Памяти Зиновия Гердта - Юрий Рост, Татьяна Гердт, Екатерина Гердт - Культурный шок - 2016-09-24
ЗВУЧИТ ЗАПИСЬ. СТИХОТВОРЕНИЕ БОРИСА ПАСТЕРНАКА «СВИДАНИЕ», ЧИТАЕТ ЗИНОВИЙ ГЕРДТ
К. Ларина
―
Зиновий Гердт открыл нашу сегодняшнюю программу. Сегодня мы здесь, в студии, собрались, чтобы отметить потрясающий по своей чудовищности юбилей — 100 лет исполнилось со дня рождения Зиновия Ефимовича Гердта. Здесь, в нашей студии, Татьяна Александровна Правдина, жена Зиновия Ефимовича. Здравствуйте, Татьяна Александровна.
Т. Правдина
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Здесь, в нашей студии, Юрий Рост — журналист, фотограф, художник, вообще человек эпохи. Можно так сказать про вас тоже, Юрий Михайлович?
Ю. Рост
―
Можешь говорить.
К. Ларина
―
Ну, мы начали с такой пронзительной ноты. И я даже не ожидала, что меня сейчас так накроет прямо до мурашек, когда дослушаю эти стихи. Это что-то невероятное!
Ю. Рост
―
Такого осмысленного чтения я просто очень давно не слышал. Невероятно!
К. Ларина
―
Просто кошмар!
Т. Правдина
―
Вот я тоже считаю, что он читает стихи лучше всех. А потому что у него был принцип. Он говорил… Кто-то сказал «чтец». Так он не чтец. Чтец — это всё-таки немножко актёр. А он читал не как актёр, а он всегда говорил: «Я угощаю. Я восхищён. Когда ты что-то делаешь приятное, ты кого-то близкого хочешь угостить». И вот он читает действительно, тебе это как-то вливая.
К. Ларина
―
Это, кстати, подход музыканта. Как говорят музыканты, есть два вида исполнителей. Один говорит: «Посмотрите, как я играю». А другой говорит: «Послушайте, какая музыка».
Ю. Рост
―
Вот он музыку как раз…
К. Ларина
―
Да, да, да.
Ю. Рост
―
Это редкое качество, я хочу сказать, потому что очень часто декламируют стихи даже очень хорошие чтецы. А тут идёт такое проникновение и вера в то, что ты понимаешь, что этот человек переживает вот этот текст, как свой. Вот у меня сейчас такое было. Просто я представил эту картину. Он нарисовал картину абсолютно визуальную, и при этом она…
Т. Правдина
―
Тебя трогает.
Т.Правдина: Считаю, что Гердт читает стихи лучше всех
К. Ларина
―
Ещё при этом память, конечно, потрясающая. Я так понимаю, что эти километры стихов, которые он помнил наизусть, — это автоматически. Или он специально учил? Как вообще стихи возникли в жизни?
Т. Правдина
―
Стихи? Ему повезло. Он всю жизнь говорил, что когда он ещё был мальчиком и учился в провинциальном, совсем-совсем таком местечке, в городе Себеже, в школе, там был учитель, который показал ему наличие в мире поэзии. И с тех пор он пропал. У него так возникло, очевидно, строение его извилин в мозгу, что он, прочитав, если это совпадало с каким-то душевным состоянием, оно ложилось, и ему не надо было учить. Он знал море стихов, он их читал всегда. И на этом-то все бабы гибли. И я тоже.
Ю. Рост
―
В самолёте прямо он тебе читал стихи?
Т. Правдина
―
Конечно.
Ю. Рост
―
А можно я скажу ещё одно предположение такое? Дело в том, что Гердт с детства хотел быть актёром. Правда ведь?
Т. Правдина
―
Нет…
Ю. Рост
―
Хотел, хотел. Ну зачем же? Он всё время около театра был и стремился.
Т. Правдина
―
Но не с детства.
Ю. Рост
―
Ну, не с детства, но с молодости.
Т. Правдина
―
Какой театр? Он сначала был в ПТУ.
Ю. Рост
―
Да. Гердт стал таким, скажем, совершенно культовым лицом с возрастом. То есть он заработал морщины и заработал вот этот свой образ. А вначале это был небольшого роста, да?
Т. Правдина
―
Ну, рост остался тем же.
К. Ларина
―
Рост остался тем же.
Ю. Рост
―
Рост остался тем же, а он вырос необыкновенно. И война у него отобрала возможность выйти на сцену в своё время. То есть он оставался голосом. Он был голосом в театре у Образцова.
К. Ларина
―
А закадровые тексты — это вообще! Он читал в кино. Это на всю жизнь!
Ю. Рост
―
«Фанфан-тюльпан» — я могу воспроизвести просто интонации. «Женщины были легкомысленны, а мужчины предавались своему любимому занятию — войне».
Т. Правдина
―
Ну, это «Фанфан-тюльпан», конечно.
Ю. Рост
―
Да. И поэтому я думаю, что голос ещё он ощущал как инструмент, и профессионально он у него совершенствовался без конца. И плюс память невероятная.
Т. Правдина
―
Это такое было не то чтобы… Какие-то вещи забывал прелестно, а поэзия была, не знаю, каким-то шестым чувством или ещё чем-то таким уже, ему принадлежащим.
К. Ларина
―
Тогда давайте ещё про один талант — это какой-то невероятный дар красноречия, умения формулировать. Ведь все его импровизации, даже когда он представлял какой-нибудь свой номер перед тем, как спеть или прочитать что-то, или когда он вёл свои замечательные диалоги в программе «Чай-клуб», или вообще просто когда он выходил в конце концов на любом юбилее, на любом капустнике, выходил к микрофону и он что-то говорил. То есть это не тот конферансье из «Необыкновенного концерта», а это Зиновий Гердт, который блистательно формулировал мысли, шутки, репризы. И всё это выглядело, как будто только что, сейчас на твоих глазах сочинённое и рождённое. Это тоже талант, скажите?
Т. Правдина
―
Понимаете, помимо такого, он был наполнен, обуреваем поэзией. И ещё второе, это не страсть, а такая суть, его сущность — любовь к русскому языку. Любимой книжкой был словарь Даля. Понимаете, он его читал, как детектив, увлечённо, всегда поражаясь вдруг каким-то там поворотом, и поэтому чрезвычайно ценил хорошую русскую речь, не мог, так сказать… Сегодня бы его тоже колотило, как колотит меня по этому поводу. Вот я написала в книжке «Москва-река». Все говорят, что надо «на Москве-реке». И что, я пойду купаться на Москву-реку? Ничего подобного! Река называется Москва́-река. Там ударение, там тире… дефис. Вот он был пронзительно погружён в русский язык, и от этого была собственная речь такая интересная и отдельная.
К. Ларина
―
Татьяна Александровна, ещё такой вопрос: а как вообще формировался круг общения? Потому что говорят, вот такое есть понятие «ближний круг». У меня такое ощущение, что у Гердта было несколько кругов: один, второй, третий… Я не знаю, сколько кругов, потому что это какая-то бесконечность вокруг него. Или это такое ощущение ложное?
Т. Правдина
―
Это ложное ощущение. У него друзей, скажем, актёров было немного совсем, складывались из каких-то работ совместных. Он был… Как он говорил: «Я человек глубоко легкомысленный». Действительно, это было так. Он очень легко влюблялся в людей, а потом оказывалось… Критерий был один — порядочность, чтобы человек был порядочный. Он сам человек чистой биографии — почему он так и любим разными людьми разных национальностей, возрастов, слоёв и каких угодно профессий. Дружил с докторами, с актёрами, с учителями. Нельзя сказать, чтобы… А узкий круг, конечно, с довоенных лет был. Ставший писателем и драматургом Исай Кузнецов. Михаил Львовский, написавший много сценариев и стихов, вот «Солдаты идут». Вот такой был. Только человеческий критерий, человеческие свойства.
К. Ларина
―
Юра, а ты как туда попал, вот в этот круг?
Ю. Рост
―
Ты знаешь, я попал странным образом. Был такой фестиваль, он назывался «Золотой Остап». Гердта я любил очень давно. И о нём как об актёре… Я говорю не о «Необыкновенном концерте». Конечно, тоже могу воспроизвести сейчас массу замечательных шуток оттуда.
Т.Правдина: Гердт знал море стихов, он их читал всегда. И на этом-то все бабы гибли. И я тоже
К. Ларина
―
Реприз.
Ю. Рост
―
А об актёре. Я его знал от Олега Герасимова, моего друга, который снимался в первом фильме, где Гердт играл главную роль — у Пети Тодоровского в «Фокуснике». Это была первая главная роль его.
Т. Правдина
―
Главная, да.
Ю. Рост
―
Первая. Он до этого в эпизодах играл. И Олег мне рассказывал про этого человека воевавшего какие-то фантастические вещи. И потом, спустя некоторое время, я встретился с ним. И у меня было такое ощущение, как будто мы давно знакомы. И когда, Таня, я собирался к тебе ехать, я нашёл какой-то адрес случайно, вот ткнул, и там на первой странице (по-моему, мне было 55 лет) они написали мне адрес. И на первой странице вот такими буквами написано: «Юра, я бы хотел быть в вашей банде. Гердт». И вот это был как раз момент. Когда я приезжал (это в основном было в Питере), я находил Гердта, и мы сидели и выпивали, Танечка, иногда.
Т. Правдина
―
То есть как это «иногда»? Мы выпивали ежедневно. О чём ты говоришь?
Ю. Рост
―
И в основном… Ты знаешь, что я тоже люблю поговорить, и масса историй. Но там мы такие «молчальники» были, потому что он рассказывал. Причём он же странно говорил. Первое ощущение было, как будто разговаривает, стихи читает… Он читает, как будто разговаривает, а разговаривал он, как будто декламировал, он артикулировал так. И поначалу было странно: «Есть тут кто-нибудь ещё, кроме меня?» — оглядывался. А потом оказывалось, что это он тебе говорит и что это нормально. Он был невероятно доброжелателен, вот я могу сказать. В нём не было абсолютно никакой зависти, даже скрытой. Потому что очень часто мы можем придуриваться, и очень легко, а в нём — нет. В нём была такая открытость! Такое было ощущение, что он самый красивый, самый умный.
К. Ларина
―
Так и есть.
Ю. Рост
―
Он действительно был умный и красивый, а особенно с годами.
Т. Правдина
―
Понимаешь, в этом и есть талант. Умение…
Ю. Рост
―
Молчи сейчас, подожди! И у него была самая лучшая женщина. Сейчас, подожди. Можешь подождать? Сейчас, секунду.
Т. Правдина
―
Это последняя. А до этого?
Ю. Рост
―
А до этого у него были худшие.
Т. Правдина
―
Навалом!
Ю. Рост
―
Но они были все хуже тебя, поэтому ты и осталась. Дело в том, что они познакомились в зрелом возрасте, в самолёте. Таня, поскольку…
Т. Правдина
―
Нет, не в самолёте, а в Москве. Мы ещё работали тут.
Ю. Рост
―
А он мне сказал, что в самолёте, вы летели вместе.
Т. Правдина
―
Нет, это потом. Уже он бросил…
Ю. Рост
―
Она не помнит.
Т. Правдина
―
Как это я могу не помнить? Я пришла и первая… Вот мы поздоровались. Меня представил Образцов: «Познакомьтесь, вот Зиновий Ефимович Гердт».
Ю. Рост
―
Ты ехала переводчиком с ними?
Т. Правдина
―
Я ехала переводчиком. Но для того, чтобы он это делал, надо было выучить. И поэтому, пока мы ещё были в Москве, когда у него не было спектаклей, мы садились, он говорил текст. Не было текста…
Ю. Рост
―
Он по-арабски учил?
Т. Правдина
―
Он учил его по-арабски.
К. Ларина
―
Это для гастролей?
Т. Правдина
―
Ну да.
К. Ларина
―
Давайте мы сейчас остановимся, дорогие друзья, у нас сейчас время новостей, а потом продолжим программу.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в эфир. Напомню, что сегодня мы вспоминаем Зиновия Ефимовича Гердта, которому вот совсем на днях исполнилось 100 лет со дня его рождения. Здесь, в нашей студии, Татьяна Александровна Правдина, жена Зиновия Ефимовича Гердта, и Юрий Рост. Вот тут у нас спор возник о том, как познакомились жених и невеста.
Ю. Рост
―
Я обнаглел настолько, что я объясняю Татьяне Александровне, когда она познакомилась с Гердтом.
К. Ларина
―
Стал напоминать, да.
Ю. Рост
―
Потому что он мне сказал, что в самолёте, а вот выясняется — нет. Зато ты мне рассказала, что ты могла на два года раньше познакомиться с Гердтом, когда сдавала на права.
Ю.Рост: «Фанфан-тюльпан» — я могу воспроизвести просто интонации Гердта
Т. Правдина
―
Да. Нет, первый раз я увидела Гердта в 1945 году. Тогда я кончила школу, мне было 17 лет. Была Победа. И тогда в первый раз выдавали аттестат зрелости, и для всех выпускников в Колонном зале Дома Союзов был устроен концерт. Было не очень много народа. В Москве вообще во время войны было меньше людей. И в этом концерте принимал участие артист, который вышел практически на костылях и читал пародии, очень мне понравился. И если бы кто-нибудь сказал, что через 15 лет этот человек станет самым мне близким, я бы, конечно, очень смеялась, потому что… ну, смешно было.А потом был такой случай, когда ещё не будучи знакомыми… Я всю жизнь мечтала водить автомобиль. Я была замужем, у нас был автомобиль, и мне было сказано: «Получи права — тогда сядешь». Резонно. Я поступила на курсы, во время обеденного перерыва ездила на грузовике, учась. А потом надо было сдавать. Я сдала. И для того чтобы получить, надо было медицинскую справку. Медицинскую справку выдавали в одной поликлинике в Москве. Я приехала туда, там стояло человек двести мужиков. А я в этот момент была кормящей матерью, и мне надо было через полтора часа быть дома. Я пошла от начала очереди — может, кого знакомого увижу. Никого знакомого не было. Прошла мимо. А, вот артист Гердт стоит. Всё. Но потом я подошла к своей очереди. Какой-то человек сказал: «Ребята, среди нас одна женщина», — и меня, естественно, пропустили.
И когда-то я Зяме это рассказала, и его реакция была, конечно, потрясающая. Он сказал: «Дура! Подошла бы — на два года дольше бы жили». Вот такая была история. У него было ощущение… Сначала он говорил мне, что когда нас Образцов познакомил, у него какой-то внутренний голос ему сказал: «Эта женщина будет моей женой». Вот такая была история.
Ю. Рост
―
Видишь, какой хороший был внутренний голос.
Т. Правдина
―
Нет, он, конечно, был потрясающий человек, потому что когда мы… Это было же очень скоропалительно, мы соединились.
Ю. Рост
―
Ну да, вы же были женат оба. Замужем ты была, а он женат.
Т. Правдина
―
Я была замужем почти десять лет. И он был женат на потрясающей, очень красивой женщине Кате. То, что я больше всего люблю — брюнетка со светлыми глазами. Это очень красиво. И он с ней прожил восемь лет. И мы, расставаясь, ни о чём не говорили. У нас не было полноценного, так сказать, любовного романа, что называется. Мы расстались — единственное, только сговорившись, что через два дня встретимся. Через два дня мы встретились и после этого 36 лет не расставались.
К. Ларина
―
Вообще не расставались? Друг без друга никуда не уезжали?
Т. Правдина
―
Нет, он ездил на гастроли. А потом однажды, вернувшись из гастролей по Испании, на следующий год он должен был ехать опять, и он сказал: «Я не поеду. Я не могу быть один». И тогда какой-то чиновник из Министерства культуры сказал: «А вы предложите, что вы возьмёте жену за свой счёт». И меня взяли уже в качестве жены за наши деньги. Мне не платили ни гонорар, ничего, и мы билет покупали. Но дальше я уже ездила с ним во все гастроли.
К. Ларина
―
Татьяна Александровна, а про войну говорил, рассказывал что-то? Вообще есть фронтовые друзья?
Т. Правдина
―
Фронтовых друзей нет, потому что он попал в госпиталь в 1943 году и провёл в госпитале почти два года.
Ю. Рост
―
Сейчас я расскажу.
Т. Правдина
―
Сначала он был в госпиталях. Он же перенёс одиннадцать операций.
Ю. Рост
―
Скажи, кто делал операцию.
Т. Правдина
―
Его принесли. Медсестра Вера Веденина, с которой мы дружим до конца дней, вынесла его с поля боя. Не было гипса, и его без гипса везли в госпиталь, и поэтому очень долго не заживало. Он был в госпитале в Новосибирске, куда…
Ю. Рост
―
У него тазобедренный сустав был раздроблен.
Т. Правдина
―
Да. Он был сапёром, понимаете. Он, конечно, был редкостно… Как вам сказать? Со своим понятием порядочности. Он мог быть артистом бригады фронтовой спокойно, а он пошёл и сказал: «Нет, воевать надо практически». И воевал уже так практически, что больше нельзя — сапёром. Никто так не страдает, как сапёры.И масса операций. И последняя, уже его перевезли в Москву в госпиталь, Боткинский был госпиталь. И его оперировала Ксения Максимилиановна Винцентини — первая жена, такая самая долгая, Королёва. Он в этот момент сидел в шарашке, и она Зяме рассказывала про него. А сегодня я общаюсь с её дочкой Наташей, которая доктор. Это необыкновенно!
И была одиннадцатая операция. Был перед этим консилиум, и решено было, что надо ампутировать — не заживает. И она, везя его на каталке, тихо ему сказала: «Попробую вдоль», — то есть не отрезать, а ещё раз. И небо оглянусь. Нога хоть и на восемь сантиметров короче, но своя.
Ю. Рост
―
Потрясающая история!
К. Ларина
―
Ты хотел сказать что-то, Юра, добавить.
Ю. Рост
―
Нет, я хочу… Знаешь, какая странная вещь? Когда он мне рассказал когда-то эту историю, давно он это рассказал…
Т. Правдина
―
Естественно.
Ю. Рост
―
Знаешь, и сейчас ты рассказываешь, а у меня мурашки, потому что это в точности повторяет историю моего отца. Он был актёром, он пошёл добровольцем на фронт в июне, как и Зяма. Первый раз его ранило под Киевом, второй раз — под Ржевом. И счастье, что ранило и его успели эвакуировать. У него было точно такое ранение, как и у Зиновия Ефимовича, раздроблен был сустав. И тогда не было, они не делали искусственных суставов. Это «анкилоз», по-моему, называлось…
Т. Правдина
―
Разрабатывали.
Ю. Рост
―
В тазобедренный сустав вживляли кость. И он пролежал тоже больше года. И когда Зиновий Ефимович мне это рассказывал, у меня было такое ощущение, как будто рассказывал про папу. И он мне просто стал близким таким человеком. Не могу сказать, что родным, потому что к родным, к родственникам я отношусь хуже, чем к друзьям. Но он стал мне очень близким, потому что я всё это понимал. И отец после войны с этой ногой хромой, на костылях, работал так же, как и Зиновий Ефимович, на студии и дублировал фильмы. Сколько он надублировал этих фильмов? Миллион! Потому что это была основная работа. И точно, как он, вернулся потом на сцену. Понимаешь, какая… Вот сейчас я только об этом…
К. Ларина
―
Кстати, опять же мы возвращаемся к голосу через эту историю.
Ю. Рост
―
И у папы, и у Зиновия Ефимовича была красавица жена.
Т. Правдина
―
И что ещё было прекрасно? Его отношение к этому. Он не давал себя жалеть. Он говорил: «Ничего, если я буду немножко хромать?»
К. Ларина
―
По этому поводу комплексов не было у него? Он не комплексовал по этому поводу?
Т. Правдина
―
Он не комплексовал. Только иногда, если не было лифта и по лестнице надо было идти не наверх, а вниз, он вполне серьёзно, матерясь, говорил: «Надоело». Ну, это понять можно.
Ю. Рост
―
Таня, а ты расскажи. Знаешь, это же ведь любопытно. Человек с таким невероятным остроумием. И не только в голове, но и в голосе у него было остроумие. В обычной жизни ты много смеялась вместе с ним?
К. Ларина
―
Можно я скажу сейчас сразу? Я тоже хотела этот вопрос задать. Спасибо, Юра, вспомнил об этом качестве невероятном. Столько сюжетов и эпизодов, которые превратились уже в какие-то апокрифы и в анекдоты! Я вот тоже листала всякие воспоминания перед программой. Совершенно замечательный этюд рассказал Витя Шендерович. Когда был очередной скандал между мужем и женой, и Татьяна Александровна в сердцах крикнула ему: «Актёр!» — он на это ответил: «За это можно и по морде…»
Т. Правдина
―
Потому что тут важна интонация. «Актёр» сказано было — «Что ты выпендриваешься?». Вот так.
Ю. Рост
―
А про руль расскажи.
Т. Правдина
―
Что и было прекрасно — чего в нём не было. Конечно, нам повезло друг с другом. Мне было 32, ему — 44. Молодые. Не молоденькие, но ещё целенькие для разных, так сказать, аспектов жизни супружеской. И стали, конечно, друзьями.
К. Ларина
―
Тут ещё очень важно одинаковое понимание юмора. Это такая редкость, такое совпадение!
Т. Правдина
―
Не только юмор. Понимаешь, у него была, конечно, общая позиция относительно людей, власти.
К. Ларина
―
А советская власть?
Т. Правдина
―
К советской власти отношение. Сегодня я иногда думаю: «Господи, Зяма, какой ты счастливый!» Я испытываю непрерывный стыд, когда идёт «Фестиваль света» и столько каких-то одиноких, жалких стариков-пенсионеров. Оттого что я такая старая москвичка, переживаю. Стыдно, всё время испытываю стыд.
Ю. Рост
―
Ещё хотел сказать. Дело в том, что Таня кроме того, что обладала и обладает замечательными, выдающимися женскими качествами — то есть она настоящая, стопроцентная женщина, таких мало, до сих пор и будет до последней минуты, — она ещё создала дом. В этом доме всегда были праздники. На эти праздники собиралось, не знаю, 50, 70 людей. И всегда она пекла пироги. И всегда это были какие-то достойные люди. И вокруг приезжали, кто жил рядом с ними. И это было абсолютно счастье пребывания там, в этом доме. И я думаю, что в этом смысле, конечно, Зиновию Ефимовичу очень повезло.Но я хочу рассказать про последний его день рождения. Это было почти точно двадцать лет назад.
Т. Правдина
―
Уже?
Т.Правдина: Как Гердт говорил: «Я человек глубоко легкомысленный».
К. Ларина
―
1996 год.
Ю. Рост
―
Двадцать лет и три дня. И это было, надо учесть, за два месяца до его неминуемого ухода. Неминуемого. Они все знали.
Т. Правдина
―
Он не знал. Но он понимал. А что у него рак, он не знал.
К. Ларина
―
Не знал?
Т. Правдина
―
Нет, он не знал.
Ю. Рост
―
Он понимал, что он тает.
К. Ларина
―
Вы скрывали от него, не говорили настоящий диагноз?
Т. Правдина
―
Мы говорили, что такая лёгочная недостаточность, он это знал. Но что это онкология, он не знал. Но всё равно мне… Понимаете, я счастливый человек. В какие-то крайние минуты мне посылает небо замечательных людей. Он мне послал докторов, которых надо. И он не испытывал боли, он до конца был целый. Плох он был последние пять дней, а так он был…
Ю. Рост
―
Я расскажу. Это был день рождения.
Т. Правдина
―
21 сентября.
Ю. Рост
―
Собралось огромное количество людей. И Элик Рязанов…
Т. Правдина
―
Все были.
К. Ларина
―
Это было в театре, да?
Ю. Рост
―
Нет!
К. Ларина
―
А, это дома. День в день.
Ю. Рост
―
Там было человек сто, наверное. Белла Ахмадулина, Боря…
Т. Правдина
―
Все. И Света Сорокина…
К. Ларина
―
А фотография эта там была сделана, твоя?
Ю. Рост
―
Там, оттуда эта фотография. И он себя очень плохо чувствовал. Но Таня сказала, что… Может быть, он сам захотел. Он вышел в прекрасном костюме, прекрасно он был одет. А я ему подарил… Ну, что-то в нём было донкихотское всё-таки, и я ему подарил настоящее копье, африканское. Ну, таз неудобно было, а такая вот тарелка с дыркой. И у него в этой ситуации абсолютно хватило иронии и самоиронии для того, чтобы это всё напялить на себя и сидеть.И это щемящая фотография сейчас. И тогда было трудно. Я плохо их снял, потому что мне было просто… Ну, не будешь же ворочать человека? Но я хочу сказать, что он не испортил праздник. Он понимал, что это день его рождения, что пришли люди его поздравить. И в «Новой газете» есть фотография, когда они с Таней уходят, и так он руку положил. Это уже в темноте коридора я снял. И я понимал, что это последняя карточка в его жизни…
Но вот это желание жить и вот эта сила мужская… Вот насколько в ней много женщин, настолько в нём было много мужчин, и поэтому они столько прожили. А что, нет?
Т. Правдина
―
Наверное.
К. Ларина
―
Этот вечер, который я сейчас вспомнила, в Российском молодёжном театре…
Т. Правдина
―
Бенефис.
К. Ларина
―
Бенефис Зиновия Ефимовича, который, слава тебе господи, сохранён, он есть в плёнке, его можно увидеть. Там как раз то, о чём ты говоришь. Это даже видно тем людям, которые об этом и не подозревают. Потому что его поведение в течение всего этого вечера, когда он не смог сидеть, когда он вышел на сцену, когда прочитал стихи, когда он принимал участие активное во всём происходящем, реагировал на каждого человека — это было что-то невероятное! Это, конечно, незабываемо.Татьяна Александровна, вы же книжку написали уже сами, да? Вот книга, которую мы сегодня здесь держим. «Разговор со своими», да?
Т. Правдина
―
Да. Когда Зиновия Ефимовича не стало, ко мне пришёл издатель из Нижнего Новгорода и сказал: «Давайте напишите воспоминания о Зиновии Ефимовиче». Я села, написала. Им понравилось. Мне не понравилось, и я сказала: «Нет, это невозможно». Тогда он сказал: «Как это?» Я говорю: «Нет».И тогда сделали книжку, где был 31 человек, которые вспоминали. Принцип был такой: не кто любит Гердта, а часть тех людей, которых он любил. И там были эти воспоминания. И тогда издатель сказал: «Как, будут чужие люди, а вас не будет?» И я сказала: «Ну ладно, я тогда о каждом напишу». И действительно о каждом написала, каким образом они оказались в нашем доме. Самый высокий комплимент, который я получила: «Как будто у вас в гостях побывали». И действительно это вышло. После этого этот издатель сказал: «Нет, вы рассказываете вполне действительно такую очень советскую биографию, вы должны написать». Ну, заставили — я написала, но поняла, что это не писательство, а разговор. Поэтому книжка называется «Разговор со своими».
Ю. Рост
―
А ту книжку…
К. Ларина
―
«Зяма».
Т. Правдина
―
Девять раз издали.
Ю. Рост
―
Да, та книжка называется «Зяма — это же Гердт!». С ней тоже было приключение, потому что её украло другое издательство. Ты помнишь?
К. Ларина
―
Мы про это говорили с Татьяной Александровной. Уже забыли.
Т. Правдина
―
Целый суд был. Это стыдоба!
К. Ларина
―
Я просто хочу, поскольку у нас уже время поджимает… Мы вспомнили этот вечер. И мы, конечно, должны услышать стихотворение, которые, прочитал Зиновий Ефимович в конце этого вечера. Это, по сути, его последние стихи.
Т. Правдина
―
Это Дезик Самойлов.
К. Ларина
―
Да. Мы это сейчас услышим. Я хочу поблагодарить наших гостей — Татьяну Александровну Правдину-Гердт и Юрия Михайловича Роста. А Зиновий Ефимович действительно жив, пока мы о нём помним, о чём сегодня и говорила Татьяна Александровна. Давайте мы с ним и останемся. Спасибо вам большое!ЗВУЧИТ ЗАПИСЬ. СТИХОТВОРЕНИЕ ДАВИДА САМОЙЛОВА «ДАВАЙ ПОЕДЕМ В ГОРОД…», ЧИТАЕТ ЗИНОВИЙ ГЕРД.