Юозас Будрайтис - Дифирамб - 2005-06-11
А. ВЕНЕДИКТОВ – 13.16. У нас в программе "Дифирамб", так называется у нас программа, это единственная программа, где мы хвалим наших гостей. Господин Будрайтис у нас здесь.
Ю. БУДРАЙТИС - Спасибо.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Это действительно единственная программа, где положено любить гостей.
Ю. БУДРАЙТИС - Так редко бывает, чтобы хвалили.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Одна программа в неделю. Юозас Будрайтис, атташе по культуре посольства Литвы в России. Но, конечно, для нас важно, что актер, артист я бы даже сказал. Вот у меня к вам сразу первый вопрос. Буквально позавчера Центр Левады провел опрос среди населения России, какие страны являются наибольшими союзниками, пять стран надо было назвать, и какие страны являются наибольшими противниками, неприятелями, врагами и так далее. Я вижу по вашей улыбке, что вы уже все поняли.
Ю. БУДРАЙТИС - Я так и предполагал, что вопрос будет обязательно.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Собственно с этого и начинаю. Потому что хочу взгляд от вас. В противниках три прибалтийские страны, Латвия на первом месте, затем, по-моему, Литва, Грузия и Эстония. И США. Когда вы это узнали, вы это прочитали, увидели, что Литва с точки зрения россиян входит в состав пятерки наибольших неприятелей России, что вы подумали? Первое, что вы подумали?
Ю. БУДРАЙТИС – Первое, что я подумал: господи, как увеличилось число. Когда премьер Бразаускас был здесь в Москве не так давно, тогда такой же разговор был и был 41%. Сейчас 46%.
А. ВЕНЕДИКТОВ – 44%.
Ю. БУДРАЙТИС - Вот это я сразу подумал, как увеличилось на несколько процентов. Вместо того чтобы снизиться. Когда Бразаускас сказал, что такой процент, ему очень было удивительно это слышать, я тогда сказал: значит, мы плохо работаем, мы плохо знакомим россиян с Литвой, с ее дружелюбностью. По отношению и к россиянам тоже. И это высказывание все-таки, видимо, в себе не имело какого-то определенного плюса, для того чтобы уменьшился процент.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вы знаете для очень многих, во всяком случае, моих сверстников, история с пактом Молотова-Риббентропа началась с фильма "Никто не хотел умирать". Потому что это абсолютно было, это был 1965 год, мне было 10 лет. Я смотрел в 10 лет, в 12 лет, в 14 лет и абсолютно не мог понять реально, чего это.
Ю. БУДРАЙТИС - Где, что, кто.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Где наши, где не наши. Где фашисты, а где наши советские. Почему это так. Вот с этого собственно началось.
Ю. БУДРАЙТИС - Это время было достаточно сложное. Все-таки были два брата друг против друга. Если брать брата…
А. ВЕНЕДИКТОВ – А вопрос: почему? Тогда для советского мальчишки и для советских граждан… Вот, кстати, когда вы пришли на этот фильм, соответственно вам было 25…
Ю. БУДРАЙТИС - Да, я был студентом.
А. ВЕНЕДИКТОВ – А вы понимали что-то, вы эту историю знали?
Ю. БУДРАЙТИС - Я знал, что были "лесные братья", которые, так сказать, пугали людей, так нам объясняли, какие-то рассказы были, что у кого-то они появлялись дома, что-то забрали, что-то попросили. Потом приходили из НКВД, тоже что-то забирали, угрожали и так далее. Это мы знали. Но по разговорам наших отцов мы понимали, что очень многие люди уходили в леса, те молодые, которые были умные интеллигентные образованные и которые не хотели служить в какой-то чужой армии.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Что в вашем поколении, вы же учились в Вильнюсском, да еще на юридическом. В эти 60-е годы, когда снимался фильм, что ваше поколение, друзья, студенты, подруги говорили об этом времени? О послевоенном. Они понимали, они знали, как они относились к советскому, к Москве, даже не знаю.
Ю. БУДРАЙТИС - Знаете, в Литве, во-первых, была очень, видимо, молодежь, воспитанная на том, что молчи, язык держи за зубами. Поэтому на эту тему очень мало кто распространялся. Это шушукались где-нибудь там по кухням или еще где-то, но открыто никто не говорил.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Даже молодежь?
Ю. БУДРАЙТИС - Даже молодежь. И молодежь особенно. Но, во-первых, эта тема была запрещена тогда, что такое "лесные братья", борьба брата против брата и так далее. И, конечно, удивительно, что "Никто не хотел умирать" тронул эту тему. Странно, что выпустили эту картину. Вот когда теперь говорят, что там историческая правда искажена, наши историки. Но подождите, ребята, посмотрите на художественное качество того фильма. Вот это произведение искусства. А если эта тема искажена, то вообще это счастье, что хоть как-то она сказана.
А. ВЕНЕДИКТОВ – В "Трех мушкетерах" тоже история искажена.
Ю. БУДРАЙТИС - Конечно. Поэтому люди помалкивали. Мы знали, что к чему. Родители наши жили в то время еще довоенной Литве, они прекрасно знали, как это происходило. И многим рассказали…
А. ВЕНЕДИКТОВ – В семье.
Ю. БУДРАЙТИС - Да, а многим не говорили, потому что боялись говорить, не дай бог где-нибудь ребенок языком пролялякает. И тогда…
А. ВЕНЕДИКТОВ – А когда вы пришли на этот фильм, эта же тема обсуждалась между вами, между актерами, Жалакявичюсом, как тема, не как фильм, а как тема. И не боялись?
Ю. БУДРАЙТИС – Понимаете, тогда даже были некоторые живые "лесные братья". Они каким-то образом уже вернулись или перешли или отказались от борьбы, или как случилось, или отсидели уже, наверное, что они были свидетелями живыми вот этой борьбы. Но мы говорили о том, что было, и с одной стороны иногда были не очень приятные действия, и с другой стороны… по-разному было. И потом, так скажем, Бабкаускас так и говорит: так мне пахать или не пахать. Или то-то и то-то. Не понимаю, что мне делать. Мне же надо пахать, я крестьянин. И действительно в Литве очень расслоенное общество было, одни тихое диссидентство, а другие активные партийные деятели.
А. ВЕНЕДИКТОВ – И как сейчас это пережили?
Ю. БУДРАЙТИС - Как пережили. Во всяком случае, как-то все всплывает, скажем, отношения проявляются более обостренно. И опять стихают. Вновь вылезают. Скажем, проблема резервистов КГБ, допустим. Вот эта тема всплыла. Что это такое. Он агент КГБ или он резервист. Он не касался каких-то вопросов выдачи кого-то или наговора на кого-то. Не знаю, что они там делали, эти агенты. Следили, наверное, докладывали и так далее. Резервист как будто он был такой человек, который просто как-то держался на всякий случай. Вот эта тема обсуждается. Кем его надо считать, резервиста. Хотя наши парламентарии и комиссия, которая расследовала это дело, они решили, что он не был агентом, потому он может занимать разные должности в государстве без опаски.
А. ВЕНЕДИКТОВ – К вам претензии не предъявляли тогда в новой Литве? Что вы снимались в таких фильмах "Это сладкое слово - свобода", что-то такое.
Ю. БУДРАЙТИС - Нет, этого нет. Но когда я решил отпраздновать 30-летие фильма "Никто не хотел умирать", я подумал, что может быть голышом нельзя так оставить праздник, что только 30 лет "Никто не хотел умирать", надо что-то еще придумать вокруг этого. И мне пришла мысль создать форум состояния невесомости. То есть это потепление, так называемое, 60-х годов. И в это время пригласить всех друзей Жалакявичюса, которые в то время творили. В том числе Анджей Вайда, Марта Месарош, Иштван Сабо и так далее. И поэтому мы пригласили всех этих людей, и в том числе из России тоже. Я сейчас не помню как фамилия режиссера, который "Комиссара" снял.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Сейчас. Аскольдов.
Ю. БУДРАЙТИС - И он также был. И из России достаточно много людей было. И мы праздновали это мероприятие, так сказать, этот форум, были круглые столы, обсуждали этот период в творчестве не только кинорежиссеров, но и литераторов и так далее. Были показы фильмов этого времени старые. И общение между этими творцами и потом заканчивалось все в этой знаменитом кафе "Неринга", который в стиле модерн был когда-то. Не заканчивался вечер до того момента, пока хоть один оставался там сидеть. И тогда как раз, готовясь к этому празднику, я получал очень много всяких упреков, что как это так, эта картина искажает историю, а вы собирались тут теперь праздновать это. Мне приходилось отвечать, что это произведение искусства, а историки пусть разбираются. Мы делаем высокое произведение искусства. И я за это нисколько не стыжусь и нисколько не боюсь сказать, что да, это высокое произведение искусства.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Это высокое произведение искусства и, к сожалению, давно оно не шло по российскому телевидению. Было бы очень полезно. Тогда шло, а теперь нет. Что-то странное. Что-то не то, что-то не сложилось. И вы потом сразу перепрыгнули в "Щит и меч". Сразу.
Ю. БУДРАЙТИС - Да. Не совсем. Был промежуток в Эстонии, где я заскочил перед прыжком в "Щит и меч", в Эстонии "Девушка в черном" был такой фильм.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Я не знаю. Ну, хорошо, вы передохнули на "Девушке в черном" и соскочили на "Щит и меч" популярное очень тоже было кино. И как раз тогда стали говорить, что всех прибалтов приглашают только фашистов играть. На благородных и на фашистов.
Ю. БУДРАЙТИС - Да-да. Владимир Басов меня захватил сразу в гостинице "Рига", когда я завтракал, снимаясь в этом эстонском фильме. Он меня там сразу схватил, и я дал согласие. Но в тот же момент мне предложил работать, сейчас затрудняюсь его фамилию назвать, венгерский режиссер, супруг Марты Месарош. "Звезды на шапках" был такой фильм. Знаменитый режиссер.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Мы вспомним или пришлют наши слушатели.
Ю. БУДРАЙТИС - В то же время он мне предложил, но я был еще неопытный и я не знал, как можно разминуться. Мне Басов сказал: нет и все, будешь только у меня.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Басов так мог сказать.
Ю. БУДРАЙТИС - Да. Он так сказал. И поэтому мне закрылась эта дорога к этому знаменитому режиссеру венгерскому.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Но открылась дорога к гауптштурмфюреру Дитриху.
Ю. БУДРАЙТИС - Да. Это, кстати, немножко попивающий капитан, редко бывает, чтобы немец пил, но в общем-то эта идея пришла уже в нашем общении с актером, который играл в "Белорусском вокзале", как же его фамилия… Западает… вот как бы…
А. ВЕНЕДИКТОВ – Лицо видно…
Ю. БУДРАЙТИС - Мы с ним общались, и он был любитель немножко алкогольного, и поэтому это перешло в этот образ Дитриха.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Но вас сейчас в Москве на улице когда узнают, вас узнают по чему?
Ю. БУДРАЙТИС - Мне удивительно, что узнают еще до сих пор. Потому что все-таки я поблек, я был более…
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вы просто с бородой.
Ю. БУДРАЙТИС - Она белая стала, поэтому немножко лицо стало как яйцо, извините меня. Потому что нет окантовочки. Но меня удивляет вот что. Когда я иду на работу, на службу, тут минут 7 ходьбы мне, за эти 7 минут каждое утро со мной здоровается 5 человек. Доброе утро, с улыбкой, здороваются абсолютно незнакомые люди.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Говорят: доброе утро, Донатас Банионис.
Ю. БУДРАЙТИС - Нет. Так не сказали. Все-таки у нас была конкуренция с Адомайтисом. Адомайтис, раздевайтесь, Будрайтис, одевайтесь. Путали немножко.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Но вас узнают, конечно, люди более старшего поколения по "Щиту и мечу" и "Никто не хотел умирать". Но вас помнят и по "Подранкам", например.
Ю. БУДРАЙТИС - Бывает, молодежь ошибается.
А. ВЕНЕДИКТОВ – "ДМБ". Тут нам говорят: давайте лучше о прекрасном. Мы будем говорить о прекрасном сразу после выпуска новостей. Мне напоминают, что это "Дифирамб", а не о политике. Сейчас будем петь дифирамб.
НОВОСТИ
А. ВЕНЕДИКТОВ – Мы продолжаем разговор. Нам напоминает Елизавета Михайловна, что, видимо, фамилия этого актера Сафонов. Нам помогают с вами. Далее. Игорь пишет: "Восхищены вашей работой в фильме "Подранки". Счастья вам".
Ю. БУДРАЙТИС - Спасибо.
А. ВЕНЕДИКТОВ – И это помнят. Надежда: "Я вас люблю во всех ваших фильмах, особенно когда вы снимались с Нееловой. Я потрясена вашей игрой". А что там с Нееловой? Что там было у вас с Нееловой?
Ю. БУДРАЙТИС - В обоих фильмах была любовь.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Видите как. Еще один вопрос. Мне кажется, он очень важный. Многие актеры театральные, киношные, они говорят, может быть, это фраза, развейте, что каждая роль настоящая серьезная оставляет в вас кусочек этого человека, которого вы играете. Поскольку вы часто играли негодяев, хотелось бы понять, как там все накопилось.
Ю. БУДРАЙТИС - Я бы наоборот сказал, что каждая роль вынимает из меня все негативное. Потому что если я создаю какой-то образ, я всегда стремлюсь видеть что-то идеальное. А выходишь из своего опыта. Что в себе есть такое неприятное, над чем я могу пошутить, посмеяться, как я могу в себе это изжить или выбросить. Поэтому каждая роль она есть проба определенная. Скажем, задают вопрос: вот будет гореть самолет, что ты будешь делать в тот момент. Я не знаю, что я буду делать. Если я буду играть какую-то роль, я буду пытаться отгадать, что я буду делать. И я хотел бы делать только хорошо. Но жизнь такова, что невозможно предугадать, в какой момент сработают мои гены, мои рефлексы и как я там поступлю.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Хорошо, если вы играете уже негодяя, в котором сценарист и режиссер прописали, что они поступают плохо.
Ю. БУДРАЙТИС - Да. Но я всегда там ищу положительное.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Все равно.
Ю. БУДРАЙТИС - Все равно. Вот скажем, я играл адъютанта Гитлера Данвица. Это отъявленный фашист, который ничего кроме исполнения приказов фюрера… Я думал, что, наверное, этот человек тоже может подумать иногда о том, куда он идет, что он делает. Как он должен чувствовать себя при встрече с таким человеком, фюрером, предположим, как он должен общаться с другими людьми, которые его окружают. И пытаюсь внести какую-то маленькую частицу или юмора в это или сомнения.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Сомнение. Тем не менее, смотрите, все-таки вы говорите, что вы отдаете, это такая красивая схема получилась, я говорю, что в вас оставляют эти люди, эти образы, вы говорите, что вы отдаете. Но все равно можно ли сказать о том, что это только профессия, вы вошли в роль Данвица, адъютанта Гитлера Будрайтисом таким, каким вы есть и вышли таким же, каким есть.
Ю. БУДРАЙТИС - Нет, конечно, каждый образ он обогащает самого человека. Во-первых, чем-то интересуешься в связи с этой ролью. Какими-то явлениями, персонажами, характерами. Даже теми, которые видишь в аэропорту случайно. Часто бывает, что сидишь на лавочке, и глядишь, как все происходит вокруг. И видишь, какой-то тип абсолютно такой не симпатичный идет, идет, и думаешь, ну нежели он сядет рядом. Сел рядом. Хотя места кругом много свободного. И начинаешь нюхать, во-первых, запах этого человека, потом какие-то мысли
А. ВЕНЕДИКТОВ – В прямом смысле этого слова? Или в интеллектуальном.
Ю. БУДРАЙТИС - Да, в таком интеллектуальном.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Ауру понять.
Ю. БУДРАЙТИС – Да, конечно. И потом движение, руки как держит, ногти, все остальное, вот это все исследуешь как под микроскопом. И каждое мгновение какое-то у вас с этим человеком порождает какие-то ассоциации странные, о которых совсем не подумал бы никогда. А вот так проскочило. Я ведь когда-то играл в Каунасском театре Ленина. В пьесе Шатрова "Синий конь на красной траве". Там, в общем, Ленина и не было, ни какого-нибудь изображения лица или грима. Просто я садился в кресло и изображал те мысли, которые он говорил и чем он жил, этот человек. И пытались мы угадать, куда бы он пришел. Он пришел к концу, мы знаем к какому. Вот этот конец я уже начинал с самого начала играть. Но когда у меня эта роль появилась, я не мог определить, как ее играть. Не буду же играть Ленина, в конце концов. И случайно я увидел фотографию на Красной площади стоит, по-моему, на субботнике, в кепке, руки в карманах и у него маленький палец снаружи. Обычно этот бывает снаружи.
А. ВЕНЕДИКТОВ – А мизинец снаружи.
Ю. БУДРАЙТИС - Да. И мне удивительно, почему именно этот палец остался не спрятанным. И вот этот палец у меня родил весь замысел роли. Как мне держать руки и эти руки были оставлены без движения, без действия. Они лежали на подлокотниках как парализованные, и он только иногда искривленной рукой тянул себе по лбу, когда какая-то мысль приходила, и он плюхался обратно в кресло, в котором он все время сидел. Только два раза вставал, когда "каждая кухарка должна управлять государством". Тут он вставал, декларировал и падал тут же. Такой маленький кусочек человеческого тела может иногда привести к какой-то фантазии, образу, который создается, форма определенная определенного образа.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Но это, наверное, когда вы уже стали опытным актером. Когда вы были мальчишкой в "Щите и мече" 25-26 лет, вторая, третья роль. Там вы так глубоко над капитаном Дитрихом-то.
Ю. БУДРАЙТИС - Нет, конечно. Я даже там помню, спрашивал ассистента: а как надо умирать. Когда Дитрих падает в кювет и погибает.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вы спросили, как надо умирать?
Ю. БУДРАЙТИС - Да. Джаннет Атушевна была второй режиссер, я, кстати, ее недавно встретил неделю назад у Чистых прудов. У Патриарших прудов, извините. Она напомнила мне: вы спросили, помните. Я говорю: помню да. Такую вещь спросил, я не знал, как это надо сделать. А потом все равно идет или от интуиции или от рефлекса, или от чего-то такого, что заставляет сделать так, а не иначе. Допустим, "Никто не хотел умирать" мой отход от отца мертвого. Когда отец лежит на песке и мой такой полудугой отход от него. Спиной, спиной, потом убежал, руками махнув, как крыльями. Жалакявичюс сказал, что мне нужна мизансцена такая и больше он мне ничего не сказал. Хотя я был совсем далеко от актерской профессии, я был совсем человек со стороны, с улицы так сказать. Студент. И как во мне поднялась волна грусти, волна плача, внутреннего плача, рева даже, что я как-то построил свою психофизику именно через этот позыв к реву, к слезам вот этот отход. И Жалакявичюс это все время приводил в пример, как это было сделано.
А. ВЕНЕДИКТОВ – И вы были студентом юридического факультета? Нам напоминают, что фамилия актера, который играл в фильме не Сафонов, а Глазырин. Спасибо большое.
Ю. БУДРАЙТИС - Спасибо вам. Мы с ним очень подружились, кстати.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Я хочу вас спросить вот о чем. Вы сейчас снимаетесь, во всяком случае, так об этом сообщают наши коллеги, в фильме "Волкодав".
Ю. БУДРАЙТИС - Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Почему? Это по Семеновой фэнтези.
Ю. БУДРАЙТИС - Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Опять негодяя? Древнего фашиста.
Ю. БУДРАЙТИС - Нет, нет. Это человек положительный, который…
А. ВЕНЕДИКТОВ – Не может быть.
Ю. БУДРАЙТИС - Который сопровождает, так скажем, девицу в другой конец какой-то страны, чтобы отдать ее замуж кавалеру, который ждет там где-то. И я должен этот караван сопровождать, чтобы в сохранности ее доставить.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вы воин?
Ю. БУДРАЙТИС - Я воин. Но по дороге, конечно, я был убит.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вы уже умеете умирать. Объяснили, как это надо было 35-40 лет назад. Почему вы согласились?
Ю. БУДРАЙТИС - Во-первых, я получил предложение от Лебедева Николая. Молодой режиссер, фильмы которого я видел. Это был "Змеиный источник", "Звезда", которые мне очень понравились. И потом при встрече с ним, он мне показался очень интересным симпатичным молодым человеком, который отличается от молодых режиссеров. Без всяких нажимов, выкрутасов, обыкновенный простой нормальный человек, с которым можно нормально говорить. И он мне объяснил, как он хочет это делать. И мне было достаточно, чтобы согласиться на эту работу. Тем более что мы уехали в Татры Высокие, я взял отпуск от службы и вместо того, чтобы отдыхать, я работал. Но эта работа превратилась в своеобразный отдых. Потому что я махал мечом, и ездил на лошади и это мне даже приятнее, нежели гулять где-нибудь по полям, нюхая ромашки.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Что в вашей жизни было наибольшим шоком? Я имею в виду необязательно в артистической жизни. Вообще. В вашей жизни. Вы много видели, вы родились в одной стране, сейчас живете в другой стране. Что было наибольшим шоком, необязательно со знаком минус. Я имею в виду потрясение.
Ю. БУДРАЙТИС - Должен сказать, вы упомянули вот этот момент жизни в одной стране, в другой стране, действительно это был переворот внутренний и всякий другой, потому что никто не мог ожидать этого. Когда у нас в парламенте объявили, что Литва выходит из состава Советского Союза, и написали письмо его превосходительству Михаилу Сергеевичу Горбачеву, это был такой наплыв каких-то эмоций, что и радоваться, и смеяться, и рыдать и в то же время позыв такой…
А. ВЕНЕДИКТОВ – Смотрите, вы были благополучным по советским меркам актером, вас очень много снимали. Я вообще не понимаю, как вы успевали все это делать, вы работали. И собственно я не хочу сейчас уходить в политику, это личная история. У вас остались друзья, от вас некоторые друзья отвернулись, вот личный шок, не политический, не для страны, вот этот разлом. Это было разломом вашего окружения, вашей семьи?
Ю. БУДРАЙТИС - Я боюсь это назвать шоком, потому что шок это уже чересчур какое-то чувство и надо подумать очень, что же это произошло. Я не буду говорить о жизни и смерти родителей и так далее. Это уже святое. Не будем говорить. Но меня поразил все-таки момент, когда, скажем, мой друг художник хороший друг с 1969 года, я у него купил картину недорого. Он хотел мне подарить, но я сказал, что не надо, я тебе все-таки немного, но заплачу. И она лежала у него в мастерской. Потому что я в Москве, в Вильнюс редко приезжаю…
А. ВЕНЕДИКТОВ – А он в Вильнюсе жил.
Ю. БУДРАЙТИС - Да. И, наконец, пришло время через, наверное, полтора года, я говорю: знаешь, я уже хочу эту картину забрать, будучи в Вильнюсе. Он мне сказал: знаешь, я ее продал. Вот мне это было абсолютно непонятно. Как это так. Мы друзья, эта картина моя. Я понимаю, что он хозяин, но так он не может сделать. Это же друг, это моя картина, я за нее заплатил, в конце концов. Хорошо, я понимаю, что ему больше предложили. Но честь есть, дружеская честь, что она моя. Вот это меня очень сильно поразило. Я долгое время не мог общаться с ним.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Это вопрос не предательства друзей, а открытия…, а может и предательства. Потому что дело не в деньгах здесь.
Ю. БУДРАЙТИС - Это оформить словами очень сложно. Это даже не деньги главное. Главное, видимо, как время переворачивает людей. Как время меняет мышление, как появляются новые отношения между людьми, прагматизм определенный. И вот это был момент для меня очень важный как школа жизни.
А. ВЕНЕДИКТОВ – А такого не происходило в ваших отношениях с дочкой? Она уже сейчас взрослая барышня, наверное, должна быть.
Ю. БУДРАЙТИС - Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вы живете раздельно.
Ю. БУДРАЙТИС - Нет, мы вместе живем.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Она в Москве?
Ю. БУДРАЙТИС - Нет, она в Вильнюсе живет.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вот как вы воспринимаете это молодое поколение сейчас, сколько ей сейчас лет?
Ю. БУДРАЙТИС - 25 лет.
А. ВЕНЕДИКТОВ – То есть, сколько вам было в фильме "Никто не хотел умирать".
Ю. БУДРАЙТИС - Точно так.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Она поколение уже постгорбачевское. Они другие совсем?
Ю. БУДРАЙТИС - Совсем.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Ее друзья, она. Она вас понимает, вы ее понимаете? Поколенчески.
Ю. БУДРАЙТИС - Пока мы договариваемся. Но понимаете, есть момент, если кто-то палец сунет в кипяченую воду, я могу переживать, что ему больно, но я никогда не буду чувствовать то, что он чувствует. И естественно я при общении вижу, я понимаю все, она меня любит, я ее люблю, но есть какой-то момент, что естественно мы уже очень далеко друга от друга. Хотя я ей очень завидую. Если я был в то время, снявшись в фильме "Никто не хотел умирать", моя карьера пошла…
А. ВЕНЕДИКТОВ – Звезда уже.
Ю. БУДРАЙТИС - Звезда как бы так называли. Но простите, ей 25 лет, она знает итальянский, английский почти в совершенстве. Она и русский даже знает. И литовский свой знает. Это возможность ей двигаться в пространстве как она хочет, как она желает. Она хотела учиться в Италии – училась. Она хотела в США быть в школе – была. И никаких препятствий нет. Мы в то время даже не смели подумать, что мы можем где-нибудь, когда-нибудь выехать по своему желанию. Хорошо, когда мы снимались, нас вывозили на съемки куда-нибудь.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вы говорите "вывозили", как груз.
Ю. БУДРАЙТИС - Как груз вывозили, разрешали. То есть "Совинфильм" разрешал мне, оформив документы, выехать. И вот только это. Но там были моменты, когда 25 долларов прятал в тюбике, чтоб купить родственникам, какие-то тряпочки детям. Но эта беготня по магазинам впроголодь, потому что экономил каждый цент, это такое унижение. Унижение самого человека. Но благородство перед своей семьей, потому что ты хочешь сделать из невероятного что-то. Поэтому я, конечно, завидую, что они теперь могут, сидят вот в кафе, кто-то сказал: у меня друг делает вечеринку в Лондоне. Пошли в аэропорт, купили билеты, улетели на вечеринку. Под утро вернулись.
А. ВЕНЕДИКТОВ – И даже можно ругать Бразаускаса и Адамкуса.
Ю. БУДРАЙТИС - Можно.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Анекдоты даже можно про них рассказывать. Кстати, а существуют ли анекдоты про власть. Или культура анекдотов осталась в России. Я не буду вас как государственного чиновника просить рассказывать анекдот, но существуют ли анекдоты?
Ю. БУДРАЙТИС - Вы знаете, как-то мало их слышно. Может быть, я теперь не так часто бываю в Литве, чтобы их свеженькими слышать. Но как-то мало. И потом я посмотрел телевидение, выступают наши юмористы такие же, как в России, но анекдоты плосковатые. Скучные, не интересные.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Скучная сытая жизнь.
Ю. БУДРАЙТИС - Вот когда была бутылочка в квартире, газетка на столе и селедочка, тогда помню, еще Высоцкий не был Высоцким, когда мы на Таганке смотрели спектакль и вечером после спектакля собирались у кого-нибудь на квартире, он бренчал гитарой еще, не будучи бардом. Просто бренчал, мы сидели, и общение какое-то было интересное.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Молодежь, вы же сами говорите, они сейчас собираются и тоже общаются.
Ю. БУДРАЙТИС - Они по-другому. Они публично хотят. Они никуда особенно не хотят уединяться, не хотят ходить туда-сюда. И я им, в общем, завидую, им интереснее.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Юозас, скажите, пожалуйста, какое кино вы смотрите? Сейчас очень много фильмов таких блестящих, от слова "блеск внешний". То, что называется блокбастеры, вот эти многобюджетные. И народ ходит смотреть. Считает кассу. С одной стороны российские фильмы "Ночной дозор", "Турецкий гамбит", с другой стороны "Властелин колец", "Звездные войны". Вас это увлекает, развлекает или разочаровывает?
Ю. БУДРАЙТИС - Я немножко в этом смысле консерватор. Я хочу видеть картину, которая сделана съемочной камерой на пленке, нормальной съемочной камерой без всяких электронных компьютерных изображений.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Скоро пленки не останется вообще.
Ю. БУДРАЙТИС - Да, я даже иногда фотографирую, когда-то было время, что принимал участие в выставках. Но понимаете, я имею фотоаппараты пленочные, ни одной цифрушки, на меня просто уже пальцами тыкают, ты не имеешь цифрушки. Да, я не имею. Я на пленке. И то же самое кино. Я Брессона, если могу посмотреть, как это сделано на пленочке, как срезано, смонтировано, или скажем, Бергмана картину или Феллини, это не проходит. Пазолини я люблю. Очень люблю Куросаву. А я "Ночной дозор" не видел. Я не говорю, что это плохо, такое может быть, тоже, наверное, надо. Но я не пойду смотреть, мне это неинтересно абсолютно.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Вам неинтересно, почему? Я не понял, смотрите, были инструменты, ножницы, клей. Сейчас инструмент - мышь, компьютер и это же вопрос инструмента. Нет? Если эта вещь сделана не молотком, а пилой, я не буду ее брать. Я не понимаю.
Ю. БУДРАЙТИС - Нет, я просто хочу, чтобы это было руками сделано. Понимаете. Вот я видел фильм Сокурова документальный о женщине в японских горах. Я сейчас не помню, как назывался.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Я не видел точно.
Ю. БУДРАЙТИС - Я видел, как женщина шьет руками, и видел, как она вносит нитку в ушко иголки. Это меня больше всего поражает. Вот есть течение жизни человеческой. Вот есть течение времени. Есть настоящий человек, который на циновке с поджатыми ногами сидит и так сказать, подогревая руки на печурке, чтобы не мерзли, потому что там даже не топится, вот это… Правда, я сказал, что я консерватор. Но я не отрицаю, что нельзя делать…
А. ВЕНЕДИКТОВ – Нет, мы говорим про вас.
Ю. БУДРАЙТИС - Я никогда не буду читать книгу из компьютера.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Это я тоже пока не дошел.
Ю. БУДРАЙТИС - Я только буду книгу читать и, причем вот эта страница желтая еще с советских времен мне больше нравится, чем сейчас на белой бумаге книга, которая напечатана.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Почти последний вопрос. Если говорить о книгах. Вот сейчас любые книги то, чего мы были с вами лишены там, к сожалению. Вы что сейчас предпочитаете читать вообще? Если не документы, которые приходят вам по обязанности, какие книги вы предпочитаете читать, что вы сейчас читаете?
Ю. БУДРАЙТИС - Я больше теперь эссе читаю. Мне больше по душе. Я не могу эту большую форму романа читать. Мне как-то становится немножко скучно, потому что время все-таки торопит, бежит и хочется так сказать, чтобы это было в меньшей форме. Но, может быть, это возраст имеет значение. Все-таки мемуарная литература и дневниковая литература очень сильно привлекает, и от этого тоже никак не могу отделаться. Вот сейчас я купил книжку Сандрар роман, который не печатали никогда, впервые он вышел на русском языке, и вот эту книжку я пытаюсь теперь читать. Это мне очень интересно, я его стихи знал, тогда выходили в "Литературных памятниках" в советское время Блез Сандрар знали, что это такое. Но вот с прозой его впервые можем познакомиться.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Так что вы рекомендуете?
Ю. БУДРАЙТИС - Я рекомендую. Но я могу рекомендовать очень много чего. Потому что действительно есть и в русской прозе и русской поэзии очень интересные. Особенно я люблю поэзию русскую. И здесь необыкновенно широкий спектр разных поэтов и я общаюсь, даже в доме Балтрушайтиса мы проводим семинары поэтические, имея в виду, что можно переводить с литовского на русский, с русского на литовский. Мы даже учредили премию Балтрушайтиса, которая дается за лучшие переводы с литовского на русский. К нам приходят поэты и много. И Вера Павлова, и Тонконогов, и сейчас…
А. ВЕНЕДИКТОВ – В общем, много. Я хотел обратить внимание наших слушателей, что в программе "Дифирамб" был еще очень молодой человек Юозас Будрайтис. Молодой консерватор.
Ю. БУДРАЙТИС - Но либеральный.
А. ВЕНЕДИКТОВ – Молодой либеральный консерватор. Так и запишем. Спасибо большое, что вы пришли к нам в студию. Вы наши соседи, заходите чаще на кофеек.
Ю. БУДРАЙТИС - Спасибо за внимание к моей персоне. Спасибо большое.
А. ВЕНЕДИКТОВ – До свидания.
Ю. БУДРАЙТИС - До свидания.