Код доступа - 2008-12-06

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. В эфире Юлия Латынина, программа "Код доступа". Телефон прямого эфира 363-36-59, СМС 985 970-45-45. Грустная неделя – неделя смерти патриарха, конца целой эпохи. А, наверное, первая вещь, о которой я сегодня хочу сказать, это то, что продолжается процесс по делу убийства Анны Политковской – слава богу, открытый. На нем мы слышим самые удивительные вещи. Самое удивительное, что было на этой неделе – это показания Сергея Соколова, зама главного редактора "Новой газеты", который встал и сказал, что предполагаемый убийца Политковской Рустам Махмудов был объявлен в розыск еще в 1998 году, после этого ему изготовили фальшивый паспорт, и с этим фальшивым паспортом и со своим, видимо, куратором Павлом Рягузовым, подполковником ФСБ, он летал в Ростов на опознание какого-то там чеченца – чеченца задержали, надо было его опознать. Что тут началось! После того, как Соколов это сказал, Рягузов начал из своей клетки кричать: "Да вы понимаете, что вы говорите!". Потом встала адвокатша Рягузова, сказала, что если это было так, то это разглашение гостайны, и если Соколов услышал гостайну, то он первым делом должен был написать заявление на того, кто услышал гостайну. Самое удивительно для меня было то, что это потрясающее заявление, которое было новостью и для меня, просто никак не прозвучало в средствах массовой информации. Что было бы, если б процесс был закрытым, мне просто страшно думать.

Я, впрочем, хочу рассказать одну историю, которая никак не звучала публично на этой неделе, даже две истории о том, как устроено российское государство, и истории эти поразили меня до чрезвычайности. Есть в Новосибирской области город Искитим. Город расположен прямо на трассе наркотрафика, искололся весь. Это катастрофа. Война наркотиков против людей. В городе есть цыганский поселок, туда стащили все, начиная, видимо, от магнитофонов и кончая… в общем, за гранью катастрофы. А рядом городок Бердск. Его держал спортсмен. Спортсмена зовут Александр Григорьев. Ну, профессия господина Григорьева понятна. Вдобавок у него скололся сын. Сначала Григорьев предупреждал цыган, чтобы они не торговали наркотиками, забил им стрелочку. Потом цыган начали жечь. В итоге посадили Григорьева, дали ему 14,5 лет. Причем очень странная получается ситуация – ситуация такая, что торговать наркотиками можно, а вот если борешься с этим – тебя сажают. Я думаю, это очень хорошее отличие нашей эпохи от, допустим, ельцинской, потому что при Ельцине можно было и платить ментам, и торговать наркотиками, но можно было и этих наркоторговцев жечь и тоже бы тебе ничего не было. Был бардак. А сейчас – беспредел. Беспредел – это когда государство позволяет торговать наркотиками, но не позволяет с этим бороться. Причем обстоятельства посадки Григорьева очень странные, потому что цыгане сначала уехали из города после того, как их начали жечь, потом написали заявления – заявления тоже очень странные, потому что понятно, что их жег Григорьев, чего уж там. Но в заявлениях этих написано, – видимо, очень хорошо кто-то преподавал юридическую грамотность цыганам, – что их не просто жгли, а что они опознали тех людей, которые их жгли, что эти люди занимались грабежом, что эти люди холодильники из цыган вытаскивали. А вот это, уж извините, вряд ли: поджигатели подожгли и убежали, а уж если холодильники кто-то вытаскивал – так это, видимо, обозленное местное население. То есть получается, что дело совсем не в цыганах, потому что, кстати, приехали новые цыгане, опять в городе начали торговать наркотиками, то есть оказывается, что Григорьев столкнулся не с цыганами, оказывается, что Григорьев столкнулся с некой машиной, в которой цыгане выполняли роль гастарбайтеров. Вот, было одно поколение, оно торговало наркотиками, его сожгли, оно уехало, написало заявление настоящим хозяевам, потом настоящие хозяева завезли другое поколение. Еще раз. Получается, что в нашей стране можно торговать наркотиками, но нельзя против этого бороться. Если ты борешься – тебя сажают. 14,5 лет. И еще одна страшная подробность всей этой истории. После того, как Григорьева уже посадили и цыгане заехали снова, цыганские дома продолжали жечь все равно. Это показывает, на какой грани отчаяния находится народ в этой ситуации и при этом режиме.

И вторая история, которая меня тоже потрясла. Начало ее было давно, по-моему, пару недель назад, когда в кафе возле МГУ подрались три студента – сын генерала Суходольского и два человека – Абрамов и Гаджиев. Причем, насколько я понимаю, дело заключалось в том, что Суходольский стоял в очереди, подошел Абрамов, хотел пролезть без очереди, Суходольский сделал ему замечание, получил от него головой в лицо, Гаджиев бросился их обоих растаскивать, Суходольский назвал Гаджиева тем словом, которым не рекомендуется называть молодого кавказца, и естественно, получил тоже. История довольно известная, потому что описали, как приехал потом в кафе ОМОН, как зачистили все кафе, как Абрамова и Гаджиева исключили из МГУ, как завели на них дело. Но самое потрясающее – почему я ее рассказываю – и дальше я от своих косвенно знакомых узнаю, что помимо всего этого а) Абрамова, то есть человека, поднявшего руку на сына генерала, страшно избили спустя несколько дней, и б) у отца Абрамова отбирают бизнес. Я звоню отцу Абрамова, я с трудом добыла его телефон, я говорю: "Правда, что вашего сына избили?". Он говорит: "Я не хочу это сейчас обсуждать". Я говорю: "Правда, что у вас отбирают бизнес?". – "Ой, ой, мы об этом поговорим потом". То есть бесконечно запуганный человек. Я об этом так открыто говорю, потому что вся его надежда сейчас – и его, и его сына – именно в гласности. Потому что, ребята, это перебор. Ну, хорошо, подрались мальчишки. Это подрались, всегда бывает. Кто прав, кто виноват. Хорошо, завели дело. Хорошо, исключили. Хорошо, ОМОН приехал. Но отбирать бизнес?! Но бить после этого мальчика?! Ну, это называется Россия или это Эфиопия какая-то XVII века?! Это уже перебор.

Меня спрашивают, что произошло, почему сорвалась встреча между Россией и Белоруссией. Ответ: произошел кидняк. Батьке Лукашенко отвалили ярд долларов за то, чтобы он признал Южную Осетию, он взял ее и не признал. Понимаете, что случилось? Вот Белоруссия, которая независима от нас, как глист независим от кишечника, в котором он живет. Вот Южная Осетия с ее вождем Кокойты, который не приехал встречать Лаврова, министра иностранных дел России, к Рокскому тоннелю. И вот: Белоруссии дали ярд – она не признала, Кокойты помогли выиграть войну – он не приехал встречать Лаврова. Как все это называется вместе, если вы не знаете, – это называется "Россия встала с колен".

У меня вопрос про экономический кризис – неизбежный, самый главный вопрос в наше время. Меня все время спрашивают по Интернету, глубок ли наш экономический кризис? Это, знаете, как в анекдоте: - "Гоги, ты там не расшибся?", - кричат человеку, который упал в пропасть. Гоги отвечает: "Нет". – "А далеко ли дно, глубока ли пропасть?". – "Не знаю, еще лечу". Ну, вот так про нас можно сказать, что мы не знаем, глубок ли кризис, потому что мы еще летим. А все, что будет происходить в нашей стране, зависит прежде всего от цены на нефть. Есть какие-то надежды, что та печка, на которой ехал Емеля, как замечательно сказал Шендерович, под названием "цена по 140 долларов", снова вывезет – вы знаете, я не знаю, сколько будет стоить нефть в ближайшие два-три года, но есть подозрение, что, конечно, в ближайшее время она будет идти вниз. Потому что, понимаете, нефть это не товар, это квазиденьги. На один баррель реально проданной нефти, на один доллар реального контракта приходится 50 долларов фьючерсов. И на самом деле нефтяные фьючерсы – это тоже такой мыльный пузырь, в который вкладывается огромное количество хедж-фондов, и сейчас они из этого пузыря выходят. Вот поэтому этот пузырь сдувается, и он пока может только сдуваться.

И самое страшное, что происходит в России, на мой взгляд, связано с тем, что у нас же не финансовый кризис. Финансовый кризис у нас был в 1998 году. Финансовый кризис – в США. А кризис, который у нас есть, это кризис существующей модели государства – государства, весь аппарат которого был нацелен на защиту верхов, на защиту права верхов ошибаться или совершать преступления, то есть государства, которое не умело реально управлять, а существовало оно потому, что в условиях высоких цен на нефть цена ошибки при государственном управлении равна нулю. И в отсутствие кризиса это было незаметно. Я уже повторяла это сравнение, еще раз повторю – наша модель экономики была попыткой носить воду в решете. Воду в решете можно носить, пока в решето льется сверху. И казалось, что силой могущества Путина, силой того, как организована российская власть, мы умеем удерживать воду в решете. Оказалось, что мы не умеем удерживать воду – если сверху не льется, то снизу только выливается. И наши предприятия, как они жили: они платили налоги, отдавали деньги в Стабфонд, недостающее они занимали на Западе, и на самом деле предприятия, которые они покупали, они покупали тоже на Западе. И значительная часть российских олигархов на самом деле, тем самым выразив свое мнение о режиме, хотя публично она говорила о нем только хорошее, но реально голосовала рублем, вернее, долларом. А долларом они голосовали так, что они на те деньги, которые заняты под залог наших, российских предприятий, покупали активы за рубежом. И что произойдет в стране, может произойти, прежде всего с финансовой точки зрения? Я думаю, что очень высока вероятность неплатежей. Не таких неплатежей, как сейчас, когда просто банки не рассчитываются, а неплатежей, которые играют роль квазиденег, как у нас было в 1996 году, когда по цепочке передавались не деньги, а их отсутствие. Это очень легко объяснить. Если вы представите себе, что у нас был объем активов и был объем обязательств – обязательства остались прежними, активы уменьшились. Что нужно, чтобы люди рассчитывались друг с другом? Либо должна возрасти цена активов, это маловероятно, либо должна образоваться вот эта дырка, которая будет перемещаться по цепочке и которая является неплатежами, они же квазиденьги. Причем напомню, что то, что происходило в 1996 году, когда каждое предприятие могло эмитировать вексель и все это ходило по цепочке, это фактически частные деньги, а частные деньги, в общем-то, это такой признак очень плохо устроенного государства.

Вторая проблема заключается в том, что, как я уже сказала, наверняка будет происходить национализация предприятий – просто по той причине, что наши олигархи набрали слишком много кредитов на Западе, и даже эти кредиты набранные – не на покупку российских, а на покупку западных предприятий. Перекредитовывая их, государство будет забирать предприятия себе. Но дело не в национализации, а дело в ее последствиях. Как работала советская экономика – мы примерно знаем, тоже не очень эффективно. А ведь российская экономика работает совсем не так, как советская. Советская экономика, допустим, строила корабль. А российская – как она работает? Вот индийцы покупают у нас "Адмирала Горшкова". Могли немедленно купить другой какой-то авианесущий крейсер за сопоставимые деньги и гораздо лучшего качества, но купили "Горшкова". И обещали, что в 2008 году будет готов "Горшков", и будет он стоить ярд с небольшим. А теперь цена повысилась на два ярда, и мы говорим, что готов он будет в 2012-м. Вот так работает сейчасшняя российская экономика государственная. Вопрос – кто у нас еще чего купит? То есть я обращаю внимание, что путинская модель экономики – это не социализм и не капитализм. Это социализм в производстве и капитализм в потреблении. То есть получается, что все издержки на государстве, на казне, а вся прибыль уходит куда-то в частный карман. И очень хороший пример такой экономики представляет из себя Туркмения, где тоже все колхозы государственные производят хлопок, но деньги за хлопок уходят куда-то на частные счета.

И третье, что очень важно, что когда объем активов уменьшается, а объем обязательств остается прежним, то возрастает еще и объем аппетитов чиновников, то есть доля взятки в каждом заработанном рубле становится гораздо больше. И вы знаете, я тут вспоминаю знаменитого арабского историка Ибн Хальдуна, который в свое время описал процесс смены правителей в арабских государствах примерно так. Сначала варвары спускаются с гор и завоевывают страну, их нравы просты, налоги невелики, экономика развивается. Развилась экономика, увеличилось благосостояние, увеличились потребности чиновников. А увеличились потребности чиновников – начинается увеличение налогов, соответственно, начинается спад экономики. А поскольку потребности чиновников остаются прежними при меньшей экономике, то это кончается крахом режима, и экономика уменьшается до тех пор, пока новые варвары не спускаются с гор, их нравы просты, налоги невелики… Вот эта довольно-таки страшная модель, описанная Ибн Хальдуном – я надеюсь, что она в России все-таки не реализуется – тем не менее важно понять, что у нас не экономический кризис, у нас кризис, связанный с самой структурой государства.

Есть еще более важный вопрос, на мой взгляд. Это не о нашем российском кризисе, а о кризисе мировом. Тут я как раз не имею в виду кризис экономики. Вот с экономикой мировой, особенно американской, я думаю, будет все в порядке: пузырь лопнул – кожа нарастет. Я имею в виду ощущение глобального кризиса, вовсе не экономического, опять же. И, конечно, я понимаю, что сетования о том, что мир летит в тартарары, можно прочесть еще в египетских папирусах 2000 года до нашей эры. Но, понимаете, в чем дело, есть глобальная экономика, которая построена за последние пару десятков лет, и в рамках ее есть очень простые ответы на вопросы, что надо сделать, чтобы государство жило хорошо. Ответ гласит: надо строить открытое общество. Все остальное не работает. Все остальное кончается какой-то Кореей, какой-то Венесуэлой. Ну, фигней какой-то. Но вот возникает проблема. Создается глобальный мир, создается глобальная экономика, и они оказываются уязвимы в силу этого перед такими вирусами, перед которыми раньше мир, раздробленный на куски, уязвим не был. Вот это, знаете, как виноград в Европе никогда не болел филлоксерой, а когда стали глобальные мировые путешествия, то филлоксеру завезли из Канады, если я не ошибаюсь, и просто сейчас виноград не растет, не будучи привит, в Европе.

Вот типичный пример эффектов глобализации: Аденский залив. Самый длинный в мире кусок неконтролируемого никем побережья мимо самой богатой в мире морской трассы. И там заводится морская Чечня. И сделать Запад ничего не может, потому что глобализация предполагает гуманность, а гуманность означает беспомощность. Вши вроде бы, но как больно кусают.

А вот другой пример – террористическая атака на Мумбаи. Взяли, приплыли на корабле террористы. И, в общем, согласитесь, что любой крупный порт в целом бессилен против такой атаки. А ведь террористам не обязательно приплывать на корабле. А если они, допустим, заложат в контейнер бомбу, погрузят ее на контейнеровоз, а когда судно будет в море, то просто по радио передадут приказ "стоп машинам, стоять, пока не заплатите выкуп, миллиард выкупа, а то взорветесь"? Бесконтактный терроризм. Этого мы еще не проходили, но в этом проблема современного мира – чем шире возможности человека, тем шире возможности террориста. Все технологии, которые есть в нашем мире, оказываются технологиями двойного назначения: "Боинг" сойдет и для того, чтобы летать на нем, и для того, чтобы врезаться в башни-"близнецы". И глобализация экономики неизбежно означает также и глобализацию террора.

Есть третий пример. Вот, мы так радуемся, что американцы обделались в Ираке. Ребята, а чего мы так радуемся? Это не США не справились. Это обделалась свобода. Да, свободу нельзя принести на кончике штыка. Но, понимаете, какая проблема – свободу нельзя принести на кончике штыка, а рабство можно принести на кончике штыка? В неравновесном они положении находятся – свобода и рабство. Как сказал один американский генерал, нельзя вести войну против нецивилизованного народа и оставаться при этом цивилизованным народом. Но нецивилизованный народ-то может вести войну против цивилизации и оставаться при этом нецивилизованным. "Хезболла"-то может обстреливать Израиль, и никогда не перестанет, потому что если перестанет, исчезнет смысл ее существования. А как только Израиль обстреливает "Хезболлу", он сразу нарушает права человека.

Еще один, четвертый пример. Свободный мир довольно четко научился идентифицировать ряд режимов и ряд организаций, которые находятся за чертой добра и зла. Вот ценой многих миллионов жертв поставили диагноз: "Гитлер – это плохо" или "Бен Ладен – это плохо". Есть ряд государств, которые признаны террористическими. Американцы утверждают, что Северная Корея торгует наркотиками и никогда не будут иметь с ней дело. Или что Сирия периодически взрывает премьеров в Ливане и дает убежище террористам. И аргументы этих государств, когда они говорят о том, что они правы, там, Северная Корея в чем-то права, они просто не будут рассматриваться на серьезном уровне ввиду их бесконечной склонности к вранью. Но мы видим невероятную толерантность к ряду режимов, которые по всем параметрам не заслуживают никакого снисхождения в силу той же бесконечной склонности к вранью и в силу того, что эти режимы существуют только за счет уничтожения и за счет насилия над собственным народом: такие, например, как "Хезболла", такие, например, как ХАМАС. И оказывается, что очень часто Западный мир в тот же самый Ливан, в ту же самую Палестину поставляет гуманитарную помощь и деньги тем же самым людям, которые существуют в рамках режима, который утверждает себя исключительно за счет насилия. И в рамках существующей гуманитарной глобальной модели мира непонятно, как преодолевать эти кризисы.

Попробуем звонок взять перед новостями. Алло, говорите, вы в эфире. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, Юлия. Меня зовут Сергей, из Москвы.

Ю. ЛАТЫНИНА: У нас опять такая же проблема, как в прошлый раз. Задавал человек вопрос и было его абсолютно неслышно. Причем, мне было неслышно, а слушателям было слышно. У нас опять та же самая проблема?

СЛУШАТЕЛЬ: Я вас прекрасно слышу.

Ю. ЛАТЫНИНА: Давайте попробуем еще раз. Алло?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, меня зовут…

Ю. ЛАТЫНИНА: У нас что-то непонятное со звонками. Будем работать с пейджером. Возвращаясь буквально на 50 секунд к проблеме глобального мира и проблеме глобального кризиса, еще раз, я сейчас говорила не о кризисе экономики. Я сейчас говорила о той странной истории, при которой те самые культурологические модели поведения, которые делают открытый мир таким открытым и таким процветающим, делают его уязвимым для вирусов, у него оказывается слабым иммунитет. Это очень походит на то, что было в мире до изобретения огнестрельного оружия, потому что в свое время, когда существовал еще античный мир, то выяснялось, что богатые страны являются прежде всего центром… У нас перерыв на новости, извините.

НОВОСТИ

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. В эфире опять Юлия Латынина, программа "Код доступа". Надеюсь, что за это время у нас что-нибудь исправилось с ситуацией со звонками. А я стала говорить о том, что ситуация в современном мире мне очень напоминает в какой-то степени ситуацию в мире античном, потому что тогда богатые государства легко становились добычей варваров, причем это была принципиальная проблема, потому что военная техника и у варвара, и у богатого государства находилась на приблизительно одном и том же уровне, а храбрее были варвары, естественно. И как сказал в свое время замечательно племянник Алариха, разграбившего Рим, он сказал: "Мы считаем несправедливым, что такие богатые беззащитные люди спят на замечательных простынях, а мы, люди гордые и воинственные, не знаем, куда голову приклонить". Собственно, такая концепция того, что богатство государства является причиной его уязвимости, она многократно была заявлена как глобальная геополитическая концепция в Древнем мире. Вспомните историю Платона об Атлантиде, которая погибла, потому что она была богата. В переводе на язык современной экономики – потому что у нее был большой ВВП.

Но это было действительно так, хотя для современного мира это кажется глупостью. И кончилась эта история с изобретением огнестрельного оружия, потому что тогда вдруг оказалось, что те самые народы, которые не имели чего терять, кроме своих степей или гор, а могли приобрести весь мир, оказались в невыгодном положении по сравнению с европейцами. Я вспоминаю один замечательный момент в исландских сагах, когда было описано, как тогда еще исландцы, викинги, приплыли в Северную Америку и как им пришлось убраться, потому что местные жители были очень воинственны. Спустя пять веков туда приплыл Колумб и, как известно, с местными жителями, при наличии огнестрельного оружия, случилась масса плохих вещей. А ведь напомню, что викинги были те самые ребята, которые сами были очень воинственны и завоевали и разорили значительную часть Европы. И вот сейчас, когда речь идет о терроризме, мир снова находится в состоянии такого нового варварства. Снова переменилась эпоха и снова началась античность, когда богатый мир уязвим, потому что он богат.

Я должна рассказать еще одну неприятную историю. Я редко пользуюсь правом рассказывать о себе, но тут я вынуждена ее рассказать, потому что я, собственно, вынуждена обратиться к помощи слушателей. История эта случилась со мной в четыре утра в среду, в эту среду. Она будет висеть на сайте, и фотографии будут висеть на сайте. Я прошу помощи слушателей. Я возвращалась к себе домой. Надо сказать, что я живу в довольно глухом углу, на даче, то есть там днем не встретишь машин, не то что ночью. И я вижу, что за мной едет машина, причем так, крадучись, в месте, где она никак не может быть в четыре утра. Я остановилась около шлагбаума, открытого по случаю ночей, вышла из машины. Откровенно говоря, я хотела просто поглумиться над этими ребятами. Я прочла номер, который у них был впереди, я его запомнила. Вдруг ползет, открывается окно, и человек, который находится внутри машины, начинает мне чего-то объяснять с довольно отчетливым, как мне показалось, южноосетинским акцентом. Я вообще неплохо знаю Кавказ, и, конечно, это не был ни аварский, ни адыгский, ни чеченский акцент. Тут я вспомнила, поняла, что дело немножко серьезнее, побежала в машину свою за фотоаппаратом, сняла этого человека. Правда, к этому времени он успел поднять стекло, но все равно вышло. Фотография будет висеть на сайте, я вас прошу мне помочь его опознать. Машина тем временем развернулась. Я сняла ее задние номера, но оказалось, что она сзади была без номеров. Это было очень смешно, потому что потом я, рассмотрев фотографии, обнаружила, что у нее на стекле висел федеральный пропуск снаружи, то есть либо для заезда в какие-то федеральные учреждения, это была старая "БМВ", либо, скорее всего, просто эти ребята повесили федеральный пропуск на стекло, чтобы их не останавливали менты на трассе, потому что у них сзади не было номеров. Но, скорее всего, номера вообще сменные, тут я не строю себе иллюзий. В общем, это очень неприятная история, потому что понятно, что эти люди не могли ожидать, что я остановлюсь в четыре утра и тем более буду их снимать. Они, видимо, думали, что они смогут довести меня до дома и установить место проживания объекта – с какой целью, я не знаю, достаточно непонятной. Я прекрасно понимаю, что, к сожалению, режим президента Кокойты, в общем, не милосердно относится к своим противникам, и известны многочисленные случаи как избиений, так и уничтожения политических противников президента Кокойты. Причем это происходило в том числе и на территории самой России. Я могу привести пример Алана Чочиева, одного из оппозиционеров президента Кокойты, который мне долго рассказывал, как 1 августа во Владикавказе его у дома ждали киллеры, которые, по его мнению, были службой безопасности президента Кокойты. В общем, такая вещь на территории Москвы мне представляется как-то странной. Мне кажется, наши органы тоже должны на это прореагировать. Если, кстати говоря, эти ребята действительно заблудились и непонятно чего искали – Рублевку, как они сказали – возле моей дачи, то они могут позвонить по телефону "Эха Москвы", они могут позвонить по телефону "Новой газеты", объясниться, извиниться, рассказать, чего они делали со снятыми номерами и с федеральным пропуском возле моего дома, и мы, конечно, снимем все вопросы. А так, я думаю, мы их найдем.

Я просто хочу объяснить, почему это так получилось. Я как бы не очень трусливый человек и я понимаю, Путина бояться – в сортир не ходить. Я понимаю, чего я делаю, я понимаю, чего я говорю, я достаточно равнодушно отношусь к разным комичным случаям слежки. Я могу рассказать совершенно потрясающий случай. Несколько недель назад, когда я сижу в ресторане "Иль Мулино", это очень дорогой ресторан на Рублевке, и за мной сидит человек, который, как всегда, не пьет, не ест и вообще не похож на посетителя дорогого ресторана. Я тоже его сняла, не удержалась.

Он через некоторое время ушел. Минут через сорок ушла я со своим приятелем, села в машину, и только я поехала, перекрыли движение – ехал Путин. Почему я это рассказываю – потому что через некоторое время я тронулась, смотрю – у меня шина проколота. То есть предполагалось, видимо, что я остановлюсь где-то не около освещенного места, но тут я останавливаюсь буквально в двух метрах от ресторана и, что вы думаете, появляется этот самый человек, говорит "я – директор автосервиса, можно, я помогу вам сделать машину?". Я говорю: "Конечно". Наблюдаю за тем, как он это делает. Он, будучи директором автосервиса, не может найти ключи, говорит: "Не знаю". Тут останавливается возле меня мой приятель, видит в чем дело, говорит: "Я сейчас вызову водителя". Как только директор автосервиса слышит слово "водитель", так у него сразу и ключи нашлись, и запаску он отремонтировал, и быстро, не знакомясь, уехал. Я должна сказать, что этот случай, я не знаю, по какой графе его проводить, по графе "начальство велело завязать знакомство" или как, но он не вызвал у меня никаких эмоций, никаких опасений. Множество такого рода случаев. Потому что совершенно понятно, что слежка, которая ведется настолько демонстративно, она не представляет собой особой угрозы, даже непонятно, чего это обсуждать.

А вот такого рода истории, как та, которая произошла в среду, они, конечно, учитывая и дело Андрея Андреевича Козлова, учитывая дело Анны Политковской, я приблизительно понимаю, как это происходит, и я не вижу особой, большой причины этих людей находиться в четыре часа утра с федеральным пропуском на стекле, чтобы их не останавливали, на старой, раздолбанной "БМВ" без задних номеров возле моего дома. И еще раз я это говорю потому, что фотографии машины и людей этих будут вывешены на сайте и мы надеемся, что вы поможете нам их отыскать.

Попробуем все-таки взять звонок, если у нас это получится. Алло, говорите, вы в эфире. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Алло.

Ю. ЛАТЫНИНА: Да, замечательно как. Да, говорите, вы в эфире.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Юля. Я давно слежу за вашими публикациями…

Ю. ЛАТЫНИНА: Так, человек сказал "алло" и пропал. Ну, что ты будешь делать?

СЛУШАТЕЛЬ: Алло, алло.

Ю. ЛАТЫНИНА: Боже ж ты мой. Простите, куда у нас делся пейджер? Вот по поводу города Искитима, о котором я также говорила. Вот один человек мне пишет: "У нас на улице торговцы наркотиками, милиция сама ездит к ним за данью". Ну, это обычная ситуация. Как мы помним, в Екатеринбурге фонд "Город без наркотиков" разрешил эту ситуацию примерно теми же средствами, что и господин Григорьев. "Насчет цыган и наркотиков, - пишет мне другой абонент. – У нас в Калининграде в точно такой же ситуации губернатор Боос сумел выкорчевать цыганский табор из-под города, использовал легальные юридические средства. Виктор". Виктор, но то – губернатор, а то – человек, спортсмен, который держал город Бердск. Я знаю, что такая же ситуация случилась в Самаре. Там тоже жгли цыганские поселки и, правда, там, насколько я понимаю, никого не посадили, но я еще раз обращаю ваше внимание, что дело не в цыганах. Случай с Григорьевым показывает, что работает некая крупная компания, в которой цыгане являются сменным персоналом, потому что одни цыгане уехали, написали заявление и их больше нету в городе, они боятся мести, еще чего-то, а на их место приехали другие. Значит, это сменные работники тех людей, которые торговали наркотиками и сажали Григорьева.

У меня есть еще вопросы, на которые я не буду отвечать. Это вопросы по осточертевшему всем, в том числе и мне, делу Френкеля. Куча вопросов. Единственное, что я хочу сказать, что я веду свое расследование, что это меня интересует со всех точек зрения. Вот, видите, как мне это полезно – я понимаю теперь, как организуется слежка за объектом. Возможно, я могу предотвратить последствия этой слежки. Уже дело Козлова для меня оправдалось. Единственное, что я хочу сказать, что все выводы, которые я делаю, это мои выводы, что я не знаю, почему следствие не прочло детализации как их прочла я. Я не знаю, почему следствие нашло из четырех пуль одну. И что я понимаю, что отсутствие открытого процесса кончилось абсолютной катастрофой. Я могу вам привести один-единственный пример. На прошлой неделе в деле Козлова я говорю о письме депутата от ЛДПР Островского, по которому якобы в Государственной Думе накануне переизбрания Андрея Андреевича на должность, были распространены заметки Френкеля о том, что Козлов агент Госдепа. Звонит мне разъяренный Островский, говорит: "Я не писал такого письма". Я посылаю ему это письмо, потому что у него есть входящий и исходящий номер, шапка и подпись Островского. Я должна сказать, что Островский абсолютно меня убедил, что это письмо – подделка. Он сказал: "Я буду обращаться в Генеральную прокуратуру", потому что ему очень интересно, как эта подделка вышла, кто, соответственно, эту подделку сделал, продал, и каким образом тогда были распространены в Госдуме заявления. Еще раз повторяю, я просто после разговора с Островским, даже не взирая на его обращение или необращение в Генеральную прокуратуру, убеждена, что это письмо – подделка. Тем более что это не первый случай. Очень много таких подделок найдено в бумагах Френкеля. Ему продавали все, кому не лень. То письмо Мещерякова, то письмо Голубева, то письмо Колесникова. Но такие вещи должны выясняться не на "Эхе Москвы". Такие вещи должны выясняться в суде, это должно было быть зачитано в суде, должно было быть обращение к депутату Островскому, а депутат Островский должен был написать в прокуратуру о том, почему это произошло.

Алло, говорите, вы в эфире. Здравствуйте.

Опять у нас с эфиром полная непонятка. Возвращаюсь еще к одной истории… Что? Произошло что-то?

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Алло…

Ю. ЛАТЫНИНА: Возвращаюсь еще к одной истории, которая меня сильно занимает. Я, правда, эту историю опишу в "Новой газете". Занимает она меня с того момента, когда я прочла в только что вышедшей книжке Мариэтты Чудаковой замечательный очерк, который назывался "Язык исчезнувшей эпохи, язык погибшей цивилизации". Это было о советском языке, который рухнул в августе 1991 года и, как замечательно пишет Мариэтта Омаровна, он рухнул потому, что он был связан с исполнением властных функций. И вот после того, как она это написала, я вдруг поняла, что новояз, советский новояз, в последнее время у нас возродился, потому что любая идеология, любой пиар – это же что такое? – это мир, который живет по законам грамматики, а не по законам реальности. И как только вы навязываете законы грамматики миру, вы должны вести себя соответственно. Потому что одно дело, если вы "ведете переговоры с Западом", а другое дело, если вы не желаете "вставать перед Западом на колени". Одно дело, если вы разговариваете "с Грузией", а другое дело, если вы разговариваете "с марионеточным режимом Саакашвили". И у нас появилась масса таких новых слов.

Одно из этих слов, например, "суверенная демократия". Это поразительное слово, потому что демократия, она, знаете, как сказано в известном романе "Мастер и Маргарита", демократия – осетрина, она же демократия, бывает только одной свежести, первой. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая. И если демократия суверенная, то это означает, что она не демократия. Причем я обращаю ваше внимание, что абсолютное большинство существующих стран-изгоев, они сейчас не называют себя диктатурами, они сейчас не называют себя монархиями. Они очень любят называть себя демократиями, но при этом присовокуплять какое-то определение к этому слову и говорить, что на Западе демократия плохая, растленная, как это объясняет ливийский лидер Муамар Каддафи, на Западе неправильная демократия, а у нас Ливийская Джамахирия – самая настоящая демократия, лучше, чем у них на Западе.

Или вот есть замечательное слово "однополярный мир". Я пытаюсь понять, что такое однополярный мир, и вдруг понимаю, что это калька со слова "мир капиталистический". И раньше, в советское время, нас учили, что капиталистический мир в силу того, что он не передовой, должен погибнуть перед социалистическим миром. Погиб, как известно, социалистический мир, осталась одна Америка в качестве сверхдержавы, то есть мир стал однополярным. И теперь нам говорят слово "однополярный мир" и подразумевается, что раз мир однополярный, значит, он не выстоит и как-то почему-то должен стать многополярным. А, собственно, с какого перепугу? Собственно, с какого перепугу страны типа Северная Корея, Венесуэла, та же Ливия смогут составить конкуренцию открытому обществу, которое и носит теперь в рамках нашего новояза название "однополярный мир"?

Еще одна замечательная история, которая мне нравится, одна замечательная фраза. Это фраза "мы встали с колен". Причем я должна сказать, что я ее услышала при очень забавных обстоятельствах последний раз. Я стояла в пробке, была перекрыта дорога, стоял гаишник, а я стояла первой, и я вылезла и стала цепляться к нему языком и говорить "ну что ж вы, ребята, делаете, у вас же уже совсем невозможно проехать, потому что раньше был один президент Путин, и он ездил, а теперь ездит один президент, второй президент, и вообще на час перекрывают не то что движение, а еще и МКАД перекрывают". И вот этот гаишник – на гаишник, наверное, фэсэошник – долго-долго думал, потом говорит: "Зато мы встали с колен". Ну вот я думаю, что люди, которые стояли там в этой пробке не думали в этот момент, что они встали с колен. Они думали, что они стоят. Правда, в пробке, а не на коленях. Я также думаю, что если бы сказать, что у нас уменьшилась коррупция или уменьшилось взяточничество, то никто бы не поверил. Или если сказать, что нас стала уважать Белоруссия – ввиду того, что произошло на этой неделе, то тоже никто бы не поверил. Или если сказать, что нас стали бояться чехи, или Польша, или даже Украина, то тоже никто бы не поверил, потому что они нас, да, пожалуй, боятся, но боятся не до такой степени, чтобы вести с нами переговоры, а боятся до такой степени, чтобы бежать в НАТО и говорить "примите нас в НАТО". А говоришь "мы встали с колен", и вроде как такая метафора, которая абсолютно в реальности не наполнена смыслом, но зато звучит красиво. Можно возражать каждый раз, когда вам говорят, что ситуация в России ухудшается, потому что ведь "мы встали с колен", как это перевести – это перевести так, что Россия единственная страна, которая защищает интересы своих граждан за пределами исключительно собственной территории.

Что у нас со звонками? Ничего у нас со звонками? Тогда я прошу прощения, потому что мне придется некоторое время почитать пейджер и подумать. Одну секунду.

Вот мне говорят, что у меня что-то с наушниками – в эфире слышно звонящих, а мы их не слышим. Ну, ровно так оно и есть. Еще раз попробуем. Алло?

СЛУШАТЕЛЬ: Алло, здравствуйте, Юля.

Ю. ЛАТЫНИНА: Замечательно. Говорите быстренько, вы в эфире, пока у нас опять не испортилась аппаратура.

СЛУШАТЕЛЬ: Один вопрос. Как вы прокомментируете назначение… Алло?

Ю. ЛАТЫНИНА: Это потрясающе. Пришлите свой вопрос на пейджер, я постараюсь на него ответить. "Юлия, при всей желчи, выбрасываемой вами на Южную Осетию, в Осетии вас все ж таки любят. Сармат". Сармат, спасибо большое. Я понимаю, что Эдуард Кокойты – это еще не вся Южная Осетия.

"Юлия, не дразните гусей, помните о судьбе Политковской". Помню, поэтому не боюсь показаться смешной. Я долго думала, рассказывая все это, что зачем мне расстраивать моих родителей, а потом я подумала, что все-таки мои родители, наверное, больше расстроятся на моих похоронах, чем они расстроятся сейчас, слушая этот эфир.

"Вы обратились в милицию?", - спрашивает Лидия. Лидия, обращусь, не беспокойтесь, мы найдем этих людей, с такими уликами.

"Юлия, прокомментируйте, пожалуйста, общение Путина с народом. Столько интересного на "Эхе" услышала. Хочется услышать и ваше мнение". Ну, вы знаете, конечно, общение Путина с народом, прежде всего я обратила внимание на то, что это было общение человека, который правит Россией. Это же было не общение президента Медведева с народом, это был общение именно премьера Путина, то есть это явно показывало статус, кто главнее. Насколько я понимаю, президент Медведев не так часто в этом обращении и в этом общении упоминался. Я уже говорила о том, что есть несколько способов обратной связи между правителями народов, нормальный. Способ называется "выборы". Он, например, существует в Америке. В других обществах приняты связи между правителем и народом посредством церемоний. Например, в древнем Китае император общался с народом посредством церемоний. Вот, он проводил золотым плугом борозду, и начиналась весна, птицы начинали петь в полях, откладывать яйца, колоситься рожь. Существует еще аналогичное древнекитайскому способу общение с народом посредством телемостов, когда правителю задаются те вопросы, которые он хочет услышать, при этом обратная связь, к сожалению, исчезает. Но так как до сих пор у нас было очень богатое государство, и отсутствие обратной связи и стоимость плохих решений для власти равнялась нулю, то ничего страшного при этом не происходило, то есть можно было бесконечно принимать плохие решения – в Ингушетии мог сидеть Зязиков, республика могла распадаться – но было ясно, что все равно ничего плохого не произойдет, потому что Ингушетия слишком маленькая, критической массы нет, чтобы взорваться, а любой пожар, идущий понизу, можно потушить деньгами, любой пожар можно залить деньгами. Сейчас у нас, конечно, такая ситуация, что если пожар на Кавказе будет разгораться и пожара будет больше, а денег – меньше, то в какой-то момент мы пожар деньгами уже не зальем. Точно так же сейчас у нас такая ситуация, что если китайское присутствие на Дальнем Востоке будет увеличиваться, а возможности противостоять ему не будет, то, возможно, и этот пожар не зальется, то есть сейчас стоимость плохих решений для власти возрастает, но, к сожалению, из всего того, что власти нам говорят за время кризиса, я не услышала, какие будут решения. Единственное, что я могу сказать, к чему я не в претензии, что когда власти говорят, что у нас кризиса нет, – ничего страшного, это нормально, власть должна успокаивать народ. Вот "все остальное плохо, но кризиса нет" – это власть обязана говорить. До встречи через неделю.