Опасное искусство: дело о "Седьмой студии" - Дмитрий Харитонов, Ксения Карпинская - Культурный шок - 2017-10-21
К. Ларина
―
13 часов 12 минут. Добрый день еще раз. У микрофона Ксения Ларина. Начинается передача «Культурный шок». И безусловно, культурный шок, и бесконечный культурный шок — это «театральное дело», дело «Седьмой студии», за которым следит не только театральная и культурная общественность России, но и большая часть европейского культурного сообщества, совершенно точно.Сегодня в нашей студии адвокаты. Дмитрий Харитонов, адвокат Кирилла Серебренникова. Дима, здравствуйте.
Д. Харитонов
―
Добрый день.
К. Ларина
―
И Ксения Карпинская, адвокат Алексея Малобродского. Ксения, приветствую вас, здравствуйте.
К. Карпинская
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Напомню, что последнее по времени судебное заседание прошло 16-го числа, да?
Д. Харитонов: 17
―
го.
К. Ларина
―
17 октября. Для меня, поскольку я не профессиональный человек, а такой слушатель, как там принято называть, который сидит в зале, это был действительно шок, потому что я впервые за все это время так долго провела… столько времени провела в зале суда. И думала: боже мой, если мне так тяжело, что же говорить об участниках процесса, которые в течение почти шести часов занимались тем, что… и ничем, получается. Потому что мучили все друг друга: судья мучил адвокатов и следователей, и подсудимых, адвокаты мучили следователей, следователи мучили адвокатов. И все в итоге страдали и мучились. И в итоге — ничего.Напомню вам, что никаких ходатайств со стороны адвокатов не было удовлетворено, все остались на своих местах. Алексей Малобродский, который с 19 июня содержится под стражей в следственном изоляторе «Матросская тишина», остается там до 19 января. И все остальные фигуранты дела, которые находятся под домашним арестом, то есть Кирилл Серебренников, который с 23 августа… Да?
Д. Харитонов
―
Ну, 22-го он был задержан, а 23-го была избрана мера пресечения.
К. Ларина
―
С 23 августа находится под домашним арестом и продолжает оставаться там до 19 января. Никаких репетиций и съемок, как было заявлено следователем Лавровым на этом заседании, не должно быть, поскольку домашний арест — это полная изоляция от общества. Я цитирую по памяти почти дословно то, что он сказал. Юрий Итин также остается под домашним арестом до 19 января. Ну и Нина Масляева, которая долгое время находилась тоже в СИЗО, находилась под стражей, она 6-го числа… 6 октября, да?
К. Карпинская: 6
―
го.
К. Ларина
―
…была освобождена под домашний арест, переведена под домашний арест. И остается также в том же статусе до 19-го числа. Я подробно так перечислила, чтобы наши слушатели понимали, как сейчас дела обстоят.Главный вопрос. Как вы объясните такую показательную жестокость по отношению к фигурантам этого дела? Даже если, допустим, они обвиняются в мошенничестве, в хищении, они не являются особо опасными преступниками. В чем дело? Чем это можно объяснить?
Д. Харитонов
―
Ну, я не знаю, чем это можно объяснить. Абсолютно очевидно, и вы правильно говорите о том, что это ненасильственное преступление. Это люди, которые всегда занимались творчеством. Это люди, которые не совершали ранее никаких преступлений. Поэтому содержать Алексея Малобродского под стражей, а всех остальных в условиях домашнего ареста — абсолютно избыточная мера. Связана она, наверное, с тем, что на Алексея пытаются оказать давление. Но это не мой клиент, и я не могу об этом говорить.Что касается Кирилла, то для него это прежде всего огромная сложность с тем, что он не может заниматься тем, чем занимался всегда, то есть своим творчеством. Он практически не бывал у себя дома, а все время проводил в театре. И всем известно, что он ставит огромное количество постановок. И вот это самое сложное. Поэтому я думаю, что это психологическое давление на всех и желание в том числе исключить возможность работы.
К. Ларина
―
А почему не позволяют исполнить хотя бы его просьбу — завершить съемки фильма (тем более что съемки в Москве должны быть, не надо возвращаться в Петербург) и провести несколько репетиций в Большом театре?
Д. Харитонов
―
Ну, вот этому нет вообще никакого рационального объяснения.
К. Ларина
―
Как сказал Кирилл, простите: «Я готов хоть под дулами автоматчиков это делать».
Д. Харитонов
―
С автоматчиками. Ну, не под дулами, а чтобы сзади стояли два автоматчика. Вы знаете, решение суда было таким, что… Суд сказал, что этот вопрос может разрешить следователь. Соответственно, мы сейчас готовим ходатайство следователю о том, чтобы он разрешил Кириллу принять участие в съемках фильма. Там необходимо пять съемочных дней, осталось всего два эпизода. Мы представим следствию всех лиц, которые будут участвовать в этих съемках на съемочной площадке. Там, возможно, будут несколько актеров, которые имеют отношение к «Седьмой студии». Но в любом случае просьба будет содержать в себе указания на то, что вся съемка… Мы готовы провести всю эту съемку в присутствии даже самих следователей. Пускай кто-то придет и понимает, что происходит на экране… на съемочной площадке. Очевидно, что это будет обычная съемка. И не нужно Кириллу ни с кем из вот этих двух или трех актеров «Седьмой студии» о чем-то договариваться или оказывать на них воздействие и так далее и тому подобное.Что касается Большого театра, то там вообще нет ни одного человека, который имел бы какое-то отношение к делу. И поэтому мы надеемся, что следствие нам разрешит, разрешит Кириллу принять участие в выпуске спектакля. Там буквально, наверное, десять репетиционных дней, самых важных. Такое ходатайство будет, мы его готовим.
К. Ларина
―
Еще одна была просьба от вас на последнем заседании — сделать такой плавающий режим прогулок для Кирилла Серебренникова, потому что, как я поняла, какие-то съемочные группы преследуют его, когда он выходит на улицу, и провоцируют его, по сути, на нарушение режима, что называется. Да?
Д. Харитонов
―
Да. Апелляционный суд…
К. Ларина
―
Тут можно сейчас им сказать. Эти журналисты нас слышат. Дима, вот просто к ним обратиться напрямую.
Д. Харитонов
―
Ну, смотрите, какая ситуация. Когда Кириллу были разрешены прогулки, то Московский городской суд постановил, что эти прогулки должны совершаться с 6 до 8 часов вечера. Все знают, где проживает Кирилл. Естественно, что неоднократно… Я просто несколько первых дней выходил гулять вместе с ним, потому что стояли непонятные люди, явно провокаторы, которые снимали, которые задавали какие-то провокационные вопросы, которые преследовали — ну, ходили и снимали. И это время от времени продолжается. Поэтому просьба была связана с тем, чтобы ему разрешили выходить в любое время с 12 до 21 часа. В 21 час он должен быть дома. Ну, это два часа. Надо понимать, что он не выходит просто так. Он звонит в соответствующую службу…
К. Ларина
―
ФСИН.
Д. Харитонов
―
ФСИН. Сообщает: «Здравствуйте. Я Серебренников. Пойду погулять. Вернусь — позвоню». Это текст, который он произносит каждый раз, когда это происходит. И просьба была связана именно с этим.Но я бы хотел ваше внимание обратить, Ксения, еще на то, что следователь в том суде, в котором вы были, просил запретить Кириллу общаться с любыми лицами и участниками уголовного дела. А суд постановил, что Кириллу запрещено общаться с участниками уголовного дела, за исключением его близких родственников, если бы они были допрошены как свидетели, адвокатов, следователей и фсиновцев. То есть теперь получается, что нет никакого запрета на общение с какими-либо другими лицами.
К. Ларина
―
То есть этот запрет снят?
Д. Харитонов
―
Этот запрет снят. Это установил суд. Судья, когда был в процессе, спрашивал следователя: «Почему вы обращаетесь с такой просьбой?» Тем более что закон не содержит возможности ограничения общения с любыми лицами, то есть со всеми. Закон говорит о том, что судья может ограничить общение с определенным кругом лиц. Определенный круг лиц — это те люди, которые так или иначе связаны с уголовным делом. И для этого есть объяснение: следствие идет, идут допросы, люди попадают в круг интересов следствия, и вполне логично, что следствие запрещает фигуранту общение с этим кругом лиц. Но запрещать ему общение с любым другим кругом лиц — для этого нет никаких законных оснований. И поэтому такого запрета сейчас нет.
К. Ларина
―
То есть его могут близкие друзья навестить?
Д. Харитонов
―
Вы знаете, мы не хотим даже обсуждать этот вопрос для того, чтобы каким-то образом не дать поводов и не спровоцировать на какие-то…
К. Ларина
―
Но по-прежнему никакого контакта, ни переписки — это все нереально, да?
Д. Харитонов
―
Нет, переписка запрещена, интернет запрещен.
К. Ларина
―
Телефон запрещен?
Д. Харитонов
―
Нет, телефон есть. Я общаюсь с Кириллом регулярно.
К. Ларина
―
А я могу ему позвонить?
Д. Харитонов
―
Нет, не можете. Я вам номер не скажу.
К. Ларина
―
Ну, давайте Ксении дадим слово, поговорим про Алексея Малобродского. Начну с того же вопроса, который я задала и Дмитрию, и вам. Показательная жестокость в отношении вашего подзащитного — чем вы ее объясняете? Давлением, прежде всего? Требованием получить какие-то, как говорит сам Алексей на суде, нужные показания, да?
К. Карпинская
―
Вы знаете, конечно, не хотелось бы этим объяснять, но получается именно так. Так как Алексей является связующим, будучи генеральным продюсером, связующим звеном между Кириллом как художественным руководителем и, так скажем, бухгалтерией в виде Нины Масляевой, то получается, что так как Кирилл с Масляевой никогда не общался, то нужен человек, который находится между ними. Ну, этот человек, видимо, выбран следствием — Малобродский. Поэтому, конечно, нужны показания от Малобродского. Видимо, они их добиваются, таким путем создавая ему невыносимые условия, связанные с содержанием его под стражей.В общем, для меня не понятно, почему именно он и почему его нужно содержать под стражей, когда он, конечно, тоже не опасен для общества и не может никакой вред причинить. Но единственное объяснение — что у него израильский паспорт, поэтому, как следователь сказал в процессе, он может спокойно жить на территории Израиля. Но паспорт находится у следователей. Как правильно сказал Кирилл, депортироваться он, к сожалению, без паспорта никак не может. Поэтому мы не настаиваем, пусть бы паспорт и находился у следствия, а Алексей Аркадьевич вполне мог бы находиться и под домашним арестом, и под залогом, и под подпиской о невыезде. И конечно, он хочет доказать свою невиновность. И содержание его в изоляторе — мне кажется, совершенно нет никакой необходимости в этом на сегодняшний момент.
К. Ларина
―
Ну послушайте, он сидит там уже больше четырех месяцев, да? А 19 января — это будет уже семь месяцев. Мы знаем такие случаи, когда люди сидят до суда. Вообще год, а то и больше бывали случаи, когда люди находились под стражей.
К. Карпинская
―
По закону это считается преступление тяжкое. И следствие может быть год. И в течение года человека может находиться под стражей.
Д. Харитонов
―
Максимальный срок.
К. Карпинская
―
Максимальный срок.
Д. Харитонов
―
До начала ознакомления…
К. Карпинская
―
Но опять же вот эта статья 109-я «О продлении срока содержания под стражей» говорит, что срок вообще избирается на два месяца при следствии, а потом может быть продлен до шести месяцев. И в случае особой сложности потом продлевается дальше — до двенадцати месяцев. Но сейчас продлили сразу до семи, и эта норма почему-то не была выполнена. Ну, не знаю, по каким основаниям. Мы на это обращали внимание, но суд…
К. Ларина
―
Я не очень все равно понимаю, и не понимают это тоже люди, которые за этим делом следят, почему Юрий Итин под домашним арестом, Кирилл Серебренников под домашним арестом, Нину Масляеву освободили и перевели под домашний арест, а Алексей Малобродский остается таким самым страшным преступником, которого выпустить нельзя — он тут же или убежит, или кого-нибудь убьет, или опять что-нибудь украдет. Настоящая причина-то какая, Ксения, по вашему мнению?
К. Карпинская
―
Видите ли, с Ниной Масляевой отдельная история. Она же находилась под стражей. Собственно она дает показания, которыми она оговаривает как и Серебренникова, так и Малобродского, и Итина. Ее показания каждый раз трансформируются и становятся все более распространенными.И мне рассказывал Алексей Аркадьевич, что он написал жалобу в Генеральную прокуратуру, что когда его вывозили для проведения очной ставки в Следственный комитет из следственного изолятора, он находился в одном автозаке с Ниной Леонидовной. Они очень долго ждали, там были какие-то технические проблемы, и их из этого автозака не выпускали. Тогда туда пришел один из следователей следственной группы, и так как… Ну, я никогда не была внутри, но, с его слов, там разделено на определенные отсеки внутри. В одном сидел он, а в другом сидела Масляева, но все слышно, что там происходит. И следователь говорил: «Ну, потерпите еще чуть-чуть, еще пару очных ставок — и мы вас выпустим».
То есть, видимо, определенные договоренности между Масляевой и следствием были. Следствие их выполнило. Масляева дала много показаний. Она очень красочно рассказывала о том, как якобы Серебренников обратился для того, чтобы сразу украсть все деньги. В общем, какие-то невероятные сказки. И вот следствие ее выпустило.
К. Ларина
―
Каждый раз Алексей говорит о том, что… на суде то, что мы слышим — о нарушении его гражданских прав и унижении его человеческого достоинства. И на последнем суде тоже он пытался рассказать судье Карпову все подробности, но, к сожалению, не успел, поскольку его прервали, сбили. Это было тоже такое зрелище унизительное, потому что человек подготовился, и готов был изложить… Он всегда очень готовится, Алексей (это просто я слушателям говорю), ведет себя просто… Ну, просто я восхищаюсь этим человеком! Он грамотный, спокойный, достойный, всегда говорит четко. И его слышно, в отличие от следователей и судей, слышно, что он говорит. Так вот, мой вопрос: чего он недоговорил на этом суде, на этом заседании, Ксения? То, что касается нарушения его прав.
К. Карпинская
―
Он недоговорил, потому что это его принципиальная позиция, в отличие, например, от Масляевой, которая с этим согласна, и с ней было ровно то же самое. Когда человека, находящегося под стражей, вывозят для дачи показаний в Следственный комитет или в какое-то другое, кроме суда, заведение, он, согласно каким-то внутренним инструкциям конвоя… Они являются секретными, и адвокаты с ними не могут ознакомиться. Там человек должен находиться в наручниках и одновременно быть вторым наручником прикован к руке конвоира. И все следственные действия происходят в таком положении. То есть…
К. Ларина
―
То есть это очные ставки?
К. Карпинская
―
И очные ставки, и показания. Предположим, они хотят снимать видео, чтобы подтвердить, что человек давал такие показания, чтобы не было никаких сомнений. И все это время человек находится в таком положении. Вместе с тем в законе, где права обвиняемого, указано, что перед допросом он имеет право на свидание с адвокатом наедине. Соответственно, он говорит… Ну, вы же сами говорите про Алексея Аркадьевича, что он очень дотошный. Он уже изучил Уголовно-процессуальный кодекс. Он говорит: «Я хочу иметь свидание со своими адвокатами наедине. Выйдите, пожалуйста. И потом меня допросите». Следователь говорит: «Я выйду, но конвоиры останутся». Соответственно, тут возникает конфликт. Следователь начинает говорить: «Ну, может быть, вы его оставите? Я запру на ключ». Конвой говорит: «Нет, у нас свои тут порядки. Мы никаким образом его не оставим». Из-за этого возникает конфликт.Он не хочет участвовать в следственном действии в таком положении — в наручниках, прикованный к конвоиру. Конечно, это его достоинство, и любого нормального человека ущемляет. Когда в этот же момент спросили Нину Леонидовну: «А вам удобно в таком положении?»…
К. Ларина
―
В наручниках.
К. Карпинская
―
В наручниках. И она тоже была прикована к конвоиру. «Ну да, мне хорошо».
Д. Харитонов
―
То есть получается, насколько я понимаю, что он еще вообще ни разу не был допрошен по существу обвинения?
К. Карпинская
―
Ему предъявили новое обвинение, его привезли в Следственный комитет. В этом положении — в наручниках — он говорит: «Я хочу посоветоваться с адвокатом по новому обвинению». Ну и вот возникает вопрос. Он говорит: «Пока вы с меня не снимете наручники, я не буду давать показания, потому что вы меня лишили этого права. И я не хочу это давать в таком положении, потому что для меня это унизительно». Из-за этого происходит конфликт со следствием, потому что следствие говорит: «Вы не хотите давать показания?» Он говорит: «Я хочу давать показания, но я не хочу вот в таком виде и без того, чтобы посоветоваться с адвокатами».
К. Ларина
―
Ну, там еще был такой нюанс, тоже очень важный. Алексей молодец. Всегда, когда начинается публичное заседание судебное, он всегда откровенно говорит все, что он может сказать по этому поводу. И когда он говорит: «Я готов давать показания», — подтверждая сейчас слова Ксении, он говорит: «Только задайте мне вопрос. Вы же мне вопросы-то не задаете».
К. Карпинская
―
Так и есть, да.
К. Ларина
―
Давайте мы сейчас остановимся, у нас сейчас выпуск новостей. Я напомню нашим слушателям, что у вас тоже есть возможность задать вопросы нашим гостям, на которые они захотят ответить или не захотят, это их право. Номер SMS: +7 985 970-45-45. И чат на канале YouTube «Эха Москвы» тоже у нас есть.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Культурный шок». Говорим мы сегодня о деле «Седьмой студии». И у нас в студии — Дмитрий Харитонов, адвокат Кирилла Серебренникова, и Ксения Карпинская, адвокат Алексея Малобродского.Вот то, что пишут об этом деле в средствах массовой информации, особенно когда речь идет о специальных средствах массовой информации, — всегда ты понимаешь, что в этом заложен какой-то тайный смысл, какое-то послание. И мой вопрос к вам по статье, которая опубликована в газете «Известия», в которой, как я понимаю, изложена… В этой статье (там есть автор, неважно кто) изложена версия следствия. По сути, вот там как раз и рассказывается об этих схемах преступных и подтверждается… попытка подтвердить все показания госпожи Масляевой о том, что «Седьмая студия» была создана Кириллом Серебренниковым с корыстной целью, со злым умыслом, преступным умыслом — хищение бюджетных средств. И дальше подробно описываются все вот эти схемы.
Я бы попросила вас все-таки это прокомментировать, чтобы мы понимали, что здесь правда, что неправда, и вообще как относиться к этому тексту.
Д. Харитонов
―
Да никак к нему не надо относиться, на мой взгляд. Надо прочитать и попытаться понять, что они там сами понаписали. Вообще странная ситуация. Защиту и всех, кто связан с этим делом, предупреждают…
К. Ларина
―
Молчать?
Д. Харитонов
―
Молчать. А сами распространяют эту информацию, в частности в газете «Известия». Все, о чем вы говорил — о создании «Седьмой студии» — да, задача представить как некую страшную схему, когда была создана «Седьмая студия», потом, якобы заведомо зная, что будут деньги, получить эти деньги, потом эти деньги украсть. Если даже почитать то, что написали сами, не знаю, следователи или журналисты, заголовки в «Известиях» или разделы: «Свидетель обвинения», «Брянский подряд»… Всем известно, кто из Брянска.
К. Ларина
―
Это Нина Масляева.
Д. Харитонов
―
Нина Масляева. И там еще есть несколько людей из этого самого Брянска. То, да, наверное, есть какие-то вопросы у следствия к бухгалтерии. Но никак не может быть этих вопросов… Я это называю художественной частью всего это проекта. Ведь очевидно, что этот проект был. Этот проект начался с того, что 24-го, если не ошибаюсь, марта 2011 года на встрече с президентом Медведевым Кирилл предложил этот проект.
К. Ларина
―
Ну, тут, кстати, так и написано.
Д. Харитонов
―
И Медведев сказал: «Вы знаете, у государства на это денег нет». И да, никто не ждал, что эти деньги выделят. Хотя следователи пишут, что заведомо знали. И мы об этом говорили в суде. И то, что «Седьмая студия» создавалась не для того, чтобы воровать деньги, а для того, чтобы делать проект, было написано в пояснительной записке к постановлению Правительства. И мы об этом тоже говорили в суде. И это открытые документы. И это очевидно. И то, что «Седьмая студия» была создана — и это очевидно. И то, что проект был — это тоже очевидно.Поэтому, глобально если говорить, для чего это делается, то это делается для того, чтобы создать видимость какого-то преступления, рассказать о страшном обналичивании бюджетных денег и так далее и тому подобное. Вообще надо подумать о другом. Вряд ли кто-то будет сомневаться в законности постановления Правительства и решении президента дать поручение Правительству о выделении денежных средств. А денежные средства после того, как было соответствующее решение Правительства, поступили на счет «Седьмой студии». И в соответствии…
К. Ларина
―
Кстати, подписан Путиным был указ, да?
Д. Харитонов
―
Да. Не указ, а постановление.
К. Ларина
―
Который был тогда премьер-министром.
Д. Харитонов
―
Да, постановление. И вот с того момента, когда деньги поступили на счет АНО «Седьмая студия», это уже не бюджетные деньги, а это деньги АНО «Седьмая студия». Это деньги, которые государство, в соответствии с Бюджетным кодексом, выделило в виде субсидий, то есть безвозмездной и безвозвратной помощи, для осуществления проекта. И этот проект был. И вот дальше, если кто-то что-то похищал, то похищали у «Седьмой студии», а не у бюджета и не у государства. Поэтому, поскольку нам запрещают рассказывать, что происходит в деле, и мы можем оперировать только открытыми данными…
К. Ларина
―
То, что мы все слышали.
Д. Харитонов
―
То, что все слышали в суде. То следствие для тех людей, которые не понимают, что происходит, вот представляет вот такие вот статьи. Для нас в этой статье нет ничего страшного. Мы знаем все ответы на все вопросы.
К. Ларина
―
Ну, вы же понимаете, что это не для вас написано.
Д. Харитонов
―
Не для нас. Я и говорю.
К. Ларина
―
Это написано для общества.
Д. Харитонов
―
Вы спросили: «Для чего это делается?»
К. Ларина
―
Для того чтобы общественное мнение было на стороне следствия.
Д. Харитонов
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Чтобы они сказали: «Воры! Пришли и украли деньги». Вот и все.
Д. Харитонов
―
«Воры, воры, воры». Да.
К. Ларина
―
Ксения, добавите что-то по тексту?
К. Карпинская
―
Ну, что я хочу добавить? Видите, как следствие все это… я так понимаю, помогает для того, чтобы общественность узнала. Но при этом, когда адвокаты пытаются что-то сказать, даже в суде, то им говорят, что они работают на публику.
Д. Харитонов
―
Ну, давайте я вам прочитаю. Вот как оценить? Это следствие за нас или за себя? «Автор бардака в финансовых документах — Масляева — покинула свой пост сразу после неприятной истории с пропавшим налом». Дело в том, что когда случились определенные проблемы, то был проведен аудит «Седьмой студии». И вот как раз в этот момент Масляева свой пост доблестно покинула.
К. Ларина
―
Понятно. Кстати, тут тоже еще один момент, тоже важный. Правильно ли мы понимаем («мы» — которые за этим делом следят), что обвинение построено исключительно на показаниях Масляевой и примкнувших к ней товарищей, которые там возникли, уже в процессе? Фамилии: Синельников, Жирикова… Кто там еще? Бухгалтерская какая-то компания. А сама суть события, преступления, она вообще существует? Про что мы вообще говорим? Объясните, пожалуйста.
Д. Харитонов
―
Ну, мы не можем оценивать показания, поскольку находимся под подпиской о невыезде, и говорить ничего…
К. Ларина
―
Я про другое. Давайте так спрошу: в чем суть обвинения? В чем конкретно обвиняют? Ведь когда происходит какое-то преступление, значит, его можно как-то описать: пришел, взял, ушел, положил. «Вот мы нашли — вот они». Так?
Д. Харитонов
―
Да. То, что вы сейчас показали, Ксения, это я только что пытался объяснить: «создал для хищения «Седьмую студию», получил бюджетные средства, не провел или провел не все мероприятия «Платформы», обналичивал деньги».
К. Ларина
―
Обналичивание денег — это преступление?
Д. Харитонов
―
Ну, в определенных ситуациях — конечно да. Но вот то, что мы видим — это к нам не имеет никакого отношения, к Серебренникову в частности.
К. Ларина
―
Ксения, а вы понимаете, в чем обвиняют Алексея?
Д. Харитонов
―
То есть обналичить деньги — не значит, что их украсть.
К. Ларина
―
Ну, про то и речь.
К. Карпинская
―
Ну, я понимаю ровно так, как вам сейчас рассказал Дмитрий
К. Ларина
―
Почему Алексей Малобродский каждый раз говорит на суде: «Я не понимаю, в чем меня обвиняют». Объясните мне, пожалуйста.
К. Карпинская
―
Я вам объясню. Потому что, во-первых, Алексей Малобродский работал с «Седьмой студией» до 6 августа 2012 года, а его обвиняют…
К. Ларина
―
Трудовую книжку предъявили, приложили, приобщили к делу
К. Карпинская
―
Да. А его обвиняют в том, что он помогал в хищении денежных средств до конца 2014 года. Он все время спрашивает: «Ну, почему я помогал? А почему я… Вообще меня там не было». И на самом деле получается, что правда не было. Но из тех показаний Масляевой, которые оглашали, говорят: «Ну, и он еще тут приходил, контролировал». Люди совершали, получается, хищения, по их логике, и еще пригласили одного уволенного, и он приходил и контролировал, правильно ли они похищают.
Д. Харитонов
―
Ну, знаете, как спросить: «Вы знаете Серебренникова?» Все, кто так или иначе связан с театром, скажут: «Конечно да».
К. Ларина
―
И это будет уже показание.
Д. Харитонов
―
А записать могут: «Я знаком». Вот так очень много там происходит.
К. Ларина
―
Ну, те показания, которые дает Нина Масляева, мы их комментировать имеем право, они публично были оглашены. Во всяком случае, я сама их слышала на прошлом заседании суда, когда следствие приволокло опять кучу всяких новых документов, судья (я уж не помню, кто это был) вынужден был все это читать вслух. И мы это все услышали. И мы услышали, что дочери Масляевой, которых преследуют, по их мнению, представители «Гоголь-центра» и Серебренникова, и угрожают их жизни, угрожают их здоровью, оказывают давление. Мы все это слышали. Этот бред мы слышали. Это бред. Вот он и звучит до сих пор.
Д. Харитонов
―
А вот следователи верят. И они приходят в суд и говорят: «Вот они следят, за ними следят, за двумя дочками Масляевой. А раз за ними следят — значит, они собираются оказать воздействие на свидетелей». Серебренников Масляеву саму видел пять раз за четыре года. И она, кстати, этого не отрицает в суде. «А вот они следят». И этого достаточно.
К. Карпинская
―
Ну, Масляева же, слышите, она на каждом суде говорит, что Карпинская на нее давит. Даже уже судья Карпов сказал: «Скажите, как она на вас давит?» Она говорит: «Не давит, а она свое мнение высказывает».
К. Ларина
―
«Личное мнение высказывает обо мне».
К. Карпинская
―
У меня даже не личное мнение. Она все время оговаривает Малобродского. Ну, что я могу сказать? «Ну, хватит уже оговаривать Малобродского». Ну да, это мое мнение и вообще позиция защиты в этом деле.
К. Ларина
―
Здесь, кстати, переломный момент вот на этом заседании (то, что я заметила) — то, что до этого, до последнего заседания в адрес Нины Масляевой так откровенно фигуранты дела не высказывались, потому что все-таки… Ну не знаю. Ни Кирилл вслух не говорил ничего, да? Не говорил, что он осуждает это, да? Ни Алексей Малобродский. Алексей говорил о том, что его вынуждают, заставляют, от него требуют оговорить своих коллег, и он этого делать не будет. Но в этот раз я впервые услышала, когда и Кирилл Серебренников, и Алексей Малобродский впрямую обвиняли Нину Масляеву, по сути, в оговоре, да? Может быть, это связано с тем, что все-таки она добилась своего, и она переведена под домашний арест — значит, она свое дело сделала?
Д. Харитонов
―
Да нет. Ну, Ксения, слушайте, плохо, когда любого человека сажают в тюрьму. И понятно…
К. Ларина
―
К ней было сочувствие раньше
Д. Харитонов
―
И понятно, что даже в отношении ее это была избыточная мера пресечения. Незачем было больную шестидесятилетнюю женщину, как бы процессуально мы к ней ни относились, помещать под стражу. Поэтому выпустили ее под домашний арест — да и слава богу, мы рады. Только сделайте то же самое с Малобродским, чтобы это было хоть какое-то равновесие.А то, что говорил Кирилл, и я говорил уже не в одном судебном заседании, связано с тем, что следствие само представляет материалы дела в суд, в подтверждение обоснованности продления или избрания меры пресечения. Мы анализируем эти материалы на предмет того, а есть ли обоснованность подозрения. И, анализируя, мы видим, что и как говорит человек, и представляем это суду. И показываем, что это не обвинения… не изобличающие показания, а это оговор, который легко проверяется, который опровергается как самими показаниями Масляевой, так и кучей других показаний.
К. Ларина
―
Вы на этом суде…
Д. Харитонов
―
Поэтому они — и Кирилл Семенович, и Алексей Аркадьевич — они тоже понимают, что они должны рассказывать свою позицию суду.
К. Ларина
―
Как связаны показания Масляевой с вашей попыткой на последнем заседании рассказать о том, как собственно она обогащалась в течение этого времени, когда была главным бухгалтером «Седьмой студии»? Вы пытались сказать, тогда тоже вас прервал судья. Я хочу это сказать нашим слушателям. Судья сказал, что это к делу не относится. А Дмитрий Харитонов пытался рассказать о том, что Нина Масляева получала зарплату больше, чем художественный руководитель во время работы. Это так?
Д. Харитонов
―
Ну, это уже… Да, это так. Это никакая не новость. Это было и на первом судебном заседании, это было в Московском городском суде, в апелляции. Да, она получала денег больше, чем и генеральный директор «Седьмой студии», и художественный руководитель «Седьмой студии». И как только что я вам процитировал, оставила бухгалтерию в ужасном состоянии. Вот такого бухгалтера нашел Юрий Константинович Итин, к сожалению.
К. Ларина
―
То есть, если бы Масляевой не было, ее нужно было придумать, да? Вот это ужасная, конечно, история.
К. Карпинская
―
Ну да. Дело в том, что Алексей Аркадьевич уже давно хотел бы дать показания. Я просто хочу к этому вернуться. И мы же говорили о том, что вот он не хочет их давать в наручниках. И ему не задают никаких вопросов по предъявленному обвинению. Вместе с тем, если бы уже наконец его допросили и задали бы ему эти вопросы, то он бы очень много мог рассказать следствию о том, как все происходило в период его деятельности, каким образом была налажена работа, какие договоры заключались и так далее, чтобы не было только показаний одной Нины Леонидовны.Вместе с тем, он же тоже готов дать показания. Просто вопрос в том, в каких условиях и при каких обстоятельствах. Он даже посылал свои показания по почте в Следственный комитет, несмотря на то, что я его отговаривала. Он хочет высказаться, но такой возможности не имеет. И конечно, отношение его к Масляевой… Когда ее брали на работу, то он сразу сказал Юрию Константиновичу: «Мне кажется, что она странная. Мне не кажется, что она профессиональный бухгалтер. И я вообще против того, чтобы ее брали на работу». Но так как он все-таки был генеральный продюсер, а не генеральный директор, который приглашает главного бухгалтера… Собственно, с его слов, и Кирилл тоже этим не интересовался. Так как генеральный директор и бухгалтер отвечают за организационно-распорядительную и хозяйственную часть, то собственно это была их епархия. А Малобродский с Серебренниковым — они занимались творчеством. То есть Кирилл Семенович говорил: «Мне нужно для того, чтобы поставить спектакль, обеспечить то-то и то-то». И Малобродский как генеральный продюсер искал, я не знаю, дирижеров, оборудование и так далее — и все, что нужно как-то, каким-то образом оплатить, передавал Масляевой. И дальше это все уже происходило только с ней. Она распоряжалась — как заплатить, кому заплатить, каким образом заплатить. Ну вот.
К. Ларина
―
Давайте вернемся к точке сегодняшней. Теперь должно быть что дальше? Апелляционная жалоба, как я понимаю, да?
Д. Харитонов
―
Ну, мы подали апелляционную жалобу. Будет апелляционное рассмотрение. Мы будем добиваться отмены этой никчемной меры пресечения.
К. Карпинская
―
Просто мы считаем и в жалобе своей пишем, что обоснованность подозрения… Но следствие в своем ходатайстве написало, какие они собираются проводить еще следственные действия. Все это, в принципе, не связано ни с Кириллом, ни с Малобродским, и поэтому нет никакой необходимости… Ну, пусть проводят. Кто им собственно мешает? Никак не могут им помешать. Поэтому…
К. Ларина
―
Но они там называют какие-то фантастические цифры, которые… Я имею в виду не деньги, а 70 выемок из банков, 48 встреч…
Д. Харитонов
―
Ну, одно с другим абсолютно не связано.
К. Карпинская
―
Ну и пусть проводят.
Д. Харитонов
―
Пусть проводят. Просто очевидно, что ни воздействовать никто не будет, не нужно это никому, да и не на кого, по большому счету. И все доказательства очевидны. Поэтому то, что их продолжают держать — Малобродского под стражей, и Итина и Серебренникова под домашним арестом — это лишь… и воздействие, и, может быть, какая-то часть мести, и просто «вот вы воры, сидите под домашним арестом». Ну, не нужно все это. Пускай идет следствие, никто ему не будет мешать. Все заинтересованы в том, чтобы оно разобралось. Все заинтересованы, чтобы оно было объективным. Вот самое главное.
К. Ларина
―
Еще вопрос важный, и именно к вам он обращен — то, что касается общественной поддержки и общественного мнения. Вот этот момент «не навреди», потому что очень много споров вокруг этого. Мы постоянно с этим сталкиваемся, что: «Лучше не надо, не шумите, не ходите, не говорите, молчите!» Или наоборот: «Ходите, шумите, говорите!» Вот что важнее, на ваш взгляд? Общественная поддержка, такая открытая, публичная, она должна быть? Или она, наоборот, навредит людям?
Д. Харитонов
―
Вы знаете, когда это все случилось, Кирилл мне все время говорил: «Мне так неудобно, что я стольким людям доставил неприятности». И я ему все время говорил: «Это не вы, Кирилл Семенович. Это следствие, которое не пытается разобраться в том, что было на самом деле, сделало из вас обвиняемого. Поэтому вы можете себя за это не корить».Что касается общественной поддержки. Я абсолютно уверен, что она очень важна для этого дела. И тот список поручителей, которые выступили за Кирилла Серебренникова, за Алексея Малобродского, за Юрия Итина, показывает, что обществу, или во всяком случае нашим самым заслуженным деятелям культуры и искусства, все это не безразлично. Естественно, что мы считаем, что это должно иметь отношение и к тому, как следствие будет смотреть на это дело.
Естественно, что, поручаясь за Кирилла Серебренникова, они не говорят, что он невиновен. Они просто говорят: «Дайте ему возможность продолжить работать, а мы гарантируем, что он никуда не сбежит, не совершит нового преступления, — хотя он не совершал и старого, — не будет оказывать воздействия на свидетелей, то есть будет жить, работать и ходить в Следственный комитет, когда это нужно». Поэтому общественная поддержка — это очень важно.
К. Ларина
―
Ксения, а на ваш взгляд?
К. Карпинская
―
Ну, для нас, конечно, тоже важно и поручительство. И мы же говорим о том, что если бы Алексей Малобродский не был в следственном изоляторе, уже давно бы разрешился вопрос и с показаниями, и с очными ставками. Не было бы наручников — и он бы сразу дал показания по предъявленному обвинению. И если, конечно, столько народных артистов готовы поручиться за театрального директора, считая его кристально чистым человеком, честным, то, мне кажется, следствие могло бы это учесть и не создавать сложности ни себе, ни ему, ни мне с посещением этого следственного изолятора. Зачем?
К. Ларина
―
Кстати, я хочу тут сказать, что на одном из заседаний суда, по-моему, как раз по Кириллу, когда первый раз было продление, был Андрей Сергеевич Смирнов…
Д. Харитонов
―
Это был арест.
К. Ларина
―
А, это был арест, да? И я смотрела, конечно… Как мне было ужасно обидно, что с таким унижением сталкиваются такие люди! Пожилой человек, известный режиссер, наше национальное достояние! В коридоре… Вы же не видели.
Д. Харитонов
―
А, в коридоре…
К. Ларина
―
Когда всех давили!
Д. Харитонов
―
Я думал, когда он выступал в суде.
К. Ларина
―
Нет. Когда он выступал — блестяще!
Д. Харитонов
―
Это было невероятно сильно.
К. Ларина
―
И Прохорова, и он, да. Но там относятся, как к пыли, к людям, в этих заведениях, в коридорах. Кто мы для них? Никто. Абсолютно не важно, кто там перед тобой — Андрей Сергеевич Смирнов или Пупкин, или Васькин.А в этот раз я смотрела, была свидетелем, как Чулпан Хаматова… Она просидела все заседание от начала до конца, до глубокой ночи, в этом душном зале. И Павел Каплевич сидел рядом со мной. И Александр Маноцков, и Ксения Собчак пришла. И мне кажется… Я хочу просто поддержать и Дмитрия, и Ксению, и сказать, что это очень важно, что вы приходите. Пожалуйста, приходите. Потому что пока мы об этом говорим, есть шанс спасти этих людей и вернуть Серебренникова в нормальный мир искусства, и вернуть Алексея Малобродского жене.
Почему свидания не дают? Ксения, вот один из последних вопрос. В чем дело?
К. Карпинская
―
Ну, у нас же следователь сам решает — давать свидания или не давать. Не могу объяснить.
Д. Харитонов
―
А нет рационального объяснения.
К. Ларина
―
Никакого.
Д. Харитонов
―
«Хочу или не хочу».
К. Ларина
―
То есть они как бы решают, да?
Д. Харитонов
―
Да.
К. Ларина
―
И они не обязаны объяснять почему?
К. Карпинская
―
Нет.
Д. Харитонов
―
Не обязаны. Это на их личное усмотрение.
К. Карпинская
―
Они допросили жену в качестве свидетеля. Но она, к сожалению, ничего не знает ни о «Седьмой студии», ни о каких-либо событиях. Это формальный повод. А теперь говорят: «Ну, не можем дать свидания со свидетелем».
К. Ларина
―
В каком моральном состоянии находятся ваши подзащитные? Вообще как они держатся психологически? Можно про это сказать?
Д. Харитонов
―
Ну, естественно, что сам по себе факт преследования уголовного и домашнего ареста не добавляет положительных эмоций. Тем не менее, я считаю, что Кирилл абсолютно в рабочем состоянии, в хорошем состоянии духа. Он очень много работает, очень много пишет. Поскольку я бываю у него практически каждый день, и мы много очень разговариваем на самые разные темы, он мне даже сказал: «Ты знаешь, за последнее это время у меня прошла детоксикация от интернета, социальных сетей и всего остального».
К. Ларина
―
То есть даже находит какие-то положительные моменты.
Д. Харитонов
―
Да. И он говорит: «Это так хорошо, поскольку я стал много читать, я стал много писать. И это гораздо интереснее, чем читать все то, что происходит в интернете».
К. Ларина
―
А после последнего суда не было у него разочарования? Была надежда?
Д. Харитонов
―
Вы знаете, это, может быть, даже и не парадокс, но каждый раз, когда мы выходим с ним из Следственного комитета, он говорит: «Дима, ты знаешь, мне становится все легче и легче, потому что я понимаю, что я ничего не делал, и у них нет никаких доказательств». Он молодец. Он держится. И мы победим.
К. Ларина
―
Ксения.
К. Карпинская
―
Ну, у нас более сложная ситуация, но Алексей Аркадьевич тоже держится. Единственное, что он говорит — что ему не хватает коврика для йоги, который невозможно туда передать. Но мы работаем над этим вопросом, с ковриком для йоги. У него есть двое соседей по камере. Соответственно, там есть телевизор, на одной программе показывают время, потому что он переживает, он страдает, что он не знает, который час. Там же нет часов, нет телефона.
Д. Харитонов
―
Запрещено.
К. Карпинская
―
И он говорит, что каждый раз, когда его уводят из камеры, он все время порывается одеть часы и взять телефон. То есть этот инстинкт еще не прошел. И он, конечно, переживает, что сколько времени — непонятно. И это мешает. Но в то же время он уже тоже адаптировался.Конечно, мы каждый раз верим, что меру пресечения изменят. Вот я верю до последнего. Пока судья не начинает читать, у меня есть надежда, что ее изменят. У него тоже. Он уже изучил Уголовно-процессуальный кодекс. Вы же знаете, какой он скрупулезный. Он мне уже говорит… Я говорю: «Нет, так нельзя». Он говорит: «Да? А тут так написано. Вот». Поэтому скоро он уже получит, видимо, вторую профессию.
К. Ларина
―
Хочу сказать… Понимаю, что запрещена переписка с Кириллом. С Алексеем Малобродским переписываться можно, и мы это делаем.
Д. Харитонов
―
Тоже парадокс.
К. Ларина
―
Да, удивительно.
Д. Харитонов
―
Под домашним арестом нельзя…
К. Ларина
―
Там нельзя общаться, да.
Д. Харитонов
―
А здесь через ФСИН…
К. Ларина
―
Услуга есть такая — во ФСИН письмо. Если хотите написать Алексею Малобродскому, сделайте это. Он будет очень вам признателен за это. Но в любом случае я, пользуясь моментом, хочу все-таки передать слова поддержки Кириллу и Алексею Аркадьевичу от нас, от меня, от нашей редакции и от наших слушателей.
Д. Харитонов
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Я думаю, что это как раз можно сделать. И последнее, что я хочу сказать, друзья. В Штутгартской опере в воскресенье, 22 октября, состоится премьера оперы «Гензель и Гретель» в постановке Кирилла Серебренникова! Вот я просто в восхищении от этого решения коллектива театра на территории иностранного государства, как говорят наши следователи. Пожалуйста.
Д. Харитонов
―
Дело в том, что именно… Мы написали следователям ходатайство: «Отпустите Кирилла сделать эту оперу». Написали сами и сказали, что у него контракт. И сейчас они говорят: «Он собирался уехать из страны». И вот эта опера — одно из оснований содержания его под домашним арестом.
К. Ларина
―
Итак, Кирилл под арестом, а опера есть, и премьера есть. Поэтому — с премьерой! Спасибо.
Д. Харитонов
―
Спасибо.
К. Карпинская
―
Спасибо.