Михаил Барщевский - Особое мнение - 2015-04-14
14.04.2015
И.Воробьева
―
Здравствуйте! Это программа "Особое мнение". Меня зовут Ирина Воробьева. Сегодня со своим особым мнением гость Михаил Барщевский. Здравствуйте, добрый вечер!
М.Барщевский
―
Добрый вечер!
И.Воробьева
―
Смотрели ли вы прекрасно видео выступления танцевального какого-то коллектива «Танец пчелок».
М.Барщевский
―
Да, смотрел.
И.Воробьева
―
Вот этот вот, которые исполняет танец тверк, если я правильно понимаю. В общем, скандал жуткий. Там СК уже признает криминалом исполнение этого танца. Срочное совещание в Оренбурге в мэрии и так далее.
М.Барщевский
―
Я даже больше вам скажу, сейчас в новостях прошло, что эту школу закрыли.
И.Воробьева
―
Там закрыли сначала направление этих танцев, сейчас хотят закрывать школу.
М.Барщевский
―
В общем, я скажу так. Я несколько эфиров назад здесь сказал уже в студии, что мы живем в век мракобесия.Могу эти слова только подтвердить. Я смотрел этот танец. С моей эстетической точки зрения прекрасный танец, потому что движения, которые идут на сцене у меня не вызывали никаких сексуальных ассоциаций, эмоций. Действительно движения пчел. Вот движущиеся пчелки, шевелящие своими брюшками все время, когда он садятся на цветок. Абсолютно великолепный совершенно хореограф, который сумел человеческим телом передать движение пчел. Костюмы соответствующие. Я на знаю, к чему там еще придраться? Мне вспомнился фильм, по-моему, это «Пеппи Длинный чулок», где девочки танцуют. Это еще в советские времена.
И.Воробьева
―
Нет, я не помню.
М.Барщевский
―
Я таких танцев видел в кино тысячи. А вообще, нам надо Большой театр закрывать.
И.Воробьева
―
Почему?
БАРЩЕВСКИЙ: Великолепный хореограф, который сумел человеческим телом передать движение пчел
М.Барщевский
―
Да они ж там голые!
И.Воробьева
―
Там же взрослые люди-то, не дети.
М.Барщевский
―
А какая разница? Они же голые.
И.Воробьева
―
Они не голые там.
М.Барщевский
―
С обнаженными ногами, то есть я имею в виду, что у них пачки, а не юбки и не брюки. Пора закрывать Большой театр. Это безобразие полное. А программу «Голос»? Они же там выходят – у кого разрез бывает выше колена… Это же просто вот… Мне вспомнился анекдот. К психиатру приходит человек, и психиатр ему рисует два квадрата. Психиатр говорит: «Что это такое, с чем это у вас ассоциируется?» Он говорит: «Женские груди». Рисует два треугольника. – «А это что?» - «Женские груди». – «А вот это что» - рисует два круга. Пациент психиатру: «Доктор, а вы сексуальный маньяк!» Вот это из этой серии. То, что дети используются. А что в этом такого? Это не порнография, это не эротика. Это «танец пчелок». Наверное, я сошел с ума, но я просто не понимаю, к чему здесь можно придраться. Я не говорю про СК, я беру даже про управление культурой.
И.Воробьева – О
―
о! Ну там все. Понимаете, там даже не столько управление культурой, то есть в этом случае, в этот раз возмущение у какого-то бешеного количества людей в интернете, взрослых людей таких очень, мам, пап…
М.Барщевский
―
Я же не говорю, что мракобесы засели в управлении культурой или в СК. Уже век мракобесия. Началось полное мракобесие, полное. Оно всюду, оно во всем. Это сдвиг по фазе, это психологический сдвиг по фазе. Это не 21-й век, это средние века.
И.Воробьева
―
То есть, историю с «Тангейзером» тут даже, видимо, обсуждать не стоит.
М.Барщевский
―
Абсолютно. Хотя с моей эстетической точки зрения это просто незачем, вот просто незачем. Я не понимаю этого. Я никому не навязываю свою взгляды. Я недавно был на премьере спектакля «Бег» в театре Вахтангова. Мне категорически не понравилось?
И.Воробьева
―
Почему?
М.Барщевский
―
Ну, потому что это дано в виде восьми снов. Я не понял, зачем там стаканчики на сцене пластиковые с водой – вот для чего? Я просто не понял, что они символизируют. Я не понял режиссера. Это не проблема режиссера, это моя проблема. Я не понял. Мне это непонятно. Многим в зале не понравилось. А кому-то понравилось. Но что, нам тем, кому не понравилось, начать писать письма с требованием закрыть? Или в Большом театре была премьера «Пиковой дамы». Я не понимаю. Причем поставил Додин, великий режиссер. Но я не понимаю, почему нужно действие «Пиковой дамы» переносить в сумасшедший дом, я не понимаю. Но я буду последний, кто потребует закрыть спектакль, снять спектакль, освободить директора театра. Это творчество. Вот художник так видит. Дальше зрительный зал, продажа билетов показывает интересно это или неинтересно. В этом нет нарушение законов. Это право на творчество.
И.Воробьева
―
Как это нет? А оскорбление чувств верующих? Статья, между прочим, теперь.
М.Барщевский
―
Да. Мое отношение к этой статье известно. Я считаю, что чувство верующих можно оскорблять только на территории храмов, а всюду за пределами храмов их оскорбить нельзя. Я вообще, считал бы полезным напоминать, что Лев Толстой был отлучен от церкви, вот об этом все время помнить. И, наверное, он очень оскорблял чувства верующих, если его отлучили от церкви.
И.Воробьева
―
Наверное, вам ответят, что времена были другими.
М.Барщевский
―
На что я спрошу: лучше или хуже?
И.Воробьева
―
Это другой вопрос, я бы даже сказала, что он философский.
М.Барщевский
―
Да. Поэтому я пребываю в растерянности. Я перестал понимать, что происходит. Но, слава богу среди моих друзей и моего довольно широкого круга общения… кстати, там есть люди, которым даже «Пиковая дама» в Большом понравилась. Мне не понравилась. Мы спорим о художественных достоинствах этой постановки. Мы не обсуждаем вопрос о снятии спектакля, об оскорблении памяти автора, об отставке гендиректора театра, мы не пишем жалоб Мединскому.
И.Воробьева
―
Кстати, а Мединский-то чего. Министр культуры уж как-то мог бы прекратить это мракобесие в отношении творчества?
М.Барщевский
―
Я не думаю, что по этическим соображениям я вправе комментировать действия министров.
И.Воробьева
―
А вообще-то, очень жаль. Хорошо, если не министр, то СК. Вам не кажется, что последнее время Следственный комитет проводит проверки – я так мягко скажу – или возбуждает уголовные дела практически по каким-то несуществующим преступлениям.
М.Барщевский
―
Интересно другое. Не то, какие дела возбуждаются, а как и чем они заканчиваются, сколько из возбужденных дел попадает в суд. Я как-то видел цифру, она была шокирующая: из общего количества возбужденных дел – сколько дошло до суда. Это было несколько лет назад – я видел эти цифры – что-то было процентов 20.
И.Воробьева
―
То есть мало доходит до суда.
М.Барщевский
―
Да. У нас же считается как: дело возбудили – значит, реакция есть. А кому какое дело: возбудили дело, не возбудили? Вот лесные пожары. Первое, что нам сообщают информационщики: возбуждено уголовное дело. Значит, нам от этого должно стать легче?
И.Воробьева
―
Кого-то накажут.
БАРЩЕВСКИЙ: Началось полное мракобесие, полное. Оно всюду, оно во всем
М.Барщевский
―
Это не факт. Возбудили уголовное дело и осудили – это большая разница. Упал самолет не дай бог – возбудили уголовное дело. Нам сообщают, что возбудили уголовное дело как таблетку успокоения, таблетку валерьянки: Успокойтесь, товарищи, мы возбудили уголовное дело. Какая мне разница, возбудили вы его или не возбудили? Вы мне покажите наказанных за это, только не назначенных наказанных, а реально виновных. Вы вспомните Саяно-Шушенская ГЭС – какое было громкое дело? Сразу нам сообщили, что возбудили уголовное дело. Сколько лет шло расследование?
И.Воробьева
―
Ой, я даже чего-то забыла, чем закончилось там все.
М.Барщевский
―
По-моему, 7. Там закончилось все очень суровыми приговорами в отношении виновных. Так вот шум поднимать надо, когда приговор состоялся, а не когда дело возбудили.
И.Воробьева
―
Сейчас продолжим на эту тему. Михаил Барщевский в программе "Особое мнение", сейчас прервемся на пару минут.РЕКЛАМА
И.Воробьева
―
Продолжается программа "Особое мнение". В студии Ирина Воробьева, Михаил Барщевский. Я про уголовные дела хочу процедуру понять. Значит, сначала происходит проверка доследственная какая-то, потом принимается решение.
М.Барщевский
―
Не обязательно.
И.Воробьева
―
Или могут просто возбудить уголовное дело?
М.Барщевский
―
Могут сходу возбудить уголовное дело.
И.Воробьева
―
А если оно не доходит до суда, то что дальше – просто закрывается и все?
М.Барщевский
―
Закрывается. Тихо-тихо. Вы, когда-нибудь слышали, чтобы Маркин вышел под камеры и сказал: «Сегодня Следственный комитет прекратил уголовное дало в отношении такого-то за отсутствием состава преступления»?
И.Воробьева
―
Я бы сказал, что он, наверное бы сказал: «Сегодня Следственный комитет прекратил – и дальше цифра – столько-то уголовных дел, потому что…». А где-то можно, интересно, посмотреть? У них есть какая-то статистика?
М.Барщевский
―
Не знаю.
И.Воробьева
―
Я просто еще, почему про уголовные дела заговорила – потому что одно уголовное дело как минимум, которое возбудил Следственный комитет, дошло до суда. Речь идет о краже картины. Помните, мне кажется, мы с вами уже обсуждали эту историю? Вот 240 часов принудительных работ присудили Георгию Албурову. Как раз про это уголовное дело я говорила, когда речь шла о каком-то несуществующем преступлении. Мы же все следили за этим. Ну, как можно было вынести обвинительный приговор, когда человек просто взял, и художник даже не говорит, что это кража – ну как так?
М.Барщевский
―
Я не могу сказать, как можно было вынести обвинительный приговор. Я по этому свою позицию высказывал. Я не усматриваю здесь состава преступления, поскольку картина была, если это возможно назвать картиной – насколько я понимаю, ватман…
И.Воробьева
―
Ну да, постер.
БАРЩЕВСКИЙ: Я считаю, что чувство верующих можно оскорблять только на территории храмов
М.Барщевский
―
…Была вывешена на заборе. То есть ни в помещении, так сказать, без надписи «руками не трогать!». Сидит художник, продает свои постеры, вывешенные на том же заборе. Он сидит рядом, он их продает, к примеру. Или там лежит книга отзывов – он собирает отзывы. Понятно, что это его собственность, он вынес ее на показ или на продажу. Если такую картину схватить и убежать, это будет грабеж даже, не воровство, а если незаметно, то воровство. Ну просто человек повесил на заборе что-то. Завтра кто-то напишет слово из трех букв на бумаге и повесит на забора, и скажет: «Это мое художественное видение «Черного квадрата» Малевича, растянутого на полоски. Кто-то сорвет – то ли он борется с хулиганством и нецензурщиной, то ли он картину попортил. Вот как считать? С моей точки зрения, вывешенное на заборе вот такое произведение, не охраняемое, не принадлежащее никому как бы… Неизвестно, а если бы коммунальщики, которые должны следить за порядком на улицах, красили бы этот забор, и ту картину бы сняли, покрасили забор и ее выбросили – его бы тоже судили?
И.Воробьева
―
Интересный, кстати, вопрос, ведь коммунальщики должны снимать все, что не является официальным и не висит на досках объявлений.
М.Барщевский
―
Да.
И.Воробьева
―
Но они снимают многие полезные вещи, например, ориентировки на пропавших, они полностью вычищают. То же самое абсолютно.
М.Барщевский
―
Вот давайте пофантазируем.
И.Воробьева
―
Давайте.
М.Барщевский
―
Вот на заборе висит эта картина, а внизу такие разрезанные полосочки, и надпись там: «Досуг, телефон такой-то». Или: «Продаю щенков, телефон такой-то». Это реклама или это картина?
И.Воробьева
―
Реклама, конечно.
М.Барщевский
―
Что должны сделать коммунальщики?
И.Воробьева
―
Снять и попасть под суд.
М.Барщевский
―
То есть такое понятие «юридический абсурд».
И.Воробьева
―
По поводу юридического абсурда. Политически ангажированных СК. Албуров – это же соратник Навального…
М.Барщевский
―
Это в какой стране.
И.Воробьева
―
Это я про Россию говорю.
М.Барщевский
―
Кто-то не знал этого.
И.Воробьева
―
Я спрашиваю, я не утверждаю, я спрашиваю. Нет ощущения политически ангажированного - видите, я даже выговорить не могу, это нормально – Следственного комитета, который выступает с уголовными делами против тех людей, которые кому-то мешают?
М.Барщевский
―
Знаете, вот сейчас я вам скажу: приведите мне статистику. На самом деле Следственный комитет выступает не только против… Ой, я сейчас начну защищать Следственный комитет, что для меня не характерно, но правда мне дороже, истина дороже. Следственный комитет выступает не только против оппонентов действующей власти, но и против представителей действующей власти, и весьма активно. Поэтому говорить по политической ангажированности Следственного комитета в целом мне бы казалось неправомерным. Это было бы неким передергиванием. Понимаете, когда они сажают губернатора или мэра, мы не говорим, что они политически ангажированы.
БАРЩЕВСКИЙ: У нас же считается как: дело возбудили – значит, реакция есть.
И.Воробьева
―
Почему? Говорим.
М.Барщевский
―
Губернатора или мэра единоросса.
И.Воробьева
―
Говорим. Ну все – этого можно, а этого нельзя.
М.Барщевский
―
А у вас есть список, кого можно, кого нельзя?
И.Воробьева
―
Мне кажется, что как раз Следственный комитет формирует этот список, и мы видим, что все – против него можно уголовное дело.
М.Барщевский
―
Если он сам формирует, как вы говорите, он не политически ангажирован. Он делает политику, но он не ангажирован.
И.Воробьева
―
Нет, секундочку. Я говорю о том, что им дают указание: вот этого можно – все! Значит, они его хватают – и уголовное дело. И мы видим, против тех чиновников, против которых заведено уголовное дело, на них дали команду: против этих – можно. То есть этот список формируется просто по умолчанию.
М.Барщевский
―
Нет, я думаю, что это ваша интерпретация. Я думаю, что скорее всего, порядок действий, ходов другой. Что появляется какая-то оперативная информация на кого-то из чиновников. Я не исключаю, что если чиновник очень высокого ранга, она докладывается, не исключаю. И реакция в этой ситуации: проворовался – пускай сидит. Это не команда: возьмите этого в разработку, а это реакция – ну, я предполагаю, что это докладывается, я этого не знаю. Нет, я не могу сказать. Знаете, я совершенно не являюсь защитником Следственного комитета, но говорить о том, что он превратился в политическую полицию, у меня нет оснований.
И.Воробьева
―
А как происходит по процедуре? Например, публикация в СМИ – она же является основанием для проверки, если я ничего не путаю?
М.Барщевский
―
Да.
И.Воробьева
―
Для проверки прокуратуры или Следственного комитета – я путаю…
М.Барщевский
―
Я тоже не помню.
И.Воробьева
―
Но я помню, что какая-то должна быть…
М.Барщевский
―
Основание для возбуждения дела, то есть это либо МВД, либо Следственный комитет.
И.Воробьева
―
Вопрос, к чему? Я к тому, что очень много всяких публикаций было в отношении разных чиновников, которых разоблачали, не разоблачали, и вот эта публикация – ее же надо проверять, соответственно, надо проверять факт. Вот таких проверок, вот прямо проверок как-то очень-очень мало. Я не скажу, что их вообще нет, но их мало.
М.Барщевский
―
Нет, Ира, вы ошибаетесь. Если по предыдущему вопросу я говорил, что есть ваша интерпретация и ваша интерпретация, то здесь вы просто ошибаетесь. Я сейчас не помню количество, но речь идет о десятках чиновников по прошлому году, которые были отстранены от должности и в нескольких случаях даже было возбуждение уголовных дел после проверки деклараций. Вот я сейчас сдаю декларацию очередную – я замучился.
И.Воробьева
―
Почему?
М.Барщевский
―
Ну, потому что к каждому крючку цепляются, просто к каждому крючку.
И.Воробьева
―
Те, кому вы сдаете декларацию?
М.Барщевский
―
Те, кому я сдаю. Проверяют, что называется…
И.Воробьева
―
Досконально.
М.Барщевский
―
Досконально.
И.Воробьева
―
А это, чтобы потом не цеплялись к опубликованной декларации?
М.Барщевский
―
Дело не в этом. Нет, там они сами. С тех пор, какуправление по борьбе с коррупцией возглавил Олег Плохой в администрации, там очень жестко все стало. И там, действительно, не забалуешь. У меня как раз с декларацией все прозрачно совершенно, я никогда ничего не скрывал даже, когда не было еще необходимости.
И.Воробьева
―
Я помню, да.
М.Барщевский
―
Но сейчас, в этом году ну просто замучился: это поправить, это исправить, здесь укажите, здесь поясните.
И.Воробьева
―
Это декларация о доходах?
М.Барщевский
―
Это декларация о доходах. Она-то простая, она попроще. Справка об имуществе, о наличествующем имуществе.
И.Воробьева
―
А эта справка, он же не только о вашем имуществе, но и об имуществе членов семьи?
БАРЩЕВСКИЙ: СК выступает не только против оппонентов, но и против представителей действующей власти
М.Барщевский
―
Да.
И.Воробьева
―
То есть там все.
М.Барщевский
―
Да.
И.Воробьева
―
А нужно ли вводить еще одну декларацию расходов или не нужно?
М.Барщевский
―
Там же как сейчас сделано. Там есть в этой декларации расходы, превышающие доходы за последние три года. Там же какая история с декларациями… Это же на самом деле долгоиграющая штучка. Вначале ввели декларацию о доходах. Ввели, подождали несколько лет. Все свои доходы задекларировали, а потом сказали: «А вот теперь давайте еще и расходы». И тех, кто свои доходы в предыдущие годы не указывал, сейчас оказались в весьма сложном положении, потому что они не могут ничего купить
И.Воробьева
―
Чтобы не превысить.
М.Барщевский
―
У них нет официального дохода. Или они должны придумывать наследство от бабушки, умершей в Аргентине в 1920 году, а деньги только что прислали. Это очень разумная была такая история: потихонечку-потихонечку – разумная история. А те, кто декларировали все доходы, у них как раз проблем нет.
И.Воробьева
―
То есть им можно посчитать все.
М.Барщевский
―
Да.
И.Воробьева
―
Я поняла. Сейчас перерыв. Еще поговорим о международной политике, о Штатах, об Иране и обо всем таком.НОВОСТИ
И.Воробьева
―
Продолжается программа "Особое мнение". Михаил Барщевский здесь в студии вместе со мной. И наши слушатели задают вопросы. Вот Аня из Санкт-Петербурга спрашивает: «Кого кроме глав госкорпораций можно освободить от публичного декларирования доходов?» Кого, вообще, можно освобождать от публично декларируемых доходов?
М.Барщевский
―
Моя позиция: Публичное декларирование доходов в принципе неприемлема. Декларирование доходов обязательна - публикация недопустима.
И.Воробьева
―
Почему?
М.Барщевский
―
Потому что это личное дело каждого. Нельзя заглядывать в карман.
И.Воробьева
―
Секунду!
М.Барщевский
―
Пожалуйста. Правоохранительные органы обязаны проверять. Служба по борьбе с коррупцией обязана проверять, а все остальное вас не касается.
И.Воробьева
―
Как не касается!
М.Барщевский
―
Вот так, очень просто!
И.Воробьева
―
Подождите, чиновники – это люди, которые работают на мои деньги. Почему я не могу посмотреть?
М.Барщевский
―
Секундочку. Хорошо, продолжим ваш пример. Вы не против, если «Газпром Медиа» будет проверять ваши доходы и расходы.
И.Воробьева
―
Мои? Пожалуйста.
М.Барщевский
―
Можно?
И.Воробьева
―
Конечно. В чем проблема? Они мне платят зарплату. Закрытое акционерное общество "Эхо Москвы", которое зарабатывает на рекламе. Так, поехали дальше.
М.Барщевский
―
То есть они имеют право, вы считаете, проверять ваши доходы и расходы.
И.Воробьева
―
«Лукойл» тоже может и «Бритиш Петролеум» может посмотреть. Я не против совершенно.
М.Барщевский
―
Мы не говорим о том, что вы честно живете. Я говорю о другом. Посылка, что чиновники живут на наши деньги, поэтому мы хотим знать, сколько они зарабатывают – это посыл неправильный. Потому что тогда по этой логике директор, хозяин шиномонтажной мастерской имеет права потребовать от монтажника, чтобы тот ему обеспечил доступ к контролю за его расходами.
И.Воробьева
―
НЕРАЗБ доходах.
М.Барщевский
―
И доходами и расходами.
И.Воробьева
―
Так я не поняла, почему этот монтажник не может дать доступ к своим доходам. Он работает в этой мастерской.
М.Барщевский
―
Да потому что это личное дело каждого. Сколько платит хозяин мастерской, он сам знает. И где тот еще подрабатывает, на что он тратит деньги – это не его собачье дело. То же самое и здесь.
И.Воробьева
―
Но люди имеют право на это.
М.Барщевский
―
Секунду, Ира. Чье особое мнение: ваше или мое? – просто уточняю. Если мое, то я высказываю его. Я еще готов обсуждать публикацию декларации доходов и расходов народных избранников, за кого народ голосует, то есть депутатов. Но публикация доходов и расходов чиновников, она абсолютно бессмысленна. При хорошо работающих институтах… та же Общественная палата пускай проверяет, Народный фронт пускай проверяет. Дайте эти полномочия любым общественным организациям, но публикация в газетах. «Во ты смотри! Во дают! Во жируют!»
И.Воробьева
―
Да.
М.Барщевский
―
Для чего это. Что жируют? Знаете, у меня в прошлом году или позапрошлом году: «Вот Барщевский - у него автопарк – не 7 автомобилей!» Опубликована же информация – 7 автомобилей. Но там не опубликовано, что самый свежий мой автомобиль 2005-го года, а все машины остальные: 2000 и 2001, когда еще чиновником я не был.
И.Воробьева
―
Ну и в чем дело, объясните.
М.Барщевский
―
Но сколько было переживаний: У Барщевского 7 автомобилей! А то, что они стоят, их красная цена сегодня 100 тысяч рублей, половина из них… Понимаете, да? Но зато разговоров было сколько.
И.Воробьева
―
Ну и что? Люди имеют право знать и разговаривать…
М.Барщевский
―
Ну ни имеют они право это знать.
И.Воробьева
―
Послушайте, я работаю, я плачу государству налоги. За эти налоги я хочу понимать, куда эти налоги идут. Они идут на здравоохранение, медицину, на тех людей, которые осуществляют власть и управление.
М.Барщевский
―
И на чиновников. И вы хотите знать, сколько чиновники вообще зарабатывают, сколько у них дивиденды по акциям, дивиденды по вкладам?
И.Воробьева
―
Да.
М.Барщевский
―
А вы не хотите знать, с кем они спят?
И.Воробьева
―
Нет.
М.Барщевский
―
Нет? Почему? Они же на ваши деньги живут.
И.Воробьева
―
Меня эта тема как раз не касается.
М.Барщевский
―
Но они же на ваши деньги девушка подарки делают.
И.Воробьева
―
Но речь идет о «деньги – деньги», а не «деньги – любовь» или «деньги – постель».
М.Барщевский
―
Ира, они на ваши деньги дарят цветы девушкам, на ваши деньги. Это же безобразие!
И.Воробьева
―
И что?
М.Барщевский
―
Но вы же не за то платите, чтобы они девушкам цветы дарили.
И.Воробьева
―
Я плачу за то, чтобы они осуществляли управление страной.
М.Барщевский
―
Стоп! Вот, если они плохо управляют страной – снимайте. Понятно, да? Если они воруют – сажайте.
И.Воробьева
―
Как я буду знать, что они воруют, если я не могу смотреть декларацию о доходах.
М.Барщевский
―
У нас новгородское народное вече?
И.Воробьева
―
Как я узнаю, что они воруют.
М.Барщевский
―
А почему вы должны узнавать? Для этого есть Следственный комитет, прокуратура, парламентские расследования, если их нормально организовать, общественные организации. Я же сказал: пожалуйста, пускай Общественная палата, Народный фронт – кроме того, кто угодно – там Союз за контролем за расходами. Это не должна быть информация для широкой огласки. Не должно быть так, это неправильно. Ни в одной стране мира этого нет.
И.Воробьева
―
Хорошо, тогда подскажите, эти институты, которые вы называли – правоохранительные органы, общественные организации, общественная палата, Народный фронт – это все работает, этому можно доверять?
М.Барщевский
―
Стоп, Ира! Мы сейчас обсуждаем модель или реальность?
И.Воробьева
―
Вот в вашей модели…
М.Барщевский
―
В моей модели Народный фронт посадил губернатора Сахалина, вскрыв его расходы и доходы, именно Народный фронт. Я сейчас против досужих разговорах на лавочке: кто сколько зарабатывает. Я этого не люблю, это жлобство, которое поощряется публикацией этой информации. Не буду называть фамилию. Два года назад: Самый большой доход сотрудника Белого дома такого-то – называют фамилию. Скромнейший человек, скромнейший. Он в ужасе ходил, жена в истерике билась, во всех газетах, в интернете и прочее. Знаете, как у него доход получился, как он всех обогнал? Он получил по наследству квартиру, которую он продал. Но а доход-то у него был, и получился самый большой доход.
И.Воробьева
―
А почему НЕРАЗБ?
М.Барщевский
―
А потому что это поощряет самые низменные человеческие качества, самые низменные инстинкты, заглядывание в чужой карман. Я повторяю еще раз, чтобы было понятно: декларации подавать должны все чиновники, не вопрос. И контролирующие органы, будь то общественные или государственные, пускай проверяют хоть до белья нательного, не вопрос. Это не публикуется. Публиковать можно информацию о том, что кто-то чего-то скрыл – вот это, пожалуйста.
И.Воробьева
―
Но вы же понимаете, что это всех интересует, и на это идет такая реакция ровно потому, что условные участковые врачи на наших глазах зарабатывают такие копейки, что нам страшно.
М.Барщевский
―
Да. Только почему-то коррупция среди врачей больше, чем среди чиновников. Ну так по статистике.
И.Воробьева
―
Почему-то понятно, почему.
М.Барщевский
―
Потому что мало зарабатывают.
И.Воробьева
―
Да, недостойно.
М.Барщевский
―
Поэтому, публикуя доходы чиновников, причем вы же, когда говорите про чиновников, вы же говорите про министров…
И.Воробьева
―
Не обязательно.
М.Барщевский
―
Чуть пониже. А еще декларации сдают столоначальники, уборщица прокуратуры сдает декларацию.
И.Воробьева
―
Она тоже чиновник?
М.Барщевский
―
Нет, она работает в прокуратуре.
И.Воробьева – А
―
а, просто потому, что… Прекрасно!
М.Барщевский
―
Класс! Это пиар, это дешевый пиар, с моей точки зрения, это дешевый пиар.
И.Воробьева
―
Не знаю, с вами не согласна, но давайте перейдем к следующей теме, потому что, мне кажется, мы оба уже все сказали. Юрий спрашивает: «Считаете ли вы справедливым принцип определение размера штрафов за какие-то правонарушения в зависимости от дохода нарушителя?»
М.Барщевский
―
Когда в Конституционном суде рассматривалось дело по какому-то мелькомбинату, Конституционный суд принял решение, что минимальный размер штрафа, установленный законом для данного мелькомбината является чрезмерным, поскольку это маленькое предприятие, я тогда сказал, что открыли ящик Пандоры. Ящик Пандоры открыли - и пошло поехало! Сегодня уже в административном – я подчеркиваю: в административном кодексе - появилась норма о том, что можно назначать наказание ниже низшего. С моей точки зрения, весьма коррупциогенная штучка. И тогда, выступая в Конституционном суде, я сказал, что мы доведем до того, проезд на красный свет на «Мерседесе» будет стоить 5 тысяч рублей, а на «Жигулях» - тысячу рублей – приблизительно так. Мы тихонечко к этому идем. Я считаю категорически недопустимым, исходя из Конституционного принципа равенства всех перед законом, назначение штрафов в зависимости от материального положения. Знаете, почему Фемида с повязкой на глазах? Она же не видит, кто перед ней.
И.Воробьева
―
Да, и поэтому около Верховного суда стоит другая богиня.
М.Барщевский
―
Да, ну так там получилось. Уже по этому подводу отсмеялись все, кто только мог.
И.Воробьева
―
Нет, но там просто не Фемида, я тоже долго выясняла. Сначала все думали, что это она.
М.Барщевский
―
Поэтому я считаю это категорически неправильным. Вот при назначении уголовной ответственности, когда речь идет об индивидуализации наказания, вот там с учетом количества несовершеннолетних, находящихся на иждивении, того, сего, пятого, десятого, можно назначать наказание, исходя из разных параметров, включая материальное положение. Когда мы говорим об административной ответственности, когда мы говорим о гражданско-правовой ответственности, то ответственность должны быть одинаковой.
И.Воробьева
―
Понятно. Я хотела еще… я же перед перерывом анонсировала. Все-таки две минуты надо на это потратить, про международную надо политику поговорить. Смотрите, Россия приняла решение, что все-таки будет поставлять Ирану С-300. Это кого-то напугало, где-то вызывает негативную реакцию, например, со стороны Вашингтона, но наши эксперты говорят, что не стоит оглядываться и это все делать.
М.Барщевский
―
Вашингтон при этом – очень важная вещь – сам признает, что поставка С-300 Ирану не нарушает международных санкций. То есть получается в переводе на простой язык: Вы, конечно, действуете правильно, законно, но нам это не нравится, а потому неправильно. И виноват ты тем, что хочется мне кушать.Меняется мир – я уже об этом несколько раз говорил, но об этом лучше Ремчуков рассказывает, более квалифицировано, но моя такая, дилетантская точка зрения – вот последние два года началось изменение всей картины мира, по крайней мере, последних 25 лет. В Китае создается банк – вот вчерашние новости – там присоединились все европейские страны при диком недовольстве Вашингтона. Президенты Франции и Германии заговорили о создании войск Евросоюза. Войск не НАТО, а войск Евросоюза. Кто-то переходит на торговлю, на расчеты – в БРИКС – пытаются потихонечку перейти на расчеты в национальный валютах. Это все для Америки крайне невыгодно. И вот поэтому идет передел мира. Это первое.
И.Воробьева
―
У нас минута, к сожалению, до конца.
М.Барщевский
―
Вторая штука – это то, что ООН в нынешнем виде – она не выполняет тех функций, которые она должна выполнять, как она задумывалась после войны. А это не значит, что ООН надо закрывать и распускать, но что-то ремонтировать в механизме ООН нужно. Потому что сегодня можно действовать без мандата ООН, вопреки мандату ООН, не ставя ООН в известность вообще и так далее. Это большая тема для длинного разговора.
И.Воробьева
―
Да, жаль, что об этом мы не поговорили, но, надеюсь, еще поговорим. Спасибо большое! Михаил Барщевский, Ирина Воробьева. До встречи!
М.Барщевский
―
Спасибо!