Государство и кино: какие фильмы получают поддержку? - Сергей Бунтман, Гарри Бардин - Культурный шок - 2013-08-17

О. ЧИЖ: Здравствуйте. Это программа «Культурный шок». Меня зовут Оксана Чиж. С удовольствием представляю наших гостей. Сергей Бунтман, ведущий, журналист, первый заместитель главного редактора радиостанции «Эхо Москвы».

С. БУНТМАН: Добрый день.

О. ЧИЖ: Гарри Бардин, режиссер-мультипликатор. Здравствуйте.

Г. БАРДИН: Здравствуйте.

О. ЧИЖ: Государство и кино: какие фильмы получают господдержку – так сегодня называется наша тема. Всю прошедшую неделю все обсуждали итоги первого открытого конкурса Министерства культуры, которое решало, какие картины могут рассчитывать на государственное финансирование, на помощь государства, какие не могут. Соответственно, какие-то проекты такую поддержку получили, какие-то нет. И тут многие стали говорить именно о цензуре.

С. БУНТМАН: Надо перечислить основные моменты.

О. ЧИЖ: Главным скандалом этого конкурса стала история вокруг проекта Александра Миндадзе. Сначала фильм получил одобрение кинематографистов, потом выяснилось, что не получил одобрения двух других советов. Речь идет о психолого-социальном совете и совете историческом, у него были претензии к исторической достоверности, как объясняли в Министерстве культуры. Кроме того, в ведомстве еще говорили, что «в фильме может быть немного не тот взгляд, которого ждут ветераны ВОВ». Картина эта называется «Милый Ханс, дорогой Петр», действие разворачивается в 40-е годы. Теперь стало известно о том, что Миндадзе получит эксперта - такой компромисс между ним и Министерством культуры, - который поможет устранить те самые пункты, с которыми были не согласны в ведомстве. С одной стороны, получается, что государство вмешивается в художественный замысел. О какой исторической достоверности можно говорить в истории двух людей, в истории, которая имеет право на художественный вымысел. С другой стороны, государство ведь может выступать продюсером, это деньги государства. Так ли это плохо, что оно хочет влиять на то, что выйдет на экраны?

Г. БАРДИН: Это такая скрытая цензура. Я позволю себе напомнить высказывание Мединского, нынешнего министра культуры: «Не важен факт, а важна интерпретация». А он доктор политических наук, поэтому это его область. Возникает такой момент. Экспертное жюри было в полной уверенности, что от его решения зависит решение проекта, и они всерьез обсуждали это. Потом оказалось, что они не имеют решающего голоса. Потом им объяснили, что их решения имеют рекомендательный, совещательный характер, но никак не решающий. Решающим оказался Мединским. Тогда у меня возникает следующий вопрос. Если принимается, допустим, фильм по Варламу Шаламову. В нынешнее вряд ли это возможно, но представим себя. Тогда, чтобы запретить этот фильм, привлекается не экспертное жюри, а привлекаются бывшие вертухаи из зоны…

С. БУНТМАН: И это не то, что могли ожидать ветераны НКВД.

Г. БАРДИН: Да. Вертухаи из зоны решают проблемы этого фильма. Привлекаются не бывшие узники сталинских лагерей, а вертухаи. И таким образом дается та интерпретация факту, которая нужна власти. Власть хочет, чтобы люди гордились своей историей, а вертухаи, конечно, гордятся своей историей, Сталиным, своей собственной жизнью. Это казуистика такая, казуистика непрозрачных решений, и словоблудие, и ложь.

С. БУНТМАН: Здесь еще есть один нюанс, даже не нюанс, а главное. Вообще, что такое эти экспертные советы? Я не думаю, что для того чтобы снять фильм о лагерях или о Второй мировой войне, не нужно собирать ни узников лагерей, ни вертухаев – никого не нужно собирать. Если министерство решает поддержать, то оно поддерживает. Если оно не хочет поддерживать, оно не поддерживает. Но не лезет туда со своими замечаниями. Это могло только министерство, или Главлит, или ЦК КПСС, или Госкино в советские времена, когда они были монополистами. Невозможно государственное финансирование как единственный и главный источник для большого кино. Это невозможно. Это нельзя и это вредно в нашей стране.

О. ЧИЖ: А как тогда министерство должно решать, кому давать деньги, а кому не давать. Оно же не может дать их всем, оно же должно опираться на какие-то основания при вынесении решения. Если не советы, то как?

Г. БАРДИН: Они должны быть концептуальными в оценке: предполагается из этого проекта акт искусства или нет на основании сценария, на основании кто будет делать, кто режиссер. И тогда можно ждать какого-то произведения искусства. Если это подвергается такому остракизму, тогда, конечно, чтобы поставить ту же «Анну Каренину», нужно привлекать… Там же преступная любовь. Тогда нужно привлекать РПЦ, Мизулину, без нее никак не обойтись.

С. БУНТМАН: Милонова.

О. ЧИЖ: Т.е. предлагаем перенести Министерство культуры в Охотный ряд, на отдельный этаж Госдумы.

С. БУНТМАН: И еще Онищенко. Потому что тоже очень большой моралист. И нужно проработать все эти сцены. Но у меня есть другое предложение, и это предложение гораздо более действенное. Если Министерство культуры хочет финансировать то, что ему хочется, пожалуйста, тогда приглашайте – сценарий Берии и Ежова, режиссер (неразборчиво), с маленькой буквы. Пожалуйста, делайте так. А «Анна Каренина» - с осуждением. Постановка Мизулиной, в главной роли тоже Мизулина, Милонов играет Каренина. Может получиться замечательный фильм. Пусть его снимают на государственные деньги, а потом Счетная палата пускай думает….

О. ЧИЖ: Если мы заговорили о таких допусках, я бы хотела, чтобы Милонов снялся в картине по сценарию Стивена Фрая.

С. БУНТМАН: Да. Мне кажется, что в стране не создали систему сильного продюсерства. Кто самые сильные продюсеры? Это телеканалы огромные.

Г. БАРДИН: Сегодня да.

С. БУНТМАН: Больше нет никого. У нас огромные киностудии, которые по идее могли стать диктующими какие-то свои правила, может быть, даже и правила коммерческие, могли стать нашими мэйджерами, какими они были когда-то, с большой силой противостояния, даже и государства. «Мосфильм», «Ленфильм», и «Союзмультфильм» был достаточно мощный, Горького.

О. ЧИЖ: Хорошо, Первый канал, «Россия-1» или телеканал НТВ – не важно, любой крупный канал. Я думаю, что все включали наши основные каналы после 6 вечера и видели то кино, которое там идет. Иногда бывают приятные исключения, но в целом это какие-то сериалы о том, как девушка из деревни, проходя мимо местного сельпо, встретила перспективного бизнесмена – и завязалось. Они ведь будут ориентироваться на широкий круг зрителей, а зритель у нас, может быть, и не очень готов и не очень хочет видеть серьезное кино.

С. БУНТМАН: Гарри, ответьте, потому что у меня слов нет про это.

Г. БАРДИН: Если он не хочет видеть, то мы сами в этом и виноваты. Значит, мы не подсадили его на другое кино. Было интеллектуальное кино в советское время, был Илья Авербах, и это было замечательное кино: и «Чужие письма», и «Монолог». Это потрясающие фильмы. Что, мы все повымерли? Мы что, ихтиозавры? Мы можем только «Кривое зеркало» смотреть? У меня есть подтверждение тому. Когда был сериал с монологом мамы Паши Лунгина, его показали по «Культуре». И народ подсел на это. После этого через какое-то время по второму каналу…

С. БУНТМАН: К тому времени он уже был «Россия-1».

Г. БАРДИН: Показали. И зашкалил рейтинг.

С. БУНТМАН: А там ничего не происходит.

Г. БАРДИН: Сидит человек в кадре и рассказывает про свою жизнь и про время, в котором он проживал, про страну. И рассказывает так, что невозможно оторваться. И наш народ, который, казалось бы, подсел на другой, он восприимчив и к этому. Так что наши разглагольствования по поводу того, что продюсеры знают, что хочет народ, это ложно.

О. ЧИЖ: Тогда в чем дело? Получается, что каналы, которые могут выступать альтернативой как продюсеры тому же Министерству культуры…

С. БУНТМАН: Они и выступают. И делают огромные блокбастеры, самые успешные фильмы были продюсированы каналами.

Г. БАРДИН: Возьмите «Штрафбат» Досталя, возьмите сериалы Урсуляка, «Жизнь и судьба». Потрясающе. Сколько смотрело народу, каков рейтинг.

С. БУНТМАН: Но желание поруководить именно содержательно, поруководить идеологически, поруководить процессом, указать режиссерам, актерам, сценаристам, что надо делать.

Г. БАРДИН: Тем более что у Мединского это в крови, он политтехнолог.

С. БУНТМАН: Он разоблачает мифы, он написал про это 7 тысяч книг, может быть, чуть меньше. Он написал огромное количество книг. Он не представляет себе, что такое Министерство культуры, мне кажется. Он понимает в каком-то смутном бреду, что такое Министерство культуры. К сожалению, этот смутный бред хорошо ложится на самый низовой уровень формирующейся идеологии. Как руководить? Это вмешиваться, это переписывать, это не отстраняться. Тебе нужно? Закажи фильм.

Г. БАРДИН: Понимаете, Сережа, я входил в экспертное жюри по мультипликации Министерства культуры. Потом меня оттуда выкинули, причем не сообщили предварительно, просто я узнал случайно, что я уже не член экспертного жюри. Но я этому где-то и обрадовался. Потому что участвовать в этом бреде мне было некомфортно. Предлагалось читать проекты и давать свою рекомендацию. По баллам надо было высчитывать, сколько я даю баллов этому проекту.

О. ЧИЖ: Там прямо балльная система.

Г. БАРДИН: Кажется, 12-балльная. Но по каким критериям? Вот критерии были выписаны Министерством культуры. Это гордость за историю страны, это военно-патриотическая тематика, это православная составляющая и иже с ним. И по этим критериям судить эти проекты было глупо и сложно. Я не понимал всего этого. Какие-то незамысловатые истории мультипликационных сказочек, которые нужно подвести под православную составляющую, это бред собачий.

С. БУНТМАН: Давайте проведем эксперимент. Как в свое время Эко писал внутренние рецензии. Помните, у него дико смешные были внутренние рецензии на великие книги, от Библии от Шекспира.

О. ЧИЖ: В сборниках эссе есть.

С. БУНТМАН: Пять первых книг, про библию было – это ничего, там видно единство автора, потом растянуто, какой-то сумбур получается. Давайте проверим все лучшие советские мультфильмы, включая песни к ним, на патриотизм, на православие, на народность, на самодержавие, на что угодно.

О. ЧИЖ: «Падал прошлогодний снег». Русский мужик в валенках выходит за елкой.

С. БУНТМАН: Нехорошо.

О. ЧИЖ: Почему?

С. БУНТМАН: Он какой-то не такой, у него ухо одно торчит.

Г. БАРДИН: И он рубит елки. Он не любит свою страну.

С. БУНТМАН: Почему положительный персонаж Крокодил? А кто такой Чебурашка?

Г. БАРДИН: Иностранный агент.

О. ЧИЖ: И постоянно обижает пожилое поколение.

Г. БАРДИН: На деньги Госдепа.

С. БУНТМАН: Там только пионеры во втором фильме ничего. Я бы оставил пионеров, всё остальное выкинул.

О. ЧИЖ: «Ну, погоди» - это же вообще культ насилия.

С. БУНТМАН: Конечно. Это можно представить как народно-освободительную борьбу. Я понимаю, что и Гарри Бардин, он в советское время активно работал, рос. Но каждый из нас может взять любой палец и из него высосать любые претензии, теории. Мы очень хорошо помним советское время.

Г. БАРДИН: Я уже говорил по этому поводу. В советское время цензура работала на то, что они знали в Госкино, чего они не хотят видеть. И тогда уже режиссеры или применяли эзопов язык, или хитрили, в общем, крутились как могли, чтобы выпустить свое детище на экран, чтобы его не положили на полку. Сегодняшняя ситуация – они знают не что они не хотят видеть, а что они хотят видеть. Они начинают диктовать режиссеру, художнику, что они хотят увидеть. И я в таких случаях говорю – я не знаю, что гаже.

О. ЧИЖ: После новостей нам нужно от первого лица ознакомиться с позицией Министерства культуры, которое считает, что они лишь устраняют очевидные промахи и ошибки. А сейчас новости.

НОВОСТИ

О. ЧИЖ: Программа «Культурный шок». Журналист, заместитель главного редактора радио «Эхо Москвы» Сергей Бунтман, режиссер-мультипликатор Гарри Бардин. Говорим мы о кино и государстве, о том, какие фильмы получают поддержку от государства.

Г. БАРДИН: Оксана, простите бога ради, но я не могу пропустить вот этот мяч.

О. ЧИЖ: Биробиджан?

Г. БАРДИН: Да, полученная новость. Евреи пришли к богу просить, чтобы он дал им побольше ума. Он сказал: «Хорошо, но каждого сотого я буду вообще обделять умом». Теперь мы знаем, кто этот сотый еврей, он в Биробиджане.

О. ЧИЖ: Я представила себе ситуацию как в «Поминальной молитве», когда главный герой, когда случается очередной несчастье, он поднимает глаза к небу: «Я смотрю, тебе всё это нравится». Я представляю себе сейчас человека в Биробиджане примерно так. Говорили мы о Министерстве культуры, которое по своим основаниям выбирает, какие фильмы достойны поддержки, какие недостойны.

Буквально два дня назад мы связались с Вячеславом Тельновым, главой Департамента кинематографии Министерства культуры, который прокомментировал нам ситуацию с фильмом Александра Миндадзе. Он объяснил, что на самом деле претензии, как считают в Министерстве культуры, они касаются очевидных вещей, например, несоответствие историческим данным. Давайте послушаем.

ЗАПИСЬ ИНТЕРВЬЮ С ВЯЧЕСЛАВОМ ТЕЛЬНОВЫМ

О. ЧИЖ: Чем все-таки закончились переговоры с Александром Миндадзе? Как удалось урегулировать этот спор?

В. ТЕЛЬНОВ: Прошло рабочее совещание с участием министра культуры Владимира Мединского, Александра Анатольевича Миндадзе и моего участия по перспективам сотрудничества дальше по проекту Александра Анатольевича. Достигнуто полное понимание сторон по проекту «Милый Ганс, дорогой Петр». Это историческая картина, во время прочитки сценария экспертами военно-исторического общества были замечания по отражению истории в период 40-х годов. Поэтому решили, что к Александру Анатольевичу будет привлечен консультант из военно-исторического общества, чтобы обеспечить максимальную историческую достоверность. Вот на это мы все к обоюдному удовольствию сторон согласились. И с учетом значимости проекта Министерство культуры будет рекомендовать Фонду кино принять его к рассмотрению в установленном порядке.

О. ЧИЖ: С чем именно было несогласие? Это вопрос достоверности-недостоверности?

В. ТЕЛЬНОВ: Да, исторического несоответствия некоторых вопросов, связанные со сценарием, который сейчас предоставил Александр Анатольевич. Он с этим согласился. Будет привлечен специалист военно-исторического общества, и они те шероховатости, которые существуют на сегодняшний день в сценарии, устранят, не повлияв на общий смысл произведения, который, мне кажется, очень хороший.

О. ЧИЖ: Кто именно станет этим экспертом, определяет министерство?

В. ТЕЛЬНОВ: Да, определим и встретимся вместе с Александром Анатольевичем. Думаю, что здесь не будет никаких проблем.

О. ЧИЖ: Ранее писали о том, что фильм не прошел экспертизу военно-исторического и социально-психологических советов. Понятно, военно-историческая экспертиза – это, видимо, тот самый вопрос соответствия действительности, историческим фактам и так далее. А социально-психологический совет, у него какие были нарекания?

В. ТЕЛЬНОВ: У него были нарекания именно по воздействию на зрителя, т.е. перегруженность сюжета, депрессивность некоторых моментов. Мы от этого тоже можем уходить – сценарий должен быть динамичнее, больше светлости в том, что происходит. Да, такие пожелания были.

О. ЧИЖ: Могу я попросить вас рассказать о самой процедуре? Вот фильм, который претендует на финансирование министерства, через какие советы, через какие экспертизы он должен пройти?

В. ТЕЛЬНОВ: Существуют три официальных совета при Министерстве культуры. Экспертный совет, в который входят кинематографисты. Если фильм исторической или военной тематики, то он отправляется на рассмотрение экспертного совета военно-исторического общества. Все без исключения сценарии проходят социально-психологическую экспертизу. На основании мнения трех советов выносится коллегиальное решение. У нас единственный случай был с Миндадзе, по двум советам он не прошел экспертизу. У нас были еще не поддержанные проекты, но они не прошли экспертизу и кинематографистов. Не только Александр Анатольевич был в этом списке, но еще большой перечень, в основном с военно-исторической тематикой.

О. ЧИЖ: Что касается социально-психологической и кинематографической экспертизы, на что там обращают внимание?

В. ТЕЛЬНОВ: На насилие. Если речь идет о детском кино, то как воспримет ребенок, с точки зрения детской психологии, не ужаснется ли он от всего того, что увидит на экране, и так далее. Есть отвергнутые, которые и общую экспертизу не прошли, – несоответствие времени, депрессивного характера, чернушные вещи, которые будут оказывать негативное влияние на зрителя. Это наш первый опыт, мы будем его и в дальнейшем учитывать при работе, как-то совершенствовать этот механизм. Думаю, что мы на правильном пути, в особенности потому что на каждом шагу говорится об искажении именно исторического характера некоторых произведений, которые выходят на экраны. Нужно добиваться достоверности. Нашли компромисс с Миндадзе по его замечательному сценарию.

О. ЧИЖ: На словах о депрессивности и чернушности Сергей Бунтман тяжело-тяжело вздохнул.

Г. БАРДИН: Я бы к нашему списку по поводу экспертного жюри в лице Министерства культуры, РПЦ и Мизулиной добавил – к сожалению, он умер – Торквемада.

С. БУНТМАН: Торквемада – это ребенок по сравнению со всеми. Торквемада занимался примерно тем, о чем вы говорили про советскую цензуру, - он хорошо знал, чего нельзя.

Г. БАРДИН: Я бы ввел еще публичное сжигание на кострах проектов, иногда вместе с авторами.

О. ЧИЖ: Это следующий шаг за штрафными санкциями.

Г. БАРДИН: Мне бы очень хотелось.

С. БУНТМАН: Я просто слышу уже флюиды звуковые – а как же, социально-психологическую экспертизу проходит любой фильм, любой американский фильм, его же корёжат, там есть и фокус-группы, там есть что угодно. Да, конечно, есть. Но это всё другое, это всё про другое. Сначала определяется и цель фильма, и целевая аудитория. Например, вышел относительно недавно фильм «U-571», это про похищение «Энигмы», знаменитой этой машины. Они свели там истории трех – две британские, одна американская, свели с невероятными допущениями. Вот эту комиссию, мало того, что не прошел бы ни один американский фильм, тот же самый «Враг у ворот» не прошел бы. Прекрасный фильм, кстати говоря. Не прошел бы ни один советский фильм. Они бы в «17 мгновениях весны» увидели бы какую-нибудь фигню, но не увидели бы очевидные смешные косяки.

О. ЧИЖ: Сцену со Штирлицем, который смотрит в кафе на женщину, которую он хочет видеть в другом месте, да, наверное, ее бы вырезали. Не железный разведчик.

С. БУНТМАН: Никто из тогдашних экспертов не заметил надпись по-русски – тара, столько-то тонн, - когда они на вагоне стоят. И то, что Эдит Пиаф поет песню конца 50-х годов. Этого не заметили.

Г. БАРДИН: У них узкая профессия – они по военной тематике, а не по музыкальной.

С. БУНТМАН: Я понимаю, военная тематика. Но что они хотят от всего этого? Смотрите, война и церковь. Фильм «Штрафбат», который истоптали все военные рецензенты. Это не то, это было другое, а почему у вас священник не такой. Это лучший образ, когда Назаров играет, это лучший образ мощного человека, одухотворенного. Хотя да, такого в точности не могло быть.

Г. БАРДИН: Нет, он был. Это Коля Досталь говорит о том, что был священник в штрафбате, но он был в форме. А он позволили себе такую формальность.

С. БУНТМАН: Потому что совершенно не о том фильм. Фильм о страшном переходе жизни и смерти, где все проявляются. Это не про войнушку фильм. А они хотят…

Г. БАРДИН: Вот этой историей они не хотят гордиться. Они порешили – будет история вот такая. Я не знаю, кто будет писать общий учебник истории России, но если они будут писать историю без штрафбатов, без Гулагов, без вторжения в Финляндию, без вторжения в Прибалтику, без вторжения в Польшу…

С. БУНТМАН: Тут еще получается, что среди советских военных фильмов такую цензуру прошел бы только один из самых бездарных фильмов…

Г. БАРДИН: «Освобождение».

С. БУНТМАН: Нет, даже не «Освобождении», в «Освобождении» много чего было. «Блокада»! «Блокада» гораздо хуже. В «Освобождении» есть несколько интересных вещей, в особенности исторические ставки там чудесные, с Муссолини.

Г. БАРДИН: Но то, что не имело к режиссеру никакого отношения.

О. ЧИЖ: Побочно получилось.

С. БУНТМАН: Там игровые очень хорошие. Там Фриц Диц великолепный в роли Гитлера.

О. ЧИЖ: Нам на это пишет слушатель, который подписывается как «др»: «Смешно смотреть, - говорит он про людей, которые критикуют результаты конкурса, - как интеллигенция от кино изворачивается, лишь бы не отрабатывать полученные деньги. Хотите быть чистенькими? Не берите деньги и снимайте что душа пожелает». Понятно, что Министерство культуры гнет свою линию, имеет представление о том, что такое историческая правда, о том, что должны видеть дети, о том, что такое хорошо и что такое плохо. Гарри Бардин, у вас ведь получается собрать деньги на свой проект.

Г. БАРДИН: Нет, это не совсем так. На последней фазе завершения картины ко мне обратился Андрей Русанов и сказал, что есть краудфандинг, это в Америке существует с 2008 года, у нас это новое.

О. ЧИЖ: Общественное финансирование.

Г. БАРДИН: С миру по нитки.

О. ЧИЖ: Когда люди сами отдают часть средств.

Г. БАРДИН: И вот они собирают на диски, на спектакли. В данном случае я первый раз попробовал на мультфильм. Я сопротивлялся этому, решив для себя, что мы должны любить друг друга бескорыстно. Но меня убедили, и я записал видеообращение. И пошли деньги. Нужно было собрать 2 млн. 200 тысяч. И остановилось где-то на 1,5 млн.

О. ЧИЖ: Т.е. все-таки остановилось.

Г. БАРДИН: И слава богу, тут министр культуры решил меня оштрафовать за пролонгацию картины, за полтора месяца пролонгации, которые я просил у него. Я болел, я представил больничные листы. Это не подвергается сомнению. А вот за полтора месяца они решили меня наказать штрафными санкциями.

О. ЧИЖ: За то, что не успели к сроку.

Г. БАРДИН: Да. Он не знает нашего населения. За сутки собрали полмиллиона. За сутки! А сколько записей в Интернете, сколько прекрасных писем в поддержку мне пришло. Я благодарен. Пользуясь возможностью, я говорю всем спасибо. Я завершу картину и я заплачу эти штрафные санкции. Но осадок остался.

О. ЧИЖ: Получается, чтобы найти альтернативное финансирование от государства, нужно от этого государства пострадать.

Г. БАРДИН: На полном обеспечении у народа я не собираюсь выходить. Что же я буду грабить и без того бедный народ.

С. БУНТМАН: А деньги-то у государства чьи?

Г. БАРДИН: Да. Это наши, народные.

С. БУНТМАН: Это напечатанные и не обеспеченные или из кармана министерства?

О. ЧИЖ: Налоги.

С. БУНТМАН: Конечно. Если они собираются так распоряжаться деньгами – между прочим, нашими деньгами, - если они составляют экспертные советы, чтобы войну делать по тетрадке кадета Биглера и по журналам «Агитатор», если они хотят этого, то, честно говоря, я за полный бойкот их. Пускай разбираются со своими деньгами.

О. ЧИЖ: Но тогда мы будем иметь картины исключительно с черными героями.

Г. БАРДИН: Есть еще один момент, который я хотел бы осветить у вас. Когда я понял, что я опаздываю, я заблаговременно пошел в Министерство культуры и сказал об этом Тельнову.

О. ЧИЖ: Глава Департамента кинематографии.

Г. БАРДИН: Сказал, что я опаздываю. Он говорит – напишите письмо Мединскому, изложите причины. Я изложил. Пришел еще раз к Тельнову. Он говорит: «А чего вы боитесь?» - «Я сейчас собираю деньги на завершение картины как продюсеры. Я боюсь штрафных санкций». – «Да кто к вам применит?» - сказал мне Слава Тельнов абсолютно искренне. И я ему поверил. Только, говорит, принесите оправдательные больничные листы, что я и сделал. И он попросил написать второе письмо Мединскому, более пространное.

Я написал, принес помощнице Мединского. Она тоже меня уверила, что она всё утрясет, что он уходит в отпуск, но после отпуска всё будет увязано, чтобы я не беспокоился и завершал картину. Я успокоился и завершил съемки. И вдруг звонит не Мединский, не Тельнов, не заместитель Тельнова, у которой я тоже был, а звонит девочка, исполнительница воли Мединского, который начертал на моем письме – на общих основаниях штрафные санкции изъять в рамках закона. Она это читает моему коммерческому директору по телефону. Что за этика отношений? Я писал два раза ему письмо. Ну, напиши мне письмо. Во-первых, ты моложе меня в два раза. Хотя бы из уважения к моему возрасту, не к моим регалиям. Нет, не позвонил, не написал – ничего. Девочка изъявила его волю.

О. ЧИЖ: Тенденция формализации отношений.

С. БУНТМАН: Что мне напоминает сейчас Министерство культуры? Оно мне напоминает ДЕЗ, который призван ремонтировать подъезды, красить фасады, запрещать перепланировку квартир, чтобы не обрушились несущие стены, – вот что делает управляющая компания. Вместо этого ходят и рассуждают, какие книжки у меня стоят дома, какого объема у меня чайник, ковер какого цвета, в каком состоянии внутренние рамы окон. Вот этот идиотизм мне очень напоминает. У нас ЖЭК.

Г. БАРДИН: У нас сегодняшняя передача вправе называться «Минкультурный шок».

С. БУНТМАН: Абсолютно.

О. ЧИЖ: Давайте все-таки представим какой-то механизм. Мы уже говорили о том, что советы – это неэффективно. Но как-то деньги нужно распределять. Видимо, нет возможности снять большое кино без денег от государства.

Г. БАРДИН: Да.

О. ЧИЖ: Как ему еще распределять эти средства? Понятно, есть какое-то внутреннее ощущение того, что это режиссер с именем, мы знаем, какие были работы предыдущие 10 лет. Но тогда это совершенно закрывает двери для молодых режиссеров. Мы посмотрели сценарий, он талантлив. Это тоже ведь субъективная оценка. Кому-то талантлив, кому-то не талантлив. Как быть в Министерстве культуры?

Г. БАРДИН: Поэтому нужны специалисты-киноведы, которые могут углядеть в этом талант.

С. БУНТМАН: Систему фондов, система грантов должна быть, трастовых фондов. И кинематографисты должны выбирать, не через посредство захваченного союза…

Г. БАРДИН: У нас была встреча с Путиным 3 года тому назад, и я говорил ему: что ж они воду в ступе 20 лет толкут и никак закон о меценатстве не примут? На что он сказал: «Я знаю эту публику. Откаты начнутся такие, что мама не горюй».

С. БУНТМАН: Куда ж такие-то? Главное, что не такие, а главное, что не туда.

Г. БАРДИН: Я никому откатов за свою жизнь не давал. Меценатство – это тот путь, которым можно уйти от Министерства культуры.

О. ЧИЖ: Но у нас его нет.

Г. БАРДИН: У нас его нет.

С. БУНТМАН: Житель дома, разрушенного федеральными властями…

О. ЧИЖ: На Воздвиженке, я позволю себе предположить.

С. БУНТМАН: Да. Князь Николай Андреевич Болконский, он показывал князю Андрею (или Марье он показывал): вот билет банковский на написание истории Суворовских войн. Там не было написано – суворовские войны как я хочу. Это билет тому, кто напишет так, как считает нужным. Мне кажется, этот билет на написание истории Суворовских войн – такой должен быть принцип. И это делается фондами и именно людьми, которым доверяет кинематографическое сообщество. Для этого сообщество должно доформироваться, сформироваться, выйти из этих самых структур, очень ясно ведомых и влияемых.

Г. БАРДИН: Другое дело, что я не уверен в своих коллегах. В каждом стаде есть паршивая овца. Есть и в нашем сообществе паршивые овцы, которые пойдут на поклон и снимут желаемое властью.

О. ЧИЖ: Это что такое? Это исключительно ощущение выгоды и где теплее, или просто система, которая сама себя саморегулирует? Т.е. есть ощущение сигнала и того, чего от тебя ожидают?

Г. БАРДИН: Пойдут и снимут.

С. БУНТМАН: Нормальная власть, она обязана дать сигнал: мы вложимся в это дело, потому что мы хотим развития отечественного кинематографа, который будут смотреть. Дальше можно давать, не давать прокатную лицензию и так далее. Там другие механизмы есть, если что-то не нравится. Даже в советское время было – такой, сякой экран, такое-то количество копий. Но делали вопреки всему. Государство может вложиться, как и все другие.

Г. БАРДИН: Речь шла о Кинофонде, Министерстве культуры. Кинофонду дали деньги, они распределяют среди коммерчески выгодных проектов. Дали 500 млн. на мультипликацию, только 150 – на арт-хаус, на авторский кинематограф, а 350 пошло на коммерческие проекты. Получается, что власть сама предпочитает это.

С. БУНТМАН: Зарабатывать.

Г. БАРДИН: Да, зарабатывать. Культура как таковая власть не интересует. Поэтому ничего удивительного, что во главе культуры стоит не культурный человек.

С. БУНТМАН: И получается, что или зарабатывать деньгами, или, если уж мы бескорыстные, то мы должны зарабатывать приятными нам идеями.

О. ЧИЖ: А вы не рассматриваете ситуацию, при которой приятные идеи все-таки принесут им деньги. Я имею в виду, что, если очень долго мучиться и показывать зрителю то, что ты считаешь правильным показывать, с единой точкой зрения на историю, с правильными персонажами (правильными в кавычках), зритель всё равно пойдет и поверит.

С. БУНТМАН: Для этого нужен человек уровня Эйзенштейна, чтобы абсолютно муторные идеи делать гениальными.

О. ЧИЖ: Может, и найдутся.

С. БУНТМАН: Как-то не находятся.

Г. БАРДИН: Давайте оптимистическую ноту под финал.

С. БУНТМАН: Кино не умрет

О. ЧИЖ: Кино не умрет?

Г. БАРДИН: Нет, конечно. Я прожил уже большую жизнь, но для меня, работающего режиссера, всё равно смонтированные две сценочки на экране – это всегда такой культурный шок, в положительном смысле. Когда я вижу, как одушевляется моя идея, я вижу визуально – вот, оно заработало. Это чудо из чудес, и это не умрет, не только во мне, но и в других.

О. ЧИЖ: Главное, чтобы это в зрителе не умерло.

С. БУНТМАН: Кино будет развиваться, кино будет тяжело жить. Кино надо привыкнуть, что снова надо тяжело жить, что легкой жизни вообще никогда не будет, вообще не бывает легкой жизни. И надо оставить вот эту халабуду с приятными идеями, еще коммерчески выгодными якобы. Оставить эту маниловщину.

О. ЧИЖ: Пожелаем кино прописать для себя инструкцию, как обходить худсовет.

С. БУНТМАН: Да просто обходить его стороной. Сейчас есть возможность обходить его стороной.

О. ЧИЖ: Я хочу дополнить эту оптимистичную ноту смс из Санкт-Петербурга от Никиты: «Моей маме 90 лет, ветеран войны. Просит передать, что разберется сама, без Минкульта».

С. БУНТМАН: Отлично.

Г. БАРДИН: У нее опыт.

О. ЧИЖ: Это была программа «Культурный шок». Сергей Бунтман – заместитель главного редактора радио «Эхо Москвы», Гарри Бардин – режиссер-мультипликатор, Оксана Чиж. Спасибо всем.