Особое мнение СПб - Андрей Константинов - Особое мнение - 2020-04-23
А. Веснин
―
Всем добрый день. Меня зовут Арсений Веснин, это программа «Особое мнение». Сегодня у нас в гостях журналист Андрей Констинтинов. Андрей, приветствую вас, как связь?
А. Константинов
―
По-моему, нормально. Доброе утро.
А. Веснин
―
Отлично. Я хотел напомнить, что теперь вся радиостанция «Эхо Москвы в Петербурге» в связи с определёнными коронавирусными событиями в нашем офисе перешла на удалённую работу – и мы, журналисты, и звукорежиссёры. Но вроде бы у нас всё получается, мы с вами и это замечательно.Андрей, перед тем, как мы начнём беседовать, я хотел бы ещё привести обновлённые данные по Петербургу: за сутки заболел 191 человек (это официально выявили и поставили диагнозы), и всего в нашем городе 2460 человек заразились коронавирусом. В Ленобласти за сутки + 39, всего там, в соседнем регионе, 576 человек. И за последние сутки в Петербурге умерли 3 человека, всего – 17. Вот это последние цифры. В Москве меньше заражается, в Петербурге вроде бы тоже меньше, чем вчера, и вообще, за три сотни, по сути, не переходит. В связи с этим первый вопрос: как вам кажется, эпидемия потихонечку на спад идёт, виден свет в конце туннеля?
А. Константинов
―
Я не специалист, не вирусолог, не эпидемиолог, но то, что я слышу из разных СМИ – большинство специалистов уже, очень осторожно, говорит о том, что если мы ещё и не вышли на пресловутое плато, то мы к нему очень приблизились. Дело в том, что они же говорят о том, что «это всё очень здорово, но возможна вторая волна». То есть, говорить о том, что скоро закончатся какие-то неудобства для людей – не приходится. Скорее всего, будут ужесточены меры, в том числе, в Петербурге.
А. Веснин
―
Думаете, что это ждёт и нас?
А. Константинов
―
Таких решений пока не принято. По крайней мере, официально нет такой информации. Однако есть общий тренд московский, а за Москвой все тянутся. Они ужесточают, причём с точки зрения специалистов, уже немножко ощущается перебор. Потому что то, что в Москве в приказном порядке изолируются не только те, кому поставлен диагноз, но и те, у кого признаки похожие, конечно, немножко странно выглядит.Знаете, у чиновников всегда есть желание решить проблему любым путём. Есть проблема: растут сорняки. «Ай, какие плохие сорняки, давайте-ка мы всё заасфальтируем, и не будет сорняков». Совершенно верно, сорняков-то не будет. Но не будет и всего остального полезного. Иногда подумать о том, что решая одну проблему, ты порождаешь какие-то другие, у чиновников просто нет возможности, в силу их специального устройства.
А. Веснин
―
Что конкретно вы имеете в виду в данной ситуации с коронавирусом? Какие ограничения, на ваш взгляд, не нужны, чему это мешает? Что сорняки - понятно, а что - все остальные растения?
А. Константинов
―
Если мы говорим обо всех остальных растениях: я искренне не понимаю, почему в Санкт-Петербурге должны быть закрыты все скверы, парки и детские площадки и так далее. Потому что, понимаете, коронавирус – это очень нехорошая зараза, но это не единственная болезнь, от которой страдают и, к сожалению, умирают, люди. И если люди, в том числе, пожилые, которым надо как-то двигаться, дышать свежим воздухом, будут обречены сидеть в четырёх стенах в коммунальных квартирах и биться в коридоре о корыто, которое висит на стене, то, с коронавирусом это, может быть, как-то и поможет, а вот в плане их инфарктов, инсультов и прочего, такой режим будет очень губителен. Поэтому я, правда, не понимаю, почему с собакой можно гулять, а с ребёнком – нет.Почему нужно считать, что наш народ настолько глуп, что если открыть скверы, то немедленно набьются туда пьяные русские с шашлыками и устроят там оргию с буфетом. Это напоминает мне, когда обсуждались в своё время, ещё при президенте Медведеве возможные изменения в закон об оружии, сам Медведев сказал: «Ну, нет, русскому человеку нельзя давать оружие, потому что начнётся такое, чего и Содом с Гоморрой не делали». И получается, что молдаванам можно давать оружие, хотя нация выпивающая, финнам можно давать оружие, эстонцам, где половина русских – тоже можно. А русским русским, которые в России, конечно, нельзя. Потому что люди пьющие, безответственные, с сознанием детей и тд. Такого рода рассуждения о моём народе – это расизм.
А. Веснин
―
Я понял вашу мысль. А вы считаете, что нужно дать право на оружие россиянам?
А. Константинов
―
Конечно. Безусловно. Причём начать можно поэтапно. Почему бы не дать оружие для начала отставным офицерам, посмотреть на их дальнейшее поведение. Я вот подполковник запаса, я не понимаю, почему мне не дано такого права.
А. Веснин
―
А вы хотите пистолет?
А. Константинов
―
Причём здесь «хочу»? У меня всё, что я хочу, имеется, охотничье оружие есть и так далее. Я желаю, чтобы у меня было такое право. А уж дальше буду я его реализовывать или не буду – этой мой интимный вопрос. А не вопрос Медведева, который считает, что у нас народ, недостойный оружия. Всё. Это мой взгляд. Я-то просто считаю, что у нас чудесный народ, очень умный, ответственный, взрослый. И если президент Белоруссии Лукашенко говорит, что в плане коронавируса белорусы сами могут за себя отвечать… а русские ничем не хуже белоруссов. Я не люблю, когда к нам относятся, как к детям неразумным, разные облечённые властью люди, которые принимают разные решения. И которые могут быть хуже образованными нежели, допустим, я; с меньшим жизненным опытом. Но они почему-то ко мне относятся, как к ребёнку.
А. Веснин
―
Это вы сейчас про Медведева?
А. Константинов
―
Да про кого угодно.
А. Веснин
―
А про Путина?
А. Константинов
―
А что про Путина? Путин в этом кризисе немножко необычно себя ведёт. Раньше мы знали, что он любую проблемы с неработающим отоплением в далёком селе щелчком пальцев решает, а тут он переложил очень многие вещи на губернаторов.
А. Веснин
―
А о чём это говорит, по-вашему?
А. Константинов
―
Не знаю. По многим вещам, связанным с тем, как происходит у нас эпидемия, я не обладаю должным количеством информации, и поэтому у меня возникает огромное количество разных вопросов, на которые я не нахожу ответа. Один из этих вопросов как раз именно такой: почему с собаками можно, а с детьми нельзя? К тому же, если закрыты скверы, то где с собакой можно гулять? По тротуару? Я не понимаю этого. Кроме того, я вижу определённую практику – в том же Санкт-Петербурге. Я еду, допустим, на машине, мимо закрытых скверов, где гуляют люди. Там порваны ленточки и совершенно спокойно там гуляют бабушки, дедушки, собаки и нет там никакой Росгвардии, которая должна, клацая зубами, кидаться на всех этих людей.
А. Веснин
―
Может это и хорошо, что её нет?
А. Константинов
―
Да нет, это обычно. Всё по маркизу де Кюстину: суровость российских законов компенсируется их невыполнением. Как говорится, прошло более полутораста лет, а мало что изменилось в этом плане.
А. Веснин
―
Смотрите, Минкомсвязи накануне сообщил о том, что будут вводиться электронные пропуска дальше по России, ещё в 23х регионах. Петербурга пока среди них нет, хотя многие журналисты уже видели текст постановления (и «Фонтанка» публиковала), который «почти что» готов, чтобы в Петербурге ввести систему электронных пропусков. Вот вы тоже говорите, что могут ужесточаться условия существования граждан в условиях пандемии. Как вы считаете, Петербургу система с электронными пропусками нужна, или это совсем лишнее?
А. Константинов
―
Здесь дело в другом. Я вам скажу так: как правило, когда происходят какие-то масштабные неприятные события, не складывают все яйца в одну корзину, а стараются определить базы как минимум для двух или трёх моделей развития ситуации, и смотреть, где какая модель эффективнее. У нас три самых крупных города: Москва, Петербург и Екатеринбург, и теоретически они не должны слепо копировать друг друга, давая тем самым возможность администрации России и собственно самих городов смотреть, где какая метода даёт наиболее эффективный результат.Но так в теории, на бумаге. Какие решения будут приниматься на практике, сказать и угадать трудно, потому что мы с вами не облечены настоящий момент ответственностью. Мы просто разговариваем по Skype и какой с нас спрос, если мы не призываем к чему-то плохому и не ругаемся матом. По большому счёту, мы просто разговариваем, чтобы развлечь утреннюю аудиторию. Чиновники же, в том числе руководители администраций, непосредственно облечены ответственностью. У них ситуация такая: если у тебя что-то где-то пойдёт сильно не так, ты рискуешь не просто карьерой, а возможно даже и свободой. Поэтому – не дай бог попасть на их место, у них нервяк гораздо более высокий, нежели у нас с вами. Вот и всё. Это нужно понимать.
А. Веснин
―
Вопрос только – ради этого они идут в чиновники или ради тех бонусов, которые могут в связи с этим получить. Сейчас просто ситуация такая, когда у них нервяк. А в остальное время всё хорошо.
А. Константинов
―
Дорогой Арсений, как только вы встретите человека, который, поблёскивая пенсне, будет, как Добролюбов говорить о том, что все свои силы мечтает на государевой службе отдать во благо народа; не есть, не спать, во всём себе отказывать для служения обществу, вы должны понимать, что перед вами либо опасный сумасшедший, который искренне так считает и с горящими глазами может наворочать таких дел, влекомый своими фанатичными идеями! Либо перед вами жулик, который прикидывается эдаким Данко, который сейчас разорвёт свою грудь, вынет из неё сердце и осветит путь. А на самом деле это мошенник на доверии, который просто втирается в доверие, дабы потом шваркнуть.Безусловно, подавляющее большинство служивых людей идёт на службу для того, чтобы получить для себя какую-то личную преференцию. И это чудесно, потому что я гораздо больше боюсь психов, у которых разные идейки в голове. Такие, знаете, аскеты, которым ничего не нужно, но нужна власть, как самое главное. Они хотят её употребить и провести социальный эксперимент над огромным количеством людей. Типа большевиков, день рождения лидера которых они отмечали вчера, 150-летие Ленина. Ленин, безусловно, не был стяжателем, но он был опаснейшим мечтателем, который пытался строить рай на Земле, забыв о боге. И преуспел в этом. Поэтому, если выбирать между тем человеком, который хочет за своё служение получить что-то конкретное, материальное, то я выберу, скорее, такового вот материалиста, нежели мечтателя.
А. Веснин
―
Вы говорите, что людей в политике честных не бывает, все они либо сумасшедшие…
А. Константинов
―
Нет, я не так говорил. Я не говорил, что честных не бывает. Я говорил, что большинство нормальных людей идут в политику для того, чтобы получить какую-то свою выгоду. Но в этом ничего нечестного нет. Нечестно, это когда политик хочет много получить и ничего не дать взамен. А если человек идёт куда-то работать для того, чтобы получить что-то, что его интересует, что же здесь нечестного? Вот вы пошли работать на «Эхо Москвы» для того, чтобы получить то, что вы считаете для себя важным – аудиторию, известность, возможность беседовать с большим количеством людей. Что здесь такого нечестного? Всё по-честному, всё без обмана. Как у волшебника Сулеймана.
А. Веснин
―
Хорошо. Тогда, возвращаясь к тому, что делают сейчас наши власти: вы говорили о том, что нужны разные модели жизни в трёх самых больших городах – Петербурге, Москве и Екатеринбурге, и везде под копирку делать не надо. То есть, вы думаете, что в Петербурге вводить режим электронных пропусков не нужно?
А. Константинов
―
С одной стороны, я действительно так думаю. С другой, меня, конечно, всё-таки беспокоит большое количество автомобилей и людей на улицах - больше, чем это было бы нужно в такой ситуации. Но мне кажется, достичь необходимого эффекта можно было бы и без вот этих пресловутых QR-кодов и так далее. Но, ещё раз говорю: «Всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны».
А. Веснин
―
Я вас понял. По поводу полномочий чиновников и принятия решений, скорее даже не про чиновников, а про полицейских: МВД внесло законопроект – в Госдуму его направит в ближайшее время, правительство уже поддержало – о расширении полномочий полицейских. Теперь станет больше возможностей применять оружие у полицейских.Если закон будет принят, то можно будет открывать огонь в ситуации, которую можно будет расценивать, как угрозу нападения на полицейских, то есть сразу можно будет стрелять. Так же можно будет без всяких документов вскрывать машины, квартиры – то есть, фактически делать это без ордера, если полицейский решил, что это необходимо. Даже необязательна информация о том, что там находятся какие-то опасные, незаконные вещества и так далее. Как вам кажется, необходимы ли эти меры и вообще, зачем они? У нас вроде полицейские и так могут делать практически всё, что угодно.
А. Константинов
―
Нет, это не так. Они не могут делать всё, что угодно, и одна из острых проблем современного российского общества как раз в том, что полицейские зачастую боятся применять оружие, как ни странно. Скажем, вы давно слышали о том, чтобы в Петербурге было применено оружие полицейскими? Я думаю, что вы начнёте чесать в затылке и пытаться что-то такое вспоминать, притом, что это огромный многомилионный мегаполис.Полицейские легко применяют насилие, не связанное с огнестрельным оружием. Они могут, допустим, задержанному наподдавать, а с оружием есть страх, потому что и традиция, и современное законодательство берёт корни ещё в советском обществе. А тогда любое применение оружия считалось чрезвычайным происшествием. И если ты что-то, не дай бог, не так сделал с оружием, не смог потом гильзу найти или куда-то не туда пуля ушла, то считай, что у тебя закончилась жизнь, карьера и ты можешь вообще сесть в тюрьму. Поэтому на сегодняшний день многие полицейские живут с поговоркой: «Вам надо – вы и стреляйте».
Здесь такой парадокс получается: в США очень легко стреляют и очень боятся задержанного тронуть даже пальцем, потому что за стрельбу ты не сядешь в тюрьму, а за то, что ты дал подзатыльник задержанному, сядешь. А у нас ровно наоборот: за подзатыльник, за пендель, за удар кулаком в живот ничего не будет, но не дай бог ты не так выстрелил или вообще выстрелил, и тебе потом с прокуратурой отписываться придётся очень долго. И полицейские зачастую, даже когда возникает риск для жизни, боятся применять оружие.
Один из ярких примеров, кстати говоря: тут у нас было в Петербурге задержание одного человека, который сильно выпил, а потом устроил стрельбу, граната у него была. И когда спецназ пошёл уже на штурм, командир заметил, что граната учебная и крикнул: «Не стрелять!» В Америке они бы убили его, не раздумывая совершенно, потому что безусловно бы видели риск для жизни. И вот пытаются переломить эту тенденцию, дав полицейским… «Да ничего вам не будет, у вас будет иммунитет», - и так далее, потому что это такая распространённая практика. Надо доставать пистолет и стрелять – не достают и не стреляют. Тем более что в условиях большого города пуля всегда может задеть гражданских лиц.
А. Веснин
―
Андрей, мы сейчас должны прерваться на московские новости. У меня тут есть несколько вопросов по поводу того, что вы говорите – мне кажется, всё это связано как раз-таки с разрешением или не разрешением оружия. Давайте продолжим буквально через несколько минут.
А. Константинов
―
Давайте.НОВОСТИ
ЗАСТАВКА
А. Веснин
―
Возвращаемся в эфир петербургского «Эха». 11 часов 34 минуты не на часах в нашей студии, а на часах у меня дома. Мы теперь вещаем всё время из дома. Меня зовут Арсений Веснин. У нас в гостях журналист Андрей Константинов - как всегда удалённо, по Skype. Андрей, мы говорили по поводу полицейских, по поводу оружия. Я просто небольшой вывод сделал из ваших слов: сейчас в России полицейские могут пинать, давать подзатыльники, а периодически это оборачивается – таких новостей я вспомню довольно много – пытками в отделениях полиции и даже убийствами, и убийствами даже молодых совсем людей, несовершеннолетних…
А. Константинов
―
Арсений, вы всё время творчески развиваете то, что я говорил.
А. Веснин
―
Подождите, я ещё ничего не развил. Я говорю, что я вспоминаю.
А. Константинов
―
Не надо развивать меня творчески! Давайте я сам скажу.
А. Веснин
―
Безусловно.
А. Константинов
―
Я вам говорю о разных традициях. Я говорю о том, что в Америке есть традиция стрельбы, а у нас есть традиция боязни стрельбы. Вот, что я имел в виду. А вы начинаете мне какие-то…
А. Веснин
―
Но кроме этого вы говорили, что у нас в России полицейские могут безнаказанно попинать и дать подзатыльники – я вас практически цитирую, а в Америке боятся. Говорили же, правильно?
А. Константинов
―
Я говорил, что два разных направления. У нас не боятся дать подзатыльник, а боятся стрелять. А в Америке не боятся стрелять и боятся дать подзатыльник. Я говорил это аллегорически, понимаете, как два таких тренда. А вы немедленно стали говорить: «Как сказал Константинов, в российских полицейских участках пытают людей». Ну что это такое?
А. Веснин
―
Про пытки людей – это я добавил от себя. Я думаю, что вы это поняли. Смотрите, история в чём: не боитесь ли вы (я, например, побаиваюсь) того, что сейчас у нас полицейские могут дать, как вы говорите, подзатыльник; как я говорю - могут пытать людей; и теперь они смогут ещё и стрелять?
А. Константинов
―
Нет, я не боюсь. Я вообще мало чего боюсь. И по поводу того, что огромное количество запытанных у нас – я что-то не видел такого. Что касается права больше применять оружие, я сказал, что в России есть проблема, когда люди, у которых оружие есть, стесняются и боятся его вынимать даже тогда, когда идёт угроза их жизни или жизни граждан. И эту психологическую, я бы даже сказал, проблему вы сразу не переломите, даже приняв какой-то закон. Потому что есть манера, есть устоявшаяся какая-то практика, и у нас не будет таких цифр застреленных полицейскими, как в США. А там каждый год количество убитых полицейскими обычных граждан чудовищно, оно измеряется сотнями, больше тысячи в год.И честное слово, если стоит выбор: получить от полицейского подзатыльник или пулю, любой здравомыслящий человек скажет, что всё-таки, конечно, и то и другое плохо, но подзатыльник – это не так брутально, как в ситуации, когда в США, самой демократической стране, легко убивают беременную женщину с ребёнком, а потом говорят: «Нам казалось, что она хочет что-то вынуть из коляски». Понимаете? Поэтому в каждой избушке свои погремушки. Скопировать какой-то американский опыт не получится, потому что для того, чтобы брать что-то одно из американской практики, надо брать и всё остальное. Ровно так же, так сказать, и в России: каждый кирпичик, за который ты потянешь, легко может вызвать обвал всех остальных кирпичей.
Поэтому проблема с применением оружия в нашей стране очень старая. И я ещё раз говорю, что она ещё с советских времён идёт, когда милиционеры, как их тогда называли, предпочитали в кобуре иметь водяной пистолет или бутерброд с колбасой, чтобы не дай бог чего. Ты потерял патрон и сел в тюрьму. Вот и всё.
А. Веснин
―
То есть опасений того, что у нас станут стрелять, как Америке, получив эти полномочия, у вас нет, правильно?
А. Константинов
―
Для того, чтобы стрелять стали, как в Америке, нужно, помимо всего, иметь ещё и их историю. Их историю, их развитие, их практику ношения оружия и так далее. К тому же, в Америке в каждом штате с оружием ситуация совершенно разная.
А. Веснин
―
Это правда.
А. Константинов
―
Есть штаты, где вы ни за что не получите разрешение на оружие, если вы гражданское лицо. А есть такие чудесные штаты, как Аляска, например, куда вы можете прилететь с российским паспортом, с ним же зайти в оружейный магазин и купить всё, что душе угодно, вам никто слова плохого не скажет. Америка разная, и в Америке есть разные практики, скажем так.
А. Веснин
―
В Америке действительно оружия у населения намного больше, и отчасти поэтому полицейские пугаются – потому что они знают, что практически у каждого человека, особенно вызывающих определённые подозрения, может быть настоящий ствол, а не какая-нибудь бита или тот же травматический пистолет.Кстати, про травматические пистолеты я хотел у вас спросить. Читаю ваш сайт «Фонтанка.ру» часто, там много описано разных криминальных историй, обычно бытовых, и травматические пистолеты фигурируют ну очень часто – что начинают стрелять из травмата. Более того, я периодически наблюдаю это у своего окна, живя в центре города. Тут вокруг много старых домов и коммуналок, разные люди здесь ходят, и я периодически вижу, как люди и травматы достают, и в кого-то стреляют и так далее. Нет ли опасения, что… Вы говорите: нужно дать право ношения оружия. Но, соответственно, эти травматы в какой-то момент могут быть заменены настоящими стволами.
А. Константинов
―
Травматическое оружие, по моему глубокому убеждению – это оружие трусов. Это оружие вредное, у которого, к тому же, имеется такая особенность, когда люди думают, что оно «ненастоящее». «Это я резиновой пулькой просто немножко кого-то остановлю», хотя из травматического оружия можно и убить, и серьёзно покалечить, ранить и так далее. С моей точки зрения, травматическое оружие хорошо использовать только как сигнальное, как возможность выстрелом привлечь внимание тех же правоохранительных органов. Настоящее оружие, нарезной короткоствол – это гораздо более ответственное оружие.Дело в том, что травмат вы часто не сможете идентифицировать – то есть, из какого ствола был произведён выстрел. Нормальное нарезное короткоствольное оружие всегда индивидуальное, и в этом смысле у него больше ответственность. То есть, если вы достали и применили, можете не сомневаться, что вас обязательно найдут в случае, если вы сбежали, и так далее и тому подобное. Поэтому я как раз считаю, что нужно сворачивать эту всю ярмарку, за исключением, может быть, сигналок каких-нибудь, а настоящее боевое нарезное оружие ответственным гражданам на руки обязательно выдавать. И не только гражданам, но и гражданкам в случае, если они сумеют сдать зачёт, экзамен по использованию оружия и получить соответствующую лицензию. Ничего страшного нет. Женщины иногда стреляют лучше, чем мужчины, поэтому не нужно в данном случае быть шовинистами.
А. Веснин
―
Да, наверное, ни в каких случаях не нужно быть шовинистами. Давайте поговорим про страны, где, наверное, шовинистов больше, чем в России. Много вопросов приходит к вам как раз относительно того, что вот, эпидемия коронавируса – а что же происходит в Сирии, интересуются? И в Ливии, где, насколько я помню, вы служили, и сейчас там тоже довольно любопытные события происходят. Новостей стало оттуда гораздо меньше. Что, коронавирус заморозил эти конфликты или как?
А. Константинов
―
Нет, конфликты никакие не были заморожены. Заморожены были средства передвижения. Когда ничего не летает, мало что ходит по морю и мало как можно свободно переместиться на автомобиле, соответственно, меньше стало источников. Меньше журналистов, которые могут добраться до места, нормально разобраться в обстановке, а потом сообщить в свою редакцию.В Ливии всё очень, очень далеко от какого-то разрешения проблемы. У нас обычно говорят, что там две противоборствующие стороны – на самом деле это не так. Ливии как страны просто не существует, там основных сил не две на самом деле, а три, а по-хорошему – примерно 8 различных вариантов власти. В том числе там есть такие экзотические моменты, как город-государство, например, типа Мисураты, который говорит: «Нам никто не нужен, мы сами справимся со всем», и никого к себе не желает пускать. Дело в том, что за ливийскую ситуацию никто не хочет брать полную ответственность – я имею в виду, из внешних каких-то игроков.
А. Веснин
―
Им сейчас, наверное, не до Ливии, действительно.
А. Константинов
―
Так было и до коронавируса. Потому что, допустим, когда начинали говорить: «Итальянцы, это же ваши исторические всякие места, колонии, не колонии», а итальянцы говорили: «Нет, мы не будем за это отвечать, мы боимся большого количества человеческих потерь». К нам обращались и говорили: «Может быть, вы возьмёте на себя ответственность?» На что мы справедливо достаточно говорили: «Знаете, не мы эту кашу заварили и не видим, каким образом, находясь под санкциями и так далее, со связанными руками и ногами как мы это будем делать».
А. Веснин
―
Андрей, единственное, про Россию я видел публикации в немецких газетах о том, что всё-таки вот эта частная компания «Вагнер» каких-то людей туда отправляет поддерживать… Я не помню, как зовут этого человека, вы наверняка помните – генерала, которого называют «второй силой», который борется с этими якобы официальными властями.
А. Константинов
―
Хафтар его зовут.
А. Веснин
―
Вроде бы там кого-то эта частная компания «Вагнер» поддерживает.
А. Константинов
―
Понимаете, частная военная компания, которая отправляет каких-то людей, серьёзно влиять на развивающуюся геополитическую ситуацию не может. Ни одна. Никакая. Ни в Сирии, ни в Ливии, ни в Ираке. Ни американская, ни русская, ни английская. Немецкие журналисты любят писать о том, о чём они вообще не понимают ничего. В частности, мне хочется сказать, что ближневосточные проблемы – это точно не конёк немецких журналистов. Очень слабенькая востоковедческая школа, очень мутное понимание, что происходит – вот это точно не их. Они хорошо, здорово могут писать о чём-то другом, но Ближний Восток и немецкие журналисты – это как-то не женится. Не хочу их обижать, но…
А. Веснин
―
Хорошо, немецким журналистам вы не доверяете. По вашей информации, Россия никак не вмешивается в ситуацию с Ливией, правильно?
А. Константинов
―
Почему? Я такого не говорил. Россия, так сказать, чувствует себя на Ближнем Востоке серьёзным игроком. Поэтому Россия, безусловно, очень внимательно наблюдает за тем, что происходит в Ливии. В России, так сказать, очень серьёзные контакты с влиятельными фигурами, не только с Халифой Хафтаром, который очень сложный персонаж на самом деле, с очень сложной и мутной биографией. Но активных шагов в настоящее время именно в Ливии Россия пока не предпринимает.
А. Веснин
―
Я думаю, что в следующий раз мы ещё поговорим про Ливию и Сирию, это довольно интересно. У нас время, к сожалению, сегодня вышло. Андрей Константин, журналист. Арсений Веснин. Всем спасибо, счастливо.
А. Константинов
―
До свидания.