Как сохранить Театр.doc? - Константин Кожевников, Михаил Дурненков - Культурный шок - 2018-05-20
20.05.2018
Как сохранить Театр.doc? - Константин Кожевников, Михаил Дурненков - Культурный шок - 2018-05-20
Скачать
К. Ларина
―
Добрый день. Начинаем программу «Культурный шок». У микрофона Ксения Ларина. И сегодня в нашей студии представители ТЕАТРА.DOC — сценарист и драматург, руководитель фестиваля молодой драматургии «Любимовка» Михаил Дурненков. Миша, приветствую вас, здрасте.
М. Дурненков
―
Здрасте, здрасте.
К. Ларина
―
И Константин Кожевников, актер ТЕАТРА.DOC. Костя, приветствую вас тоже.
К. Кожевников
―
Да, здравствуйте.
К. Ларина
―
Нашу тему мы сегодня объявили — «Как сохранить ТЕАТР.DOC?», поскольку страшное горе постигло этот удивительный дом, этот коллектив, бездомный дом опять. ТЕАТР.DOC остался без своих основателей, родителей, руководителей. Один за другим ушли Михаил Угаров и Елена Гремина. Я сейчас говорю, и у меня опять начинает дрожать голос, потому что пока невозможно с этим со всем справиться. Я могу себе представить, в каком сейчас шоковом состоянии находится труппа театра, вот так вот обезглавленная в одночасье, по сути. Но самое главное — действительно, попробовать сохранить. Я знаю, что там было собрание. Может быть, вы об этом расскажете, Миша, что вы сейчас решили на данный момент. Когда пройдут все печальные ритуалы, когда закончится прощание, что делать дальше? Что вы решили?
М. Дурненков
―
Собственно говоря, последнее пожелание Елены Анатольевны было — продолжать, несмотря ни на что. Поэтому все репетиции продолжаются, все запланированные премьеры будут, все спектакли идут. Мы ничего решили не отменять, ни один спектакль. Все в том же режиме. Плюс добавился поиск помещения, нового помещения для театра.
К. Ларина
―
То, что касается помещения. Может быть, несколько слов вы скажете, почему опять произошла такая драма, почему опять с Малого Казенного переулка, на котором так все было хорошо, вдруг приходится опять съезжать? Что опять случилось?
М. Дурненков
―
Ну, поскольку театр находится в жилом помещении, там возникает вопрос с теми, кто живет выше театра, то есть в жилом доме. Там как-то, как я понял, какая-то смена руководства произошла, в ТСЖ или что-то такое. И человек, который как-то боролся за нас, его сейчас там нет. А поскольку… Театр — это живой организм, там все время кричат, ходят люди, курят. Это жильцам не нравится. И как-то масса накапливается. И сейчас, как я понял, ну, как мы поняли, что жильцы не хотят дальше с нами быть. Жильцы или их представители — это уже вопрос.
К. Кожевников
―
Ну, тоже их можно понять, да. Конечно, театр в жилом доме — это утопия. То есть все существующие варианты, которые мы знаем, — это, как правило, над театром какой-то технический этаж или офисный, где никто не живет.
К. Ларина
―
Конечно.
К. Кожевников
―
Здесь не так.
М. Дурненков
―
Нет, там уже столько всего мы сделали. И потолок, звукоизоляцию сделали, и периодически встречаемся с жильцами, их просьбы какие-то выполняем. Ну, у нас же еще театр такой как бы… он особенный. У свободы свои цены, так скажем.
К. Ларина
―
Понятно, да. Ну, вы знаете, мы сегодня, в эти дни, конечно, много говорим о том, что театр за эти годы очень много пережил драматических моментов. И я бы так спросила у вас как «доковцев»: а когда вот вы почувствовали, можно ли назвать тот момент, когда ситуация вокруг театра изменилась, когда он стал, скажем так, нежелательным элементом в культурной картине Москвы? Был какой-то конкретный момент? Это связано с каким-то спектаклем, с какой-то акцией или с чем-то еще?
М. Дурненков
―
Ну, так, наверное, какого-то переломного… Ну, то есть можно назвать ряд, наверное, таких событий. Меня память отсылает к акции, которую мы делали еще в Трехпрудном переулке в поддержку Владимира Некляева, когда все писали про происходящее в Белоруссии. Вот первый раз такая мысль о том, что мы идем по уже такой проторенной дороге, стремительно, она как-то стала очевидной. Вот с этого момента, наверное, как-то политика ворвалась в художественное пространство ТЕАТРА.DOC, да. Были потом спектакли, спектакль «Час 18» про Сергея Магнитского. И, наверное, такое прямо яркое событие — это Новый год…
К. Ларина
―
30 декабря 2014 года.
М.Дурненков: Последнее пожелание Елены Анатольевны было — продолжать, несмотря ни на что
М. Дурненков: 2014
―
го, да-да-да. Когда ОМОН ворвался во время показа украинского фильма про Майдан в ТЕАТР.DOC с собаками, ища там заложенную бомбу.
К. Кожевников
―
Ну, как я понимаю, я разговаривал с Еленой Анатольевной, и она рассказывала, что собственно где-то с «Часа 18», когда она сама поняла, что она не может уже быть просто как бы самодостаточным драматургом и писать сериалы. Как только эта тема вошла в ее жизнь, театр это отразил через спектакль и начал как-то больше про это говорить. Ну, с другой стороны, стали на нас обращать внимание. И эта история с выселением с Трехпрудного — это, скорее, как бы… ну, результат того, что накопилось, что ли.
К. Ларина
―
Можно ли сказать, что этот сюжет, этот разгром и погром театра в конце 2014 года повлиял и на состояние, психологический климат в коллективе и на состояние руководителей?
К. Кожевников
―
Ну, непосредственно, мне кажется.
М. Дурненков
―
Ну, на климат в коллективе, я думаю, он повлиял, скорее, даже сплотив, потому что нам потом пришлось… Вот Михаил и я, который тоже ушел, мы все работали и делали новый театр. А для Михаила Юрьевича и Елены Анатольевны очевидно, что это был как бы потрясение.
К. Кожевников
―
Ну да, для них вот это пространство… Она говорила: «У меня только с одним местом были такие инцестуальные отношения — с маленьким театриком на Трехпрудном», — где они начинали. Так много они в него вложили, что это была для них серьезная потеря — большая, наверное, чем для всех нас, да. Потому что мы же понимали, что театр — это идея. А для них театр — это не только идея, а это еще и двери, и стены, и полы, которые там укладывали их любимые Вырыпаев и Курочкин, и делали вот эти основатели, все красили своими собственными руками. Они в это вложились настолько, что, покидая, что-то там оставили. Наверное, с этого момента можно говорить про какое-то ухудшение здоровья в том числе наших художественных руководителей.
К. Ларина
―
Может быть, давайте мы расскажем про ваши первые встречи с ними, потому что все-таки и Миша, и Лена — они не медийные звезды, и такой популярности среди обывателей, массовой популярности у них не было. Когда была «Золотая маска» последняя, Миши уже не было в живых… Это я говорю нашим слушателям, вы это прекрасно помните, сами присутствовали там. Я помню, как Лена ужасно переживала, что Мише не дали «Золотую маску» посмертно, а дали драматургу Данилову за спектакль «Человек из Подольска», но ей было важно, чтобы «Маску» дали именно Мише. И она тогда написала фразу, которая меня ужасно резанула, что он ушел недооцененный, и всю жизнь его как бы не оценили по-настоящему, масштаб его личности не был оценен. Вот давайте попробуем внести сюда эти важные моменты ваших воспоминаний. Что для вас значат эти люди? Как вы с ними познакомились? Я знаю, что у каждого свой путь — у Кости один, у Миши другой. Костя занят, по-моему, почти во всех работах Лены Греминой был, очень тесно с ней работал. Ну, давайте об этом расскажем, об этих людях.
М. Дурненков
―
Ну, можно я вначале пару слов скажу? Мне не кажется, что Михаил Юрьевич был недооцененным. Это обида Елены Анатольевны. Она обиделась за него, представляя себе… ну, как бы себя на его месте. Конечно, это одна из фундаментальных фигур современного театра точно, вот уже вписанная в историю театра XXI века. И все, что сделал Михаил Юрьевич — это, конечно, проигнорировать совершенно невозможно.
К. Кожевников
―
Просто Елена Анатольевна в кои-то веки позволила себе выпустить… ну, показать свои эмоции.
К. Ларина
―
Конечно.
К. Кожевников
―
Потому что она многократно рассказывала о том, какая она была вспыльчивая в детстве, как она поняла, что если она будет свой темперамент позволять выпускать всегда, то все вокруг будет разрушаться. Поэтому она в какой-то момент стала работать над собой. И вот эта ее всепоглощающая любовь — это работа. Ну а здесь, уже когда столько событий произошло, здесь она просто не выдержала, сказала как бы вот так вот.
М. Дурненков
―
Но это еще надо понимать, как они вместе были, потому что, конечно, это уникальная пара. И в том, что Елена Анатольевна ушла вслед за Михаилом Юрьевичем, не возникает внутренних вопросов. Они не могли быть друг без друга. И в жизни они тоже, конечно, друг друга добавляли. Угаров — он такой ригорист, непримиримый идеолог, который отталкивался от существующего театра, все время разрушал какие-то каноны, ну, высмеивал и создавал что-то новое. И вот его как бы… А Елена Анатольевна была этим созидающим началом. Он клал эти кирпичи, а она была этим цементом нового театра и вообще движения новой драмы.
К. Кожевников
―
Она была и грузовиками, которые возили эти кирпичи. Она была прорабом. Она была вот этим всем материальным, кто это все осуществлял.
М. Дурненков
―
И чем он был более таким непримиримым, тем более у нее была раскрыта душа по отношению ко всем нам. Сколько внимания, любви она уделяла каждому человеку — это просто непостижимо, не укладывается. Невозможно просто понять, откуда она эти силы брала. И в этом смысле… К вашему вопросу. Я сначала, конечно, познакомился с Михаилом Юрьевичем. Ну, то есть одновременно я познакомился с ними на семинаре во вербатиму в Горках Ленинских в 2001 году, где они нас учили писать и создавать документальные пьесы, ставить спектакли. Но, конечно, фигура Михаила Юрьевича была впереди. Он был такой фронтмен этой пары, он метал в нас просто свои концепции. Но с годами я просто начал понимать, что только с таким мощным и серьезным тылом он мог это делать. То есть мне не кажется, что он был какой-то страшно уверенный в себе человек. Наверное, как все мыслящие люди, он много рефлексировал.
К. Ларина
―
Конечно.
М. Дурненков
―
Но Елена Анатольевна создавала вот эту поддержку для того, чтобы он мог двигаться вперед. Собственно говоря, с Еленой Анатольевной так близко я уже познакомился, наверное… То есть я ее всегда видел, всегда очень рад был, но вот как человека я ее оценил где-то года через четыре, через пять, когда она в силу того, что нужно было помогать, нужно было выступать на сцене, в том числе вместо Михаила Юрьевича, она стала активнее появляться в ТЕАТРЕ.DOC. И после переезда, например, на Разгуляя, ну, второй переезд ТЕАТРА.DOC Михаил Юрьевич настолько был потрясен случившимся, что он там практически не появлялся. И вот тогда все взяла в руки Елена Анатольевна просто, и всю стройку. Вчера, то есть когда был вечер памяти Елены Анатольевны, Олег Карлсон, который строил этот театр, своими руками в том числе, и помогал по строительству, он архитектор, он читал эту переписку — и сразу Елена Анатольевна как живая вставала. Она говорит: «Олег, вы не должны цементировать это пространство, которое вы хотите разрушить. Там будет кабинет Вики. А здесь будет…» То есть она как-то прямо за каждый элемент болела и непосредственно была включена.
М.Дурненков: Мне не кажется, что Михаил Юрьевич был недооцененным. Это обида Елены Анатольевны
К. Кожевников
―
Просто когда ты живешь в Перми (а я же в Перми учился и там жил какое-то время), Михаил Угаров — это столичные имена, у которых хочется играть в спектаклях, хочется вообще познакомиться, кто это такие. Они такие загадочные люди все. И когда я приехал… Собственно в DOC я приехал в надежде увидеть этого человека, попытаться попасть к нему в работу. В итоге я помню точно, как мы познакомились… А, «Похищение». У меня был спектакль «Похищение», и я два раза Михаилу Угарову рассказывал один на один это «Похищение», полтора часа. И вот тогда собственно я в DOC-то и попал, потому что он как бы так оценил, и мы друг друга поняли. Вот там такой был момент. И дальше с Михаилом Юрьевичем как-то были — как это называется? — на расстоянии, ну, он руководитель. А с Еленой Анатольевной у нас как раз произошла чуть ли не дружба, потому что она же такой Дон Кихот, как бы она бежит вперед, ее мощная и интуиция. Она придумывает, как это все сделать. Она найдет всегда выход. Поэтому все деньги, которые нужны… «Не дают гранты? Значит, мы что-нибудь придумаем». И я это понимаю. И я также как-то посмотрел «150 причин не защищать Родину», спектакль как раз на Трехпрудном. Я просто написал: «Ой, слушайте, как здорово! Это искусство. Я хочу так же». У меня, видите, какая получилась история? Переезд спровоцировал наш контакт с Еленой Анатольевной, потому что нужно было срочно делать репертуар. Она поняла, что я могу… ну, мы можем вместе с ней работать. И мы там начали, собственно, работать. А с Михаилом Юрьевичем после того, когда Елена Анатольевна уже стала сдавать в прошлый год, и появилась эта идея с «Антишколой», вот здесь мы с Михаилом Юрьевичем наконец-то сблизились, потому что я его возил домой, мы все это обсуждали, что нужно делать с этими «антишкольниками», эти артисты. Вот такой момент.
М. Дурненков
―
«Антишкола» — это такой образовательный проект, который придумали…
К. Ларина
―
Да. Я хотела отдельно поговорить про какие-то остальные проекты ТЕАТРА.DOC, поскольку это все-таки не просто театр (чтобы люди тоже понимали), а это, не знаю, какая-то институция.
К. Кожевников
―
Целый институт, да, со своими филиалами и факультетами, и так далее. Да, конечно.
К. Ларина
―
Раз про «Антишколу» уже сказали, давайте немножко про это расскажем. Что за идея? Как она родилась? Я-то насколько знаю, по-моему, Миша так всерьез… Михаил Юрьевич не собирался всерьез заниматься детьми какими-то. Что называется, все пришло во время постижения вот этих первых занятий, что необходимо этим заниматься. Как это вообще возникло и что это? И почему «Антишкола»?
М. Дурненков
―
Ну, как-то все эти слоганы… И формулировала «Антишколу», мне кажется, Зарема. Она мастер это все формулировать. Мы придумали, что ТЕАТР.DOC — это театр, в котором не играют. Ну, может быть, как бы актерская школа. Должна быть «Антишкола», в которой будет антивыпускной, антишкольники, антипреподаватели, чтобы без этого всего. Ну, это и по причинам финансовым возникла эта идея, потому что нужно находить возможности. И дальше, собственно, произошло, когда Михаил Юрьевич и еще другие преподаватели стали знакомиться с теми ребятами, которые пришли. Они все знакомы с ТЕАТРОМ.DOC, они не простые люди.
К. Ларина
―
Ну, это школьники, действительно это дети?
К. Кожевников
―
Нет, просто люди.
М. Дурненков
―
Нет. От 17 до 40. То есть люди, которые… Дизайнеры, не знаю…
К. Кожевников
―
Программисты.
М. Дурненков
―
Банкиры. То есть очень разные люди.
К. Ларина
―
То есть не профессиональные актеры?
М. Дурненков
―
Да, люди с улицы, которые знали что-то про ТЕАТР.DOC, пришли. Я последний раз спрашивал просто каждого, то есть в силу необходимости замещал Михаил Юрьевича и спрашивал каждого, почему они пришли. И они каждый раз начинали с того, что они посмотрели какие-то спектакли ТЕАТРА.DOC, слышали про ТЕАТР.DOC, про Угарова. И именно это их интересовало.
М.Дурненков: Все, что сделал Михаил Юрьевич — это, конечно, проигнорировать совершенно невозможно
К. Кожевников
―
А поскольку Михаил Юрьевич все-таки драматург, ему интересен человек. То есть как бы не вот это «Я» в театре и так далее, а ему интересен человек. И вдруг выяснилось… А там же все упражнения, все занятия по поводу… Ну, современная драматургия — это же про человека «Я есть как бы пьеса». Ну, Миша лучше скажет. И он начал с ними общаться. И он понял, что это очень интересные ребята, с которыми бы хотелось что-то продолжить. И вообще это интересно почему-то вдруг оказалось для него. Вот момент, что не где-то преподаватель, а это вот. Он у себя в театре, и он может делать все, что хочет.
К. Ларина
―
А как физически вообще все это происходит? Это происходит в театре? Там какой-то есть конкурс? Это как-то набирают людей? Это коммерческие курсы? — спрашиваю я. Можно ли на этом заработать театру? Или это все бесплатно?
М. Дурненков
―
Мы надеемся… Нет, это платно, потому что мы же независимый театр, который ищет возможности зарабатывать, чтобы заниматься хотя бы творчеством, а может, иногда даже искусством.
К. Ларина
―
Прекрасно.
М. Дурненков
―
И это оплачивается. Так, что же там еще?
К. Кожевников
―
Конкурс.
М. Дурненков
―
А, да, конкурс.
К. Ларина
―
Конкурс, программа.
М. Дурненков
―
Поскольку Михаил Юрьевич очень скептически относится к этим любителям поучиться, относился, он отсматривал их аккаунты в Фейсбуке, всех, кого захотел, чтобы не было… И после этого уже как бы тот, кто прошел, приходил. И дальше как это выглядело? Вот у нас Белый зал в ТЕАТРЕ.DOC, второй зал. Приходит вечером, в вечернее время, в будние дни, в выходные, почти целый день приходят люди, приходят преподаватели. И либо это какие-то лекции, либо какие-то упражнения, где все ползают, ходят, говорят. И это такие, что ли, откровенные занятия в плане… Ну, люди рассказывают о себе. Это же про честность. Мы же «Антишкола». Здесь не надо красоты наводить.
К. Ларина
―
То есть все от себя идет?
М. Дурненков
―
Конечно. И драматургия учит заниматься… ну, в смысле использовать свою собственную жизнь как материал для сцены, и актерский то же самое…
К. Кожевников
―
Сейчас даже есть такой физический результат — это спектакль «Взрослость снаружи», в котором не играют, а рассказывают о себе, о своих этих…
М. Дурненков
―
Ну, такой антистендап на самом деле, если добавлять «анти».
К. Кожевников
―
Где антишкольники.
М. Дурненков
―
Да, где бывшие антишкольники, а теперь они уже антивыпускники, антиактеры. Они рассказывают такие монологи про свои взаимоотношения с возрастом, какой их настоящий возраст, или какие-то истории из жизни, связанные с ощущением возраста. Потому что Михаил Юрьевич сразу чувствовал, что всегда в этом есть драма — в том, сколько мне лет по паспорту и сколько лет у меня в голове, ну, в моих глазах, в моих отношениях с другими людьми. И здесь всегда есть пропасть. Никогда человек не равен самому себе, ну, за редким исключением.
К. Кожевников
―
И был там такой момент, когда мы начинали. Мы с Михаилом Юрьевичем садились. «Ой, мы же сейчас развлекать их будем». А потом, когда везу я его, допустим, домой, в каких-то случаях говорит: «Слушай, а ничего, мне нравятся эти ребята. Они такие интересные. Девка эта красными волосами…» И все. И дальше он.
К. Ларина
―
То есть там все равно есть такой момент еще терапии, да? Вы рассказываете, и это напоминает какой-то клуб анонимных алкоголиков.
К. Кожевников
―
Ну, никогда же от этого не денешься.
М. Дурненков
―
Михаил Юрьевич жестко боролся с этим всем. «Терапиями — не дай бог, нет! У нас драматургия».
К. Кожевников
―
Но на самом деле куда же без этого? Потому что все равно ты работаешь со своей травмой, работаешь с внутренним конфликтом, с собственной проблемой. Когда ты говоришь: «Я настолько…» Не знаю, один рассказывал студент очень смешно, он говорит: «Я такой занудный, что меня ночью в «Мафии» убивают, вне зависимости от того, «Мафия» это, не «Мафия», а просто потому, что не хотят слышать днем мои объяснения».
К. Ларина
―
А как дальше их судьба? Подождите. Вот они, допустим… Сколько там они должны отучиться? Год?
М. Дурненков
―
Нет.
К. Ларина
―
Больше?
М. Дурненков
―
Ну, полтора-два месяца, в зависимости…
К. Ларина
―
А, вот так вот?
М. Дурненков
―
Сейчас третья школа идет.
К. Ларина
―
И куда они потом деваются, эти ваши выпускники?
М. Дурненков
―
Они остаются жить, работать, заводит детей, я надеюсь.
К. Ларина
―
Ну, они как-то участвуют в спектаклях?
М. Дурненков
―
Нет, мы их не трудоустраиваем, потому что они уже трудоустроенные. Это взрослые люди, которые пришли что-то поменять, по сути, в своей жизни. Они все говорят: «Я хочу что-то поменять. Мне как-то скучно живется, мне что-то хочется сделать».
К. Кожевников
―
Мы даже спрашивали у них… Был один из выпускных, когда они рассказывали, как они попали сюда. И там везде есть момент как бы, что почему-то им нужно было сюда зайти, зачем-то.
М. Дурненков
―
Но результат… Вот Костя только что сказал, что результат — это, например, выпускной спектакль, который стал репертуарным спектаклем ТЕАТРА.DOC.
К. Кожевников
―
Там даже хитрее получилось. Были монологи в этих выпускных, а потом Михаил Юрьевич на юбилей театра, на 16 лет, подумал почему-то, что 16 лет — это как бы осознание возраста своего. «А ну-ка давайте попробуем из этих антишкольников». И вдруг появился на юбилей какой-то, не знаю, спектакль. А потом решили, что у нас как бы так отзывается…
К. Ларина
―
Остается в репертуаре, да?
К. Кожевников
―
Да. То есть это не планировалось. Это отталкивались от тех людей, которые были в «Антишколе». Вот Михаил Юрьевич понял, что про них можно что-то сказать и для других зрителей.
К. Ларина
―
Ну, я так понимаю, он сохранится сейчас? Во всяком случае вы будете делать все для того, чтобы проект сохранился и «Антишкола» функционировала, да?
К. Кожевников
―
Да, да.
М. Дурненков
―
Ну, она функционирует, собственно говоря, и сейчас в полной мере.
К. Ларина
―
Давайте мы сейчас остановимся, небольшой перерыв будет на новости, а потом продолжим дальше наш разговор. И я бы хотела, чтобы подробнее рассказали о «Любимовке» и еще других социальных проектах DOC, это очень важно.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Культурный шок». Сегодня мы говорим о ТЕАТРЕ.DOC, о том, как он будет жить дальше без своих основателей и руководителей — без Михаила Угарова и без Елены Греминой. Здесь, в нашей в студии, актер театра Константин Кожевников и драматург, сценарист и преподаватель, и руководитель «Любимовки» Михаил Дурненков. Миша, вот поподробнее про «Любимовку» давайте расскажем. Туда кто ходит? Это же все-таки уже разговор всерьез о профессии, как я понимаю, о профессии драматурга
М. Дурненков
―
Вообще «Любимовка» начиналась и, собственно говоря, имеет вид, скажем так, проекта для театральных деятелей, то есть в первую очередь для драматургов, которые шлют сначала свои пьесы на конкурс в течение года, потом эти пьесы собираются и читаются специальными людьми, ридерами, из разных городов и стран. У нас такая боевая команда. Потом отбираются лучшие из лучшие. И в течение недели нон-стопом идут читки, как правило, традиционно в ТЕАТРЕ.DOC. «Любимовка» и ТЕАТР.DOC — это такие партнеры уже многолетние. С 2004 года они проходят каждый год только в ТЕАТРЕ.DOC. И конечно, мы хотим, чтобы на эти читки приходили профессионалы, режиссеры, художественные руководители театров, актеры и так далее, критики, которые могут обсуждать пьесы и участвовать, помогать драматургам понять, что же они написали. И конечно, у нас открыты двери, мы не берем платы за вход. И у нас набивается полна коробочка зрителей. То есть настолько полна, что, конечно… Ну, если вы были на «Любимовке», то понимаете, что это значит. Это когда артисты зажаты телами зрителей так, что не могут пошевелиться. Иногда они просто убирают стулья, чтобы еще места стало больше, и стоя читают. Такая у нас атмосфера на «Любимовке», потому что это потрясающий срез какого-то понимания современной жизни в России и в других странах, потому что много традиционно украинских и белорусских авторов, авторы из Казахстана сейчас появились, из Америки была девушка-драматургиня в прошлом году. И это такой какой-то идеальный телевизор, по сути, потому что драматурги, особенно молодые пишут то, что видят, то, что окружает их. Это такие репортажи с мест, которые дают 100D-картинку о том, чем живет сегодня человек. Это про подростков, это про взрослых, это люди из офиса, я не знаю, откуда угодно, из власти, с войны репортажи, из всех областей и слоев социума.
К. Ларина
―
Тут еще надо объяснить тоже нашим слушателям, кто не очень понимает, что читка — это не просто читка, что вышел человек с листочком бумаги и все это читает, бормочет под нос. Это такие заявки уже на такие спектакли полноценные, да?
М. Дурненков
―
Ну да.
К. Ларина
―
Потому что это же подготовиться. И режиссер работает с артистами для того, чтобы показать пьесу.
М. Дурненков
―
Ну, как сформулировал Михаил Юрьевич: есть подготовка к спектаклю, а есть такой застольный период, когда все сидят и разбирают роли, персонажей, читают. И вот когда они уже готовы встать и идти на сцену, в этот момент, собственно говоря, читка и происходит у нас на «Любимовке». Еще мизансцены не появились, но все уже как бы овладели своими персонажами. Конечно, всегда есть режиссеры. Более того, мы заботимся о том, чтобы это были интересные режиссеры.
К. Ларина
―
Насколько я понимаю, там какие-то вещи все равно входят потом в репертуар театра, которые были заявлены на «Любимовке», да? Там ничего не исчезает просто так, да?
М. Дурненков
―
Да, конечно. Мы очень заботимся вообще в принципе о том… Как бы «Любимовка» не продюсерский центр, у нас нет как бы ни денег, ни возможностей, но мы заботимся о том, чтобы эти семена сеялись везде. И любимовские читки идут во многих городах в течение года, во многих городах России, в Москве. Нон-стопом целый год мы еще потом читаем после того, как фестиваль проходит в ТЕАТРЕ.DOC. Ну, соответственно, висят эти пьесы, все завлиты всех театров их читают. И каждый год мы прямо узнаем, как появились новые спектакли благодаря именно открытым «Любимовкой» авторам.
К. Ларина
―
А как все это сохранить теперь? Понятно, что… Мы про это говорили в первой части — про то, что, безусловно, и Лена Гремина, которая была паровозом, танком, катком, которая все это на себе тащила, чтобы ничего не пропадало, не исчезало, чтобы все состоялось, что бы ни случилось, и Миша, конечно, тоже. Неизбежный вопрос я задаю: есть сегодня человек или нужен такой человек, который может встать на это место и повести за собой и театр, и все эти сопутствующие проекты, которые много лет уже существуют в DOC? Или пока мы про это не говорим?
К. Кожевников
―
Ну, у нас сейчас есть… Как говорила Гремина? Step by step, да?
М.Дурненков: Это же про честность. Мы же «Антишкола». Здесь не надо красоты наводить
К. Ларина
―
Да.
К. Кожевников
―
Вот у нас есть сейчас два важных мероприятия, условно говоря, — это собственно прощание и потом найти место для будущего.
М. Дурненков
―
Параллельно.
К. Кожевников
―
Параллельно. Сейчас это думается все — как. Но мне тоже важно… В Йошкар-Оле с правозащитниками тоже был этот разговор, что дальше, когда Михаил Юрьевич как раз ушел. Ушел только Михаил Юрьевич — и тоже у всех растерянность. И Гремина, и Угаров, я прямо точно помню, они всегда говорили: «Ну, мы пытаемся сделать демократию хотя бы на уровне подвале. Надо, чтобы получилось». То есть все очень умные, все образованные. Ну, как это? Значит, надо просто волю и придумывать, просто придумывать — как.
К. Ларина
―
Давайте придумывать. У меня знаете какая была идея? Мы обсуждали тоже в нашей группе критиков театральных, в Ассоциации театральных критиков. Может быть, сделать попечительский совет, как это бывало в таких институциях, как Театр на Таганке в свое время, да? Это очень важно, чтобы туда входили люди, которые могли бы отстаивать интересы театра везде, где угодно, вплоть до прокуратуры и Министерства культуры, вплоть до этого, чтобы там были какие-то люди, авторитетные люди из самых разных областей. То есть необязательно, что это должны быть какие-то представители именно художественного цеха. Как вам кажется? Может быть, в этом есть какой-то смысл? И плюс к этому хорошо бы, чтобы в этом попечительском совете были люди, которые могли бы быть и какими-то, не знаю, посредниками театров и меценатов каких-то, благотворителей, учитывая, что все-таки это негосударственное учреждение, которое живет только на те деньги, которые зарабатывает, либо на пожертвования.
К. Кожевников
―
Ну, вообще как бы при театре с уходом Михаила Юрьевича и до этого была такая идея — есть как бы такой СОВЕТ.DOC, который собирался. Это люди, которые работали с ТЕАТРОМ.DOC. Я говорю о ТЕАТРЕ.DOC как о живом существе. В принципе, это так. Которым ТЕАТР.DOC доверяет, ну, мнению которых доверяет. И, собственно говоря, у них была такая совещательная функция, в которой решающую роль производила Елена Анатольевна. Возможно, то, о чем вы говорите — наверное, в этом есть какой-то смысл. Но все равно вначале люди DOC должны это решать. Вот эти годы преследования не прошли даром — ну, в том смысле… в плане доверия, в плане осознания. ТЕАТР.DOC — он как осторожное существо. Оно не дастся людям, которые… Ну, понимаете, да? Не рисковали вместе с ТЕАТРОМ.DOC своей, я не знаю, карьерой. Поэтому, конечно, прежде всего это должно быть ядро, которое много лет работает в ТЕАТРЕ.DOC, которому DOC доверяет. Может быть, на основе этого совета. И вот тогда уже возможно там протянуть руку помощи художественному сообществу, которое находится вне. Но это все равно, мне кажется, вектор должен быть изнутри, из театра.
К. Ларина
―
А вот сейчас, на ближайшее время, если речь идет о переезде? Во-первых, вопрос: есть ли какие-то варианты уже у вас? И если их нет, давайте воспользуемся эфиром и все-таки бросим какой-то клич в общество — вдруг какие-то идеи возникнут. И вторая тема, которая тоже волнует, я так понимаю, всех, — это все-таки деньги для того, чтобы этот переезд осуществить, и для того, чтобы помещение привести, которое вы найдете, в надлежащий вид. Это же опять траты.
М. Дурненков
―
Ну да. Ну, смотрите. У театра за многие годы сложился свой фан-клуб зрителей и людей, которые просто хотят, чтобы такой театр был (понимаете, это тоже очень важно), которые готовы поддерживать театр в переезде и в тратах. И конечно, когда такая необходимость возникнет, ТЕАТР.DOC (я сейчас в третьем лице) обратится к ним. И мы, конечно, всех призовем помогать. А насчет клича. Давайте бросим клич. Нам как бы лишние варианты совершенно не повредят.
К. Кожевников
―
А какие у нас были?
М. Дурненков
―
Собственно говоря, театр ищет помещение, которое находится не в жилом доме. Желательно, чтобы это помещение не находилось в собственности Департамента жилищного хозяйства города Москвы, потому что они в любой момент могут расторгнуть договор. Это должен быть какой-то частный владелец или юридическое лицо, которое готово предоставить свое помещение ТЕАТРУ.DOC на как можно более длительный срок. ТЕАТР.DOC с каждым переездом разрастается. И сейчас он уже обратно в то пространство, какое было в Трехпрудном… Там 100 метров квадратных, да?
К. Кожевников
―
Да.
М. Дурненков
―
Оно уже не влезет. Поэтому театру нужно как минимум два таких зала, 120 метров. Это должны быть большие потолки, потому что это театр, не менее 3,5 метра. Со своими выходом, потому что если будет какая-то пропускная система или там будут какие-то люди… Понимаете, да? В театры должны поздно и входить, и выходить работники театра. Театр не засыпает ни на минуту.
К. Ларина
―
Конечно.
М. Дурненков
―
Что еще?
К. Кожевников
―
Ну, расположение.
К. Ларина
―
У нас там дрель работает, не обращайте внимания. У нас тоже наш дом на Новом Арбате не засыпает ни на минуту. Это как бы наше сопровождение музыкальное идет на всех эфирах, поэтому не реагируйте так остро.
М. Дурненков
―
Хорошо.
К. Ларина
―
Ну, ничего. Мы уже привыкли к этому.
К. Кожевников
―
По расположению.
К. Ларина
―
В центре, конечно.
К. Кожевников
―
Конечно, театр, да, должен быть в какой-то пешей доходимости. Это внутри Садового кольца в идеале. А если это уже как бы идет удаление, то там уже критична станция от метро. Но в идеале это, конечно, где все театры наши собраны. Потому что даже если ты очень любишь театр (по себе знаю), не поедешь куда-то в Бирюлево смотреть спектакль.
К.Кожевников: Годы преследования не прошли даром в плане доверия, осознания. ТЕАТР.DOC — он как осторожное существо
К. Ларина
―
Конечно.
К. Кожевников
―
Хотя ехать, может быть, минут 40, но ты все равно не поедешь. Так устроен человек. Все театралы…
К. Ларина
―
Вы не хотите проситься под крышу Департамента культуры города Москвы?
М. Дурненков
―
Ну, завтра уже они просто выгонят, и все. Какой смысл делать ремонт в помещении, которое могут… Ну, вы понимаете. Вкладываться в помещение. Нет никакого доверия. Только какое-то частное лицо или юридическое частное лицо.
К. Ларина
―
Ну, вообще, конечно, мы так говорим, но важно, чтобы люди понимали, что, конечно, это абсолютно уникальное… Есть такой мем «уникальный журналистский коллектив». А это уникальный театральный коллектив, уникальный театр (я без всякой иронии говорю), во-первых, потому что он действительно негосударственный. Существовать можно негосударственному театру, можно, конечно, частному театру, но невероятно сложно. И мы это видим, какую цену за эту свободу платят люди, которые на это решаются. Поэтому, конечно, в любом случае жизнь предстоит дальше очень тяжелая. Я, конечно, поражаюсь, что актеры, отдавая себе отчет, что за это никаких орденов никто не получит, высоких зарплат никто не даст, и вообще одни проблемы…
М. Дурненков
―
Заслуженным артистом не сделают.
К. Ларина
―
Да, никто званий никаких не даст. Это, конечно, какая-то миссия. И я даже не представляю, как сознательный человек выбирает такой путь.
К. Кожевников
―
Ну, столько же возможностей он открывает. Ну, где еще можно как бы рассказывать на те темы, на которые мы рассказываем? Это же невозможно.
К. Ларина
―
Костя, но вы же понимаете, что вы занимаетесь политикой всерьез?
К. Кожевников
―
Да.
К. Ларина
―
Это театр политический, как бы мы ни говорили.
К. Кожевников
―
Вы знаете, мне кажется, в принципе, как бы художественная правда сейчас как понятие, художественная правда уже политична, как ты ни крути. Ты можешь быть более политическим, высказываясь на злободневные и актуальные темы, вроде Магнитского, а можешь быть менее, можешь быть — как бы сказать? — документальным в показе жизни сегодня. Но ты уже на территории политики просто потому, что эта правда отличается от той, которую показывают по телевизору. Ты не можешь не быть политическим в этом смысле, понимаете, если ты художник, который как бы не лукавит душой. Так что какой-то выбор? Выбора нет. Понимаете, да? В советские времена сколько погибло людей просто оттого, что они не могли говорить, не было связи между их творчеством и другими людьми. Это их губило — невозможность говорить правду. Так что, возможно, ТЕАТР.DOC — это спасение для нас, ну, для художников. Это пространство свободы, где ты можешь быть честным. И я, честно сказать, не автор политических текстов, я вот этим как раз… Есть «Болотное дело», про пытки сейчас вышли новые спектакли. Меня всегда другое интересует. Меня жизнь частного человека интересует. Но я понимаю, что я нахожусь на той же территории. Ну, просто там концентрация какая-то другая, но абсолютно на той же. И «Любимовка» на той же. Мы как бы даем возможность без цензуры, без цензурных законов, потому что мы не берем деньги у Министерства культуры, мы позволяем художнику быть художником. Так что мне кажется, что… Вот вы говорите — тяжело. А мне кажется, счастье у нас в ТЕАТРЕ.DOC. Ну правда, счастье что-то делать.
М. Дурненков
―
Вы же помните, как Елена Анатольевна всегда всех весело ругала, даже весело ругала, когда говорили про трудности?
К. Ларина
―
Да-да-да.
М. Дурненков
―
«Подождите, перестаньте. Это мы уже придумали, это придумали». Только за счет этого она, собственно, и двигала все это.
К. Ларина
―
Зреет, конечно, сейчас уже идея…
М. Дурненков
―
Какая унылая жизнь — обслуживать заказ государства. Какая это тяжелая и беспросветная, депрессивная жизнь для художника. И какое счастье прийти в ТЕАТР.DOC на пустое место. Страшно, конечно. У тебя нет мысли… Вот пришли артисты, они на тебя смотрят. Никто ничего не знает. Ну, давайте думать. Это риск для художника. И ты должен как бы отказаться от того, что ты умеешь, на своем пути, чтобы сделать что-то достойное. Но насколько просто интереснее жить и творить в таких условиях.
К. Ларина
―
Я хочу добавить, что мне, конечно, ужасно жалко многих спектаклей, которых уже нет в репертуаре театра — то, с чего когда-то театр начинался. Вот тот же «Синий слесарь» Михаила Дурненкова, который был долгое время просто такой визитной карточкой ТЕАТРА.DOC. И вот смотрите… Это опять же я говорю нашим слушателям. Там случилась трагедия, ушел, погиб актер Никита Емшанов, который играл там одну из центральных ролей. И спектакль Миша Угаров тогда снял, не захотел. Потом я, конечно же, вспоминаю «Зажги мой огонь», где Илья Тамеев играл, блестящий актер, совершенно потрясающий парень, который трагически погиб тоже. Конечно, жалко, что ничего не остается.
К.Кожевников: Художественная правда сейчас как понятие уже политична, как ты ни крути
М. Дурненков
―
Ну, они не все связаны со смертями. «Жизнь удалась»…
К. Ларина
―
А «Сквоты»? Я обожала «Сквоты», спектакль. Я понимаю, что он такой тяжелый, многоэтажный, тяжелый, чисто технически его невозможно было долго держать в репертуаре. Но это было невероятное зрелище, невероятное событие. И сейчас, конечно же, я думаю, что… Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что Михаил и Лена наверняка бы придумали какую-то акцию художественную, спектакль документальный, посвященный делу «Седьмой студии». Это просто уже в воздухе висит, потому что там есть что сыграть, есть что процитировать, документы, уже обнародованы многие из них.
М. Дурненков
―
Да. Эта пьеса еще пишется на наших глазах, первая часть.
К. Ларина
―
Мы не знаем…
М. Дурненков
―
Первый акт.
К. Ларина
―
Ну, «Болотное дело» — тоже было несколько актов, да? Спектакль сам затеивался.
М. Дурненков
―
Мы верим в хороший конец. Ну, сейчас я говорю «мы». Я за себя говорю. Я верю, что зло побеждает только тактически, но никогда не стратегически. То есть оно побеждает здесь и сейчас, но проигрывает в финале. Поэтому мы просто еще не дошли до конца, ну, до счастливого конца.
К. Ларина
―
А еще у меня такой вопрос. Вот герои ваших документальных спектаклей, в том числе «Болотное дело», вы как-то с ними поддерживаете какую-то связь (Костя, именно к вам вопрос), с прототипами вашими?
К. Кожевников
―
Сделали же вторую часть — вот эти «Подельники», где уже сами ребята на сцене вместе с артистами. Это Зарема Заудимова занимается вот этим.
М. Дурненков
―
Помощник Михаила Юрьевича.
К. Ларина
―
Да-да-да. Кстати, различные политические деятели (в хорошем смысле этого слова), прежде всего альтернативные, вот люди, которые представляют какое-то другое альтернативное крыло, ну, скажем прямо, инакомыслящие — они тоже являются и персонажами, и героями вечером в ТЕАТРЕ.DOC. Но, с другой стороны, я понимаю… Допустим, вот эта история, которая, мне кажется, очень сильно тоже надорвала Мишу, — это история с Павленским.
М. Дурненков
―
Сильный удар.
К. Ларина
―
Да, это был удар страшный. Я даже помню, как раз в это время… через какое-то время после этой истории вышел на свободу Ильдар Дадин и был у нас в эфире. Я Мише написала: «Миша, это для вас человек! Совершенно удивительный парень. Зовите, приглашайте. Пусть он приходит и как-то пообщается с публикой». И он тогда говорит: «Слушай, я после истории с Павленским уже буду дуть на воду». Потому что это такой был удар и разочарование страшное, действительно, когда используют, что называется. Я имею в виду Михаила, конечно, использовали.
К. Кожевников
―
Он говорил, что самое страшное, что он понял, что и по ту сторону нет героев. Он потерял своего героя. Вот это был какой-то сильный удар для Михаила Юрьевича.
М. Дурненков
―
Мне кажется, что там просто… Они же — Гремина и Угаров — были этими героями. Они просто не знали. Ну, на себя-то сложно же принимать, что это я и есть. Ну, тот, кто как бы балансирует в своей деятельности. Хочется, конечно, видеть такого какого-то революционера, а оказывается — вот он, я. Ну, это сейчас. Мне просто стало понятно, прямо очевидно. Вот оно как, оказывается-то!
М.Дурненков: Сейчас нам надо будет всем стремительно взрослеть, учиться и принимать решения, просчитывать все шаги
К. Ларина
―
Конечно, Лена в этом смысле была человеком удивительной чистоты какой-то нравственной. Мне поражало, что она даже приглашала в качестве участников, что называется, «силы зла». Потому что когда всякие вот эти прокурорские, которые участвовали в том числе, я поняла, каких-то спектаклях, готовы были разговаривать с аудиторией, — это был, как я поняла, не слишком удачный опыт, поскольку все равно все остались при своих, что называется, диалога не получилось. Но сам факт того, что она искала там что-то человеческое, в этих мундирах, — это, конечно, поразительная вещь, просто поразительная.
К. Кожевников
―
Верила, что человека можно найти везде.
К. Ларина
―
Ну и как вы считаете, не зря все это было? Вот эта их жизнь подвижническая — не была она зря?
К. Кожевников
―
Нет, уже не зря.
М. Дурненков
―
А еще какие круги будут идти и как долго. Просто какой они пример жизненный нам всем дали. Я прямо в эти дни думаю: ну, это же невозможно быть, как они. Ну, все равно ты же примеряешь на себя. Кажется — ну невозможно просто! Уже не такой человек. Но тебе понятно, куда стремиться. Они показали, конечно, и как жить, и как умереть на самом деле.
К. Кожевников
―
Нет, конечно, сейчас сложно — в том смысле, что где-то нужно искать ориентиры. Греминой же можно было всегда написать: «Скажите, а вот нас приглашают. Стоит ли участвовать?» И вот эта ситуация — что-нибудь случилось в стране. " У вас как с этим?" Ну, сейчас как-то для нас. Наш ход, наш ход как бы принимать решения.
М. Дурненков
―
Я заметил по жизни такую вещь, что, в принципе, ответственность делает человека взрослым. Поэтому сейчас нам просто надо будет всем стремительно взрослеть, учиться и принимать решения, и просчитывать все шаги. Потому что всегда было, конечно, понятно, что вот эти люди не ошибаются, они точно знают всегда, и если что, они объяснят: «Пошел не туда, вернись».
К. Ларина
―
Прикроют.
М. Дурненков
―
Да, и прикроют. И простят потом. Вот это было как-то тоже невероятно в Елене Анатольевне, что она умела прощать.
К. Ларина
―
Друзья мои, мы должны завершать уже наш эфир. Повторю, что ТЕАТР.DOC ищет помещение. Все, что Миша Дурненков сказал, вы, пожалуйста, запомните. И если какие-то варианты возникнут, там на сайте есть все контакты, на сайте театра. И всегда можно обратиться и написать, да?
М. Дурненков
―
Будем очень рады.
К. Ларина
―
А все остальное — по мере поступления. Как правильно было сказано — step by step. Я желаю вам долгой жизни. И до встречи, ребята. Спасибо вам большое.
М. Дурненков
―
Спасибо.
К. Кожевников
―
Спасибо.