Виктор Шендерович - Особое мнение - 2018-02-22
22.02.2018
Подписывайтесь на YouTube-канал
«Эхо Москвы»
Т. Фельгенгауэр―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. Включайте Ютуб-канал «Эхо Москвы». И увидите «Особое мнение» Виктора Шендеровича, журналиста и писателя. Здравствуйте, Виктор Анатольевич.
В. Шендерович―
Добрый вечер.
Т. Фельгенгауэр―
Мы следим за тем, что происходит вокруг ФБК. Вокруг предвыборного штаба Алексея Навального. Самого Навального задержали, но, правда, быстро отпустили. Леонид Волков в УВД и не исключает Навальный, что будет сегодня же суд. Туда никого не пускают. Опять план «Крепость». И в нескольких регионах забирают…
В. Шендерович―
Отстреливаются от журналистов.
Т. Фельгенгауэр―
Пока нет, журналисты — ладно.
В. Шендерович―
Могут прийти адвокаты.
Т. Фельгенгауэр―
Уже пришли.
В. Шендерович―
А это хана.
Т. Фельгенгауэр―
И их не пускают.
В. Шендерович―
Конечно, если придет адвокат, то всем хана.
Т. Фельгенгауэр―
И в регионах тоже забирают координаторов штаба. Что такое страшное случается, что надо постоянно кого-то забирать.
В. Шендерович―
Все абсолютно логично. Есть ФБК, и коррупция с ним борется. Они борются с коррупцией, а коррупция борется с ними. Абсолютно ясное целеполагание. Ничего удивительного. Было бы странно, если бы с ними не боролась - коррупция. Ничего противопоставить расследованиям Навального - уже многолетним и чрезвычайно популярным - кроме прессования, задержания, арестов, мордобоя, активистов, лжи — они не могут. Умолчание. Просто не называть по имени в надежде, что рассосется само.
Т. Фельгенгауэр―
Так вот ровно об этом хочу спросить. Умолчание очевидное игнорирование Навального – так бы и делали. До 18 марта просто нет такого человека.
В. Шендерович―
Так они так и делают.
Т. Фельгенгауэр―
Зачем каждый раз дарить повод…
В. Шендерович―
Они так и делают. Об этом не сообщат сегодня. Российский избиратель об этом не узнает. Нас с тобой слушает «отрезанный ломоть». Об этом сообщит еще «Дождь». Это все - отрезанный ломоть. 70 тысяч подписчиков у «Дождем», сколько-то сотен тысяч допустим…
Т. Фельгенгауэр―
Медиазона пишет.
В. Шендерович: Ксения Собчак - у нее сегодня общие интересы с администрацией
В. Шендерович―
Это отрезанный ломоть! Для российского избирателя, для россиян этой новости нет. Эта новость есть для кого? – для тех, кто работает с Навальным. И для активистов, которым говорится: прессовали, прессовать будем. Мы вас видим. Мы за вами наблюдаем. Мы будем делать то, что мы хотим. Адвокатов не пустим. Все будем делать так, как хотим. Сегодня - бывают странные сближения, писал Пушкин, - получил год колонии Дмитрий Борисов. По делу 26 марта. Год колонии.
Т. Фельгенгауэр―
Это тоже для активистов.
В. Шендерович―
Тоже. Это ясный месседж, как говорится: ребята, мы вас будем сажать, задерживать. Адвокатов не пускать. Творить беспредел. Мы будем делать то, что хотим. С вами. Никакой общественной поддержки, популярности… свойственному русскому народу сострадания к униженному, оскорбленному – никакого милосердия не будет. Потому что российский народ об этом просто не узнает. Ему сегодня ни Андреева, ни Соловьев — никто об этом не расскажут.
Т. Фельгенгауэр―
Андреева уже расскажет всем, кроме Москвы. Погодите, во-первых, есть все более распространяющийся Интернет и сейчас люди из Интернета определенной возрастной категории получают половину всей информации.
В. Шендерович―
Правильно.
Т. Фельгенгауэр―
А младше условно 30 только из Интернета.
В. Шендерович―
Таня, смотри, какая, не побоюсь этого слова, фигня получается. Те люди, которые в Интернете получают информацию и которых интересует, что происходит со страной - и в частности с Навальным, потому что они понимают, что это связано с тем, что происходит со страной, - они об этом узнают. Они из этого получат ясный месседж: ребята, уходите отсюда. Уходите, не надо нас раздражать. Мы можем сделать с вами что угодно. Кто узнает о том, что Дмитрия Борисова посадили? Человек, который вышел на улицу мирно, без оружия. Его посадили, дали год колонии. Кто об этом узнает? Такие же – подумают: один выйдет в следующий раз, пятеро застремаются. Потому что год в колонии, в СИЗО, да чтобы тебя еще прессовали…
Т. Фельгенгауэр―
Год это немного по сравнению с Болотным делом.
В. Шендерович―
Год это немного, когда у другого! Когда сам… я сидел три дня на гауптической вахте в армии, - ты знаешь, хватило, чтобы оценить, что такое когда ты не можешь ходить куда хочешь. Полтора года в армии — вот так хватило для того, чтобы оценить свободу! Это мало – когда другому. Когда тебя – это очень много. Очень много. 10 суток ареста – очень много, Таня! Очень. Из этого можем мы сделать ясный вывод в очередной раз – чего и кого боится власть. Против кого направлены ее усилия. Что-нибудь случилось с Ксенией Анатольевной, Григорием Алексеевичем? С Грудининым, с Бабуриным? И - кто там у нас еще? Титов еще какой-то бегает там… С кем-нибудь из них что-нибудь эдакое случилось? Задерживали, прессовали начальников штабов? Арестовывали?
Т. Фельгенгауэр―
Грудинина, говорят, очень сильно ругают. Все время какие-то разоблачения, скандалы.
В. Шендерович―
Ругают.
Т. Фельгенгауэр―
«Нещитово»?
В. Шендерович―
Это «нещитово» совершенно. Давай расскажу, почему нещитово. Потому что надо смотреть по следу. След есть, который остается. Который создает репутацию от человека, от явления... Выборы все эти потешные: Собчак с либерализмом. Грудинин со Сталиным, Явлинский с бородкой, Бабурин, Титов – чем больше…
Т. Фельгенгауэр―
Сурайкина не забывайте.
В. Шендерович―
Упустил совсем. Что за овощ такой?
Т. Фельгенгауэр―
Это коммунист.
В. Шендерович―
Их там трое теперь. Отлично, на здоровье.
Т. Фельгенгауэр―
Жириновский.
В. Шендерович―
Дорожек много... Ну, Жириновский.
Т. Фельгенгауэр―
Кандидат.
В. Шендерович―
Да ладно, не отвлекай от мысли. Я говорю - это на здоровье. Тут чем больше шума, хайпа, разоблачений, скандалов — тем для власти, разумеется, лучше. Это то, что называется… Как братец Кролик просил: «не бросай меня в терновый куст». Им только этого и надо! Чтобы был хайп, скандалы, обвинения. Чтобы была иллюзия предвыборной мощной кампании. Активной. Разносторонней предвыборной кампании. Которая что? – 19 марта увеличит легитимность результатов. У нас появится новый президент, фамилию которого мы знаем. Кандидат, который не принимает участие вообще ни в чем. Обрати внимание. За три недели до выборов будущего победителя выборов вообще нет нигде.
Т. Фельгенгауэр―
Он президент, он работает.
В. Шендерович―
Он работает, — о, да. В других странах он не работает в это время! В это время он не появляется в качестве президента.
Т. Фельгенгауэр―
Первого марта будет федеральное послание.
В. Шендерович―
О, да.
Т. Фельгенгауэр―
Послание федеральному собранию.
В. Шендерович―
Не отвлекай с темой, Таня.
Т. Фельгенгауэр―
Я сижу ровно для того, чтобы вас отвлекать, Виктор Анатольевич.
В. Шендерович―
Не стоит.
Т. Фельгенгауэр―
Может, все-таки попробуем.
В. Шендерович: Это была демонстративная порка. С нами сыграли на нашей территории
В. Шендерович―
Не стоит. Дай я все-таки договорю свою нехитрую мысль. Так вот, им это в радость, этот весь хипеш предвыборный. Он повысит легитимность власти. Единственное, что их интересует – это уровень легитимности 19 марта. Внутри страны, по ощущению в воздухе. По уровню «приятия-неприятия» в воздухе. По раздражению, которое достигло критической точки, как ты помнишь в 2011-12 году. И так далее. Их интересует только это. И снаружи. До какой степени удастся, какую часть мира убедить в том, что у нас, как было сказано — не «режим Путина», а, как поправил наш представитель в ООН – законно избранная власть. Так вот, у нас режим Путина, а не законно избранная власть уже давно. Их интересует только степень легитимности.
Т. Фельгенгауэр―
Я поняла вашу нехитрую мысль, которую уже три раза повторили. Тем не менее, то, как идет кампания Грудинина и против него, нет ли здесь ошибки, что пустили кандидата, который может стать неожиданно популярным. И поэтому его так мочат.
В. Шендерович―
Мы знаем уровень этой популярности; это одни и те же люди. Люди, которые голосуют за Сталина — это одни и те же люди, они отмороженные. Они перевоспитанию не поддаются. В электоральном смысле этим можно пренебречь, потому что никакой угрозы второго тура от Грудинина не будет. Никакой угрозы для будущей власти – очередной, до уже четверти века путинской - не будет от Грудинина. Дальше – подробности. И - дальше некоторая цирковая технология. Дорогие зрители цирка, не смотрите на яркий платок, которым машут по широкому кругу фокусники! Фокус происходит где-то в другом месте. У тихой мышки ассистентки, за спиной, у кулис, в другой руке... Ярким платком машут, чтобы вы разинули варежку и смотрели за этим ярким платком. Этот яркий платок - так называемый предвыборная кампания, и нас все время отвлекают на сюжеты. Ой, Грудинин, Собчак, Явлинский! Смотрите, у нас же выбор! Смотрите, какая борьба идет. Кто придет вторым? Кто наберет три процента, а кто четыре? Это чрезвычайно важно! Гораздо менее важно, конечно, чем то, что эти выборы вообще нелегитимны. Путина там не может быть вообще, потому что не может быть никогда. Что это все нелегитимно с самого начала. Что нет никаких выборов, когда главный политический противник не допущен. Не задаются эти вопросы. Отвлекают этим ярким платком. Я отказываюсь обсуждать вместе с тобой или с кем-то другим, каким образом крутится в воздухе этот яркий платок. Отвлекающий от главного – от простого фокуса, который сейчас происходит. Нам предстоит очередная… Захват и удержание власти, статья 278-я. Это я тоже не в первый раз повторяю. До 20 лет лишения свободы. Особо тяжкое государственное преступление.
Т. Фельгенгауэр―
На моменте, где Виктор Шендерович демонстрирует очень хорошее знание Уголовного кодекса РФ…
В. Шендерович―
Отдельных статей.
Т. Фельгенгауэр―
Мы делаем небольшой перерыв, а потом продолжим.РЕКЛАМА
Т. Фельгенгауэр―
Мы продолжаем программу «Особое мнение». Возвращаясь к людям, которых сажают. Сегодня год колонии получил Дмитрий Борисов. И там очень много других фигурантов и по этому делу и по миллиону других. У каждого практически из этих людей, которые получают сроки реальные, есть родственники, друзья, знакомые. И они видят всю ту несправедливость, которая происходит. Несправедливость эта множится если не в геометрической, то в математической прогрессии точно. И почему из всех этих людей, которые видят эту несправедливость, не складывается некая реальная общность…
В. Шендерович―
Тут есть несколько… Это социологический вопрос. Скорее социолог должен был бы, профессиональный, на это отвечать. Я отвечу по ощущениям. Без внятной социологии. Первое – очень низкие общественные стандарты и нормы. Люди, которые чувствуют несправедливость, - им некуда с этим пойти. Нет ни свободной прессы, ни оппозиционной партии, которая поднимет скандал по этому поводу. И уволит… Себе рейтинг нарастит, а конкурентов подсидит. И так далее. Ни суда. Страх репрессий, расширения репрессий гораздо больше, чем возможности по их преодолению. Поэтому большая часть родных и близких озабочены не изменением политической ситуации. Родные Дмитрия Борисова сейчас будут пытаться облегчить ему жизнь в колонии и его оттуда, может быть, вытащить. Или - чтобы не было хуже. Они не будут сейчас, родные, и я их очень хорошо понимаю, заниматься улучшением политической ситуации. Когда у тебя какая-то беда с близким медицинская, то и - я и, и ты - мы даем в лапу доктору, мы не боремся за законность. А мы даем деньги чтобы он выжил, чтобы ему было легче лучше. Мы не идем к министру здравоохранения по поводу того, что близкого человека положили без лекарств в коридоре. Мы даем деньги, и его кладут в палату. Если есть деньги. Вот и все. Поэтому - привычки преодолевать и механизмов для преодоления нет. И люди замыкаются в решении этого вопроса. Родные Дмитрия Борисова будут сейчас заниматься тем, чтобы не случилось чего плохого в колонии. Или может быть, чтобы он вышел пораньше. Хотя, скорее всего, просто чтобы не вышел попозже. Зная характер. А про Борисова стоит рассказать. Потому что - конкретика, но… Мы привыкли к беспределу. Но все-таки. Еще один. Борисов был задержан 26 марта. Когда отказывался идти к автозаку. Его к этому автозаку понесли пятеро сотрудников полиции. Я цитирую материалы дела. И когда несли, то Борисов, цитирую протокол: «дважды высвободил левую ногу» - дважды! И ударил одного из полицейских Ерохина по шлему. Полицейский Ерохин испытал физическую боль через два месяца после удара. Вот - так все было нормально, но когда начали судить Борисова, вдруг выяснилось, что полицейский Ерохин, получив ногой по шлему, от человека, которого он вместе с четырьмя другими волок - нельзя нанести сильный удар, должен тебе сказать, даже не по шлему. Тем не менее. Вот - он испытал физическую боль. И поэтому – «нападение на сотрудника полиции»! А спросить бы у полицейского Ерохина: какого хрена он и четверо его товарищей-космонавтов волокли безоружного человека, который в соответствии с Конституцией вышел выразить свое мнение?
Т. Фельгенгауэр―
Он вам скажет, что выполнял приказ.
В. Шендерович―
Ему надо напомнить, темному полицейскому Ерохину (если он это ответит), решение Нюрнбергского трибунала, где были повешены и 600 тысяч посажено, — всех, выполнявших приказы. И напомнить ему, что с 1946-го года это не канает. И что их действия были незаконные, и отмазка не работает. И что они все преступники. Запущено дело так, я писал об этом даже уже, что полицейский Ерохин даже не подозревает, что он преступник! Он действительно думает, что он полицейский. А он преступник.
Т. Фельгенгауэр―
Виктор Анатольевич…
В. Шендерович―
Так вот, если уволить Ерохина, тех, кто тащили, тех, кто давал приказ, а также выгнать власть, которая отдавала им этот приказ и озабочена только сохранением своей задницы, и использует полицию в этих интересах, – тогда следующий пять раз подумает: выполнять ли ему преступный приказ? Так работают, сдвигаются общественные нормы. Но в данном случае мы говорим о теории. Практика заключается в том, что все те, кто нарушали закон: полицейский Ерохин, все остальные полицейские, те, кто давали им команды – все на свободе. Некоторые в повышении. А Борисов – в лагере.
В. Шендерович: Но это не основание не понимать, в каком договорняке нам предлагают участвовать. Это договорняк
Т. Фельгенгауэр―
Вы прекрасный план нарисовали. Всех уволить, набрать, видимо, новых.
В. Шендерович―
Да, конечно.
Т. Фельгенгауэр―
Новых будем их россиян набирать.
В. Шендерович―
Из россиян, из россиян.
Т. Фельгенгауэр―
Тогда просто пару цифр от Левада-центра. Отношение россиян к советским спецслужбам заметно улучшилось за последние 20 лет. Они все меньше ассоциируются с политическим террором и все больше – с защитой интересов государства. Речь идет о ВЧК и КГБ.
В. Шендерович―
Понятно. Ты, наверное, видишь противоречие между этой информацией и тем, о чем я говорил раньше. Я тебе добавлю. Про это стоит поговорить. Ровно те же россияне, как ты помнишь, наверное - наверняка помнишь - 25 лет назад были другого мнения о ВЧК. Потому что им что-то рассказывали другое. Не то, что рассказывают этому поколению россиян, выросшему, про ВЧК. Это нормы, я уже употреблял это слово и все время употребляю. Это рукотворная вещь, нормы. Они меняются в любом обществе. Из тех россиян, элитой могут стать профессор Афанасьев. академик Рыжов, академик Сахаров... И некоторое количество… - мы помним 100 человек приличных в Государственно Думе! Сто приличных, интеллигентных, не ворующих, образованных людей. Норма была другая. Другой вектор. Поменялся вектор — уже и последних нет приличных людей. Два-три было в предпоследней думе. Сейчас ни одного. Значит, это вектор. Из тех же россиян. И более того, тому же Ерохину - вот дай ты этого Ерохина, извини, в наши руки, расскажи ему чего-нибудь про закон, про то же ВЧК, про Нюрнбергский трибунал... Он же не садист, этот Ерохин. Он же, скорее всего, нормальный человек. Он, кстати, сам не подал в суд, не захотел компенсации за удар ногой по шлему... Нет. Мы вообще не знаем, был ли там он, не был. Кто это был… Неважно. Мы же знаем, как ищут потерпевших… Это второй вопрос! Полицейский Ерохин совершенно не безнадежен. Он, скорее всего, нормальный человек. Вряд ли будем предполагать, что какой-то Чикатило, затесавшийся в ряды, которому доставляет удовольствие пытать людей и убивать их. Нет, нормальный человек. Этого полицейского Ерохина - из него можно сделать полицейского. И он будет полицейским. И если его Господь приведет в Норвегию, и он пойдет, вот такой же, он там будет полицейским. Через какое-то время. И через какое-то время он будет по другим нормам существовать, работать и так далее.
Т. Фельгенгауэр―
То есть вы против люстрации.
В. Шендерович―
Я, конечно, за люстрацию. Надо к чертовой матери…
Т. Фельгенгауэр―
Тогда они не вернутся на свои рабочие места, даже если вы, Виктор Анатольевич, их перевоспитаете.
В. Шендерович―
Секундочку. Неважно, он или другой. Перед нами пример Саакашвили. Не надо придумывать теорию - перед нами практика. Коррумпированная страна, насквозь коррумпированная: с советских времен Грузия была образцом коррумпированности. Приходит Саакашвили, меняются правила. Бендукидзе и Саакашвили приходят, еще несколько человек... И вдруг выясняется: честные полицейские. Не берущие взятки чиновники. Простые процедуры. Очень быстро.
Т. Фельгенгауэр―
До сих пор так?
В. Шендерович―
Во-первых, до сих пор так. Он эту норму установил, и она держится. Саакашвили не любят, а то, что он сделал – любят. Конечно, безусловно! Он посадил очень многих… Очевидно изменились нормы. Бюрократические нормы, полицейские нормы…
Т. Фельгенгауэр―
Так изменились, что потом Вано Мерабишвили посадили. Человека, который все эти реформы вместе с Саакашвили и делал..
В. Шендерович―
Секундочку. Ты все время предлагаешь… отводишь в частности. Как самолет, уходящий от ракеты, ты выпускаешь тепловые шары. Нет, нет, я-то как раз обращаю внимание… я пытаюсь смотреть общим планом. Общий план совершенно очевиден. Коррупция в Грузии резко изменилась, на порядки. Нормы меняются, и не надо теоретизировать. Мы видели, как они на нашей памяти с тобой менялись туда-сюда довольно кардинально. Нормы конца 1980-х, демократическая норма. Норма середины 1990-х - что касается журналистики, адвокатуры. И норма начальных нулевых, и норма уже десятых — это разные нормы. А люди, в общем, примерно одни и те же. Так что, ребяты, дело не в конкретном Ерохине, разумеется, а дело в нормах. Ими надо заниматься.
Т. Фельгенгауэр―
По поводу норм, кстати, тут третий день все не могут успокоиться. Деятели культуры из-за интервью Алексея Серебрякова.
В. Шендерович―
Страшно оскорбил Россию.
Т. Фельгенгауэр―
Да. У людей что, тоже как-то внутри нормы поменялись. А у Серебрякова почему-то нет, кстати. Неожиданно так.
В. Шендерович: К нам после Сочи внимание другое. Презумпции невиновности уже нет
В. Шендерович―
у Серебрякова, видимо, тоже менялись нормы. Сейчас я буду хвастаться, потому что Леша Серебряков - мой ученик по ГИТИСу. Просто вот, тупо: вторая табаковская студия. 1983-й год, а я тогда преподавал сцендвижение. Не в том смысле, что я его так хорошо выучил, что он стал приличным человеком (многие мои ученики не стали приличными людьми, должен заметить, в том числе с тех же примерно курсов). Но Леша замечательно вырос. Он всегда был очень талантливым человеком. Он замечательно вырос - по-человечески. В мощную независимую фигуру. Это нечастое сочетание такой социальной ответственности, человеческой глубины - и божьего дара. Это, мягко говоря, не всегда совпадает. В какой-то момент он развился замечательно. И его отъезд - это был результат его новой нормы. Он написал, что хочет дать детям возможность развиваться, жить в свободном мире. Быть свободными людьми. Там у него и свои, и приемные. Пятеро, кажется, детей. Может быть, ошибаюсь. Но - много детей. Дать им возможность развиваться в свободном мире! Леша Серебряков, в отличие от Владимира Владимировича Путина, например, кардинально своих позиций политических не менял. Он из офицеров КГБ в демократы и обратно в тираны не ходил. Он довольно последовательно развивался. А то, что в очередной раз… - мы же не про Серебрякова, мы же про реакцию¬! - что в очередной раз наружу вылезла ущемленность наша – это совершенно очевидно. Потому что это крик ущемленности. Эта вся Госдума, которая вопит и требует не давать ему сниматься… Вот да, давайте ударим рублем Серебрякова, в Канаде, давайте ударим рублем. Запретим ему сниматься. Совок дремучий. Уязвленность несчастная. Они рабы, к сожалению, в отличие от Леши.
Т. Фельгенгауэр―
Делаем небольшой перерыв. Это «Особое мнение» Виктора Шендеровича.НОВОСТИ
Т. Фельгенгауэр―
Продолжается программа «Особое мнение». Виктор Анатольевич, сказали вы, что не желаете ничего обсуждать ни со мной, ни с кем либо еще по поводу кандидатов и того, что они делают. Но я все-таки настаиваю. Про Ксению Собчак я хочу поговорить.
В. Шендерович―
Когда же я отказывался поговорить про Ксению Собчак.
Т. Фельгенгауэр―
Прекрасно. В контексте тех новостей, что мы услышали от Сергея Собянина, мэра Москвы. Что московское правительство рассмотрело вопрос, решило, что да, памятная доска Борису Немцову на доме, где он жил будет установлена и дальше Собянин пишет, что после обращения Ксении Собчак.
В. Шендерович―
Чтобы не дай Бог не подумали чего-нибудь другого.
Т. Фельгенгауэр―
Виктор Анатольевич, но это же реальное дело. Дело, за которое все болели и очень переживали.
В. Шендерович―
Смотри…
Т. Фельгенгауэр―
А Ксения Собчак это сделала.
В. Шендерович―
Это сделала не Ксения Собчак, разумеется. И - я должен расстроить депутата Илью Яшина, который считает, что это результат многолетнего давления на власть. Три года добивались! Нет. Это не результат давления на власть. Это результат предвыборной разводки. Совершенно очевидной. И, как сказано у Ежи Леца: некрасиво подозревать, когда вполне уверен. Давайте опять… я люблю распутывать ниточки! То, что появится мемориальная доска на доме, где жил Борис Немцов – хорошо. Если мост - он все равно будет носить его имя, он уже носит его имя, разумеется, мост, на котором его убили... Будет Немцов мост. И это обязательно будет, так или иначе. Раньше или позже. Дальше - важные подробности. К тому, о чем я говорил. Власть чрезвычайно заинтересована в этой информационной, этой предвыборной битве. Об этом расскажут по телевидению! Я не сомневаюсь. Подробно расскажут! Ксения Собчак — у нее сегодня общие интересы с администрацией. Как, впрочем, и у Грудинина, и у Явлинского, и всех остальных. Они играют в одну игру. Они занимаются взаимным опылением, безусловно. Ксения Анатольевна очень мощно раскручивается и получает совершенно новый импульс в биографии и карьере. И - чрезвычайно помогает своему давнему другу Владимиру Владимировичу в легитимизации процесса.
Т. Фельгенгауэр―
Нам здесь с вами, не с вами, с гражданами России, которые переживали, хотели, чтобы эта памятная доска была, нам что, разве важно, для Собчак это предвыборная или не предвыборная, Путин или не Путин.
В. Шендерович―
Важно. Послушай меня.
Т. Фельгенгауэр―
Важно же, что есть доска.
В. Шендерович―
Важно и то, и другое, Таня!Важно и то, и другое. Потому что иначе мы все валим в одну кучу, как мы валим в одну кучу всю нашу историю. Есть Великая Отечественная война - и Сталин. Если ты против Сталина – значит ты против победы советского народа в Великой Отечественной войне! Значит, ты просто фашист! Эти логические подмены мы проходили тысячу раз. Нет, все важно. И победа в войне, и Сталин. И заградотряды. И то, какой ценой была добыта эта победа. И то, сколько своих полегло от рук своих. И сколько полегло от бездарности, и сколько полегло от трусости. Все важно. И это, и это. И это не умаляет памяти павших и так далее. Вот надо эти ниточки разбирать! То, что появится… Что по случаю, по предвыборному случаю власти вдруг стало (выгодно)… Где этот СЕРБ, где это все бесстрашные ребята? Они ничего не плещут Собянину в лицо? Зеленкой? Нет. А чего так? Где они все, прости, Господи. Где все эти негодяи7 Чего молчатПочему никто не протестует? Не плещутся зеленкой ни в кого. Все же понятно: разводка. Этот СЕРБ и, увы, Ксения Анатольевна Собчак координируются через… Кого выпустить на арену? когда СЕРБ — чтобы поливать зеленкой активистов, а то и не зеленкой, - а когда либерализация. Это все из одного извини, мозгового центра на Старой площади происходит. И вот эти вещи надо понимать. Я, конечно, за то, чтобы была доска памятная о моем друге Борисе Немцове. Я, конечно за то, чтобы мост был назван... И хорошо, что это будет, рано или поздно. Обязательно будет. И хорошо, что рано. Но это не основание не понимать, в каком «договорняке» нам предлагают участвовать. Это договорняк. Это позор, за это дисквалифицируют – «договорняк» в спорте, когда результат заранее известен. Когда люди изображают борьбу, а на самом деле получают от одного букмекера. Это договорняк, это позор. Это надо понимать, Таня! Радуюсь тому, что появится доска. Но это сделала не Ксения Собчак, и увы мне, увы Илье Яшину и мне, - не в результате нашего многолетнего давления. Потому что наше многолетнее давление… - приходили негодяи от Собянина же и разоряли мост. Приходили негодяи со Старой площади и поливали зеленкой в глаза активистам. Приходили негодяи - оттуда же, где сегодня согласовали эту доску! Это одна договорная игра, и мы это должны понимать. И разводить эти ниточки – гнилую и нормальную. Врозь их.
В. Шендерович: Дело Серебренникова - это знаковое дело для выяснения, кто там старший в берлоге
Т. Фельгенгауэр―
В истории с Кириллом Серебренниковым, коль скоро мы вспоминаем, к чему привлекает внимание Ксения Собчак своей очень активной деятельностью. Она была, в том числе и на судебном заседании по «Платформе» и «Седьмой студии».
В. Шендерович―
Замечательно.
Т. Фельгенгауэр―
Да. И, слава богу. Но история с Серебренниковым, она слишком дорого стоит? История с доской подешевле и поэтому можно на нее согласиться.
В. Шендерович―
Подозреваю, что в истории Серебренникова… - у меня нет никаких инсайдеров, я не знаю подоплеки. Мы ее наверное узнаем. Думаю, что узнаем. Судя по остервенению, которое есть внутри этого дела, судя по тому, что Малобродского держат в СИЗО, а не под домашним арестом, - там включились еще какие-то механизмы дополнительные, личные. Мое предположение - общее - заключается в том, что дело Серебренникова это знаковое дело для выяснения, кто там старший в берлоге среди так сказать, условных «либералов» (это очень смешно звучит применительно к части администрации, но есть, с кем сравнить: когда на другой стороне Сечин, то и эти считаются либералами...) Это понятно, разумеется. Тем не менее, между убийцами, между кровопийцами и ворами идет давно дележка влияния. Еще напомню полгода назад обсуждалось: пустят Навального на выборы, не пустят. Дело Серебренникова в свете его контактов с людьми в администрации, его вписанности в либеральную, так сказать систему… именно систему… Что он позволенный, был дозволенный либерал, который получал деньги на свои спектакли - и хорошо, что получал, разумеется. Безумно талантливый человек. И замечательный театр. Но его фигура стала знаковой. И мне кажется, моя версия простая – что с его помощью… Его фигура и его судьба это демонстрация влияния. Эти люди говорят, что - мы будем делать с «вашими», что хотим. Вот он ваш был, вы с ним дружили? Деньги давали? Вы его продвигали. Он был ваш. Вот - мы будем с ним делать, что захотим. Это что касается Серебренникова. Что касается Малобродского – мне кажется, там просто прямая месть за человеческое достоинство. Просто месть! Из него пытались сделать масляеву, это не получилось, и ему просто мстят.
Т. Фельгенгауэр―
Не могу не спросить про ситуацию на Олимпиаде с нашей бронзовой медалью в керлинге. Это очень странная история.
В. Шендерович―
Эта история странная, и тут опять говорю: распутывать ниточки. Что там случилось – не очень понятно. Действительно не очень понятно. Возможность сведения счетов бывших товарищей по команде, о которой упоминал по горячим следам Крушельницкий, что - подсыпали те, кто не прошли, не попали на Олимпиаду, чтобы знал… – да, такое бывает, такое бывает не только в нашем спорте. Я не вспомню фамилии, естественно: американская фигуристка когда-то наняла своего бой-френда, чтобы переломал ноги другой американской фигуристке, которая ее побеждала. Перед Олимпиадой, кстати, тоже. Такое бывает. Это то, что называется «человеческий фактор». Нельзя исключать. Про это мы ничего знать не можем. А про что мы можем знать – это про репутацию России. Потому что когда на допинге на этой Олимпиаде попался японец, я уже говорил: никто не посмотрел ни в сторону японского правительства, ни в сторону японского спорткомитета олимпийского. Ну, репутация другая! К нам после Сочи внимание другое. Презумпции невиновности уже нет. Как к рецидивисту. Многократно нарушивший закон находится под присмотром. Это нормально. Это не нарушение прав человека. Если человек пару раз своровал или убил, то за ним и надо присматривать. Репутация у нас поганая после Сочи и всего, что произошло. Поэтому и реакция совершенно другая. А что произошло конкретно? он выглядел растерянным, совершенно очевидно. Трактовать растерянность можно по-разному, но по-человечески жалко. Это, кстати, было немногое, что я видел, за что болел. Так получилось, что я этот матч за бронзу посмотрел. И переживал, конечно, за эту замечательную красивую пару. Не знаю, что произошло, но мы сегодня можем говорить только о коллективной репутации, которая такова, что Крушельницкому ничего хорошего ждать персонально ему не стоит.
Т. Фельгенгауэр―
По поводу репутации, ситуация в Сирии. Там вроде российские граждане, вроде…
В. Шендерович―
Я это так подробно комментировал... Ты тему вводишь за одну минуту до конца эфира.
Т. Фельгенгауэр―
За неделю стало столько всего нового.
В. Шендерович―
Давай я не буду изобретать велосипед. Наш осведомленный товарищ «военный» - у тебя в родственниках военные специалисты, журналисты... Но - другой замечательный наш коллега, Александр Гольц, сформулировал, что это была демонстративная порка. Что с нами сыграли на «нашей» территории. Ведь наша игра уже четырегода –«ихтамнет» - а пойдите, а докажите, а вот и не доказали. Не пойман — не вор! И американцы сказали: а, это не ваши, это просто какие-то бандиты? Какие-то боевики? Мы их уничтожим.
В. Шендерович: Что касается Малобродского – мне кажется, там просто прямая месть за человеческое достоинство
Т. Фельгенгауэр―
То, как в России это комментируют официально.
В. Шендерович―
Ну как…
Т. Фельгенгауэр―
Сначала пять человек.
В. Шендерович―
Сначала — «я не я и лошадь не моя». Но, судя по всему, их была пара сотен. Мы не знаем, сколько. До сих пор не знаем, сколько1 До сих пор все, что удалось узнать, удалось узнать явно не правительственным журналистам. «Настоящее время» узнавало, «Новая» узнавала и так далее. По-прежнему завеса тайны и ложь. Ложь и умолчание. Ничего другого наши не могут. В данном случае очень болезненная пощечина. Именно по администрации. И военные получили очень тяжелую пощечину. Потому что одно дело - в Луганске, против разоренной, нищей Украины, обесточенной и насквозь проеденной, так сказать… Прокороеденной! Потому что там напичкано нашими агентами. А другое дело – вот «старший» пришел. И спросил: вы так? вы по этим правилам? - давайте по этим правилам. И мы получили. Первое за 60 лет — что важно – боестолкновение с войсками НАТО! Первое с Кореи, даже не с Вьетнама! И это очень опасная красная черта. Надеюсь, что те, от кого зависит принятие хоть каких-то решений, в этом хотя бы отдают себе отчет, при всей своей ущербности и желании реванша.
Т. Фельгенгауэр―
Спасибо большое. В «Особом мнении» сегодня выступал Виктор Шендерович. Эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. До свидания.