Реплика Черкизова - 1999-11-15

За несколько дней до открытия саммита ОБСЕ в Стамбуле странные сигналы стали поступать со Смоленской площади. Если их изложить коротко, то они сводятся фактически к ультиматуму: будете на нас давить по поводу Чечни - заблокируем принятие декларации или вообще не поедем.

Владимир Рахманин на брифинге во вторник высказался в том смысле, что Москва не поддастся ни на какое давление на саммите ОБСЕ - это не тот язык, на котором можно разговаривать с суверенным государством, тем более с Россией. Россия будет "последовательно и четко" отстаивать свои позиции и настаивать на соблюдении Устава ООН, принципов Хельсинского заключительного акта, и, прежде всего, принципов суверенного равенства государств, неприменения силы или угрозы силой, невмешательства во внутренние дела государств. "Наш выбор - достижение этих серьезных договоренностей. Мы настроены концентрироваться на позитивном, а не на негативном," - так Рахманин сформулировал модель поведения российской делегации в Стамбуле.

Однако, сказавши "а", надобно выговорить и "б", даже если очень и не хочется. На заключительном заседании конференции по человеческому измерению, которая проходила в Москве осенью 91-го года было принято решение о том, что права человека не являются внутренним делом государства-члена ОБСЕ.

Поэтому наши западные партнеры и высказывают свою озабоченность событиями, которые происходят на Северном Кавказе, политикой, которую Россия проводит в отношении Чечни. То есть - они озабочены второй российско-чеченской войной.

Со зла? Из желания навредить? Да нет, конечно. Дело ведь совсем в другом. Почему-то многие уже забыли, что в августе, когда российские войска выдавливали басаевцев из Дагестана, никто на Западе Россию не критиковал.

И политики, и общественность тех стран отчетливо понимали: что и зачем делает Россия.

Непонимание пришло позже; оно пришло, когда Москва, вопреки ею же объявленным планам, перенесла военные действия на территорию Чечни.

И вопросы перед российским правительством ставятся довольно простые: вы уверены, что ваши действия соразмерны угрозе? Вы уверены, что у вас существуют достаточные основания обвинять всю Чечню в терроризме? Почему вы не озаботились своевременно судьбами мирных граждан? Почему вы не признаете, покуда вас не препирают к стенке, своих ошибок при ракетных обстрелах и бомбометании? Почему вы игнорируете предложения легитимного президента Чечни? Почему ваши солдаты мародерствуют?

Западным собеседникам России начинает казаться, что - на самом деле - речь-то идет не о борьбе с терроризмом, а о реванше российской армии.

Но в таком случае мы возвращаемся к первопричине конфликта: к требованию независимости Чечни. А эта проблема военным путем решена быть не может.

Кроме того, западные партнеры России испытывают чувство тревоги от поведения даже и вполне цивилизованных российских политиков. Так, в мире были неприятно удивлены заявлением Чубайса о том, что РАО "ЕЭС" отключило электроэнергию в Чечне по моральным соображениям. Еще неприятнее Запад был удивлен недавним высказыванием того же Чубайса: "в Чечне происходит возрождение российской армии, утверждается вера в армию, и политик, который так не считает, не может считаться российским политиком. В этом случае есть только одно определение - предатель".

Когда либерал-рыночник говорит подобные вещи, то всякий сосед удивляется как минимум двум вещам: во-первых, зачем же за месяц до выборов отпугивать своих избирателей и, во-вторых, что же происходит с российским обществом, если даже демократы и реформаторы начинают высказываться на сталинистском жаргоне?

Когда у соседей возникают вопросы, то правила общежития диктуют очень простую логику поведения: на все вопросы дать убедительные ответы и тем самым снять все озабоченности.

Если теперь Москва реагирует столь нервно, то напрашивается только одно объяснение: убедительных ответов маловато будет...