Инна Петрова - Инна Петрова - Какого черта - 2007-12-08
Э. НИКОЛАЕВА: В балете рождаются и остаются на всю жизнь. Насколько справедлива эта мысль – мы узнаем буквально сейчас у балерины Большого театра, заслуженной артистки России Инны Петровой. Два года как она ушла со сцены. Судьба балерины в программе "Какого черта". Добрый вечер, Инна.
И. ПЕТРОВА: Добрый вечер.
Э. НИКОЛАЕВА: Все нормально сказала? Все правильно?
И. ПЕТРОВА: Отлично. Все правильно.
Э. НИКОЛАЕВА: Итак, Инна, то есть вы сейчас на пенсии?
И. ПЕТРОВА: Ну, да. Такое страшное слово…
Э. НИКОЛАЕВА: Страшное слово для артиста?
И. ПЕТРОВА: Да, оно достаточно молодое для артиста.
Э. НИКОЛАЕВА: В балете уходят на пенсию в 35, я слышала, лет?
И. ПЕТРОВА: В 38.
Э. НИКОЛАЕВА: То есть вы уже пенсионеры в 38 лет. У некоторых только жизнь начинается.
И. ПЕТРОВА: Да, это точно.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, а вы ушли раньше?
И. ПЕТРОВА: Я практически доработала срок свой. Единственное что я могла бы еще больше работать, потому что у меня был контракт. И я сама ушла, по собственному желанию, потому что год как бы я не работала реально, потому что у меня было две операции, был такой сложный, тяжелый процесс. После первой операции я думала, что еще все-таки что-то получится и я вернусь, а после второй уже реально я поняла, что возврата не может быть, потому что нога не давала возможности мне уже заниматься этим видом искусства.
Э. НИКОЛАЕВА: Вот так вот бывает. Ваша карьера закончилась печально – травмой ноги. А часто такое происходит с артистами балета?
И. ПЕТРОВА: Очень часто. И на самом деле моя история не такая печальная, как бывает, потому что все-таки это случилось под конец карьеры, хотя я долго мучалась и пять лет я на такой ноге танцевала, и это было ужасно, и неприятно, и больно…
Э. НИКОЛАЕВА: Что у вас с ногой? Вы вроде бы ходите нормально…
И. ПЕТРОВА: Слава богу, сейчас уже хожу. На самом деле был очень сложный у меня период, потому что я год была на костылях практически, хромала, у меня был комплекс неполноценности…
Э. НИКОЛАЕВА: Что за травма такая?
И. ПЕТРОВА: У меня просто сгнил ахилл, такое страшное слово, но тем не менее.
Э. НИКОЛАЕВА: А из-за чего такое бывает? Какая-то профессиональная травма?
И. ПЕТРОВА: Да, конечно, профессиональная. Я долго работала на надрывах, то есть начала такой способ применять, не понимая, так как я не врач, то есть мне делали обезболивающие уколы конкретного ахилла и там мне не объяснили, что бывают такие побочные явления, естественно, после каждого лекарства вводимого, и нужно очень правильно и грамотно знать место и понимать, какие лекарства ты колешь. В общем, у меня начались необратимые процессы. Поначалу мне сделали один укол – этого хватало на год. Потом, естественно, организм привыкает, все это стало сокращаться и в итоге поняла, что просто не могу ходить, мне было больно реально ходить, а танцевать – это было мучение, поэтому, знаете, на самом деле история не такая печальная, потому что, я думаю, уходить на пенсию гораздо сложнее, когда ты можешь. А здесь – собственно, я потанцевала все, что я хотела, поэтому мне даже было проще, потому что раньше я вообще не представляла, как это, я встану утром и не пойду на класс, не поеду в театр. А когда с ногой это случилось, у меня настолько переключилось сознание, что я поняла, что есть какая-то другая жизнь, и та жизнь, которой я никогда не жила. В общем, сейчас я ей и живу, слава богу.
Э. НИКОЛАЕВА: А вот вы сказали, что вы перетанцевали все, что хотели. А что вы хотели и что вы перетанцевали?
И. ПЕТРОВА: Я перетанцевала тот репертуар, который, мне казалось, мне подходит и который я любила. Это, конечно, Жизель, моя любимая, Джульетта, это Фригия в "Спартаке". Много-много было очень всего, сейчас всего, конечно, не вспомнишь. Раймонда. Много было прекрасных у меня спектаклей и я искренне всегда это делала, получала сама от этого удовольствие и хотела, естественно, и надеюсь, что и публика тоже, которая на меня ходила, получала удовольствие.
Э. НИКОЛАЕВА: Боже мой, ведь бывают же еще талантливые, гениальные артисты балета, балерины, и не все они Плисецкими называются.
И. ПЕТРОВА: Да, но это нормально, это естественно, как в любой профессии. Есть гении, а есть как бы такие рабочие лошадки.
Э. НИКОЛАЕВА: Но вас же тоже рабочей лошадкой не назовешь тем не менее, у вас лидирующие партии были.
И. ПЕТРОВА: Да, если все-таки ты ведущий солист Большого театра и ты ведешь спектакли в главном театре страны, то я думаю, что, в общем, имеешь на это право и чем-то, наверное, ты лучше тех, кто этого не делают. Это, наверное, ответ на этот вопрос.
Э. НИКОЛАЕВА: А чем занимаются артисты балета после окончания карьеры?
И. ПЕТРОВА: На самом деле это очень сложный и печальный вопрос, я задумалась над этим.
Э. НИКОЛАЕВА: Преподавательской деятельностью, наверное?
И. ПЕТРОВА: Ну, кто преподавательской деятельностью… Конечно, наше поколение такое пограничное, я считаю, потому что мы застали все стадии – и СССР, и Россия, и перестройка, и чего мы только не видели, и очень сложно было в этом хаосе как-то сориентироваться. Сейчас для тех, кто будет выходить на пенсию уже позже меня, мне кажется, для людей больше возможностей как-то и понять, что ты хочешь, и проявить себя, потому что зацикливаться только на педагогической деятельности… В общем, сейчас такая жизнь, что можно найти очень во многом себя, были бы желания и силы. Возможности, по-моему, сейчас есть.
Э. НИКОЛАЕВА: Вы нашли? Пытаетесь найти?
И. ПЕТРОВА: Да, я думаю об этом, но сейчас я, честно говоря, ловлю кайф, потому что я занимаюсь ребенком, это то, чего мне всегда не хватало.
Э. НИКОЛАЕВА: То есть вы родили как раз после того, как ушли на пенсию?
И. ПЕТРОВА: Нет, я, слава богу, родила гораздо раньше и моему ребенку сейчас уже почти 12 лет.
Э. НИКОЛАЕВА: Как вам удалось, танцуя ведущие партии в самом главном театре страны?
И. ПЕТРОВА: Ну, во-первых, я оттанцевала 10 лет и поняла, что я устала, у меня всегда были скачки какие-то периодами, я до всего доходила в определенные периоды. Здесь я поняла, что я устала, что я хочу немножко отдохнуть. И у меня начинала болеть нога, это уже было тогда, это оттуда еще пошло. Я тоже походила по врачам, поездила на какие-то укалывания, и мне сказали, что или нужно делать операцию, тогда еще, 12 лет назад, или нужно передохнуть. В общем, я совместила приятное с полезным. Я родила Даньку и очень счастлива. И на самом деле, конечно, теперь я прекрасно понимаю, что полноценный человек должен быть полноценен во всем. То, что у женщины есть ребенок – наверное, это самое главное.
Э. НИКОЛАЕВА: Да, потому что, я хотела сказать, что для балерин, для людей искусства, вся жизнь – балет, театр, а как его бросишь?
И. ПЕТРОВА: Это все очень сложно на самом деле. Ну, ко всему можно привыкнуть, и я тоже это совмещала, и я тоже возила ребенка в школу, потому ехала на спектакль, на класс. Это нормально, у всех своя работа и все, естественно, как-то приспосабливаются. Да, тяжело. Да, трудно.
Э. НИКОЛАЕВА: А всем кажется, что этим женщинам балетным, они порхают, как бабочки, в свете рампы…
И. ПЕТРОВА: Нет, нет, что вы.
Э. НИКОЛАЕВА: …Поклонники, ухажеры, букеты.
И. ПЕТРОВА: Это со стороны вся красота. На самом деле это титанический труд, такой черный, тяжелый. Балетные люди прекрасно знают, что за этим стоит, за всеми этими пачками, ярким светом, аплодисментами и цветами. Не позавидуешь, если честно. Для того, чтобы этот 10-минутный миг испытать, нужно очень от многого отказаться и многое положить на это, чтобы это прочувствовать.
Э. НИКОЛАЕВА: А правда, что жизнь в балете очень закрытая и ограниченная? Вся жизнь – только зал?
И. ПЕТРОВА: Я не могу сказать, что закрытая и ограниченная, хотя в этом есть какая-то доля правды. Я бы это назвала, наверное, вот когда я ушла из театра, я поняла, что это действительно настолько закрытый мир в смысле твоего расписания, то есть ты ни во что не вписываешься. Если ты профессионально, реально этим занимаешься, то ты с утра встаешь на класс, ты проводишь там репетицию, ты приезжаешь домой передохнуть, если у тебя есть такая возможность, и обратно возвращается туда. У тебя все друзья, все знакомые, мужья, жены, все происходит там. Ты, как лошадь в цирке, ходишь по кругу и из него ты можешь только выйти, когда ты выходишь на пенсию. Вот, собственно говоря, и все. Поэтому, наверное, это закрытый мир. У тебя нету возможности и времени ни на что абсолютно.
Э. НИКОЛАЕВА: Иначе ты не состоишься в профессии.
И. ПЕТРОВА: Или это, или другое, то есть ты выбираешь, поэтому такой короткий срок и, наверное, это правильно, потому что танцевать можно долго, только смотреть на это нельзя.
Э. НИКОЛАЕВА: А, кстати, некоторые же танцуют, взять ту же Майю Плисецкую…
И. ПЕТРОВА: Ну, Майя Плисецкая, я даже боюсь касаться этой темы в смысле того, что она великая, и это уникальные люди…
Э. НИКОЛАЕВА: А вы могли бы, если бы не травма ноги?
И. ПЕТРОВА: Знаете, я ни в коей мере не хочу параллели проводить с Майей Михайловной, это вообще не совместимые вещи, конечно. Вы знаете, наверное, нет. Потому что это какой-то уникальный случай, поэтому – нет, конечно. Майя Михайловна, она великая на самом деле. Я с ней была, не могу сказать, что близко знакома, но имела счастье с ней работать, когда только пришла в театр, она меня взяла на свои гастроли, у нее был уже не помню какой юбилей, и я танцевала вместе с ней Китти, а она танцевала Анну Каренину. Знаете, это просто легендарная женщина. Помимо того, что она великая в своей профессии, она… То есть она совершенно открылась для меня с другой стороны. Не было вот этого, знаете, как сейчас принято, этого пафоса, каких-то высокомерных вещей. Потрясающе всегда выглядела, на высоченных каблуках, я помню, после каких-то совершенно диких перелетов. У нас был частный самолет и была маленькая компания, то есть мы потом, когда танцевали большие спектакли, мы уже стали ездить по городам. У меня там был жуткий случай, когда меня уронили с верхней поддержки и я разбилась ужасно. У меня не работали ни руки, ни ноги.
Э. НИКОЛАЕВА: Это ж какая высотища, два метра где-то?
И. ПЕТРОВА: Ну, не два, но что-то около двух. На вытянутой руке. Я упала с поддержки, причем меня бросили за кулисы, на фонари.
Э. НИКОЛАЕВА: Как это так? Не удержал вас, что ли?
И. ПЕТРОВА: Ну, знаете, это "Весенние воды" был номер и там мальчик тебя берет, извините, под попу, другое место не могу назвать, и с тобой бежит, а ты балансируешь, держишь баланс на его руке, и, честно говоря, я вообще не любила эту поддержку, я ее боялась, и меня всегда в кулисах мальчики ждали, на которых как бы, собственно говоря, меня и сбрасывали как уже отработанный груз. И в итоге почему-то этот человек пробежал мимо этих людей и бросил меня совершенно в другое место. Я, естественно, этого не ожидала. В общем, я родилась в рубашке, потому что все могло закончиться гораздо печальнее. Я ничего не сломала, я отбила локти…
Э. НИКОЛАЕВА: Просто могли вся переломаться.
И. ПЕТРОВА: Да. И я, конечно, очень переживала, и меня вызвала Майя Михайловна к себе, думаю, ну все, меня отправляют в Москву.
Э. НИКОЛАЕВА: Но не вы же виноваты в этом?
И. ПЕТРОВА: Нет, но я ж в нерабочем состоянии. Она меня вызвала и сказала: "Инна, как ты себя чувствуешь?". Я говорю: "Ну, вообще-то, у меня руки не поднимаются, все как бы хорошо, но я даже за палку не могу держаться, чтобы экзерсис сделать, чтобы в форме себя держать". – "Не волнуйся, здесь такие хорошие таблетки, сейчас три таблеточки выпьешь и все пройдет". Такой оптимизм от нее шел. Я думала – все, собирай чемоданы… Знаете, я была настолько глубоко тронута. Она еще подарила мне свою кофточку, я ее храню до сих пор, то есть это было что-то такое удивительное, поэтому о Майе Михайловне у меня самые теплые, человеческие… Ну, есть великие люди, слава богу, и у меня была такая возможность с ними соприкасаться.
Э. НИКОЛАЕВА: Инна, слушайте, в что это так, частенько такое бывает? Хорошо, этот молодой человек… А, кстати, вы ему что сказали: "Вася, какой же ты гад?"…
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, к сожалению, а, может, к счастью, это был мой первый муж, поэтому…
Э. НИКОЛАЕВА: Это был ваш первый муж? То есть на этом он вашем мужем быть перестал?
И. ПЕТРОВА: Нет, не после этого, ну, как бы…
Э. НИКОЛАЕВА: Слушайте, Инна, а он не мог это сделать специально?
И. ПЕТРОВА: Специально? Вы знаете, тогда еще, собственно, не было никаких предпосылок, чтобы со мной так обращаться.
Э. НИКОЛАЕВА: Сейчас вы в разводе уже с ним?
И. ПЕТРОВА: С ним давно уже в разводе. Ошибки молодости.
Э. НИКОЛАЕВА: Послушайте, мужей-то надо выбирать…
И. ПЕТРОВА: Я вроде выбирала, все нормально было. Ну, конечно, он это сделал не специально. Просто потом, как он говорил, что его ослепили фонари, это тоже вполне может быть, он просто не увидел этих ребят. Естественно, он не специально это сделал.
Э. НИКОЛАЕВА: А как-то поставить вас было невозможно?
И. ПЕТРОВА: Поставить на самом деле было сложно, да, потому что инерция была и мы не договаривались. Нужно было заранее об этом договариваться, а так как я готова была прыгнуть на этих мальчиков за кулисами, а мимо мальчиков мы пролетели, поэтому прыгнула уже куда прыгнула.
Э. НИКОЛАЕВА: А какие еще бывают ситуации, если уж мы коснулись этой темы травматизма. Во-первых, я думала, сейчас придет ко мне такая фифа на цырлах, которая будет "фи-фи-фи"…
И. ПЕТРОВА: Стереотип, однозначный стереотип. То, что не едят…
Э. НИКОЛАЕВА: Фифы, стервы, злыдни такие все, подковерные интриги, пики в пуанты, подмостки подпиливают…
И. ПЕТРОВА: Знаете, никогда у меня этого не было, бог миловал. Никогда ничего не отрывали, не подкладывали. Знаете, я думаю, что, может быть, это рассказывают те люди, которые сами это делают. Может быть, им это делают в отместку, я не знаю. У меня этого, слава богу, не было. У меня были смешные моменты, которые происходили независимо от меня, плохая я или хорошая. Один раз мне, например, на "Спящую красавицу" не вынесли веретено. Вышла фея и сказала: "А у меня ничего нету". Вот здесь было мне очень весело, потому что вся дальнейшая сцена была конкретно с веретеном. В общем, я умерла от разрыва сердца, потому что самой себя чем-то заколоть, непонятно чем, было сложно. Один раз не вышла Батильда. Когда я должна увидеть, что целует руку Альберт Батильде, и спрашиваю у него…
Э. НИКОЛАЕВА: Простите, это в каком балете?
И. ПЕТРОВА: Это "Жизель". И я вышла, и мой жених Альберт стоит не с Батильдой, а стоит с оруженосцем. Такая была не очень красивая ситуация.
Э. НИКОЛАЕВА: А ведь должна была быть сцена какая-то ревности?
И. ПЕТРОВА: Конечно. Ну, я приревновала, получается, к оруженосцу, а что делать-то было, музыка-то идет.
Э. НИКОЛАЕВА: А куда же та делась?
И. ПЕТРОВА: А та сидела в буфете и прослушала. На самом деле, знаете, на сцене бывает очень много всяких курьезов и смешных случаев, просто зрители не всегда это видят, естественно, каких-то мелочей, которые понятны тем людям, которые находятся на сцене и которые знают, как должно это быть. Если это не знаешь, не в теме, скажем так, то, естественно, ты этого не увидишь. Ну, нету Батильды и нету, я вышла, с ума сошла, занавес закрылся, первый акт закончился, все пошли в буфет.
Э. НИКОЛАЕВА: Можно выпить шампанского.
И. ПЕТРОВА: Да, наконец-то. А то еще целый акт сидеть, мучиться.
Э. НИКОЛАЕВА: Инна Петрова, балерина, после Большого театра. Блиц, коротко о вас. С каких лет в балете?
И. ПЕТРОВА: С 8-ми.
Э. НИКОЛАЕВА: Как попали в Большой театр?
И. ПЕТРОВА: После госэкзаменов балетного училища.
Э. НИКОЛАЕВА: Какую роль в вашей карьере сыграла внешность? Такая глазастая, с аккуратным носиком…
И. ПЕТРОВА: Наверное, это определило мое амплуа лирико-драматическое.
Э. НИКОЛАЕВА: Лирико-драматическая ваша внешность. Блондинка. Самый радостный и печальный моменты в работе? Печальных мы немножко коснулись…
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, каких-то особо печальных, слава богу, бог миловал, не было такого. Не танцевала чего не хотела, не заставляли танцевать то, что я не хотела. Мне всегда нравилось именно то, что я никогда… Знаете, есть такие люди, которые хотят перетанцевать все. Я этого никогда не делала. Если я понимала, что не мое этого, и что как бы я к этому ни приложилась и как бы я ни умирала в зале, ну, если я не Китри, зачем я буду изображать из себя знойную испанскую девушку? Лучше я буду заниматься своим, буду себя чувствовать хорошо и все это будет искренне, чем я буду накладывать на себя…
Э. НИКОЛАЕВА: То есть грим-то можно навести, а вот характер, да?
И. ПЕТРОВА: Ну да, я не чувствовала, что это мое, и поэтому я этого не делала. Я делала всегда то, что мне нравилось.
Э. НИКОЛАЕВА: Правильная, четкая позиция. Не заниматься самоедством таким, себя изводить…
И. ПЕТРОВА: Ну, хотя себя я изводила, я очень помногу репетировала и часто, когда я выходила на сцену, я понимала, что я уставшая вышла. Были такие моменты, что я себя истязала, мне хотелось довести это все, ну, не до совершенства, это смешно сказать, но во всяком случае чтобы мне это было легко, чтобы я уже на сцене не задумывалась о каких-то технически сложных вещах, хотела получать от этого удовольствие.
Э. НИКОЛАЕВА: А можно получать от этого всего ужаса удовольствие?
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, да. Не всегда, но иногда можно.
Э. НИКОЛАЕВА: От каких балетных штучек вы можете получить удовольствие? Я никогда не могла понять, как можно подскочить в сторону и при этом еще в воздухе бить ножкой о ножку…
И. ПЕТРОВА: Это кабриоль называется. Видите, как вы много знаете.
Э. НИКОЛАЕВА: Да, и причем, по-моему, чем больше постучать ножкой…
И. ПЕТРОВА: Но это мужчины. Женщины обычно делают одинарный, мужчины делают двойной кабриоль.
Э. НИКОЛАЕВА: А что является еще совершенством таким, которого все пытаются достичь и что не всем дается?
И. ПЕТРОВА: Ну, вы знаете, как бы самое распространенное, это фуэте, двойные, тройные, сейчас есть люди, которые делают какие-то сумасшедшие, в записях у японцев и по шесть, и по восемь они делают…
Э. НИКОЛАЕВА: Голова же закружится.
И. ПЕТРОВА: Нет, а там точку люди держат, там своя хитрость. Там нужно смотреть в одну точку, тогда голова не закружится. Но это долгие годы тренировки, естественно.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну что же, личная жизнь?
И. ПЕТРОВА: Бьет ключом.
Э. НИКОЛАЕВА: Итак, Инна Петрова, балерина, после Большого театра. Считается, что у балерин ужасный характер, но об этом мы говорили. Это просто как профессиональное заболевание – заблуждение есть такое.
И. ПЕТРОВА: Абсолютно. Это сколько людей, столько мнений. По-моему, какой человек, это независимо от профессии. В любой профессии может быть с плохим характером, капризный, еще какой-то. Все зависит от воспитания и того, какой ты есть на самом деле. Мне кажется, профессия здесь не имеет никакой роли абсолютно.
Э. НИКОЛАЕВА: А я думала, может быть это так, потому что на работе балетные вынуждены молчать. Они постоянно молчат, потом они как приходят…
И. ПЕТРОВА: Ну что вы, иногда со своим партнером…
Э. НИКОЛАЕВА: Можно разговаривать на сцене?
И. ПЕТРОВА: Конечно.
Э. НИКОЛАЕВА: Во время работы говоришь: "Так, держи крепче". Или вы обсуждаете какие-то потусторонние, нейтральные темы?
И. ПЕТРОВА: Я сейчас опять… Получается, у меня смешных случаев больше было на самом деле. Мы танцевали первый раз с Андреем Уваровым, это сейчас народный артист, ведущий, мастер сцены, сейчас это так называется. И мы с ним танцевали первый раз "Ромео и Джульетту", Юрий Николаевич Григорович доверил нам этот ответственный и прекрасный спектакль. За пультом был Журайтис, царство ему небесное, прекрасный совершенно дирижер. Все волновались, естественно, мы были молодые, зеленые. И мы вышли с ним на сцену балкона в первом акте в конце и я по пробегу перед началом поняла, что будет темп быстрее, чем мы репетировали. И я к нему подбегаю, он меня ждет, я его обнимаю и потом должна отклоняться назад. Я подбегаю, ну, никто же не видит, не слышит, сцена огромная в Большом театре, оркестр играет, конечно, мы не разговариваем в голос, но слегка что-то ты, естественно, как живой человек, можешь озвучить – удобно тебе, неудобно, бывают нюансы, все бывает, случается – я говорю: "По-моему, быстрый темп". Начинаю нагибаться назад, он говорит: "А что нам, профессионалам?!". Мне так стало смешно, думаю, молодец, какой уверенный, первый раз вышли. И мне стало весело.
Э. НИКОЛАЕВА: И юмор еще. Поддержал морально.
И. ПЕТРОВА: Да. Еще такой у меня был случай. Ромео в конце первый умирает, он отравился, а я после него должна заколоться. И он со мной прощается и говорит мне: "Спасибо тебе за спектакль". Я думаю: "Елки-палки, мне еще сцену отыгрывать, заколоться, трагедия, а он уже со спектаклем меня поздравил, еще не кончилось ничего, а он уже счастливый, отравленный лежит". У него спектакль закончился.
Э. НИКОЛАЕВА: И вот странная вещь. Получается, что на этот спектакль столько сил кладешь моральных, физических, психологических, а потом уже выходишь на сцену и думаешь "поскорее бы закончился первый акт, второй…"…
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, нет, на самом деле я всегда жутко нервничала перед началом. Когда действо начиналось – там не думаешь, сколько осталось. Ты уже как бы входишь в роль, ты за часами там не наблюдаешь, естественно.
Э. НИКОЛАЕВА: А если продолжать тему партнеров – конечно, тяжело работать с тем, кто тебе чисто по-человечески антипатичен?
И. ПЕТРОВА: Конечно. Бывает по всякому, но что делает. Бывает, что нужно перетерпеть, закрыть глаза. Ну, что делать – работа. Конечно, гораздо приятнее репетировать и танцевать с тем, кто адекватный и понимает, с кем можно как-то договориться, кто на той же волне, что и ты.
Э. НИКОЛАЕВА: Какой у вас вес? Вы же такая миниатюрненькая.
И. ПЕТРОВА: Ну, сейчас-то я уже не миниатюрненькая. Я когда танцевала, я весила вообще 47 килограмм, было страшно смотреть. Сейчас я где-то уже, наверное, 49.
Э. НИКОЛАЕВА: Вот я и говорю, разница невелика.
И. ПЕТРОВА: Да, это меня кто-то здесь увидел, сказал: "Да, все-таки это было не от балета, это по жизни у тебя". Я говорю: "Ну, судя по всему, да".
Э. НИКОЛАЕВА: Надо выпрямиться. Она сидит, у нее, как говорят, как будто палка в спине. Нужно постоянно держать осанку.
И. ПЕТРОВА: Ну что вы, палки уже нету. Это уже все, это отшлифовали с детства. Я иногда тоже прихожу, мне говорят "что ты так сидишь?", и я понимаю, что я сижу неестественно по сравнению со всеми. Все сидят спокойно, как люди, а я сижу неправильно.
Э. НИКОЛАЕВА: И походка такая у балетных, у балерин особенно, в разные стороны ножки раскидывают.
И. ПЕТРОВА: Да, это тоже у нас был смешной случай на итальянском пляже. Нас привезли, все молодые девчонки, красивые, светленькие, с длинными ногами, худенькие, хорошие фигурки. А итальянцы, они же…
Э. НИКОЛАЕВА: Мачо, мачо.
И. ПЕТРОВА: Да, и они такие подходят к кому-то, спрашивают: "Ой, девочки такие…". И все пошли к воде, вот как вы говорите…
Э. НИКОЛАЕВА: Как гусыньки.
И. ПЕТРОВА: Да, ножки выворотные все, врастопырочку, к воде. И они подошли, говорят: "Боже мой, такие девочки красивые, что ж у всех ножки-то больные?". Поэтому, знаете, насчет грации, это кому что нравится, а кому и "ножки больные".
Э. НИКОЛАЕВА: Смешно. А вот интересно, где-нибудь есть балет, где артисты разговаривают?
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, сейчас много всяких как бы жанров. У меня не было такого опыта. Я разговаривала шепотом.
Э. НИКОЛАЕВА: Тем не менее почему-то во всех театрах считается, вы какая-то солнечная девушка, Инна. Тут, кстати, была Волочкова. Какая-то такая она как царственная особа. И бровью прямо так поведет, и волевой такой вид.
И. ПЕТРОВА: Не знаю. Я Настю знаю не то что бы хорошо, но знаю. Она была одним из первых людей, кто мне позвонил на мобильный телефон, когда у меня случилось это с ногой, и сказала: "Тебе нужна какая-нибудь помощь?". И она приезжала ко мне, когда я была дома на костылях, жарила рыбу, привозила. Может быть, у нее такой имидж на публике, может быть, это правильно…
Э. НИКОЛАЕВА: Светской львицы такой?
И. ПЕТРОВА: Да. Но чисто по-человечески…
Э. НИКОЛАЕВА: Хороший такой, открытый человек, получается.
И. ПЕТРОВА: Понимаете, мне очень сложно говорить, как она со всеми. Я могу сказать, как она была со мной. Ко мне она отнеслась очень по-человечески, я ей за это очень благодарна.
Э. НИКОЛАЕВА: Молодец какая Настя. А Настя много предпринимала усилий, чтобы стать брендом. А почему вы не стали брендом в массовом сознании, как Волочкова, Цискаридзе?
И. ПЕТРОВА: Я думаю, потому что мне, наверное, это было не нужно.
Э. НИКОЛАЕВА: Наверное, они сами, благодаря особенностям характера так себя раскручивали?
И. ПЕТРОВА: Ну, ведь каждый знает, что ему нужно и что ему нравится. Мне сложно осуждать или обсуждать это. Каждый делает то, что он хочет.
Э. НИКОЛАЕВА: Если хочет – сам раскручивается, если хочет – его раскручивают пиар-агентства какие-то.
И. ПЕТРОВА: Конечно, конечно. Все же адекватные, взрослые люди, понимают прекрасно, что последует за этим.
Э. НИКОЛАЕВА: Постоянно ты на виду.
И. ПЕТРОВА: Да, конечно. Если им это нужно, они это делают. Я, кстати, не вижу в этом ничего плохого. Сейчас, по-моему, это очень модно и очень актуально.
Э. НИКОЛАЕВА: Потом, это приносит деньги.
И. ПЕТРОВА: Все стремятся, конечно, к этой популярности и славе, и я считаю, что ничего в этом плохого нет абсолютно. Кто-то смог, кто-то не смог. И все.
Э. НИКОЛАЕВА: А ведь при Большом театре не существует никакой своей пиар-службы?
И. ПЕТРОВА: Там существует, конечно, пиар-служба, но я думаю, что там тоже по определенным каким-то причинам пиарят определенных людей, скажем так. Не всех.
Э. НИКОЛАЕВА: А вас это не обижало никогда, что вас именно как-то так… Ну, я не могу говорить категорично, что не пиарят…
И. ПЕТРОВА: Ну, нет, меня знали те люди, которые ходили в театр. Естественно, ведущих своих артистов те люди, которые любят балет и ходят, они знают всех тех людей, которые танцуют. Вы знаете, для меня было достаточно, например, услышать, когда я ушла в декрет, я пришла на какой-то спектакль, и мне было приятно, что мне сказали "ой, знаешь, перестали на "Жизель" ходить", потому что я была в декрете. Те люди, которым я нравилась в "Жизели"… Для меня это было то, что мне было нужно.
Э. НИКОЛАЕВА: Ходили именно на вас.
И. ПЕТРОВА: Да. Понятно, что не все. Ясно, на вкус и цвет товарищей нет. Но были люди, я знаю, которые конкретно ходили на мои спектакли. И я для этого работала.
Э. НИКОЛАЕВА: Как хорошо. Что же такое балет и для чего он нужен людям?
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, я думаю, что такой какой-то глоток воздуха. Сейчас, честно говоря, по нынешним временам, мне кажется, он не играет такой роли, как раньше он играл. И я все-таки счастлива, что я отработала в то время, а не сейчас, потому что, мне кажется, сейчас, конечно, с искусством и с балетом все гораздо сложнее, потому что очень много появилось трупп, и хороших, и плохих. В общем, все очень сложно, театр закрылся на ремонт. Конечно, ребятам можно пожелать только терпения, потому что работать в таких условиях, хотя там условия неплохие, но когда закрыта основная сцена, конечно, это жаль. Я успела. Я станцевала 23 или 25 мая спектакль, а Большой театр, большая сцена, основная, закрылась, по-моему, в июне. У меня все было поэтапно. И я поняла, что это, наверное, тот этап, когда я должна закончить.
Э. НИКОЛАЕВА: Вот так вы себе определили. Кстати, мы про прессу говорили, про пиар, кто хочет себя раскручивать, кто не хочет, тем не менее сейчас развелось много разных всяких газет, и мало журналистов волнует, сколько раз вы совершили какой-то необычайный пируэт на сцене и как вам это удалось сделать, нет уж таких критиков театральных, именно балетных…
И. ПЕТРОВА: Ну, критики театральные есть…
Э. НИКОЛАЕВА: Но не массово, не широко?
И. ПЕТРОВА: Ну, в желтой прессе, я не думаю, что они пишут. Они пишут все-таки в нормальных изданиях, естественно. А в желтой прессе обычно пишут о личной жизни и о каких-то происшествиях.
Э. НИКОЛАЕВА: А как вы относитесь к тому, что все это попадает, например, на НТВ любят показывать и в прессу? Некоторые артисты, говорят, даже специально как-то педалируют гадости какие-то о себе, чтобы получить популярность. Вот тебе и получается высокое классическое искусство.
И. ПЕТРОВА: Да нет, на самом деле, мне кажется, это так ужасно – пиарить себя таким образом. Я не знаю. Я говорю, что здесь человеческий фактор: какой человек – так он живет, такие поступки совершает. Для меня это было неприемлемо, например. Такую бы популярность я не хотела.
Э. НИКОЛАЕВА: В Большом театре самая большая труппа в мире. Это оправданно?
И. ПЕТРОВА: Я думаю, что да, потому что часто бывают такие моменты, когда половина труппы остается здесь, потому что должны идти спектакли, а половина труппы уезжает на гастроли, поэтому если бы людей было меньше, то это было бы, конечно, не реально.
Э. НИКОЛАЕВА: А сколько человек вообще в труппе?
И. ПЕТРОВА: По-моему, человек 300.
Э. НИКОЛАЕВА: Вы со всеми знакомы, дружны?
И. ПЕТРОВА: Я не могу сказать, что я со всеми дружна…
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, с многими из них знакома?
И. ПЕТРОВА: Я думаю, что когда я там работала, меня знали, я надеюсь на это.
Э. НИКОЛАЕВА: В принципе, у вас дружный коллектив, наверное, был?
И. ПЕТРОВА: Я не могу сказать, что дружный коллектив, но коллектив был. Особенно это можно было почувствовать и понять, наверное, на гастролях, потому что когда ты находишься в одном месте, в одно время, это можно почувствовать. Потому что так – ну, пришли, порепетировали и все разошлись по своим делам, по своим домам, тут сложно сказать.
Э. НИКОЛАЕВА: Инна Петрова, балерина, после Большого театра. Рекламный антракт. Мы продолжим через несколько секунд.
РЕКЛАМА
Э. НИКОЛАЕВА: Ну что же, Инна Петрова, балерина, после Большого театра.
И. ПЕТРОВА: Именно после.
Э. НИКОЛАЕВА: А грустно?
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, нет. Честно вам могу сказать. Мне настолько это удивительно, потому что я всегда этого боялась. Как я уже сказала, что я думала "боже мой, как это – без Большого театра, без работы, без балета, как это я не приду"… Нет, абсолютно. То ли я намучилась за последние пять лет со своей ногой, то ли я действительно пережила на самом деле очень тяжелые две операции и у меня как-то мозги встали на место, но знаете, мне так нравится эта жизнь без балета…
Э. НИКОЛАЕВА: А на что вы живете, Инна?
И. ПЕТРОВА: На сэкономленные средства.
Э. НИКОЛАЕВА: А, на накопления. Какая вы экономная, молодец, не каждый может себе такое позволить. Один пойдет в магазин и все, что заработал непосильным трудом, сразу все и спустит. Но все-таки, наверное, надо как-то придумывать?
И. ПЕТРОВА: Да, я буду сейчас. Но просто, знаете, у меня был момент, что я поняла, что я хочу отдохнуть от всего от этого. Во-первых, мне нужно было восстановиться, потому что я хромала, у меня был комплекс неполноценности, мне казалось, что я уже всегда буду, как инвалидка, прихрамывать. Но потом, слава богу, все обошлось. Сейчас я себя чувствую абсолютно нормально.
Э. НИКОЛАЕВА: Тьфу-тьфу-тьфу.
И. ПЕТРОВА: Да, тьфу-тьфу-тьфу. Готова к новым свершениям.
Э. НИКОЛАЕВА: Почему в России лучше развивается именно классический балет? Мне вот больше нравятся модерновые постановки разные. Не получается ли это искусство в самом себе?
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, я опять скажу, что на вкус и цвет товарищей нет. Одним нравится одно, другим – другое. Но классика, понимаете, это основа. Если ее не будет и если будет только модерн, то классика просто реально исчезнет, потому что классику танцевать все-таки гораздо сложнее, чем танцевать модерновые постановки. Или нужно только конкретно этим заниматься. Совмещать это невозможно.
Э. НИКОЛАЕВА: Собственно, это теория, понятно. А вот если ближе к жизни, насколько, по-вашему, важно, чтобы человек умел танцевать? Что вам, кстати, это умение дало в жизни?
И. ПЕТРОВА: Осанку, наверное, больше ничего.
Э. НИКОЛАЕВА: Осанку, стройность фигуры.
И. ПЕТРОВА: Да вы знаете, я не знаю, что это мне дало, потому что когда меня в 8 лет привели, в 10 уже профессионально стала заниматься… Это же ребенок. Вы знаете, для меня, пока я не родила Даньку, для меня это вообще, когда меня спрашивали "ну, как твоя работа?", когда я стала работать в 18 лет, настолько мне резало ухо это слово "работа", потому что для меня это было хобби, понимаете, заниматься любимым делом, я получала от этого удовольствие. Работа началась, когда родился ребенок, когда начались какие-то определенные обязанности. Вот здесь я поняла, что совмещать это тяжело реально.
Э. НИКОЛАЕВА: А как вам современные клубы, дискотеки, все эти трансы, хаусы, рейвы?
И. ПЕТРОВА: Знаете, я вообще не очень люблю громкую музыку, я как-то дурею от этого очень быстро. Один раз можно, конечно, под настроение куда-то выйти, но чтобы на этом циклиться – нет, конечно.
Э. НИКОЛАЕВА: А когда оркестр играет на сцене? Как громко играет-то в Большом театре.
И. ПЕТРОВА: Нет, это совершенно другая история. Разве это можно с клубной музыкой сравнить? Вообще никак. Другая акустика, другая музыка, абсолютно другая история.
Э. НИКОЛАЕВА: А вот смотрите, если перейти к нашей рубрике, которая называется "Культура-мультура", считается, что опера, балет, хлопают, и вот это называется "клакеры", но все говорят, что нет, никаких клакеров нет, все хлопают просто из высоких чувств, но хлопают очень профессионально при этом, потому что это, знаете, тоже умение – в том месте начать хлопать, чтобы не испортить действие спектакля или балета, потому что в неудачном месте, пардон, что за бред, мешают, а то и подспорьем является в удачном месте хлопанье. Вот что вы знаете про эту пресловутую клаку?
И. ПЕТРОВА: Это есть, конечно…
Э. НИКОЛАЕВА: Я надеюсь, вы не давали обет молчания по этому поводу?
И. ПЕТРОВА: Да ну что вы, нет, абсолютно, и я считаю, что ничего в этом страшного нет. На самом деле это люди, которые ходили на определенных артистов, которые им нравились, и им хлопали. Вот они сходили от них с ума и им хлопали.
Э. НИКОЛАЕВА: И знали, где…
И. ПЕТРОВА: Ну, если вы ходите в театр, как на работу… Ведь как бы на месяц вывешивается репертуар. И точно так же, как я, так же эти люди, которые ходят каждый день на спектакли определенные, они все посмотрят, этот понравился, этот не понравился, они начинают ходить на этих людей и хлопать им.
Э. НИКОЛАЕВА: И получается уже как профессионально.
И. ПЕТРОВА: Они знают где и что, потому что они знают уже этот спектакль наизусть, если они его смотрят постоянно. Естественно, можно выучить, в каком месте у него будет вариация, что он сейчас будет делать, сейчас будет эффектное, красивое движение, вот здесь будет сложное па. Они уже как бы практически профессионалы в этом деле.
Э. НИКОЛАЕВА: Только сами что не танцуют. Ясно. Сильно ли зависит от хореографа ваш профессионализм на сцене? Вы вносите какие-то свои элементы в раскрытие образа героя?
И. ПЕТРОВА: Знаете, это все-таки громкие какие-то слова. Я на самом деле когда уже подросла, немножко помудрела и какой-то жизненный опыт появился, ну, у меня и педагог был великий, прекрасный, Марина Тимофеевна Семенова, с которой я делала все свои партии, она мне всегда говорила, что никогда не нужно, да у меня этого и не было от природы, я никогда не пыталась кому-то подражать и влезть в какую-то чужую шкуру, как кто-то. Ну, это глупо, потому что он это он, а ты это ты, и мне кажется, копия это всегда плохо, даже хорошая копия. Я всегда прикладывала конкретно к себе. И знаете, может, я, конечно, сумасшедшая, но я искренне верила, то есть у меня это как-то получалось в сознании, и когда я репетировала, и когда я выходила на сцену, что если я танцую Жизель, то я сегодня Жизель. Я выхожу на сцену – я уже не я, то есть я это я, но я в этих обстоятельствах. И поэтому все было очень просто. Я в этих обстоятельствах. Внешне вроде как бы совпадение было. То есть я не мучилась по этому поводу.
Э. НИКОЛАЕВА: Дисгармонии никакой не возникло?
И. ПЕТРОВА: Нет, нет.
Э. НИКОЛАЕВА: Благодарен ли этот мир? К чему вы пришли, как человек, фактически посвятив всю свою жизнь и себя балету?
И. ПЕТРОВА: Я поняла – я говорю, такая мудрая стала в последнее время, у меня было много времени думать, читать – и я поняла, что никогда не нужно ни от кого ждать никакой благодарности, потому что ведь то, что мы делаем от души, мы же не делаем это за какую-то плату, мы не думаем, что нам потом что-то за это, за какой-то хороший поступок, за какое-то хорошее слово ты же не ждешь, что начнут платить деньги или что-то. Здесь – то же самое. Я думаю, что нужно помнить хорошее. И ждать какой-то благодарности – да нет, сейчас такой сложный мир, сложная вообще схема всего, что я думаю, не надо на этом циклиться – а почему так ко мне? Да так ко всем. Так ко всем. Большой театр – это большое учреждение, которому, естественно, нужны хорошие артисты, которые там работают. Когда они работают, они нужны. Когда они ломаются или уходят… Это нормальный процесс и ничего в этом криминально страшного и какого-то обидного я не вижу. Я отработала. Когда я была нужна – все было прекрасно. Теперь я не работаю – какой благодарности и чего-то там я должна ждать или хотеть? Это нормальный процесс. Я ушла, как все уходят. И у всех будет то же самое. Даже те, сейчас самые великие и самые востребованные, окажутся на моем месте, только чуть позже, и все, больше ничего. И это нормально, это жизнь, это везде так, в любой профессии. Поэтому я думаю, что какой-то благодарности ждать не нужно. Я думаю, что нужно помнить хорошее. Я ведь тоже получала от этого удовольствие и я прожила прекрасную, красивую жизнь, и слава богу, в этом театре, поэтому у меня абсолютно никаких ни к кому претензий нет.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, как-то все так грустно, я прямо сразу так расстроилась.
И. ПЕТРОВА: Да нет, вы знаете, нет, абсолютно.
Э. НИКОЛАЕВА: Может быть, все-таки услышит ваши слова ваше руководство и все-таки про вас вспомнит?
И. ПЕТРОВА: Вы знаете, нет. Мне тут недавно премию там дали.
Э. НИКОЛАЕВА: Какую-нибудь прибавку к пенсии?
И. ПЕТРОВА: Да нет, это все на самом деле смешно. Я взрослый человек, молодой, слава богу, здоровый, и я думаю, что у меня все будет хорошо и я найду еще свое место в этой жизни. Просто всему свое время.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну что же, давайте все же с оптимизмом смотреть вперед. Цискаридзе вот тоже утверждал где-то, что его популярность началась с одной телепрограммы. А вы вот сегодня гостья нашей передачи "Какого черта". Ну что ж, какого черта, все будет хорошо.
И. ПЕТРОВА: Конечно, даже не сомневаюсь в этом.
Э. НИКОЛАЕВА: Жить в искусстве – дело святое. Всем пока. В эфире были я, Элина Николаева и…
И. ПЕТРОВА: Инна Петрова. Спасибо большое всем. До свидания.