Иосиф Райхельгауз - Дифирамб - 2013-11-17

К. ЛАРИНА – 13 часов 13 минут, добрый день. Здесь Ксения Ларина, и наш сегодняшний гость – Иосиф Райхельгауз, художественный руководитель театра «Школа современной пьесы». Здравствуйте, Иосиф Леонидович.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Здравствуйте, Ксения.

К. ЛАРИНА – Конечно, не скрою, это акция поддержки – сегодняшняя программа. Потому что с театром случилась беда, произошел пожар. И, как мы все поняли, пострадал театр очень сильно, поскольку работать в нем теперь невозможно. Сейчас труппа театра «Школа современной пьесы» находится на гастролях в Новосибирске и, я так понимаю, дальше предстоит тоже длительная гастрольная жизнь. Ну, в общем, о том, как дальше будет проистекать жизнь театра…

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Мы, естественно… контракт о гастролях в Новосибирске был заключен давно, и мы выполняем свои обязательства, поскольку возможно их выполнить. Там действительно довольно большие гастроли идут, очень хорошо проходят. Я сегодня ночью прилетел как раз оттуда, еще два дня будут продолжаться гастроли. Но мы будем играть в Москве. Я должен сказать, что просто большинство главных режиссеров Москвы, еще огонь не погасили – уже звонили, и директора, и главные режиссеры звонили и предлагали свою помощь. Предлагали играть в театре, предлагали деньги собирать. Олег Павлович Табаков выставил ящик у себя в театре. И уже перевел нам деньги, перевел деньги театру.

К. ЛАРИНА – Для погорельцев, да?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Ну, да. Как-то очень странно находиться в таком качестве, в такой роли, но, тем не менее, даже в такой большой беде все равно есть такой момент, когда что-то случается, то коллеги…

К. ЛАРИНА – Нет, коллеги и братья по цеху – это прекрасно. А чиновники?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Вы знаете, чиновники пока, пока все еще окончательно не решено, пока ведут себя замечательно, нужно сказать. Сергей Александрович Капков, которого я помню здесь пару лет тому назад…

К. ЛАРИНА – Ваш любимый.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Вы знаете, он действительно стал любимым. Он стал любимым в начале сезона.

К. ЛАРИНА – Друг познается в беде.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, он стал еще раньше любимым. В начале сезона он, может быть, в связи с тем, что театру исполняется 25 лет, может, в связи с тем, что мы вели довольно долгие дискуссии о жизни репертуарного театра, сейчас это очень модная дискуссия. Он и департамент по культуре вывели театру дополнительные деньги, и мы тут же стали на это отвечать, мы тут же увеличили количество премьер. И, действительно, как-то сразу театр ожил. И когда начался пожар, прямо в первый же день, Капков уже был в театре, и дальше всю прошлую неделю практически ежедневно шли совещания. Они идут до сих пор. И сейчас делается такой большой… собирается большой доклад мэру, как быть с театром – это очень важно, но как быть с домом? Поскольку все-таки театру 25 лет, и он живет в этом доме 25 лет.

К. ЛАРИНА – Я хочу подчеркнуть, вы уже назвали эту цифру, что этот год – юбилейный. Именно театру «Школа современной пьесы» исполняется 25 лет, в марте должны были произойти юбилейные торжества.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, 27 марта. Но еще раз говорю, что дому больше 200 лет, и в этом доме чего только не было. Я уже много раз это рассказывал, и по этому поводу повторять не буду. Но, действительно, дом, в котором было все и были все. Там одного факта, а их десятки, хватило бы, чтобы этот дом как музей посещали люди. Там была и свадьба Чайковского, и Чехов подписал первый контракт на собрание сочинений, и Достоевский повторил речь о Пушкине, и много раз бывали Тургенев и Толстой. И дальше можно, я долго и подробно могу рассказывать об этом доме. И история вся в том, что мы много лет… у нас была такая идея, не просто идея, а она уже была реализована в виде проекта. Ведь уже давно есть проект для реконструкции, реставрации, регенерации этого здания. Там внутри, внутри двора было такое ветхое здание, его снесли, провели работы по подготовке строительства.

К. ЛАРИНА – То есть там вторая сцена должна была быть?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, там должна была быть основная сцена. А мы хотели, чтобы это здание приобрело свой исторических облик. Дело в том, что почему-то этому дому с пожарами как-то не везло или слишком везло.

К. ЛАРИНА – Это не первый случай?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Что вы! Ну, слава Богу, что за историю нашего театра там не было пожаров, но там были пожары, которые снесли целый этаж по Неглинке. Там сейчас 2 этажа, а вообще исторически там было 3. Там был грандиозный купол над этим стеклянный, очень красивый купол над домом. И купол тоже сгорел. Там как-то многократно это происходило. И, конечно, мы очень хотели, чтобы дом… Он ведь весь деревянный.

К. ЛАРИНА – То есть там деревянные перекрытия?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Там все деревянное. Он даже стоит на деревянном фундаменте, и там, под ним, течет река Неглинка. Я спускался в подвал, и там такие своды. Москва белокаменная. И там действительно течет река, это невероятно. Как этот дом стоит? Это просто… там сейчас началось исследование, сейчас начали определять, что же с домом делать. Сейчас есть несколько вариантов развития. И окончательно это решит мэр, естественно, это решит Собянин.

К. ЛАРИНА – Его сохранить возможно? Его же не будут сносить?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Возможно, безусловно, возможно. И там довольно много чего осталось. Там прогорело перекрытие над сценой, там сейчас небо видно. Сейчас очень важно как можно быстрее законсервировать и как можно быстрее начать строительные работы. Другое дело, что можно делать капитальный ремонт, а можно делать с поправками тот самый проект, который когда-то мы с Дмитрием Крымовым и с архитектором Колосницыным довели до всех чертежей, до макета, до разрешения на строительство. Со всеми согласованиями, с согласованием Мосгорнаследием, с Мосгоримуществом. И так далее, и так далее. Поэтому сейчас это все можно сделать очень быстро, и мы очень надеемся на Сергея Семеновича Собянина, который, я так думаю, понимает, какое… даже, еще раз говорю, независимо от театра, какое место находится в центре Москвы. Тем более что на Трубной, так получилось, что вокруг уже сплошные муляжи. Мы это видели за 25 лет, как сносили старые московские дома, и потом они повторялись в гипсокартоне. А это практически дом, который реально стоит, и он, к счастью, стоит, и, к счастью, там сохранилась большая часть лепнины, там сохранилась живопись на стенах, которую мы укрывали и прятали.

К. ЛАРИНА – А сейчас это сохранилось?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Сохранилось, в том-то и дело.

К. ЛАРИНА – Масштабы бедствия каковы?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Масштабы бедствия таковы: там прогорела кровля зимнего сада, сильно прогорела.

К. ЛАРИНА – Там тоже была сцена – Зимний сад?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Сцена, конечно. Она так и называлась – сцена Зимний сад. А когда-то, когда там был ресторан Оливье, и когда там был зимний Эрмитаж тот самый… это ведь был зимний Эрмитаж… Это сейчас трудно объяснить кому-либо, что это значит. Это как бы все творческие дома, вместе взятые. Там собирались музыканты, там собиралась профессура Московского университета, там было общество любителей русской словесности. Там эта профессура Московского университета, отмечая Татьянин день, они, собственно, и начали эту традицию, поскольку в Татьянин день был основан Московский университет, и вот они там отмечали 100-летие Московского университета. И с тех пор от этого дома все это пошло. Поэтому я возвращаюсь к тому, что сейчас будет. Конечно, я очень хорошо понимаю, что городской бюджет не рассчитывался в 2014 году на реставрацию и реконструкцию и капитальный ремонт этого здания, но, тем не менее, это много даст…

К. ЛАРИНА – Подождите. Если у вас было понятно, что здание требует так или иначе капитального ремонта, что все деревянные перекрытия, деревянный фундамент, значит закладывался на какой-то период уже капитальный ремонт. А какой?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Было даже принято решение о капитальном ремонте, о строительстве, реконструкции Новой сцены. Это все происходило в 2006 году, потом все это обновлялось в 2008 году. Но это как-то все время должно было произойти, но не происходило. Я говорю, что там практически уже для Новой сцены построен нулевой цикл во дворе. И поэтому, конечно, если бы сейчас правительство Москвы, а конкретно – мэр, выделили деньги на строительство Новой сцены, мне кажется, все было бы просто замечательно. Мы бы перешли… Новая сцена должна строиться, ну, год-полтора, не больше. Мы бы туда перешли играть, а здесь можно было бы сделать не просто капитальный ремонт, а реставрацию, то есть возродить этот дом в его изначальном виде. Он уже давно перестроен и, в общем-то, изуродован.

К. ЛАРИНА – Есть какие-нибудь архивные документы, фотографии, как все это выглядит?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Есть. Есть не просто, абсолютно есть до миллиметра. Есть огромное количество строительной и научной документации, огромное количество. И в музее Москвы есть, и у нас есть. Мы много лет этим занимались, и мы много лет сохраняли. У нас даже… мы когда строили сцену, и когда приспосабливали этот дом под театр, мы находили уникальные вещи. У меня до сих пор висит в кабинете… уже не висит, но это сохранилось – лежит меню ресторана «Оливье», хорошо запомнил, меню ресторана «Оливье» 13 января 1913 года. Сто лет.

К. ЛАРИНА – Скажите, пожалуйста, а то, что всегда волнует, когда происходят такие события трагические, как пожары – декорации, костюмы, архивы, какие-то музейные вещи…

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Вы знаете, удивительно случилось, что наверху, ближе к сцене, наверху, было огромное количество костюмов неидущих спектаклей. Всегда, в каждом театре такие костюмы сохраняются, для того чтобы…

К. ЛАРИНА – Для подбора.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, для подбора, абсолютно точно. Вот это все сгорело. А внизу цех костюмерный, который обслуживал идущие спектакли – он весь остался. Ну, естественно, там очень сильно залили все. Все было залито водой, пеной очень сильно. Сейчас там вся проблема в том, чтобы эти стены как можно быстрее высушить, потому что, независимо от того, в какой форме будет идти реконструкция, очень важно сохранить лепнину, очень важно сохранить живопись, очень важно сохранить двери с резьбой.

К. ЛАРИНА – А декорации не пострадали?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Декорации почти не пострадали. Мы сейчас… ведь это случилось минут за 20 до детского спектакля.

К. ЛАРИНА – Это случилось как раз в нашу смену. Мы так же именно в это время сидели, где-то около 12-ти часов, и вдруг поступила первая информация о том, что происходит в театре.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – И сгорел весь спектакль «Вредные советы», а он у нас был как раз на гастролях в Новосибирске. И нужно сказать, это невероятно.

К. ЛАРИНА – Сейчас он был на гастролях?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Сейчас мастерские театра «Эрмитаж» невероятно, практически за какие-то символические деньги, неделю не отходили, сделали заново декорации, и мы поехали на гастроли. Я просто еще раз говорю, что я потрясен. Серьезно – я потрясен такой человеческой отзывчивости и пониманию. К сожалению, мы в беде очень сильно помогаем коллегам. Хорошо бы так еще радоваться за коллег.

К. ЛАРИНА – Вас же не было, когда все это случилось? И вы на самолете прилетели? Где вас застало это событие?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, я летел. Дело в том, что я улетал на один день в Одессу, там такие крупные политические события, в которых я участвовал. Там сменили мэра…

К. ЛАРИНА – Что там – митинг какой-то возглавили? Шествие? Марш?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – На самом деле, это мой родной город, и я стараюсь как-то участвовать в жизни этого города. Я в течение целого дня выходил на телевизионные экраны, комментировал что-то, и так далее. Но там действительно были чудовищные мэр и губернатор, которые… как-то так город, все-таки, оказывается, еще все-таки возможно такое на постсоветском пространстве, когда город может своей силой и своим желанием поменять руководство. Президент вынужден был снять с работы мэра и губернатора. Мало того, губернатором Одесской области сейчас назначен человек, которого я очень хорошо знаю – Николай Леонидович Скорик, который просто образованный, умный, мощный, очень интересный человек.

К. ЛАРИНА – Короче говоря, во время этих событий вас застала эта новость.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да. Дело в том, что я входил на трап самолета, и в этот момент мне… мне сначала позвонили и сказали, что пожар, но его уже погасили. Там же две стадии пожара были. Там что-то загорелось, и наши монтировщики декораций, актеры схватили огнетушители и сразу стали заливать. И им показалось, что все залито. А огонь пошел как раз по перекрытиям. И уже сообщили, что все нормально. Мало того, я уже сел в самолет, в этот момент мне позвонил Капков. И я говорю: «Все нормально, не волнуйтесь, мне только что позвонили, все нормально». Ну а когда я через 1:40 прилетел, я уже подъехал в театр и видел все это в жутком состоянии, в жутком. Все горело, вокруг стояла труппа.

К. ЛАРИНА – Все рыдали?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, да. Плакали. Взрослые мужчины, Саша Галибин, Альберт Филозов, я не буду всех называть, Володя Качан – стояли и слезы лили.

К. ЛАРИНА – Какие эмоции вы испытали?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Ну, что тут можно испытать? Это жутко, я до сих пор не могу прийти в себя. Вот уже 10 дней прошло. При том, что каждый день идут совещания, при том, что есть такие… есть такие надежды, что все будет возрождено, что все будет отремонтировано. И нам очень помогают, очень помогают. Это действительно так. И, прежде всего, Департамент культуры. Там есть заместитель Капкова, Селиванов, который занимается как раз строительством. И он занимается капитальными ремонтами. Сергей Владимирович Селиванов. И он просто работает, как будто это не просто его какая-то работа, а с колоссальной отдачей. Они как-то все… Я еще раз говорю – там почти ежедневно собираются совещания, в Департаменте культуры, и они просто замечательно себя ведут и просто замечательно работают.

К. ЛАРИНА – Вы говорили, насколько я помню, что там исчезли какие-то компьютеры, сейф – это действительно было так?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ - …

К. ЛАРИНА – Скажите, скажите, потому что мне официальное лицо позвонило и об этом сообщило.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Официальное лицо? Вот, пусть официальное лицо и сообщает, потому что это такое… давайте так, скажу: все хорошо. Когда люди гасят пожар и когда они рискуют своей жизнью, то…

К. ЛАРИНА – Недосчитаться пары компьютеров – это уже фигня.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Так, я этого не говорил.

К. ЛАРИНА – Новости, потом продолжим.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА – Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня у нас в студии главный режиссер и художественный руководитель театра «Школа современной пьесы» Иосиф Райхельгауз. Мы встречаем юбилейный год. Напомню, что 27 марта 2014 года исполняется 25 лет театру «Школа современной пьесы». Случилась такая беда – случился очень сильный пожар, последствия которого мы сегодня пытаемся понять. И понять, как дальше театр будет существовать. Не устает Иосиф Леонидович поражаться коллегам своим, которые проявили такую душевную щедрость и не только душевную, но и материальную тоже, готовы предоставить и материальную помощь, и свои сцены. Но тем не менее, ваше видение ситуации, если мы говорим исключительно о творческой судьбе в ближайшее время. Где работать, где репетировать? Что с премьерами?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Скажу. Незадолго до пожара вышла премьера спектакля, который называется «Спасти камер-юнкера Пушкина».

К. ЛАРИНА – Не дошла я до него.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Мне очень жаль, потому что прошло всего 2 спектакля, и я вдруг увидел, и даже в тех рецензиях, которые успели выйти, в тех откликах критиков и зрителей, я увидел, что это получилась очень серьезная премьера. Увидите. Увидите, потому что мы его будем играть 11, 12 и 13 декабря в театре Маяковского.

К. ЛАРИНА – На Большой сцене?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, на Малой сцене. Потому что он у нас идет в центре зала, там довольно сложная сценография, как обычно, у нашего Алексея Трегубова. И зрители должны сидеть вокруг. Дальше, 14 ноября должна была быть премьера пьесы вашего и нашего автора Вити Шендеровича, которая называется «Последний ацтек». Там в главных ролях Альберт Филозов и Татьяна Веденеева. И очень занятная пьеса, спектакль был практически готов.

К. ЛАРИНА – Это вы делали?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да. Я его репетировал и не успел выпустить. Но я думаю, что в самое ближайшее время мы все-таки получим у какого-то театра неделю на выпуск, и начнем его играть. Дальше у нас тоже практически сделаны декорации и срепетирован спектакль, который называется «В поисках утраченного волшебства». Это детский спектакль, очень хорошая пьеса. И там много затей замечательных, это ставят мои ученики, молодые совсем режиссеры, двое – Женя Кочетков и Саша Цой. И я думаю, что мы этот спектакль… Этот спектакль очень дорогой, очень такой, как говорят, костюмный, с интересными декорациями, с интересной музыкой, с огромным количеством фокусов, трюков, и там давно уже мы работам с замечательным фокусником, который тренирует артистов. И так далее, и так далее. Я надеюсь, что мы и это выпустим. Пока не очень понимаю, где.

К. ЛАРИНА – А где репетировать?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Во-первых, у нас остался репетиционный зал.

К. ЛАРИНА – В вашем же здании?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – В нашем здании. Мы из него не уходим.

К. ЛАРИНА – То есть можно там работать?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Сейчас скажу. Вот это крыло, которое тянется по Неглинке, вот эти два этажа по Неглинке – нижний и верхний – они есть. И там примерно 500-600 метров, там есть какие-то комнаты, и там есть репетиционный зал. Это тот самый Белый зал Зимнего Эрмитажа, в котором как раз заседало Общество любителей русской словесности. Естественно, сейчас зал и все комнаты завалены костюмами, костюмы все залиты пеной, их сдают в химчистку, сушат, декорации приводят в порядок, реквизит ремонтируют. Но, во-первых, еще раз говорю – мы будем репетировать в нашем репзале. А во-вторых, мы сегодня уже заключили несколько контрактов с нашими коллегами в разных театрах. И мы там будем играть спектакли.

К. ЛАРИНА – А платить нужно за это?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Кому-то нужно, кому-то – нет. Скажу так. Кто-то говорит: «Не надо», а кто-то говорит: «Надо», но ничего страшного, потому что мы же государственный театр, мы театр Правительства Москвы. И поэтому платит Департамент культуры.

К. ЛАРИНА – Но все равно возникают сложности, чтобы все-таки люди понимали, что такое сгоревший театр. Это же не офис, в котором у вас стоит фотография семьи и несколько файлов в компьютере. Это действительно абсолютный дом, потому что люди, которые работают в театре – они большую часть своей жизни проводят в этом помещении.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Большую часть времени проводят там, безусловно. Это репетиции, это спектакли, это диалоги друг с другом. Да, конечно. И, самое главное, мы сейчас ищем такое место в Москве, что оказалось очень непросто сделать, где была бы основная база театра. Мы смотрим кинотеатры…

К. ЛАРИНА – Чтобы было куда прийти.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, совершенно верно. Мы смотрим кинотеатры, мы смотрим дома культуры. Но, вы знаете, в Москве нет свободных сцен. В Москве нет свободных театральных пространств. Либо сдано в длительную аренду в коммерческую, либо находится в аварийном состоянии, либо непонятно… непонятно, мы сейчас уже нашли, как нам кажется, очень хорошие два адреса, но мы не можем понять, кто ими распоряжается.

К. ЛАРИНА – Кто ими владеет.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Совершенно верно. Причем самые разные адреса. Кто-то говорит: «Нет, этим владеет администрация президента», «Нет, этим владеет правительство Москвы», «Нет, этим владеют арендаторы, которые это сняли». Ну, поэтому я думаю, что все-таки в самое ближайшее время мы определим такой ДК или такой кинотеатр, и это будет относительно постоянная сцена.

К. ЛАРИНА – Вы, кстати, сейчас не одни в таком положении оказались. Просто у других театров другие причины. Допустим, мы знаем, что идет масштабный ремонт, реконструкция в театре «Эрмитаж» Михаила Левитина. И он тоже лишен Большой сцены, они играют там на Малой сцене. А Большая сцена – они работают, по-моему, в театре Фоменко.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Иногда.

К. ЛАРИНА – Иногда. Потом мы знаем, что сейчас становится на масштабную реконструкцию «Современник».

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – «Современник» снял как раз частный, находящийся в частной собственности, ДК культуры.

К. ЛАРИНА – И они там будут целиком базироваться, да? Играть спектакли и…

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, да, да. Они там буду жить, думаю, не менее двух лет.

К. ЛАРИНА – И еще один момент, самый страшный страх – это лишиться вообще здания. Это не разговор даже с вами, Иосиф Леонидович. Все, у кого театры в центре Москвы, каждый раз, когда мы говорим о предстоящем ремонте, который неминуемый, все время этот страх – позволят ли вернуться домой? Не утянут ли у тебя из-под носа твое же собственное помещение?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Это есть.

К. ЛАРИНА – Каким образом от этого себя обезопасить?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Я все-таки думаю, я в который раз уже говорю: я уверен, что Сергей Семенович Собянин и, безусловно, его советники и, прежде всего, наш министр культуры московский, Капков, что они очень хорошо понимают, что это за дом. Ведь я даже умышленно не называю, что это за театр, хотя он достаточно уникален, современная драматургия, театр мировых премьер, грандиозная труппа. У нас там 12 народных артистов, звезды.

К. ЛАРИНА – Ой, а наш проект замечательный – «Действующие лица». Он вообще будет функционировать?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Конечно.

К. ЛАРИНА – Класс молодой режиссуры.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Класс молодой режиссуры в «Школе современной пьесы», конкурс «Действующие лица». Мы очень много чего делаем. Две мастерских ГИТИСа, режиссерская и актерская. Я хочу, чтобы мы все сохранили. Еще раз говорю – для того, чтобы дом не исчез, для того, чтобы театр не исчез, все-таки нужны повеления вышестоящих. Ну, что делать? Хотя я очень хорошо понимаю, что это стоит денег. И очень приличных денег. Поэтому, если это случится, все сохранится. Это стихи.

К. ЛАРИНА – Конечно. Кстати, о стихах. Есть еще один, масштабный тоже, проект, который, безусловно, является визитной карточкой «Школы современной пьесы». Это фестиваль Окуджавы, который проходит ежегодно в мае.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Конечно. Мы очень много чего делали и делаем. Сейчас это все как-то прервалось, но я очень надеюсь, что все вернется. Меня, конечно, поражает наша замечательная труппа и коллектив, который… я просто до комка в горле. Я ходил всю прошлую неделю, и в этих репзалах, в этих комнатах, где свалка просто, ходят наши артисты и извлекают костюмы, гладят, чистят, ремонтируют декорации. Я прямо поразился. Даже скажу вам, что в труппе был артист, не буду называть его имени, к которому я так как-то относился вяло – ну, думаю, вроде артист так себе, не самый лучший, не известный. И я сейчас просто открыл его, эту неделю, для себя. Я вижу – с утра до вечера он стоит и трудится, причем ему совершенно неважно, видят это или не видят. И вообще труппа и коллектив ведут себя просто грандиозно. Наша постановочная часть, заведующий постановочной частью, главный художник…

К. ЛАРИНА – У вас сколько сейчас спектаклей в репертуаре?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – У нас 22 спектакля.

К. ЛАРИНА – Все сохранятся?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Я думаю, что, скажем, «Медведь» Быкова, к сожалению, наш любимый спектакль, к сожалению, мы уже не будем играть, потому что там сгорела вся… там же декорация была из льда, весь спектакль она таяла. Не будем играть. И еще, наверное, один – два спектакля не будем играть. А так, конечно, хотелось бы сохранить весь репертуар.

К. ЛАРИНА – Чтобы снять все подозрения криминального толка, потому что не секрет, что каждый раз, когда происходят возгорания подобного масштаба, у нас народ сразу думает на хозяина: «А не выгодно ли ему поджечь свой собственный дом, чтобы взамен получить новый?» Это раз. Ну, вообще, версию поджога вы исключаете?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, исключаем, конечно. Это загорелись действительно провода. Мало того, сейчас же уже проведено расследование МЧС, и пожарная охрана, они нашли провода, которые… дело в том, что там не было полноценной противопожарной охраны. Не было в театре. И я каждый год получал список необходимых мероприятий из 12, из 13 пунктов. Обычно там 10 или 11 я выполнял – подвинуть эту розетку туда-то…

К. ЛАРИНА – Тот самый пункт оказался роковым?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Совершенно верно. «Установить вот эту конструкцию, которая включает автоматическую… поливает водой». Это невозможно. Я спрашивал: «Ну, невозможно». «Но мы же должны на это обращать внимание?» «Вы должны это установить». «Но вы же видите, что да, невозможно. Это такое здание». Вот в этом все дело. И, конечно, дом был… мы это понимали. Дом был ужасно пожароопасен. Мы понимали, у нас прямо у каждой двери стоял огнетушитель, у каждой. И мы очень были к этому внимательны, понимая, что – ни дай Бог, в этом доме. Поэтому мы и просили реконструкцию, реставрацию, поэтому мы и просили оснастить театр современными противопожарными системами.

К. ЛАРИНА – Я сейчас вас слушаю и опять думаю, что же еще я хотела сказать, что такое потеря для меня – «Школа современной пьесы». Не просто московского хорошего театра, со своим лицом, но еще вот это ощущение какого-то пространства, очень своего, очень важного. Потому что, помимо спектаклей, я напоминаю, опять же, нашим слушателям, репертуарных, в «Школе современной пьесы» существовало понятие клубных вечеров. Это стихи, это все поют и прочее-прочее.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Там много чего было.

К. ЛАРИНА – Которые собирали людей, в какой-то степени – единомышленников. Людей с похожим мировоззрением. Это в какой-то степени напоминало вечера Дома актеров в их лучшие годы, в лучших традициях.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да, мы этим занимались всю жизнь театра. Потому что я тут недавно стал вспоминать и говорить – ведь, в нашем театре, извините, но родился Театр Фоменко, который играл там дипломный спектакль. В нашем театре первые свои спектакли играл «Квартет И». В нашем театре начала играть, когда у нее еще не было театра, петь, не играть, а петь, и поет до сих пор, Елена Камбурова. В нашем театре все последние годы своей жизни выходил на сцену Булат Шалвович Окуджава. Там же был его тот самый знаменитый день рождения, 70-летие, когда вся Трубная площадь была переполнена людьми. Был замечательный вечер Вознесенского, недавно я встречался с Зоей Борисовной Богуславской…

К. ЛАРИНА – А как мы будем отмечать юбилей?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Ну, как-то будем отмечать. Потому что, я очень надеюсь, что Сергей Семенович Собянин примет решение…

К. ЛАРИНА – Но до марта все равно ничего не сделают.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Сделают. Если будет принято решение о реставрации, реконструкции, о капитальном ремонте. Неважно, как это называется. Это совершенно неважно. О строительстве новой сцены – вот это очень важно. Если это решение будет, то, я думаю, что мы, как минимум, на Малой сцене в марте проведем юбилей. Мне очень хочется, чтобы люди увидели последние спектакли. Незадолго до «Спасти камер-юнкера Пушкина» вышел спектакль, он сейчас в Новосибирске на гастролях. Сегодня, кстати, они его играют вечером – «Лондонский треугольник». Это Герцен, Огарев и их девушка Натали.

К. ЛАРИНА – Это кто, Астрахан делал?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Это Дмитрий Астрахан, замечательный режиссер, сделал очень хороший спектакль. Я очень люблю этот спектакль, и прямо вот мне показалось, что какая-то волна просто пошла. Вот этот спектакль, потом – «Спасти камер-юнкера Пушкина», потом пьеса Шендеровича уже была готова…

К. ЛАРИНА – А что вы к юбилею планировали?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нам Дунаевский писал мюзикл «Шинель». Ну, не мюзикл, но мы же иногда делали музыкальные спектакли. Вы сегодня вспоминали «Русское горе», дым отечества нам сладок и приятен. Дым отечества вот так аукнулся.

К. ЛАРИНА – Про Дунаевского.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Про Дунаевского, он написал… вернее, пишет, заканчивает писать «Шинель», музыкальный спектакль для Филозова, Акакия Акакиевича он должен, естественно, играть. Мы очень ждем от Дмитрия Быкова…

К. ЛАРИНА – Я не могу даже себе представить мюзикл «Шинель», да еще на музыку Дунаевского. Что-то такое должно быть же веселое. Брызги шампанского.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да. Там Жук написал, естественно, либретто.

К. ЛАРИНА – Слушайте, ну, что это такое?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Увидите. Думаю, хорошо.

К. ЛАРИНА – Это же трагедия.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Трагедия, конечно.

К. ЛАРИНА – А тут что будет – «Пора, пора, порадуемся»?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, нет, нет. И мы очень ждем от Дмитрия Быкова пьесу, обещанную еще в конце прошлого сезона. Это наш автор, даже не буду называть и рассказывать ничего не буду. Ждем очень. Если Дима нас слышит – еще раз прошу отдать театру пьесу. Я надеюсь, что мы это сыграем. Как всегда, мы хотим выпустить лучшую пьесу конкурса «Действующие лица». Или, собственно, лучшую мы уже выпустили, «Спасти камер-юнкера Пушкина», там еще есть пьеса, которая называется «Здесь живет Нина». И вот я хотел, чтобы мои студенты, молодые режиссеры, делали спектакль. Вообще я хотел бы, чтобы как можно больше отдавать сцены и пространство молодым людям. Собственно, мы это делаем всегда. И каждый год молодой режиссер выпускает у нас спектакль, и есть замечательные. И хотелось бы это продолжать, безусловно.

К. ЛАРИНА – Черт его знает, может быть, в этом есть тоже какой-то мистический момент? 25 лет, начать все с начала.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да.

К. ЛАРИНА – Цикл такой – раз! Четверть века. Да? А потом сказать: «А теперь сначала».

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Мне же очень много звонило… как вы понимаете, у меня просто распух… СМСки, и в планшетнике, в общем, полно всего. И почти каждый не удерживался, чтобы не процитировать мне: «Пожар способствовал ей много к украшенью». Я уже: «Не надо этого, пожалуйста! Хватит!» И соболезнования – хватит. Ну, надо жить и работать. К счастью, люди все живы. Это прекрасно. И надо отдать должное нашей администрации, артистам – они вывели, полный зал людей был, детей, в основном.

К. ЛАРИНА – Паники там не было?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, очень аккуратно объявили, вывели, прямо молодцы. Ух, как-то опять вы меня вернули в это все. Но еще раз говорю, что это сейчас как-то так к этому приковано огромное внимание…

К. ЛАРИНА – Не было никаких предзнаменований?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Предзнаменований? Нет, я в это не верю.

К. ЛАРИНА – Страшных вещих снов…

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, я во все это не верю – в предзнаменования, в вещие сны. И, естественно, мне многие сейчас рассказывают, что в русском…

К. ЛАРИНА – Артисты ничего не рассказывали, не делились потом: «А вот мне голос был», или «Мне приснилось», «Я чувствовала»?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, нет. Ну, дым отечества – конечно. И, как вы помните, пели: «Дым отечества нам сладок и приятен. Гори оно огнем!» Собственно, мы к этому призывали. Но не до такой степени.

К. ЛАРИНА – Вот еще последний, наверное, вопрос. Что касается творческих каких-то планов внутренних. Ничего не захотелось в связи с этим изменить и совсем не о том говорить со сцены, о чем планировали до пожара?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Нет, я скажу, что, когда я вошел… ну, я тоже, как и все, стоял на улице, смотрел, как ломают крышу, как летят вниз эти куски жести, как заливается все водой. В ужасе, в ужасе, в ужасе. И, наконец, когда уже, ближе к вечеру, пожарные команды уехали, я вошел в зал и увидел какую-то невероятную картину. Вы знаете, такую жуткую… со мной вместе вошел наш главный художник, Леша Трегубов, и мы так посмотрели на все это… Это не просто декорация, это не просто среда.

К. ЛАРИНА – Апокалипсис такой.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Понятно, что нельзя пока туда зрителей посадить, но там можно практически ничего не играть. Там можно выйти и на все это смотреть.

К. ЛАРИНА – Такая инсталляция.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Да-да-да. Собственно, все это сохраняется до сегодняшнего дня. Вполне возможно, я об этом думаю, вполне возможно, что нужно это каким-то образом прокомментировать спектаклем или нашими театральными средствами.

К. ЛАРИНА – Каким-то непонятным, мистическим образом у меня в ящике здесь, на работе, сохранился этот диск, который приносил тот же Иосиф Райхельгауз вместе с Сергеем Никитиным, когда мы представляли в этой студии спектакль «Русское горе».

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Невероятно.

К. ЛАРИНА – Это когда происходило? Когда эта премьера прошла?

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – «Русское горе» - лет 5 тому назад.

К. ЛАРИНА – Вот, и каким-то чудесным образом именно этот диск именно с этой песней, про которую мы сегодня не раз вспоминали в эфире, сохранился. Именно этот фрагмент.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Фантастика.

К. ЛАРИНА – Это спектакль, музыкальный спектакль «Русское горе» по мотивам «Горе от ума». Алексей Гнилицкий в роли Чацкого. И вся труппа театра «Школа современной пьесы» с арией «Гори оно огнем». На этом мы закончим сегодня, все. Иосиф Леонидович, я надеюсь, что мы сегодня все сделали правильно. Надеюсь, что нас услышали те, кого мы сегодня повторяли, чьи имена…

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Я очень удивился, что программа наша называется «Дифирамб». Она должна называться «Культурный шок», конечно же.

К. ЛАРИНА – Спасибо большое. И надеюсь, что все будет нормально.

И. РАЙХЕЛЬГАУЗ – Спасибо, Ксения.