Дмитрий Муратов - Особое мнение - 2019-11-01
И.Воробьева
―
Здравствуйте! Это программа «Особое мнение». Меня зовут Ирина Воробьева. И сегодня со своим особым мнением — Дмитрий Муратов, издатель и председатель редакционного совета «Новой газеты». Дмитрий, добрый вечер!
Д.Муратов
―
Добрый? Ну, хорошо, добрый.
И.Воробьева
―
Это просто вежливость.
Д.Муратов
―
Вежливость Воробьевой? Сложно было заподозрить Воробьеву в такой протокольной вежливости. Не помню такого.
И.Воробьева
―
Начинается «Особое мнение» с Дмитрием Муратовым — он сразу же начинает на меня наезжать. Хорошо.Пока «Московское дело» не закончится, я предлагаю с него начинать.
Д.Муратов
―
Правильно.
И.Воробьева
―
И у нас есть несколько новостей по «Московскому делу». Первое: про Егора Жукова, которому внезапно дали один день для ознакомления с материалами уголовного дела.
Д.Муратов
―
Тут надо разобраться. Я, конечно, как и редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов — уже не раз говорил об этом в эфире — вовлечены в судьбу Егора Жукова.Дело в том, что мы поручились перед судом за то, что суд отпускает его под подписку или его оправдывают, что, собственно говоря, и должен сделать любой нормальный суд, поскольку ни в чем этот парень не виноват, и мы его берем на работу ведущим рубрики на «Эхе Москвы» и в «Новой газете».
Поэтому, конечно, я слежу за его процессом, имею отношения с его адвокатами, с его семьей. С ним запрещено разговаривать, поскольку он под домашним арестом.
И.Воробьева
―
На таких условиях, да.
Д.Муратов
―
Я сегодня связывался с его адвокатами. Очень умный парень Соловьев. Я ему задал много вопросов. А собственно, чего случилось? Каким образом можно человеку, который идет в суд, ограничить таким образом, ознакомление с 5 — я прошу просто зафиксировать эту цифру — с 5 томами ?
Д.Муратов:Обандитились внутри, собственно, власти. Это называется бычить.
Вечером в воскресенье их уведомили, что они должны быть в Следственном комитете. В Следственном комитете им дали ксероксы и скриншоты с материалов дела и спросили, сколько они будут знакомиться. Они говорят: «Мы не будем тянуть, мы не хотим тянуть, мы хотим в суд, мы хотим судебного состязания сторон». Потому что адвокаты абсолютно уверены — все видео, которые есть и они доступны общественности — никогда Егор Жуков не был экстремистом, никогда он не призывал к свержению власти; все эксперты присланные и подосланные, или завербованные, нанятые ФСБ — Коршиков и Осокина, по-моему — просто всё наврали…
И.Воробьева
―
Которые делали экспертизу по его делу.
Д.Муратов
―
Они за него дописали то, чего он недоговорил. Это называется так называемое вчитывание — у экспертов. То есть то, что можно извлечь из того, что не написано. Это ровно школа КГБ СССР, когда подозревают в помыслах то, чего не могут найти в текстах. Об этом потом поговорим в связи с великим фильмом Андрея Смирнова «Француз», если вы не будете возражать.Так вот, все ждут этого суда. И он от него не отпирается. Но следственные органы все равно и здесь хотят играть в наперстки. Они, чувствуя свою безумную уязвимость, услышав от адвоката, что нам нужно всего несколько дней до пятницы — не месяцы, ни годы, которые знакомятся с этим, — а несколько дней, чтобы ознакомиться с томами дела. Грубо говоря, день на том. Ну, день — на том.
И.Воробьева
―
Неделя, условно говоря.
Д.Муратов
―
Ну, слушайте, всего 5 дней. Дело в понедельник, а в пятницу готово уже, пожалуйста, не вопрос, закончить ознакомление с делом. То есть, получается, даже меньше 5 дней, как считают в хоккейных матчах. Следователь говорит: «Ок!». И куда-то убегает. И тут же приносит решение суда, что за затягивание дела им дается день.
И.Воробьева
―
В смысле решение суда?
Д.Муратов
―
Решение суда, что они должны идти в суд и закончить ознакомление с делом за один день. Вот я хочу спросить: это слабосилие, слабоумие или, напротив такое безумное, абсолютное хамство? Когда во дворе тебя встречает 10 человек, а ты идешь один, и они говорят: «А чего ты идешь по этой улице? А кто тут говорил, что «Мы здесь власть!»? А давай мы тебя здесь будем мочить на глазах у всей страны без всяких правил? Но всё оформим специальными постановлениями».Мне уже неизвестно, существует ли в стране министр юстиции Коновалов. Мне уже неизвестно, существует ли Генеральная прокуратура, которая за этим следит. Это что у нас, коллеги и уважаемые слушатели, происходит? Это как? Человеку говорят: «Вот дело, вот вам его копии, но вам дают только день на его ознакомление. А как защищаться? А конституционное право на защиту? А чтобы приехал адвокат Мурад Мусаев, который сейчас находится на другом процессе в Краснодаре? Хорошо, он вернется.
Вы сего творите? Вы на глазах у всех показываете, что вы братва, что вы пацаны? Вы, понимаете, что это система бычит? Когда мне говорят — 90-е возвращаются на улицах, — да не улицы. Это не улицы возвращаются бандиты. Они обандитились внутри, собственно, власти. Это называется бычить.
Д.Муратов:Думаю, что эту Конституцию скоро отменят как иностранного агента
И.Воробьева
―
То есть, когда в прошлой программе Дмитрий Муратов пообещал, что никогда больше, пока это как-то не исправится, не будет называть их правоохранительными органами…
Д.Муратов
―
Теперь называл бандитами.
И.Воробьева
―
Теперь, в общем… да. То есть за это время стало еще хуже. Как-то так.
Д.Муратов
―
Коллеги, вы посмотрите, собственно говоря, что происходит. У нас на глазах человека, за судьбой которого наблюдает без преувеличения страна, которая выдвинут и, надеюсь, получит одну из главных премий Высшей школы экономики, который большим голосованием профессуры выдвигается в одном из лучших, видных наших университетах Высшей школе экономики, — вот с этим человеком обходятся так.В воскресенье уведомляют, в понедельник вызывают — кидают копию дела, говорят: «А-а, ты хотел с этим познакомиться, с тем что мы наваяли, с тем, что мы напридумывали? Ты хотел еще и познакомиться? Ты хочешь быть готовым к процессу? То есть ты, быдло, отрицаешь то, что наш приговор готов и справедлив? Ты хочешь посоревноваться с нами в суде, подготовившись к собственному делу, ознакомившись с теми законодательствами, которые мы в него включили?..»
Слушайте, а разве не то же самое с Навальным сейчас произошло? Ему Министерство юстиции Российской Федерации отказалось показать документы, на основании которых ФБК признан иностранным агентом. А нельзя объяснить, каким образом сторона, которая в суде должна иметь равные права с теми, кто их обвиняет? До приговора суда равны две стороны процесса. А судья является модератором этого процесса.
И.Воробьева
―
Ну, это в нормальной стране.
Д.Муратов
―
И уже когда они попросили: «Дайте нам документы, на которых вы основываетесь», им сказали: «Вам мы предоставим только их пересказ». Простите, этот каким образом? Это такой же пересказ, как нам пересказали блог Егора Жукова эксперты ФСБ, пересказали своими словами так, что там нет ничего из того, что было в блоге Егора Жукова. Кому мы должны верить. Вот просто реально быкующие наперсточники!
И.Воробьева
―
Может быть, тему Конституции тоже пересказывали?
Д.Муратов
―
Вы знаете, я думаю, у Конституции тяжелая, печальная, сложная судьба. Я думаю, что эту Конституцию скоро отменят как иностранного агента. В этой Конституции сказано, что источником власти является народ. Ну, прикиньте, ни администрация президента, ни Сечин, ни эти самые, как их… чекисты, а народ. Ну, разве эта Конституция может быть вот просто так?.. Я считаю, что это иностранный агент, как и Лев Пономарев, которого таковым признали.
И.Воробьева
―
Сейчас вернемся буквально через минуту.
Д.Муратов
―
Всё, что за народ — иностранный агент. Вот так.
И.Воробьева
―
Продолжается программа «Особое мнение». Дмитрий Муратов, Ирина Воробьева. Про Льва Пономарева. Вот Верховный суд сегодня уничтожил, ликвидировал его организацию. С чего вдруг на Пономарева, на «Мемориал» такой накат? Почему на ФБК накат, мы хотя бы можем понятно. Почему на правозащитников?
Д.Муратов
―
Ира, мне показалось, что ты сейчас как бы сказала так: ФБК большие, а «Мемориал», движение «За права Человека» Льва Пономарева — маленькие.
И.Воробьева
―
Нет.
Д.Муратов
―
Нет. Я хочу сказать, они каждый очень значимы в своих сегментах интеллектуального рынка страны. Давайте поговорим по Пономарева. Лев Пономарев занимается своим делом абсолютно мужественно и бескомпромиссно, считайте, 30 лет.Физик, умница, тот человек, с которым дружил Сахаров, тот человек, который поддерживал все выдающиеся первые законы, которые принимал первый Верховный Совет Советского Союза на первых свободных выборах; тот человек, который стоял рядом с Ельциным, преемник которого сейчас является президентом, и помогал ему делать демократическую страну. И когда Ельцин стал нарушать, по мнению Пономарева, права человека, отказался от близости к власти встал на сторону прав человека.
Это история Льва Пономарева. Его дочь выдающийся адвокат. Его внук потрясающе хороший, уже тоже известный адвокат. Это Липцеры, мама и сын. Это такая бескомпромиссная семья, которая вся работает на защиту прав людей, которым некуда достучаться — некуда. Нельзя достучаться до Минюста, до судов, до избиркомов, понимаете? А куда остается идти людям, объясните мне? Вот они идут к Льву Пономареву.
Он, упираясь руками и ногами в буквальном смысле — мы помним все эти фотографии — он бьется за права людей. Он иностранный агент, потому что получает деньги, гранты, выигрывает их, отчитывается за них? Он что, друзья, в казну залез? Он, как министр имущества Московской области, 13 миллиардов долларов спер? Или как руководитель финансового подразделения ФСБ Черкалин, у которого сегодня 6 миллиардов забрали, ну, еще не забрали…
И.Воробьева
―
Он согласился отдать запонки, часы и Porsche Cayenne…
Д.Муратов
―
Да-да… Он что, в казну залезал? Он пер это из хранилищ ЦБ? Он залезал в наши авуары? Он откуда брал деньги на защиту прав граждан? Он их сам привлекал. Он писал заявки, получал гранты — и защищал права наших граждан, что им обходилось бесплатно. Кто иностранный агент: выдающийся руководитель подразделения ФСБ Черкалин, который пер у народа или Лев Пономарев? Вот у меня простой вопрос. Я считаю, что если это поставить на голосование на «Эхе Москвы», результат предрешен.Те люди, которые защищают российский народ, российских граждан, они никакие не иностранные агенты. А те, кто в Шиесе устраивают свалки, они даже не иностранные агенты — они агенты собственного кармана. Это куда хуже, чем быть иностранным агентом. Они агенты бабла. А вот Пономарев всегда был за людей. Ну вот, собственно говоря. Давайте Льва поддержим.
Он человек с тяжелым характером. Я с ним всё время ругаюсь и скандалю, но на таких людях на самом деле, на людях с позвоночником держится общество, которое постепенно превращается в хордовое, а потом станет вообще беспозвоночным.
И.Воробьева
―
Но при этом я не могу сказать — может быть, я чего-то не вижу, — чтобы прямо вот сейчас Пономарева очень сильно поддерживали, чтобы такая острая реакция была. Но при этом, всё, что делает Пономарев, что делает «Мемориал» — извините, что я это всё через запятую, это не маленькие организации — они делают вещи, до которых у многих не доходят, не знаю, что… Но каждый год на Лубянке на акции «Возвращение имен» с каждым годом очередь становится всё больше. Если там три года назад можно был за час отстоять, то сейчас минимум три часа надо стоять. То есть люди все-таки как-то откликаются, как-то понимают, что это очень и очень важная история.
Д.Муратов
―
Вы знаете, мы давно с этим сталкиваемся. Вчера была премьера величайшего, потрясающего — извините, я не склонен к произведению искусства применять превосходноые степени эпитетов — Андрея Сергеевича Смирнова премьера фильма «Француз». Это о том, как жило московское студенчество времен оттепели, как они читали стихи, как они слушали музыку, как они хотели быть свободными, как они начинали ощущать привычку к свободе, нежную привычку, молодую привычку к молодой свободе.Как один и них Алик Гинзбург начал издавать журнал «Синтаксис» с великими стихами Уфлянда, Бродского, Кушнера — и по ним переехали служебные «Волги» ГКБ СССР, их бросили в тюрьмы. И так закончилась эта первая оттепель.
Это поразительный фильм про внутреннюю свободу, которую они сохранили и до нас донесли.
Мы издали даже вот такую штуку к фильму Андрея Смирнова. Это материалы к фильму «Синтаксис». Вот про Алика Гинзбурга замечательный заголовок Юры Сафронова к его интервью с его женой «Гинзбург свободен».
Д.Муратов: Силовики показывают, что они пришли во власть
Он даже был в какой-то степени, Ира, твоим коллегой и вашим коллегой. Когда его попросили на зоне починить магнитофон, он починил магнитофон. Но, починив, магнитофон, он записал на него несколько радиопередач, в конце объявив благодарность за предоставленную аппаратуру и сумел переслать все эти пленки для того, чтобы продолжать рассказывать свою простую, человеческую правду.
То есть мы оценили этих людей. Мы оценили Гинзбурга, Буковского, мы оценили, как много они сделали для страны. Сейчас, мы, может быть, точно так же не можем оценить великий подвиг Арсения Борисовича Рогинского или нынешних Лены Жемковой, Яна Рачинского, Саши Черкасова, Олега Орлова — извините, сейчас всех не перечислю, — которые бьются за Оюба Титиева, которые единственные занимаются правами человека в одной из наших кавказских республик; которые создали потрясающее абсолютно визуальное досье, связанное с репрессиями.
Я, кстати, целиком за инициативу Фадеева, нового руководителя СПЧ открыть архивы по поводу сталинских репрессий. Я двумя руками поддерживаю это.
И.Воробьева
―
Мне кажется, все поддерживают, всем это нужно.
Д.Муратов
―
То есть просто надо поддержать этого человека в его словах. Если он этого добьется, все предыдущие претензии свои редуцирую.Вы, понимаете, сегодня я чуть не опоздал на эфир. Мы ехали с нашим специальным корреспондентом отдела расследований Романом Аниным. Он вернулся из университета после обучения. Он проходил курс лекций в Стэнфорде. И там нейросети оживили Толстого и Достоевского. И он видел как бы живых с абсолютно им адекватной мимикой Достоевского и Толстого. В машине мне показывал.
И я был, конечно, поражен. И Ромина идея — мы тут же позвонили Роману Романову, директору Музея ГУЛАГа, — чтобы заключенные сами рассказали о себе, чтобы они прочитали свои приговоры.
И.Воробьева
―
Крутая идея.
Д.Муратов
―
Это идея Ромы Анина. И вот Роман Романов очень поддержал это. Они читают свой приговор и потом говорят: «Я был посмертно реабилитирован в 1955-м… 54-м, 57-м году». Вот чтобы смотрели на живых. Нам не хватает инструментов достучаться до сегодняшнего поколения. Оно не равнодушно. Просто Дудь нашел такие инструменты. Или в блистательной спектакле, который, по-моему, всего два раза прошел, «Похороны Сталина» в «Гоголь-центре» в постановке Кирилла Серебренникова — потрясающий абсолютно спектакль! Ломились туда люди. Надо находить чуть новые подходы. «Мемориал», кстати, умело это делает. И вот сейчас мы постараемся это сделать.Вот когда на Никольской 23… извини за долгий монолог. Но прямо кстати…
И.Воробьева
―
Да, это, кстати, история, которую мы тоже уже обсуждали в эфире, насколько я помню, и про эту историю я много видела в соцсетях. Неоднозначное отношение.
Д.Муратов
―
Слушай, и хорошо.
И.Воробьева
―
Рассказывай.
Д.Муратов
―
А давайте так, давайте не будет однозначного отношения. Давайте мы будем об этом разговаривать. Раз есть, о чем разговаривать, это уже важно.Мы вместе с Музеем ГУЛАГа и с дизайнерским таки креативным бюро Action сделали историю о доме №23 на Никольской. Давиди, бизнесмен, который купил дом, в котором расстреливали людей, вынесли десятки тысяч смертных приговоров и многие из них там же привели в исполнение, решил в этом самом страшном здании Европы (нет в Европе более кровавого здания, не существует) сделать в этом здании парфюмерный бутик. Миром же пытались все обо всем договориться.
И.Воробьева
―
Мне кажется, к нему все уже обращались.
Д.Муратов
―
Всем миром пытались договориться. Кто-то предлагал выкупить за разумные деньги Алексей Венедиктов с Собяниным предлагали ему выкупить там какое-то гетто и повесить мемориальную доску. Бесполезно. Вот человек уперся в своем праве собственника. У народа есть право на историческую память, и я считаю, что оно не менее важно, чем право собственника на его…
И.Воробьева
―
Нет, право собственникам мы тоже уважаем.
Д.Муратов
―
Мы уважаем право собственника и мы уважаем право на свою память. Ну, вот просто уважаем право, в том числе, и на свою память.Поэтому проект в данном случае такой. Раз там парфюмерный бутик, мы предложили создать — его придумала замечательная женщина парфюмер вместе с фирмой Action Цишевская Алена — придумала сделать парфюм в гильзах, который сначала — легкий запах подвала, а потом сильный запах пороха. То есть последовательность событий, которые сопровождали очень часто человека в этом доме. Люди на аукционе начали покупать эти гильзы с этим парфюмом.
Одновременно с этим на сайте change.org вышла петиция о том, что в этом доме должен быть музей. Не соглашаешься на маленький кусочек — а он там ресторан уже задумал, НРЗБ всё такое прочее, — ну, тогда давайте целиком. Одним из первых петицию подписал президент ВТБ Андрей Леонидович Костин, который готов, в том числе, поучаствовать в судьбе этого музея. Это очень важно.
И.Воробьева
―
Это, действительно, очень важно. Сейчас паузу сделаем.
И. Воробьева
―
Продолжается программа «Особое мнение». Дмитрий Муратов, Ирина Воробьёва. Мы можем ненадолго вернуться в «московское дело»? Потому что мы поговорили про Егора Жукова, но не поговорили про одного из новых фигурантов. Это Павел Новиков. Так вот ему уголовное расследование его дела провели за 2 дня. Об окончании следствия ему вообще объявили сразу после ареста. И это не первый раз. Мы видели, как вот эти судебные процессы проходят буквально за 2 дня, за 3 дня. И люди уезжают в колонию на несколько лет. Почему именно такая скорость?
Д. Муратов
―
Ира, это не рекорд. Военная комиссия в доме на Никольской, 23, о которой мы говорили, некоторые дела рассматривала 15 минут, некоторые 30 минут, некоторые 45 минут, а некоторые час. Особые тройки иногда рассматривали дело целиком за 10 минут. Здесь, видите, всё-таки у нас в российском правосудии прогресс: за целых 2 дня рассмотрели дело Павла Новикова! То, что это чудовищно по цивилизационным меркам - да. Это ускоренная перемотка. Они стремятся к тому, что делали тройки. Силовики показывают, что они пришли во власть, и всю страну к смене власти, к трансферу власти, к новым выборам и в Думу, и президента они зачистят под свою гребёнку. Они все стоят с газонокосилками. Слышишь запах бензина газонокосилки и её стрекот? Вот это он сейчас раздаётся над узниками «московского дела».
И. Воробьева
―
Просто я не понимаю, что дальше делать. Когда мы всё время говорим о «московском деле», не очень понятно, что дальше делать. Могу сказать только, что каждую пятницу примерно в это время (через полчаса закончится) в Москве теперь одиночные пикеты у станций метро, которые не в центре города. Потому что обычно же у нас пикеты около Петровки, около, не знаю, Следственного комитета или ещё где-то. А вот туда, на окраину - на какую-нибудь Юго-Западную или куда-нибудь на Щёлковскую - люди редко доезжают с пикетами. Вот каждую пятницу в этих одиночных пикетах стоят люди. И многие участники отмечают, что проходящие мимо граждане действительно не знали о том, что «московское дело» до сих пор идёт. То, что оно было - возможно, да. То есть всё-таки смогли как-то замести под ковёр, так что у людей сложилось ощущение, что всех выпустили.
Д. Муратов
―
Ты знаешь, ты сейчас на самом деле начала разговор о том, слился ли протест. Знают ли люди, почему никто не выходит, что делать дальше - это чисто вопросы московской интеллигенции, которая задаёт их сама себе от собственного бессилия, распространяя его дальше без прививки от этого самого бессилия. Мне такая постановка вопроса несимпатична. Я прекрасно помню, как говорил тебе здесь, что сейчас начался важнейший поединок. Это поединок, кто раньше устанет - граждане нашей страны, защищая свои права, или так называемые силовики, у которых ресурс времени, в отличие от нас, гражданских людей, неограничен. Общество сейчас устало быстрее. Замолчали студенты, успокоилась часть лидеров оппозиции. Кто-то не знает, что делать власти во время этой временной передышки за 2 дня до Дня национального... как его?
И. Воробьева
―
Единства.
Д. Муратов
―
Единства и согласия. С кем у меня должно быть единство? С этими лубянскими силовиками, которые в камеры к уголовникам швыряют узников «московского дела»? Да никакого единства у меня с ними нет! Я не буду с ними праздновать единство. Я с ними не един. Так вот общество не знает что делать, а они знают, что делать. Следовательно, должны быть выработаны антидоты. Эти антидоты противодействия убыстренному правосудию, радикальной пропаганде, которая противопоставляется этим людям. Ведь смотрите: дело каждого из них сопровождает программа на каком-нибудь из федеральных каналов. Обязательно это пропагандистское обеспечение.Они сужают рамки правосудия. И, конечно, самое интересное, что я вижу - они просто загнали суды в коридор, где судьи уже абсолютно ничего не решают. Судья выглядит контролёром на вечерний сеанс в кинотеатр, куда прёт толпа. Он успевает только, как в старых кинотеатрах, отрывать корешки у билетиков: приговор, приговор, приговор... Всё. Он не решает, какой сеанс и какой финал у этого кино. Он не выносит приговор - он просто отрывает корешки у билетов. Люди, которые низвели российские суды до состояния затравленных билетёров, должны понимать, что суд будет и над ними. И это будет ровно такой суд, который они сейчас создают. Поберегли бы они хотя бы суды для себя.
И. Воробьева
―
А что насчёт полицейского, который вышел из всей этой истории, сказал, что не будет давать показания, и уволился? Затравили? Или что с ним случилось, как вы думаете?
Д.Муратов: Слышишь запах бензина газонокосилки и её стрекот? Он сейчас раздаётся над узниками «московского дела»
Д. Муратов
―
Да, Максидов. Ты знаешь, есть очень любопытная штука. Мы вот сейчас вместе с «Театром.doc» замышляем, и я всё это подробно обсуждаю с Заремой. Мы бы хотели, чтобы актёры и люди, участники событий, начали публично читать в YouTube классику. Пока YouTube и интернет ещё не остановили, вырубая не ресурсы, а провайдеров целиком. Для того, чтобы поймать нужную креветку, высушивают море. Вы же поняли, как работают провайдеры? Эти люди, которые хотят остановить интернет.Вот мы хотим, чтобы люди почитали Льва Николаевича Толстого «Не могу молчать». Ситуация была точно такая же. Людей довели до такой гадостной ситуации, что Толстой пишет: «Казнят крестьян. Их приговаривают к этому суды. На них навешивают эти верёвки. Общество в ужасе и шоке. Не может жить страна, которая так относится к своим гражданам». И там есть очень важный кусок. Толстой пишет, что философ Соловьёв ему говорит: «Я горжусь тем, что в России нельзя было найти двух палачей. Нашли только одного, чтобы казнить крестьян». И Толстой говорит: «Вот хотя бы это даёт мне какую-то надежду - двух палачей не нашли».
У нас ситуация в корне изменилась. Палачей стало много. Все эти суды с этими криворучко, карповыми - это кто? Конечно, они палачи, потому что они выносят приговор и приводят его в исполнение. Они сравняли обвинительное заключение и приговор - значит, они палачи. Больше никак не назвать. Это функционал таков. Так вот нашёлся один полицейский по фамилии Максидов. Лев Толстой бы порадовался - есть такие!
И. Воробьева
―
Что нашёлся один?
Д.Муратов: Загнали суды в коридор, где судьи уже абсолютно ничего не решают
Д. Муратов
―
И что? Нашёлся и сказал. И вдруг почему-то все с огромным интересом его услышали и восприняли. Увидели, с каким достоинством он держится. Что он написал рапорт не после, а до. Что он вообще-то ничего не хотел. Но он и не хочет быть терпилой. Когда он услышал, что рядом упала бутылка...Я тысячу раз подчеркну: не трогайте полицейских, не кидайте в них ничем, не швыряйте ни урнами, ничем. Прекратите выражать протесты стычкой и прикосновением к сотруднику полиции или росгвардейцу. Конечно, нет, это недопустимо. Но когда в терпил, в шестёрок превращают боевых людей, которые вынуждены говорить, какие нестерпимые страдания они терпели, вывихнув руку, дотронувшись, например, до не трогавшего их Павла Устинова - ну не надо позорить... Слова «правоохранительные органы» не произношу. Не надо позорить людей, которые носят форму. Ну не надо позорить!
И. Воробьева
―
То есть вот этот поступок Максидова - показатель...
Д. Муратов
―
Поступок нормального, достойного человека и гражданина. И это норма. Даже если он в меньшинстве, всё равно это норма.
И. Воробьева
―
Есть ли шанс, что за ним кто-нибудь последует? Посмотрят: ну вот, можно же было и так.
Д. Муратов
―
Думаю, нет. Думаю, что, поскольку все суды превратились в договорные матчи с предрешённым результатом, и на тотализатор ставят люди в васильковых погонах, которые думают, что они уже взяли власть в стране, наймут себе президента и обеспечат себе Думу... Так вот я думаю, что эти договорные матчи будут просто лучше отбирать себе судей - чтобы в нужную сторону свистел. А судьи будут отбирать себе свидетелей. Одних вызывать, а других не вызывать. Давайте посмотрим на процесс Егора Жукова - вот он сейчас начнётся. Туда будет заявлена, насколько мне известно, пара десятков очень важных свидетелей.
И. Воробьева
―
Кем заявлена - защитой?
Д. Муратов
―
Защитой, естественно. Он имеет право на защиту. Ира, даже в твоей интонации смотри как сейчас было - даже я иногда так говорю: «Кем - защитой?!». То есть что из себя представляет защита? Конечно, у нас же есть только обвинение.
И. Воробьева
―
Нет, я так не говорила. То есть в конце эфира ты тоже пришил. Хорошо, защитой. Много свидетелей.
Д.Муратов: Судья выглядит контролёром на вечерний сеанс в кинотеатр, куда прёт толпа
Д. Муратов
―
А вот давайте посмотрим, как пройдёт этот процесс. Давайте посмотрим, позовут свидетелей или не позовут, выслушают свидетелей или не выслушают. Знаете, кто туда придёт? Туда придут реальные эксперты, которые покажут, что экспертиза, на которой строится обвинительное заключение, является придуманным злонамеренным фейком. Я хочу тебе сказать, что у нас в Уголовном кодексе есть (я сейчас на память, на щелчок не вспомню номер этой статьи) «недобросовестное судейство». Это когда судьи совершают преступление, вынося заранее неправосудный приговор. Отгадай, пожалуйста, скажи мне, сколько уголовных дел по этой статье было возбуждено - этот год не закончился - в прошлом году?
И. Воробьева
―
10?
Д. Муратов
―
Ты проиграла. Ты ошиблась в 10 раз.
И. Воробьева
―
Ноль?Ноль! У нас все приговоры, из которых, как мы помним, 99% обвинительных, судьи вынесли. И нет ни одного уголовного дела в отношении ни одного судьи. Ноль! Вот этот ноль означает, что общество держат за ноль. А общество не ноль. У нас уже цифровая страна. А цифра - это, знаешь, 0 и 1. И мы - единица.
И. Воробьева
―
Это было «Особое мнение» Дмитрия Муратова.