Демьян Кудрявцев - Особое мнение - 2020-07-01
М.Курников
―
Здравствуйте, в эфире программа «Особое мнение, у микрофона Максим Курников и со мной по видеосвязи Демьян Кудрявцев, поэт. Здравствуйте, Демьян.
Д.Кудрявцев
―
Здравствуйте, Максим.
М.Курников
―
Вы где-то на природе, на открытом воздухе – завидую вам немножко.
Д.Кудрявцев
―
Где бы вы хотели меня видеть?
М.Курников
―
Вы когда устаете, ломаете кому-нибудь руки. Или нет?
Д.Кудрявцев
―
Нет, я, когда устаю, я ломаю руки себе, это более естественно. Когда человек устал, он падает со спортивных приборов, со ступеней. Но действительно, я, кстати, не вижу в этом особого смеха – не потому, что Давиду ломали руку, не дай бог, а вообще, генерально. Действительно, условия работы полицейских это постоянный стресс. Они пребывают в состоянии, в котором начальство требует с них неблаговидных, - заранее понятно, что к правопорядку не имеющих вещей, и давят на них сверху.Снизу их ненавидит население и в процессе стресса они теряют адекватность. Помните Жемчужного прапорщика, который вообще нес какую-то… у них вырывается какое-то мычание, слова. Это люди, которые зарабатывают мало денег, это люди, на которых давят и унижают вышестоящие и их в большинстве своем боятся и ненавидят те, кого они должны охранять. В этой ситуации действительно руку поломаешь кому-нибудь, или как Евсюков – пойдёшь, откроешь стрельбу.
Мы все время упрекаем государство в том, что оно не заботится о своих несогласных гражданах, о своих оппонентах. На самом деле еще больше власть не заботится о своих лоялистах. А чего о них заботиться? – они и так свои.
На самом деле гораздо хуже чем к оппозиции, просто их виднее, их меньше, на оппозиции это сфокусировано, - власть зачастую относится к своим военнослужащим, которые выходят на пенсию и не получают квартир и пособий, к своим брошенным где-то согражданам как в Туркменистане, которым не дают гражданство и которых не пускают и несмотря на то, что некоторые из них «Герои» - известна история про героев России, которые не граждане России.
Мне очень жалко и я возмущён тем, что произошло с Давидом Френкелем, но на самом деле полицейских мне жалко тоже.
М.Курников
―
К счастью, им как раз повышают зарплату после 1 июля, видимо, в честь новой Конституции. Там есть некоторые улучшения.
Д.Кудрявцев
―
Слава богу.
М.Курников
―
Тем не менее, возвращаясь к ситуации с Френкелем, да и надо сказать, что это не первый, к сожалению журналист. Которого так атаковали. Вы помните какое-то громкое расследование дел, преступлений, совершенных против журналистов? Показательных расследований? Вот смотрите: на журналиста напали, не дай бог, убили, мешали его работе, и вот мы расследовали и наказали?
Д.Кудрявцев
―
Конечно, я помню. Во-первых потому, что я долго живу. Но, во-вторых - мы должны помнить расследования или должны помнить его результаты?
М.Курников
―
Желательно и то, и другое.
Д.Кудрявцев
―
Это не всегда так. Мы все помним расследование по Ане Политковской, по ее убийству и вопрос, верим ли мы результату, согласны ли мы с результатами, в которых, как мы понимаем, исполнители и организаторы существуют, а заказчиков нет, и это была инициатива снизу и на местах?Д.Кудрявцев: Это очень плохая кампания для власти с ужасными результатами
Сейчас вопрос не в том, есть ли результаты по убийству, двойному убийству, по адвокату Маркелову и Анастасии Бабуровой, - мне кажется. Расследование достоверно, ему можно доверять, но вопрос в другом - как можно: тут доверяем – тут не доверяем. У нас не отношения с органами и следствием, а «верю - не верю» постоянно.
Но, безусловно, гораздо большее количество журналистских травм, убийств, преследований, а про угрозы я вообще не говорю, угрозы это какой-то даже детский сад, никто его даже не расследует. Конечно, в большинстве своем они остаются не расследованными и не наказанными, эти люди. Но единственный метод борьбы с этим – резонанс, это значит надо нам с вами об этом говорить, не спускать, не забывать, называть фамилии и долго помнить. И рано или поздно когда-нибудь эти люди будут наказаны, а в будущем, и этого наказания и расследования не придётся ждать годами, а когда-нибудь еще в будущем эти преступления прекратятся – как в целом происходит в цивилизованных странах.
Вы же знаете, что в Америке почти нет преступлений против журналистов, а в 20-е годы их было десятки в год, даже в 50-60-е годы. Это процесс. И надеюсь, что мы пройдем его скорее, чем можно было бы ожидать.
М.Курников
―
«Новая газета», реагируя на ситуацию с журналистом сказала, что как раз последние 10 лет нет ни одного расследования. Которое бы завершилось чем-то вразумительным, каким-то судом, которому все доверяли бы.
Д.Кудрявцев
―
У нас нет…
М.Курников
―
Вам не кажется, что в этом процессе мы идем куда-то в обратную сторону?
Д.Кудрявцев
―
Мы идем немножко, безусловно, в обратную сторону, особенно по сравнению с временами, которые сегодня за давностью лет кажутся иллюзорными. Я не вижу никаких специальных других времен, я их не помню. Расследование по Холодову, с моей точки зрения, закончилось ничем. Расследование по Листьеву закончилось ничем, а это были 90-е годы, к которым можно предъявить много претензий, но, по крайней мере, государственной автократии в них не было.Поэтому мы топчемся на месте, но это все равно огромный прогресс по сравнению с советскими временами. Когда журналисты и не журналисты, любые правозащитники пропадали бесследно, исчезали в тюрьмах, и никто ничего не расследовал. А главное что все равно это были единичные случаи по той причине, что никто не открывал рот против государства.
Я не склонён считать, что дальше будет только хуже. Дальше будет только лучше. Быстро, не быстро, дождемся мы этого или нет с вами, этого я не знаю. Но в целом будет хорошо когда-нибудь
М.Курников
―
Поэт и исторический оптимист Демьян Кудрявцев. Мы говорим об антураже сейчас, о том, что вокруг происходит, но надо сказать, что сам процесс голосования тоже довольно необычный. По крайней мере, такое голосование в течение нескольких дней это что-то новое для России. Как вам такой подход?
Д.Кудрявцев
―
Смотрите, у меня очень много сложных мыслей на эту тему, а хочется, особенно по радио, когда нет времени дискутировать, сказать что-нибудь очень простое. Значит, меня не смущает никакая процедура, если за этой процедурой стоят добрые намерения, чистые руки и в целом она прозрачна.Вот мы считаем, что они дали больше времени на самом деле для того, чтобы получить более контролируемый для себя результат. Но говорят они другое: мы дали больше времени, чтобы больше людей было вовлечено в исполнение гражданского долга.
М.Курников
―
В первую очередь они говорят, что это для того, чтобы уберечь людей от опасности заражения.
Д.Кудрявцев
―
И это тоже важно. Но это одно и то же в каком-то смысле: чтобы люди, которые боятся заразиться не приходили в один день. Тем самым больше людей за много дней проголосовало. Так это прекрасные, чудесные намерения, - если бы я только им верил, как этим судам.Сама по себе ни в какой ясной процедуре, которая соответствует заявленной, нет ничего плохого. Любые правила игры, в любую игру спортивную или наоборот, гражданскую, могут быть. Если все стороны их одинаково понимают и доверяют судьям. В связи с тем, что все стороны понимают это по-разному, друг другу врут и не доверяют не только друг другу, но и судьям, - то в этой ситуации лучше, с моей точки зрения, не расширять никаких процедур. Потому что в каждой точке расширения возникает дополнительное недоверие. И провести это максимально примитивно.
Хотите, чтобы люди не заразились? – отлично: в октябре пусть голосуют. Не надо ничего изобретать пусть в октябре или сентябре проголосуют в единый день голосования.
Но мы имеем то, что имеем. И у меня двоякое ощущение. В «прекрасной России будущего», причем я имею в виду нечто другое, чем автор этого термина, но уж, безусловно, не то, что мы имеем сегодня. Все эти наработки, включая негативный опыт, будут учтены. Потому что можно предъявлять массу претензий к электронному голосованию, но при этом мы понимаем, что будущее, далекое будущее, будущее наших детей, оно за электронным голосованием.
Д.Кудрявцев: Я хочу иметь дело с предсказуемым государством
И сегодня мы делаем какие-то в связи с этим ошибки, но когда власть переменится, когда поколения сменятся, эти ошибки будут учтены. И в каком-то смысле - и так, и так, - знаете, есть еврейский анекдот про ночную рубашку, - так вот сегодня с электронным голосованием и без него, результат будет примерно один и тот же. Но лучше пусть этот опыт, этот тест, это понимание и этим шишки будут набиты. Мы с вами все равно сегодня не добежим до финиша какого-то.
М.Курников
―
То есть, эту Конституцию все равно не спасти, ее не жалко, можно пробовать всякие варианты – так звучит.
Д.Кудрявцев
―
Нет, это не так. Эту Конституцию ужасно жалко, но ее действительно не спасти. Но я сейчас говорил не про Конституцию, а про процедуру ее изменения. Эту процедуру изменения действительно не украсить и не спасти, да, и поэтому давайте превратим это в анатомический театр, давайте разбираться, что с больным было не так - в надежде, что когда-нибудь к нам поступит настоящий человек, настоящая процедура и настоящая Конституция, которую мы сможем сделать здоровой.
М.Курников
―
Тогда еще один симптом, который мы впервые диагностируем – это объявление результатов в других регионах до того, как голосование завершилось в Москве. Как вам такая новация?
Д.Кудрявцев
―
Да. А еще у нас министр культуры комментировала судебный процесс в момент чтения приговора и до его вынесения. «И жить торопятся, и чувствовать спешат». И вообще страна очень большая. Откуда они там во Владивостоке знают, который у нас час? Ну, они послали, у них уже результаты.Свинство это все, - если вас интересует мое мнение. Принципиальное? – нет, не принципиальное. Переживем мы? - переживем. Когда в будущем будут разбирать качество действия нынешнего Центризбиркома, является ли это оглашение главной к ним претензией? Нет, это мелкая, недорогая манипуляция, направленная на то, чтобы сообщить миру, что все-таки большинство проголосовало «за». Может быть, в результате этого произойдет какая-нибудь специальная мобилизация в каких-то регионах и люди пойдут голосовать «за».
Хотя, скорее всего, наоборот, и это глупость. Потому что если итак все голосуют «за», то я, лоялистский человек, думаю: ну, слава богу, Конституция принята, Путин будет с нами до 48-го года, и соответственно, не надо больше мне сейчас суетиться, выходить на улицу и идти голосовать.
Так что на самом деле проблема ЦИК, и даже не ЦИКа, а любых политтехнологов, которые устраивают это – их основная проблема не в том, что они что-то нарушают и делают неправильные вещи. Проблема в том, что они делают глупые вещи и неэффективные. Знаете: «хуже, чем преступление – ошибка».
Но, безусловно, отрицательная селекция менеджмента в стране происходит много-много лет, ну и почему она не должна коснуться ЦИКа? Там что, не наши люди работают, что ли? Не такие же, как мы с вами?
М.Курников
―
Но если ЦИК будет продолжать в том же духе, то получается велика вероятность, что следующие выборы – уже выборы, а не голосование, которое придумано на ходу, пройдет уже по таким же правилам?
Д.Кудрявцев
―
По каким?
М.Курников
―
По которым сейчас голосование проходит.
Д.Кудрявцев
―
Нет, вы что? Вы хотите сказать, что что-то, что происходит, становится прецедентом и превращается в правило? У нас совершенно обратный процесс происходит. У нас последовательно разрушаются правила, и предыдущие не являются главными. Вот у нас были выборы губернаторов, потом не было выборов губернаторов, а потом опять были выборы губернаторов, и все это на нашей с вами памяти короткой.Основная проблема постсоветской России, кстати, не только этой власти, но и предыдущей – это ее тактичечность, я бы сказал, бестактность. Но при этом абсолютная тактичечность, ничего стратегического в ней нет. Никакие последующие конструкции невозможны, ничего мы не знаем про следующие выборы, основываясь на этих. В каком-то смысле даже можно ставить ставку, что будет наоборот. Вот то, что сейчас делали так, будет наоборот.
М.Курников
―
Если говорить о более коротком будущем, не об осени, а о том, что будет буквально сегодня вечером - сегодня на Пушкинскую площадь пошли некоторые дискутировать по поводу этой Конституции, что вы ждете от таких акций, насколько они сейчас имеют значение?
Д.Кудрявцев
―
Они всегда имеют значение.
М.Курников
―
Даже если там 300 человек?
Д.Кудрявцев
―
Даже если там шесть человек. Даже если там два человека. Российская политика – политика персоналистская. Российская гражданственность еще более персоналистская вещь. Делай то, что ты можешь. Я не призываю никого делать больше, чем кто-то может. Потому что я уже, например, в своей жизни много раз не сделал больше, чем я могу. Но каждый раз я должен сделать хотя бы то, что ты можешь. И неважно, сколько.И попытка играть в реал-политика, то есть, взвешивать эффективность своего жеста политического, не своих усилий, планов, а именно своего действия, своего высказывания с точки зрения «чему это поможет», в российской реалии превращается в подлость. Всегда. И это дискуссия про то, стоило ли участвовать в этом процессе, который сегодня происходит, выборы это, или нет.
А есть у тебя другая возможность заявить свое несогласие этим процессом? Выйти на площадь, выступить так, чтобы тебя услышали, или тихо промолчать, но пойти и поставить в бюллетене вот это важное «да» и защитить свое будущее с Путиным, - ты должен это сделать. Ну и «нет», разумеется, тоже.
Тут история простая. Ничего не имеет значения. Со времен Маяковского «единица ноль, а вот если в партию сгрудились малые, сдайся враг, замри и ляг». Глупость это все. Только единица имеет значение. Только сумма единиц что-то делает. Развитие России – это развитие отдельных ее граждан, сумма их взаимодействия.
Д.Кудрявцев: Когда ты идешь за небесным мандатом, сломанная рука Френкеля - это победа или нет?
С тех пор, как мы считаем, что можно что-нибудь кому-нибудь делегировать, мы живем там, где мы живем: плохо, не защищенно и уныло. Каждый должен сделать свое маленькое действо. Если это действо состоит для тебя в выходе на площадь на Пушкинскую – значит, выходи на площадь. Потому что ничего не могут изменить 300 человек, и миллион не сможет, а 5 миллионов никогда не будет. Это не имеет значения. Ты меняешь не что-то с сегодня на завтра, а остаешься самим собой, человеком, который себя проявляет, человеком, который есть и является политическим животным, гражданским элементом.
И в этом смысле ты делаешь действие. У этого действия нет веса, потому что если ждать, когда этот вес появится, он не появится никогда. Ты должен его не мерить, насколько оно весомо - 300 человек весомее, чем 500? - не знаю. Мы с вами до сих пор помним демонстрацию 1968 года – слишком это общее место и красноречиво, но ничего другого нельзя сказать.
М.Курников
―
Тогда их было семь.
Д.Кудрявцев
―
И ребенок в коляске. И эту демонстрацию мы помним до сих пор - 55 лет прошло. Мы помним человека, я помню до сих пор, с детства, что человека звали Август, который, как известно, не сиганул при посещении Гитлером завода. Казалось бы, один человек – какое это имеет значение? Не имеет значения. Но спустя много лет этот человек формирует десятки и сотни других, которые помнят эту фотографиюМожешь выйти на площадь? – надо выйти на площадь. Не хочешь выйти на площадь – сделай что-нибудь другое. Принципиально считаешь, что ничего делать не надо – не делай ничего. Но не делать ничего из-за того, что сегодня это ничего не изменит - вот это детский сад.
М.Курников
―
Спрошу вас как человека, имеющего опыт в политтехнологиях. Эта кампания прошла триумфально для власти, она решила все свои задачи?
Д.Кудрявцев
―
Нет, конечно. Она не решила свои задачи, и это очень плохая кампания для власти с ужасными результатами. Вопрос в том, что и кто оценивает. То есть, какую цель себе ставили.
М.Курников
―
Цель - явка определённого процента и поддержка определённого процента. Разве нет?
Д.Кудрявцев
―
Нет, это сообщить что-то себе. Знаете, как устроен китайский император? Он китайский император, пока у него есть небесный мандат. Если у него небесный мандат. Ему можно делать все что угодно на свете, потому что у него есть небесный мандат. И он не может перестать быть китайским императором, пока у него есть небесный мандат. А если он вдруг перестал быть китайским императором – это что значит? - у него в этот момент нет небесного мандата и единственный способ об этом узнать - это проверить. Пойти и взбунтоваться.Вот так же и эти. Они пошли за небесным мандатом, больше ни за чем они не пошли. И юридически и процедурно это не является референдумом, это не является изменением Конституции и увеличением срока тем образом, который в этой Конституции записан. Эта Конституция ельцинская, - к ней можно относиться по-разному, я в целом отношусь к ней хорошо, но это не имеет значения, - позволяет делать эти изменения без всенародного голосования. Они умудрились провести это, не касаясь первой главы.
Но они все равно запускают это народное голосование, хотя уже все поправки приняты. И Путин много раз подчеркивает, что, несмотря на то, что юридически они приняли, все это будет происходить, только если страна поддержит.
Что это значит? Это выход добровольно в нелегитимную плоскость. Но в нелегитимную - какую? - что, мы теперь бандиты у власти, в смысле нелегитимные? Нет. В сакральном, которое не определяется легитимностью. Поэтому они пошли за небесным мандатом.
А теперь скажите, пожалуйста, когда ты идешь за небесным мандатом сломанная рука Френкеля это победа, или нет? Когда ты идешь за небесным мандатом, а тебе его объясняет Памфилова, путаясь в цифрах, - это победа, или нет? Когда ты идешь за всенародным одобрением, а для этого всенародного одобрения тебе нужно ускорить голосование на полтора месяца и провести его посреди пандемии, - означает ли это, что ты в нем уверен?
В этом смысле это огромное фиаско. Все вокруг этого самого. При этом, как ни смешно, - давайте только внимательно: я считаю, что у такого молодого государства, как Новая Россия, в принципе есть право при соблюдении процедур, при общественном консенсусе, при равном допуске, при многих вещах, которые не сделаны, иметь президентом или главой государства одного человека гораздо больше, чем 8 лет. А почему, собственно, нет? Если народ хочет, если небесный мандат есть - вон Меркель управляет 20 лет, как любят нам говорить.
Д.Кудрявцев: Мы топчемся на месте, но это все равно огромный прогресс по сравнению с советскими временами
Если это является предметом общественного консенсуса, реализованного через независимые партии, независимые СМИ, как был общественный консенсус вокруг фигуры Рузвельта – не будем брать Меркель, - может такое быть, ничего страшного нет в длинной власти, хотя я сторонник сменяемости. Ну, так я пойду и проголосую как сторонник сменяемости. Но если для этого надо сначала лишить меня гражданства, а потом запретить людям агитировать «нет» и еще многого другого, чтобы те, кто сторонник сменяемости, пусть они в меньшинстве, пусть они неправы и не смогли себя реализовать – значит, с этим что-то не так.
М.Курников
―
Мы сейчас прервемся на новости, напомню, что у нас в гостях Демьян Кудрявцев. И последние новости: более 70% проголосовали «за» из обработанных 10% протоколов. Мы вынуждены будем вернуться к этим цифрам.НОВОСТИ
М.Курников
―
Продолжаем говорить с поэтом Демьяном Кудрявцевым. Демьян сказал в первой части, что Путин пошел за небесным мандатом. А если 71% не небесный мандат, то что тогда небесный мандат?
Д.Кудрявцев
―
Не так. 71 честный процент – это небесный мандат. Но за ним так ходили и так организовывали этот 71%, что подорвали доверие к тому, что он есть. Если запрещено агитировать, если для того, чтобы его получит надо ломать наблюдателю от «Медиазоны» руку, если для того, чтобы эта цифра получилась, нужны пляски, противоречащей и запинающейся Памфиловой, и так далее, то возникает вопрос: а вообще там как с 71 процентом, все нормально? И это нехорошо, это глупо.
М.Курников
―
Ну, у тонко чувствующего человека возникнет такой вопрос, а большинство людей даже и не узнают об этой сломанной руке.
Д.Кудрявцев
―
Когда вы позовете большинство людей к себе на эфир, они вам расскажут что-то другое. А пока вы позвали тонко чувствующего меня, я вам говорю свое особое мнение, что такое «особое мнение»? Это как в западном кино «minority report» - все думают так, а кто-то по-другому. Вот я – по другому.
М.Курников
―
Тогда интересно, что вы думаете по поводу повышения налогов для тех, кто получает больше 5 миллионов рублей в месяц? То есть, в год. Для меня это такие большие деньги, что я просто не представляю, как это вообще можно. Но если серьезно об этом говорить, это какая-то важная вещь, институциональное изменение, у нас появляется какое-то подобие не плоской шкалы, или эти 2% ни на что не повлияют?
Д.Кудрявцев
―
Первое - с моей точки зрения это очень важная вещь, важное и опасное изменение. Другой вопрос, что на самом деле оно не прецедентно, оно находится в ряду всего остального, о чем мы уже говорили. Вроде бы - ну, что, 2% жалко? Не жалко 2%. Как говорил Венедиктов: «детям жалко 25? Банда». Нет, детям не жалко 2%.Есть только один минус. Мы хотим иметь дело – я хочу иметь дело – с предсказуемым государством. Я хочу иметь дело с государством, которое все время говорит. И последний раз устами своих высших чиновников говорит об этом несколько месяцев назад: «мы не уйдем с плоской шкалы». А потом за сутки, без общественного обсуждения, с нее уходит.
Вот такое государство мне кажется унизительным, неверным и не конструктивным. И подрывающим доверие по всей линии, в результате чего эти 2%, которые не жалко – я отдаю на благотворительность больше. И половина людей/, которых это коснется, отдают на благотворительность больше.
М.Курников
―
А что, было что подрывать, Демьян? Вы говорите «подрывает доверие», а человек говорит, что никогда в жизни не будет переписывать Конституцию, и переписывает Конституцию. Который говорит « не останусь», и…
Д.Кудрявцев
―
Я как раз это и хотел сказать. Как раз хотел сказать, что это находится в ряду того, что мы говорили, что это очередное доказательство – в новом секторе, в новой части – того, что государство не создает правила игры. Потому что правила игры, которые можно поменять, кинув кубик, это не правила, это «как хотим, так и действуем». И это приводит к обнищанию государства в целом и этих людей с 2%, небольшого количества, на самом деле. И это невозможно изменить, и в этом опасность и ужасная ошибка этого повышения.Как бы плевать на него, тоже мне, 2%. Но на самом деле была некоторая зона небольшая, и эта зона касалась макроэкономических процессов, основных регулирующих правил, в том числе, прежде всего, налоговых, - в которой государство, честно говоря, было последовательным.
Самым непоследовательным государство было, конечно, в политике – оно было очень непоследовательно в культуре, ужасно непоследовательно в кадровой политике и оно было тяжело непоследовательно во внешних связях, хотя там на самом деле оно было последовательно: «мы очень крутые, а если кто не признает, мы сразу его не любим». Но все равно все это время мы не любили разных, и в этом были непоследовательны.
Мы привыкли к непоследовательности государство во всем, но в экономике оно было последовательным: оно держало плоскую шкалу очень давно, оно относительно одинаковым образом, после 1998 года, вело себя по отношению к госдолгу, рублям, оно пыталось держать профицит, что не очень верно, но при этом брало на себя повышенные социальные обязательства – это тоже неверно, но все было предсказуемо, плюс-минус. А теперь оно говорит: нет, никаких общественных обсуждений на хрен, все - 2%. Это первое.
Вторая история на этом фоне – важно понимать, что тут только знак имеет значение, сами 2% неважны. Имеет значение только знак, только жест, что было сделано еще – на самом деле одновременно в закон о КИК были внесены изменения, позволяющие мультимиллиардерам не платить налог. И это тоже ерунда. И, слава богу, в каком-то смысле, потому что я был вообще против группы законов о КИК. Вы понимаете, что случилось? Когда они ввели налоги на нераспределённую прибыль, - то есть, компания заработала 100 рублей, вы берете 10 и с них платите налог, остальное остается в компании – она будет развиваться, или еще на что-нибудь тратить или будет беречь на черный день.
А теперь, несколько лет назад, они приняли закон, так называемый закон о КИК - контроль над иностранными компаниями, который говорит – нет, мы не знаем, что вы там, но вы со 100 рублей заплатите налог. Причем, за весь накопленный период, задним числом. За 20 лет назад. И все такие: «ап». И что сделал русский бизнес? Никто не знает. Потому что государственная пропаганда работает против бизнеса, против промышленников, против любой крупной частной инициативы - пропаганда. А как мы видим, президент работает, и вообще власть работает при этом на них. Пропаганда против них, а власть на них. Это такое двурушничество в некотором смысле.
Так вот что сделал крупный бизнес после этого закона? Он просто уехал. Не эмигрировал, продолжает здесь работать и зарабатывать. Это же касается только резидентов, и они стали проводить меньше 180 дней в году. Все. Просто посмотрите «Форбс»: Фридман за границей, половина РСПП 180 дней проводит за границей. Я просто так взял, первую попавшуюся фамилию, но все.
Так надо что-то исправлять, хотели взять с них диких налогов, причем, за неопределённые периоды, а они просто в результате перестали платить хоть какие-либо. И так все действия: хочешь как лучше, получаешь как всегда, - портрет Черномырдина должен быть при въезде в каждый город. Потому что это был единственный человек, который понимал, как устроено.
Д.Кудрявцев: Я не призываю никого делать больше, чем кто-то может
И вот мы четыре года чешем репу и в момент, когда это как бы выглядит симпатично – есть еще идея, что все должно быть привязано к какому-то моменту. У нас проблема с чеченскими боевиками? – давайте отменим выборы губернаторов. Ну, потому что…
М.Курников
―
Понятно, конечно, логично.
Д.Кудрявцев
―
А какая связь? Да неважно. Есть же связь какая-то. То же самое и здесь: мы получаем 15%, но всем клеркам – все равно всех клерков страна ненавидит – давайте повысим на 2% в пользу детей. А всем олигархам и крупному бизнесу, который на самом деле мы за это время весь поменяли, теперь это все государевы люди на самом деле, ведь не осталось никакого крупного независимого бизнеса, - мы на самом деле под шумок, в качестве доброго жеста, простим эти налоги. Вот начиная от 480 миллионов.
М.Курников
―
Ну, это речь идет об офшорах, я так понимаю?
Д.Кудрявцев
―
Только. Все российские корпорации действуют через иностранные компании, потому что принять закон о том, чтоб ы у нас в стране появились учредительные соглашения, права акционеров, защита миноритариев, - все необходимые законы, которые есть на Кипре. Почему все уходят? Все же не прячутся от налогов, есть страны, где налоги гораздо больше российских. Но все равно мы пытаемся вести бизнес через них, потому что у них есть…
М.Курников
―
Правила игры.
Д.Кудрявцев
―
Законодательная база для формирования правил игры. Вместо того чтобы формировать правила игры, мы их опять меняем, все эти иностранные компании, которые на самом деле русские, мы прощаем. В сумме хрен знает что, получаем – никто этого, как обычно, не просчитал. Но зато всем в промежутке повышаем на 2% и отдаем это детям. Сколько в результате получим, знаете?
М.Курников
―
Там разные цифры – несколько десятков миллиардов.
Д.Кудрявцев
―
Да-да? Я думаю, «два Захарченко».
М.Курников
―
В «Захарченко» будем мерить? Хорошая система измерения.
Д.Кудрявцев
―
Все надо мерить в «Захарченках». Вот они, дети. Эти дети в обувных коробках у Захарченко лежали. Ну, возьмём не с Захарченко, возьмем со всех - вот с Венедиктова, он больше 5 миллионов получает.
М.Курников
―
Да, он тут признавался час назад.
Д.Кудрявцев
―
Вот с него возьмем. Потому что Венедиктов - вот он, и он не может детям отказать. И его легко найти. А Захарченко еще бегай и ищи где-то, - ну, этого уже нашли, но всех остальных Захарченко надо искать. Зачем эти сложности? Давайте с Венедиктова возьмем. А Венедиктов еще радостно скажет: я очень «за».
М.Курников
―
На детей не жалко, - так ответит.
Д.Кудрявцев
―
Абсолютно. Русский человек и русский бизнес это такой сентиментальный хитрован. Он одной рукой все в офшоре прячет. С другой стороны, когда его найдешь, он начинает мелко креститься и говорить: «Отец родной, ты чего, мне разве жалко для детей? Мне для детей никогда не жалко».
М.Курников
―
У меня два вопроса осталось, но мало времени, попробуем один из них - в прошлом эфире вы бросили несколько увесистых булыжников в огород постсоветской интеллигенции и расизма их, прямо скажем, естественного иногда.
Д.Кудрявцев
―
Нет, не естественного, а природного.
М.Курников
―
Вопрос про «Нью-Йорк Таймс», который решил писать теперь слово «black» с большой буквы, а "white" с маленькой, – правильное решение, или нет?
Д.Кудрявцев
―
Слушайте, ну, правда… а все остальные диагнозы вы не хотите услышать? Это решение неправильное, это решение из сумасшедшего дома, это решение глупое, тупое, знаковое - неважно, это значения не имеет.Тут есть два момента. Первый – в Америке очень много средств массовой информации. В Америке есть свобода СМИ и каждый из них волен делать, что угодно. Особенно учитывая то, что практически все они частные. Хотят писать слово «black» зелеными буквами – пусть пишут.
М.Курников
―
Кстати, это вариант.
Д.Кудрявцев
―
Никакой нет проблемы – я не буду возражать. Они это решили сами, им не позвонили из белого дома, даже в каком-то смысле наоборот, - известно, что Белый дом занимает другую позицию. И в этом смысле пусть делают.Второй момент – они мне кто? Вот правда?
М.Курников
―
В широком смысле – коллеги.
Д.Кудрявцев
―
А, в этом смысле? Я понял. Есть разные традиции в разных странах, и я хочу сказать, что давайте сначала исправим то, что у нас плохо, а потом начнем учить жизни «Нью-Йорк Таймс».
М.Курников
―
И это слова поэта Демьяна Кудрявцева. Спасибо большое. До свидания.