Алексей Улюкаев - Сбитый фокус - 2014-11-17
17.11.2014
А. Венедиктов
―
20.05 в Москве. Добрый вечер. Это Алексей Венедиктов и Леся Рябцева.
Л. Рябцева
―
И у нас в гостях Алексей Валентинович Улюкаев, министр экономического развития РФ. Здравствуйте.
А. Улюкаев
―
Добрый вечер.
А. Венедиктов
―
Это стало доброй традицией - каждый 41 день встречаться. То у вас, то теперь у нас. Это прямой эфир, вы можете присылать sms +7-985-970-45-45. Не забывайте подписываться. Напомню, что недавно в программе «Ганапольское» Матвей Ганапольский возопил: кто-нибудь из экономического блока, придите и расскажите, что происходит. Что за черт. Алексей Валентинович откликнулся и вот он здесь. Леся.
Л. Рябцева
―
Мой первый вопрос. Недавно вы сказали, что если ваши доходы и расходы рублевые, то вам должно быть абсолютно все равно, какой там курс. Но вот мне человеку, у которого доходы и расходы рублевые, абсолютно не все равно, какой курс. Можете объяснить, что вы имели в виду?
А. Улюкаев
―
Вы знаете, и вы, и Матвей Ганапольский и еще немалое количество обозревателей справедливо мне указали на мою такую как бы ограниченность. Министр то ли делает вид, то ли на самом деле не понимает, что цены наши внутренние связаны с внешними. Что изменение соотношения курсов влияет на инфляцию. На цены. А, следовательно, на наш жизненный уровень. И как же нам все равно. На самом деле имелся в виду прикладной аспект. Имелось в виду, что нам должно быть все равно в плане наших активных действий. Конечно же, изменение курсов влияет на инфляцию, и мы даже можем это посчитать. В отличие от Матвея Ганапольского и, видимо, от вас. Как это влияет. А это влияет на экономический рост, на наши реальные доходы, реальные зарплаты, нашу покупательную способность. В конце концов, наш уровень жизни. Но есть вещи, на которые мы можем влиять, а есть вещи, на которые не можем влиять. И то, о чем я говорил, просто одну простую мысль. Наша активная позиция в плане валютного рынка совершенно от этого не должна быть. То есть изменение курсовых соотношений, было 33 рубля за доллар, а стало 47. Это не означает для меня или для вас необходимость бежать и менять свои рубли на доллары или наоборот. Если у нас расходы рублевые. Если иные, то это бегство к обменнику осмысленно, если нет, то бессмысленно. Я только об этом говорил. Конечно же, на конце мы будем иметь этот эффект. Но мы, к сожалению, с вами не можем никак выстроить нашу стратегию, чтобы влиять на изменение цен. Но вот не делать глупостей, это в нашей с вами власти.
А. Венедиктов
―
А глупость это сейчас что, Алексей Валентинович?
А. Улюкаев
―
Глупость это менять структуру своих валютных активов. Именно поэтому я говорил, что если вы имеете расходы рублевые, вам должно быть абсолютно все равно, 30-40-50-100-150 рублей за доллар. Если вы тратите в рублях, для вас это не должно быть основанием для того, чтобы менять структуру своих валютных активов. Чтобы менять свои депозиты, свою наличность и так далее.
Л. Рябцева
―
Если я не ошибаюсь, то месяц назад, когда мы с вами встречались, вы советовали населению держать свои сбережения в трех валютах: рублях, долларах и евро.
А. Улюкаев
―
Я и сейчас продолжаю делать то же самое. Это самое разумное. Это если у вас есть избыточные сбережения. Если вы просто живете от зарплаты до зарплаты, от захода до захода, то вы сберегайте ровно в том, в чем получаете. Получили сто процентов в рублях, сто процентов потом тратите, но если у вас есть избытки, если вы думаете о будущем, то с моей точки зрения разумна трехвалютная корзина. Причем сейчас сегодня исходя из того, что, скорее всего, в 2015 году у нас начнется повышение, у них начнется повышение процентных ставок, скорее всего, доллар будет продолжать укрепляться, поэтому в этой корзине, допустим, 40% доллара, по 30 – рубля и евро.
Л. Рябцева
―
Знаете как в том анекдоте: я поменял все свои сбережения на доллар. - Ты имеешь в виду на доллары? - Нет, на один доллар. Хочу обратиться к вам с вопросом. Я жила в Новой Москве и обрадовалась той новости, что там построят метро. Совсем недавно наши друзья китайцы наши партнеры отказались строить там метро, поскольку рубль падает. И они попросили им платить в долларах. Что это значит. Почему Китай отказывается участвовать в торгах по ЗИЛу, отказывается строить метро?
А. Улюкаев
―
Первое, вы продолжайте радоваться. Потому что строительство метро все-таки с участием наших китайских партнеров напрямую не связано. Строительство метро оно может фондироваться из других источников, и будет фондироваться из других источников. Это бюджет Москвы, федеральный бюджет, это привлечение средств инвесторов. Конечно же, был проект одной ветки…
А. Венедиктов
―
В Новую Москву.
А. Улюкаев
―
Интересный довольно проект. С участием китайских инвесторов. И на самом деле я кстати на нем не ставил бы крест, потому что по большому счету для наших китайских партнеров заход во внутреннюю инфраструктуру России интересный заход. И я думаю, что не так уж напрямую связан с курсовыми соотношениями. Мы с этим будем еще работать. Но, конечно, одно дело, когда представляете, вот вы входите, делаете инвестиции валютные, вот у вас на входе было, например, 100 долларов. И вы считали, что это стоит 3,5 тысячи рублей. А оказалось, что стоит 4,5 тысячи рублей. И вы должны пересчитывать свой проект, годится он или нет и так далее. Все-таки мне кажется для общественной инфраструктуры, скорее всего, он годится. Потому что есть участники федеральные, субфедеральные, региональные, которые готовы подстроить свою бюджетную политику под эти проекты. И я бы не списывал этот вариант со счетов. Но для проектов частных это во многом может быть запретительное решение. Поэтому когда мы говорим, говорят, а вот полезно или вредно ослабление рубля. Вы помните, когда было укрепление 2006-07 год, все говорили: ну сколько можно. Ослабьте уже, наконец, курс рубля, и мы заживем. А сейчас говорят: ну сколько можно, укрепите уже, наконец, курс рубля и мы заживем. Правы и те и другие, потому что экономика наша сложная. В ней есть разные сегменты. Для себя я провожу грубо, примитивно такую линию: отрасли или производства, у которых доля комплектующих импортных меньше 20%, они выигрывают. Отрасли, производства, у которых доля больше 20% - проигрывают от изменения курса. От ослабления курса.
А. Венедиктов
―
Каких больше производств, у которых больше 20 или меньше 20?
А. Улюкаев
―
Смотрите, в основном добывающие у них меньше 20, все добывающие. И нефтянка, и газ, и уголь, и черные металлы. Руды. Они имеют меньше 20%, они все выигрывающие. Машиностроение имеет больше 20 – проигрывающее. А дальше уже пошло узкое деление, например, возьмем авиацию. Авиация военного назначения, наши прославленные самолеты МИГи, Сухие, конечно доля импортных комплектующих мизерная. Они сильно выигрывают. Наши гражданские самолеты, например, Сухой Суперджет, у него большая доля импортных комплектующих. Они проигрывают.
А. Венедиктов
―
То есть, сказать целиком за всю экономику не представляется возможным.
А. Улюкаев
―
Конечно, нет. Экономика сложная, большая. И по-разному включенная в мировой рынок.
А. Венедиктов
―
Изменение курса, я остаюсь в вопросе Леси, ударит по тем жителям Новой Москвы, которые получат метро позже. То есть просто изменение курса ударило по их жизненному уровню. Они будут ездить на более дорогом транспорте, скажем так. Поэтому это касается каждого, не только рост цен. Не только рост производства.
А. Улюкаев
―
Конечно. Но я по-прежнему скажу…
А. Венедиктов
―
Вы что-то знаете, чего не знаем мы. Колитесь, господин министр. Что сказали китайцы.
А. Улюкаев
―
Я не уверен, что этот проект не состоится. Потому что еще раз…
А. Венедиктов
―
С китайцами.
А. Улюкаев
―
С китайцами. Для китайцев мне кажется, я не обсуждал с ними именно этот проект, но в целом мы обсуждали большую широкую палитру. У нас более 30 проектов инвестиционных больших. Которые относятся к категориям приоритетных. Для нас, для китайцев. Мы их вместе выбрали, вместе с ними работаем. И мне кажется для них это конечно важно. Для них конечно интереснее участие в проекте, связанном с добычей полезных ископаемых. Но они понимают, что любое решение должно быть пакетное. Поэтому участие в этой истории для них очень интересно. Потому что это и технологии, это и подрядные работы и финансирование.
А. Венедиктов
―
А метро и ЗИЛ это не нагрузка в обмен на месторождения?
Если вы живете от зарплаты до зарплаты, от захода до захода, то сберегайте ровно в том, в чем получаете
А. Улюкаев
―
Эти проекты начинались гораздо раньше. Когда мы еще не готовы были так открываться в части полезных ископаемых. Поэтому это не нагрузка. Еще раз, проект зависит от того, насколько китайская составляющая в части оборудования, подрядных работ, услуг будет востребована. Китайцы очень заинтересованы в проекте высокоскоростной железной дороги.
А. Венедиктов
―
Хочется сказать: опять?
А. Улюкаев
―
И опять.
А. Венедиктов
―
Это между чем и чем.
А. Улюкаев
―
Они живут такими категориями, там десять тысяч ли, дорога в десять тысяч ли начинается с одного шага. А десять тысяч ли это пять тысяч километров. Они думают о восстановлении Шелкового пути от Пекина до Москвы. И поэтому наш проект Москва-Казань, который нам казался грандиозным и возможно неподъемным, глядя из Пекина, кажется вполне скромным, карманным. И реализуемым. Это часть проекта и они готовы работать и как консультанты, как финансовые инвесторы. И как подрядчики на строительстве. И как мне кажется эксплуатанты этого участка дороги, который за это отвечает.
А. Венедиктов
―
По политической позиции можно сказать скоростная дорога Москва-Пекин.
А. Улюкаев
―
В каком-то смысле да, так и есть. Но за двое суток от Москвы до Пекина это интересный проект. Серьезный проект. Он по-разному может быть просчитан, и в короткую он, наверное, неэффективный экономически, но на длинной дистанции 10-20-30 лет…
А. Венедиктов
―
Обсуждается?
А. Улюкаев
―
Да.
А. Венедиктов
―
И еще один боковой может быть вопрос, а на самом деле не боковой, а серьезный. Вот мы с вами 42 дня назад говорили про прогноз инфляции. Что вы сейчас скажете про годовую инфляцию в 2014 году.
А. Улюкаев
―
Инфляция 2014 года, конечно же, гораздо будет выше, чем любые прогнозы. Просто потому что она зависит сильно от девальвации, от курсовых соотношений. Если курсовые соотношения, рубль к доллару, рубль к евро и рубль к корзине валют наших основных торговых партнеров снизится примерно на 30-35-40%, на так называемый эффект переноса, это примерно 0,1, то есть…
А. Венедиктов
―
Никто не понял. Из тех, кто в студии.
Л. Рябцева
―
Попроще, пожалуйста.
А. Венедиктов
―
Извините.
А. Улюкаев
―
Помните, как у Чехова: они все о непонятном говорят, образованность свою показать…
А. Венедиктов
―
Хочут.
А. Улюкаев
―
Так вот, на каждый процент девальвации 0,1% инфляции. То есть ослаб рубль на 1% - на 0,1 увеличилась инфляция. Поскольку он ослаб не на 1%, а на 35-40%, то и инфляция, скорее всего, увеличится на 3,5-4%. В какой перспективе. Перспективе 6-9 месяцев. Вот это обычные лаги в нашей экономике. Это означает, что к концу первого квартала следующего года уровень инфляции будет примерно на 3,5% выше, чем мы ее ожидали. Ожидали мы на уровне примерно 6%. К этому времени. Скорее всего, он будет в этот период под 10. А к концу этого года он будет под 9.
А. Венедиктов
―
То есть уже не 8,5, а выше.
А. Улюкаев
―
Скорее всего, будет немножко выше. Сегодня мы имеем действительно 8,5. Ожидать, что еженедельные и ежемесячные подвижки инфляции в этом году будут меньше, чем в следующем, у нас нет оснований. Поэтому, скорее всего, декабрь к декабрю у нас будет немножко выше, чем сегодня. От 8,5 до 9. А в начале первой половины следующего года даже еще острее будет ситуация.
А. Венедиктов
―
Ну там, где рубль, там и баррель нефти.
Л. Рябцева
―
Почему во всем мире, если цена на нефть падает, то и цена на бензин падает. А у нас в стране по-другому. Цена на нефть падает, на бензин растет.
А. Улюкаев
―
У нас то же самое. Мы в этом смысле такие же, как во всем мире. Просто мы с вами почему-то, не почему-то, по некоторым причинам меряем баррель в долларах. А надо бы мерить в рублях. И кстати, с этим связана не только цена на бензин, но и бюджетные все проектировки. Когда мы говорим, что у нас бюджет сверстан под 100 долларов за баррель, а что же нам делать, когда он будет 80, значит, мы должны перейти от исчислений долларовых к рублевым. Потому что и бюджет сверстан и наши бензиновые затраты и эффективность с этим напрямую связаны.
А. Венедиктов
―
По-моему, это лукавство, если, честно говоря.
А. Улюкаев
―
Какое же это лукавство-то. Смотрите, у нас с вами среднегодовой курс рубля к доллару был, на этот год запрогнозировали 37. Цену взяли, предположили, что будет 100 долларов за баррель. Перемножаем на 37, получаем 3 тысячи 700. Цена на нефть ушла вниз, а рубль к доллару ушел вверх. Теперь мы имеем 77 или 78 долларов за баррель и 47 или 48 рублей за доллар. Перемножаем эти две цифры, получаем те же самые 3 тысячи 700. То есть рублевая цена нефти ровно такая же сейчас, как было в начале года.
А. Венедиктов
―
Бензина.
А. Улюкаев
―
Пока мы говорим нефти, бензин чуть сложнее. Потому что это некоторая производная. Здесь важно, какие акцизы, какое соотношение…
А. Венедиктов
―
Просто водителей это интересует.
А. Улюкаев
―
Ну вот впрямую это означает, что рублевая цена всех, базовая цена такая же, ничего не изменилось. Поэтому когда во всем мире цена на бензин зависит от нефти, то и у нас цена на бензин зависит от нефти. И когда мы пересчитываем нефть в рубли, и потом нефть пересчитываем в бензин, мы получаем возможность для бензина немного расти, я бы сказал, в пределах инфляции. Если мы верим, что инфляция будет процентов 7 или 8, значит, скорее всего, бензин подрастет примерно так. Плюс к этому акцизная составляющая.
А. Венедиктов
―
Акцизная не меняется практически.
А. Улюкаев
―
Немножко меняется. Потому что мы договорились о том, что для пополнения региональных дорожных фондов в рамках так называемого налогового маневра, который предполагает изменение обложений нефтяной отрасли, часть средств пойдет сюда. Это примерно очень грубо один рубль на литр бензина. Эта составляющая будет дополнительно, изменение курсовых соотношений. Немножко подрастет, но не принципиально.
А. Венедиктов
―
В этой связи очень многие говорят, что все-таки весь российский бюджет или какая-то его часть, я кстати хотел спросить вас, какая часть завязана на газонефтяных доходах. Какая часть доходной части у нас, извините за тавтологию, в 2014 году.
А. Улюкаев
―
На самом деле очень грубо, почти поровну делится между нефтегазовыми и не нефтегазовыми доходами бюджета. И в части доходов.
А. Венедиктов
―
Да, в части доходов.
А. Улюкаев
―
В части расходов немножко другая линия отсечения. Потому что у нас так установлено бюджетное правило, что мы исходим из того, что по доходам мы говорим сто долларов за баррель в следующем году, а по расходам 96. Делаем дополнительную… Опять же к разговору о том, насколько безрассудно такое планирование. Еще раз скажу, что эти 100 долларов за баррель, которые означали 3 тысячи 700 в начале 2014 года, начала 2015 года, 75 долларов за баррель будут те же самые 3 тысяч 700 рублей. Поэтому для бюджета проблемы нет никакой.
А. Венедиктов
―
2014 года.
А. Улюкаев
―
2014 и 2015.
А. Венедиктов
―
Объясните по 2015. Если действительно мы стартуем, еще полтора месяца, но мы стартуем с 78 сейчас, предположим, долларов, а не 100, и неизвестно, что будет в 2015 году с нефтяными ценами, но все-таки старт 78. Это не напрягает бюджет?
А. Улюкаев
―
Абсолютно нет. Потому что одновременно происходит снижение курсовых соотношений и исчисленный в рублях доход бюджетный будет примерно таким же. То есть наш бюджет защищен очень хорошо. А все, что мы теряем, один доллар за баррель нефти стоит для бюджета примерно 70 млрд. рублей. Один рубль за доллар курса стоит для бюджета примерно 200 млрд. рублей. Только в обратную сторону. Поэтому очень грубо, если у вас…
А. Венедиктов
―
Три к одному.
А. Улюкаев
―
Три к одному. Если у вас цена снизилась на 15, а курсов на 5, значит все в порядке. Но я бы хотел быть правильно понятым. Ведь мы же не только живем для бюджета, мы с вами не подданные государства.
А. Венедиктов
―
Да ладно.
А. Улюкаев
―
Не только подданные государства.
А. Венедиктов
―
Уже напугал министр.
Я старался пояснять Сечину: давайте проект, мы будем работать и инвестировать. А "Роснефть" не нуждается в госпомощи
А. Улюкаев
―
Конечно, у нас все-таки федеральный бюджет 20% ВВП. Остальные 80 это бюджеты домашних хозяйств. Это бюджеты компаний, и они конечно, менее защищены. Точнее говоря, те компании или индивидуальные предприниматели, которые точно так же как наш федеральный бюджет имеют обязательства, почти сто процентов обязательств в рублях, они ровно также защищены. Но те, у которых обязательства валютные, а для многих компаний так оно и есть и для некоторых домашних хозяйств, которые учатся или лечатся или делают что-то еще за валюту, это близко к этому, это конечно другая ситуация.
А. Венедиктов
―
В этой связи я хотел бы, чтобы раз вы затронули этот вопрос, это вопрос о госдолге компаний, которые естественно, существуют в долларах. Насколько вы считаете в целом компании, банки, государственные, частные готовы справиться в 2014 году, выплатить те долги с учетом бегства капитала. Сегодня ваш коллега Антон Силуанов назвал цифру – порядка 130 млрд. долларов. Это он сказал. Бегство капитала в 2014 году. Насколько наши, короче говоря, компании государственные и частные готовы обслуживать свой внешний долг в валюте?
А. Улюкаев
―
Первое – бегство не подходящий термин.
А. Венедиктов
―
Утечка.
А. Улюкаев
―
Есть немножко бегство, а немножко просто… обязательств.
А. Венедиктов
―
Текут.
А. Улюкаев
―
Конечно. Срочного погашения долга до конца 2015 года у нас примерно сейчас 130 млрд. долларов. Примерно миллиардов 40 падает на конец 2014 года, миллиардов 90 на 2015 год. Но это преувеличенная оценка, связанная с тем, что здесь внутрикомпанейские расчеты. То есть у нас с вами холдинг, та же часть нашего холдинга, которая на Кипре, имеет требования к той части нашего холдинга, которая здесь у нас в Москве находится. И это мы считаем совокупно. Точных оценок, как очистить от внутрихолдинговых расчетов нет, но очень грубо это два к одному. То есть это означает, что…
А. Венедиктов
―
Две трети настоящий долг и треть такой внутренний.
А. Улюкаев
―
Очень грубо. Примерно 80 млрд. получается до конца 2015 года. Это то, что реально нужно будет заплатить, потому что внешние рынки для нас сейчас закрыты. Средства, которые нужно изыскать внутри. Где внутри? Нигде, кроме как резервы ЦБ, резервы правительства, этого нет. Это означает, что в конечном итоге предельная оценка сокращения этих резервов, предельная оценка утечки капитала и в вашей терминологии бегства капитала до конца 2015 года, это примерно 80 млрд. долларов. Компании нигде кроме в виде резервов средств найти не могут, и именно поэтому я приветствую то, что Банк России сейчас открыл возможности для операций РЕПО на срок до года. По комфортной ставке. И практически без лимита. Лимит 50 млрд. это можно сказать без лимита. Это означает, что компании, у которых наступает срочность погашения, могут довольно легко через свои банки эти средства получить, не напрягая внутренний валютный рынок, не обращаясь к покупке валюты на нем. Не влияя на курсовые соотношения и это очень хорошо. Я думаю, что таким образом мы довольно комфортно сможем пройти ситуацию до конца 2015 года…
А. Венедиктов
―
То есть рисков таких, вот рисков-рисков нет.
А. Улюкаев
―
Рисков-рисков нет, это вполне управляемая и понятная ситуация. Еще раз, вот при той валютной политике, которая сейчас проводится эта ситуация вполне понятна и комфортна.
А. Венедиктов
―
Алексей Улюкаев в прямом эфире «Эхо Москвы». У Алексея Венедиктова и Леси Рябцевой. Сразу после новостей мы вернемся в нашу студию.НОВОСТИ
А. Венедиктов
―
20.35 в Москве. Алексей Улюкаев в гостях у Алексея Венедиктова и Леси Рябцевой.
Л. Рябцева
―
Алексей Валентинович, есть вопрос от слушателей. Хочу с него начать эту часть эфира. Вы, как и ваши коллеги с ЦБ в последнее время стали оперировать так называемым справедливым курсом рубля. Могли бы пояснить, что это такое и каким образом вы его просчитываете?
А. Венедиктов
―
Из Красного села вопрос. Почти питерские. Аккуратнее.
А. Улюкаев
―
Хорошо. Я буду максимально аккуратен. Термин «справедливый» это хороший термин. Я предпочитаю оперировать термином «равновесный». С моей точки зрения, сейчас дам два подхода к этому. Первый – давайте рассуждать. Равновесный или справедливый курс должен быть таким курсом, который позволяет платежный баланс сводить без больших перекосов. Если мы с вами только что говорили до перерыва о том, что, скорее всего, примерно 80 млрд. долларов это срочного погашения долга наших компаний, то конец 2015 года придется изыскать из внутренних источников. Это означает, что и предельный размер отрицательного сальдо негативного сальдо по капитальному счету будет примерно 80 млрд. долларов. Значит, мы его должны закрыть некоторым положительным сальдо по текущему счету. Для того чтобы иметь положительный сальдо по текущему счету в размере примерно 80 млрд., нам достаточно иметь курс примерно 41-42 рубля за доллар.
А. Венедиктов
―
Средний по году.
А. Улюкаев
―
Да, при таком курсе соотношение между импортом и экспортом становится таким, чтобы обеспечить положительное сальдо. Но, наверное, исходя из инерции, которая уже есть сейчас, возможно, нужно иметь немножко большее сальдо по текущему счету, чтобы оно перекрывало с лихвой отрицательное сальдо по капитальному счету. Тогда при таком рассуждении эта сдвижка может быть немножко слабее, чем 42, но не сильно слабее должен быть рубль. Поэтому я искал бы эти соотношения, 41-42-43. К этому же можно прийти путем других, совсем простых рассуждений. Исходя из рублевой цены нефти. Поскольку наш бюджет почти на 50% зависит от поступлений от нефтегазовых источников, поэтому цена нефти, выраженная в рублях, является здесь определяющей. Мы уже говорили, что цена примерно 3 тысячи 700 рублей за баррель является той ценой, при которой достигается равновесие. Поэтому мы каждый раз с вами попросту по-житейски можем пересчитывать. Увидели 80 или 85 или 75 долларов за баррель, быстренько помножили соответственно на 45 или 46 или 47-48 и посмотрели, в какой области оказывается. Если меньше, чем 3 тысячи 700, значит, вероятно, ослабление, потому что рубль переукреплен, если больше, чем 3 тысячи 700, просто рубль переослаблен. Вот и все.
А. Венедиктов
―
Только что слышали в новостях, что в четверг собираются страны добыватели нефти для того чтобы пересмотреть возможно квоты и чтобы цена на нефть пошла вверх. Вы верите в такую возможность?
А. Улюкаев
―
Мы испытывали в нашей истории, глобальной истории периоды, когда действия стран ОПЕК что сильно влияли. Не думаю, что сейчас мы переживаем снова такую же полосу историческую. Сейчас страны ОПЕК разобщены, они не имеют внятной единой стратегии, они думают о сохранении доли на рынке, а не о цене. Поэтому я не ожидаю от ближайшего времени каких-то принципиальных решений, а принципиальное решение было бы сокращение квот нефтяных, которые повлияли бы напрямую на цену.
А. Венедиктов
―
На рост цен. Леся.
Л. Рябцева
―
В первой части передачи мы говорили о потенциальном финансовом ресурсе, мы говорили о фирмах частных или государственных, которые по какой-либо причине утекли свои деньги, бюджеты за границу. За рубеж. И не один слушатель задал нам вопрос: может быть, стоит все продать за рубежом, вернуть деньги в страну.
А. Венедиктов
―
Заставить продать.
Л. Рябцева
―
Да, частные или государственные компании.
А. Улюкаев
―
Заставить продать нельзя, безусловно.
А. Венедиктов
―
Ну как, можно, принимали же законы…
Л. Рябцева
―
Если вы порекомендуете, может быть. Министр.
А. Улюкаев
―
Продать точно нельзя. И любые попытки заставить продать будут означать только одно – что те, которые еще не утекли, они утекут еще активнее. Любые ограничения по счету капитальных операций, любой капитальный контроль это стимул к тому, чтобы капитал утекал, а не наоборот. Другое дело, что мы можем предложить какие-то альтернативы. Мы можем предложить эффективные комфортные защищенные способы инвестиций в Россию.
Л. Рябцева
―
Например.
А. Улюкаев
―
Например, мы сейчас работаем над так называемым проектом финансирования. Когда проекты, которые соответственно по каким-то критериям, они защищаются бюджетной гарантией и под них фондирование обеспечивается сравнительно дешевое, потому что Банк России требование по этим кредитам берет в обеспечение своих рефинансовых операций. И гарантирует комфортную ставку для конечного заемщика на уровне примерно 0,5-1% от ключевой ставки. Ключевая ставка на сегодня 9,5%, поэтому 0,5-1 означает 10-10,5%. Сейчас у нас уже полностью готова нормативная база…
А. Венедиктов
―
Как возвращение соотечественников на самом деле, как проект по возвращению соотечественников, помните, был.
А. Улюкаев
―
Я не помню этого проекта.
А. Венедиктов
―
Я имею в виду, чтобы соотечественники приезжали, им выдавали кредиты. Люди я имею в виду, не капитал, а люди. Это то же самое капитал, или это касается иностранного капитала.
А. Улюкаев
―
Это касается любого капитала. Иностранного, нашего, внутреннего, внешнего. Мы просто говорим, вот у вас будет такой-то комфорт, пожалуйста, приходите, работайте.
Это как чукча, который посадил картошку, а утром выкопал, потому что кушать очень хочет. Так это не сюда, не к ФНБ
А. Венедиктов
―
В этой связи может быть важный вопрос это вопрос о доходах бюджета и вопрос о приватизации. Конечно, недавно национализация Башнефти через судебное решение может ли она стать прецедентной?
А. Улюкаев
―
Сложно сказать, наше право не прецедентное по своему устройству в отличие от англосаксонского права. Поэтому я надеюсь, что в этом смысле случай с Башнефтью не должен и не может быть прецедентом. Это первое. Второе, если говорить о приватизации, с моей точки зрения этот актив, если будет обращен в государственную собственность…
А. Венедиктов
―
А куда же ему, Алексей Валентинович.
А. Улюкаев
―
Должен, безусловно, стать участником программы приватизации и должен быть предъявлен рынку, потому что нефтяной бизнес с моей точки зрения ни в коем случае не должен быть государственной монополией. Это нормальный эффективный конкурентный бизнес. Ему место в нормальных рыночных условиях. Поэтому должны предложить его бизнесу.
А. Венедиктов
―
В этой связи не могу пропустить, если мы говорим про нефтяной бизнес, как вы понимаете, заявку «Роснефти» на деньги фонда национального благосостояния. Игорь Иванович Сечин сказал, что деньги не нужны, но «Роснефть» готова освоить, очень слово нравится – освоить 1,5-2 триллиона рублей. Я думаю, что заявка «Роснефти» изучалась, и президент говорил о том, что она изучается. Вы ее тоже изучали. Существует ли понимание, к какому решению надо идти?
А. Улюкаев
―
Мне нравится тоже ваша терминология. НефтИ.
А. Венедиктов
―
Это меня научили…
А. Улюкаев
―
Видимо, имеете прямое отношение к добытчикам.
А. Венедиктов
―
В этой студии не только с добытчиками, но и с растратчиками.
А. Улюкаев
―
Мне проще говорить «Роснефти». Ну, неважно. Действительно компания обратилась с такой заявкой. Мы постарались объяснить компании, что проекты, которые могут финансироваться из фонда национального благосостояния именно проекты инвестиционные. Мы не финансируем компанию, мы не финансируем финансовый разрыв в компании, разрыв между ее доходами и расходами, и даже в целом… Мы работаем с отдельными инвестпроектами. И мы с Игорем Ивановичем Сечиным очень подробно это дело обсуждали. С большим уважением отношусь к нему и «Роснефти», хороший бизнес, но старались пояснять, я старался пояснять, что, пожалуйста, давайте проект и мы будем работать с ним в соответствии с нашей нормативной базой как с проектом. И готовы будем инвестировать какую-то разумную часть средств фонда национального состояния в этот проект. А компания не нуждается в государственной помощи, в государственной поддержке так же как «Газпром», как «Газпром-нефть» и другие компании.
А. Венедиктов
―
Все в порядке с этим пока.
А. Улюкаев
―
Да, конечно же. Поэтому мы рассматриваем просто отдельные проекты, в которых мы могли бы участвовать, мы – как фонд национального благосостояния в размере до 40% от величины проектов. Как в любом другом проекте это нормально. Это рассматривается. Это вполне может быть реализовано.
А. Венедиктов
―
Так «Роснефть» предложила конкретный проект?
А. Улюкаев
―
Пока еще нет, но мы готовы работать вместе с ними. И я сказал, что мои коллеги в министерстве готовы консультировать, оказывать необходимую поддержку для того, чтобы была правильная заявка. Чтобы был правильно структурированный проект. Нас это тоже интересует, потому что мы хотели бы, откровенно говоря, средства ФНБ вкладывать в проект, который обеспечивает соответствующую сохранность, доходность и ликвидность. И вкладывание в проект «Роснефти» видимо, обеспечивает такой механизм.
А. Венедиктов
―
Но в связи с таким состоянием российской экономики, назовем его подвижным, имеет ли смысл сейчас все-таки расходовать средства ФНБ даже крупным корпорациям, кто обратится к вам еще, может быть «Сургутнефтегаз», может быть «Газпром», а не сидеть в ожидании кризиса. В ожидании беды я бы сказал.
А. Улюкаев
―
Я сам себя за язык все время тереблю. Не расходовать, а инвестировать.
А. Венедиктов
―
Возврат-то когда будет, Алексей Валентинович. Чего мы лукавим-то. Я говорю, в условиях этого напряжения мирового.
А. Улюкаев
―
Возврат бывает по-разному. Что делать, вот так вот. Если мы хотим возврат раньше, это как чукча, который посадил картошку вечером, а утром выкопал и съел, потому что кушать очень хочет. Так это не сюда это не к ФНБ. Это вот когда картошка должна все-таки вызреть, вырасти. Ну и урожай будем пожинать через 10-15-20, так это устроено.
А. Венедиктов
―
Алексей Улюкаев, министр экономического развития у Олеси Рябцевой и Алексея Венедиктова. Вот когда со знакомыми разговариваешь и смотришь, что пишут наши слушатели, ты понимаешь, что паника не в курсе валют, не в падении цен на нефть, а возможном изменении налогообложения малого бизнеса. И в этой связи, конечно, мой вопрос как к министру, есть ли у вашего министерства, это вполне официальная, прямая позиция по поводу увеличения налогообложения или усложнения налогообложения малого бизнеса. И какую позицию вы занимаете во время обсуждения это в правительстве, у Дмитрия Анатольевича или у президента Владимира Владимировича.
А. Улюкаев
―
У нас позиция совершенно простая. Незамысловатая. Я ее, безусловно, провожу и на совещаниях у Дмитрия Анатольевича и на совещаниях у Владимира Владимировича. Что первое, любое увеличение налоговой нагрузки, будь то увеличение ставок, введение новых налогов или сборов или увеличение налогооблагаемой базы сейчас было бы чрезвычайно вредно для экономики. Поэтому я категорически против этого вообще. В части малого бизнеса особенно. Потому что это та сфера, которая максимально, говоря экономическим языком, эластична по налоговым ставкам, а попросту прячется в тень…
А. Венедиктов
―
Пугливо.
А. Улюкаев
―
Пугливо или вообще исчезает при этих неосторожных движениях. Я напомню, когда в первой половине прошлого года мы пытались сделать вроде бы рациональную вещь, увеличить ставку страховых платежей, чтобы малый бизнес платил немножко больше, это вроде бы в его же интересах, потому что он будет получать услуги от фонда обязательного медицинского страхования, от фонда социального страхования, от пенсионного фонда. Но это привело к тому, что 600 тысяч малых бизнесов прекратили свое существование, и мы перестали получать соответствующие услуги, товары и соответствующее участие в бюджете. Поэтому здесь нужно быть очень аккуратным. Идея введения сборов с моей точки зрения в принципе неправильная. А то, как она была представлена в законопроекте, когда у вас 22 дополнительных сбора, когда у вас база обложения 600 тысяч рублей за квартал, когда вы должны авансово заплатить, то есть фактически прокредитовать экономику, виноват, бюджет, - это абсолютно никуда не годится. На совещании председателя правительства мы обсудили возможность изменения этой формулы, приведение ее в более разумный вид. Резкого сокращения видов сборов с 22 до 4 или 5, оставляя практически только торговлю и, может быть транспортные услуги, а может быть нет, только одну торговлю. Второе – отказаться категорически от идеи авансирования.
А. Венедиктов
―
Это решение уже у председателя правительства?
А. Улюкаев
―
Мы договорились у председателя правительства, он резюмировал наше обсуждение отказаться от авансового характера этих платежей. И третье, установить предел количественный, а именно - не выше, чем будет платиться за патент. Это, безусловно, движение в правильном направлении. Это рациональная схема. Но как бы сказать, попросту, помните анекдот, когда украли какие-то ложки или вилки, потом ложки нашлись, осадок остался. Вот самое движение, что мы каждый раз рассматриваем наш малый бизнес как какого-то врага, которого мы должны обложить данью, а потом смягчаем. Вот мы смягчили, теперь его облагаем меньшей данью, это само по себе неправильно. Фундаментально это неправильное отношение.
А. Венедиктов
―
Президент слышит?
А. Улюкаев
―
Я верю, что президент слышит, председатель правительства слышит и еще раз, компромисс, который достигается это означает, что они в самом деле слышат. Но сам подход изначально, конечно, неверный.
А. Венедиктов
―
На последние 4 минуты на сладкое. На десерт.
Л. Рябцева
―
Говоря о президентах. На днях президент Украины Петр Порошенко выпустил указ о прекращении работы банков и госучреждений в ДНР и ЛНР. В связи с этим руководство самопровозглашенной ДНР решило рассмотреть возможность бивалютной системы, то есть наряду с гривной ввести рубль. Что вы как эксперт, как министр можете сказать по этому поводу?
А. Улюкаев
―
Первое, мне странно от Петра Алексеевича получать такую информацию, все-таки он мой коллега. Он был министром экономического развития Украины. Он разумный человек и хороший экономист. Поэтому он должен понимать последствия таких шагов. Потому что это просто действительно развал единой денежной системы страны. То есть он как бы соглашается с тем, что Украина как финансовое образование не существует, а существует две каких-то разных Украины. Что, наверное, неправильно. Это первое. Второе, можно сделать эффективную двухвалютную систему для того образования, которое называется непризнанной Донецкой народной республикой, непризнанной Луганской народной республикой. Но, безусловно, технически можно, мы знаем примеры этого. Мы знаем пример Приднестровья, где ходит российский рубль и соответствующие знаки обслуживаются и расчеты осуществляются. Но конечно это неэффективно, это сложно, неудобно. И лучше бы этого было избегать. Но для решения житейских ситуаций, наверное, это будет возможно.
А. Венедиктов
―
В случае блокады экономической.
А. Улюкаев
―
Да, конечно.
А. Венедиктов
―
В этой связи у Украины, я имею в виду у Киева, у Украины с Россией сейчас какие-то экономические связи функционируют или все замерзло? Кроме газового контракта. О чем мы только слышим.
А. Улюкаев
―
Конечно, есть экономические связи, есть торговля. Причем если наш импорт из Украины резко сократился, то экспорт России в Украину примерно такой же, как и был.
А. Венедиктов
―
Это за счет газа?
А. Улюкаев
―
Да, прежде всего за счет газа, конечно. Поэтому есть торговля, есть кооперационные связи. Мы до сих пор работаем совместно и в авиации, и других отраслях.
А. Венедиктов
―
Продолжается?
А. Улюкаев
―
Продолжается, конечно, работа. Она сопряжена с какими-то сложностями, с временными перерывами, с перерывами в области оплаты, но в целом она продолжается. Поэтому в этом смысле отношения существуют. Кроме того, конечно, существуют отношения, наши банки работают, их дочерние отделения работают на Украине. Ведь мы же оказали огромную кредитную поддержку украинской экономике. Объем риска российских банков на Украину, средств - 25 млрд. долларов. Это огромные средства. И мы беспокоимся по этому поводу. Но, тем не менее, это средства, которые работают в украинской экономике.
Страны ОПЕК разобщены, не имеют единой стратегии, думают о сохранении доли на рынке, а не о цене
А. Венедиктов
―
Последний вопрос. Одна минута. В то время, когда на Украине не было этого конфликта, у нас были отдельные, не отдельные отношения, были отношения, в которые были завязаны Донецкая и Луганская области Украины. Там же экономические связи были, может быть не напрямую, но были. Сейчас, несмотря на действующее военное положение и на разграничительные линии, есть какие-то экономические связи между Донецком и Луганском, чтобы не говорить между Донецкой и Луганской республикой непризнанных.
А. Улюкаев
―
Я здесь, может быть, не обладаю полной информацией.
А. Венедиктов
―
Экономические я имею в виду.
А. Улюкаев
―
Какие-то связи, конечно есть.
А. Венедиктов
―
Там же заводы работали, поставки были. Уголь.
А. Улюкаев
―
Они сильно затруднены, конечно же, военными действиями. Но в принципе существуют поставки угля и даже поставки угля из Донецкой и Луганской областей в остальную Украину. Эти связи, несмотря на военные действия остаются в силе. Конечно, сильно осложненные.
А. Венедиктов
―
Вы сказали, что сократился импорт, а на какой процент, не можете сказать?
А. Улюкаев
―
Примерно на 27-28%.
А. Венедиктов
―
Из Украины в Россию.
А. Улюкаев
―
Да. Но эти цифры, кстати говоря, корреспондируются с теми, в целом сокращение импорта из Украины в другие, в США, например, европейское сообщество или страны Таможенного союза, такие как Белоруссия, Казахстан, сокращено в Казахстан гораздо больше, чем в Россию.
А. Венедиктов
―
Война не помешала. Спасибо большое. Алексей Валентинович Улюкаев, министр экономического развития России у Леси Рябцевой и Алексея Венедиктова.
А. Улюкаев
―
Спасибо.