Памяти Галины Вишневской - Дмитрий Бертман, Ирина Шостакович - Культурный шок - 2012-12-15

К.ЛАРИНА: 13 часов 16 минут. Мы начинаем программу «Культурный шок». Сегодня, как я и говорила, наша передача посвящена памяти Галины Павловны Вишневской. Практически вся неделя под знаком этого имени проходит, мы прощались с выдающимся человеком. Это тот самый случай, когда невозможно на каких-то весах измерить, что было важнее в ней: ее талант вокальный, талант артистический или талант человеческий. Сегодня в нашей студии Ирина Шостакович, вице-президент международной ассоциации Дмитрия Шостаковича, вдова, создатель Международного центра документации Шостаковича в Париже. Ирина Антоновна, здравствуйте.

И.ШОСТАКОВИЧ: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Дмитрий Бертман, художественный руководитель театра "Геликон-Опера". Дима, приветствую.

Д.БЕРТМАН: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Нашим слушателям напомню номер, по которому можно задавать вопросы: +7-985-970-45-45. Было много программ на ТВ, посвященных Галине Павловне Вишневской, из которых самыми ценными были не программы о ее памяти, а программы с ее участием. Еще раз посмотреть, послушать ее, ее жесткие оценки, искренние признания. Эти программы были на многих каналах. Хотелось просто сказать спасибо, что это в архивах ТВ сохраняется. Я знаю, что Дима день рождения в октябре отмечал с Галиной Павловной.

Д.БЕРТМАН: 25 октября был ее день рождения, она меня пригласила. У нее в центре был спектакль, а у меня был в театре спектакль я приехал уже после спектакля, вечером. Было совсем немного народу. Была Наталья Дмитриевна Солженицына, была Наина Иосифовна Ельцина, Ирина Ивановна Масленникова, Оля, конечно, была, дочка. И вот я пришел, и мы сидели до 4 утра. Она очень себя плохо чувствовала. Но как всегда к людям, которым дозволено быть с ней, она была очень открытая, очень смешная, она рассказывала анекдоты как всегда. Ее только привезли из Германии за день до этого дня рождения, и через день опять увезли в Германию. И за день до смерти она приехала в России, поэтому мы не виделись больше.

К.ЛАРИНА: Ирина Антоновна, а вы вспоминаете самые яркие эпизоды, связанные с Галиной Павловной?

И.ШОСТАКОВИЧ: Я знала Галину Павловну и Мстислава Леопольдовича больше 40 лет. Они очень любили, нежно относились к Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу. Они были соседи и друзья и в городе, и на даче. Не сразу, но потом я увидела, люди замечательно одаренные. Но что поражало, что они воспринимали свою жизнь в музыке как служение. Они очень высоко несли это знамя. В последние годы, что меня удивило, однажды придя к Мстиславу Леопольдовичу, я увидела икону в комнате и спросила, что это. Тогда у него жил Александр Исаевич, и он сказал, что я не могу изгнать гонимого человека. Это был христианский поступок. И я думаю, что музыка привела их в свое время к вере.

К.ЛАРИНА: Это не сразу случилось? В течение какого-то времени?

И.ШОСТАКОВИЧ: Нет. Мы все были одинаково советскими людьми. И я думаю, что музыка сродни слову Божьему. Потому что откуда это все берется. Я сама слышала, как Дмитрий Дмитриевич говорил, что тайна творчества непознаваема. Но через музыку, я думаю, они пришли к вере. И потом их это как-то поддерживало и, может, облегчило их уход.

К.ЛАРИНА: Скажите, Ирина Антоновна, когда они жили в Америке, вы общались каким-то образом?

И.ШОСТАКОВИЧ: Да, я была на фестивале музыки Дмитрия Дмитриевича в Чикаго. Конечно, в Париже, где я много бываю, регулярно видела их, в Москве. И я встречала их в аэропорту, когда они вернулись, и они не поехали домой. Они поехали на Новодевичье кладбище к Дмитрию Дмитриевичу, и был такой слякотный зимний день, а потом уже они поехали к себе домой. Это было их возвращение в Москву. Галина Павловна много успела. Она преобразовала дачу в Жуковке, чтобы всем было место, и построила церковь. Она выучила много народу – и она, и Мстислав Леопольдович. Они прожили такую содержательную жизнь, помимо своего исполнительства. После Мстислава Леопольдовича осталась виолончельная школа, его ученики занимают ведущие позиции в заведениях концертных. И Галина Павловна тоже выучила много певцов, которые поют в театрах самых разных и в России, и за границей. Так что они прожили очень богатую жизнь. И я думаю, что Галина Павловна была сформирована своим детством: войной, блокадой. В каком-то смысле они с Богачевой похожи, такие самородки. У нее голос от природы такой был поставленный. Но в экстремальных ситуациях, а блокада это была экстремальная ситуация, видно, чего стоит человек. И прямота ее суждений, и манера говорить то, что думает и не бояться, это, видимо, идет оттуда. Спасибо, что они были, будем их помнить.

К.ЛАРИНА: Удивительно, что человеческое бесстрашие было присуще и тому, и другому. Все-таки вы общались близко, кто в этой семье был ведущим? Кто был сильнее как личность? Или это невозможно определить?

И.ШОСТАКОВИЧ: Это невозможно, но, я думаю, что каркас семейной жизни держала Галина Павловна, потому что у Мстислава Леопольдовича было всегда много проектов. И он встретив знакомого, восхищался, что встретил именно того человека, который самый замечательный, потом оказывалось, что это не самый замечательный, он очень огорчался по этому поводу. Он был более открытый, более общительный, но все главные дела… Они уехали и начали жизнь с нуля. Им нужно было снова завоевать позиции, выучить девочек, войти в репертуар западных театров, концертов. И они все это преодолели и ушли с большой славой, много записали, они были труженики, работали очень много.

К.ЛАРИНА: Вы рассказали, как вы встречали их, когда они возвращались, а когда провожали, вы помните?

И.ШОСТАКОВИЧ: Они порознь. Уезжал сначала Мстислав Леопольдович. И мне Дмитрий Дмитриевич сказал, поезжай, отвези Славу в аэропорт. Он был очень уставший, спал всю дорогу. Мы приехали в аэропорт, и Галя приехала, и сестра его Вероника. Там попрощались, и нужно было ему идти в таможню. Он прошел, Галя туда прошла, меня он туда втащил. Там стали вытряхивать его чемодан, который он уже в полном безумии собирал, положил какие-то случайные вещи. И в т.ч. взял свои награды, ему сказали, что награды вывозить нельзя, т.к. это золото. Тогда он сказал, Галя, забери, я везу свое имя, и этого довольно. И она взяла какую-то старую рубашку, туда все ссыпала, завязала рукава узлом, повесила на руку, и так мы вернулись в Москву. Казалось, что уезжают навсегда. Она позже с девочками уезжала.

К.ЛАРИНА: Людям молодым это непонятно, уехали и уехали. А вот чтобы вы понимали, дорогие друзья, тогда любой отъезд, иммиграция, вынужденная иммиграция – это навсегда. Они оставляли что-то в Москве, когда уезжали?

И.ШОСТАКОВИЧ: У них осталась здесь квартира, и они очень настойчиво ее удерживали. И осталась дача, на которой жила Вероника с сыном какие-то время, нет, они не сжигали мосты, они чувствовали, что вернутся, что не могут без этого. И только после кладбища, войдя в свою квартиру, Слава сказал, что просто не верится, что я, наконец, дома.

Д.БЕРТМАН: Как это оставили все, не отобрали, да?

И.ШОСТАКОВИЧ: Перед отъездом, когда ему перекрыли кислород, ему не давали выступать. И, в конце концов, они поехали на пароходе по Волге. И в каких-то городах отправили радиограммы, чтобы пароход не приставал, не пускали их. Но вот вернулись, это уже было все. И потом у них была отменена запись «Тоски», которая была готова, выучена, но это отменили по какому-то вздорному поводу, и это было очень оскорбительно.

К.ЛАРИНА: Как вы поняли, дорогие друзья, невозможно говорить об одной Галине Павловне, поскольку для нас связаны два человека: Галина Павловна и Мстислав Ростропович. Мы продолжим после выпуска Новостей, через некоторое время.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня мы вспоминаем Галину Павловну Вишневскую и Мстислава Ростроповича. Я бы хотела к Диме обратиться. Знаю, что работали вместе с Галиной Павловной?

Д.БЕРТМАН: Да, мне очень повезло, я работал и с Галиной Павловной, и с Мстиславом Леопольдовичем. Вообще это, конечно, какая-то сказка была. Потому что 1-ый раз я с ними встретился, когда они вернулись, это был 92 год. У нас работал такой дирижер Кирилл Клементьевич Тихонов, с которым мы вместе организовали «Геликон-Оперу». Кирилл Клементьевич привел его к нам на Большую Никитскую, это было такое знакомство, потом прошло много лет, и театр гастролировал в Париже. Галина Павловна и Мстислав Леопольдович пришли на спектакль к нам. И на следующий день Мстислав Леопольдович позвонил мне на следующий день: вот тебе адрес, срочно приезжай, улетай в Японию. Это была сказка для меня какая-то, как это Ростропович в гостиницу мне звонит, я думал, что меня кто-то разыгрывает. Я приехал к ним, у них была тогда домработница Рима, они сварила потрясающий грибной суп, стояла селедочка на столе, картошечка. И Галина Павловна провела мне экскурсию, рассказала про все те реликвии, которые были у них в Париже. И Мстислав Леопольдович предложил мне сделать спектакль вместе с «Геликон-Оперой» в Эвиане на его фестивале. Это была «Летучая мышь» Штрауса. С этого момента началась наша дружба. Потом мы встречались уже в Москве, сидели до утра, и Галина Павловна выходила и говорила, ну отпусти ты его уже. И он брал трубку, звонил моей маме, говорил ей, что я пьяный в усмерть, лежу, хотя я не выпил ни грамму. Это всегда были шутки, какие-то розыгрыши. А потом уже в Эвиане была постановка. Там была такая музыковед НРЗБ, которая писала про него книги. И у нее книга в Эвиане была написана, там очень много о репетициях. И каждый вечер после репетиций мы ходили в ресторан, кушали вместе, и заканчивался этот ужин тем, что мы выкуривали по одной сигарете, она учила меня, как бросить курить. Я вот до сих пор не научился, она говорила хорошо обманывать себя: купить пачку – выкурить, завтра из такой пачки вынуть одну, чтобы было уже 19, так довести до одной на ужин. Потом каждый вечер в номер мне звонил Мстислав Леопольдович и говорил, все, Вишневская заснула, я иду к тебе. Мы сидели, потом я его провожал в номер, только я приходил засыпать, как опять был звонок. Вишневская уже встала, ушла на процедуры какие-то: иди сюда. Так я научился мало спать. Мстислав Леопольдович действительно спал по 4 часа в сутки и говорил, а как еще больше можно спать? Так можно проспать всю жизнь. А с Галиной Павловной мы уже потом работали в Центре оперного меня, когда она его начинала. И на панихиде мы встретились с теми людьми, с которыми сидели, придумывали, какие предметы должны быть, кто из педагогов может преподавать. Потом центр этот возник, Галина Павловна пригласила меня поставить оперу «Царицу африканскую», т.к. у нее появилась Инна Звеняцкая, такая очень колоритная певица. И Галина Павловна была со мной всегда на всех репетициях, смеялась, подсказывала какие-то оперные штучки. Мне очень повезло, она мне позволила быть рядом, и я совершенно в другой генерации. И Ирина Антоновна столько лет дружит, и я помню, как Галина Павловна мне рассказывала про Ирину Антоновну, что она всегда говорила, что она героиня, если бы не Ирина Антоновна Шостаковича потеряли бы намного раньше, т.к. Ирина Антоновна сделала все, чтобы Дмитрий Дмитриевич жил, ухаживала за ним. Они очень это ценили, и ценили дружбу, относились с огромнейшим пиететом. Это была семья удивительная, гениальная в прямом смысле слова. Галина Павловна была человеком очень прямым, но с другой стороны, мне почему-то всегда казалось, что она была всегда открыта. Мне повезло, я видел ее в ситуации, когда она была не прокурором, а адвокатом, была добра, очень любила студентов своих, интересовалась всем, знала про каждого студента. Она придумывала им более звучные фамилии, заставляла идти в паспортный стол и менять фамилии. Она была человеком неординарным и умерла она фантастически. Т.к. эта смерть тоже была ею как-то подготовлена, и она шла зная. Она в Германии срочно попросила ее перевезти в России, сказала, что умирает, она вызвала священника, умирала в Жуковке, в своем доме, держа за руки дочерей. Вчера Лена с Олей мне сказали, что она попросила все иконы из этой часовни, про которую она рассказывала, принести в ее комнату.

К.ЛАРИНА: Меня поразило, что сначала появились эти сообщения: после тяжелой болезни… Как всегда пишут. Но дочери дали опровержение. У нее нет тяжелой продолжительной болезни, в силу естественных причин. Меня поразила эта формулировка. А потом я уже узнала, что она и причаститься успела, это сознательный уход.

Д.БЕРТМАН: Да, она знала минуты, кода она умирает, она уходила под молитвы. Она ушла к Мстиславу Леопольдовичу, я абсолютно уверен, что не может человек умереть и просто исчезнуть. Это великая женщина, она прожила великую жизнь и умерла она тоже как великая и очень красивая.

К.ЛАРИНА: Естественно, когда человек становится героем новостей, особенно в связи с собственным уходом, он получает массу прекрасных слов, но и в спину массу совсем не прекрасных. Я такое тоже читала, что люди говорили, и таланта там не было, и выдрали себе это место под Центр оперного пения, и там прогнулись, и сям прогнулись. И я бы хотела вас спросить как людей профессиональных, если мы говорим о Вишневской. Давайте попробуем сформулировать ее место в искусстве оперы.

И.ШОСТАКОВИЧ: Я вообще не музыкант, могу только как слушатель и зритель сказать, что она как актриса почитала Бориса Александровича Покровского, очень следовала его советам и прислушивалась к нему во всем. В его спектаклях она сыграла много ролей, в «Онегине, в «Аиде», была бесподобная Аида, Татьяна, Тоска, Наташа Ростова. Она работала очень много. И в то же время у нее был репертуар концертный большой. Я помню, как к какому-то юбилею артистическому она дала в большом зале 4 концерта. Об этих концертах ни слова не было сказано, они были в опале. Меня привлекало в ней то, что она готовилась к концертам, обдумывала, как она будет выглядеть. Потом она выходила, и она все забывала, была только музыка, в которую она вкладывала душу, и зал это сразу чувствует. Мстислав Леопольдович много с ней занимался, она в кино пела Катерину Измайлову в фильме Шапиро. Голос, конечно, у нее незабываемый, на панихиде в школе шли все время ее записи, невозможно было перестать слушать это. Он имел какую-то такую окраску, индивидуальную что ли. По радио передавали какие-то арии, и ее можно было узнать всегда. Я должна сказать насчет их отношений с Бриттоном. Она ведь спела и «Военный реквием», и романсы на слова Пушкина, он написал и посвятил ей. И Ростропович, и Вишневская очень любили Бриттона. Дмитрий Дмитриевич посвятил Бриттону 14-ую симфонию, в которой тоже пела Вишневская. Е артистическая деятельность была широкой, многогранной.

К.ЛАРИНА: Очень сложную музыку умела петь, я не знаю, в этом смысле я не профессионал, может быть, Дима скажет, это особый дар петь сложную музыку.

Д.БЕРТМАН: Вообще дар все, если представить, что она не закончила ни Консерваторию, ни училище, не получили музыкального образования специального, и петь Бриттона, петь Шостаковича, это, конечно, Прокофьева. При том, как петь. По ней же можно сверять, по клавиру можно смотреть: она же абсолютно точна. И про нее не ходят легенды, что ей было дано 300 уроков на выручку партии. В истории Большого театра был такой спектакль «Фальстаф» Верди Мелик-Пашаев это делал с Покровским, и там пела Вишневская, и Архипова тоже пела в этом спектакле. Эта опера у Верди очень сложная, она вся ансамблевая, там нет арий. И Галина Павловна мне рассказывала было около 100 оркестровых репетиций. И она говорит, я так боролась с этим, я-то пришла уже знала все, а они учили, учили… Это, конечно, удивительная природа музыкальная, как она могла так быстро выучивать. И она входит в галерею наших российских гениев как Шаляпин, Вишневская входит, наверное, с ним рядом. Потому что она могла голосом уникальные брать краски для того, чтобы создавать ее образы. Сейчас по ТВ показывали кадры из «Пиковой дамы», где она вышла без белого парика в спальне Лизы. И там есть такая сцена, где она стоит во время арии, руки пожив на дверь, и она прямо мяукает там, где обычно певицы начинают грузить звуком, а она мяукает. Откуда эти слезы, эти триоли в оркестре, которые бьются как пульс. Это надо позволить себе не продавать свой голос по дешевке, как многие это делают. И в этом сокровенном звуке выражать образ композитора, это может позволить только большой художник. И как она занималась со студентами, она никогда не занималась звуком, она было очень неконсервативным человеком. Когда говорят, что она консерватор, это смешно.

К.ЛАРИНА: А я скажу почему. Ее уход из оперы «Евгений Онегин» из Большого театра, он породил массу разговоров на тему, что она консервативна, что она не приемлет никакого авангарда, режиссуры.

Д.БЕРТМАН: Театр должен быть благодарен ей, т.к. такую рекламу она сделала спектаклю, что просто счастье, что Вишневская столько высказывалась про спектакль. Она очень интересовалась всеми произведениями, она смотрела все решения, сколько у меня с ней было разговоров. Она «Мазепу» посмотрела и сказала: я бы тебя из автомата расстреляла. А потом через год говорит, вот тут я бы, конечно, расстреляла, а вот эта сцена вообще хорошо придумал. Она у нас на «Леди Макбет» сколько раз была, и готовила мне девочек своих для спектакля, приглашала меня в класс, ей было всегда интересно что-то новое узнать. Она никогда не говорила возьми эту ноту так, возьми эту так. Она точно говорила смысл, была как режиссер. Она была любимая певица Покровского, который говорил: ее Бог послал, чтобы проверять театр. Такая природа, что ее можно проверять. И она верила Покровскому невозможно. Когда было 100-летие Покровского, я на канале «Культуре» делал фильм с ней, интервью большое перед камерой про Покровского. И как она говорила об этом, о нем, о связи певца и режиссера вообще. Она абсолютно ему приписала свой успех. «Я его обкрадывала», - она сказала. Я все время затаясь, смотрела, что у него забрать. Она была приемником. Она его боготворила и до последних дней жизни Бориса Александровича она присутствовала всегда и всячески помогала, была верным другом.

К.ЛАРИНА: А как вам кажется, как будет дальше, насколько Ростроповичи Вишневские, которые остаются на земле, продолжают династию характеров, личностей?

И.ШОСТАКОВИЧ: Знаю, что в последние годы девочки, Оля, стала заниматься Фондом молодых дарований, который существует при этой школе и организовывает фестивали Ростроповича и делает это достаточно успешно. Что касается Лены, она занимается помощью Фонду помощи больным детям. И недавно они были на севере Африки, где все так неспокойно, в Израиле, который недавно обстреливали, были и в Ливии, развозили лекарства. Это очень благородно, дай Бог им сил.

Д.БЕРТМАН: Они замечательные и Оля, и Лена. Я думаю, что они будут продолжать это дело. И Центр оперного пения будет также работать, т.к. Галина Павловна там все наладила, все сделала, там замечательные педагоги, замечательный директор Елена Опоркова, там нет проблем, там швейцарские часы. Очень надеюсь, что Оля согласится быть руководителем, мне кажется, это очень логично, Галина Павловна привезла ее из Америки и ввела уже во все дела. Мне кажется, что так должно быть, это правильно. Эта семья обладала огромным даром, а дар это энергия, которую Бог подарил. Это уникально.

К.ЛАРИНА: Будет правильно, если мы завершим эту программу голосом Галины Павловны Вишневской. Сейчас вы услышите этот божественный голос и узнаете, я думаю, что это такое. Я благодарю наших гостей за сегодняшний замечательный эфир. Спасибо большое.

Д.БЕРТМАН: Спасибо.

И.ШОСТАКОВИЧ: Спасибо.