Итоги театрального сезона - Марина Райкина, Анатолий Смелянский, Мария Седых - Культурный шок - 2008-06-14

КСЕНИЯ ЛАРИНА: 14 часов 12 минут. Добрый день, еще раз. У микрофона вновь Ксения Ларина. И сегодня в рамках передачи "Культурный шок" мы решили подвести итоги театрального сезона, поскольку время наступает уже мертвенькое. В этом году в нашем городе никаких театральных фестивалей не предвидится. Это будет все в будущем году – Чеховский фестиваль. А сегодня вот уже в середине июня можно спокойно уже поговорить о тех самых интересных работах, которые были в этом сезоне в разных театрах. Ну, и естественно коснуться событий театральных. Поскольку не всегда театральное событие это только спектакль. Есть еще некоторые вещи, на которых стоит особенно остановиться. тем более. что мне кажется, что, мне кажется, а я думаю, что со мной согласятся мои гости, которых я сейчас представлю, в этом сезоне, в этом году событий в мире театральном, около театральном. как со знаком плюс, так со знаком минус было достаточно. И многие из них достойны отдельного обсуждения. Итак, в нашей студии Анатолий Миронович Смелянский. Добрый день, Анатолий Миронович.

АНАТОЛИЙ СМЕЛЯНСКИЙ: Ректор школы-студии МХАТ, историк театра, театральный критик, кто еще, театральный ведущий. Ну, что еще про Вас сказать?

МАРИЯ СЕДЫХ: Наше все.

К. ЛАРИНА: Наше все практически. Собственно, да. мы об этом уже говорили, что Анатолий Миронович Смелянский – наше все. Мария Седых, голос Вы услышали. Маша Седых, обозреватель журнала "Итоги". Тоже известный театральный критик со стажем, что называется, добрый день, Маша, здравствуйте.

М. СЕДЫХ: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Нашим слушателям напомним средства связи +7 985 970-45-45 это номер, по которому можно смски отправлять и телефон прямого эфира. Мы обязательно его включим чуть позже 363-36-59. Анонсировали мы еще Марину Райкину, но, к сожалению, она не смогла сегодня к нам присоединиться. Ну, я думаю, что, может быть, еще не раз соберемся и по поводу закрытия сезона, тем более. Давайте, мы начнем вот с чего. Я хочу сказать Вам, дорогие друзья, я не знаю, согласитесь Вы со мной или нет, что похвастаться особыми событиями в творчестве этот сезон не может. Согласны ли Вы со мной? Вот так, чтоб сказать, вот это было событие.

М. СЕДЫХ: Как считать.

К. ЛАРИНА: Ну, как считать. Я знаю все твои пристрастия, Маш.

М. СЕДЫХ: Нет, вопрос мои пристрастия, я сегодня поклялась своими пристрастиями не давить. Но здесь же всегда по принципу – стан наполовину пуст, стакан наполовину полон. Я не знаю, кто из нас какой точки зрения будет придерживаться. Но мне кажется, что три спектакля этого сезона, действительно, не просто лучшие спектакли сезона, а спектакли чрезвычайно серьезные, достойные, откликающиеся на время, и поставленные серьезными мастерами.

К. ЛАРИНА: Ну, например?

М. СЕДЫХ: Для меня это называю их в порядке премьер, а не в порядке значимости, выхода премьер. Это "Берег утопии" в Молодежном театре поставленный Алексеем Бородиным. Это "Горе от ума" Туминаса в театре "Современник" и это "Роберто Зуко" в ТЮЗе, поставленный Камой Гинкасом. Мне все эти три спектакля, были спектакли лучше, хуже, не было того, о чем спросил меня журнал "Театрал", прислав свои вопросы по тогам сезона. Там есть такой вопрос: Ваше разочарование? Вот мне было очень трудно ответить на этот вопрос, потому что для того, чтобы у тебя было разочарование, у тебя должно быть очень сильное ожидание очарования. Вот таких ожиданий, те, которые были, то в основном и сбылись.

К. ЛАРИНА: Тут для не театральных людей, наверное, надо добавить, что "Берег утопии", может быть, не столь, скажем так, не совсем театральное, не сугубо театральное событие, потому что такого масштабного проекта в истории современного театра отечественного я не припомню. Поскольку это три спектакля, это трилогия. Дорогие друзья, те, кто не знает, трилогия…

А. СМЕЛЯНСКИЙ: "Братья и сестры".

К. ЛАРИНА: Ну, "Братья и сестры" играются все-таки в два вечера.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Пьеса Достоевского.

К. ЛАРИНА: Да, но здесь это действительно три спектакля, которые играются целый день. Именно по этой причине, дорогие друзья, я к своему стыду и позору так до сих пор и не попала на этот спектакль. Потому что он идет исключительно в субботу и воскресенье, как Вы понимаете.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Я, кстати, хочу Машу поддержать. Наверное, не знаю, три или какие-то, я не составлял свой список. Но "Берег утопии" хотел обязательно вспомнить, во-первых, потому что ну, не знаю, всю свою жизнь знаком с Бородиным, и всегда ожидал от него какого-то события. Многие годы ожидал, что что-то он сделает такое вот важное. Потому что по-своему замечательный человек и замечательный режиссер. Ну, как-то многие годы существовал, я бы сказал, тихо. И вот эту историю со Стоппардом, ведь мы заказали эти пьесы. Мы хотели поставить это в Художественном театре.

К. ЛАРИНА: Да, я знаю эту историю, Табаков хотел, да.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Ну, по разным причинам не рискнули, и это ушло в Молодежный театр. И я шел с некоторым опасением, что как это, что это. И, честно говоря, поскольку меньше было ожиданий, он дал больше, чем я ожидал.

М. СЕДЫХ: Мне тоже.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: И актерски, там есть замечательные вещи.

К. ЛАРИНА: Так народ ходит. Народ не уходит, сидит целый день.

М. СЕДЫХ: А с него придя, мне кажется, уже не уходят.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Плюс ко всему, вот что там есть в Стоппарде, мы не поставили Вам, но с счастью столько раз пообщался со Стоппардом по этому поводу. Это изумительная фигура. И что вообще поставить что-то в трилогию про Россию, написанную не нашим, трудно очень. А в сущности вот этот молодежный зал. он не детский, он всякий. Там смешанный зал Они смотрят с огромным напряжением, мне кажется, потому что, вообще-то, Стоппард в каком-то смысле на какой-то урок преподнес русской публике.

К. ЛАРИНА: Он делает нашу работу вообще-то.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да, потому что это истоки всех наших проблем, всех наших дискуссий. Россия туда, Россия сюда, Россия – славянофильская, не славянофильская. На примере самых чудесных русских людей. Там еще евреев нет, кстати. Вот эта потрясающая Россия, где никто не говорит, это нам помешали, это нас смутили, это нас околдовали. Это только русские внутри себя, внутри славянская семьи решают, что куда идти. как делать как относиться к Европе. И т.д. и т.п. Настолько замечательно, точно. Стоппард мне сказал: я написал эту пьесу, потому что я всю жизнь мечтал, чтобы написать какую-то историю, где в центре была бы русская усадьба. Я всю жизнь очарован вот этим Тургеневым, и он написал эту пьесу. И то, что Бородин это сделал. То, что публика проходит через эти три спектакля, и способна, это вообще, событие, мне кажется.

К. ЛАРИНА: А вот, кстати, я хотела у Вас как раз спросить. Анатолий Миронович, и Маша, наверняка, тоже видела вот эту знаменитую трилогию "Современника" – "Народовольцы", "Большевика" и "Декабристы".

М. СЕДЫХ: Конечно.

К. ЛАРИНА: Вот можно это сравнимые вещи?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Ну, в каком-то смысле, только, конечно, ну трудно пересматривать свою жизнь, но я бы так сказал. Сейчас с исторической точки зрения, конечно, пафос той истории, конечно, был ложный, вообще говоря. Хотя это бесконечно волновало, и когда вставал зал под интернационал большевика, горло схватывало. Так что не надо отрекаться…

К. ЛАРИНА: Это же было.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: От своего прошлого.

М. СЕДЫХ: У меня горло не схватывало. Но для меня это тоже была такая важная просветительская история. И чувства, которые я испытывала, даже вот сейчас задним числом вспоминая, я примерно то же самое испытала на спектакле "Так победим", как это ни странно. Я не рвалась его смотреть. Пришла, случайно зашла в театр, был целевой спектакль. Он уже довольно давно шел. И когда в зале в момент оглашения завещания Ленина раздалось что-то такое, что раздается, как в детективе, когда находят убийцу. А-а…! Вот так. Для меня я в этот момент подумала, вот мне лично этот спектакль в тот момент ничего не открывал. Но я оценила акт театра, и понимала, что да, наверное, это нужно.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Опять-таки с сегодняшней точки зрения кажется, что там что про Ленина и т.д. Дело же не про Ленина, это все-таки попытка была Ефремова что-то высказать через Ленина. Когда там была такая реплика. Вы-то не помните, а я то внутри этой истории, когда – так что, кошмар, крестьянские восстания, голод, кровища и т.д. Так что, говорит, делать? Ленин говорит: нужна частная собственность. И зал начинал аплодировать. Это все-таки 82-й год.

М. СЕДЫХ: Это очень производило, это понималось, что это кому-то нужно.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Через Ленина это попытка сказать, что этот режим абсолютно безнадежен, как ни странно.

К. ЛАРИНА: А вот в этом спектакле есть такие аллюзии?

М. СЕДЫХ: Да, могу сказать, что для меня, кстати, именно эта трилогия в чем-то определила мой взгляд и на сезоны сегодняшние, сюжеты. Я, как раз "Берег утопии", он открывал этот сезон, один из первых спектаклей. И меня зацепил один кусочек, может быть, больше даже Стоппард в данном случае, потому что Бородин не акцентировал этот момент спектакля. Там есть сцена такая, когда Тургенев, уже известный писатель, немолодой, начинающий, приходит к Герцену с Огаревым после обеда в русском посольстве. И с горечью говорит своим товарищам – слушайте, был сегодня на обеде в русском посольстве, какой ужас, какой кошмар, там был Дантес. его принимал русский посол. Ему жали руку.

К. ЛАРИНА: Прямо мурашки.

М. СЕДЫХ: Не то Огарев, не то Герцен, не помню, ему говорит: ну, ты ушел? И такая пауза. И Тургенев отвечает: да как-то не подумал.

К. ЛАРИНА: (Смех). Потрясающее. Актуальнейшая.

М. СЕДЫХ: И вот именно эта сцена состояния, в котором мы сегодня живем. Знаете, говорят, бывают хуже времена, бывают и подлей. Вот про наше я бы не сказала, что не было подлей. Были пострашней времена в истории нашей страны. Но времени большего фарисейства и лицемерия, проходящего, мне кажется, через каждого из нас, я здесь тоже, наверное, не знаю, как Толя, но могла бы сознаться, и найти те дни, когда я не ушла с обеда с Дантесом, к сожалению. И, может быть, потом дома сама себе ну, дай Бог, если сама это замечала. А, может быть, иногда и не замечала, что, просидев такой обед, потом…

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Но самое, мне кажется, важное в этой истории Бородниской Стоппардовской, действительно, что почти нет у нас в общественной жизни вот этого ясного, русского понимания того, что все наши проблемы внутри нас. Что никаких нет злоумышленников, которые нас на 50-летие отбросили от мировой истории, что никто не виноват, что мы сами, как Солженицын сказал, половину своего народа истребили. И это идет не из 20 века, а там из самых идеалистических, самых прекрасных вещей русской истории. Из 19 века вся кровища начинается там. Все утопии. "Берег утопии" это там начинается в Достоевском, в Тургеневе, в Герцене, в Огареве, в Бакунине, в Бакунине. Эта страсть к разрушению, к саморазрушению. Вообще, Стоппард поразительно, конечно, как Вам сказать, для человека, он ведь вообще из Праги. Да. Вы знаете? Он родившийся в Праге человек, который попал в жернова войны. Семья, отец погиб и т.д. Мать вышла за английского майора Споппарда. Он эту история рассказывал поразительно. Как он проник в… умом Россию не понять.

К. ЛАРИНА: В нашу подкорку.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да, понять, оказывается.

К. ЛАРИНА: Вот я тебе говорю, что он делает нашу работу. По сути.

М. СЕДЫХ: Мне кажется, что у Леши этот спектакль получился ярче, глубже..

К. ЛАРИНА: У Леши – это у Алексея Бородина.

М. СЕДЫХ: Почему он так задел нас, хотя многие его очень, он профессиональный режиссер, он совсем плохих спектаклей вообще никогда не ставил. Он мастер, и у него были свои разные удачи. Но этот спектакль для него оказался необычайно лиричным. Ведь Леша у нас эмигрант из Шанхая. И вот это то, что…

А. СМЕЛЯНСКИЙ: "Три сестры" профессорская семья.

М. СЕДЫХ: Абсолютно тоже, почему так первый акт у него замечательно…

К. ЛАРИНА: Так, товарищи, переходим к следующему спектаклю, полная противоположность тому, что мы сейчас обсуждаем. Спектакль, который навала Мария – это "Горе от ума" Римуса Томинуса в "Современнике". Эта работа знаменательна тем, во-первых, что ее лично отрецензировал президент Владимир Владимирович Путин и порекомендовал исполнителю роли Чацкого все-таки немножечко подумать. Подумать, вообще, кого он играет.

М. СЕДЫХ: Он подумал и женился на Софье.

К. ЛАРИНА: Кстати, да. А во вторых, спектакль знаменит тем, что из него вымаран практически целый акт, по-моему, акт сцена бала. Там многих персонажей мы недосчитались. Во всяком случае, по тексту. В третьих, то, что многие, могу это сказать, как очевидец, слышала сама эти мнения, многие поспешили обвинить Римуса чуть ли не в русофобстве за эту работу. Ну, не знаю, Анатолий Миронович, что можно по этому поводу сказать.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Я не видел спектакля и поэтому ничего не могу сказать.

К. ЛАРИНА: А про рецензию Владимира Владимировича Путина?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: А про рецензию Владимира Владимировича Путина я хочу сказать следующее. Здесь есть некоторый прекрасный прецедент. Знаете, если бы в прежние годы, я подумал, приходит президент страны, а Вы знаете, как готовились у нас к посещениям…

К. ЛАРИНА: "Так победим" давайте вспомним. Надо встать.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Брежнев, конечно. Все эти истории. Вы знаете, он приходит, он смотрит. Может быть, ему это не все понравилось. Он там сказал не очень видимо удачно про Александр а Матросова и т.д. Вот если бы это было раньше, ну, значит, на следующий день ожидай постановления ЦК КПСС, литературно-художественной критики об одной антипатриотической группе театральных кри… Ничего этого не произошло. И мне кажется, может быть, это знак того, что мы входим в более европейское поле, что ну. да президент страны пришел, посмотрел спектакль. Может, ему понравится, или не понравится. Это не должно влиять на течение жизни, потому что …

К. ЛАРИНА: Конечно, он же не как Хрущев отзывался о выставке, правда?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Я вот сейчас был во Франции, мне одна француженка стала обсуждать Саркози, он ведь предлагает некоторые новые стандарты поведения, как Вы знаете. Книжка его жены, рассказывающая о своих амурных приключениях.

К. ЛАРИНА: Песни, да.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Нет, ну, там другое. Он пришел на какой-то рынок, на выставку сельскохозяйственную, я не знал этого. И подошел к какому-то человеку или фермеру, ему очень понравилось, как тот ведет дело, а тот оказался его ярый противник.

К. ЛАРИНА: Сказал "не трогайте меня" когда он?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Он ему подает руку, а тот говорит: я боюсь запачкаться.

К. ЛАРИНА: Да, да, отойдите от меня, он сказал.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: И тот ему в ответ говорит: пошел отсюда трам-тара-рам. И Франция ликует, потому что он человек, он по-человечески отреагировал на хамство человека, который президенту страны может вот так сказать. Так что устанавливаются какие-то некоторые стандарты нормальных взаимоотношений уже человеком, выбранным на власть и тем, кто его…

К. ЛАРИНА: Анатолий Миронович, я позволю с Вами при всем к Вам уважении категорически не согласиться. Потому что все мы видели эту пленочку по телевизору, по всем новостям она прошла о том, как и при каких обстоятельствах делал свои замечания после спектакля Владимир Владимирович Путин. Это было сказано совсем другим тоном. Перестаньте. Он указывал им…

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Нет, я пленки не видел.

К. ЛАРИНА: Он им указывал, он вообще так…

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Может быть, он им указывал, но никаких последствий не было.

К. ЛАРИНА: Слава Богу. Но меня в этой ситуации расстроил ответ Галины Борисовны Волчек, который тоже был растиражирован по всем телевизорам, что, а почему бы типа и нет. Правомерно вообще сравнить Чацкого с Матросовым. Я надеюсь, что это ирония.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Не все, что приходит в голову, закономерно.

М. СЕДЫХ: У меня еще одна в этой связи…

К. ЛАРИНА: И сказала, что плохо играл или поставили неубедительно. История не очень приятная.

М. СЕДЫХ: Да, что раз так показалось президенту, Галина Борисовна, конечно, как раз повела себя в том формате, о котором Толя сказал, который из нашей жизни, казалось бы. ушел, но порой возвращается. С одной стороны, ничего не случилось, значит, слава Богу, это ушло. С другой стороны, могла бы защитить… Как странно, одновременно сдав спектакль. Но у меня еще одна в связи с этим посещением и с репликами Владимира Владимировича Путина возникла мысль. Нам жизнь показывала ни раз, что наши критики обладают часто гораздо меньшим чутьем, чем цензоры и руководители. Вот Путин, мне кажется, в этом спектакле, очень остро почувствовал стилистические расхождения с театром. И для меня это был еще один аргумент за то, что этот спектакль по-настоящему острый, глубокий и попадающий в те же темы. о которых сейчас Анатолий Миронович говорил в связи с "Горе от ума". Вот эта тема саморазрушения…

К. ЛАРИНА: Анатолий Миронович говорил про "Берег утопи".

М. СЕДЫХ: Да, да. Здесь в "Горе от ума" тоже нет евреев.

К. ЛАРИНА: Что мы с этими евреями. Нас сейчас опять обвинят.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Это мне один человек сказал. Вот странно, вот русская история еще до евреев.

К. ЛАРИНА: До евреев. Мне нравится.

М. СЕДЫХ: Так вот "Горе от ума" она тоже без. Она вот такая русская история. И очень грустно, что в нашей критике устами такого критика как Москвина…

К. ЛАРИНА: А Вы почувствовали это, да?

М. СЕДЫХ: А чего там почувствовать? Это же открытым текстом написано.

К. ЛАРИНА: Прямым текстом. Ну, что это такое?

К. ЛАРИНА: Варяги пришли.

М. СЕДЫХ: Что зачем варяги. Ставь, что хочешь. Режиссер, она человек достаточно тонкий в смысле искусства, и то, что спектакль сильный, она почувствовала. Но какие-то другие струны ее задели. Мол, ставь, что хочешь, а вот нашего русского не тронь. Между прочим, нашему не русскому режиссеру доверили не только классику в виде "Горе от ума"…

К. ЛАРИНА: Но и театр.

М. СЕДЫХ: Ему доверили театр, который, можно сказать, сокровищница нашего искусства. И здесь мы как раз можем подойти к одной из тем, которой мы сегодня хотели коснуться, это ведь решение Михаила Ефимовича Швыдкова. И будут ли такие смелые решения у нас приниматься впредь, мне кажется…

К. ЛАРИНА: Да, вот мы об этом поговорим. Давайте, мы сейчас послушаем новости. Потом продолжим наш разговор. напомню. что мы сегодня подводим такие предварительные итоги театрального сезона. В кампании с критиками, с Анатолием Смелянским, и с Марией Седых. После новостей продолжим. И вот произнесено это сакральное имя – Михаил Ефимович Швыдкой, который в качестве чиновника нас покинул, остался, как…

М. СЕДЫХ: Мы не знаем еще, кем он…

К. ЛАРИНА: Ну, как все уже подписано. По-моему. 10 июня освобожден от должностей государственных.

М. СЕДЫХ: Ну, не назначен.

К. ЛАРИНА: Не назначен, зато при этом пока остается в телевизоре. Как телеведущий, как ведущий телевизионных программ, и как вообще как творческая единица. Поэтому поговорим об эпохе Швыдкова в следующей части нашей программы.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня мы подводим итоги театрального сезона. Здесь в студии "Эхо Москвы" театральный критик, ректор школы-студии МХАТ Анатолий Смелянский, и театральный критик обозреватель журнала "Итоги" Мария Седых. Итак, при произнесении фамилии Швыдкой народ тут же у нас всколыхнулся и сразу же реагирует. Как рефлекс, как у собаки Павлова. Ну, во-первых, дорогие товарищи, шуткофобы, дело в том, что ушел уже Михаил Швыдкой. Он уже больше не является руководителем Федерального агентства по культуре кинематографии, не является тем боле, министром культуры. Но, тем не менее, сколько лет он заведовал культурой у нас?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: 4 года он был министром и 4 года руководителем…

К. ЛАРИНА: Ну, т.е. 8 лет.

М. СЕДЫХ: А до этого он был 4 года зам. министра.

К. ЛАРИНА: Да, да. Достаточно давно.

М. СЕДЫХ: Он 12 лет, в общем, во власти.

К. ЛАРИНА: Можно ли каким-то образом охарактеризовать этот период, когда Михаил Ефимович Швыдкой занимался культурным пространством в России? И действительно ли, я без иронии уже говорю, действительно ли можно говорить, то это определенная эпоха для новейшей истории? Анатолий Миронович?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Ну, давайте я начну. Вы знаете, что мне говорить и трудно и легко. Трудно, потому что это мой товарищ с юности, но и легко, потому что я в близи наблюдал, чего он делал, как он делал. Вот я хотел бы связать это с изменением дресс кода, фейс кода и т.д. Конечно, в ряду министров культуры России, многих из которых я знал, и с которыми я имел возможность общаться, его появление с начала в 90-е годы в качестве зам. министра, а в качества министра был другой наш литературный критик и ректор института тогда Женя Сидоров. А потом явление Швыдкова, как министра. Это, конечно, новость. Новость, потому что он изменил саму природу взаимоотношений. Министр культуры с подчиненными товарищами. Фурцева это делала в каком-то смысле, ну, потому что известно, мне рассказывал Ефремов. Потому что, ну, во-первых, она была женщина. Во-вторых, она была очаровательна. Она любила выпить. Она могла, выпив, прийти в "Современник", к которому она очень благоволила, и, приподняв чуть-чуть юбочку, представляете себе в партийные годы, сказать Олегу: Олег, как у меня ножки неплохие? Это, конечно, нарушало…

К. ЛАРИНА: Т.е. демократизм на грани преступления.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Абсолютно на грани преступления. Вот Швыдкой показал ножку. Конечно, в принципе, я все время думал. когда же его снимут. потому что ну немыслимо, чтобы у нас министр культуры вел телепередачи…

К. ЛАРИНА: Да, еще такие.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Пел с артистами. Говорил фразы, типа: ну, ребята, давайте выпьем и т.д. Но на самом деле это утепляло и облагораживало…

К. ЛАРИНА: Т.е. безусловно "Культурная революция".

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да, культурная революция и потом эти программы все. Я вот когда уже сейчас Михаил Ефимович в другом качестве и ждет, наверное, перемены судьбы и сам выбирает, куда ему идти. Вы знаете, я подумал, что ведь вообще говоря, у нас позволяли чиновникам крупнейшим чиновникам некоторые слабости. Андропов писал стихи. Это нормально.

М. СЕДЫХ: Лукьянов.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Лукьянов под фамилией Осенев писал стихи. Даже Владислав Юрьевич Сурков, как известно, пишет стихи. Когда я читаю его стихи, мне Сурков, кстати, понятней. Вообще, когда чиновник проявляется в какой-то творческой области, это очень важно. потому что…

К. ЛАРИНА: А Грызлов Вам понятней стал?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: А Грызлов не пишет, я не знаю.

К. ЛАРИНА: Он написал песню.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Ну, я не слышал.

К. ЛАРИНА: И музыку и стихи.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Кстати, и это проявление подсознательных. Это Фрейд. Это значит, надо читать и стихи и т.д.

М. СЕДЫХ: Коллективного бессознательного.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Так вот Швыдкой…

К. ЛАРИНА: Слава Богу, Швыдкой стихов не пишет, отдадим ему должное.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Но, тем не менее, Луначарский писал пьесы, как Вы знаете.

К. ЛАРИНА: Но он сначала написал все-таки пьесы.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: И писал театральные рецензии и т.д.

К. ЛАРИНА: Сначала. А потом он уже стал министром просвещения.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да, но и писал пьесы, и когда был министром. И, как известно, Маяковский подарил ему свою книжку. У него была такая пьеса, у Луночаркого, называлась "Канцлер и слесарь". Маяковский ему написал с посвящением: канцлеру от слесаря. Так вот когда Михаил Ефимович стал канцлером, он как-то не забывал о том, что он слесарь. Он приходил в театр или куда-то и всем было понятно, что это человек этого мира и т.д. Очень быстро вошел в разные области культуры и очень связано и неглупо говорил и о живописи и о музыке и т.д. Ну, что сказать? Это очень трудно. Он попал в тяжелую эпоху. Я помню первые разговоры с ним, как подчиненный с канцлером. Михаил Ефимович, ну, невозможно, денег нет, школа погибает, нищета абсолютная. Я не фокусник, отвечал он мне. У меня нет ничего. Он попал в эту эпоху, когда ничего не было. И боролся сколько мог и помогал и т.д. и т.д. Он мне когда-то рассказал трагикомическую историю. Когда его назначил Владимир Владимирович Путин министром культуры, ему позвонил один его приятель, который был тогда министром культуры бывшей нашей братской страны в Закавказье, певец тоже. И сказал ему: Миша, очень хорошая работа, но трудная. Потому что они умеют почему-то любят умирать в субботы и воскресенье. Имелось в виду деятели искусства. И действительно вот он 8 лет был, они мы все время или умираем в субботу или в воскресенье, или нужно ехать на похороны, или нужно поздравлять с юбилеем. У него не было ни одной, это чудовищная, каторжная жизнь. Я все время смотрю и думаю: Миш, попросись в отставку. Зачем тебе все это нужно? Ну, потому что сегодня он в Казахстане, завтра он в Татарии. После завтра он подписывает договор в Коми. Как это сочетается с человеком, который… М не кажется, вот эта телевизионная жизнь, она компенсировала, и более того в какой-то момент…

К. ЛАРИНА: Сохраняла здоровье.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да. Она давала ему узнаваемость, которая поддерживала его на плаву, как министра, который мог прийти к любому чиновнику, позвонить любому чиновнику, который его знал по ящику, и сказать: надо помочь, потому что в общем половина его работы заключалась в том, что он каким-то образом организовывал эту помощь и т.д.

К. ЛАРИНА: Вы знаете, Анатолий Миронович, дело в том, что время очень сильно изменилось. Вот Вы правильно сказали, что он попал в очень тяжелое время. Но если в начале своего пути в качестве заведующего культурой, он абсолютно вписывался в это новейшее время. Давайте вспомним, он начинал эту свою деятельность чиновничью еще при Борисе Николаевиче Ельцине.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Конечно, безусловно.

К. ЛАРИНА: Было совсем другое время. Сегодня же, я просто помню его в прошлом сезоне, когда еще шла программа "Детали" с Кириллом Серебряниковым на канале СТС. Вот,там побывал Михаил Ефимович Швыдкой, эту программу я вот запомнила, я вдруг впервые так ощутила очень явно, что он абсолютно чужой в этом пространстве. Я имею в виду в пространстве нынешней власти, чужой абсолютно человек. Что он отсюда уйдет. Это будет такой последний исход, как в свое время ушли из чиновников люди уровня Александра Музыкантского, совсем другой тип. Вот сегодня, пожалуй, это, мне кажется, очень знаковый уход Швыдкова из власти. Знаковый. Он чужой там. Простите.

М. СЕДЫХ: Нет, простите меня как раз. Но хочу просто немножко Вас, Ксения, поправить. Он оттуда не ушел, его оттуда ушли.

К. ЛАРИНА: Да.

М. СЕДЫХ: Это как раз одно из знаковых. Я и тоже, кстати, вспоминала то интервью. которое он дал Кириллу Серебряникову. И, как и Толя, я с Мишей однокурсница и тоже многолетняя подруга. И могу смотреть на это, наверное, с одной стороны не объективно, с другой стороны, ну, как бы здесь есть два вопроса. Радоваться за Мишу, что его оттуда ушли, например, за него лично, как за личность. Вот когда я вспоминаю это интервью, в конце Кирилл задал ему вопрос: что Вы будете делать, когда Вы, наконец, перестанете руководить культурой. И Миша рассказал о той книжке, которую он мог бы написать, это было очень интересно. Это было тонко, глубоко, и с юмором, и с той грустью, и мне как подруге по жизни, мне как раз хотелось даже за него порадоваться. Вот сейчас будет у него время, сядет он напишет эту книжку. Может быть, вернется в театральную критику. Вот он пришел на днях в институт искусствознания на обсуждение итогов сезона. Т.е. он пришел, как коллега наш, а не как руководитель культуры. И, наверное, вообще, что за него огорчаться, он не пропадет. У него много достоинств. талантов и т.д.

К. ЛАРИНА: Ну, мы не про это говорили.

М. СЕДЫХ: Но огорчаться, конечно, приходится, и за ну, наверное, это очень пафосно звучит, за культуру, за те проекты, в которых он участвовал.

К. ЛАРИНА: Для него было, кстати, священным это абсолютная свобода творчества. Это ведь его споры с уже тоже, слава Богу, могу сказать честно, с бывшим министром культуры Александром Сергеевичем Соколовым, они были как раз принципиальны. Потому что один человек действовал в стилистике того времени советского, о котором мы сегодня иногда вспоминаем, запретить, не пускать, убрать. Вот его наезд на выставку знаменитый. А с другой стороны, Михаил Швыдкой, для которого, как, кстати, и для Бориса Ельцина, свобода слова и свобода творчества – абсолютно священная корова. И чиновник может заниматься чем угодно, но только вот есть эта граница, в которую он не имеет права вступать. Это уже однозначно. Он действительно показал, чем должно министерство культуры заниматься. И чем оно не должно заниматься уж точно.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да, и мне кажется, вот интересный момент. Я их сейчас видел вдвоем – нового министра культуры – Александра Сергеевича Авдеева и Михаила Ефимовича. В Париже была пресс-конференция по поводу года русско-французской культуры. Я вдруг увидел, что они товарищи. Это вот тот редкий случай, когда один ушел. другой пришел…

К. ЛАРИНА: Посмотрим.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Посмотрим, конечно. Но, может быть, это дает какую-то надежду, что, вообще говоря, уход Швыдкова, для него, я думаю, это …

К. ЛАРИНА: Освобождение.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да, освобождение. Потому что прессинг, которому он подвергался эти последние годы, эти чудовищные выяснения отношений, какие конверты гуляют там по коридорам каких агентств. Какими фекалиями он заполняет Москву, реку Москву за честь своего дома, притом показывают не его дом, а чей-то другой дом.

К. ЛАРИНА: Это то, что Караулов делал что ли?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Черт знает что. Поэтому вынести это вообще нормальный человек не может. Я удивился, что человек нашей профессии, достаточно субтильный смог вынести это 8 лет, или даже больше. Так что для него это, наверное, я-то вообще думаю, честно говоря, что государство его не забудет. Потому что, в общем, такие люди, выполнявшие такие миссии…

К. ЛАРИНА: Какая-то скрытая угроза звучит в этом.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Он необходим для имиджа страны…

М. СЕДЫХ: Ну, и не таких людей у нас забывали.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Ну, может быть, но я посмотрел на Авдеева вместе со Швыдким, подумал, наверное, они вместе хорошо бы работали, но так не получилось. Закончилась, да, действительно, очень серьезное время, в котором он, что мог… Вы знаете, в Швыдком был один недостаток. У Михаила Ефимовича, первый порыв, когда у него что-нибудь попросишь, он говорил: да, я сделаю. Потом он не делал. Но не делал он не потому, что он не хотел, но не было возможностей. Но его вот первоначальный импульс – да. Я не просил никогда и ничего. Потому что школа-студия достаточно самодостаточная организация. И у нас за нами МХАТ. Многие приходили – да? Он говорит – да. А, потом не выполнял. Но это он не выполнял, потому что невозможно было выполнить, но там, где мог помогать, по-моему, помогал. Мне так кажется, во всяком случае.

К. ЛАРИНА: Еще одна тема, которую мы должны обсудить успеть, это эмиграция, судя по всему, вынужденная эмиграция Анатолия Васильева. Долго к этому к этому все шло, так или иначе человеку пытались поставить некие условия для его существования здесь в России. Он эти условия не принял. Уж, не знаю, кто здесь прав, кто виноват, это не знаю. Но главный вопрос в том, что этого человека нет больше в России, режиссера Анатолия Васильева нет. Хотя при этом я хочу обратить внимание особенное наших слушателей, гостей. я думаю, что они со мной согласятся. Я думаю, что театр при этом продолжает работать, мало того. что он продолжает работать, он, мне кажется, именно в этом сезоне вдруг обрел какую-то свое лицо, свое какое-то есть некий набор спектаклей, есть некий набор режиссеров, которые в этом театре работают. И они определяют его нишу в сегодняшнем современном искусстве театральном. Хотя я знаю, как Мария Седых отреагировала на скандальную, это уж абсолютно внутреннее цеховое скандальная статья Владимира Оренова в Петербургском журнале, где Владимир Оренов достаточно нелицеприятные вещи высказал в адрес режиссера Анатолия Васильева, поставив под сомнение, судя по всему, его степень его талантливости. Насколько я поняла смысл его статьи. Маш, пожалуйста, Вам слово. Это событие вообще.

М. СЕДЫХ: Событие, мне кажется, уже достаточно обсужденное. В принципе действительно публикация Оренова просто вернула общественное мнение, возбудилось событие, мне кажется, это позорно.

К. ЛАРИНА: То, что Васильев уехал?

М. СЕДЫХ: То, что Васильева нет в Москве…

К. ЛАРИНА: Его нет в стране.

М. СЕДЫХ: В стране, да. Здесь что не нашли возможности с таким большим художником договориться. Мне кажется, это позор.

К. ЛАРИНА: Это потеря?

М. СЕДЫХ: Безусловная потеря. Безусловная, что бы он ни делал. Знаете, вот бывает, ты человек неверующий, может быть, идешь мимо храма, знаешь, что там идет служба, как-то подтягиваешься. Ощущаешь, что хорошо вот там вот служат чему-то большому. Вот, может быть, проходя мимо Сретенки, я как-то всегда, например, внутренне подтягивалась. Не говоря уже о том, что в отличие от Аренова, я считаю, что количество поставленных блистательных больших спектаклей, поставленных Васильевым, людей, которые ориентируясь на его искусство, входили в театральное искусство, много. Это его отсутствие это позор. Этот театр, за который он был награжден государственной премией. Больше счастье, что все-таки в какой-то момент, мне кажется, все-таки остановилось наше московское правительство. Это театра московского, по-моему, подчинения и все-таки туда не назначили варяга. Во-первых, в этом смысле и люди театра проявили, мне кажется, щепетильность, и есть известные имена людей, которым предлагали этот театр, и они категорически от этого отказались. И, слава Богу. Я не считаю, что им нужно ставить памятники за это, но в наши дни просто нормальный, человеческий поступок сейчас часто оценивается, как героический.

К. ЛАРИНА: Уже подвиг.

М. СЕДЫХ: Да, и подвиг. Но есть, наверное, и люди, которые и борются, и продолжают бороться за это здание в центре Москвы. Сейчас, вот Вы говорите, оживилась, наверное. подтянулись, почувствовали ответственность ученики, те люди, которым сам Толя доверил…

К. ЛАРИНА: Там и Крымов работает очень интересно.

М. СЕДЫХ: Доверил его детище поддерживать. И они стараются. Вот и новый спектакль. мне говорили, я не видела.

К. ЛАРИНА: Огарева, да? Спектакль "Малороссийские песни".

М. СЕДЫХ: Да, да.

К. ЛАРИНА: Анатолий Миронович?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Я думаю, вот тут надо две вещи разделить. Ведь Толя во Франции преподавал, сейчас он, по-моему, из этого университета ушел, Даже и не знаю последние месяцы где он в Испании, или в Италии, не знаю. Закончился контракт у него в Леоне в университете. Он выпустил группу режиссеров прекрасных. Они показали свои работы. Там вообще очень много об этом пишут. Сейчас во Франции. Т.е. он много сделал… потому что во Франции режиссуре никто серьезно не обучает. Поэтому как мне сказал один француз три дня назад, сидя там в кафе, я назвал фамилию "Таиров". Говорю, ну. ты не знаешь, конечно. Он говорит: как это я не знаю. Я знаю. Я знаю, что русские изобрели режиссуру. Вот он один из тех, кто изобрел режиссуру.

К. ЛАРИНА: Т.е. он нужнее там.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Там. И у нас здесь. Я имею в виду один из тех, кто продолжал это. Конечно, он был, как говорится, наверху этой истории всю жизнь, т.е. мою жизнь, по крайней мере, на протяжении нескольких десятилетий, я полагал. что это крупнейший наш режиссер. Но все-таки я бы не сказал, что он в эмиграции находится. Он не Любимов, которого изгнала советская власть. Он находится в напряженных отношениях, прежде всего, с самим собой. Я хочу сказать, потому что это человек, у которого что-то горит внутри. Это ведь русский вариант Гротовского. Это человек, который должен заниматься, но он не занимается открытым театром, как он это называет. Он не занимался таким вот публично открытым. Это человек, который занимался другим театром, но, к сожалению, для себя, не знаю, он получил это … сам придумал, построил, осуществил великое здание.

М. СЕДЫХ: Получил государственную премию за это.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Нет, великое здание. Оказалось 4 площадки. Значит, начальству московскому показалось, что ты имеешь 4 площадки, а где спектакли и т.д. и т.д.

К. ЛАРИНА: Какой-то большевистский подход.

М. СЕДЫХ: Продукт они хотели.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Гораздо больше пространства, чем, казалось. нужно для его творческой. Я не знаю, что там. не знаю деталей взаимоотношений. Мне кажется, вот сейчас так по уму, даже сейчас после этого скандала, может быть, и хорошо, что этот скандал произошел. Может быть, кто-то из нормальных людей, из начальства нашего, которые умеют разговаривать с таким человеком, как Васильев, с которым надо разговаривать. Как Луначарский разговаривал с Михаилом Чеховым, по крайней мере. пока его, его же не сразу лишили гражданства. Его много лет не лишали. Поехал бы во Францию или Испанию, где там Толя находится, сказал: открыто, приезжай, это твой еще театр, у тебя его никто не отобрал. Давайте договоримся, на каких условиях этот человек может существовать. Кажется, двери не закрыты. Их ни в коем случае нельзя закрывать. И то, что этот скандал произошел, может быть, поможет Васильеву обрести себя вновь в России, хотя, повторяю, ту очень серьезная вещь. Это не административная вещь. Это у него внутри что-то горит, всегда горело. Он всегда, как Вам сказать, я не помню его в состоянии человека, который говорит: ну, я в порядке, я веду театр, у меня все. Это что-то внутри вот как у Гротовкого.

К. ЛАРИНА: Тогда тем страшнее эта потеря в любом случае.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да, это очень серьезная художественная проблема. Это не административно-бюрократическая. Это художественная вещь.

К. ЛАРИНА: С таким большевистским подходом нельзя это решать.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Это нельзя решить не наскоком, ни кавалеристским ударом, ни статьей Оренова, в которой все прочитали, что он хочет просто войти в этот театр. А надеюсь, что нет. И думаю, как и Маша, что вряд ли сейчас найдется кто-нибудь в Москве, кто скажет. дайте-ка, я займу место Васильева. Это тяжелое место. И проклянут, знаете, как Таиров. Когда ушел, и сколько не освящали театр Пушкина, так столько лет и был проклятым местом. Но вот еще раз хочу сформулировать. Не столько административная, сколько художественная проблема, и решать ее надо с Васильевым по-человечески, художественно, сложно. Тут нет простого разговора. Так или так. так или не так. Я помню, как Марк Захаров на последней встрече с Лужковым при всех при нас сказал: Юрий Михайлович, ну, все-таки он же режиссер, крупных режиссеров у нас в стране единицы. Он требует особого подхода. На что Лужков ответил: мы же его не выг… он же художественный руководитель. Пожалуйста, он не директор. Он не может… А художественный руководитель… Значит, какие-то возможности, мне кажется, здесь возникают.

М. СЕДЫХ: Ну, это он отвергал как раз.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Может быть, я не знаю.

М. СЕДЫХ: Не захотел иметь при себе комиссара.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Ну, пусть выберет сам себе комиссара. Я не врубался в эту проблематику. Надо разговаривать с Толей. Я знаю только одно, что это выдающийся режиссер. И потеря одного такого режиссера для страны, это довольно большая потеря.

К. ЛАРИНА: Смена руководства произошла и в журнале "Театр", который, к моему сожалению, вообще, по-моему, никто не читает. Поскольку это такой, раньше, опять же вспоминая про список благодеяний для нашего уважаемого Михаила Ефимовича Швыдкова, я помню, что при нем журнал "Театр" это был супер популярное издание. И читали его не только театральные гурманы и не только театральные критики, но и все нормальные люди, которые пытались вообще понять, в каком государстве они живут и что их ждет впереди. А сегодня вот мы узнали, что в журнале "Театр" произошли такие перемены радикальные. Сменился главный редактор, уволили Валерия Семеновского, и на его место поставили Бориса Любимого. Я не знаю, что это значит для театрального сообщества. Может, Вы мне это объясните, дорогие гости, но о том, как это сделано, опять же, возвращаясь к истории с Васильевым, о том, как это было сделано. Каким образом Валерий Семеновский был поставлен перед фактом, что он уволен, и чуть ли не с милицией его там выдворяли из его кабинета, это, конечно, вновь возвращает нас к сладким прекрасным временам советской власти. Ну, давайте, опять даю слово Вам.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Ну, Вы знаете, у Семеновского были прекрасные годы, когда он руководил "Московским наблюдателем". Это опять-таки 90-е годы, которые у нас любят называть лихими. Лихие, лихие, а журнал – один из лучших театральных журналов того времени был. И все вокруг, там была прекрасная редколлегия, и собирались, и все прочее. Журнал "Театр" возник не в лихие годы. И тут отчасти, конечно, ну, как сказать, он не выжил. Он не сумел выжить, А Валерий Оскарович не сумел… тут ведь знаете как. Как в случае с Васильевым, у нас нельзя быть просто художественным руководителем. Вот такая ситуация в стране. Ты должен быть менеджером, ты должен быть фандрейзером, как теперь говорят. А как вести журнал, когда нет денег. И постепенно журнал умирал, конечно. Я не думаю, что для Семеновского это была огромная новость. Это форма, в которой это было сделано…

К. ЛАРИНА: Форма отвратительная.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Крайне я бы сказал, неприятной. Но то, что журнал умирал, то что журнал выходил с периодичностью 1-2 номера в год, и не хватало средств. Помогало, кстати, агентство по культуре, и Швыдкой помогал. И как-то все это шло к какому-то концу. И Семеновский решил сделать один номер, как он говорил, ну, вот так, чтобы показать, что я могу это делать. Мы все знаем, и Маша знает, что он может это делать. Но случилось то, что случилось. Это плохо. Потому что мы потеряли, давно уже, может быть, потеряли, сейчас уже это очевидно, единственный толстый театральный журнал в России, это огромная потеря. Это опять-таки как счет идет на единицы. Вы знаете, отсутствие в Америке один журнал, который американский "Театр" больше другого нету. Представьте себе, для них потеря журнала, где можно написать статью больше чем в 80 строк. Вы понимаете.

К. ЛАРИНА: А он на что существует?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Он существует на деньги государства, или отчасти…

К. ЛАРИНА: Я имею в виду в Америке журнал, про который Вы говорите.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Этот журнал выражает, есть такое общество, называется "Тисиджи" Театр коммьюникэйшн групп. Это как бы профсоюз некоммерческих театров Америки. И они скидываются и ведут этот журнал. Вот что это такое.

К. ЛАРИНА: У нас такое возможно?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Это как бы союз театральных деятелей, да, у них сейчас множество проектов, и видно, они раскручены, и много средств, они журнал этот должны вести серьезно. Они должны помогать этому журналы и их право назначать главного редактора, и снимать главного редактора. Но все это, поскольку это очень маленькое сообщество, мы все друг друга знаем, все это могло бы произойти в других формах, не надо Семеновскому вывешивать приказ о том, что он профессионально несостоятелен. Не в этом дело. Журнал умирал. Почему он умирал, это должны разбираться люди, которые в этом деле понимают. Как он дальше пойдет, я не знаю. Может, Маша знает.

М. СЕДЫХ: Ну, мне кажется, в этой истории, кроме грустного, есть много пошлого. Чем сейчас Вы сказали. Во-первых, судьбу журнала "Театр" несколько месяцев тому назад обсуждали совместно в федеральном агентстве и в Союзе театральных деятелей. На этом совещании присутствовали и Колягин и новый главный редактор Борис Любимов, были высказаны какие-то определенные замечания. Но в целом направление работы Семеновского была как раз признана профессиональной. Ну, Толя сказал об этом. Умирал действительно журнал, потому что Союз наш, мне кажется, последнее время, совершенно не озабочен вещами, которыми должна быть озабочена общественная организация.

К. ЛАРИНА: Ненадлежащее исполнение.

М. СЕДЫХ: Ненадлежащее исполнение. То, что союз не вступился по-настоящему так, как например, встали стеной за дом актера. Разве так вступились за театр Васильева в союзе? Да, были письма.

К. ЛАРИНА: А союз не вступался за Дом актера, Маш. Это отдельные личности, конечно. А Колягин ничего не сделал.

М. СЕДЫХ: Ну, это личности повела за собой Маргарита Александровна. Повел ли за собой Колягин кого-то? За Толю Васильева? За трагичную и противную историю с домом престарелых в Петербурге, где союз. То же самое произошло сейчас с журналом "Театр", в который союз все, что он вкладывал в это, это две комнаты на территории союза, не копейки денег. И воспользовавшись снятием Швыдкова, который отстоял в каком-то смысле Семеновского, быстро, пока, а вдруг ведь Швыдкова могут и назначить, ведь я поэтому и шутила, что он снят, но еще не назначен. Вдруг должность его будет столь значительна. К сожалению, я огорчена, что в этом не участвуют и члены нашего союза. В Союзе есть секция критиков, которая тоже должна была бы волноваться по поводу того, что происходит с профессиональным журналом. Где будут расти молодые критики, где эта профессия будет осваиваться. Мы сейчас много об этом, и Толя говорил, Гаевский пишет. И все мы чувствуем гигантский провал в нашем профессиональном цехе.

К. ЛАРИНА: Дорогие, любимые мои гости. К сожалению, как я и предполагала, времени нам опять не хватило, мы вынуждены заканчивать на таком многоточии печальном нашу сегодняшнюю встречу творческую, в которой мы попытались подвести итоги театрального сезона. Мы сегодня больше говорили о внутри театральных событиях, а не о творчестве, не о спектаклях, я думаю, что мы еще, может быть, к этому вернемся. Потому что немало все-таки было и хорошего в этом сезоне. И, в конце концов, и у Фоменко театр открылся…

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Театр Женовача открылся.

К. ЛАРИНА: Да, театр Женовача открылся.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Замечательный.

К. ЛАРИНА: Я, например, очень рада, что новое имя появилось в режиссуре в московской. Это имя Константина Богомолова, который, мне кажется, очень удачные работы показал в этом сезоне в "Табакерке" два спектакля, прозвучавшие очень сильно.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Спектакль по Кафке, мне кажется, очень значительный.

К. ЛАРИНА: Да, спектакль "Процесс" и спектакль, который мне очень нравится "Отцы и дети". Ну, в общем, много чего есть, чего обсудить. поэтому мы еще встретимся. Спасибо.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: В общем, скажем, как в шутку – жизнь прекрасна.

К. ЛАРИНА: Жизнь прекрасна. Спасибо.

М. СЕДЫХ: Сегодня, кстати, можно пойти на замечательного Иванова.

К. ЛАРИНА: Да, я уже говорила про это. В театре Наций и в театре Пушкина.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Я, кстати, собираюсь завтра пойти.

К. ЛАРИНА: Давайте. А то меня сейчас уволят, Анатолий Миронович.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: В "пьесе "Самоубийца" – жизнь прекрасна. Это "Известия" написали. Но скоро будет опровержение.

К. ЛАРИНА: Вот сейчас послушаем новости, а я с вами прощаюсь. Спасибо.