Кирилл Рогов - Особое мнение - 2015-08-19
О.Журавлева
―
Добрый вечер! Это программа "Особое мнение". Меня зовут Ольга Журавлева. У нас в гостях политолог Кирилл Рогов. Здравствуйте!
К.Рогов
―
Добрый вечер!
О.Журавлева
―
Вот из последних новостей… ну, вообще, новостей мало, у нас август – такое время: в основном суды, сроки, приговоры…
К.Рогов
―
В августе, если есть новости, то они уж такие, что…
О.Журавлева
―
То они какие-то, да, жуткие. Как вам кажется, августовские жуткие новости уже произошли, или надо ждать еще чего-то?
К.Рогов
―
Не знаю. Эти августовские новости очень трудно прогнозировать. В принципе я бы не удивился, если бы в этот август тоже случилось что-то такое, но не это не поддается прогнозам.
О.Журавлева
―
Пока вроде ничего не предвещало. Скажите, а вы сделали для себя какой-то вывод по поводу того, как развивалась России от того ГКЧП, от той эйфории 91-го года – а она была, во всяком случае, в Москве он точно была – и до нынешнего дня? Что пошло не так или, что шло именно так?
К.Рогов
―
Ну, это часа на два лекция.
К.Рогов: Идет волна показательных репрессий, цель которых запугать. Это сталинистский процесс
О.Журавлева
―
Вы мне схемку нарисуйте коротенечко.
К.Рогов
―
Вы знаете, я не люблю такой разговор, что есть точка, где что-то пошло не так, и теперь мы имеем то, что имеем. Я когда-то пошутил, когда был процесс над «Пусси Райот», и я увидел какие-то рассуждения, что вот тогда то ли крепостное право, то ли Ельцин, то ли Гайдар не так сделал, то ли еще где-то глубже. И как бы я пошутил, что если бы Батый не взял Козельск, Толоконникова не сидела бы в тюрьме. Вот это очень такой притягательный способ объяснять историю, что вот мы сейчас найдем точку, где все пошло не так…
О.Журавлева
―
По-другому спрошу. Смотрите, если говорить о том, что Россия пыталась пойти, и в общем-то, начала идти по определенному пути развития. А это значит, выстраивание определенных структур, определенных институтов, привычек общественных. Вот какие институты, что называется, не дожили до нашего дня, которые должны были бы быть?
К.Рогов
―
Да, это очень правильный вопрос. Не дожило много, скорее они не сложились. Вообще, как бы процесс нашей трансформации оказался очень тяжелый. И, на мой взгляд, в принципе при всех издержках 90-х годов, при всех сложностях это были годы, что называется, неконсолидированной такой демократии или полудемократии, когда нет институтов, нормально работающих. Это процесс тяжелый, но он естественный. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы мы его лучше прошли. Но как уж было.Очень драматичным, на мой взгляд, оказались 2000-е годы. Ну, это известный вызов - это вызов нефти. При слабых институтах, при неконсолидированной демократии нефть оказывает на многие страны ужасное влияние. И мы пережили два нефтяных бума, две фазы нефтяного бума, и они серьезно подорвали нормальный стимул развития, и у всех съехала крыша. То, что мы сегодня видим – это такая совершенно поехавшая крыша. Это переживали другие страны, некоторые африканские страны – Венесуэла. Это некоторая такая, социальная и институциональная деградация, которая связана с тем, что система стимулов совершенно съехала, совершенно сдвинута.
О.Журавлева
―
То есть этот момент, когда мы можем ничего не менять, ничего не реформировать, потому что у нас очень много денег – вот он, собственно, и подвел.
К.Рогов
―
Вы знаете, у нас последние годы стало очень плохо с общественной дискуссией, как вы знаете, в целом в стране. Поэтому мы заняты огромным количеством фейковых новостей, но при этом не видим больших новостей. Вот, например, одна большая новость: мы 6 лет находимся в стагнации. ВВП России вырос с 8-го года на 4%.
К.Рогов: Сенцов –репрессия, цель которой запугать обывателя, чтобы не высказывали мнение в Крыму
О.Журавлева
―
Это у некоторых за год бывает.
К.Рогов
―
Это ВВП на душу населения на 4%, а ВВП в целом – на 6%. В целом мир вырос, экономика мировая выросла на 12%. Экономика Турции на 24%. Экономика Казахстана – на 26%. Это с 8-го по 14-й год. Мы выросли на 6%. И мы совершенно не заметили, что у нас стагнация. У нас полная стагнация. Практически однопроцентный рост в среднем на год приходится. Ну, и дальнейшая деградация всего, что можно, прежде всего, деградация стимулов.И в принципе, мне кажется, что особенно второй нефтяной бум – а он был мощнее первого, потому что с 10-го по 14-й года наш экспорт составил 2,5 триллиона, а с 4-го по 8-й – 1,5 триллиона – и при этом начался структурный застой, то есть экономика перестала расти на высоких ценах на нефть. И возникло некоторое особенное состояние умов и нации, когда деньги есть, все пухнет, все как-то растет. Не экономика растет – экономика не растет, - а жизнь нормальная.
И, мне кажется, что то, что произошло в последние два года, после Крыма, с этим каким-то странным совсем уже одурением национальным – я это называю как бы «ресурсный национализм» такой. Это такое ощущение, что так и должно быть, у нас есть нефть – это наше благо, наша манна небесная, и нам нужно только сильное государство, чтобы ее от всех защищать, чтобы всем показывать дулю, и чтобы все распределения денег – они работали. Это не рыночное распределение. У нас страшно выросло нерыночное распределение, в частности, в экономических терминах – расходы бюджета – они до этого нефтяного бума были примерно 30-31 процент, ВВП распределялся через консолидированный бюджет, а в периоде с 10-го по 14-й год это уже было 37-38 процентов.
О.Журавлева
―
О чем это говорит – для не экономиста?
К.Рогов
―
Это говорит о том, что деньги производятся не на рынке, а они берутся из ренты и распределяются через бюджет, они распределяются административным образом. Они создают квазирынки. Они создают возможность жить и благоденствовать, при том, что экономика не растет. Поэтому большая часть населения, значительная часть населения не ощущает, что экономика не растет, и ей это по барабану, ей не нужна растущая экономика, ей нужно, чтобы работала эта система распределения. И это страшно сильно действует, и это подействовало.
О.Журавлева
―
Сергей из Кронштадта интересуется: «Какие институты власти работали в 90-х?» А вот чего работало тогда, а сейчас не работает?
К.Рогов
―
Вы знаете, какие-то работали. Что-то работало…
О.Журавлева
―
Пример какой, то, чтобы было похоже на настоящее, на работающее.
К.Рогов
―
Чтобы было похоже на настоящее, на работающее… Как ни странно похожим на настоящий был парламент.
К.Рогов: Cиловики являются сегодня очень богатым классом. Они представители репрессивной системы
О.Журавлева
―
Кстати, да.
К.Рогов
―
А отчасти, работали выборные процедуры, хотя тоже криво. Такая неконсолидированная демократия на фоне экономического спада, она характеризуется тем, что у нее все институты, в общем, слабые. И это, конечно, огромный вызов и огромная тяжесть для людей, потому что сама по себе демократия не может консолидироваться при слабом правопорядке. Не нужно ничего человеку – человеку не нужно, чтобы в парламенте были представлены все точки зрения, если его просто могут ударить обрезком трубы по голове вечером. И это столкновение, оно как бы и подорвало в значительной степени веру в демократию. Другое дело, что нет никого конкретного человека, который бы это придумал…
О.Журавлева
―
Ну, все равно автора мы будем искать, попробуем во всяком случае. Это "Особое мнение" с Кириллом Роговым. Никуда не уходите, мы скоро вернемся.РЕКЛАМА
О.Журавлева
―
И снова с вами программа "Особое мнение". Меня зовут Ольга Журавлева. У нас в гостях политолог Кирилл Рогов, и это его особое мнение. Вы сказали, что автора, кто нам конкретно все испортил, как вы говорите, назвать невозможно. Но по некоторым институтам – народ тут оживился и пишет, что в 90-е работал, например, институт судебной власти; были недостатки, но в целом нынешний в подметки не годится. А был момент, когда судебную власть как-то изменили?
К.Рогов
―
Я не согласен с этим мнением. У нас была тогда несистематизированная коррупция особенно во власти, а сейчас она систематизированная, систематическая, как приведенная в какую-то иерархию. В принципе, судебные институты – такая очень тяжелая вещь. Довольно трудно ее ожидать после того, как ее не было, что она через десять лет вдруг появится. И у нас ее не было ни в 90-е годы, ни сейчас нет.
О.Журавлева
―
А скажите, пожалуйста, чего больше в судах… С одной стороны, мы стали вроде бы больше обращаться, это вошло в быт: подать в суд на обидчика. Какие-то есть точечные моменты. Дама, которая работала в Ольгино, подала в суд на работодателя и выиграла суд, например. Потом еще какие-то такие вещи происходят. То есть, по идее, мы как-то живем с этой системой, и мы стараемся с ней как-то взаимодействовать. С другой стороны, такое массовое недоверие. А чего там больше: политической воли, политики партии или коррупции, на самом деле, как вам кажется?
К.Рогов
―
Я вообще, не специалист по этому, и не то чтобы готов про это профессионально говорить, но в принципе в моем представлении судебная власть, судебная система – это, действительно, тяжелая такая вещь. И, во всяком случае, становление судебной власти, оно может быть таким авторитарным путем построено, но, как правило, это результат уже того, что некоторые политические балансы в обществе найдены. Есть некоторый баланс среди элитных групп, среди разных сил, и они понимают, что они не могут играть по принципу «выиграл – проиграл». И тогда им нужна какая-то такая структура.И мы далеки от этого, и, я думаю, что хотя мы периодически говорим, что самое главное – судебная власть – безусловно, это очень важно, и это та точка, после которой уже трудно представить себе разворот назад, если нам удалось выстроить судебную систему. Но в принципе это нельзя ставить первоочередным приоритетом реформ, потому что мы не достигнем значительного быстрого процесса в этом. Даже в Грузии, где очень многое получилось, с судебной властью не так уж все хорошо вышло.
Но есть другой, например, институт правопорядка, который реформируем, который может работать, и это гораздо проще. Это опять-таки Грузия показывает. Это полиция. И полицию нормальную сделать можно. И в принципе, мне кажется, что даже сейчас в последние годы есть улучшение в смысле полиции в России. Но проблема в том, что там есть отсутствие какого-то внешнего настоящего политического контроля, но все равно это ненастоящий институт, неустойчивый институт. Но в принципе, если говорить о каких-то реформах, которые России необходимы, если откроется окно возможностей для политических и институциональных реформ, то реформа полиции – это та вещь, которая достижима, и которой надо заниматься очень внимательно. В то время, как про суд надо понимать, что это труднодостижимый эффект. Такой значительный эффект, он труднодостижим в короткое время, на мой взгляд.
К.Рогов: Начинает ли партия Путина, партия нефти – начинает ли она разваливаться? Думаю, что пока нет
О.Журавлева
―
Вот последние решения и не всегда судов, они… мы каждый раз пытаемся увидеть в этом какой-то знак. Вот гособвинение попросило дать Сенцову 23 года.
К.Рогов
―
Да, это знак. Это очень важная тема, страшно важная. Хорошо, что вы упомянули. Это тема репрессий. У нас в стране идет такая волна показательных репрессий, цель которых запугать. Это совершенно по своей структуре сталинистский процесс – я имею в виду процесс над Сенцовым. Это все делается совершенно по модели процессов 30-х годов. Очень важна цифра срока – 23 года, - потому что это должно запугать обывателей. Понимаете, я бы сказал, что у нас есть три таких показательных кейса, которые как бы показывают нам, как организуются репрессии в современном обществе, репрессии, которые берут не массовостью репрессий, а как бы массовостью информационного потока.Очень важный кейс – это убийство Немцова. Это неформальная репрессия. Многие режимы авторитарные пользуются тем, что они комбинируют формальные и неформальные репрессии. «Не важно, кто убил Немцова» - как бы в кавычках – потому что для обывателя, до которого эта новость очень хорошо дошла, она очень сильно освещалась каналами, даже на удивление сильно, особенно удивительно было, что так долго лежало тело, и как много его потом показывали. Но для обывателя Немцов – это кто? – это политик, который был против Путина. И вот его убили. Кто там убил – не важно. Как бы цена оппозиционности, цена какой-то публичности политической, издержки ее, они для обывателя поднимаются.
Вторая прекрасная история, с точки зрения медийного розыгрыша, это вот эта Светлана Давыдова, эта многодетная мать, которую обвинили в шпионаже, посадили в тюрьму. Это тоже для обывателя ужасно мощный кейс. Представляете себе какую-то женщину в провинции – она слышит… А эта новость тоже благодаря Пескову имела очень большое медийное покрытие. Очень до многих людей она дошла – что многодетная мать куда-то там позвонила, что-то там сказала – ее – бац! – в тюрьму! Это страх, это страх, который как бы проникает…
О.Журавлева
―
Ее же отпустили, когда попросили.
К.Рогов
―
Это не работает. «Ее отпустили, а тебя не отпустят. Ты что, дура - говорить такое?» - это вот так же работает.
О.Журавлева
―
Но, с другой стороны, подождите, Кирилл, получается, все так обрадовались: «Оборонсервис» - ну, наконец-то этих всех жуков к ногтю! А что на выходе? А на выходе – пшик. Красивая блондинка ходит по магазинам, потом ей вроде бы дают реальный срок, но там ее никто не видел, в платочке, не в платочке… может быть, она вообще давно загорает на пляже. И вот она подает на УДО. Где моральное удовлетворение, где знак, который мы так ждали?
К.Рогов
―
Нету, нету. Зато «Крым наш». Кстати, это тоже интересная тема, но я хочу вернуться к Сенцову. Безусловно, Сенцов – это тоже показательная репрессия. И ее цель – это запугать людей, запугать обывателя, чтобы люди не высказывали свое мнение, особенно в Крыму. Там Путин целое совещание проводит…
О.Журавлева
―
Он там такие вещи говорит…
К.Рогов
―
Он говорит, что вообще все деструктивно может быть использовано, если кто чем недоволен…
О.Журавлева
―
«Внешние силы готовят диверсантов для подрывной деятельности в Крыму», - сказал Путин. Всё, я поняла, что Сенцову приговор должны подтвердить.
К.Рогов
―
Да. И это совершенно цитаты из советских газет 30-х годов. И цитаты из той риторики, которая прикрывала и легитимировала массовые репрессии 30-х годов. Это сталинизм. Надо так просто и говорить про это.
О.Журавлева
―
Именно в этом месте у меня и возникает вопрос: А как же тогда получается, что правительство разрабатывает – вот буквально два дня назад стало известно, что разработан закон об увековечении памяти жертв репрессий не только 37-го года, но и всех там досталинских и сталинских ранних, и всех там кулаков, церковников, и так далее. Вдруг появляется такой документ.
К.Рогов
―
Ну и что?
О.Журавлева
―
Нет противоречия? Одно другому не мешает.
К.Рогов
―
Здесь нет противоречия. Для них нет противоречия, потому что они очень прагматичны, с точки зрения именно идеологии информационного воздействия. Про Давыдову узнает, запомнит очень большое количество людей. Про это – только мы с вами, Фейсбук, "Эхо Москвы" будем знать, обсуждать, имеет это значение или нет. А про Давыдову – как было здорово сделано – вмешался в дело Песков, и тогда весь телек показал это все, и все узнали, как можно попасть в тюрьму по обвинению в шпионаже. Да, репрессии – это очень такая, важная тема информационная последних полутора лет. И это да, сталинизм. Другое дело, что это сталинизм, коммерциализованный в чем-то. Мне одна знакомая рассказала прекрасную историю, как она случайно… ну, не случайно, а по некоторым обстоятельствам ей надо было пойти в ФМС, причем она как бы была виновата…
О.Журавлева
―
Давайте мы продолжим эту историю о походе в ФМС. Это Кирилл Рогов, политолог. Никуда не уходите. Встретимся через несколько минут.
О.Журавлева
―
Снова с вами программа "Особое мнение". Меня зовут Ольга Журавлева. В студии Кирилл Рогов, который начал рассказывать по репрессии-лайт и про поход в ФМС.
К.Рогов
―
Да. Это история не про репрессии-лайт, а про такие коммерциализированные репрессии. Суть в том, что эта знакомая пришла в ФМС. Она была виновата в какой-то мелочи. И увидела таких людей… как бы это… пышущих достатком, которые сидят под портретом Сталина и которые у нее начали вымогать взятку в очень агрессивной форме, и очень с пониманием своих возможностей. И это очень характерная вещь, что вот этот «ресурсный национализм», о котором мы говорили, это не только бюджет, который распределяет как-то деньги - это еще силовики, которые как бы обслуживают стабильность всей этой системы распределения; и которые являются сегодня очень богатым классом, особенно в крупных городах. И они представители репрессивной системы. У этой системы есть как бы первая такая репрессивная роль – что она должна стричь деньги. Но одновременно она может быть использована как канал политических репрессий.И вот эта мерцающая выстроена система силовых структур, которые привыкли жить очень хорошо, привыкли стричь деньги, будем говорить прямо – и они знают, какой бог и царь дает им эту силу. Этот бог и царь – тюрьма, сила и те люди, которые эту тюрьму как бы легализуют политически. В историческом плане – это Сталин, в современности институционально – это Путин. И это такая довольно страшная конструкция, потому что в принципе репрессия как способ этой жизни, она уже встроенная вещь. Это к теме сталинизма – что, безусловно, риторически и идеологически то, что мы наблюдаем последний год, это весьма близко к сталинизму.
К.Рогов: Шок падения нефтяных цен, он сдемпфировался отчасти девальвацией, и что были нормальные цены на металлы
О.Журавлева
―
Получается, что слабая точка – это именно коммерциализация. Потому что, как только деньги начинают идти меньшим потоком – народ беднеет, структуры беднеют, все хуже-хуже делается – эти структуры силовые должны выходить из-под контроля.
К.Рогов
―
Ну, посмотрим, как это будет.
О.Журавлева
―
По логике.
К.Рогов
―
В какой-то момент это и произойдет. Вопрос в том, когда это произойдет? Безусловно, это произойдет когда-то. Но вопрос в том, когда и насколько до этого времени репрессивные структуры уже будут консолидированы. Понимаете, с другой стороны, они не умеют по-другому жить. Вот тут был вопрос, начинает ли партия Путина, партия нефти, партия ренты – начинает ли она разваливаться? Я думаю, что пока нет. Потому что рыночные способности, понимание рынка и как можно жить в рынке – они как-то не очень развиты, то ей долгое время некуда будет деваться. Они будет надеяться на это, она будет ждать нового роста нефти, она будет верить в то, что надо сохранить эту иерархию, чтобы, когда придут новые деньги…
О.Журавлева
―
Уже держать ладошки.
К.Рогов
―
Да, все осталось по-прежнему. Так что это не очень быстрый процесс, хотя мы видим, что, действительно… мы экономическую тему бросили, но она на самом деле очень острая. Потому что буквально за последних полтора месяца ситуация очень изменилась. Она изменилась пока во внешнеэкономической среде, на мировых рынках.
О.Журавлева
―
Что это было?
К.Рогов
―
Еще в мае представлялось, что 60 долларов за баррель – это вот то, при чем мы проживем этот год. Сегодня, как вы знаете, наверное, баррель нефти стоит 48. И я три недели назад за рюмкой… за чашкой… за чашкой рюмки встречался с одним экономистом и говорю ему: «Вот интересно, мы увидим нефть по 35?» Он говорит: «Да, наверное, нет». А сегодня читаю, что Нурсултан Назарбаев предлагает готовиться к сценарию в своей стране, при котором в течение 3-х лет нефть может быть 30-40. И сегодня уже никого не удивляет вопрос, увидим ли мы нефть по 35. Это считается очень вероятным в моменте.И, более того, проблема еще в том, в отличие от кризиса 8-го года, в начале этого кризиса, когда нефть упала в конце прошлого года, цены на металлы не упали так, как прошлый раз. И цены на металлы – а у нас металлургия – это экспортная отрасль, и она много нам дает – и она сдемпфировала. Вот шок падения нефтяных цен, он сдемпфировался отчасти девальвацией, и тем, что были нормальные цены на металлы. Сейчас, в связи событиями в Китае, цены на металлы валятся, и это уже гораздо более, как представляется, может быть комплексный удар по экономике. И мы, думаю, что осенью увидим много интересного в экономике.
О.Журавлева
―
Что из последних решений партии и правительства в экономике именно вы считаете удачным? Может быть направленным на то, чтобы смягчить последствия, хотя бы для какой-то части населения. Вот импортозамещения, говорят, действительно, кому-то в радость.
К.Рогов
―
Да, безусловно, так. А вообще, надо сказать, что это такая немножко сложная материя. Надо разделять некоторые вещи. Например, мне кажется, что этот кризис и события 14-го года, начала 15-го очень ясно показали, что у нас был ужасно переоцененный рубль, и при таком рубле наша экономика может жить только, когда поток нефти. И этот поток нефтяных денег, в общем, и есть то, на чем держится экономика в то время, как все остальное немножко деградирует. И в этом смысле девальвация - у нее был позитивный эффект. Но пока, как выяснилось, и импортозамещение рыночное, то есть, когда валюта ослабевает, то рыночное импортозамещение не происходит, а происходит оно только в тех сферах, где есть административные барьеры – там начинается импортозамещение. Ну, естественно, для тех, кто производит товары, это благо, но в принципе все экономисты знают, если рассчитывать, если рассчитывать общее благо, то это окажется не так.
О.Журавлева
―
В эту минуту нам сообщают: нефть – 47 и 22 доллара за баррель. Час назад – 46, 95. Пошла! – вот радость – наконец-то! А вот скажите, вдруг, действительно, какие-то невероятные обстоятельства, и нефть пойдет опять вверх? Причем существенно пойдет. У нас все заколосится и опять можно 20 лет жить - поплевывать.
К.Рогов
―
Нет, у нас не заколосится. Мы будем продолжать ту деградацию, тот сценарий деградационный, который у нас был последние 4-5 лет. Он будет смягчен и продолжен. То есть тем хуже будет в конце – я бы сказал так вот. Это очень важно, что мы сегодня… Это очень важно к пониманию этого года. Вообще, российский народ очень обрадовался, потому что предыдущие два кризиса у нас были V-образные: 98-й года, и 2008-й.
О.Журавлева
―
Ну, по идее, нужно готовиться к 18-му.
К.Рогов
―
Нет, они были V-образные. А что это значит? Что сильное падение – потом подъем очень быстрый. И, когда начался этот кризис, во-первых, его совсем другое освещение в СМИ, чем в предыдущие кризисы, но главное, что люди психологически тоже стали готовится к V-образному кризису. А тут еще оказалось, что падение очень небольшое, оно особенно в начале было небольшое. И все пришли в состояние некоторой эйфории, причем и власти и население: Ерунда какая-то, всё будет прекрасно! Но это совсем не V-образный кризис, это другой кризис. И он начался не в конце 14-го года, а раньше.
О.Журавлева
―
Он мировой или только наш?
К.Рогов
―
Он не мировой. У него две составляющие. Это наши структурные проблемы, связанные с тем, что мы жили на ренте, и изменение, видимо, баланса цен на сырьевых рынках в связи с целым рядом обстоятельств. И это наш кризис поэтому, и, я думаю, что он будет гораздо более похож не на кризисы 8-го года и 98-го года, а гораздо более будет похож на те кризисы, которые были характерны для нефтяных стран, и для СССР в частности, в 80-е, 90-е годы. И тогда есть несколько примеров стран. Это Советский Союз, но здесь был распад страны…
О.Журавлева
―
Была плановая экономика.
К.Рогов
―
Плановая экономика, распад страны. Но, например, Венесуэла, в которой не было плановой экономики, она тоже начала падать еще до того, как начала падать нефть – ее экономика. И с 79-го, по-моему, по 94-й год экономика тоже сократилась, там ВВП на душу населения сократился на 35%. Это долгий кризис, он может длиться несколько лет, в моем представлении. И это будет серьезно. Это будет ступенька за ступенькой.Когда выход был из пика прошлых нефтяных цен в 80-е годы, тоже ни советская экономика, ни экономика Венесуэлы, они не обвалились в одночасье, так, чтобы год-два – и ничего нету. Нет. Много накоплено в экономике, в ней есть какие-то стабилизаторы, и это, вообще, не момент обрушения. Но начинается такая деградация на много лет, которая кончается очень плачевными вещами.
О.Журавлева
―
Именно поэтому вы считаете, что восприятие нынешнего кризиса не такое острое, как 98-го года, который вошел в легенды просто?
К.Рогов
―
Да, люди привыкли к V-образным кризисам. В этот кризис очень специальное было информационное освещение его, у нас совсем по-другому информационная среда устроена. Но эта информационная среда, этот пиар, что нет никакого кризиса, он сработал еще потому, что возникла эта привычка: мы два кризиса пережили – после каждого было еще только лучше, чем до него, и сейчас так же будет.
О.Журавлева
―
Пережили голод - переживем и изобилие, как говорится.
К.Рогов
―
Вот изобилие очень трудно пережить.
О.Журавлева
―
Да, вы считаете? Ну, в любом случае, Кирилл Рогов дал нам множество любопытнейших прогнозов. Спрашивают на прощанье: «Россияне еще позавидуют концу 80-х годов?» Я надеюсь, до этого не дойдет.
К.Рогов
―
Да, трудно ответить на этот вопрос. Не знаю. Но, я думаю, что многому мы еще позавидуем; и, что, чем мягче сегодня идут дела в экономике, тем хуже будет расплата в конце этого структурного периода.
О.Журавлева
―
Кирилл Рогов с ужасными прогнозами, со своим особым мнением. Всем спасибо, всего доброго!