно. Мне нужно было реализовать то, что было накоплено за 5 лет.
А. Кузнецов
―
Довольно часто сейчас бывает такая ситуация, что молодой учитель сразу с институтской скамьи приходит и… его делают классным руководителем в первый же год работы. Это правильно? Так можно делать?
Ю. Завельский
―
Это по-разному. Это по-разному бывает. Для одних это логично и, наверное, правильно. А другому нужно какое-то время, чтобы осмотреться.
А. Кузнецов
―
Роль классного руководителя, как она изменилась вот за это время? В чем была Ваша основная задача, когда Вы были во второй половине 50-х классным руководителем на Плющихе? И в чём Вы видите сейчас главное в этой части учительской работы?
Ю. Завельский
―
Если говорить о том времени, наверное, классный руководитель тогда был в большей степени воспитателем. Он был воспитателем. Всё-таки в основе своей он был педагогом. Сейчас классный руководитель, пусть на меня никто не обидится, в большинстве случаев это управляющий. Я не хочу сказать, что эта функция не нужна классному руководителю. Нужна. Но когда она является подавляющей, а тем более единственной в его деятельности – это плохо, это плохо для детей.
А. Кузнецов
―
Сейчас довольно много говорят о том, что не нужны больше классные руководители вот в том традиционном виде, в котором они существовали в советской школе и в постсоветской школе, а нужно переходить на систему тьюторства, когда за учителем закреплены 3-4 ученика, а не целый класс, и он занимается организацией их учебной деятельности. Вот такая система вам нравится?
Ю. Завельский
―
Нет.
А. Кузнецов
―
Что в ней не так?
Ю. Завельский
―
Нет, я ее не могу поддержать, эту систему, во-первых, по чисто организационным причинам. А сколько тогда нужно таких учителей, которые будут работать с тремя детьми? Даже в нашей небольшой школе, ну, примерно там 60… 650 человек. Ну, посчитайте, если разделить это на 3, то сколько же человек нужно? Это нужно 200 учителей для того, чтобы они курирование очень небольшую группу ребят. Это во-первых. Во-вторых, я не согласен с этим потому, что при этом разрушается класс как определенная единица коллектива. Это очень важно. Ребёнок должен воспитываться не только учителем или учителями, если их много как бы, как всегда это бывает в школе. Но он должен воспитываться и своими сверстниками тоже. Понимаете, для меня школьный класс – это некая содружество детей, в котором происходит как бы притирка одного ребенка к другому ребенку, происходит как бы обмен опытом, обмен знаниями, некая… некий обмен способностями, талантом и так далее. И это ведь очень важно. Может быть, в каких-то случаях это важнее, чем роль учителя. А при той системе, о которой Вы говорите, это невольно исчезает. Это невозможно сделать. И таким образом исчезает коллектив, а без коллектива очень трудно. Это не потому, что я придерживаюсь советской точки зрения, я думаю, что советская точка зрения была правильной, когда мы говорили о коллективе. И очень жаль, что в некоторых случаях к самому понятию детского коллектива многие люди относятся настороженно и, я бы даже сказал, скептически. Это неправильно.
А. Кузнецов
―
Мы обязательно вернемся сегодня к советскому опыту. Но вот давайте к коллективу сегодняшнему. Я понимаю, что это очень индивидуально, но каким Вам кажется оптимальное количество учеников в классе, чтоб с одной стороны был коллектив, с другой стороны, чтоб у учителя хватало сил и внимания на всех? Вот сколько должно быть учеников в идеальном классе?
Ю. Завельский
―
Говорю. 15.
А. Кузнецов
―
15?
Ю. Завельский: 15. 25
―
это тоже… Это, так сказать, то, с чем можно смериться. Можно, можно. С 25-ю можно работать. Но если я работал, у меня было в классе 38 человек, когда я взял 5-й класс. 25 и 38 – это большая разница все-таки. Но 15 человек, я считаю, что это оптимальное количество ребят. Меньше нельзя, потому что тогда исчезает вот то важное свойство коллектива, вот это вот притирка, вот это переливание крови от одного к другому. Там мало народу. Не хватит крови этой.
А. Кузнецов
―
Понятно. Довольно многие родители особенно в крупных городах, конечно, сегодня выбирают предоставленное им законом право организовывать для своих детей домашнее обучение. Ну, если в процентах пока масштаб явления небольшой, там около 1% оценка, но всё-таки в масштабах нашей страны речь идёт о десятках тысяч учеников, получается. Чтобы Вы сказали таким родителям, которые выбирают это не по медицинским показаниям, а вот именно в силу принципиального недоверия к школе как институту.
Ю. Завельский
―
Это сложный вопрос. Очень сложный и грустный. Конечно, я понимаю, что у многих родителей складывается определенное недоверие к школе, недоверие к школе как институции, и это очень грустно, хотя это безусловно имеет место. Я прекрасно это понимаю. С другой стороны домашнее обучение, оно имеет свои безусловно плюсы и имеет те минусы, о которых я только что говорил в связи с коллективом. Ребенок, лишившись этого коллектива, всё-таки в какой-то степени оказывается обездоленным. Вот это… Вот это очень опасно. Обездоленным. Ну, мы знаем примеры из дореволюционной школы, гимназии дореволюционные и так далее. Помним все это. И мы знаем, что дети многие, дворянские дети воспитывались гувернерами дома, стали прекрасными людьми, крупными, вдающимися даже во многих случаях деятелями. Это им не мешало. Но это всё-таки всё зависит с одной стороны от семьи, потому что дворянскую семью мы не будем сравнивать с семьей теперешний, где мама и папа оба работают, а ребёнок часто представлен себе. Ну, вот. И в этом смысле, конечно… конечно, такое обучение домашнее, ну, наверное, имеет право на жизнь. Наверное. Каким-то детям это не только не может мешать, а думаю, что, может быть, даже кому-то помогать.
А. Кузнецов
―
То есть разнообразие форм обучения, которые у нас сегодня существуют…
Ю. Завельский
―
Конечно.
А. Кузнецов
―
… Вам в целом нравится?
Ю. Завельский
―
Конечно.
А. Кузнецов
―
Давайте вернемся к советской школе, вот к советской школе 60-70-х годов. Что из нее ценного, как Вам кажется, мы утратили? Что Вам хотелось бы вернуть, если бы была такая возможность?
Ю. Завельский
―
Коллективизм. Коллективизм именно в той форме, в том виде и в том содержании, которое было присуще советской школе. Я, например, немножечко грущу по поводу того, что исчезла пионерская организация. Иногда грущу, глядя на наших старшеклассников, что у нас нет комсомола. Там было много формального, много заорганизованного, много заидеологизированного. Всё это я понимаю. Но сама по себе идея, вот это вот идея вот коллективного творчества, куда входят определенные мысли, раздумья ребят, какие-то… какие-то дела, которые совершаются совместно, какие-то идеи, которые приходят в голову и которые потом становится идеей многих – это ведь… Это было хорошо. И я помню разные комсомольские собрания, и я помню разные пионерские слеты. Разные совершенно. И то, что мы совершенно выбросили это полностью – это плохо. Это плохо, и я об этом немножко грущу. Я не хочу сказать, что это катастрофа. Я не хочу сказать, что это… что вот если это все вернуть, школа вся изменится. Нет, конечно. Но это было, по-моему, в руках умных, мудрых, опытных и живых учителей очень много… это было полезно для самих детей.
А. Кузнецов
―
То есть это был инструмент, с которым Вам было удобно, интересно работать?
Ю. Завельский
―
Конечно. Конечно. Конечно, конечно. И очень жаль что, это всё ушло, что это все ушло. Что еще в советской школе? Я вам скажу, ребята, что еще. Ушел тот профессионализм многих учителей, не всех, многих учителей, которые был им присущ. Сейчас этот профессионализм превратился в некое… в некое ремесло педагогическое. Я не против ремесла. Ремесло должно лежать в основе любого мастерства. Но всё-таки когда мастерства нет, а есть просто набор определённых умений у учителя, и он больше ничего не знает и следовательно мало, что умеет, это плохо. Тогда профессионалов было больше.
А. Кузнецов
―
С чем Вы это связываете?
Ю. Завельский
―
С тем, что в школу пришло 1) очень много случайных людей. Случайных людей. Они своим присутствием иногда молчаливым, а иногда и нет, в какой-то степени передают вот это вот идею, они даже о ней не догадываются, может ее и не осмысливают, это другое дело, что вообще освоив некоторые определенные азы методики можно совершенно спокойно проработать в школе 30-40-50 лет и быть, с их точки зрения, полезным для детей. Это ошибка. Это заблуждение. Ушел профессионализм. Ушел.
А. Кузнецов
―
Сейчас выпускаем в эфир новости.**********
А. Кузнецов
―
Сегодня мы в гостях у самого опытного директора школы в нашей стране Юрия Владимировича Завельского, народного учителя Российской Федерации. Я правильно понимаю, что Вы под профессионализмом в том числе сейчас понимаете и стремление не останавливаться в своем развитии, стремлении все время искать что-то новое…
Ю. Завельский
―
Ну, естественно. Ну, естественно. Естественно. Сейчас появилось много штампов, штампов, штампов в 1-ю очередь в организации самого урока и штампов в воспитании тоже, кстати говоря. Ну, вот. Откуда появились штампы? От отсутствия мастерства, от отсутствия профессионализма. И поэтому детям сейчас учиться скучнее, чем, как мне кажется, чтоб это… чем это было раньше. Скучнее.
А. Кузнецов
―
А Вы не связываете это явление с тем, что вообще, как мне кажется, руководство нашего образования стремится к некоей унификации? Это легко сделать благодаря всем вот этим и интернет-рассылкам, и вот этим видео, которые выложены как образцовые уроки. Происходит такое вот определенное навязывание определенных штампов. Вот делай так и будешь успешен. Делай так, и тебя похвалят.
Ю. Завельский
―
Ну, потому, что во главе образования нашего тоже стоят не одни профессионалы. Это ж тоже нужно понимать, откуда они все появились в разных департаментах, районных отделах народного образования, извините, в самом министерстве. Откуда? Это те же самые учителя, которые работали, потом по разным причинам из школы ушли. Учитель, который любит свою профессию, никогда не станет чиновником. А они нам вот это все естественно пропагандируют.
А. Кузнецов
―
То есть парадокс заключается в том, что в образовании… образование обречено на то, что им руководят люди, неуспешные в самой профессии?
Ю. Завельский
―
Многие от нее ушли.
А. Кузнецов
―
Многие. Конечно. Да. Я понимаю, что не все.
Ю. Завельский
―
Многие. Многие неуспешные.
А. Кузнецов
―
Но вот сейчас по крайней мере на уровне директоров учебных заведений взят курс на то, что новый директор – это не учитель, это менеджер, это администратор и это зачастую человек, который даже никогда не был учителем. Все-таки раньше в основном директорами становились бывшие учителя, реже там инструктора райкомов и так далее. Школа утрачивает, получив такого директора?
Ю. Завельский
―
Как кто-то сказал, это не… это не преступление. Это больше. Это ошибка.
А. Кузнецов
―
Это ошибка. Да.
Ю. Завельский
―
Так вот я говорю, это, конечно же, это ошибка, причем ошибка порочная. Порочная. И я об этом говорил неоднократно. Ни здесь, ни в школе у себя, а говорил в департаменте об этом. Говорил во всеуслышание. Говорил в своих выступлениях. Я постоянно об этом говорю. Этого нельзя делать. Ну, что делать? Я не могу…
А. Кузнецов
―
Почему это плохо?
Ю. Завельский
―
А?
А. Кузнецов
―
Почему это плохо? Ведь такая система существует на самом деле во многих американских, европейских странах.
Ю. Завельский
―
Вам не кажется, что все-таки во многих странах европейских и американских образование, ну, если взять образование в широком понимании его, во многом отстает…
А. Кузнецов
―
Кажется.
Ю. Завельский
―
… даже от нашего российского.
А. Кузнецов
―
Кажется.
Ю. Завельский
―
Я не говорю уже о советском образовании. Отстает. И поэтому там это… Там это может быть к месту, то, что они делают. У нас это разрушает наши традиции. Наши традиции разрушает. Я плохо себе представляю вообще директора, который выступает в роли менеджера, как теперь принято говорить. Я плохо себе представляю. Мне кажется, что вообще такому директору не интересно работать. Вот мне было бы неинтересно вот заниматься одними управленческими проблемами. Мне интересно общаться было бы с какими-то детьми, с какими-то старшеклассниками. Раньше у меня их было много, потому что сам преподавал. Теперь я ничего не преподаю, у меня своих просто ребят нет. Но мне всегда было интересно с ними, мне интересно было с учителем обменяться мнениями, пойти на урок, проанализировать его. Посмотреть интересные какие-то вещи, потом собрать учителей, рассказать об этом, передать что-то, кто-то из учителей подцепил бы это все и унес бы к себе на урок. Мне так интересно работать. И, по-моему, это правильно с точки зрения высшего смысла образования. Но все-таки смысл образования, не управления… Управление только средство же все-таки. А образование совсем другое. И такое образование, когда во главе его стоит менеджер, какой-то управляющий, который дает команды, кому, куда идти и какие вещи делать, мне кажется, это непродуктивно.
А. Кузнецов
―
Что из советской школы… с чем Вы расстались без малейшего сожаления? Что Вы сейчас вспоминаете без удовольствия? Есть такие вещи?
Ю. Завельский
―
Есть, конечно, как всегда. От дураков.
А. Кузнецов
―
Ну, дураки, мне кажется, они вне времени.
Ю. Завельский
―
… это уйду… уйду сейчас тоже, буду вспоминать о них. Нет. А так всегда так было. Ну, было много глупых людей, конечно.
А. Кузнецов
―
То есть советский образовательный дурак, он как-то отличался от российского образовательного дурака?
Ю. Завельский
―
Я не знаю…
А. Кузнецов
―
Он, может быть, был более самоуверен, потому что был вооружен, идеологически более оснащен…
Ю. Завельский
―
… опять чем отличается один дурак от другого? В какой-то степени они похожи друг на друга. И все-таки, и все-таки в какой-то степени они разные. Советский дурак был дурак-подвижник, а вот этот дурак, который сейчас, он не подвижник, они индивидуалист. Вот в чем между ними разница.
А. Кузнецов
―
С кем сложнее вот Вам было с дураком-подвижником?
Ю. Завельский
―
Конечно. Конечно. Поэтому я и… вспоминаю. Они же лезли во все дырки. А как же? Они же меня учили и считали, что то, что они мне говорят, это последняя истина в… в инстанции. А как же? И я должен был, я молодой был, я не то, что сейчас. Я бы сейчас махнул рукой на него и все. А он ко мне бы и не полез бы, наверное, сейчас. А тогда я был молодой. Я вынужден был слушаться. И иногда прислушивался. Ну, может быть, какие-то иногда дельные вещи они говорили.
А. Кузнецов
―
Вот говорят, что советская школа как система все-таки была настроена на подавление яркой индивидуальности. Она была такой фабрикой, выпускавшей продукт с определенными массовыми характеристиками. Вы с этим согласитесь?
Ю. Завельский
―
Нет. Нет, это неправда. Это неправда. Во-первых, учителя были разные. Было очень много талантливых учителей. По-настоящему талантливых. Без дураков. Действительно талантливых людей, ярких очень, глубоких, интересных. Этот человек был интересен для ребенка. И ребенок к нему тянулся. Дети очень редко, я всегда говорю об этом, дети не всегда тянутся к знаниям, но они всегда тянутся к личностям. И вот тогда таких личностей было много. Я их вспоминаю. Я могу даже по фамильно их назвать. Я не буду этого делать, потому что их никто не знает, но я их хорошо помню.
А. Кузнецов
―
Ну, а вот все вот эти репрессивные инструменты, которых, конечно, у советской школы было больше. Я имею в виду все эти вызовы родителей, письма родителям, угрозы писем на работу за там недолжное воспитание детей, дневник как такой вот дамоклов меч, в котором была оценка не только по предмету, но по поведению, по прилежанию, замечания красными чернилами.
Ю. Завельский
―
Это ж тоже все зависело от учителя.
А. Кузнецов
―
Конечно.
Ю. Завельский
―
Это ж от учителя все зависело. Но при всем при этом было много интересного, между прочим. С чем сейчас мы давно расстались, и если кому-то что-то напомнить, ну, что ты?! Они воспримут это в штыки. Вы опять призываете к этому. Дмитрий Дмитриевич Фомин, мой 1-й московский директор…
А. Кузнецов
―
Директор 37-й школы на Плющихе.
Ю. Завельский: 37
―
й школы, о которой я говорил. Вот я пришел к нему. Раз в полгода вызывал к себе учителя с тетрадкой. Учитель к нему приходил на беседу. О чем они беседовали? Они беседовали о том, сколько родителей этот учитель посетил на дому в семье, и какие записи после этого посещения этот учитель сделал для себя. Он брал тетрадку, Дмитрий Дмитриевич, открывал ее и читал. Значит, 25-е там декабря 1956 года. Значит, Дурман, фамилия ученика, Георгий. Посетил такого-то числа. И дальше я писал о чем-то, потому что он спрашивал. Я бы никогда не писал. Он спрашивал. И вот я… Это все он читал. А потом на педсовете он говорил: «Вот у Марьи Ивановны великолепные записи. Я чувствую, я чувствую ее почерк. Вот я вижу ее характер через эти записи и прекрасно понимаю, какую… какую пользу принесло семье ее посещение вот такого-то числа, - и читал там какие-то отрывки. - А вот Петр Иванович, он к этому относится сугубо формально, неинтересно. И я думаю, что он не понимает, зачем нужно посещать родителей, почему нужно посещать семью, о чем с ними разговаривать». И так далее. А для того, чтобы это было сделано разумно, нужно было, чтобы учитель, идя к родителям домой, хорошо продумывал те проблемы, которые он будет ставить в беседе с ними. И вот мы все сидели, писали за ним, как нужно посещать эти… это все. Ну, вот я это прекрасно помню. Ну, вот. Что еще я… С чем еще я… Что еще я помню? Ну, это у нас сохранялось еще до… уже после советского времени, по-моему, какое-то время. Характеристики на учеников.
А. Кузнецов
―
Вы имеете в виду не те, которые были выпускными? Или выпускные?
Ю. Завельский
―
И выпускные, и те, и другие.
А. Кузнецов
―
Ну, ведь выпускные были в значительной степени, мне кажется, формальностью. Нет? Ими пугали: вот мы тебе дадим плохую характеристику, не поступишь в институт.
Ю. Завельский
―
Это было… Это… это было разное. А для меня это было очень важно как для учителя. Очень важно. Потому, что эту характеристику я потом показываю ему, ученику. И я сижу вместе с ним как теперь, как вот сейчас с Вами, и разговариваю с ним. Он прочел эту характеристику. И потом у нас идет беседа. Я не могу это сделать формально. Это не хорошо. … есть как с дураками все. И поэтому для меня это было очень важно.
А. Кузнецов
―
Если в качестве новогоднего подарка, предложите, пожалуйста, одна из самых обсуждаемых тем на родительских форумах, как выбрать правильно школу. И вот, может быть, несколько практических рекомендаций? Вот родитель приходит в школу. Вот он входит в школьное здание. На что ему следует, на Ваш взгляд, обращать внимание?
Ю. Завельский
―
Ну, что ж? Школа одна отличается от школы другой в 1-ю очередь своим духом. Дух! Не каждый родитель этот дух почувствует в школе. А что они… На что должны обратить внимание? 1) Когда они попали сюда, как люди общаются друг с другом. Это естественно. Все-таки главное, главное в школе богатство и главная ценность, которую должен беречь директор, и каждый учитель по отдельности – это наши взаимоотношения, учеников, ребят друг с другом, взрослые друг с другом, взрослых и детей. Это можно заметить. Это можно заметить. 2) Чем живет школа, в какой мере. Вот тот вестибюль, в который он вошел, тебя располагает к этой школе. Вот этот вестибюль. Вот ты только что вошел…
А. Кузнецов
―
Уютно ли там.
Ю. Завельский
―
А?
А. Кузнецов
―
Уютно ли там.
Ю. Завельский
―
Да. Вот уютно, красиво, что на стенах, что там, что там написано, какие фотографии висят. Может, какие-то картины висят. Вот это очень важно. Это в какой-то степени вкус тех людей, которые в школе работают. И это их представление все-таки о том, какой школа должна быть. Ну, вот. Я когда работал в… Был такой период. Я приходил в школу. Но я не призываю родителей, чтобы они так работали. Боже, сохрани! Я раздевался в канцелярии и проходил по туалетам.
А. Кузнецов
―
Там должен быть порядок.
Ю. Завельский
―
В какой-то степени это тоже зеркало школы.
А. Кузнецов
―
Та самая вешалка, с которой начинается театр.
Ю. Завельский
―
В какой-то степени это… это тоже визитная карточка школы.
А. Кузнецов
―
То есть хорошая школа не должна блистать позолотой – да? – и зеркалами, но она должна содержаться аккуратно.
Ю. Завельский
―
Да. Да. Да. Ну, вот. А вообще чем должна школа привлекать родителей? Это проверить не так просто, но тем не менее. 1) Школа должна дать полноценное образование. Полноценное образование. И это полноценное образование не в количестве этих медалистов, там этих самых победителей олимпиад и так далее. Это тот живой процесс, которым наполнена эта школа, и которая обеспечивает высокий уровень образовательной подготовки тех детей, которые в ней учатся. И 2) безопасность ребенка. Вот родитель должен понимать, вот в этой школе ребенок, мой сын или моя дочь будут себя чувствовать в полной физической и духовной, нравственной безопасности. Вот им учуять надо. Его никто не оскорбит. Его никто не обидит. Его никто не унизит. Вот это очень важно. Здесь это два вот этих начала сочетаются? Почти идеальная школа.
А. Кузнецов
―
Теперь другая категория, которая тоже выбирает школу. Вот молодой учитель, закончивший институт, если у него есть… Не всегда есть такая возможность. Но если есть возможность выбора, как бы Вы им рекомендовали выбирать себе школу?
Ю. Завельский
―
Ой! Это трудный вопрос.
А. Кузнецов
―
Трудный.
Ю. Завельский
―
Это очень трудный вопрос. Лицо школы все-таки… все-таки определяет директор. Пойди к директору, запишись на прием, приди к нему, дай беседу… ну, поговори с ним. Если ты неглупый человек, ты сразу поймешь, кто перед тобой. Вот к этому директору не за что не пойду работать. А вот к тому директору, который был вчера, пойду.
А. Кузнецов
―
Но сейчас, как я понимаю, особенно в крупных городах к директору школы иногда невероятно трудно попасть.
Ю. Завельский
―
В мой кабинет можно войти в любое время суток любому человеку. Если я только не занят чем-то срочным, я его тут же приму. Если занят, я ему скажу подождать. Никто мне… У нашего секретаря Ольги Геннадьевны даже в тетрадке никакой нет записи к директору гимназии. Такой же… такой тетрадки нет у нее, никто не записывается. Да. Ой! И я Вам скажу, ребята, что является главной ценностью в школе. Кто! Кто является главным действующим лицом в школе?
А. Кузнецов
―
Теоретически ребенок.
Ю. Завельский
―
Конечно, это ребенок. Дети. Мальчик вот этот и девочка, которые только что пробежали по коридору. Не директор и не учителя. Да нет же, это он.
А. Кузнецов
―
Они сильно изменились за 68 лет эти мальчики и девочки, бегущие по коридору?
Ю. Завельский
―
Нет.
А. Кузнецов
―
Нет?
Ю. Завельский
―
Нет. Нет, нет. Нет. Они такие же непосредственные, такие же доверчивые, как были ребята и 50, и 60 лет тому назад.
А. Кузнецов
―
А все-таки в чем-то они отличаются, конечно.
Ю. Завельский
―
Что?
А. Кузнецов
―
В чем-то они, конечно же, отличаются. Я даже не беру там Ваш 1-й выпуск украинский. Это были дети, пережившие войну. Многие из них вообще в школу… большинство н ходили во время войны. Да? Это дети голода и всего прочего. Но вот если брать московских Ваших школьников уже 60-х годов?
Ю. Завельский
―
Да, конечно, жизнь изменилась. Безусловно. Безусловно. И вот теперь, когда я вспоминаю старые времена… Это было когда? 60 лет тому назад. Когда я вспоминаю эти старые времена, они были тяжелые, конечно. Во-первых, жуткие квартирные условия. Жили мы… Жил я в коммунальной квартире. 12 квадратных метров. Я, жена, теща, потом родилась дочка. Можно себе представить на 12 метрах четверо мы жили. Это кошмар был. Ну, вот. Значит, ну, я не могу сказать, что мы голодали, но, конечно, питаться так, как мы сейчас питаемся, мы не питались. Все это было. Все плохое я помню. Но я помню все хорошее и все прекрасное. Это, конечно, искусство. И я помню, как я стоял в очереди на Пушкинский музей, когда должна была открыться выставка картин Дрезденской галереи. И я помню, как вышел Илья Григорьевич Эренбург, а мы долго стояли, и говорит: «Нет, проводите». А он говорит: «Люди! Мы 25 лет ждали этой выставки. Ну, давайте наберемся терпения еще на 25 минут». Помню это все. Помню. Помню. И помню выставку Павла Корина. Ой! В Академии художеств на Пречистенке. Помню, это тоже были… было в эти годы. Искусство было! Искусство было такое… А! И помню Алису Георгиевну Коонен в коммунистической аудитории старого МГУ, когда она весь вечер читала Блока. Весь вечер один Блок. И я, конечно, тащил ребят за собой. Я их всегда тащил. И они смотрели… Я говорил: «Запомните, это Алиса Коонен. Это ведущая актриса камерного театра, который прихлопнули». Сталин его закрыл в 49-м году.
А. Кузнецов
―
Ну, вот. Через несколько часов наступает 2018 год. Что Вы пожелаете тем, кто сегодня пришел работать в школу, и тем, кто сегодня пришел учиться в школу, с высоты Вашего опыта и жизненного, и профессионального?
Ю. Завельский
―
Все-таки чтобы те ребята, которые сейчас пришли в школу работать учителями, чтобы они рано или поздно, лучше раньше… Ну, если случится поздно, ну, куда тут денешься? Чтобы они почувствовали, что школа – это самое красивое, самое светлое, самое лучезарное место на земле, потому что оно наполнено детьми. Вот если они поймут это, они будут счастливыми людьми. Я желаю вам такого счастья!
А. Кузнецов
―
Ну, тогда мы вступаем в 2018 год с оптимизмом, потому что школа в 2018 году точно будет наполнена детьми. Это значит, что там будет все то, о чем Вы говорите. Спасибо большое, Юрий Владимирович…
Ю. Завельский
―
Спасибо.
А. Кузнецов
―
… за этот рассказ. Спасибо за поздравление. Уважаемые слушатели, с Новым годом! Мы увидимся с вами и услышимся теперь уже в наступившем 2018 году.