Перечитывая Солженицына - Людмила Сараскина, Юрий Кублановский - Книжное казино - 2006-02-05

К.ЛАРИНА – 13 часов 14 минут, добрый день еще раз, у микрофона вновь Ксения Ларина, здесь же со мной рядом Майя Пешкова, добрый день.

М.ПЕШКОВА – Добрый день.

К.ЛАРИНА – И сегодня мы нашу программу "Книжное казино" посвящаем Александру Солженицыну, ну, повод, конечно же, замечательный, это фильм, который мы сейчас смотрим на российском канале, фильм по роману Солженицына "В круге первом" и замечательный повод еще раз обратиться к прозе нашего выдающегося писателя. Наши сегодняшние гости, писатель, историк литературы Людмила Сараскина, здравствуйте.

Л.САРАСКИНА – Здравствуйте.

К.ЛАРИНА – И поэт, публицист, так же депутат, вы депутат Госдумы?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – С какой стати?

К.ЛАРИНА – Нет, тогда нас ввел в заблуждение.

М.ПЕШКОВА – Ввели.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Это кто же?

М.ПЕШКОВА – Владимир Алейников.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Что за абсурд?

К.ЛАРИНА – Да, да, да, он нас уверял, да, это, кстати, Юрий Кублановский. Давайте разберемся с этой новостью, поскольку мы ее обсуждали в эфире очень живо, и нас тут уверяли, что вы депутат государственной думы.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Нет, это уже личные проблемы Алейникова.

К.ЛАРИНА – Ну, не было никаких поводов для такого разговора?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Абсолютно.

К.ЛАРИНА – Слава богу, а то мы так перепугались. Нет, все нормально, Кублановский по-прежнему остается поэтом, прежде всего. Ну, что давайте начнем с простого вопроса, кстати, слушателям скажем, что у вас сегодня будет возможность задавать самим вопросы, мы не будем вас мучить никакими вопросами, во второй части нашей программы, после 14.30, после новостей, по телефонам нашим 783-90-25 для москвичей, 783-90-26 для тех, кто живет не в Москве, мы будем принимать ваши вопросы нашим гостям и, конечно же, вопросы, связанные с творчеством и жизнью Александра Солженицына, прежде всего, поскольку это тема нашей сегодняшняя, это наш сегодняшний герой в передаче. Ну, а вопрос простой к вам первый, вы смотрите кино-то?

Л.САРАСКИНА – Конечно.

К.ЛАРИНА – Расскажите о своих первых впечатлениях.

Л.САРАСКИНА – Ну, мои впечатления, это впечатления человека, который болеет за Солженицына и, конечно, за этот фильм. Прежде всего, чтобы не было провала, прокола, грубой деформации, но я даже заранее успокаивала себя тем, что грубой деформации быть не может, потому что редчайший случай, когда сценарий пишет писатель по своему роману, это залог успеха. Я перелистала все последние экранизации, в том числе и самые замечательные, которые были, как "Идиот". Достоевский не мог написать сценарий, по понятной причине, но даже те экранизации современников, которые недавно вышли, сценарии писали совсем другие люди, и вот, сценарий, написанный Солженицыным, для меня это был залог успеха, знак качества.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – А разве "Московскую сагу" не Аксенов написал?

Л.САРАСКИНА – По мотивам, там сценарий был других авторов. И, конечно, мне хотелось, чтобы главный герой – Евгений Миронов, князь Мышкин, как я его про себя называю, справился с этой ролью. И, вот скажем, на вопрос, действительно, Глеб Нержин альтер-эго Солженицына, вот, справляется ли Евгений Миронов с этой ролью? Я сама себе задаю этот вопрос, и сама себе отвечаю, что все-таки Глеб Нержин образца 1949 года, это тот человек, который только сейчас идет на этап, чтобы попасть в Экибастуз, где он наберется того самого опыта, который даст ему возможность написать "Один день Ивана Денисовича". Значит это Глеб Нержин только на пути к тому Александру Исаевичу Солженицыну, который станет тем выдающимся писателем, которого мы знаем. И конечно говорить, вот Солженицын он или не Солженицын, это неправомерно, он идет по этому пути, по-моему, идет очень успешно. Может быть, мне кажется, он мягче, и как-то трепетнее.

К.ЛАРИНА – Невозможно это соединить совсем. А вот то, что вы очень правильно сказали по поводу пути, вот мне кажется, что Женя Миронов глубину этого поиска, он чувствует.

Л.САРАСКИНА – Он понимает направление, по которому надо идти, он это направление очень хорошо выстраивает.

К.ЛАРИНА – А потом говорят, что вот идеальный герой, как сыграть идеального героя? Это не идеальный герой, это человек, мучающийся своими сомнениями, и это очень чувствуется в том, как актер произносит этот текст.

Л.САРАСКИНА – Да, это человек в поиске правды, в прииске веры, в поиске пути, он в поиске всего. Ему надо обрести себя, прежде всего. Он почувствовал момент, что если он останется здесь и будет обслуживать телефонию для сталинских целей, то он, может быть, потеряет право быть писателем, потеряет право писать об октябрьской революции, он чувствует, что ему нужно овладеть ручным трудом. Помните, как он говорит, что: "Я ручного труда совсем не знаю". Он чувствует, что ему нужно побывать в настоящем лагере, на общих работах, тогда он получит то нравственное право писать об этом. Мне даже кажется, что не попади Солженицын в Экибастуз, вот на тот самый настоящий лагерный труд, не поработай он с киркой, с лопатой, и не хлебни он вот этого всего лиха, вот, как я знаю Александра Исаевича, он бы, наверное, чувствовал, что он не имеет морально права писать "Архипелаг Гулаг", писать "Один день Ивана Денисовича".

К.ЛАРИНА – Он, по-моему, это сам и говорит, что если бы он не прошел бы этого пути, ничего бы не было.

Л.САРАСКИНА – Конечно. Можно, конечно, вообразить, что он остается на шарашке и работает там до освобождения, мне трудно представить, что бы тогда, как бы тогда, с каким ощущением себя и своей внутренней правды он бы писал "Архипелаг Гулаг" и писал бы вообще, и писал бы "Ивана Денисовича", не знаю, это все сослагательное наклонение.

К.ЛАРИНА – Юрий, ваши впечатления.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Ну, тоже я смотрю, конечно, не просто с интересом, а с трепетом, потому что "В круге первом", я думаю, не только моя часть, жизни многих, когда в середине 1960-х годов ходили по Москве папки с бледной машинописью, которую давали на ночь, это первый вариант "Круга первого". Тогда книга всех нас потрясла и вдруг теперь вот, видите, персонажи этого замечательного романа во плоти, поразительно. Я думаю, что в целом экранизация удается. Я отношусь со знаком плюс, и, конечно, чрезвычайно рад, что на нашем телевидении идет Солженицын.

К.ЛАРИНА – А вот скажите мне, пожалуйста, поскольку все-таки совсем другая эстетика и другие средства выразительности в кино, а уж в телевидении тем более, очень многие вещи упрощаются, и я это говорю не потому, что кого-то обвиняю, а потому что по-другому невозможно, поскольку все равно это массовое потребление, массовое искусство. Удается ли, на ваш взгляд, создателям этого фильма, вот, ту самую многослойность, которую, собственно, и составляет этот роман, донести до зрителя, и что является главным. Вот, можно ли сегодня уже выявить то главное, чего добивался Глеб Панфилов как автор фильма, что он пытается втолковать аудитории?

Л.САРАСКИНА – Вы знаете, меня, прежде всего, потрясает сегодня, ведь 50 лет назад плюс-минус год-два написан роман, полвека, казалось бы про другую эпоху, про других героев, про другие проблемы. Казалось бы, мы изжили все, что было полвека назад.

К.ЛАРИНА – Это вы говорите? Ну, изжили.

Л.САРАСКИНА – С первой серии становится понятным, что это злоба дня. Это на самом острие, поразительно, перед первой серией, я помню, была программа Владимира Познера, и обсуждали как относиться к тоталитарному режиму. Присутствующие в зале абсолютно не понимали, что они как бы так получилось, что они осуществляют некую прелюдию к показу фильма Солженицына. Потому что они обсуждали, там в студии были и те, и другие, не будем сейчас пересказывать эту передачу, но получилось так, что все, что сейчас обсуждается в обществе абсолютно вне связи с фильмом Солженицына, абсолютно не в связи с "Кругом первым" и сталинским режимом, оказывается актуальным для этого фильма. И смертная казнь, и проблема, можно ли предавать государственные секреты своей страны, в каких случаях и как, что случается с человеком, когда он это делает, я с некоторым трепетом жду тех сцен, надеюсь, они останутся в фильме, когда Рубин, герой, которому поручено, было поручено, в конце концов, осуществить узнавание голоса, это замечательная сцена у Солженицына написана, как в этот самый день ему дают лучший спецпаек, это яичница, вареники с творогом и компот, чтобы дать ему этот паек там начальство билось об стенку, чуть ли не сутки, чтобы организовать такое питание. И вот, он узнает этот голос и, что в нем самом происходит, какие чувства, как человеку к этому относится, ведь Глеб Нержин избежал этого, он избежал этого выбора, он ушел от него, он не стал таким человеком. И дальше сцена абсолютно потрясающе написанная шаг за шагом, как Иннокентий Володин, дипломат, который не нюхал ни пороху, ни лиха, попадает в эту мясорубку Гулага. Это потрясающе современно, кажется, что это может произойти с каждым и в то же самое время, я хочу сказать, мне очень не нравится, кажется несправедливыми и нечестными такие, вот, представления, когда говорят: "Ну, вот, мы вернулись или возвращаемся в сталинское время. Мне кажется, такие настроения, это вообще оскорбление тех людей, которые на самом деле прожили сталинское время и прошли его. Малейшее неудовольствие – люди кричат, что возвращается сталинский режим. Мне кажется это нечестно по отношению и к героям Солженицына, и к прототипам, и к самому Солженицыну, и к тем людям, которые это пережили на собственной жизни, на собственной шкуре и пострадали. Вот такие ощущения у меня вызывает этот фильм как очень злободневный, жгучий, современный фильм, который вызывает у меня массу ассоциаций о патриотизме, что это такое в рамках "Архипелага Гулага".

К.ЛАРИНА – Как он там внятно разводит эти понятия: правительство и родина.

Л.САРАСКИНА – Конечно, правительство и родина. И в каком случае твоя родина является тем, с чем ты должен бороться с оружием в руках, бороться за свою родину, что это такое, это очень тяжелая, очень страшная вообще-то тема, когда ты должен со своей родиной бороться с оружием в руках, когда ты должен думать про свою родину: "Чтоб они провалились", имею в виду правительство, "чтобы их постигли неудачи на всех путях: экономики, политики, атомной бомбы…", это страшная вообще вещь, переживания этого всего. И в романе это так актуально вытащено, люди впервые ослепленно, оглушенно об этом начинают думать. Диалоги, например, там потрясающий диалог, надеюсь, нас ожидает в фильме, один из последних в романе, Нержина и художника Герасимовича, они обсуждают какой строй должен быть, демократия или авторитарный режим, что лучше, что хуже. Если вынуть этот диалог из романа, кажется, эта речь идет о сегодняшнем дне, потому что авторитаризм, который скатывается к тоталитаризму, это неизбежно или не неизбежно, это то, о чем сегодня говорят.

К.ЛАРИНА – Да, много можно вспоминать того, что уже заявлено в той части фильма которую мы посмотрели. Кстати, если говорить про актерские работы, так, допустим, есть небольшая роль Альберт Филозов играет дядю Володина, потрясающе совершенно сделана эта сцена, и я помню, как меня это поразило, когда текст так объемно подается, когда только понимаешь про что, он говорит про передовой класс, который самый подлый, имея в виду люмпена, прежде всего.

Л.САРАСКИНА – Хотела еще сказать, не могу не сказать, на меня очень большое впечатление произвела работа Андрея Смирнова, который играет Бобынина, в его поединке с Абакумовым, когда он говорит, что "я человек, который все потерял, и такого вы не возьмете меня, вы ничего не сможете сделать", это замечательная сцена.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Ну, конечно, я тоже с нетерпением жду продолжения, потому что ведь роль Володина очень неоднозначна, конечно, он звонит в американское посольство с высшей целью остановить Сталина и намечающуюся сталинскую экспансию и мировое господство коммунизма.

К.ЛАРИНА – Это главный мотив?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Конечно, главный.

К.ЛАРИНА – Откуда в этом человеке это?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Он к этому шел и через своего дядю, который рассказывал ему правду о разгоне Учредительного собрания, к примеру, о том, что было в революцию. Вообще это было конечно не до конца мотивированно, во всяком случае пока, ведь тем более Володин, не забудем, выдает конкретных людей, выдает наших разведчиков, что, безусловно, является предательством, и этому нет прощения. Нельзя ни в коем случае рисовать Володина, как положительного персонажа, это персонаж чрезвычайно трагический, который сам еще не разобрался, он поступил импульсивно, вот, он узнал, он боится Сталина, он боится сталинского режима, он стал его противником, но конечно, он все это не осмыслил, что это за поступок, и отсюда абсолютное, конечно, безумие этого поступка, он и жертвенен и абсурден, тут много чего намешано. И вот, очень важно, как дальше, конечно, режиссеру удастся объяснить и мотивировать этот поступок, потому что зритель должен быть убежден, хотя бы в том, что я говорю, а пока это все повисает в воздухе, пока, для чего Володин звонил американцам, до конца не ясно, и пока это вызывает только недоумение, надо прямо сказать.

К.ЛАРИНА – А есть какие-нибудь реальные прототипы героев романа, ну, я знаю, что есть, просто я хочу, чтобы вы об этом сказали?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – И Нержин, и многие другие, просто те, кто сидел с Александром Исаевичем. Володина, наверное, нет, конечно, это персонаж вымышленный.

Л.САРАСКИНА – Но его и быть не могло как прототипа, потому что, находясь на шарашке, знать какого-то конкретного дипломата, который что-то сделал. И это уже то самое, художественный вымысел и художественное допущение, которое дает возможность создать такой сюжет и так это все сделать. Тут есть, конечно, и некая реальность, потому что чем будет заниматься секретная телефония, вряд ли голосами людей из очереди за рыбой, они будут заниматься рыбешкой покрупнее, значит, писатель может вообразить себе вот такие ситуации.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Вы понимаете, дело в том, что когда мы читали в середине 1960-х годов "В круге первом", тогда был совершенно другой вариант и совершенно другие вещи сообщал Володин американцам и более гуманитарного и медицинского характера.

К.ЛАРИНА – Что-то связанное с каким-то другом врачом.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Потому что, конечно, в ту пору Солженицын никак не мог заявить вот эту тему. Мне кажется, что в том варианте, и не мне одному, был свой очень большой смысл, потому что выдача противнику военных секретов при всем ужасе сталинизма все-таки сомнительный подвиг.

К.ЛАРИНА – Значит, в этом тоже есть смысл, когда берется уже крайняя ситуация.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Безусловно, сейчас будет важно, как этот образ будет в этом смысле разрешен, как из этого выйдет.

К.ЛАРИНА – Мы сейчас остановимся на выпуск новостей, потом продолжим нашу программу, передадим слово нашим слушателям, поскольку мы уверены, что все вопросы, которые я или Майя хотим задать нашим гостям, они все прозвучат по телефонам прямого эфира от наших слушателей, слушателей "Эхо Москвы".

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА – Ну что же, продолжаем нашу программу. Напомню, что сегодня мы говорим об Александре Солженицыне, еще конкретнее, о его романе «В круг первом». Наши гости – Людмила Сараскина и Юрий Кублановский, здесь же в студии Майя Пешкова, Ксения Ларина. Я напомню телефоны наши 783-90-25 - Москва и 783-90-26 для тех, кто живет не в Москве. Пожалуйста, мы сейчас будем принимать ваши звонки, можно задавать вопросы нашим гостям. Но перед этим еще один вопрос, ответ на который мне просто интересно услышать от вас, правда ли это. Поскольку в романе очень много страниц посвящено Иосифу Виссарионовичу Сталину, правильно я понимаю, что впервые в художественной литературе была эта попытка проникновения в подсознание Иосифа Сталина, эти внутренние монологи, эти его размышления, потому что потом это стало уже практически отдельным жанром в литературе, мы это потом считали и у Рыбакова в «Детях Арбата», у того же Василия Аксенова в «Московской саге» и многих, многих других, или до Солженицына кто-то пытался таким образом препарировать эту фигуру, Людмила Ивановна?

Л.САРАСКИНА – Если даже кто-то и пытался, история об этом умалчивает, и потом в такой форме, в форме романа, в форме внутреннего монолога

К.ЛАРИНА – Проникновения внутреннего в эту логику, да?

Л.САРАСКИНА – Да, разумеется. Он был первым, так можно сказать?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Это было и невозможно. За 5-7 лет до того это было просто самоубийство.

Л.САРАСКИНА – Это был 55 год. Роман «В круге первом» это 55, 56, 57 год, когда он издавался. Это невероятно. Еще у многих людей были иллюзии в отношении Сталина и подходить к этой фигуре было грубо говоря еще и до XX съезда…

К.ЛАРИНА – Откуда тогда он биографию его так подробно рассказал его настоящую, в 55 году.

Л.САРАСКИНА – Занимался, изучал, накапливал, следил.

К.ЛАРИНА – Каким образом?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Биография Сталина вообще была опубликована.

К.ЛАРИНА – Но он же здесь публикует совсем другую биографию Сталина.

Л.САРАСКИНА – Нужно помнить о том, за что конкретно сел Солженицын. Он сел за то, что в течение первых лет войны переписывался со своим школьным, университетским приятелем Кукой Виткевичем, оказавшись с ним буквально рядом на фронтовых дорогах. Они переписывались, и он писали не просто «как ты воюешь? Как я воюю? Какие новости, какие дела?», они писали о том, что происходит в стране, и они закодировали очень прозрачно и очень даже смешно для спецов из военной цензуры, они закодировали Сталина в Пахана, они называли его Паханом. Само по себе это наименование обозначает отношение, и они подробнейшим образом на страницах этих писем разбирали все ошибки, которые допустил Сталин, Пахан. И в 43 году они написали резолюцию, так называемый документ «Резолюция №1», первый политический документ, сочиненный Солженицыным в соавторстве со своим другом, где было рассказано, какие недостатки имеются в стране, как их нужно изменять после войны, в «Резолюции» написано, что война после войны, то есть, начнется в обществе некое брожение, волнение, некие столкновения интеллектуального в начале характера, которые должны привести к изменению фактически режима. Я могу сказать, что об этом написано, Александр Исаевич раздавал много интервью, публицистики, в своих статьях, он рассказывал, что не может про себя сказать, что его посадили ни за что, он-то знал, за что. У него при аресте взяли в планшетке эту самую «Резолюцию» и пачку писем. Он пишет о том, что он сам с Кукой Виткевичем сочинили на себя дело. Следователям нечего было больше докапываться, потому что их взяли, что называется с поличным, с документами, документами политическими, поэтому интерес к Сталину, что это за личность, характер управления, характер его режима, это то, чем Солженицын занимался, воюя самым добросовестным образом. Он разделял это. Одно дело, когда ты воюешь как гражданин, как советский офицер, ты воюешь честно, ты выполняешь честно, а другое дело думать о том, что такое сталинский режим и что такое сам Сталин.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Все-таки не будем забывать, что эта биография носит и художественный характер. Нельзя сказать, что это полностью биография.

К.ЛАРИНА – Но там же есть фактура какая-то и охранка.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Фактура, да. Но в отдельных фактах, может быть, и есть какие-то преувеличения. Например, там сказано, что Сталин бежал в 41 из Москвы, соответственно последним сообщениям он все-таки оставался в Москве, и из Москвы в 41 году не уезжал.

К.ЛАРИНА – То есть какие-то допуски все-таки есть.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – В частностях есть допуски. А предтечей образа Сталина, пожалуй, из настоящей литературы, конечно, следует считать стихотворение Осипа Мандельштама «Мы живем под собою, не чуя страны», после этого стихотворения мандельштамовского это первый мощный образ Сталина, а потом там уже был и Гроссман и все остальные.

К.ЛАРИНА – Кстати, и здесь тоже он упоминает про жирные пальцы, которые оставляют следы на бумагах, да?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Да, напоминает, причем, конечно, не зная еще стихотворения Мандельштама этого времени. Неоткуда было ему знать.

К.ЛАРИНА – Итак 783-90-25 телефон прямого эфира №1 и 783-90-26 телефон прямого эфира №2 для тех, кто живет не в Москве. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Григорьев Александр Петрович. У меня такой вопрос: Как долго работал Александр Исаевич Солженицын над сценарием, принимала ли участие в написании и в помощи его жена Солженицына, и участвовали ли они в подборе актеров для этого фильма?

К.ЛАРИНА – Кто такой владеет информацией? В кастинге точно принимал участие, поскольку Миронов – это кандидатура Солженицына, насколько я понимаю, и, по-моему, многих других он тоже…

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Нет, только Миронов. Понимаете, не так давно перед началом показа сериала было большое интервью с Натальей Солженицыной в Известиях, она как раз говорит, что за исключением Миронова они не знали, кто будет играть. И были потом поражены тем, насколько типажи совпали.

М.ПЕШКОВА – Насколько я знаю, Миронов был предложен Александру Исаевичу режиссером и Александр Исаевич согласился. Это не то, что Александр Исаевич назначал актеров …

К.ЛАРИНА – Я думаю, он все равно хотел, чтобы Миронов сыграл. Потому что все знают отношение Александра Исаевича к Евгению Миронову, давайте вспомним, что он ему и премию вручил, это, конечно, беспрецедентный случай, потому что впервые артисту была вручена премия Солженицынская.

М.ПЕШКОВА – Это не только артисту, это фильму за прекрасное прочтение русской классической литературы, за то возвращение русской классической литературы русскому читателю. В таком полном пакете это было сделано, и премию получил и режиссер Бортко, и актер Миронов, именно за прекрасное прочтение русской классики. А что касается сценария, сценарий Александр Исаевич писал, насколько я помню, летом 2004 года, а Наталья Дмитриевна помогает ему во всем, но не в писании она ему помогает, она помогает ему потом технически, и конечно, он советуется с ней всегда. Но это было, насколько я помню, лето 2004 года.

К.ЛАРИНА – Здесь очень важна все-таки фигура режиссера, мне кажется, здесь не может быть никаких предметов для дискуссий и споров, потому что настолько, мне кажется, сходны ощущения жизни и времени и оценки исторической у Глеба Панфилова и Александра Солженицына. Давайте еще звонок 783-90-26, алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Это Ольга Николаевна. Понимаете, никак не могу уяснить и никак объяснить и людям тоже, как могут эти мерзавцы коммунисты до сих пор смотреть людям в глаза и пропагандировать эту фальшивую идеологию, человеконенавистническую.

К.ЛАРИНА – Это все-таки та самая шарашка.

Л.САРАСКИНА – Там отношение другое.

М.ПЕШКОВА – Там отношение другое, там людям давали масло сливочное, которое лагерь никогда не видел и не слышал. Там такая подробность: спрашивают про хлеб черный и белый, белый дают, а черный лежит на столах. И вновь прибывшие не понимают, что это значит. Они отвыкли от того, что хлеб может лежать на столах и ровно в соответствии, пропорционально такому хлебному пайку существует и пайка доброты, расположенности и мягкости охраны, которая понимает, что все-таки это другой контингент, это спецконтингент, следовательно, и некая спецохрана должна быть, которая не может избивать человека, от которого завтра ждут научного открытия на уровне гениальности.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Вообще, в фильме нет, мне кажется, что это плюс, что нет такой откровенной чернухи. Режим показан изнутри. Это хорошо, и вообще в этом фильме есть такая, я бы сказал, христианская мужественная бодрость. Это вообще главная нота всего Солженицынского творчества, всего, она бодра несмотря на все ужасы и на все круги ада, через которые она проводит читателя.

К.ЛАРИНА – Следующий звонок, пожалуйста, 783-90-25, алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Валентин Николаевич, Москва. Мне кажется, совсем не оправданы изменения сюжета в связи со звонком Володина, когда он звонил профессору, частному лицу исходя из добрых побуждений, человеколюбия, пытаясь его спасти, это один образ, а когда он явно совершает преступление против своего государства, когда он называет разведчиков, связанных с атомным проектом, он не может характеризоваться иначе, как предатель, как бы мы ни относились к режиму.

К.ЛАРИНА – Понятен вопрос, Валентин Николаевич.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Вот об этом я и говорил. Мне тот, прежний вариант, хоть он и был сделан как уступка советской цензуре, кажется действительно более человечным. В нынешнем варианте поступок Володина очень сильно политизирован и в этом смысле, быть может, психологически и упрощен.

К.ЛАРИНА – Так почему-то он же это сделал, Александр Исаевич. Как вы думаете, почему?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Таков, очевидно, был первоначальный замысел. Он ему следовал и это, в конце концов, дело писателя.

К.ЛАРИНА – И это сыграть гораздо труднее, между прочим.

М.ПЕШКОВА – Юрий правильно сказал, что поступок Володина – это поступок трагический, преступный, но и трагический. Это разлом личности и выбор, который должны сделать разработчики секретной телефонии, у них трагизма-то тоже больше с этим выбором, им тоже нужно понять, как им нужно поступать, опознавать этот голос или нет, на какую сторону надо встать. Понимаете, когда все хорошо и все гладко, все оправдано и все человечно и все мягко, ничего, собственно говоря, и нет. На нет, и суда нет. Когда существует такая экстремальная, крайняя, пограничная ситуация, тогда и возникают трагические романы.

К.ЛАРИНА – Следующий звонок, пожалуйста. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Валерий, Москва. Я хотел просто внести некоторую ясность. Большое спасибо за такой разговор о книге и о фильме. По поводу сюжета, изменение сюжета связано с появлением врачей, и соответственно с редкими лекарствами, связано с тем, что предполагалась публикация в журнале «Новый мир», поэтому Солженицын был вынужден изменить сюжет, а в первоначальной редакция, это, конечно атомный проект и все, что с ним связано.

К.ЛАРИНА – Валерий, спасибо Вам большое за уточнение. Следующий звонок. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Меня зовут Вера, я из Санкт-Петербурга. И вот что я хотела бы узнать. Не планируется ли экранизация других произведений, мне кажется, было бы очень интересно сделать «Раковый корпус», например. Потому что такой хороший сейчас получился фильм.

К.ЛАРИНА – Мне тоже хочется узнать у Вас, как у знатоков творчества Солженицына, какие еще его произведения могли бы иметь экранное воплощение, просто по своей структуре, Людмила Ивановна.

Л.САРАСКИНА – Я думаю, что «Один день Ивана Денисовича», это абсолютно кинематографическая вещь, которая могла бы быть прекрасно сделана русскими актерами, я думаю, что рассказы Солженицына – это просто готовый сценарий. Я знаю, что существует несколько обращений к Александру Исаевичу с разных сторон по поводу экранизаций или каким-то другим образом, может быть, это не художественная экранизация, а другая, «Красного колеса». На мой взгляд, эпопея «Красное колесо» просто просится для экранизации. Она написана очень, я надеюсь, никто не обидится, если я скажу, она написана кинематографически, она написана такими сценарно прекрасно выписанными кусками, такими импульсами информации, она прекрасный сценарий сама по себе, но, конечно, одолеть «Красное колесо» это подвиг был бы со стороны режиссера и той группы, которая бы на это отважилась.

К.ЛАРИНА – Юрий, а вы как думаете?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Я думаю, конечно, «Красное колесо» самая кинематографичная вещь, не даром там есть и отдельные главки, выставленные как визуальный кинематографический ряд. Конечно, целиком всю эту огромную эпопею экранизировать невозможно, но возможно вычленить отдельные сюжеты. Государя, императора, Сталина. Сталин в Цюрихе, кстати, был на Западе экранизирован и очень неплохо. Это, конечно, благодатная задача, но видите, у нас телевизионщики всего боятся. Я, допустим, после того как был экранизирован «Идиот», предложил продюсерам написать сценарий к «Бесам», они сказали…

Л.САРАСКИНА – А сейчас уже запустили «Бесов».

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Да?

Л.САРАСКИНА – Да.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Ну вот видите.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Я не знаю, кто снимает этот фильм, но то, что его запустили на телевидении совершенно точно.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Может быть. Тогда будем надеяться, что пройдет какой-то период, и Солженицына будут экранизировать и другие вещи.

Л.САРАСКИНА – Главное начать.

Ю.КУБЛАНОВСИЙ – Главное начать и главное, чтобы были режиссеры, если гениальные, как Солженицын, то хотя бы достойные.

М.ПЕШКОВА – Можно ли считать, что выход на телеэкран «Круга» будет тем самым моментом, который будет способствовать, что, наконец, увидит свет биография Солженицына или какие-то книги о нем, в частности у нас в стране, я уж не говорю о тех книгах, которые вышли за рубежом об Александре Исаевиче, в России сейчас книг совсем нет, исключая книгу, скажем Джорджа Нева, которую сейчас совсем не купишь.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Джордж Нева, кстати, выходил в России.

М.ПЕШКОВА – Да, выходил.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Но издавать западные монографии здесь сейчас не имеет никакого смысла, они поверхностны и они не для русского читателя. А когда кто-нибудь напишет рано или поздно и биографию Солженицына и попытается осмыслить его фигуру. Будут выходить книги и в ЖЗЛ и в качестве научных монографий, это очевидно дело будущего. Вы видите, Солженицын такая мощная и сильная фигура, что мало людей, которые способны подступиться к этому явлению.

Л.САРАСКИНА – Два года назад прошла конференция, практически первая крупная международная конференция по Солженицыну, и те люди, те силы, те доклады, те выступления, которые были заявлены, не свидетельствуют о том, что разворачивается у нас изучение творчества, личности Солженицына и те, кто там присутствовал, и я в том числе, и Юра присутствовал, мы все мечтаем, так или иначе, работать в эту сторону, писать о нем, читать о нем, читать его, способствовать тому, чтобы его творчество стало в тот ряд, в тот нормальный ряд, когда к Солженицыну подступается филология. Когда Солженицына не только читают, не только экранизируют, а когда им всерьез занимается филология, со всем ее мощным аппаратом комментирования, уточнения, примечания, издания, тогда это будет самый нормальный режим функционирования крупнейшего классика-современника в нашей культурной и литературной жизни.

К.ЛАРИНА – А сегодня есть какие-нибудь биографические книги, присоединюсь к вопросу Майи, про самого Солженицына что есть?

Л.САРАСКИНА – Есть только отдельные очерки.

К.ЛАРИНА – А книги нет?

Л.САРАСКИНА – Нет.

К.ЛАРИНА – А почему?

Л.САРАСКИНА – Дело ближайшего будущего, я думаю.

К.ЛАРИНА – А почему вы не возьметесь, Людмила Ивановна?

Л.САРАСКИНА – Спасибо. Я буду думать об этом, спасибо. Буду работать.

К.ЛАРИНА – Мы успеваем еще один звонок принять. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Феликс Абрамович, Москва. Мне показалась под демонстрацией фильма, первый фильм, первая серия, значит, была в воскресенье, если мне память не изменяет, а следующая серия была обозначена как третья.

К.ЛАРИНА – Да.

СЛУШАТЕЛЬ – Я специально проверил по программе.

К.ЛАРИНА – Да, это совершенно правильно.

СЛУШАТЕЛЬ – Куда делась вторая серия?

К.ЛАРИНА – В воскресенье были показаны первые две серии, первая и вторая.

СЛУШАТЕЛЬ – Ах, вот оно что.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Так же было и с «Мастером и Маргаритой». Это очень верное решение давать вместе.

Л.САРАСКИНА – Это очень верно решение. Это вовлечение зрителя сразу в крупный кусок фильма, чтобы зрителю было легче войти…

К.ЛАРИНА – Чтобы зритель сразу понимал, будет он смотреть дальше или нет.

Л.САРАСКИНА – Конечно. И в этом смысле тоже. Поэтому во второй день показа была третья серия.

К.ЛАРИНА – И последний звонок. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Это Владимир, Самара. Я хотел бы таким впечатление поделиться. В свое время в институте я изучал на военной кафедре примерно то, что является предметом деятельности ТГФ и у меня всегда поражало то, как точно там технические вопросы отражены, я был даже немножко удивлен этим. А вопрос у меня такой. Обычно я всегда читал, что прежде был написан «Один день Ивана Денисовича», а потом «В круге первом», так ли это на самом деле?

К.ЛАРИНА – Пожалуйста, Людмила Ивановна.

Л.САРАСКИНА – Это произошло так, что в начале был «В круге первом» написан, а потом «Один день Ивана Денисовича».

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Поскольку «Один день Ивана Денисовича» был впервые напечатан в СССР, и так только и узнали Солженицына, поэтому многим кажется, что это была первая вещь Александра Исаевича.

Л.САРАСКИНА – Более того у Александра Исаевича изумительная есть поэма «Дороженька», которую он не писал, а сочинял и держал в памяти эти многокилометровые строки, это то, что он писал в 1940-х годах и позже запоминал – это был способ устного запоминания своих вещей, но поскольку «Один день Ивана Денисовича» это был дебют, состоявшийся, опубликованный, поэтому в восприятии многих читателей «Иван Денисович» - это первое произведение, на самом деле это, как мне понимается, это вещь зрелого писателя, несомненно, зрелого, опытного, маститого и к «Ивану Денисовичу» уже был пройден очень значительный путь писательский, нам неведомый, подпольный, и этот айсберг на момент «Ивана Денисовича» был еще скрыт от глаз.

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Отсюда и удивительное мастерство этой небольшой новеллы.

К.ЛАРИНА – «Ивана Денисовича», да?

Ю.КУБЛАНОВСКИЙ – Конечно. Это уже перо было поставлено и рука набита.

К.ЛАРИНА – К сожалению, мы вынуждены заканчивать нашу программу, хотя я понимаю, что мы воспользовались поводом телевизионным, спасибо большое телевизору, чтобы поговорить отдельно о конкретному романе Александра Солженицына, поскольку любая его книга, любая его работа заслуживает отдельной передачи, может быть, и не одной, поэтому уверяю Вас мы продолжим наши исследования и наши обсуждения, а мне остается поблагодарить наших гостей: Людмилу Сараскину и Юрия Кублановского. Спасибо. Я напоминаю, что это была программа «Книжное казино», которую вели как обычно Майа Пешкова и Ксения Ларина. Спасибо вам.