Памяти Александра Абдулова - Марк Рудинштейн, Андрей Плахов, Валерий Кичин - Дифирамб - 2008-01-06

КСЕНИЯ ЛАРИНА: Здравствуйте еще раз, добрый день. Мы начинаем программу "Дифирамб". Вот я хочу сообщить нашим слушателям, что, начиная с этой дня, программа "Дифирамб" возвращается в эфир. К моей радости. Но видите, как складывается жизнь, что первая передача этого года, она посвящена трагическому событию. Поскольку вчера Москва, да, и вся страна, простилась с замечательным человеком, абсолютно героем нашего времени, если уже говорить, с Александром Абдуловым. И сегодня мы решили встретиться с нашими гостями для того, чтобы вспомнить артиста Александра Абдулова и понять все-таки масштаб этой потери. Мне кажется, мы ее оценим еще через какое-то время. Сразу как-то так понять это не очень возможно. Итак, наши гости Марк Рудинштейн, кинопродюсер, добрый день, Марк Григорьевич, здравствуйте.

МАРК РУДИНШТЕЙ: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Валерий Кичин, кинокритик, обозреватель "Российской газеты", добрый день, Валерий, здравствуйте.

ВАЛЕРИЙ КИЧИН: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: И Андрей Плахов, кинокритик. Добрый день, Андрей, здравствуйте.

АНДРЕЙ ПЛАХОВ: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Я вот посмотрела фильмографию Александра Абдулова, если уж мы про кино начинаем говорить, я думаю, что в большей степени, конечно, в кино он сделал неимоверное какое-то количество фильмов. Я не понимаю, как можно в одну жизнь, да еще, как выясняется такую короткую жизнь, уместить такое количество работ. Я, конечно, не буду все это перечислять. Это не входит в наши планы. Тем более, каждая роль на слуху, и у каждого человека есть свой набор любимых ролей Абдулова. Но просто обратите внимание. Я нашим слушателям говорю и гостям, чтобы напомнить плотность работы человека. 78-й год пять фильмов в год. 82-й год – 4 фильма в год. 83-й – 4 фильма, 85-й – 4 фильма, 89-й – 4 фильма. 91-й – 5 фильмов, 93-й год, когда, казалось бы, ничего не происходит в кино, 7 фильмов в год. В том числе один из лучших, на мой взгляд, "Над темной водой" фильм Дмитрия Месхиева. Дальше в 2002-м 5 фильмов, в 2004-м – 3 фильма, и последний год жизни – 2007-й – 6 фильмов в год. Это возможно вообще, скажите, пожалуйста? Еще учитывая, какие это были роли. Да, я тут понимаю, тут и сериалы есть. Но он же везде. Это же везде главная центральная роль.

М. РУДИНШТЕЙН: А ведь еще и театр.

К. ЛАРИНА: Еще и театр, да.

В. КИЧИН: Кроме того, он работал еще и как режиссер в кино.

А. ПЛАХОВ: Был одним из руководителей кинофестиваля "Дух огня". До этого он возглавлял московский фестиваль. Т.е. очень интенсивная жизнь, невероятной интенсивности. И действительно, как говорится, год за два. К сожалению, вот так и получилось.

В. КИЧИН: Ну, надо ведь еще вспомнить, что он последний год жизни снимал сразу два фильма, как режиссер. Он снимал "Гиперболоид инженера Гарина" и снимал новогодний фильм, шоу, который мы, очевидно, уже не увидим. Так что насыщенность была совершенно невероятная.

К. ЛАРИНА: Марк Григорьевич? Чем Вы объясните? Это такой характер, скажите?

М. РУДИНШТЕЙН: Я даже… у меня пока довольно в голове гремучая смесь от происшедшего. Но у меня ощущение трагедии вокруг жизни Саши начинает складываться аж с 91-го года. Мне кажется, что до 91-го года, ведомый за ручку Марком Анатольевичем Захаровым, он как бы находился в совершенно другом поле кинематографическом, театральном. Это был и щадящий, и как Вам сказать, каждая его роль была событием. И по сей день, на вскидку, вот мы говорим, что колоссальное количество картин. Действительно, мы говорим, что он очень работоспособный актер и человек. Но вот на вскидку, если на улице остановить людей, то лучшие фильмы назовут до 91-го года. А дальше Саша ушел в свободное плавание. И уже Марк Анатольевич, по-моему, даже у Вас в передаче, он человек деликатный. И он сказал, так что я уже не мог влиять на кинематографические работы Абдулова. И не мог ему давать советы. И время наступило другое. И вот это сжигание его с 91-го, именно этот период я его и близко наблюдал, благодаря фестивалю. Мне кажется, что вот это сжигание себя в этом колоссальном количестве работ не однозначные, не однозначный. А чаше всего отнимающих у него колоссальные физические, именно физические силы. И мне кажется, что здесь есть связь между этой трагедией, из-за того, что он не мог остановиться вовремя, заняться здоровьем. Хотя многие, поверьте мне, работы, можно было и не делать, а заняться именно здоровьем… У него 55 лет ему. У него впереди замечательный был возраст, когда можно было играть весь свой жизненный опыт. Вот это ощущение двух времен Абдулова меня не покидает. И эта трагедия, мне кажется, результат этого сумасшедшего времени, когда все было отпущено. И когда ему хотелось в связи с тем, что все-таки в советское время не все можно было делать и воплощать свои мечты. И вот этот бросок, отрыв от человека, который, как я считаю, его выпестовал, и привели к этой трагедии. Вот для меня такое ощущение есть. Время постепенно, сегодня трудно говорить о том, что он что-то не так делал. Это пройдет время, и мы поймем, где он ошибался, где не ошибался, но вот то, что трагедия, которая произошла, со здоровьем связана с тем, что…

К. ЛАРИНА: С загнанностью такой.

М. РУДИНШТЕЙН: Да.

К. ЛАРИНА: Андрей Плахов, да.

А. ПЛАХОВ: Я согласен с Марком Григорьевичем, и мне не кажется, что мы сейчас надумываем что-то, выдумываем уже пост фактум, зная вот этот печальный результат. Но какой-то трагический надлом в этом персонаже, а в данном случае, я отделяю Абдулова-человека от Абдулова-актера и говорю, скорее, об Абдулове актере сейчас. Я знал его довольно хорошо, как человека, но мне сейчас хочется повторить о нем именно как об актере, о его образе, о его имидже, как теперь принято говорить. Вот я открыл известный такой американский интернет сайт (НЕ РАЗСОБЧИВО), в котором дается информация о всех практически работающих актерах мирового кино. И об Абдулове там есть довольно большая статья. Она довольно наивна, как часто наивно пишут о наших актерах зарубежные, ну, те, кто анализирует этот процесс. Но, тем не менее, что-то такое в общем есть. Во-первых, сказано, что Абдулов был секс символом. Первым секс-символом советского кино, который…

К. ЛАРИНА: Это правда.

А. ПЛАХОВ: Который как бы сиял во мраке советской массовой зомбификаци. Такое выражение. Ну, хорошо, предположим. Далее сказано, что, получив известность в своих первых работах таких, как "Обыкновенное чудо" и другие такие блестящие роли, он стал звездой, он стал очень популярен, но коммунистическая партия хотела использовать его имидж, заставляла его играть роли, в которых нужно было говорить слова "мы семимильными шагами движемся к коммунизму". Он отказался это делать. В результате несколько лет простоев. И на самом деле это, конечно, легенда. Я, по крайней мере, не знаю.

К. ЛАРИНА: Легенда. Я простоев здесь не увидела.

А. ПЛАХОВ: Я простоев тоже не ощущал. Но эта легенда ведь тоже возникла не случайно. Вот действительно какая-то коллизия, какая-то драматическая, может быть, даже трагическая коллизия в его жизни и актерском творчестве присутствовала. И вот это избыточное количество ролей, которое он действительно играл, не жалея себя. И то, как он ломал свой имидж вот этого героя любовника романтического героя, секс символа и прочего. И стал играть роли людей, связанных с криминалом, как говорится преступника международного класса, как я прочел тоже в одной статье. И действительно это отчасти было связано с криминализацией самого кинематографа, конечно. А с другой стороны, с какими-то внутренними процессами в этом актере. Потому что он не хотел оставаться в плену имиджа, который принес ему популярность. Он все время двигался, куда-то стремился. И это была наверняка, драма.

К. ЛАРИНА: Валерий Кичин?

В. КИЧИН: Ну Вы знаете, мне кажется, что мы сейчас сосредоточились на его киноролях. И мне кажется, это не совсем точно, потому что Саша Абдулов, он как айсберг. У него главная часть под водой была. Для большинства наших зрителей театр естественно это совсем другое дело по массовости. Но именно там находятся все главные роли Абдулова. Т.е. вот там реально не было у него проходных ролей. Что ни роль, событие. Что ни роль, шедевр. Что ни роль, полная абсолютная самоотдача. В кино я бы сказал вот этот накал, этот градус, этот уровень проникал в очень немногих картинах, это правда. Но в первую очередь в картинах того же Марка Анатольевича Захарова. Я думаю, что вообще нам еще предстоит оценить кинематограф Захарова, а это отдельный кинематограф, со своей эстетикой, со своими законами. И там Абдулов был абсолютно незаменим. И вот там-то он остался главным образом в памяти. Все-таки это картины "Необыкновенное чудо", "Тот самый Мюнхгаузен".

К. ЛАРИНА: А инженер Щукин из "12 стульев", это было еще до "Необыкновенного чуда". Голый прекрасный принц.

В. КИЧИН: Это вообще одной из первых ролей. Совершено крошечная роль, которая, однако, вот вошла. Но то, что он ощущал эту недостаточность, лично я почему-то, может быть, ощутил, а, может, я ошибаюсь. Мне показалось, что это так. По его самоотдаче в фильме, который пока еще мало кто видел…

К. ЛАРИНА: "Неоткуда с любовью".

В. КИЧИН: Да, "Неоткуда с любовью или веселые похороны". Фильм Владимира Фокина, где он сыграл, может быть, на мой взгляд, самую сильную свою кинороль.

К. ЛАРИНА: Вы знаете, я просто в скобках замечу, простите, Валерий, поскольку мы как раз встречались по этому поводу с ним вот перед премьерой этого фильма здесь в этой же студии, я ему задала вопрос. Была ли в Вашей киножизни, киносудьбе роль, подобная этой, которую Вы здесь сыграли. Он сказал, что подобного он не играл никогда. Такого масштаба роль у него в кино впервые. Сказал он про роль Алика в "Веселый похоронах".

В. КИЧИН: Ну, вот я тоже думаю, что то, что сделал там Абдулов, это соразмерно тому, что делают в кино величайшие актеры кинематографа Джек Николсон, там я не знаю. Такого уровня, такого масштаба. Очень жаль, что наши прокатчики не заинтересовались фильмом…

К. ЛАРИНА: Сейчас заинтересуются.

В. КИЧИН: Я уверен, что сейчас они заинтересуются. Это будет уже совершенно другой, в этом уже будет какая-то нота цинизма, к сожалению, но люди должны эту картину обязательно посмотреть. Потому что там Саша сыграл за год до кончины. Там удивительные совпадения по всем параметрам. Человека, тоже прикованного к инвалидной коляске в последние недели жизни, тоже больного раком, и там есть феноменальная совершено по силе сцена, когда его герой, которого, кстати, зовут Алик, Александр, с того света руководит поминками…

К. ЛАРИНА: Режиссирует.

В. КИЧИН: Режиссирует их, да. Это невероятной силы. Это настоящая трагикомическая сцена, это редкий гость в нашем кино.

К. ЛАРИНА: Андрей, а Вы не видели? У Вас другое отношение к этому фильму, судя по Вашему молчанию. Не поддерживаете?

А. ПЛАХОВ: Нет, я просто не могу одновременно говорить с Валерием.

К. ЛАРИНА: Да, ну, правда, как Вы оцениваете эту работу? Она, правда, отдельно стоит?

А. ПЛАХОВ: Вы знаете, считаю, что если сейчас не будем говорить об этом фильме более подробно, у нас другой сюжет. Но в этом фильм есть, по-моему, свои достоинства и недостатки, но работа Абдулова, по-моему, украшает фильм. И это серьезная работа. Как, в общем-то, и практически все, что он делал. Даже фильмы, которые, ну, сами по себе, может, быть пустяковые. Но он относился к ним серьезно, даже, может быть, излишне серьезно. Не смотря на то, что этих фильмов было очень много. И, казалось бы, всегда невозможно умножить, превратить, ну, в человеке ограниченное количество клеток, возможностей, всего. Но он действительно искрился. Вот он него сыпались искры в каждой роли. Особенно в театральных работах. Я вот помню, кажется, свое первое впечатление от его театральной деятельности. Это была роль Сиплова в спектакле "Оптимистическая трагедия". В общем-то, не главная роль, но там все роли важны. И вот я уже не помню даже, кто играл остальные роли…

К. ЛАРИНА: Чурикова играла комиссаршу.

А. ПЛАХОВ: По-моему, когда я смотрел, играла не Чурикова. Чурикову я бы запомнил. Была какая-то другая актриса, дублерша. Но факт тот, что вот именно Абдулов у меня стоит перед глазами в этой уже довольно давней и, в общем-то, не главной роли. Потому что он был, в общем-то, весь наэлектризован. Он был абсолютно какой-то актер вот этого нового поколения. Это было так называемое первое джинсовое поколение. Вот такой двухметровый почти супермен внешне. При этом, при том, что как будто цельный, такой крепкий мужик, при этом какой-то внутренний надлом, о котором я говорил, он ощущался, и это, конечно, придавало роли большой и серьезный объем. И потом это пошло, пошло, потому что стало расти мастерство, появлялись новые режиссеры, новые работы. Конечно, не все они равноценны. Не будем идеализировать Абдулова актера. Но, тем не менее, линия его творчества видна, и его отношение к профессии чрезвычайно серьезное, чрезвычайно вызывает уважение.

К. ЛАРИНА: Марк Григорьевич, ну, а то, что касается Ваших соприкосновений с этим человеком, с этим актером, это ощущение кампании, которая тогда возникла на первых "Кинотаврах", когда рядом был Абдулов, рядом был Янковский, рядом был Леонид Ярмольник. Я помню как раз на этих первых "Кинотаврах" была, и понимала, такое ощущение, что эти люди, они вот главные. Они определяют здесь атмосферу этого фестиваля, они на ходу придумывают. Тогда возникла эта идея цирка впервые, я помню.

М. РУДИНШТЕЙН: Первый цирк был посвящен 40-летию Абдулова. И я тогда пытался, очень интересная вещь. У меня сохранились фотографии последние…

К. ЛАРИНА: 93-й год, по-моему.

М. РУДИНШТЕЙН: 91-й год, 40 лет Абдулову. И у меня сохранились фотографии тех времен. Я тогда еще очень переживал разрыв Абдулова с Алферовой. И придумал историю в цирке, когда они на конях выезжали. И помню, потом ночью шел по берегу и видел, как плачет Алферова. И Сашка тоже был весь в расстроенных чувствах. Но важно с того момента фотографии. Я вот смотрел фотографии Абдулова еще даже 91-гогода и фотографии Абдулова уже сейчас. Вот последние, ну, не последние, а вот такие рабочие, 94-96-97 год. Вот первое, глаза Абдулова в "Обыкновенном чуде". Я к примеру говорю, когда он появился в Москве, это были глаза провинциального юноши, который смотрел грустно восторженно на мир, и неужели это все со мной. И вот его взгляд, его фотографии 95-97-х годов уже это были глаза с какой-то такой грустью, как будто что-то случилось. Как будто он чего-то понимал. Я сидел вчера специально, разложил, у меня большой архив как-то так получилось фотографий. И вот у меня, мне кажется, что еще в 91-м году это действительно была кампания единомышленников всех, кого, Вы назвали. Потом, мне кажется, рядом с Сашей проявились уже немножко другие кампании. Которые вовлекли его в это сумасбродство, в это, что вокруг него творилось, во всякие идеи. Он ведь очень много красивых идей задумал. Но он очень быстро с ними расставался. И все из-за того, что сбилась немножко планка, заданная Захаровым, его друзьями ближайшими. Янковским, Ярмольником, и вот что-то случилось. У меня все время ощущение, что, начиная с 95-го года, сбилась планка, и он это понимал. В глазах уже не было восторга происходящего. А был застыло такое вот непонимание. И даже если он действительно сыграл блестяще, я вот не видел еще…

К. ЛАРИНА: Надо чтобы Вы посмотрели.

М. РУДИНШТЕЙН: Посмотрю обязательно. То это еще раз говорит о том, что если бы он себя не сгорел вот в этом всем, как я считаю, мусоре от 91 до 95-го, то, может быть, сегодня он бы вышел на те роли, которые, может быть, в американском контексте уже звучали, как роли Рэкфорда…

К. ЛАРИНА: Тут можно с Вами поспорить, Марк Григорьевич. Потому что я, например, очень люблю, я уже говорила, фильм "Над темной водой", который, когда он появился, он несколько так немножко ошарашил многих и критиков. Я помню, очень неоднозначно оценили эту работу. Но именно с точки зрения режиссуры Месхиева. А потом чем больше я этот фильм смотрела, тем больше понимала, что абсолютно все эти три роли, они настолько с актерами вместе сосуществуют, и Абдулов, и Юрий Кузнецов, и Владимир Ильин, мне кажется, это очень важная работа в жизни Абдулова.

М. РУДИНШТЕЙН: Да, во-первых, это была почти третья работа Месхиева, он становился мастером. Первый фильм он сделал "Циники". Тогда вот (НЕ РАЗБОРЧИВО) финансировал эту картину, и потом когда появился "Над темной водой", то там уже чувствовалась рука, появилась рука мастера. И мне кажется, что Саша там действительно сыграл одну из лучших тоже своих ролей.

К. ЛАРИНА: Да, Валерий.

В. КИЧИН: Очень хочется возразить Марку, потому что, мне кажется, что Саша принадлежал к категории людей, которые не могут быть ведомыми в принципе. Они хотят быть лидерами, не хотят быть ведущими. Это его натура.

М. РУДИНШТЕЙН: И мне кажется, в это его несча… Он был ведомым, когда появился в Москве.

В. КИЧИН: Конечно.

М. РУДИНШТЕЙН: Его очень четко и хорошо вел гениальный режиссер, я не люблю слово "гениальный", но я обожаю Марка Анатольевича. Поэтому не могу даже эпитетов. Да, он очень был ведомый. И вот бывает, знаете, такая ситуация. Вот если бы он остался таким же ведомым. Не знаю, может быть, это не в его характере.

К. ЛАРИНА: Не в его характере.

М. РУДИНШТЕЙН: Но если бы ему удалось сохранить и вкус, и такт, и идеи, режиссерские идеи, из которых лепил его Марк Анатольевич, мне кажется, что сегодня он бы смог сыграть гораздо значительнее роли, посмотрим, я не видел "Веселых похорон". Я только видел вчера эпизод по телевизору, и у меня большой интерес действительно. И вот эту сцену я видел, почти финальную сцену, она на меня произвела, пока в эпизоде большое впечатление. И это еще раз говорит о том, что он должен был играть, и играть еще. У него впереди было, как у Олега Ивановича Янковского, много хороших ролей.

К. ЛАРИНА: Продолжим после новостей.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Сегодня действительно слова любви, дифирамбы предназначены одному артисту Александру Абдулову, которому, кстати, при жизни, тот самый случай, повезло. Слова признания и любви получать при жизни. Все восторги, и его очень любили, это безусловный факт. Что его обожали зрители. Другой вопрос, что его часто заносило, но меня никогда это не раздражало. Я не знаю, как присутствующих здесь моих гостей. Потому что отношения с журналистами у него были сложные. Частенько он кого-то и побивал, не знаю, как Кичин…

В. КИЧИН: Справедливо.

К. ЛАРИНА: Справедливо. Вот считает Валерий Кичин.

В. КИЧИН: Кстати, мы с ним побили одного и того же журналиста.

К. ЛАРИНА: Серьезно? Так, так, так. Кто письма писал президенту с требованием оградить его от желтой прессы, подписывал, был одним из инициаторов такого письма. Мог сказать что-нибудь такое радикальное по поводу какого-нибудь человека, актера, журналиста, или какого-нибудь события, что ошарашивал очень многих. Это его странная, как тогда казалось, дружба с Александром Коржаковым, вдруг неожиданная, вдруг возникшая. В общем, как-то так его швыряло и носило. Но, мне кажется, он из таких противоречий состоял. Это его натура, он другим быть не мог.

В. КИЧИН: Конечно, он не был ангелом, это очевидно, и скорее больше всего к нему подходит название спектакля, который был поставлен в Ленкоме по "Игроку". Назывался "Варвар и еретик". Вот это как раз очень характеризует и определяет во многом этот образ. Действительно такой полный каких-то страстей, противоречий, выплесков довольно буйных. И, конечно, отношение скажем, как вообще всегда отношение актеров, режиссеров, скажем, с критиками, с журналистами всегда бывает непростыми, но в данном случае я хочу сказать, что это объективный процесс. Тут нет ничего такого особенного, связанного в Абдуловым. Конечно, были какие-то инциденты, но, с другой стороны, я должен сказать, что вот я специально вчера просмотрел ту литературу, которая появилась об Абдулове еще при его жизни, и у меня было ощущение, что он недооценен. Вот как всегда, когда уходит человек, тем более, внезапно, кажется, что ах, на самом деле, как-то надо было раньше подумать о нем больше или что-то. Но потом я посмотрел и увидел, что о нем написаны очень интересные статьи. Что его творческий опыт и творческая уникальность получили достойную оценку. Например, я бы назвал такую статью, ее написала Лилия Шитенбург в журнале "Театр" совершенно замечательная статья под названием "Наследный принц Уфы и Костромы". К сожалению, трудно сейчас искать этот журнал, но его можно найти в интернете наверняка. И она перепечатана в киноэнциклопедии журнала "Сеанс". Там дано очень много точных характеристик этого актера. И действительно показано, проанализировано, что это был не просто вот такой персонаж молодого кино, такой молодой герой позитивный и т.д. А что это был достаточно глубокий, сложный, противоречивый артист, который двигался по какой-то траектории, в общем, конечно, не до конца понятной, потому что только когда человек уходит, уже как бы поставлена последняя точка, но, тем не менее, этот анализ существовал. И я думаю, что отношение серьезных критиков к этому актеру всегда было достаточно серьезное.

К. ЛАРИНА: Вы знаете, вот про театр мы уже здесь упоминали, но, конечно, это, совершенно параллельная была реальность, вот даже то, что Вы, Андрей вспомнили, роль Сиплова, это как раз в ту пору, когда на экране он был тем самым плэй боем. Любимцем девочек, все его обожали, боготворили. А как артиста его могли оценить в ту пору, только, как мне кажется, я почти в этом уверена, только зрители театра Ленинского комсомола.

В. КИЧИН: Вот как раз в этой статье и написано, я как раз ее процитировал, что именно Марк Захаров превратил вот этого молоденького, подающего смутные надежды, в основном представительницам женского пола артиста в настоящую звезду, в настоящего мастера. И это было обыкновенное чудо Марка Захарова, безусловно.

К. ЛАРИНА: Я могу похвастаться, что я видела, к своему счастью, все театральные работы Александра Абдулова. Вот так мне повезло.

М. РУДИНШТЕЙН: Включая Плужникова?

К. ЛАРИНА: Включая Плужникова.

М. РУДИНШТЕЙН: Это потрясающая роль.

К. ЛАРИНА: Причем я помню, что его взяли в театр, и об этом тоже Марк Анатольевич рассказывал, взяли его в театр, когда он посмотрел какой-то спектакль по Островскому дипломный, где он играл какого-то глубокого старика в каком-то безумном гриме с какой-то приклеенной бородой. И как он в нем разглядел вот этого молодого с обнаженной душой, со сдернутой кожей человека я вообще не понимаю. Но вот этот Плужников, конечно, это было открытие. Москва тогда точно вся перевернулась. Все ходили на него смотреть. Потом давайте уж вспомним, если про театр говорим, это Хоакин Мурьета, это было еще до "Юнона и Авось", Сегодня мы говорим, что "Юнона и Авось" визитная карточка музыкального Ленкома. Но все-таки до "Юноны" был Хоакин. И это был Александр Абдулов, который и пел, и танцевал, и вообще такой романтический образ, с таким, внутренним, как правильно Андрей Плахов определил, с таким внутренним надломом. Что притягивало. Абсолютно не советский персонаж. Тогда таких не делали. И я его видела даже в идиотской роли в спектакле "Мои надежды" про каких-то ткачих. Он там играл, кстати, журналиста, ходил с магнитофоном и делал репортаж о знатных ткачихах.

М. РУДИНШТЕЙН: Где это? В Ленкоме?

К. ЛАРИНА: В Ленкоме.

М. РУДИНШТЕЙН: Тогда я забираю свои слова обратно.

К. ЛАРИНА: Одну из ткачих, ветеранку-ткачиху играла не кто иная, как Татьяна Пельцер. Это была ее первая роль в театре Ленинского комсомола, когда она пришла, какая я старая.

М. РУДИНШТЕЙН: А постановка чья?

К. ЛАРИНА: Марка Анатольевича Захарова.

М. РУДИНШТЕЙН: Не может быть.

К. ЛАРИНА: Михаил Шатров написал пьесу. Да, да. Вот надо было. Кстати, я думаю, что это был тот самый компромисс, потому что как раз в этот же самый период Марк Захаров ставил многострадальных "Трех девушек в голубом". Когда эти мои надежды появлялись.

В. КИЧИН: По Петрушевской.

А. ПЛАХОВ: А "Жестокие игры" помните?

К. ЛАРИНА: "Жестокие игры", Никита, конечно.

В. КИЧИН: И вот, Ксения, я бы хотел добавить. Ведь с ним пришла на сцену совершено особая актерская манера, совершенно другая. Уже не было этих актеров актерычей. Он ломал стереотипы, он до конца. Можете заметить, он не очень работал над дикцией. Он даже намеренно культивировал это в себе. Я помню, как в спектакле "Жестокие игры", там группа актеров на сцене начинала перешептываться, и какие-то очень важные вещи говорили так, что на первом ряду ничего не было слышно. Из зала орали: громче, громче.

К. ЛАРИНА: Я этого не помню.

В. КИЧИН: А я недавно напомнил Саше об этом, потому что вот помнишь, как орали "громче". Он говорит: сейчас прямо.

М. РУДИНШТЕЙН: Как есть знаменитая история, дополнительная история на "Оптимистической трагедии", когда Марк Анатольевич ставил спектакль и сказал: ребята, жалуются на театр, что Вас не слышно из первого ряда уже, давайте, как-то погромче. И они, значит, проводили репетицию, они начали громко с выражением чего-то говорить. Он сказал – нет, нет.

К. ЛАРИНА: Лучше шепотом обратно.

В. КИЧИН: Нет, они хулиганили, как могли, это замечательно, по-моему.

К. ЛАРИНА: А он же Верховенского сыграл. Вот тут вот надо было ,мне кажется, в этой стороне, он прямо там… Да, там что-то находилось. Он не доиграл вот здесь, в этом поле, мне кажется, в этих ролях. Это ужасно жалко. И я не знаю, как Вы, но мне кажется, это великое счастье, что он при жизни успел сыграть роль абсолютно для него написанную, это Макмерфи "Пролетая над гнездом кукушки" в "Затмении". Я не знаю, Вы видели этот спектакль?

М. РУДИНШТЕЙН: Я видел, да.

К. ЛАРИНА: Мне кажется, это просто знаменательная роль в его жизни.

М. РУДИНШТЕЙН: Он просто долго шел к этому спектаклю. У него все время болела голова от этой роли даже.

К. ЛАРИНА: И совсем другое, там даже нет никаких параллелей с Николсоном. Я думаю, что даже и он не собирался здесь вот вступать в какое-то творческое соревнование. Это совсем другая история. Это была история про нас, вот то, что они сыграли в этом спектакле. ""Плач палача" еще мне очень нравился.

А. ПЛАХОВ: А я бы хотел, все-таки мы ушли в сторону театра, это тоже очень важно, но не забыть бы и его кинороли. Потому что среди них были замечательные. И о них мы еще сегодня не говорили.

К. ЛАРИНА: А Коровьев?

А. ПЛАХОВ: Ну, например, в фильмах Романа Балаяна. Замечательные совершенно…

К. ЛАРИНА: "Леди Макбет" и "Поцелуй",

А. ПЛАХОВ: Прежде всего, мне "Поцелуй" нравится. И фильмы Сергея Соловьева. Это был совершенно другой образ.

М. РУДИНШТЕЙН: Единственный приз за лучшую мужскую роль он получил за фильм Соловьева на "Кинотавре". "О любви". Он всегда страдал, что почему-то проскакивали мимо него, определяя лучшую мужскую роль, наконец, фильм "О любви".

А. ПЛАХОВ: Если его сравнивать с другими кинематографическими персонажами нашего кино вот той эпохи, немножко предыдущей эпохи, то вот сразу виден контраст. Потому что все-таки я считаю, что наши лучшие актеры, как бы их природа связана с таким интеллектуальным началом, с рефлексией. Олег Даль там, Кайдановский, Любшин, предположим. У Абдулова, по-моему, в таком плане рефлексии не было. Он был слишком мужественный, слишком такой как будто бы цельный. Но повторяю, этот надлом все равно привал его образам какую-то глубину и объемность. Он был таким настоящим маччо можно сказать в нашем кино, редкий образец.

К. ЛАРИНА: У нас какой-то негативный окрас вот этого…

А. ПЛАХОВ: Но без негативного окраса. В общем, в самом положительном смысле слова.

К. ЛАРИНА: Что такое маччо? Это вот мужественный человек…

А. ПЛАХОВ: Это не означает вовсе примитивность и тупость, вовсе нет. Но это означает какое-то вот особое качество.

К. ЛАРИНА: Мужчина во всех проявлениях настоящий.

В. КИЧИН: Нам ведь еще предстоит увидеть роль, которую никто не видел.

К. ЛАРИНА: Стива.

В. КИЧИН: Става, да. Облонского в фильме Соловьева, который все-таки однажды выйдет на экран. Это очень серьезная работа.

К. ЛАРИНА: И это, кстати, будет уже фильм, датированный 2008-м годом. Вот как доходит, да.

В. КИЧИН: Вообще поразительно. Свет угасших звезд доходит. И надо вообще выяснить, на каком этапе застряла картина "Гарин". Я не знаю.

М. РУДИНШТЕЙН: На очень начальном.

К. ЛАРИНА: Он начал как режиссер это делать? Вот Месхиев должен был его уже доделывать.

М. РУДИНШТЕЙН: Да, как режиссер. Месхиев начал доснимать, но потом остановился. Вроде он начал обещать, что он выздоровеет. И возникла деликатная ситуация, и картина не снималась.

К. ЛАРИНА: Жалко.

М. РУДИНШТЕЙН: Он же все время мечтал, что он выздоровеет. И поэтому он говорил, что он вернется к съемочной группе. Поэтому…

К. ЛАРИНА: Мы подбираемся уже потихонечку к времени сегодняшнему. И мне кажется, очень важно сказать еще об этом периоде прощания с миром, который в течение последних нескольких месяцев, ну, полгода, будем так говорить. Когда он от диагноза и до его ухода. Человек, который все прекрасно понимал. И мне поразило, конечно, это его мужество. Он еще успокаивал окружающих людей. Он еще людей успокаивал. Близких, друзей, зрителей. Не боялся выходить на публику, не боялся себя показать в этом тяжелом уже состоянии. Шутил, это просто поразительное качество. Человек не знает вообще своих возможностей, вот то, что я поняла, глядя на него в последние дни его жизни. Человек никогда не может предугадать, как он себя поведет в той или иной ситуации. И вот то, что вы говорите сегодня, что какой он был, наверное, это и здесь проявилось. Какая-то совершенно неожиданные открываются грани, удивительно. Какое-то благородство.

М. РУДИНШТЕЙН: У меня такое ощущение, он вообще, фигура романтичная при всем при том. И вот так, как он ворвался. Вот он верил в чудо. Вот у меня полное ощущение, что он до конца, потому что мне кто-то даже рассказал, что когда его последний раз увезли из дома, и он очнулся в скорой помощи, он сказал, что он будет жить. Типа – не радуйтесь. Он врачам открыл глаза и сказал. Т.е. не дождетесь.

А. ПЛАХОВ: Он, безусловно, верил в чудо, тем более, что такие чудеса происходили с ним до этого.

М. РУДИНШТЕЙН: Да, что такие чудеса происходили, и он верил в чудо, но…

В. КИЧИН: Он рассказывал, что несколько лет назад с ним было нечто подобное, что когда он угодил в больницу и год провел там абсолютно изолированный от мира. Он тоже рассказывал, что, ну, вот я лежу, говорил он, и вижу, за окном весна, а потом осень. А меня нет в этом мире. Ну, был Саша, нет Саши, ну, и что, говорил он мне. Это очень страшные слова. После этого случая, как он говорил, у него резко изменилось отношение к жизни. Он стал ценить каждый миг, ценить каждую встречу. Он стал ценить тот покой, который дарила ему его дача. Он так подробно рассказывал, как шуршат ворота, открываясь. Все это было очень важно. Потом он же был очень жадный до жизни человек. Он же любил рыбалку, любил путешествовать, И рассказывал об этом феерически.

К. ЛАРИНА: Марк Григорьевич, а то, что его так несло по жизни, то, что он быстрей, мне, мне, мне, не в смысле материальный благ, а в смысле работы, хочу, хочу, хочу, не знаю, мне кажется, что внутри человека заложено какое-то все-таки предчувствие. Что-то есть.

В. КИЧИН: Какая-то программа просто, наверное.

К. ЛАРИНА: Ну, как я Женю Дворжецкого вспоминаю, который просто бежал вприпрыжку, когда вдруг поперло везение. Был период, когда, извините, что вспомнила, потому что молодой ушел совсем. Был период, когда вообще у него театр был, и то он собирался из него уходить. Потому что не было ни денег, ничего, ребенок, жена, кормить нечем, ни работы. И вдруг пошло. Телевидение, кино, это, то, конечно, стал хватать. Конечно, успеть, успеть, успеть и прямо бегом. Еще говорили все: Женя, зачем, остановись, успеешь и это, и то. Нет, скорей, скорей. Мне кажется, что здесь что-то все-таки заложено.

В. КИЧИН: Ксения, кстати, давайте вспомним человека очень близкого ему…

К. ЛАРИНА: Высоцкого?

В. КИЧИН: Который мне вспоминается, когда думаешь об этом, это Андрей Миронов, который ушел, кстати, ровно 20 лет назад ушел он.

К. ЛАРИНА: Да, в 87-м году.

В. КИЧИН: И очень близко. И тот же надлом. И то же ощущение переизбытка, может быть, не нужного, может быть, шелухи.

К. ЛАРИНА: Боязнь отказаться от чего-то, боязнь оказаться невостребованным, боязнь остановиться.

В. КИЧИН: Необходимость перейти к чему-то новому, искать новое амплуа. Это очень близко. И я думаю, что вот тот свет, который дарил Миронов, а потом дарил Абдулов, вот я много раз замечал, что когда появлялся Абдулов на сцене, на экране, как будто свет включали. А вот сейчас как будто его выключили. Но этот свет будет до нас доходить в его ролях все равно.

К. ЛАРИНА: Можно ли назвать его действительно героем, когда мы спорим в таких дискуссионных программах, посвященных, допустим, кино или театру, мы все время вот в поисках героя находится. Мне кажется, что вот этот человек, который действительно был героем целого поколения, да и не одного, наверное.

А. ПЛАХОВ: По сути дела, мне кажется, что он единственный из актеров своего поколения, да и более старшего поколения. Ну, не будем говорить совсем единственным. Может быть, кого-то забыли, или как-то несправедливо обделили своим вниманием, в данном случае, но все-таки он редкий пример, скажем так, актера, который остался из той эпохи. Ведь он начал еще в советскую эпоху действительно. Перешел через этот сложный рубеж психологический.

К. ЛАРИНА: Очень тяжелый, не многие смогли это сделать.

А. ПЛАХОВ: И остался вот этим самым символом. Не обязательно секс символом, а скорее просто символом какого-то сильного и интересного, внутренне богатого человека, романтичного, который может поворачиваться какими-то мрачными сторонами так же, но он остался как персонаж в нашем театре и кино. Что крайне редко, потому что, в общем-то, сменилось, в сущности, поколение актеров. Пришли новые кумиры, и уже они не были такими кумирами, как кумиры прежних лет. Потому что сменилась сама эпоха, сама ситуация в культуре. Но Абдулов остался. Я не знаю, может, Вы со мной поспорите, но это один из немногих людей, которые остались в этом качестве с советского времени.

К. ЛАРИНА: И остался современным, сегодняшним, да.

А. ПЛАХОВ: Как настоящий актер и герой.

М. РУДИНШТЕЙН: Мне единственное хочется что добавить, что, может быть, даже своей жизнью и смертью, мне бы хотелось посоветовать актерам, которые сегодня работают, внимательно изучить жизнь Абдулова. И помимо, взяв от него, все, что есть актерское, там талант и все, изучить именно жизнь. Потому что его жизнь очень показательна, как можно сжечь себя.

К. ЛАРИНА: На чужом опыте никто не научится.

М. РУДИНШТЕЙН: Вы знаете, это не надо брать чужой опыт. Надо, мне кажется, что ему не хватало умения, вот даже когда он тяжело первый раз заболел, и его умоляли, Саша, надо ехать на операцию. И деньги собирали. Вот надо изучить этот опыт для того, чтобы понять, вот для себя актерам, которые сегодня являются определеяющими, у нас много сегодня. Хоть мы и говорим, что у нас нет звезд, есть звезды. И Машков, и Миронов, и вот им бы посмотреть внимательно на жизнь Абдулова и не сжечь себя раньше времени. Потому что сегодня и они тоже жгут себя. И стараются не упускать не единой работы. И иногда проходящие работы. Ну, не знаю, мне кажется, что он своей смертью показал одну вещь, к которой надо внимательно присмотреться. Если ты имеешь, что сказать людям, если Бог наградил тебя талантом, береги его, не сжигай его по мелочам.

А. ПЛАХОВ: К сожалению, это ведь традиция наша такая.

М. РУДИНШТЕЙН: У меня есть ощущение, что никто ему не смог объяснить. Вот вырвался он из этой возможности, чтобы кто-то авторитета, будем говорить такого, как Марк Анатольевич, и уже других авторитетов не оказалось рядом, которые могли бы объяснить ему, кто он, что он не имеет права так уходить рано из жизни. Вот мне кажется, что эта смерть в этом смысле показатель.

А. ПЛАХОВ: Если сравнивать наших актеров и голливудских, Вы посмотрите, в общем, какой контраст. Потому что наши, к сожалению, себя сжигают алкоголем, или каким-то чрезмерной активностью тоже там в разных смыслах. Или рано уходят из жизни, или выходят из творческой формы. В общем, это, к сожалению, русская актерская традиция.

К. ЛАРИНА: Андрей Красков. Сколько ему Бог отмерил звездного пути, такой талантливый парень. Тоже прямо так жалко.

В. КИЧИН: Вот я не знаю, к сожалению ли, эта русская актерская традиция. Потому что мне кажется, что то, что делают американские актеры, я в высшей степени ценю американское кино , поверьте, и американскую актерскую школу, которая кстати, во многом выросла из нашей актерской школы. Но там действительно очень редко встречаешь такую степень самосожжения, и от этого есть ощущение конвейера. Есть ощущение производства. А у нас есть ощущение вот того уникального, штучного, единственного.

А. ПЛАХОВ: Валер, ты, конечно, прав, в том смысле, что Голливуд, это конвейер, все так. Но когда говоришь о конкретном человеке, в данном случае об Абдулове, конечно, хотелось, чтобы его жизнь продлилась. Чтобы он не так сжигал себя, но это, к сожалению, не в нашей власти. Это судьба, которую мы не можем изменить. Она у каждого своя.

В. КИЧИН: Больше того, я почему-то думаю, что если Бы Саша заново прожил свою жизнь, он прожил бы ее приблизительно так же. Он бы выбрал именно такой путь. Потому что такая натура…

К. ЛАРИНА: А, может, еще больше сыграл бы.

В. КИЧИН: А, может, еще больше.

К. ЛАРИНА: Напихал бы, напихал бы.

М. РУДИНШТЕЙН: Вы знаете, я думаю, что если бы он жизнь прожил уже в это время заново, ведь мы забываем об одной маленькой материальной, ведь когда мы говорим об американский актерах и о наших актерах, не про талант, а про их обеспеченность. Те себе могут позволить отдохнуть после хорошей работы, хорошо заработав…

К. ЛАРИНА: Построить дом не такой ценой, какой построил себе Абдулов.

М. РУДИНШТЕЙН: Наши же вынуждены сделав талантливую работу, разменяться на десятки мелких для того, чтобы просто заработать денег. Сегодня мы можем сказать, ситуация изменилась. Многие наши актеры достойно там зарабатывать, получают большие гонорары. И это даст им возможность выйти из конвейера.

В. КИЧИН: Они пока не выходят почему-то.

М. РУДИНШТЕЙН: Вы знаете, не знаю, я сейчас занимаюсь, у меня много времени…

К. ЛАРИНА: Ну, посмотрим. Очень хочется, чтобы его любили дальше и те, кто будут после нас. Ну, правда, Валерий прав, что это свет, который должен доходить еще. Очень хочется, потому что он был человеком, который был просто предназначен для того, чтобы его любили. И, конечно, вот вчера, вот мы сейчас с Вами в перерыве говорили. Вчера спасибо Первому каналу за то, что он показал документальный фильм. И то у меня там вопросы этические возникли. Потому что этот фильм документальный памяти Абдулова, сначала он был не памяти, сначала он был в поддержку Александра Абдулова, потому что он был снят при его жизни. И люди, которые принимали участие в этом фильме, снимались в этом фильме ради того, чтобы поддержать любимого человека. А сейчас получается, что этот фильм поминальный. Но они-то об этом не знают. Та же Ирина Алферова говорит о нем, как о живом человеке, и пытается его поддержать. Ну, напишите тогда титры, что в фильме использованы фрагменты, съемка тогда-то, тогда-то. Это же нечестно, правда.

В. КИЧИН: А то, что произошло после этого фильма вообще выходит…

К. ЛАРИНА: Да, а то что потом поставили странный фильм с Николаем Олялиным "Мировой парень", который никакого отношения не имеет ни то что к Абдулову, а вообще к искусству по большому счету, это тоже для меня загадка. Это все такая приблизительность. Я тут тоже приводила пример тоже в одном из репортажей уже памяти Абдулова, корреспондент сказал, что была такая звездная пара супружеская Александр Абдулов и Ирина Муравьева. У меня возникает, я стою, как пыльным мешком. Ну, а потом, ты им скажешь что-нибудь, они скажу, да, какая разница. Вот не дай Бог, чтобы вот такая, конечно, память осталась. Поэтому будьте, пожалуйста, тщательнее, господа, корреспонденты, коллеги. Понимаешь, почему Абдулов недолюбливал журналистов.

В. КИЧИН: Он ведь не всех недолюбливал. Он ведь делил журналистов, критиков. Он делил, он недолюбливал желтую прессу. А кто же ее любит то? Это понимаете для меня тоже журналюги, которые как хищники просто

К. ЛАРИНА: Которые никакого отношения к журналистской профессии не имеют.

В. КИЧИН: Да, никакого отношения они к журналистике не имеют. И собственно именно здесь то и проходил водораздел между тем, что любил Абдулов, и что он не любил в журналистике.

К. ЛАРИНА: Спасибо большое. Мы заканчивать уже должны. Марк Рудинштейн, Валерий Кичин, Андрей Плахов, программу провела Ксения Ларина. Мы сегодня вспоминали Александра Гавриловича Абдулова. И вот на гражданской панихиде Андрей Вознесенский вспомнил песенку, которую пел Адбулов на его стихи, которая тоже оказалась в какой-то степени пророческой. Почему-то вот именно с 1-го по 13-е января оказалась история, которая была описана в этих стихах Вознесенского очень простых, и эту песню Александр Абдулов очень часто исполнял во всяких новогодних программах. Давайте ее послушаем и скажем: спасибо за то, что он был с нами. Спасибо Вам.

ПЕСНЯ