Игорь Бронтвейн - Какого черта - 2006-03-12
Э.НИКОЛАЕВА – Я нашла самородок. Вес - 75 килограммов. Возраст – 30 лет. Бас-баритон. Зовут Игорь Бронтвейн. Здравствуйте, Игорь!
И.БРОНТВЕЙН – Здрасьте.
Э.НИКОЛАЕВА – Какого черта в стране пропадают таланты? В хоккей играть некому. Наукой заниматься некому. Певцов, понимаешь ли, не хватает!
И.БРОНТВЕЙН – Да ладно, что же Вы уж так прямо…
Э.НИКОЛАЕВА – Вот Вы нашли своего мецената, бас-баритон?
И.БРОНТВЕЙН – Нет, пока еще нет, пока не ищу, скажем так. Надо еще много над собой работать, чтобы я кому-то стал интересен. Требуется времени много на это, а притом, что сам я по специальности экономист…
Э.НИКОЛАЕВА – Отлично.
И.БРОНТВЕЙН – Да, вот так вот, времени как бы не хватает. Учился не тому немножко.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, что же, Лемешев, по-моему, у нас был таксистом?
И.БРОНТВЕЙН – Было дело, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Так что у Вас еще все впереди, Игорь.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, да, возможно все еще впереди.
Э.НИКОЛАЕВА – Экономический старт гораздо лучше, чем таксистский.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, все-таки уже возраст.
Э.НИКОЛАЕВА – 30 лет.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, 30 лет…
Э.НИКОЛАЕВА – А 75 килограммов – я не ошиблась?
И.БРОНТВЕЙН – Нет, 90.
Э.НИКОЛАЕВА – Батюшки! Все заново. Начинаем передачу заново. Я нашла самородок. Вес - 90 килограммов. Еще более ценная находка. Итак, Ваш творческий путь ограничивается пением в хоре МВД у Виктора Елисеева?
И.БРОНТВЕЙН – Было дело, но это было давно уже. Год я там пел. Замечательный коллектив.
Э.НИКОЛАЕВА – Давно. Но что Вы меня пугаете: давно?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, относительно давно. В 2000 году я туда пришел. Коллектив отличный, очень интересные люди там работают. Профессионалы. Мне довольно сложно было, на самом деле, там работать, потому что как такового музыкального образования я не имею никакого.
Э.НИКОЛАЕВА – Так. Вот теперь что выясняется.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, самородок, что же вы хотите?
И.БРОНТВЕЙН – Да ладно Вам прямо так…
Э.НИКОЛАЕВА – Так оно и есть.
И.БРОНТВЕЙН – Таких как я много, я думаю, в России, поэтому я думаю, для России это не нонсенс какой-то, это нормальная ситуация. Просто кто-то не может себя найти сразу, кто-то попадает куда надо.
Э.НИКОЛАЕВА – Кто-то находит с годами.
И.БРОНТВЕЙН – Да. У кого-то желания не хватает.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно. Как в нашем случае, да?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, получается немножко так, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Итак, Игорь Бронтвейн – обладатель царского голоса в студии нашей программы. Так, а почему же все-таки бас-баритон считается царским голосом?
И.БРОНТВЕЙН – Сложно сказать. Вообще, специалисты музыкальные многие утверждают, что на данный момент вообще сам по себе бас – достаточно редкий голос. И эти голоса, если есть, то они так культивированы в России по большей части. Ну, есть в Европе. И почему-то считается, что голос очень редкий. Вообще, насколько я знаю, даже сейчас басов очень мало учится, вообще, хороших. Теноров много.
Э.НИКОЛАЕВА – Не, ну вот, бас-баритон, бас, наверное, почему, потому что арии поют царей всяких, стариков, там, да?
И.БРОНТВЕЙН – В основном, да, в основном, да.
Э.НИКОЛАЕВА – А тенор считается там это – любовники, это все такое...
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Фигаро тут, Фигаро там, что-то такое на поверхности.
И.БРОНТВЕЙН – Да, тенор – это молодежь, молодежь, да, в основном.
Э.НИКОЛАЕВА – Тенор – это молодежь, любовники, красавцы, а басы – они такие все из себя уже. Солидные дядьки.
И.БРОНТВЕЙН – Сейчас нас с вами музыкальные специалисты закидают.
Э.НИКОЛАЕВА – Закидают. Ну, они могут…, кто угодно и чем угодно. Так. Вы хотите быть Колей Басковым?
И.БРОНТВЕЙН – Нет. Нет, наверное.
Э.НИКОЛАЕВА – Нет – и нет, на нет и суда нет. Труд оперного певца сродни шахтерскому?
И.БРОНТВЕЙН – Да, действительно.
Э.НИКОЛАЕВА – Это как?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, когда я еще не занимался вокалом вообще, я представлял себе это как достаточно такое легкое увлечение.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно.
И.БРОНТВЕЙН – Но только тогда, когда я попал на эту кухню, и чуть-чуть ее, на самом деле, коснулся, не полностью, я понял, что это, на самом деле…
Э.НИКОЛАЕВА – Тяжелый труд.
И.БРОНТВЕЙН – Очень тяжело.
Э.НИКОЛАЕВА – Да.
И.БРОНТВЕЙН – Страшно тяжелый.
Э.НИКОЛАЕВА – Расскажете почему, ниже. Если дети кричат, значит они – певцы?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, дети, да…
Э.НИКОЛАЕВА – От души так. Открывают…
И.БРОНТВЕЙН – В общем, да, у детей очень звонкий голос. И мне кажется, что дети вообще… у детей очень, по-моему, правильно голос заложен, поставлен голос.
Э.НИКОЛАЕВА – От природы.
И.БРОНТВЕЙН – Да. А почему-то потом как-то это, наверное, уходит.
Э.НИКОЛАЕВА – А ему говорят: «Ты не рычи, ты. Тише, тише, маленький, тише, не кричи! Не надо петь».
И.БРОНТВЕЙН – Мой маленький мне тоже говорит сейчас: «Папа, не кричи», когда я пытаюсь что-то спеть.
Э.НИКОЛАЕВА – Наверное, вчера распевались? Все-таки приходите сегодня на эфир, и не куда-нибудь, а на самую знаменитую радиостанцию «Эхо Москвы», поэтому, наверное, покричали немножко в ванной или в туалете?
И.БРОНТВЕЙН – Да нет, нет, нет, не кричал, конечно.
Э.НИКОЛАЕВА – Итак, Игорь Бронтвейн в студии нашей программы, обладатель царского голоса. Все-таки я думаю, Вы когда-нибудь там споете.
И.БРОНТВЕЙН – Спою.
Э.НИКОЛАЕВА – Николай Басков, как известно, не доучился пению, а Вы?
И.БРОНТВЕЙН – Я совсем не доучился пению. Николай Басков, не знаю, доучился или нет, мне кажется…
Э.НИКОЛАЕВА – Но все говорят, если бы Коля побольше поучился, возможно бы, столько копий в его адрес не было бы… накидано, стрел.
И.БРОНТВЕЙН – Но это говорят специалисты. Я все-таки не стал бы так говорить, потому что это – мнение специалистов. Я, как обыватель, можно сказать…
Э.НИКОЛАЕВА – Так, Игорь, получается, Вы не закончили музыкальной школы?
И.БРОНТВЕЙН – Нет.
Э.НИКОЛАЕВА – У Вас нет консерваторского образования?
И.БРОНТВЕЙН – Нет. У меня нет ни училища, ни школы, ничего.
Э.НИКОЛАЕВА – И у Вас даже нет аспирантуры?
И.БРОНТВЕЙН – Нету.
Э.НИКОЛАЕВА – Ничего себе! Что Вы вообще делаете у меня в гостях? Меня обманули, да?
И.БРОНТВЕЙН – Наверное.
Э.НИКОЛАЕВА – А Вы вообще петь-то умеете?
И.БРОНТВЕЙН – Ну так, чуть-чуть могу иногда. В ванной опять же.
Э.НИКОЛАЕВА – Да. Как Вы там говорили мне смешно: разве что в ванной да в туалете покричать.
И.БРОНТВЕЙН – Да, покричать: «Занято».
Э.НИКОЛАЕВА – Покричать: «Занято».
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, покричите.
И.БРОНТВЕЙН – Начинающие певцы.
Э.НИКОЛАЕВА – Да. Почему после уроков пения, опять-таки возвращаемся к этому, человек теряет столько сил? Вот Вы на самом деле рассказывали, там семь потов сойдет, сродни шахтерскому. А что, какие мышцы принимают участие в пении? Расскажите.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, на самом деле, по-хорошему я думаю, что практически…
Э.НИКОЛАЕВА – Я думала, что только связки и горло.
И.БРОНТВЕЙН – Нет, на самом деле, нет. Но связки как таковые, они просто сами по себе работают и ими управлять достаточно сложно, им надо придавать определенное… для баса – одна постановка, для тенора – другая. А работают мышцы живота.
Э.НИКОЛАЕВА – Вот интересно как.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Казалось бы.
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Мышцы живота, пресс, да?
И.БРОНТВЕЙН – Мышцы живота, пресс, да, диафрагма там принимает участие. Трудно понять, и очень долго нужно учиться и понимать, как это все работает.
Э.НИКОЛАЕВА – Этому учат как раз?
И.БРОНТВЕЙН – Этому учат, обязательно.
Э.НИКОЛАЕВА – Но Вы же все-таки этому учились, Вы брали частные уроки пения…
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – …у известных педагогов.
И.БРОНТВЕЙН – Да, у меня первый педагог был Мочалов Алексей.
Э.НИКОЛАЕВА – Это Большой театр?
И.БРОНТВЕЙН – Это бас, солист Театра Покровского.
Э.НИКОЛАЕВА – А! Театра Покровского?
И.БРОНТВЕЙН – Да. У него учился я год, очень многому научил, очень много показал. Вообще, было очень интересно и для меня, и опять же это был первый опыт. Я понял…
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, что значит, очень много? Это не ответ как-то, Игорь. Давайте-ка, рассказывайте: очень много научил, очень много показал, очень много рассказал.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, на самом деле…
Э.НИКОЛАЕВА – Какие…
И.БРОНТВЕЙН – …занятие по вокалу – это распев.
Э.НИКОЛАЕВА – Так. Т.е. это не то, что пришел и поешь сразу арию Шаляпина Вашего любимого?
И.БРОНТВЕЙН – Нет, никто не даст, и это пошло. Для начала нужно хотя бы что-то понять, что-то выучить, море там вокализы, так называемые.
Э.НИКОЛАЕВА – Угу. А потом когда пораспеваешься час, полтора, два, то уже и петь не хочется никаких арий, да?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, почему? Нет. В общем, силы-то теряешь приличные, уже иногда кажется, что лучше бы уж не распеваться, а сразу что-то спеть.
Э.НИКОЛАЕВА – Чтобы уж спел учителю-то, показал бы уж.
И.БРОНТВЕЙН – Да. Но как оказывается, на самом деле, лучше действительно распеться, потому что меньше врешь, меньше фальшивишь.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно.
И.БРОНТВЕЙН – Но на самом деле, это техника, и никуда от этого не деться, надо уметь.
Э.НИКОЛАЕВА – Итак, Игорь, что такое абсолютный слух? Вот Вы мне рассказывали про своего уникального приятеля…
И.БРОНТВЕЙН – Да. Да, у меня есть приятель…
Э.НИКОЛАЕВА – …у которого есть абсолютный слух.
И.БРОНТВЕЙН – …Иван, у него, да - абсолютный слух.
Э.НИКОЛАЕВА – Он дирижер, да?
И.БРОНТВЕЙН – Да, он учится на дирижера. У дирижера вообще желательно, чтобы был абсолютный слух, как само по себе. Т.е. человек довольно интересный. Буквально из любого звука он может определить, что это за нота. Вот как я… я так дойти как бы и не смог…
Э.НИКОЛАЕВА – Вот сидит человек в ресторане, да? Падает вилка на пол…
И.БРОНТВЕЙН – Да, он скажет, что это за нота.
Э.НИКОЛАЕВА – …звенит, и он скажет ноту.
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Что-то еще, там муха пролетела.
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Потом повторить можно на рояле, да? На фортепиано?
И.БРОНТВЕЙН – Да, и можно проверить, действительно.
Э.НИКОЛАЕВА – Проверить, что, собственно, является…
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Так, Вы – поклонник Шаляпина. А есть еще русская школа пения или только итальянская? А вообще, Шаляпин знал ноты, кстати?
И.БРОНТВЕЙН – Да, он был высоко образованным человеком. Причем разносторонне. Он прекрасно рисовал, помимо того, что он прекрасно пел. Он был как постановщик очень известный человек. Он многие произведения корректировал. Ну, ему это было позволительно, потому что его современники, великие русские композиторы… он жил одновременно с ними, со многими, некоторых не застал, но, как правило, ему это было позволительно. Это вообще новатор в русской опере, поэтому… Это вообще отдельная такая, очень длинная тема…
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно. Русская школа пения у нас еще сохранилась или только итальянская?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, я думаю, что как бы как таковая русская школа пения, конечно, сохранилась, и есть преподаватели, которые ее пытаются вносить, да? Но основная база, мне кажется, все-таки это итальянская.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, хорошо, поскольку постольку Вы такой поклонник Шаляпина, Ваше любимое произведение?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, у него их очень много.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, что Вы любите петь из Шаляпина?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, Вы знаете…
Э.НИКОЛАЕВА – Вот мне рассказывали, вот Игорь… Вот такой Игорь – самородок. Вот сидишь с ним в какой-нибудь компании, на каком-нибудь официальном мероприятии, а он как встанет, как песню споет – у всех просто челюсти отваливаются.
И.БРОНТВЕЙН – Да ладно, нет, не отвалятся, потому что люди в основном, для которых я пою, они довольно отдаленное отношение к искусству имеют, поэтому возможно им и нравится. Я, конечно, не совсем уверен, что …
Э.НИКОЛАЕВА – Давайте не будем принижать.
И.БРОНТВЕЙН – Да ладно, нет, ну, чего, я просто не уверен, что это понравится аудитории. Ну, можно попробовать, но из произведений Шаляпина, что? Мне вообще как бы импонируют русские народные песни, мне они очень нравятся.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно.
И.БРОНТВЕЙН – Я, к сожалению, их мало знаю. Есть, например, такая русская народная песня «Дубинушка». На самом деле, в исполнении Шаляпина текст немножко отличается от того, что можно везде найти.
Э.НИКОЛАЕВА – Но Вы, по-моему, учили ее по-шаляпински?
И.БРОНТВЕЙН – Да. Дело в том, что я этой песней не занимался со своими преподавателями, которые у меня были: ни с Мочаловым, ни с Новиковой, поэтому можно, да, попробовать ее спеть. Если хотите, я могу продемонстрировать.
Э.НИКОЛАЕВА – Я уже хочу, как… 5 минут уже как хочу.
И.БРОНТВЕЙН – (Поет «Дубинушку»).
Э.НИКОЛАЕВА – Браво! В нашей радиоопере – антракт. Встретимся после рекламы и новостей. Мы еще споем. Через несколько минут.
НОВОСТИ
Э.НИКОЛАЕВА – Ну я за Вас очень переживала, Игорь!
И.БРОНТВЕЙН – Да я сам переживаю.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну так, я прям… Вы так, прям, старались, так трудились! Напоминаю нашим радиослушателям – радиослушателям «Эхо Москвы» - в студии нашей программы Игорь Бронтвейн, обладатель царского голоса. Игорь, скажите, а вот обычный путь певца: музыкальная школа, Консерватория, Гнесинка, аспирантура. А потом забвение. Вот Вы сказали, что в Гнесинке…
И.БРОНТВЕЙН – Консерватория либо Гнесинка.
Э.НИКОЛАЕВА – Либо. А.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Консерватория…
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Что же вы хотите…
И.БРОНТВЕЙН – Ну, можно и то, и другое, в принципе, если время есть.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, если есть еще аспирантура после, там, Гнесинки или Консерватории, то…
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Да, а потом забвение. Так?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, бывает и такое…
Э.НИКОЛАЕВА – Бывает такое?
И.БРОНТВЕЙН – На самом деле, бывает. Есть один…
Э.НИКОЛАЕВА – Это уж очень ученые получаются мужи такие.
И.БРОНТВЕЙН – Да. Есть один знакомый, который заканчивал музыкальную школу, который заканчивал училище, насколько я знаю, который учился в Консерватории. И закончил на вокал, и он бас, причем бас великолепный – очень низкий и очень красивый голос. И он закончил Консерваторию, аспирантуру и далее, к сожалению, когда он пришел в один из театров, ему сказали, что он просто не пригоден.
Э.НИКОЛАЕВА – Ничего себе!
И.БРОНТВЕЙН – Вот так вот.
Э.НИКОЛАЕВА – А почему?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, сложно сказать…
Э.НИКОЛАЕВА – Вот Вы сказали, что в Гнесинке вообще нельзя учиться пению, там глупые…
И.БРОНТВЕЙН – Нет, я так не говорил, нет, ничего подобного.
Э.НИКОЛАЕВА – А, не надо!
И.БРОНТВЕЙН – Ничего подобного, нет!
Э.НИКОЛАЕВА – Не надо!
И.БРОНТВЕЙН – Нет. Там, на самом деле…
Э.НИКОЛАЕВА – Там глухой голос становится.
И.БРОНТВЕЙН – Нет, я говорил… нет, нет…
Э.НИКОЛАЕВА – Про Консерваторию.
И.БРОНТВЕЙН – Нет. Дело в том, что… Нет, вот как мне показалось – я бывал в Консерватории…
Э.НИКОЛАЕВА – Где очень хорошая акустика.
И.БРОНТВЕЙН – Да, там…
Э.НИКОЛАЕВА – И там заставляют петь потише.
И.БРОНТВЕЙН – Но в Консерватории… Мне кажется, что в Консерватории все-таки слишком звонкие классы. Она чем хороша: у нас идеальный, вообще, для пения и для исполнения зал – это большой зал Консерватории. Вот, кстати, меня пугают, что его вскоре ремонтировать собрались. Не знаю, чем это закончится.
Э.НИКОЛАЕВА – Чего там наремонтируют.
И.БРОНТВЕЙН – Вот, да, могут…
Э.НИКОЛАЕВА – Портьеры повесят лишние.
И.БРОНТВЕЙН – Могут сделать так, что да, в общем-то…
Э.НИКОЛАЕВА – Не пробьешь.
И.БРОНТВЕЙН – …перестанет звук лететь. Сейчас это, ну, наверное… И мой, вот, приятель говорит, что это, наверное, лучший зал для пения в Москве.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну ладно, Игорь, кто-то мне рассказывал, что все-таки учат пению так, что голос делают глухим.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, преподаватели разные бывают, на кого попадешь.
Э.НИКОЛАЕВА – Опять…
И.БРОНТВЕЙН – Не, не, не, Элин, подожди.
Э.НИКОЛАЕВА – Опять выкручивается!
И.БРОНТВЕЙН – Нет, я не выкручиваюсь, на самом деле, разные есть преподаватели. Мне, например, с моими повезло.
Э.НИКОЛАЕВА – Так, Вы вспотели. Семь потов еще, правда, не сошло, но чувствуется, да, да, да.
И.БРОНТВЕЙН – Нет.
Э.НИКОЛАЕВА – Нет?
И.БРОНТВЕЙН – Нет.
Э.НИКОЛАЕВА – А как же подтверждение Ваших слов?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, одна…
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, одна песня – это еще не круто.
И.БРОНТВЕЙН – Одна песня – это не песня, и потом, сидя это было, надо стоя петь.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, сидя, кстати, тяжело.
И.БРОНТВЕЙН – Надо петь стоя.
Э.НИКОЛАЕВА – А я хотела Вам сказать. Тяжело.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, микрофон поднимала бы…
Э.НИКОЛАЕВА – А с другой-то стороны, Вы же сами рассказывали – упор должен быть. Опора-то.
И.БРОНТВЕЙН – Нет, опора должна быть обязательно, но опора не стулом. Хотя, Вы знаете, на самом деле, зачастую режиссеры в театрах… от моего преподавателя я знаю, что заставляют петь, так получается, по сцене, по постановке, что приходится петь чуть ли не спиной к залу, и вообще, в положении лежа – бывает и так.
Э.НИКОЛАЕВА – Почему это?
И.БРОНТВЕЙН – И вот попробуйте. На самом деле, жутко тяжело.
Э.НИКОЛАЕВА – А, ну когда по драматургии это требуется.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, по постановке, да, такая, допустим, сцена какая-то, где должен…
Э.НИКОЛАЕВА – На привале.
И.БРОНТВЕЙН – Да, на привале. Или, я не знаю, еще чем-нибудь, там, занят, вот…
Э.НИКОЛАЕВА – Поди попой тогда.
И.БРОНТВЕЙН – Да. Бывает, что… и надо как-то, чтобы люди услышали.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно. Хорошо. Почему, когда приходишь, например, в Большой театр на оперу, так в сон тянет.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Прям, вот, хоть спички вставляй в веки.
И.БРОНТВЕЙН – Видите, как бы, мы будем говорить…
Э.НИКОЛАЕВА – У Вас тоже? Вы тоже там…
И.БРОНТВЕЙН – Бывает.
Э.НИКОЛАЕВА – Бывает?
И.БРОНТВЕЙН – Бывает. Честно.
Э.НИКОЛАЕВА – Бывает?
И.БРОНТВЕЙН – Честно.
Э.НИКОЛАЕВА – Всхрапнете?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, прям совсем упал и захрапел – такого не было. Ну, посапывал – бывало. Ну, на самом деле, не на всех. Есть действительно произведения, которые для меня, например, ну, тяжело, чтобы мне было действительно себя заинтересовать, прежде всего.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, конечно.
И.БРОНТВЕЙН – Есть произведения очень интересные, на которых невозможно уснуть.
Э.НИКОЛАЕВА – А какие, вот, неинтересные, на Ваш взгляд?
И.БРОНТВЕЙН – Вот, я честно говоря, вот, а на итальянских в основном операх могу заснуть. Есть русские тоже. Например, вот, «Сусанин».
Э.НИКОЛАЕВА – На «Сусанине» надо спать!
И.БРОНТВЕЙН – Да, «Иван Сусанин». Там хорошее второе действие, где балет, и последнее, где ария Сусанина. Вот это действительно, ария вообще захватывает просто.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, а до этого пока суд да дело, можно и…
И.БРОНТВЕЙН – Ну, можно на будильнике, да.
Э.НИКОЛАЕВА – …вздремнуть.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно. Вот Вы сами какие арии любите, Игорь? Мефистофеля? Или эту, (изображает) блохо-хо-хо-хо…
И.БРОНТВЕЙН – Да нет, это рановато. И даже тогда, когда я учился, это было бы рановато. Такие серьезные вещи…
Э.НИКОЛАЕВА – Т.е. это…
И.БРОНТВЕЙН – …вроде «Блохи», их поют уже басы в возрасте.
Э.НИКОЛАЕВА – Да?
И.БРОНТВЕЙН – Да. Когда и очень опытные и большие мастера.
Э.НИКОЛАЕВА – Еще молодой пока еще?
И.БРОНТВЕЙН – Самая такая, кстати, расхожая для начинающих басов «Ария варяжского гостя» из оперы «Садко» Римского-Корсакова.
Э.НИКОЛАЕВА – Напомните-ка. Можете?
И.БРОНТВЕЙН – (поет отрывок из арии варяжского гостя) Вот такая.
Э.НИКОЛАЕВА – Да, я представляю, прям, оркестр вступает так, «у-у-у».
И.БРОНТВЕЙН – Там да, очень красивая, на самом деле, вещь.
Э.НИКОЛАЕВА – Красивая там вещь, да.
И.БРОНТВЕЙН – Да, очень красивая.
Э.НИКОЛАЕВА – Я помню.
И.БРОНТВЕЙН – Мой учитель, кстати, первый, когда поступал в Консерваторию, ее пел на экзамене. И поступил.
Э.НИКОЛАЕВА – А Ваш первый учитель?
И.БРОНТВЕЙН – Мачалов.
Э.НИКОЛАЕВА – Мачалов. А Вы сейчас с ним встречаетесь?
И.БРОНТВЕЙН – Бывает, созваниваемся, да. Он всегда рад меня видеть, я всегда рад…
Э.НИКОЛАЕВА – Рад его видеть.
И.БРОНТВЕЙН – Рад, да, мне очень интересно.
Э.НИКОЛАЕВА – И видеть и слышать. Как Шаляпин в Италии пел по-русски и загипнотизировал публику. Помните, Вы мне рассказывали, слушайте?
И.БРОНТВЕЙН – Ну да, было любимое…
Э.НИКОЛАЕВА – Это мы демонстрируем мастерство великого певца.
И.БРОНТВЕЙН – Да, любимая опера Шаляпина была «Борис Годунов». Он ее настолько любил, что он выучил вообще все роли, все партии, причем даже женские партии. Он знал просто наизусть. Ну, настолько она ему нравилась, что было ему интересно. Это величайшая, конечно, драма, она исполняется на русском языке. И был такой действительно случай, когда Шаляпин, выступая где-то в Европе, исполнял партию Бориса. И так на таком моменте, где он говорит…
Э.НИКОЛАЕВА – Глюки у него там начинаются, мальчики кровавые в глазах.
И.БРОНТВЕЙН – Там галлюцинации, да, ему видятся…
Э.НИКОЛАЕВА – Мерещатся.
И.БРОНТВЕЙН – Окровавленное дитя.
Э.НИКОЛАЕВА – Да.
И.БРОНТВЕЙН – И в тот момент, когда он говорит «что это там, в углу такое». И в этот момент настолько просто человек здорово пел, играл и так входил в роль, что люди, не зная языка…
Э.НИКОЛАЕВА – Так выпучил глазищи свои…
И.БРОНТВЕЙН – Да. Внимательно и с испугом очень посмотрели туда, куда он…
Э.НИКОЛАЕВА – Это что это там такое в углу?! И все, весь зал повернулся, да?
И.БРОНТВЕЙН – Там текст немножко другой, да, ну.
Э.НИКОЛАЕВА – А вот арию «Фигаро» или «Фигаро». «Фигаро». Не пробовали?
И.БРОНТВЕЙН – Да, пел. Мы тоже ее учили.
Э.НИКОЛАЕВА – Посмотреть бы, как Вы ее исполняете.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, я бы не стал, потому что, на самом деле…
Э.НИКОЛАЕВА – А как Вам говорили, Игорь, ну-ка напомните-ка мне?
И.БРОНТВЕЙН – Кому?
Э.НИКОЛАЕВА – Для того, чтобы спеть эту арию? Нужно что представить?
И.БРОНТВЕЙН – А, нет, ну, есть, на самом деле, разные методы обучения. Просто я, когда начинал заниматься, я больше походил на такого, наверное, валенка какого-то. Да я им, в принципе, может, даже и остаюсь где-то…
Э.НИКОЛАЕВА – (смеется) Вы так, вроде, с виду тоже такой же…
И.БРОНТВЕЙН – Да, да. И когда я пел русские партии какие-то или русские…
Э.НИКОЛАЕВА – Мужчина крупные.
И.БРОНТВЕЙН – …русские народные песни, да – это, как бы, мне достаточно, в общем, ничего, подходило. Смотрелось неплохо.
Э.НИКОЛАЕВА – По имиджу.
И.БРОНТВЕЙН – А когда доходило…
Э.НИКОЛАЕВА – Сочеталось.
И.БРОНТВЕЙН – …да, до каких-то песен или арий на иностранных языках, в основном на итальянском, которого я, естественно, не знаю.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну, заучить-то можно.
И.БРОНТВЕЙН – Хотя музыкант, вообще сказать, должен знать хорошо, и вокалист, итальянский и немецкий язык.
Э.НИКОЛАЕВА – Да ладно, Вы во всем не признавайтесь, а то «то я не знаю, это…» Сам поет, голосище вон, Бог дал.
И.БРОНТВЕЙН – Да нет, ну, когда Вы поете на итальянском, язык сам по себе, вообще, очень певучий, вообще, очень хороший язык, для пения идеал вообще. Но у меня никак не получалось…
Э.НИКОЛАЕВА – Никак не получалось войти в роль.
И.БРОНТВЕЙН – Да. Никак не получалось войти в роль.
Э.НИКОЛАЕВА – Нужно было в образ, в образ.
И.БРОНТВЕЙН – Получалось это по-русски. На итальянском языке, но по-русски.
Э.НИКОЛАЕВА – Получалось как… Как, практически, спеть «Дубинушку» получалось.
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да, да, да, то же самое. Долго бились, бились – никак ничего не получалось. Прямо, прямо беда.
Э.НИКОЛАЕВА – Да. В конце концов педагог не выдержал и говорит…
И.БРОНТВЕЙН – И сказал, говорит: «Вот, представь себе, что в пуантах и у тебя напудрены гениталии»…
Э.НИКОЛАЕВА – И яйца у тебя напудрены. Можно сказать по-русски.
И.БРОНТВЕЙН – Да. И Вы знаете, вот, смешно, но…
Э.НИКОЛАЕВА – Да. Вы это представили?
И.БРОНТВЕЙН – Запел. Я Вам не буду говорить, представил я это или нет, но я запел правильно. На какое-то время.
Э.НИКОЛАЕВА – Представить это забавно, конечно.
И.БРОНТВЕЙН – Да лучше не представлять, нет, это уже какая-то, не знаю… это уже что-то… Если… уже какая-то неправильная направленность какая-то.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно. Итак, в студии нашей программы обладатель царского голоса Игорь Бронтвейн. Игорь, вот скажите, откройте тайны становления голоса. Как, например, его закаливают. Ведь есть и такая процедура?
И.БРОНТВЕЙН – Есть и такая процедура. У всех свои методы, у всех свои способы, каждый додумывает что-то сам. К сожалению, связки у человека так устроены, что они очень ранимы, как любой инструмент, как струны. И чем восприимчивее они к непогоде, к различным… даже к еде.
Э.НИКОЛАЕВА – К еде?
И.БРОНТВЕЙН – Даже так, да. Вообще, надо, кстати, знаете, макароны, вот басам надо макароны хорошо кушать. Мне Новикова Лиза Стефановна говорила. Да, вот надо… «Надо, говорит, плотненько очень кушать макароны, очень куются связки», - говорят.
Э.НИКОЛАЕВА – Интересно.
И.БРОНТВЕЙН – Да, и голос громче.
Э.НИКОЛАЕВА – А что нельзя кушать басам?
И.БРОНТВЕЙН – Басам не знаю. Я вообще курю. Да, вот…
Э.НИКОЛАЕВА – Боже мой!
И.БРОНТВЕЙН – Вот ужас такой. Надо бросать, все никак не соберусь.
Э.НИКОЛАЕВА – Мало того, что бросил пение, так еще и курит.
И.БРОНТВЕЙН – Да, курю и курю много лет уже…
Э.НИКОЛАЕВА – Кошмар какой. Так…
И.БРОНТВЕЙН – И никак.
Э.НИКОЛАЕВА – Больше об этом не говорить!
И.БРОНТВЕЙН – Да. Так что этим закалять, закалять не надо.
Э.НИКОЛАЕВА – Не надо.
И.БРОНТВЕЙН – Этим не надо, совсем, это как раз лишнее и неправильно.
Э.НИКОЛАЕВА – Так, ну, наверное, нельзя есть апельсины какие-нибудь, острое?
И.БРОНТВЕЙН – Нет, все можно есть, это все ерунда. На самом деле…
Э.НИКОЛАЕВА – Т.е… ну, макароны лучше всего.
И.БРОНТВЕЙН – …диета строгая, насколько я знаю, у теноров, ну, и у девушек, там, у…
Э.НИКОЛАЕВА – Певиц.
И.БРОНТВЕЙН – У тоже высоких голосов. Да.
Э.НИКОЛАЕВА – А у теноров какая диета?
И.БРОНТВЕЙН – Не знаю, по-моему, яички сырые они кушают многие.
Э.НИКОЛАЕВА – А, все-таки надо, как в фильмах. Про Фросю Бурлакову-то помните: приехала – чпок! Яйца…
И.БРОНТВЕЙН – Вообще, Вы знаете, вот, тенору вообще очень сложно же, на самом деле, удержаться в форме. Если Вы обратите внимание, они все полные люди в основном.
Э.НИКОЛАЕВА – Так, а должны быть худые?
И.БРОНТВЕЙН – Нет, если будут, тогда не будет такого.
Э.НИКОЛАЕВА – Будет писк?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, да… Ну, некоторым удается себя в форме все-таки держать.
Э.НИКОЛАЕВА – Как у гуся печенка – что-то типа этого, да?
И.БРОНТВЕЙН – Ну вот, Коля Басков, например, он, мне кажется, он не полный человек, достаточно худой, да…
Э.НИКОЛАЕВА – В меру упитанный.
И.БРОНТВЕЙН – По крайней мере, с Паваротти не сравнить точно.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, у каждого свои методы. Есть, например, один человек, который спит зимой на балконе на открытом.
Э.НИКОЛАЕВА – Да?
И.БРОНТВЕЙН – Да. И вот в таком…
Э.НИКОЛАЕВА – Так. И что, лицо подставив падающему снегу?
И.БРОНТВЕЙН – Утром встал, с бровей снег стряхнул…
Э.НИКОЛАЕВА – Это он рассказывает Вам так, да?
И.БРОНТВЕЙН – Мне не рассказал, я знаю, что такое есть.
Э.НИКОЛАЕВА – Пение – это искусство освобождать звук?
И.БРОНТВЕЙН – Извлекать, да. Вы знаете, есть такое упражнение, на котором легко проверяют правильно человек поет или нет. Это когда поешь, перед собой надо поставить зажженную свечку. Пламя должно стоять на месте. Вот если пламя колышется, значит неправильно поешь.
Э.НИКОЛАЕВА – Т.е. дуешь.
И.БРОНТВЕЙН – Потому что выходит воздух, да. А воздух должен оставаться.
Э.НИКОЛАЕВА – А…
И.БРОНТВЕЙН – Должен извлекаться звук.
Э.НИКОЛАЕВА – А, выходить звук должен – как интересно.
И.БРОНТВЕЙН – Да, вот, попробовать и понять это, как бы, сразу сложно, но на самом деле…
Э.НИКОЛАЕВА – У Вас свечки нету?
И.БРОНТВЕЙН – Нет, здесь нету свечки. Да нет, у меня, вроде бы, ничего должно быть. Сначала было да, сначала, без занятий когда я сам кричал ходил, тогда, конечно, было неправильно, я уверен.
Э.НИКОЛАЕВА – Кричал «занято» когда.
И.БРОНТВЕЙН – Да. А далее уже, конечно, меня научили.
Э.НИКОЛАЕВА – А вот, Игорь, скажите, как в Большом театре певцы перепевают оркестр, вот я не понимаю?
И.БРОНТВЕЙН – Это очень тяжело, на самом деле. Я вообще, мне самому сложно себе представить, но…
Э.НИКОЛАЕВА – Потому что ведь надо же еще… ну это же, там купол какой-то, да, вот, сцена.
И.БРОНТВЕЙН – Да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – А как вот, расскажите.
И.БРОНТВЕЙН – Тем более, у нас Большой театр, насколько я знаю, считается одним из самых, вообще, тяжелых для вокального исполнения мест.
Э.НИКОЛАЕВА – Да?
И.БРОНТВЕЙН – Огромная сцена у него просто. Но тут все зависит, на самом деле, от дирижера. У нас есть очень грамотный, хороший дирижер.
Э.НИКОЛАЕВА – Помните, Игорь, Вы рассказывали, что для того, чтобы звук пошел со сцены еще в зал, перебил оркестр, нужно сначала наполнить этот купол.
И.БРОНТВЕЙН – По идее, да, по идее, так.
Э.НИКОЛАЕВА – Сцены этой звуком.
И.БРОНТВЕЙН – Да. Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Потом он должен пробить оркестр и уже только потом дойти до зала.
И.БРОНТВЕЙН – По идее, так.
Э.НИКОЛАЕВА – Это же какую силищу нужно иметь?
И.БРОНТВЕЙН – Ну а вот, дирижер должен понимать, он должен чуть-чуть убирать оркестр, должен помогать.
Э.НИКОЛАЕВА – А! А помогают?
И.БРОНТВЕЙН – Бывает, хотя…
Э.НИКОЛАЕВА – А то некоторые, там, это… Любители-то пошуметь!
И.БРОНТВЕЙН – Есть, да, вот были, великий дирижер был, Короян, который уникальный дирижер. Ровня ему… я не знаю, есть, нет, ну, сложно сказать – все индивидуальности.
Э.НИКОЛАЕВА – Помогал певцам.
И.БРОНТВЕЙН – Да. Нет, вот он наоборот, как раз любил очень громкий оркестр. Мне кажется, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Не пробить его было.
И.БРОНТВЕЙН – Но у него и певцы, Вы знаете, он брал певцов таких, что… Вот, например, у него, там, пел, я знаю, последнее время Пато Бурчуладзе – он с ним выступал – бас. Ну, у него такой голос, что…
Э.НИКОЛАЕВА – Пробьет не только…
И.БРОНТВЕЙН – Там хоть десять оркестров, по-моему, там все посыпется, да…
Э.НИКОЛАЕВА – …Корояна.
И.БРОНТВЕЙН – Потому что мощнейший просто голос, красивый.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну а Вы смогли бы так?
И.БРОНТВЕЙН – Не уверен, не знаю. Надо много заниматься, надо много учиться. Вообще, учиться, по-хорошему, этому нужно постоянно и нужно… нужно бросать все. Чего я сделать не смог, к сожалению.
Э.НИКОЛАЕВА – Жена, дети?
И.БРОНТВЕЙН – Да, не могу я бросить ни жену, ни детей. И я уже устоялся. Я просто изначально пошел в экономический вуз вместо…
Э.НИКОЛАЕВА – Музыкального?
И.БРОНТВЕЙН – …музыкального. Я тогда еще не подозревал, что у меня что-то есть.
Э.НИКОЛАЕВА – А когда это Вы вдруг подозрели-то в себе это?
И.БРОНТВЕЙН – Подметил один композитор…
Э.НИКОЛАЕВА – Подметили.
И.БРОНТВЕЙН – …случайно меня услышав, сказал, что у меня есть и бросать нельзя.
Э.НИКОЛАЕВА – А кто Вас, что за композитор такой?
И.БРОНТВЕЙН – Фельцман.
Э.НИКОЛАЕВА – Оскар?
И.БРОНТВЕЙН – Да, Оскар Борисович который.
Э.НИКОЛАЕВА – Что, Вам целый Фельцман сказал «бросать нельзя!» И развивать. А Вы?
И.БРОНТВЕЙН – Ну я уже в то время был сформировавшийся экономист, понимаете, как бы?
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно.
И.БРОНТВЕЙН – Сложно достаточно было. И с другой стороны, мне безумно нравится, вообще, это дело. Но честно говоря, для меня страшно это вот, грамота…
Э.НИКОЛАЕВА – Вот поэтому мы в хоккей и проигрываем!
И.БРОНТВЕЙН – Нет, ну почему проигрываем? Спеть-то я могу, просто… ну, вот руки у меня, например, под фортепьяно ну никак не заточены.
Э.НИКОЛАЕВА – Все сидят по домам.
И.БРОНТВЕЙН – …понимаете?
Э.НИКОЛАЕВА – Игорь, такие вот.
И.БРОНТВЕЙН – Однозначно.
Э.НИКОЛАЕВА – Таланты наши. Самородки практически. Где они у нас, по Руси великой? Надо всех собрать – помните, как…
И.БРОНТВЕЙН – А раньше так и собирали.
Э.НИКОЛАЕВА – …раньше? Выезжали, там…
И.БРОНТВЕЙН – Комиссиями, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Из забоя – давай, выходи, поедешь в Москву.
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – В Большой театр песни петь.
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Эх, Игорь, Игорь… Ну что, Ваши любимые певцы? Борис Христов – я знаю, Вы болгар очень любите?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, есть у меня друг болгарин, который учился со мной, который потом уехал к себе на родину. Как-то мы, к сожалению, контакт потеряли. Вообще, в Болгарии очень много…
Э.НИКОЛАЕВА – Ну передайте ему привет через «Эхо Москвы», вдруг он Вас слушает сейчас?
И.БРОНТВЕЙН – Валера Георгиев, привет тебе большой передаю. Вот, найти меня можно там же, где и раньше.
Э.НИКОЛАЕВА – А где раньше?
И.БРОНТВЕЙН – Не скажу, где. Желаю тебе удачи! Он, кстати, когда последний раз с ним разговаривал, он собирался в какой-то музыкальный вуз, спрашивал, в Москве какие есть вузы, куда лучше поступать.
Э.НИКОЛАЕВА – И что Вы ему посоветовали?
И.БРОНТВЕЙН – Ну, я…
Э.НИКОЛАЕВА – Про частные уроки пения?
И.БРОНТВЕЙН – А тогда, когда он у меня про это спрашивал, я еще о пении вообще не задумывался.
Э.НИКОЛАЕВА – Вы еще были тогда…
И.БРОНТВЕЙН – Я еще не знал ничего, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Экономистом еще были.
И.БРОНТВЕЙН – Да, полным. Вот. Поэтому в Болгарии действительно очень много великих певцов. Ну, в том числе, вот, Христов, который очень… ну, это считается второй Шаляпин.
Э.НИКОЛАЕВА – Да? Игорь, скажите, а вот Вы пока еще… когда еще не подозревали, были еще экономистом, а Вы что, вот этим своим пением развлекали окрестные дачи, там, когда выезжали к друзьям на дачу?
И.БРОНТВЕЙН – Да, да, да, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Новых русских, наверное, где-то там, по соседству?
И.БРОНТВЕЙН – Да нет, ну не развлекал… ну как развлекал? Мы собираемся с друзьями, там, собирались на даче, и собираемся периодически у одного моего хорошего приятеля.
Э.НИКОЛАЕВА – Хорошо им иметь такого друга. «А давай-ка, Игоряха»…
И.БРОНТВЕЙН – Да простая дача, между прочим…
Э.НИКОЛАЕВА – Да.
И.БРОНТВЕЙН – Очень далеко, кстати…
Э.НИКОЛАЕВА – Без крутизны.
И.БРОНТВЕЙН – Далеко от Москвы. Да, обычная дача под Миханево. Вот, и там вечерком, вот, мы собираемся под плов или под…
Э.НИКОЛАЕВА – Шашлыки.
И.БРОНТВЕЙН – …под шашлыки, чаще, да. Собираемся, принимаем чуть-чуть.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну да, и Вы им «Дубинушку».
И.БРОНТВЕЙН – Как обычно, как полагается. И начинаем петь, и не только я пою, почему…
Э.НИКОЛАЕВА – Голос просторно звучит, несется над полями…
И.БРОНТВЕЙН – Хорошо, да, там хорошо петь, да. Очень хорошо петь. Удобно…
Э.НИКОЛАЕВА – …над лесами…
И.БРОНТВЕЙН – Ничего не стесняет и не давит.
Э.НИКОЛАЕВА – Да. А вот скажите, все-таки, в какой-то степени, специалист – а вот у нас на «Эхо Москвы» Сергей Доренко бас?
И.БРОНТВЕЙН – Опа! Вот Вы меня прям, чего-то в тупик поставили…
Э.НИКОЛАЕВА – Ну Вы слушаете же «Эхо Москвы»?
И.БРОНТВЕЙН – Бывает. Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Доренко же знаете? Он «бум-бум-бум», у него голос такой…
И.БРОНТВЕЙН – Ну, похоже, похоже.
Э.НИКОЛАЕВА – Похоже, да?
И.БРОНТВЕЙН – Похоже, да. Так, вообще, сложно сказать, но похоже.
Э.НИКОЛАЕВА – Тоже скрытые таланты.
И.БРОНТВЕЙН – Не, ну когда ярко выраженный низкий голос, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Это бас?
И.БРОНТВЕЙН – Да. Только да, нужно чтобы еще слух был хороший. Ну, хотя, вообще, как…
Э.НИКОЛАЕВА – Нужно спросить у него.
И.БРОНТВЕЙН – Как говорят, можно и зайца петь научить, просто что из этого получится?
Э.НИКОЛАЕВА – Слушайте, Игорь, а вот наверняка такие ситуации жизненные бывают, когда вот Вы, обладатель такого царского голоса, каковым считаются басы…
И.БРОНТВЕЙН – Басы да, считаются, как Вы хотите, но золотые голоса тоже.
Э.НИКОЛАЕВА – Так. И Вы экономист?
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – А есть люди – ни голоса, что называется, ни кожи, ни рожи – а придет, будет ходить за педагогом.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Добивать его.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Стоять, там, ловить, умолять, просить.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Аккуратненький такой, все выстроит. И вот, и там, Ваша же педагог рассказывала, казалось, Елизавета Новикова, да…
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Что, казалось бы, вот, и строить-то этот голос… батенька, говорит, что вы за мой все ходите?
И.БРОНТВЕЙН – Бог все не дает – наверное, все-таки, так. Везде в жизни, везде это так…
Э.НИКОЛАЕВА – У Вас голос-то не из чего строить!
И.БРОНТВЕЙН – Нет, Бог не дает все в том плане, что может быть, он мне что-то дал, зато я сам по себе…
Э.НИКОЛАЕВА – Т.е. там упорство, у Вас…
И.БРОНТВЕЙН – Фанатизма у меня нет, фанатизма нет.
Э.НИКОЛАЕВА – Что имеем – не храним.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, наверное, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Так…
И.БРОНТВЕЙН – Просто у этих людей есть фанатизм, а у меня его нет.
Э.НИКОЛАЕВА – Потому что у них нет голоса, поэтому у них есть фанатизм.
И.БРОНТВЕЙН – Да. Да, наверное, может быть.
Э.НИКОЛАЕВА – У Вас есть голос, но нет фанатизма. И Вас это успокаивает, да?
И.БРОНТВЕЙН – Нет, совсем не успокаивает. Почему? Меня это не устраивает! Я пытаюсь себя ломать.
Э.НИКОЛАЕВА – Хорошо, расскажите, вот, про Вашего второго педагога Елизавету Новикову, которая занимается восстановлением голосов – вот, Вы мне рассказывали.
И.БРОНТВЕЙН – Да, Елизавета Стефановна Новикова. Меня с ней познакомил мой друг, с которым я пел в хоре МВД. Елизавета Стефановна, вообще, интересный очень педагог, необычный. Мало того, что она преподает вокал, она еще действительно, голоса восстанавливает.
Э.НИКОЛАЕВА – Да, вот как вот Ворошилов вдруг взял и потерял голос.
И.БРОНТВЕЙН – У Ворошилова была страшная, да, насколько я слышал, ситуация, когда он…
Э.НИКОЛАЕВА – В одночасье.
И.БРОНТВЕЙН – Вдруг, в один день, потерял голос…
Э.НИКОЛАЕВА – Проснулся, а голоса нет.
И.БРОНТВЕЙН – Проснулся, да, совсем другим человеком. Это вообще представить страшно, и просто мурашки по коже – как это так? Елизавета Стефановна, например, она очень много людей, у которых голоса…
Э.НИКОЛАЕВА – Вернула.
И.БРОНТВЕЙН – Голоса были, да, потеряны, либо сломаны, она их вернула. Либо… зачастую бывает, человека учат не на тот голос тоже…
Э.НИКОЛАЕВА – Неправильно определяют?
И.БРОНТВЕЙН – Например, человека учат… девушка, например, приходит, ее учат на меццо-сопрано, у нее на самом деле, сопрано.
Э.НИКОЛАЕВА – Да, это же…
И.БРОНТВЕЙН – Бывают обратные ситуации, тоже по всем… Но чаще, вот, первое, что я сказал.
Э.НИКОЛАЕВА – А бывают такие педагоги – это как плохие врачи, что ли, в нашей вот такой вот, обыденной жизни невысокого искусства, да, которые..?
И.БРОНТВЕЙН – Да сложно сказать, может быть…
Э.НИКОЛАЕВА – Неправильный диагноз ставят, не те таблетки прописывают. Хорошо, что вовремя еще человек не умирает.
И.БРОНТВЕЙН – Ну, надо, наверное, все-таки, мне кажется, может быть, подходить к каждому человеку конкретно очень внимательно. Если бы так делали, я думаю, что такого бы не было.
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно.
И.БРОНТВЕЙН – А так как людей все-таки много…
Э.НИКОЛАЕВА – Понятно. Ну да, всех не научишь правильными голосами-то…
И.БРОНТВЕЙН – За всеми не уследишь.
Э.НИКОЛАЕВА – За всеми не уследишь. Больно много вас, голосистых-то, у нас на Руси! Заниматься еще с Вами. Так, а вот Вы, я знаю, очень почитаете и, как бы, даже и преклоняетесь – не побоимся этого слова – вот, перед Иосифом Давыдовичем Кобзоном.
И.БРОНТВЕЙН – Да.
Э.НИКОЛАЕВА – Вот Вы говорите, что это совершенно уникальный человек…
И.БРОНТВЕЙН – Да. Да.
Э.НИКОЛАЕВА – У него какая-то уникальная память, как у компьютера, на 100 песен. И вообще, он очень демократичный, и на прогонах, когда выходит…
И.БРОНТВЕЙН – Это я уже да, это уже, подождите, нет… У Кобзона, вообще, мне кажется, у него просто железный голос, вообще…
Э.НИКОЛАЕВА – А, вот, да, это самое главное, что интересно.
И.БРОНТВЕЙН – Да, просто железный голос. Столько, сколько он, вот, выступал, сколько он мог отработать концертов в день – это вообще… Это не поддается просто пониманию.
Э.НИКОЛАЕВА – А чего там? Ну, просто тяжело, потому что дикий физический это же все-таки труд, да?
И.БРОНТВЕЙН – Да, во-первых, во-вторых, износится…
Э.НИКОЛАЕВА – Голосовой аппарат…
И.БРОНТВЕЙН – И связки все выдержать не могут. Но у него выдерживают. Вот, уникальный человек просто сам по себе.
Э.НИКОЛАЕВА – Плюс еще и память замечательная. Да, 100 песен…
И.БРОНТВЕЙН – Ну, у него нет, не 100, у него больше гораздо, я думаю, там он сотни песен знает.
Э.НИКОЛАЕВА – Сотни.
И.БРОНТВЕЙН – Сотнями песен, да.
Э.НИКОЛАЕВА – Ну что, Игорь, обладатель царского голоса, Вы что-нибудь, чем-нибудь нас еще побалуете напоследок?
И.БРОНТВЕЙН – Попеть?
Э.НИКОЛАЕВА – Попеть, наверное.
И.БРОНТВЕЙН – Ну что же Вам спеть?
Э.НИКОЛАЕВА – Ну спойте нам чаго-нибудь. Ну что, «Фигаро» какое-нибудь. Или давайте, «Блоха-ха-ха»!
И.БРОНТВЕЙН – Нет, я ее не знаю, не учил, мне было еще рановато ее учить.
Э.НИКОЛАЕВА – Да, Вы сказали, что Вас еще… не разрешали Вам подбираться к этому произведению.
И.БРОНТВЕЙН – Давайте, начало спою просто одной песни народной.
Э.НИКОЛАЕВА – Давайте.
И.БРОНТВЕЙН – (поет «Вдоль по Питерской»)
Э.НИКОЛАЕВА – Ну ладно, Игорь, спасибо, что пришли, что спели – все-таки спели. Есть еще мужчины в нашем пении. Господа меценаты, какого черта! Я нашла вам талант! Берите его – он ваш. Игорь Бронтвейн, шикарный бас-баритон. Развлекает пока новых русских на Рублевки. Увы и ах! Всем пока! В эфире были я, Элина Николаева, и…
И.БРОНТВЕЙН – Игорь Бронтвейн.