Театр прямого действия (10 лет "Театру.DOC") - Максим Курочкин, Михаил Угаров, Саша Денисова - Культурный шок - 2012-02-18

К.ЛАРИНА: Начинаем программу «Культурный шок». Сегодня она театральная. «Театр прямого действия» - тема нашей программы. Посвящена она юбилею "Театра.DOC". 10 лет исполнилось "Театру.DOC" 15 февраля. В нашей студии сегодня Михаил Угаров, режиссер, художественный руководитель "Театра.doc". Миш, здравствуй.

М.УГАРОВ: Добрый день.

К.ЛАРИНА: Саша Денисова, драматург, и журналист, и режиссер почти. Саша, здравствуй.

С.ДЕНИСОВА: Почти. Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Максим Курочкин драматург, сценарист. Здравствуйте, Максим.

М.КУРОЧКИН: Добрый день.

К.ЛАРИНА: Я напомню нашим слушателям средства связи. Номер СМС +7-985-970-45-45. Номер телефона прямого эфира 363-36-59.

Я бы хотела, чтобы вначале напомнили 10-летний путь театра. Сколько там у вас народу в этом подвале помещается?

М.УГАРОВ: Человек 50. До 100 набивается.

К.ЛАРИНА: Но все равно это не тот театр, который входит в топ самых популярных, я имею в виду среди туристов. Миш, давай попробуем этот путь нарисовать. И что сегодня собой представляет "Театр.DOC"?

М.УГАРОВ: 2002 год. В Москве скопилось большое количество драматургов, молодых режиссеров, актер, которые ни кому не были нужны. И все хотели найти место, где будут хотя бы лабораторией заниматься. Нашли подвал в Трехпрудном переулке. Когда я туда пришел, я ахнул: «Нет, это не театр, это комната. В комнате нельзя делать театр». теперь я понимаю, как ошибался, потому что это маленькое пространство дает особую эстетику, особый стиль актерской игру. Потому что если я актер, и я чуть ли не задеваю коленки зрителей, то, конечно я должен существовать иначе, чем в традиционном театре. И вот 10 лет. Довольно сложный путь был, потому что театр частный, он не финансируется государством. Это автономная некоммерческая организация. За эти 10 лет театр пару раз умирал, пару раз возрождался. И как-то неожиданно стукнуло 10 лет, я сам пугаюсь.

К.ЛАРИНА: Для тех, кто театр знает или слышал, все равно очень разные ассоциации. Для кого-то "Театр.DOC" – это театр, где ругаются матом. Для кого-то это театр остросоциальный, общественно-политический, публицистический театр. для кого-то это театр поколенческий, театр поколения 30-летних, для них созданный и ими понимаемый, наполненный именно этими культурными кодами. Людям, которым не хватает пространства для самовыражения, они именно там могут его получить.

Напомним нашим слушателям, что Саша Денисова – один из авторов спектакля «Зажги мой огонь». Это поколенческая история, которая протягивает мостик между бунтарями 70-х годов к сегодняшним людям…протестная тематика угадывается. Максим как драматург и актер задействован в спектакле «Двое в твоем доме», где он играет вполне реального человека Владимира Некляева, бывшего кандидата в президенты Белоруссии, правозащитника, поэта. И речь там идет о 4-х месяцев, когда Владимир Некляев и его жена были под арестом, и вся их жизнь проходила под конвоем сотрудников местного КГБ, которые у них жили.

Про все эти направления, я бы хотела, чтобы ты, Миш, сказал. Что для тебя важно как для идеолога и художественного руководителя? Политика, что еще?

М.УГАРОВ: Нет, не политика. Самое главное, реальность. Главное работать с этой реальностью, не уходить в фэнтези, не уходить в прошлое, не осмыслять и возвышать это все. Не ставить Шекспира про наше время.

К.ЛАРИНА: Т.е. работать на современном материале?

М.УГАРОВ: Да. Мы ставим только современные пьесы. Классика не шла и не пойдет на сцене этого театра. Политика в последнее время активно проникла на сцену этого театра, но это не мы такие политиканы, просто в стране это происходит. это реальность, на которую мы должны реагировать. Это спектакль «Час 18» о том, как убили Сергея Магнитского в центре Москвы практически, и сделала это наша судебная система, в чем ужас. Потом «Двое в твоем доме», Белоруссия очень близка нам, и мы очень хорошо понимаем их проблемы. Юбилей мы встретили спектаклем «БерлусПутин». Это откровенный политический спектакль, импровизация. Долго ли он проживет, никто не знает. Мы даже не знаем, как он в марте будет идти. Когда уже пройдут президентские выборы. Будет меняться текст, потому что текст там импровизируется. Уйдет политика, дай бог, эта черная, какая она сейчас существует, займемся внутренней линией. Был же спектакль «Кислород» Ивана Вырыпаева. Самое главное, хочется оставаться в реальности, потому что немного сегодня в искусстве людей этим занимаются.

К.ЛАРИНА: Я вспомнила знаменитую поговорку: «Когда стреляют музы, пушки молчат». Что делают музы, когда стреляют пушки, «Театр.DOC» точно отвечает.

Максим, для вас в чем смысл такого открытого театра?

М.КУРОЧКИН: Нам, по большому счету, политика не интересна, нам интересен человек. В конце 80-х мы увидели, пьеса стала фактором, объясняющим жизнь сейчас. Это был короткий, но яркий период ярких политических пьес, перестроечные пьесы, которые не прошли испытание временем. То, что мы вынуждены занимать политическими пьесами, это не вызывает у меня восторга. Это нарушение магистрального направления, потому что так сложно разобраться, что есть человек сейчас, что проблемы фальсификации на выборах, репрессии, это давно решенное… Это нам еще немножко не повезло, что мы до сих пор с этими пещерными людьми разбираемся. Их время прошло, а мы еще немножко должны на них реагировать, как на наших современников.

К.ЛАРИНА: Но они же есть. Они, к сожалению, определяют нашу жизнь.

М.КУРОЧКИН: Это если к себе серьезно относиться. Если принять, что я сейчас живу, это очень важно, я должен как-то прожить лучше, не раздражаясь и не страдая. А если думать, ну, страдаешь и страдаешь... Этого не пожелаешь следующим и надо завязывать с этой пещерностью. Я не в восторге, но мне не так стыдно за происходящее в театре. Я знаю Мишу, который это сделал, я знаю этих людей. Я хоть чуть-чуть…хоть доски привинчивал в этом «Театре.DOC», и поэтому я могу…

К.ЛАРИНА: Потому что это больше чем спектакль, это акция. Поскольку я постоянно варюсь в потоке информации, то когда я пришла на спектакль «Час 18», я поняла, что все это знаю. Это удивительный эффект документального кино, когда я не просто читаю это с листа, а перед моими глазами это проходит. Этот эффект прямого действия и возникает. Очень сильного эмоционального действия на людей, которые являются свидетелями этого убийства, по сути.

С.ДЕНИСОВА: Я думаю, что этому и «Час 18» яркий пример. Одновременно это и театр прямого действия, поскольку мы все занимаемся лепками со временем. Мне кажется, главная задача художника, мы пытаемся найти не только содержание, но и формы. Поскольку «Театр.DOC» это система проектов и команд, которые занимаются поиском разного языка, привинчены к тому содержанию, которое им интересно, к той энергии, которую они хотят принести в театр, это всегда и поиск форм. И «Час 18» это вещь и документальная, и произошедшая на наших глазах, у нее есть своя яркая художественная форма, потому что это – страшный суд. Это что-то происходящее в нашем воображении, потому что это не может произойти в реальности этих людей, виновного в смерти Магнитского. Фактически это Босх или Брейгель с сегодняшним документальным содержанием. Это я к тому, что «Театр.DOC», как и театр вообще, он ориентирован на поиск художественной формы, потому что невозможно сегодня писать романы в стиле 19 века. Те, кто этим занимаются, - копиисты. Невозможно в старые меха влить новое вино. Мы видим в репертуарном театре именно тот эффект, когда приходит современная пьеса, но постановка осуществляется старыми средствами. Старое существование актеров на сцене, мы считываем это сразу как фальшь, потому что не могут современные люди кричать из кулисы в кулису: «Матвей, ступай сюда!». И это одна их побед «Театра.DOC» то, что в течение лет, я вижу этот стандарт поведенческий актерский, театральный, который появился в «Театре.DOC» и на который ориентируются и в репертуарных театрах. Когда приходишь и говоришь: «Нельзя здесь так играть, нельзя так «жать», актерски выражаясь, нельзя здесь наяривать, это современные люди, и они говорят именно так». А в «Театре.DOC» не только из-за дистанции актера с залом, но и еще по каким-то другим причинам, происходили читки современных пьес, и у актеров от зубов отскакивает эта современная речь, они представляют, как ее играть. Они не уходят в театральщину. И когда говорят, что это в «Театре.DOC» так умеют играть, у нас этого еще нет или что это низовая культура так не играть, я считаю, это одна из театральных побед.

К.ЛАРИНА: Я думаю, что в какой-то мере это можно сравнить с тем, чо сделал «Современник» в год своего создания в 57 году, другая форма существования, другой набор выразительных средств. Это также обсуждалось, также как и в 60-е годы появление спектакля «Эфроса», который был абсолютно перпендикулярным той стилистике, которая существовала во всем советском театре.

Сейчас прервемся на Новости, потом продолжим разговор.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Мы говорим о «Театре.DOC». Саша очень точную вещь сказала, что здесь система проектов в том, что нельзя сказать: режиссер такой-то, слова такие-то, артисты такие-то. Есть еще куча людей, которые, может, на сцену не выйдут, но они собирают материал, разговаривают с людьми. Мы еще об одном спектакле не вспомнили. Это «Сентябрь.DOC», которого нет в репертуаре.

М.УГАРОВ: Да, это школа в Беслане по материалам форумов. Там каждое слово было документально. Мы их просто собрали и скомпоновали, довольно страшная по энергии вещь.

К.ЛАРИНА: Вы, дорогие друзья, спрашиваете, почему про это спектакль не поставите, про это не напишут пьесу, вот про самоубийства детей, которых вал трагических событий, это невероятно сложно. И «Театр.DOC» прикасается к самым страшным вещам, которые происходят в жизни.

Миша, а почему у таких спектаклей такая короткая жизнь? Про «Сентябрь.DOC», его уже нет.

М.УГАРОВ: А это нормально, потому что сначала говорили, что мы не должны как в обычном репертуарном театре, где 20 лет идет один спектакль. Много проектов, много предлагают, приходят актеры, режиссеры, надо давать дорогу новым спектаклям. И мы решили: год-два это нормальная жизнь для спектакля. «БерлусПутин» меняется моментально. И как он будет дальше играться, какой там текст будет, мы не знаем. Половина текста импровизационная – Евдокия Германова и Сергей Епишев. Говорят каждый раз от той ситуации, в которой сегодня утром проснулись.

К.ЛАРИНА: Для того чтобы импровизировать на эту тему, а если спектакль «БерлусПутин», то там присутствует та самая 2 часть этого гибрида под названием «Путин», он там один из героев, как и Людмила Путина, его супруга. Чтобы импровизировать, надо хорошо понимать, как я сам к этому отношусь, про что я буду импровизировать. Я же не буду импровизировать про то, что Путин увидел по телевизору, что он подумал. Я должна соучаствовать в реальной жизни. Насколько «Театр.DOC» - режиссеры, драматурги, актеры, вообще соучастники этого общественно политического процесса – я уже говорю о реальной жизни, и является ли это одним из условий существования в этом театре?

М.КУРОЧКИН: Мне не кажется, что это непременное условие. Объединяющим для людей DOC’а является технология работы с материалом. Потому что если ты прошел опыт сбора документального материала, если ты привык вглядываться и не отвергать какие-то части реальности, не делить их на чистые и не чистые, то ты неизбежно разберешься. Ты, значит, уже владеешь механизмом для анализа. Там нет ничего сложного, но даже эта простая технология, она революционна, потому что, как выяснилось, ей никто не владеет. И умение вглядываться в то, что произошло, а не в то, что ты подумал по этому поводу. Вглядываться в факт, а не в культурные способы этот факт интерпретировать. Это бомба. И, конечно, это вызывает неприятие. Людям DOC’а интересно то, что происходит, а что происходит, вы видите.

С.ДЕНИСОВА: По поводу механизма игры. А в «Часе 18» есть прекрасная судья.

М.УГАРОВ: Судья Елена Старшина, Тверской суд. Людмила Михайловна Алексеева поверила полностью в иллюзию, завела горячий спор с актрисой, которая играет врача Гаусс, которая убийца и есть.

С.ДЕНИСОВА: Там же фантастическая ситуация, ходили в суд и судью видели, знакомились с документальным материалом об этой женщине. Но все равно там возникает какой-то потрясающий эффект, что Михаил Юрьевич называет «глубоким погружением» в персонажа. Потому что актриса от лица этой женщины может ходить в магазин, покупать хлеб и все, что угодно, делать. Так глубоко она вошла в роль. Это с одной стороны. С другой, я помню, как мы делали проект посвященный взрывам в метро, который прожил очень небольшое количество времени. Мы ходили с актерами в течение нескольких дней, собирали материал. Прошел спектакль раза 3. именно потому что он дольше не мог жить. И это была 1-я реакция москвичей на взрывы.

К.ЛАРИНА: А почему больше не мог жить?

С.ДЕНИСОВА: В этом и часть политики. Надо понимать, когда спектакль закрывать и когда он просто акция, это важный момент, не вводить его в репертуар, не репетировать, это спектакль-акция. И вот мы ходили с актерами в метро и приставали к людям, для многих актеров это был 1-ый опыт, когда они видели своих персонажей, которых надо будет играть чуть в гротескной форме. Для многих это был шок, актер говорил, что не знает, этично ли это, смогу ли я играть человека, который рыдает в метро, здесь эти гвоздики, эти портреты… Именно через это соприкосновение с болью и рождается ощущение реальности. Потому что это уже не Епиходов, который существует на бумаге, а реальный Епиходов из подземки. Это меняет актеров.

К.ЛАРИНА: Это меняет еще и личности, происходит изменение личности. Не все же они такие приходят в «Театр.DOC» активные, которых волнует все, что происходит. Многие вообще не понимают, что происходит в стране.

М.УГАРОВ: Абсолютно замкнутые системы, в которых они живут. И многие в «Театре.DOC» уходят, не овладевают этой технологией, а у кого-то сразу срабатывает, у кого-то не сразу. Мы же сейчас говорили «БерлусПутин». Дуся Германова – актриса «Табакерки», МХАТа – знать не знает, кто такой Путин. А она уже включилась. Они же изучили все просто, смотрели все видео, читали все материалы

К.ЛАРИНА: Т.е. вы еще и, по сути, раскачиваете эту лодку под названием «государственные устои», что вы людей беспокоите, не только зрителей, которые пришли на спектакль, но и воспитываете новое поколение творческой интеллигенции.

М.УГАРОВ: Да, конечно, потому что я считаю, что лодка должна раскачиваться, потому что государство тогда живо. Если лодка стоит намертво, это кладбище. Лодка должна качаться, тогда происходит жизнь, движение вперед у нас, наших детей.

К.ЛАРИНА: А были случаи, когда вы расставались с артистами по идеологическим разногласиям?

М.УГАРОВ: Нет, такого не было. По другим поводам расставались, человек сорвал спектакль… Понимаешь, начинаешь какую-нибудь тему репетировать и понимаешь, что человек не включается, и он это сам видит. А потом не приходит на репетицию, на 2-ю, на 3-ю, ты его заменяешь другим. Это происходит само собой, человек сам для себя определяет, я никого не выгоняю. У нас нет труппы, нет приказа, где можно выговор объявить артисту.

К.ЛАРИНА: Актерская работа еще и мыслительная, интеллектуальная, с человеческим сознанием, она даром не проходит. Она человека меняет. Актера, который работает в спектакле, «Час 18», например, актер, который прошел это, что он будет делать в другом театре и с другим материалом. Они приходят в какой-нибудь традиционалистский театр, в котором ему дают роль, это же невозможно, это чутье надо.

М.УГАРОВ: Они переключаются. Очень смешно, мне рассказывала Олеся Железняк, что мы с ней работали в этой манере, а потом побежала на съемки сериала. И она работает так же, как мы с ней. Партнеры на нее уставились, она им закричала: «Подождите, подождите! Я просто с репетиции! Я сейчас переключусь и буду также фальшиво как вы играть».

М.КУРОЧКИН: Возникают очаги конфликтов, споры «Театра.DOC» распространяются, это благословенное заражение. Хоть немного поживем при нормальных артистах. В любой пьесе о сегодняшнем дне, если ты говоришь, как тебе неправильно объяснили, которые сами уже не знают, как это делать. Рано или поздно DOC победит.

С.ДЕНИСОВА: Поскольку «Зажги мой огонь» спектакль сочинительский, он не связан с категорическим разделением вещей и функций в театре драматурга как человека зависимого, который сидит со своей рукописью, вглядывается в туманную даль: прискачет этот режиссер, не прискачет. У нас все это довольно активно. Набирается команда инициативных людей. В этом аскетическом театре колоссальная степень включенности людей, можно репетировать с утра до ночи, в то время как в репертуарном театре есть профессиональный холод, когда театр – это работа, отработал и ушел. В «Театре.DOC» этого не может быть. И когда этого горячего влипания в работу е происходит, становится не очень интересно.

К.ЛАРИНА: Вопросы, которые приходят на СМС: «А че вас до сих пор не закрыли?». Вопрос уместный, поскольку пространство зачищено до предела, но мы не будем говорить, посмотрим, что будет дальше. Но «Театр.DOC» существует. Почему, Миш? Или они не замечают?

М.УГАРОВ: Они замечают. Но закрывать некому. Это негосударственный театр, у нас нет начальства, у нас нет финансирования, нельзя его перекрыть, нельзя совет директоров убрать, как в некоторых местах происходит. Конечно, можно взять и лишить аренды, повысить ее в 5 раз, и театр исчезнет, потому что мы не потянем. А с другой стороны, театр маленький, нет большой аудитории, видимо, считают, что ничего страшного. Сейчас я смотрю, как меняется публика на спектакле «БерлусПутин». Я всегда по истории театра читал, «Женитьба Фигаро» чуть ли не совершила революцию. И я думал, они что встали, побежали и Бастилию разгромили? Я не верил в эту историю. Сейчас я немножко уже понимаю, когда сидят люди…

К.ЛАРИНА: Т.е. в театре можно сделать революцию?

М.УГАРОВ: Можно, только она не такая мгновенная произойдет, а чуть постепенней. Когда сидят люди, я на них смотрю, и я вижу, люди не верят своим ушам, тому, что они слышат. Я давно этого не видел. Я-то свой спектакль смотрю, зрительский.

К.ЛАРИНА: Вот еще вопрос от слушателей: «Как вы думаете, а почему остальные театры не пользуются своей свободой?». Я соглашусь с этим вопросом. Театр сегодня – чуть ли не единственное свободное пространство. Там нет цензуры, никто не указывает, что ставить, что нет. В отличие от кино даже никто не распределяет деньги на патриотическое и непатриотическое кино. Почему, действительно?

М.УГАРОВ: Потому что трусы и обыватели, пусть коллеги не обижаются. Никто не убьет тебя, если ты что-то сделаешь или что-то скажешь. И потом, у нас же взгляд на театр, что это что-то далекое, возвышенное, и не очень прилично художнику разговаривать про сегодня, спускаться на уровень утренней газеты, кухонных разговоров, надо о вечном. Я живу мало, я хочу говорить здесь, сейчас.

М.КУРОЧКИН: Люди неправильно понимают, как работает образ в современном мире, скорее всего, помимо трусости и лени, это система обслуживания образного театра. Мы должны что-то сказать, но через что-то, не напрямую. Поскольку я сам состою во многом их таких предрассудков, и «Театр.DOC» меня ломает, и он остается для меня живым и нужным, потому что меняет меня. Я не DOC’овский человек. DOC’овские мальчики – это безбшенные люди, у которых нет проблем с коммуникацией, у которых нет проблем с реальностью, они принимают все, как есть. Я принимаю все через множество фильтров. И DOC – это терапия, которая снимает эту шелуху. И я понимаю те, у кого нет этого DOC’а, они одиноки. Писать что-то о сегодняшнем дне через книжную полку, она не позволяет им пробиться, это ужасно.

С.ДЕНИСОВА: А с высоким, это воспитание чувств, которое идет из театральных вузов. Потому что делая спектакли с 20-летними актерами, выпускниками, я периодически слышу: «Нет, это слишком бытово, давайте сделаем инобытийно». Театр – это одно через другое. Метафора. Но они придут в театры и столкнуться с тем, что в течение 10 лет может не быть ролей, они могут участвовать в кордебалете, и все, что угодно. И я думаю изменить эту систему репертуарного театра, которая во многом замешана на численности. Например, у нас же конвейер, самое большое производство в мире театральных людей. И когда труппа 100-200, их надо чем-то занимать, кроме репертуара. Зажигать огонь каждый раз не получится. 30 раз в месяц ты его не зажжешь. Менять эту систему, чтобы и актеры себя чувствовали по-другому, и продукт у них получался другой. Нужно создавать команды, потому что 1 человек, который приходит в репертуарный театр, это уже система, и с ней бороться тяжело. Потому что она существует не на уровне приказов, а на уровне людей. Приходить в театр командами людей-единомышленников, которые уже нашли общий язык… Мне кажется, «Театр.DOC» создал именно модель с разными художественными позициями относительно нюансов. Кто-то делает спектакль, который состоит полностью из документального материала с минимумом движения, кто-то делает этюды.

К.ЛАРИНА: Что касается доверенных лиц, наших представителей творческой интеллигенции, ведь наверняка твои ребята, Миша, спрашивают, что происходит с этими людьми, что им ответить?

М.УГАРОВ: У каждого есть свои причины. Очень маленький процент по идеологии идет сюда. В основном это определенный, уважаемые причины. Я не знаю, как бы себя вел на их месте.

К.ЛАРИНА: Мы не поговорили про новый проект «Театра.DOC». А я знаю, что сейчас готовится «Площадь» в прямом смысле этого слова. Когда вы собираетесь ее показать?

М.УГАРОВ: Когда выйдем на площадь после 4 марта, посмотрим, что там будет.

К.ЛАРИНА: Еще раз повторю, что «БерлусПутин» дополнительный спектакль 24 февраля и 1 марта в восемь часов и в 22. Звоните, на сайте есть телефон. Вам, дорогие друзья, спасибо. Удачи в вашем нелегком деле.

ВСЕ: Спасибо.