Без посредников - 2020-10-29

А.Венедиктов

Всем добрый вечер!

Что у нас важное. Вы видели, как я вам обещал, что на ваши деньги, на ваши донаты мы строим и построили уже большую студию нашу бывшую телевизионную. Вы видите, что там работают три камеры. Это благодаря вам. Как обещали, так и сделали.

Поэтому если вы сегодня ставите лайки – ставите лайки себе.

Напомню, что у нас работает чат и у несколько работает СМС, я вижу, они поступают. +7 985 970 45 45, не забывайте подписываться.

Важный вопрос, как работает журналистика. Как работает журналистика «Эхо Москвы». Давайте себе представим. Вот скандал вокруг больницы 24 на ВДНХ. Вы знаете, что муниципальный депутат Денис Шендерович, в том числе, в эфире «Эхо Москвы» рассказал о тех условиях, как он был госпитализирован, они ему не понравились, он сказал… Много чего сказал, короче. Можете прочитать на нашем сайте.

Сегодня у нас утром был замглавврача этой больницы, которая опровергала конкретно, что сказал Шендерович. И у нас остается вопрос выбора, верны, не веры… Я вам всегда говорил, что вера не нуждается в доказательствах.

Что делает в таких случаях медиа? Я сегодня читал ваш чат утром, утреннего «Разворота», где там писали: «А почему «Эхо» не пошлет корреспондента, чтобы он сделал объективный репортаж, что в этой больнице происходит?»

Отвечаю: послали. Вот сейчас Алексей Голубев там находится, он берет там интервью, он снимает. Он проверяет то, что можно проверить. И он сделает репортаж. Мы разместим это тоже на нашем сайте, в нашем эфире. По вашим просьбам или вашим заявкам мы послали корреспондента. Так должна работать пресса.

Когда политик с политическим интересом что-то рассказывает, потом задетый врач ему отвечает, мы берем третьего человека, третье мнение, человека, которому мы доверяем, наш корреспондент с большим опытом идет туда. Вот только так.

Буквально несколько часов назад – наверное, те, кто у меня в Фейсбуке подписан, видят – я собирал вопросы для этого эфира. Ко мне обратился один из посетителей, сказал, что в Коммунарке, в 40-й больнице есть два человека, чернобыльцы, которые, в частности, на своих лекарствах, потому что нет лекарств – «вот просим помочь».

Что делает журналистика? Настоящая журналистика, журналистика «Эха Москвы». Причем есть их телефоны, всё есть. Это не придуманная история. И я списался с главным врачом 40-й больницы. Я передал ему имена и фамилии этих пациентов, которым как бы лекарства не выделяются. Он отправил в «красную зону» своего заместителя. После этого он позвонил мне и сказал, чего там есть, что это не подтверждается. Прислал мне фотографии выдачи лекарств… я не знаю, как это у них называется – листы выдачи лекарства по каждому из этих людей с фамилиями, мобильными телефонами и так далее.

Журналистика. Мы проверяем. Это не подтвердилось. Мы понимаем, что люди, которые больны, их родственники, они на взводе. Мы понимаем, какая смертность. Мы понимаем, что есть недоразумения. Мы понимаем, что есть неуслышанные вещи. Для чего нужна журналистика? Для проверки. А если бы подтвердилось, мы бы оказали помощь. Но не подтвердилось. И так дальше.

Нам говорят: «Почему вы в Карабахе не занимаете позицию?» Это сейчас не про Карабах, это сейчас про политику. А я вам про политику радиостанции. Как радиостанция может в данном случае занимать позицию, когда у нас недостаточно информацию. Мы собираем всю информацию, даем вам. Это вы занимайте позицию ту или иную.

Позиция радиостанции и журналистов радиостанции одна: надо прекратить убивать людей. Точка. И на этом всё.

Вот меня спрашивает по СМС Сергей: «Максим Шевченко задал хороший вопрос: «Эхо Москвы» по-прежнему будет приглашать в эфир членов ЛДПР, лидер которой предложил повесить мать троих детей Тихановскую в центре европейской столицы?»

А.Венедиктов: Я очень плохо отношусь к принижению слова фашизм

Мы будем по-прежнему приглашать, в том числе, господина Жириновского с тем, чтобы задать ему вопрос, как он смел такие вещи говорить? Да, за ним 4 миллиона человек. 4 миллиона голосов он получил на прошедших президентских выборах. И поскольку он сказал это публично, и никто не задал ему вопрос, значит, этот вопрос ему задаст «Эхо Москвы» в прямом эфире, чтобы каждый слушатель оценил сам свое отношение к господину Жириновскому и на следующих выборах проголосовал или не проголосовал за его партию. И тут мы вспомнили, что его партии принадлежит Сергей Фургал, которого вы так защищаете.

Жизнь вообще штука не одноцветная, непростая. Это вы должны определяться в своем отношении, а не мы, журналисты. Мы не должны цензурировать вас в вашем понимании, и мы не будем это делать. Такова позиция «Эхо Москвы». Она такова и будет. Просто имейте в виду, что когда кто-то что-то сказал, даже человек, которого вы уважаете – я сейчас не имею в виду последнее высказывание – не важно, кто – поклонники Путина, Навального, поклонники Макрона, поклонники Эрдогана, – не принимайте это на веру, будьте скептичны. Мы стараемся проверять то, что они заявляют, если это не оценка, а факты. В этом работа журналистов. И эта работа, как вы знаете, достаточно опасная и неприятная.

Мы, конечно, еще поговорим про историю с карикатурами. Безусловно, я вижу вопросы и их много. Но вот журналист CBS, знаменитой программы «60 минут» бреет интервью у президента ядерной крупнейшей державы господина Рампа. Лесли Шталь ее зовут. И Трампу не нравится это интервью. Вы это интервью можете увидеть, ничего там такого нет. Он встает и уходит на 38-й минуте. Это его право.

Но после этого журналистке начинают угрожать. Это вам не карикатуры на Мухаммеда. Она посмела замахнуться на святое – усомниться в словах президента Трампа! Ей угрожают. И сейчас ФБР взяло под охрану в США известнейшую журналистку Лесли Шталь после того, как с ее интервью ушел Трамп оскорбленный.

Послушайте, я говорю, до Мухаммеда еще далеко, но вы себе представляете. Кому-то из политиков что-то не нравится. И журналисты не должны нравиться ни политикам, ни оппозиционным политикам, ни таким, ни сяким. Но если мы говорим об угрозах, которые являются следствием этого… Что говорят люди? Она сама спровоцировала. Ничего не напоминает? А не надо задавать такие вопросы президенту США. А не надо ловить на вранье того или иного политика. А не надо задавать Жириновскому вопрос, как он смел сказать. И я вас уверяю, мы зададим этот вопрос.

А теперь, наоборот, меня спрашивают: «А что, Тихановская слилась?» Она должна была дать нам интервью в понедельник, обещала. Не дала. Ее пресс-секретарь сказал, что она сейчас так занята. Плюс у нее тяжелый график, плюс ковид. Не может. Ну, не может – мы же не можем ее заставить. Но вы должны знать, что вам было обещано интервью, и это интервью не дали.

В эфире программа «Без посредников». Алексей Венедиктов у микрофона. Давайте посмотрим эсэмэски.

– «Спасибо за Радзинского. Подскажите, он выходит в эфир прямо из Коктебеля?» Александр, поселок Белые столбы. Я не знаю, откуда он выходит в эфир, но, по-моему, не из Коктебеля. По-моему, Эдвард Станиславович из Подмосковья или из Москвы. Но, честно говоря, не знаю.

– «Почему «Эхо Москвы» моно, а не стерео?» Не знаю, почему «Эхо Москвы» моно, а не стерео.

Ольга пишет: «Нарышкина в эфире очень много. С лексикой у него большие проблемы». Не слушайте, Ольга. Я бы вам сказал, что у вас со слухом большие проблемы, мне так кажется. Но вы можете слушать не Алексея Нарышкина, а Алексея Соломина. Это ваш выбор.

Дальше вы стали писать про Голубева: «Берегите Голубева… Заразу принесет Голубев…».

Из Германии вопрос: «Вы можете прокомментировать ситуацию вокруг Ксении Собчак, ее поста?». Конечно, могу. Легкий вопрос. Отвратительно. Угрозы журналисту за слова или за карикатуры – это отвратительно. Считаю, что она должна быть взята под охрану, а полиция должна эти угрозы расследовать. Это вам не перепост в Фейсбуке, которые расследуют у нас следователи по особо важным делам Следственного комитета. Полная солидарность с Ксенией и поддержка ей.

– «Вы как-то порывались в Минск свидетелем Шклярова. Можете сейчас подтвердить, когда Виталий уже дома, что с ним обедали Макей, МИД и Мезенцев посол?» Нет, встречи с Мезенцевым не было. Я не знаю, была ли встреча с Макеем. Она ожидалась, Роман. Но с Мезенцевым точно не было этой встречи. Это я вам могу подтвердить. Вы, видимо, Роман, работаете в Следственном комитете Беларуси, я так понимаю? Вы так узнать не можете. Давайте вы спросите Виталия Шклярова сами, когда Виталий Шкляров выздоровеет. Вы знаете, как известно, что он подхватил коронавирус. И сейчас в Вашингтоне проходит обследование. Мы прервемся на несколько секунд на рекламу, и заем я посмотрю, что нам присылают уважаемые коллеги из чата.

РЕКЛАМА

А.Венедиктов

А.Венедиктов: Я не смотрю ни один стрим вообще, ни у какого журналиста. Мне это скучно. Вам весело, а мне скучно

Вот вопрос Никиты Стасенко за 200 рублей: «Алексей Алексеевич, а много ли сотрудников «Эха» стали журналистами и работают, не имя журналистского образования?»

Вы знаете, Никита, я не считал. Вот я не имею журналистского образования. Главный редактор не имеет. И, в общем, на образование – фиолетово сейчас. Очень важно, чтобы журналисты соответствовали тому, какой запрос идет от общества, от слушателей «Эха Москвы». Здесь образование, конечно, важно, но журналистское не обязательно.

Боятся ли меня сотрудники, это надо спрашивать у сотрудников.

Жуков, надеюсь, будет вести программу «Эха». Я не буду комментировать политические вопросы в этой программе, так что и не надейтесь.

Да, Наталья Зубаревич… Ходят мысли сделать программу. Она очень занята. Она реально очень занята. Я хочу придумать такой сюжет, где она будет тратить мало времени, но много будет на вас тратить сил.

– «Вы как-то будете пресекать громкие высказывания вашего зама?» – спрашивает Дмитрий. У меня много замов. Они имеют право на громкие высказывания, на тихие высказывания, просто на высказывания и на отсутствие высказывания.

Вот я вам хочу сказать, что сегодня пришла новость. Я еще не проверил ее. Сразу говорю: не проверено! Но такое издание как Press Gazette пишет: «Журналистам ВВС запретили критиковать коллег в соцсетях, рассказывать о срочных новостях в Твиттере, и, что самое главное, запретили так называемую «показную добродетель». Этим термином часто называют демонстративную поддержку или осуждение тех или иных событий или явлений ради того, чтобы улучшить свой собственный имидж и казаться лучше». Вот вы хотите от меня, чтобы я вот это сделал? Запретил громкие высказывания, тихие высказывания замов, не замов, журналистов. Это ВВС. Мы еще проверим. Я попытаюсь найти этот внутренний документ, но, тем не менее, вот вам пожалуйста, история. Поэтому не подталкивайте меня к необдуманным решениям, я бы сказал так.

За отсутствие высказываний, конечно, надо критиковать.

Опять Дмитрий: «Почему вы отказываетесь ходить на выборы?» Потому что как только я пойду на выборы, вы будете спрашивать, за кого я голосовал и, таким образом, чтобы я на вас влиял. А я не хочу. Или, скажем, политики, как это бывало, будут предлагать мне быть их доверенным лицом. А я не хочу. Вот потому и не хожу. И пока я главный редактор – и не собираюсь, и не буду. Не надо собой ангажировать своих слушателей.

Чат общается между собой, а это мне не очень, извините, интересно. Давайте посмотрим, что мне приходило по интернету, какие вопросы.

Масмас пишет: «Скажите, с какой точки зрения рейтинга лучше просматривать видео «Эха»: непосредственно на сайте «Эха» или нажимать кнопку «Смотреть на YouTube»? Ну, я думаю, что нажимать кнопку «Смотреть на YouTube», потому что, во-первых, качество, а, во-вторых, это продвигает нас на YouTube, позволяет нам заработать деньги и создать новые видеопроекты. Вот чтобы вы понимали, Алексей Голубев, который сегодня в 24-й больнице, он же не только радио делает, он видео делает.

Буксир кричит: «Донат висит». Да, вижу: висит. Сейчас вернусь к нему.

– «Слежу за частными каналами журналистов «Эха». Вы как руководитель наблюдаете фронду на станции?» Нет, я не наблюдаю фронду на станции. Я, Буксир (который, как всегда, присылает деньги и помогает нам делать студию – они все идут на студию), просто считаю, что это другая сфера их жизни. И я не регламентирую другие сферы жизни своих журналистов. Пока не регламентирую.

Обратите внимание, что они свои стримы ставят в те временные режимы, когда на «Эхе» идут неполитические передачи. Свои политические передачи они ставят против неполитических передач. Очень деликатно. Саша и Таня, и Нино. Мне кажется, что такая деликатность важна. С другой стороны, меня, в принципе, беспокоит, что очень часто эти стримы влияют на поведение в эфире. Например, я стал обращать внимание, что у некоторых журналистов стали очень длинные вопросы. Когда ты сидишь в стриме, ты не чувствуешь времени – они там полтора часа сидят, по два часа сидят, по шесть часов сидят. Поэтому вопрос может быть безразмерный.

И чисто технологически надо напоминать опытным журналистам, что вопрос должен быть коротким, что главное все-таки гость. Поэтому есть такие издержки, но они не являются фрондой и точно не являются пока принципиальными. Мне так кажется.

– «Я по вашему совету не слушаю тех, кто не нравится. А вы скажите о передаче «Нечайная пауза» с Нечаевым в Санкт-Петербурге». Я не знаю, Надя, в Санкт-Петербурге…. Я думаю, что я на следующей неделе доеду до Санкт-Петербурга. У нас есть лицензионная история с Санкт-Петербургом. Я, наверное, встречусь с редакцией в Петербурге, с Виталием Дымарским, с редакцией, и мы посмотрим тогда. Я запомнил, что вы сказали. Но я, честно говоря, не слушаю. Если честно.

Про Лукашенко я понимаю всё.

– «ДайДудя» подкаст «Эхо Москвы». Я передам.

Лизу Аникину я похвалю. Вы знаете, Евгений из Пензы, я не очень люблю хвалить своих журналистов, когда нет прорыва. Но я, надеюсь, что каждому есть, куда расти, начиная с меня. Поэтому, мне кажется, что так будет важно.

Я не буду комментировать никакие политические ситуации в этой программе. Я уже говорил на это.

– «Не кажется ли вам дезинформирующей тенденциозность материалов Карины Орловой?» Нет, мне не кажется, потому что, в данном случае, Карина, как мы знаем, в вашем понимании, топит за Байдена, а Юлия Латынина топит за Трампа откровенно. И те журналисты, которые нашими гостями – и Владимир Сухой и был Миша Таратута, и Сонин – у них у всех разные точки зрения. Ведь задача – иметь в недельном шаге разные точки зрения, мне кажется. Выбирать-то вам. Не голосовать, но выбирать-то вам. Поэтому, мне кажется, что это очевидно.

А.Венедиктов: Это вам не карикатуры на Мухаммеда. Она посмела замахнуться на святое – усомниться в словах Трампа!

– «Уважаемый Алексей Алексеевич, – пишет Штекелев, – а можно ли поставить на голосование вопрос о присутствии в эфире «Эха» отбивки Шнура? Уж очень он болезненный уже стал». Я вам отвечу. Ни одна передача не будет поставлена на голосование здесь. Потому что по закону за то, что выходит в эфире, отвечает главный редактор, а не ваше голосование. И в данном случае решать, извините, буду я. Понимаю, кому-то нравится, кому-то не нравится. Мы не 5 копеек, чтобы всем нравиться. Ну, переживите это.

Галина пишет: «Очень длинные вопросы задает Майерс». Вы знаете, я читаю все расшифровки. Я не разделяю вашей точки зрения. Вы просто неровно к Маше дышите.

– «Ляховская легкосотрудница?» Да Ляховская легкосотрудница.

Вот мне пишут: «Да, клевые отбивки у Шнура». Ну вот 1:1. Ну, чего мы будем по этому поводу?

Антиох пишет: «Плевать на Шнура. Пусть поет». Ну и всё, закончили эту тему. Вот и всё.

Мария пишет: «Про длинные вопросы – это точно …те, кто ведет стрим, мне кажется, это не связано». Это связано, потому что у вас привычка, если она возникает… она может не возникнуть, но если она возникает… и там не только это… Поэтому, когда вы занимаетесь другой сферой… Вот давайте посмотрим позитивно. Вот Сергей Пархоменко занимается «Последним адресом». Он внутри. И вот в каждой его передаче есть «Последний адрес», в каждой, даже когда нет информационного повода. Сейчас есть. Это такая профессиональная история. Он как бы заложник того, чем он занимается, и это нормально в том смысле, что он это осознает и сам себе связывает руки. Надо осознавать.

– «Это к Альбац. Мастер задавать вопросы на 5 минут». Знаете, это тоже особый жанр у Жени Альбац, когда у нее нет соведущего. Ира Воробьева сидит там для технической поддержки. А Женя, у нее программа такая… И вообще, на самом деле сейчас скажу страшную вещь, а вы ей передайте, что называется. Я считаю, что ее сильная сторона – это не интервью, а комментарий. И я считаю, что вы приходите за ее мнением, а не за тем, как она берет интервью. Я же вижу посещаемость. Понимаете?

– «Понравилось ли вам качество, – спрашивает Илья Галманов – в прошлом интервью Инессы Землер с Чичваркиным?» Еще не читал, ребята, не доходят руки. Я думаю, что у Инессы не может быть плохого качества. Что-то про другое меня спрашиваете – я бы ответил.

У каждого журналиста есть свои сильные точки. Профессия журналиста, с моей точки зрения, она разваливается на разные профессии. Есть интервьюеры, есть новостники, есть публицисты, есть ведущие эфиров. Иногда хочется быть всем. Вот я плохой новостник, я точно хуже, чем Константин Мирошников, который будет читать… Если бы я начал делать новости, вы бы тут все умерли со смеху. Вот сейчас Константина и послушаем. А я, в общем, неплохой интервьюер.

НОВОСТИ

А.Венедиктов

Марина пишет: «Вы едва успеваете следить за чатом. Вместе с тем предлагаете еще кучу путей доступа: СМС, твит, сайт. Зачем? Чтобы отнимать время у добросовестных интересантов, пишущих не в чате?» Я не очень понимаю. Это способ доставки. Кому-то удобно СМС, кому-то в чате. Почему я должен дискриминировать какие-то способы доставки вопросов? И потом, я не могу вам сказать, кто добросовестнее. Я вообще считаю эту постановку вопроса, извините, Марина, дурацкой. И там, и там есть добросовестные вопросы, темы, и там и там есть недобросовестные люди. Если бы вы видели экраны, вы бы, наверное…

– «Дорогу молодым! Угостите Алексея Нарышкина пивом». Знаете, он сам справится. Не надо передо мной нападать или защищать Нарышкина, Майерс, Плющева, кого-то хвалить, кого-то ругать. Это бессмысленно с точки зрения влияния на меня. Вы все прекрасно понимаете, у каждого ведущего есть своя аудитория. Есть люди, которым манера такого-то ведущего нравится, такого-то ведущего не нравится. Ну, и ради бога. Они разные. Так «Эхо» и создано, чтобы они были разные. Чтобы не было 25 Нарышкиных или 25 Плющевых. И не будем их противопоставлять. А то глядите, я их в пару поставлю. Посмотрим, как вам будет плохо. Мне так кажется.

– «Как вы относитесь к хихиканьем ведущих Маши Майрес, Елены Ляховской, когда они говорят о серьезных вещах?» Я думаю, что у вас предвзятое отношение. Хихиканье красивых женщин украшает жизнь. Вашу сумрачную жизнь она не украшает? По-моему, украшает.

– «Планируете делать программу про кино?» Дмитрий Васильев. Сколько я это всё планирую, планирую… Знаете, он всё планировал, планировал и не допланировался. Это же вопрос: как делать программу про кино по радио? Я, честно говоря, считаю, что программа должна быть для всех. То есть это радио общего формата. Как ее делать, я пока не знаю.

– «Во время эфира с Ройзманом Ира Воробьева уронила стеклянную перегородку». Нет, всё на мессе, всё хорошо.

– «Сотрудников срочно на английские курсы». Обойдемся, честно говоря.

«Почему трамповскую рекламу включаете в рекламное время? На кого это направлено?» – говорит Сергей из США. Вы о чем?

– «Передача Виталия Дымарского «Всё так» на сайте…». Сайт – это к Рувинскому, честно говоря.

– «Хочется слышать Ляховскую в «Одне». Будет время…

А.Венедиктов: Мы стараемся проверять то, что они заявляют, если это не оценка, а факты. В этом работа журналистов

– «А можно не раз в неделю программу ставить, а раз в две недели?» Нет, нельзя, это жизненный цикл человека. Он живет час, день, неделю, месяц. Вот каждый четверг ля-ля-тру-ля-ля. Нельзя через четверг. Люди ждут. Не получается. Это неправильное планирование.

– «Как вам решение части журналистов уйти из RTVi из-за появления Турчака?» Я про это ничего не знаю. Мы свободные люди в свободной стране, нет? Ну, журналистика как бы подразумевает, что генсек правящей партии должен приходить в медиа и отчитываться перед слушателями о своей работе. Это же вопрос, как вести интервью. Поэтому это я как-то… С другой стороны, люди горячие. Могут и уйти. Что сделать?

– «Почему Ляховская ушла из утреннего «Разворота»? Потому что она попросила меня отпустить ее из утреннего «Разворота». Так и отвечаю.

– «Крепкого здоровья!» Да, здоровье не помешает.

– «Уважуха». Спасибо большое.

– «Саморекламу потише нельзя?» Есть правила рекламы, саморекламы по звуку. Это наука, а не желание. Она должна стоять выше.

– «Нет ли идеи по созданию исторической передачи о религиоведении?» Нет, таких идей нет. То есть идеи-то есть. Но создание передачи – этим журналистика отличается от не журналистики – это придание ей формы. В том числе, форма несет содержание, понимаете? И контент-то найти… А чего тут делать? Программа «Всё так», «Всё не так». У нас исторических программ – застрелись. Можно их сокращать. Но придание ей формы, чтобы это не сваливалось либо в сюсюканье, либо в карикатуру – это сложная история.

– «Хватит жаловаться. Это отвратительно». Это правда.

Опять про рекламу. Ребята, я по этому поводу уже сказал всё.

Вы, понимаете, когда вы даете идею, я ее изучаю. Когда вы друг с другом общаетесь, я это не изучаю, а спокойно перехожу на эсэмэски.

– «Вы возвели отбивку в ранг передачи». Да, я возвел отбивку в ранг передачи, потому что я главный редактор. Могу снизойти до отбивки, могу поднять ее до ранга передачи. Да, это моя компетенция.

Нарышкин… Хорошо.

– «Выбирать-то вам». Да, верно, мне.

– «Разве не программа предложение истории…». Так предложения должны быть предложениями, а не глумлением. Я глумления пропускаю.

– «Можно ли смотреть передачи с Быковым и больше вообще никого не слушать на вашем радио?» Можно, Егор. Можно даже Быкова не слушать на нашем радио. Можно даже вообще не жить. Это же ваш выбор. Конечно, если вам в наших эфирах интересен только один Дмитрий Львович Быков, я это приветствую. Давайте.

– «Кто накапал, – пишет Евгений из Пензы, – на Ирину Воробьеву, тот стукач». Не накапали. Это они думают, что они накапали.

– «Тяжело работать с Евгенией Альбац?» Хороший вопрос! А с кем легко? А вы думаете, со мной легко работать? Конечно же, нет. Очень сложно. Потому что все талантливые люди чрезвычайно тонко организованные люди. Им кажется, что главный редактор их недооценивает, им кажется, что главный редактор к ним придирается. Им кажется, что у них мало эфира. Им кажется, что не так поставлен свет, не так выведет микрофон. И всё это зловредный главный редактор. Это шутка была, сарказм.

Конечно, тяжело. Со всеми работать тяжело. Лучше не работать. Но бывает, что приходится и работать.

Буксир спрашивает, есть ли такие журналисты, которых хотели бы взять, но по каким-то причина мне можете? Ну, конечно, есть, Буксир. Вот я давно бегал, прыгал – сейчас перестал – вокруг Познера. Потому что он иной, нежели многие журналисты «Эха». Он очень образованный, он очень парадоксальный. Он вызывает массу обсуждений. И я не могу придумать ему передачу, с которой бы он согласился, лет 12. Ну, мозгов не хватает. Просто не хватает мозгов и всё.

Владимир Сухоруков спрашивает: «Когда на пенсию, Алексей Алексеевич?» Друг мой, я уже 4 года пенсию получаю. Я пенсионер. Поэтому можете отдыхать.

– «Следите ли вы за успехами Майкл Наки?» Нет, не слежу ни за успехами, не за неуспехами. Вот этот формат, который Майкл делает, мне неинтересен. Ну правда. И вы сами, понимаете, почему. Этот формат мне неинтересен, кто бы его ни делал. Я не смотрю ни один стрим вообще, ни у какого журналиста, не только у своих или своих бывших – вообще. Мне это скучно. Вам весело, а мне скучно.

– «Сегодня четверг, значит, будет Дмитрий Львович». Да, будет Дмитрий Львович. Он приходит в студию. Он попросил приходить в студию. Я разрешил. Ну, и хорошо.

– «Мне передачи нравятся. Спасибо! Бахадыр Кулмухамедов из Кливленда Огайо». Ну, если в Огайо нас слышат! О чем еще можно мечтать в жизни?

А.Венедиктов: Это вы должны определяться в своем отношении, а не мы, журналисты

– «Правда ли, что все ваши ведущие или даже сотрудники пересели на такси? Насколько это затратно для «Эха»?» Да, действительно, был мой приказ совместный с генеральным директором, что в период пандемии – это было еще весной, но мы не отменяли, – что сотрудникам запрещено перемещаться в общественном транспорте. И «Эхо» возмещает поездки на такси. Сохранение здоровья сотрудников нам дороже. Это правда, Игорь, это так. Это приказ.

«У вас фобия перед сотрудниками?» – спрашивает Ольга. Как вы думаете, если бы у меня были фобии, я бы с ними работал? Я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы не работать там, где у меня фобии.

– «Вы прокомментируете смерть отца Дмитрия Смирнова?» Я ее комментировал.

Вот Наталья пишет: «Слава богу, что у вас нет Познера». Видите, Наталья, вы так считаете, а я считаю иначе.

– «Зачетная рубрика. Так пусть про Америку рассказывать, например». Не получается. Очень жалко. Не могу придумать формат. Да не тему. Тему, слава богу, как-нибудь Владимир Владимирович придумает. Мне нужно продать ему, в смысле соблазнить его на какой-то формат, которого нет. А придумать не могу.

– «Позовите этого на «Эхо»… позовите этого на «Эхо»…».

– «Уткина утром не будет?» Никогда не говори никогда, Александр. Почему не будет?

Да, Алексей Кузнецов на карантине. Я начал возвращать сотрудников и гостей. Вы это видели. Это было с августа. И вот опять случилось то, что случилось. И я возвращаю людей на карантин. 65+ – обязательно. Хронически больные – обязательно. Гости – желательно максимально. Вот такая история.

– «Есть ли возможность делать видеорепортажи?» Да, есть. Спасибо и вам, Буксир.

Меня спрашивали про блогеров и про журналистов. Это длинный разговор, Ярослав. Но это разные профессии, на мой взгляд.

– «Уткина в «Персонально ваш». Ну, наверное, возможно. Пусть слушают.

– «Почему на «Эхе» рекламируют лженаучную…?» Вся реклама на «Эхе» сертифицирована государством Российской Федерации. Когда СМИ любое ставит рекламу, оно не может проверять ее эффективность – этого транспорта, лекарства, банка. Есть государственные органы, которые лицензируют для деятельности то или иное заведение. И вот лицензия государства для нас – это знак, что можно рекламировать. Я вам про это сказал. Поэтому не заставляйте меня быть судье того, что банк надежный – не надежный, вода живая – не живая. Мне нравится вода.

– «Пожалуйста, включите больше передач на YouTube-канале. Вечерние операторы не усиливают звук новостей на канале». Это я не понял, но это я передам.

– «Есть ли на «Эхе» запретные темы в рекламе без учета ограничений по закону?» Я вам приведу пример, Юрий Бяков. Такая история. Вообще, реклама – это не зона ответственности главного редактора. Это зона ответственности генерального директора. Я расходная часть бюджета вместе с редакцией. Генеральный директор – доходная часть бюджета вместе с администрацией. Поэтому рекламу собирает рекламная служба, подчиненная генеральному директору и в рекламные блоки ставит. Но есть ограничения. Например, если некий политик или некто собирается комментировать в рекламу политическое действо за деньги, визирует это главный редактор.

Вот был случай. Тут у нас некий персонаж за большие деньги… я получаю служебную записку от генерального директора, что просьба предоставить в означенное выделенное время такому-то человеку, персонажу, он хочет комментировать – и обязательно тема и вопрос. Я посмотрел на этого персонажа и написал: «Нет» И поставил подпись. То есть вам ограничение. Почему? Потому что этот персонаж, с моей точки зрения, эту тему… никаким образом, вот никаким образом не может быть. «Эхо» потеряло деньги, это правда. Но такая наша позиция, такая наша договоренность с генеральным директором обоюдная.

Олег Макеев: «Вернется ли в прямой эфир Владимир Ильинский?» Как кончится карантин, так и вернется. Еще раз повторяю. Действительно, вот вам история с Володей. Он вернулся. А потом наступил новый всплеск. Мы бережем Володю Ильинского. И идем по возрасту, в том числе. Поэтому вернутся. Может быть, он и из дома будет прямой эфир вести. Не знаю, у нас есть люди, которые из дома ведут прямые эфиры. Может быть, у него нет сейчас такой возможности.

Вы имеете в виду в студию? Да, вернется, конечно. Надо это волну гребаную сбить – и вернется.

– «А кем контролируются рекламно-информационные передачи?» Рекламно-информационные передачи контролируются службой рекламы.

– «Можно ли в «Одина» Плющева поставить?» Нет, нельзя. Потому что Саша, который начинал «Один» и сделал, собственно, первого «Одина», он как раз попросил меня, уходя на утро – он готов заменять иногда, но он не готов, это очень тяжело. Поэтому нельзя.

Но вот сейчас, например – сейчас я кого-то обрадую – со следующей недели Нарышкин в отпуске… Не вижу ни одного «ура!» Ну-ка ура! громко и лайки, лайки… Не вижу «ура!» – где? Нарышкин со следующей недели в отпуске. Он не ведет «Одина», в частности. В отсутствие Алексея Нарышкина «Одина» на этой неделе и на следующей ведет Женя Бутман. Стартовал. Прошу любить и жаловать. А потом рассказать.

А.Венедиктов: Мы будем по-прежнему приглашать Жириновского, чтобы задать ему вопрос - как он смел такие вещи говорить

Вот «ура!» пошли, видите. Наконец, какая-то реакция, а то я думаю, что вы все придуриваетесь.

А теперь еще раз «ура!»: а Нарышкин через неделю вернется из отпуска на свои эфиры. Вот так я вас и купил.

– «Очень не хватает еженедельной передачи, куда бы приходили музыканты». Ну, не хватает.

Юра Кобаладзе, мы надеемся, что он скоро выйдет. Я сам соскучился по Юре как по другу и как по журналисту. Несмотря на то, что он 65+, я надеюсь, что он скоро выйдет.

«Детские передачи… Медицинская реклама. Может быть, в детское время не надо?» – спрашивает Евгений. Я передам, я с вами согласен, но есть зоны эфира, за которые я не отвечаю. Ответственность рекламной службы, которая зарабатывает деньги. Вот как Буксир нам помогает… и мы на это живем и на это живет «Эхо Москвы». Поэтому я передам, но это будет их право.

Соломин остался, конечно, безусловно.

– «Зачем столько про «Росатом?» Не очень понимаю вашего вопроса.

– «Нарышкину 100 лайков» Тоже хорошо. Нарышкин forever!

– «Как вы относитесь к выражению исламофашизм?» Это очень хороший вопрос, Рима. Я очень плохо отношусь к принижению слова фашизм. И, наверное, потому, что я очень много читал про фашизм. И когда людей называют фашистами просто так, легко, меня коробит. Когда политики друг друга называют фашистами. Фашизм имеет определенные черты, которые очень хорошо описал и Умберто Эко, если говорить о писателях и Аркадий и Борис Стругацкие. Или Борис Натанович, я не помню, кто-то из них. И, конечно, Нюрнбергский трибунал.

И поэтому так легко бросаться словами «А-а, ты фашист!.. Это фашисты…» мне не кажется правильным. Я это не разделяю никак.

– «Значит ли, что Лиза будет заменять Нарышкина с Ганапольским через неделю?» Ну, наверное, значит. Но Лиза тоже собирается в отпуск Аникина. Поэтому нет, не с Нарышкиным, наверное. Я не знаю личную жизнь сотрудников никак.

– «Пригласите Долина в передачу о кино». Да нет передачи о кино, некуда приглашать.

Михаил: «Носовского и Фоменко когда рекламировали, ничего внутри не щелкало?» Вы у Гарри Каспарова спросите, который является поклонником этой теории.

Нет, никакого намека выселения с Арбата у нас нет, поэтому не могу сказать про это.

– «Объявите конкурс на передачу про Познера». Слушайте, я не могу 12 лет ему говорить, а вы считаете, что вот так вот придумаете.

– «Какой особый формат стрима Латыниной, как у Альбац с Сорокиной». Я даже не понимаю вопроса. Нет никакого стрима Латыниной. Есть две передачи, которые идут без ведущего или три. Так исторически сложилось. Это Юлия Латынина, это Сергей Пархоменко и это «Одины». Вот и всё. Мы всё это прекрасно понимаем. Мы видим аудиторию, которая сложилась вокруг этого. И эти журналисты ограничены в формате – час. Они ограничены в 3-4 темы. По-моему, всё очевидно.

– «Кынев хорош». Да, хорош.

«Есть передача про флору, а про фауну нет», – пишет Наталья. Да.

– «Вы видели передачу, где Света Сорокина на НТВ брала интервью у Путина в 99-м?» Видел.

– «У Путина по Скайпу нельзя взять интервью?» Нельзя, он же не дает.

«Возврат Веллера в эфир возможен?» – спрашивает Виктория. Да, возможен, когда он публично извинится за то, что он сделал. Ничего не меняется. Да, возможен. Я это говорил про это. Пожимал плечами, говорил: конечно, возможен, Виктория из Краснодарского края, но он должен извиниться.

– «Почему так мало Антона Ореха?» Всем кажется, что всех мало. 24 на 7.

А Белковский… Ну, Белковский не то что сам себе ведущий. Это не так слегка. Ну да, еще Белковский, согласен.

А.Венедиктов: Позиция радиостанции одна: надо прекратить убивать людей. Точка

– «Что с иском к Пархоменко?» Его нет. Но я, правда, попросил наших юристов изучить вопрос, можем ли мы подать на РСПП в суд за то, что было сказано. Вот юристы «Эхо Москвы» изучают эфир «Дождя», по-моему, где был Александр Шохин.

– «Возможно ли на «Эхо Москвы» отдельная программа о московских проблемах. А то приходится обращаться к вам по метро, по таблеткам в больнице и по хордам?» Всё возможно, только в этот момент, я обращаю внимание, все остальные районы могут выключиться. И мы стараемся, чтобы чисто московской тематики было не много.

– «Передача про сериалы – нет подвижки?» Нет. Та же самая история, что с кино. И автор нужен и придумать надо. Я сам поклонник сериалов. Не могу придумать.

У «Граней недели» один ведущий. Да, но много гостей. Он не один сидит в эфире. Не надо сейчас глупости говорить. Мы же говорим о том, кто сидит в эфире.

– «Говорите по-грузински. Кобаладзе». Грузинские сказки, мы же знаем… Могу Тину попросить. Как-то была история… Было две истории. Одна история, когда мы готовились к интервью с президентом Дмитрием Медведевым в 9-м году или 10-м по годовщине войны в Грузии. И там три было интервьюера: Софико Шеварднадзе от RTVi, Катя Котрикадзе от 1-го грузинского канала и я. И продюсер. И мы сидим в Сочах, готовимся. И вдруг барышни переходят на грузинский язык – ты-ты-ты. Я говорю: «Э-э, девочки, а ничего, что я здесь. Мы втроем будем брать интервью». Софико говорила: «Алексей, так же быстрее – на грузинском». Я почувствовал себя униженным и оскорбленным.

А вторая история была, когда мы сидели в грузинском ресторане. Была Тина и был Юра Кобаладзе. И они вдруг заговорили по-грузински. Они друг друга испытывали на знание грузинского. И я почувствовал себя наедине с хачапури, если честно. Поэтому, ну что…

Да, Каспаров – это голова. Да, это верно.

Какой особый формат у Латыниной и Альбац? У Латыниной особый формат есть. По-моему, он очевиден. А у Жени Альбац особого формата нет. И это моя проблема, потому что она то одна в студии, то с гостями, что неправильно. Я ей это говорил. Она скоро вернется в Россию. Мы тут ее формат и сделаем. Так что в этом смысле вы абсолютно правы, я не дочитал до конца.

– «Жалко утренний «Разворот». Может быть, вернете их формат с 8, а не с 7?» А почему? Вам жалко ведущих? Вообще можно с 10 до 11 один час сделать, и будем их жалеть.

А.Венедиктов: Мы понимаем, что есть недоразумения, неуслышанные вещи. Для чего нужна журналистика? Для проверки

– «Варфоломеев хотя бы иногда в эфир выходит?» Иногда выходит Володя. Но ему больше нравится административная работа. И хорошо.

Да, с Радзинским будет продолжение. Мы хотели, Аркадий, записать продолжение в это воскресенье. Но, скорей всего я буду в дороге, поэтому мы перенесли еще не одно воскресенье. Рейтинги хорошие, не волнуйтесь. И у Латыниной хорошие. Всё хорошо.

– «Наедине с хачапури – это так романтично. Зачем лишне рты?». Да, Диана, это было так.

– «Как с программой «Клинч»?» Больное место. Никак. Знаете, почему? Скажу страшную вещь. Это не журналисты разучились вести «Клинч» – мы это видели на примере Тани Фельгенгауэр, которая делает блистательно, – это политики разучились разговаривать по существу. Поорать, поплеваться, покидаться можно. Поэтому больной вопрос.

Я с вами прощаюсь, но в 22 я вернусь в программу «Дилетанты». Будем говорить о Петре Первом и царевиче Алексее с автором книги об Алексее Николаевиче Толстом Евгением Варламовым. И ждите меня. Я скоро буду. Лайки не забываем!