Сергей Алексашенко - Особое мнение - 2021-03-09
09.03.2021
М. Майерс
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». Гость - экономист Сергей Алексашенко, как всегда по вторникам в 17 мы встречаемся. Здравствуйте.
С. Алексашенко
―
Добрый день, Маша. Здравствуйте, зрители. Здравствуйте, слушатели.
М. Майерс
―
Давайте сразу начнем с ситуации, которую мы уже обсуждали по поводу того, как растут цены. Нам кажется, что растут цены. Нам – потребителям. Мы об этом говорим в опросах общественного мнения. Я вам задавала эти вопросы. Пока действительно в годовом выражении инфляция приближается, по февралю называли больше 5 процентов. Притом, что у нас ЦБ таргетировал её на уровне 4%. И Кремль заявил о контроле над ситуацией с ценами. Собственно, как собирается Кремль это делать и насколько эффективны действия монетарных и финансовых властей по ситуации, связанной с ростом цен на продукты.
С. Алексашенко
―
Сложный вопрос. Давайте начнем с Кремля. Кремль очевидно обеспокоен тем, что цены уверенно занимают первую позицию среди тем, которые волнуют российское население. Вышедший сегодня или вчера опрос Левада-центра показал, что с большим отрывом рост цен беспокоит российское население, практически каждого второго.
М. Майерс
―
Да, я прошу прощения, что перебиваю, должна теперь каждый раз напоминать о том, что Левада-центр российскими властями признан иностранным агентом. Да, действительно это опрос Левада-центра и действительно там все довольно печально, по крайней мере, глазами потребителей.
С. Алексашенко
―
И очевидно, что те цифры, которые публикует Росстат, что это 5 с небольшим процентов - они не должны успокаивать, потому что первое – инфляция, что называется, усредненная – средняя температура по больнице. Мы же как с вами живем, видим не общую динамик цен, то есть никто из нас не ведет повседневного учета: сегодня я купил по таким-то ценам. На протяжении всего года выстраивает свою корзину. Мы реагируем на те позиции, которые дорожают. А здесь то это дорожает резко, то другое. И психологически отдельные подорожавшие позиции вызывают эффект скачкообразных быстрого роста цен. Второе – хорошо известный экономический эффект. Он описан в науке неоднократно. То, что от инфляции страдают больше всего низкодоходные слои населения. У них продовольствие в потребительской корзине занимает гораздо большую долю, у них нет никаких резервов, как они живут от зарплаты от зарплаты, от пенсии до пенсии. У них нет никаких сбережений. И если продовольствие подорожало, то они должны сокращать потребление всего остального, что у них имеется. И это чувствуется даже не столько из-за уровня цен, сколько ухудшения качества жизни, вы понимаете, что у вас что-то изменилось в жизни, и жизнь стала хуже. И понятно, что, глядя на выборы, на осень 21-го года, когда будут выборы в ГД или уже с прицелом на 24-й год, когда очередное голосование на президентскую должность пройдет. Кремль не может не реагировать. И мы видели, что вся реакция острая началась еще накануне нового года, когда Путин фактически потребовал ввести ограниченный контроль над ценами, что вылилось в добровольное, подчеркну соглашение между производителями и торговыми сетями, что они заморозят цены. И мне кажется, что до настоящего времени правительство ничего другого не нашло и сегодня опять я прочитал в газетах, что решили заморозить цены на мясо птицы. То есть единственный инструмент, который может правительство предложить – замораживание цен. Очевидно, что на производителей и на торговые сети оказывается какое-то бюрократическое давление. Их вынуждают к достижению такого соглашения. Потому что хорошо понятно, что, вообще говоря, ни один производитель, увидев большой спрос на свою продукцию или у которого выросли издержки, себестоимость производства того или иного товара, он конечно захочет переложить это дело на потребителей. И вот так просто добровольно, да еще с тем, чтобы о тебе написали газеты и рассказало телевидение, что ты заморозил цены – никто на это, конечно, не пойдет. Что делать – по большому счету это эффект патерналистского государства. Когда населению очень долго внедряли, значительной части населения очень долго в мозги втирали мысль, что государство вам гарантирует счастье, благополучие, что все будет хорошо, спокойно. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. И цены не могут расти быстро, они растут крайне медленно и стабильно. И поэтому любые непредсказуемые изменения должны каким-то образом пресекаться властями. По большому счету мы понимаем, что такая стратегия, если можно вообще назвать стратегией, она ни к чему хорошему не приведет. Потому что, так или иначе, если издержки у производителей выросли, то они должны будут переложить все это дело на потребителей. Но правительство имитирует бурную деятельность, сегодня вышло постановление, которое меня, честно говоря, немножко даже рассмешило. Что премьер-министр Мишустин подписал документ, согласно которому создается, Министерство экономики поручает ведение мониторинга за ценами на основные продукты питания. И вообще за основными ценами на товары, входящими в потребительскую корзину. Будто бы у нас нет Росстата. Если зайти на Росстат, есть специальное…, которое собирает данные по всей стране еженедельно. Тем не менее, это дело поручается Минэкономики. И здесь у меня такой вопрос возник: правительство не верит Росстату или считает, что Минэкономики может правильно изменить цифры Росстата. Правильно посчитать. Ну и дальше он расписал в лучших традициях бюрократической системы, поручения разным министерствам. Ты контролируешь это, ты это. И не дай бог у тебя цены вырастут на товары, за которые ты отвечаешь. То предлагает, что с этим делать. Людям даже в голову, я имею в виду компаниям, им даже в голову не приходит, что единственной правильной реакцией на рост цен является реакция производителей, которые увеличивают производство товаров. И видят, что цены растут, что товаров не хватает, то единственное, на что можно рассчитывать в долгосрочной перспективе, как ситуация может измениться – это нормальные рыночные стимулы. Похоже, уже в это дело окончательно не верят. И считают, что все, что можно, позитивные изменения в их понимании, они достигаются только за счет того, что дается какой-то приказ и все побежали его выполнять.
С.Алексашенко: Компаниям в голову не приходит, что правильной реакцией на рост цен является реакция производителей
М. Майерс
―
А все-таки действительно реально что можно сделать именно со стороны государства в подобной ситуации. Потому что уже много раз говорили о том, что таким искусственным сдерживанием цен вы не добьетесь ничего, кроме последующего дефицита и обвала в тот момент, когда это сдерживание закончится. Потому что всегда называется какой-то срок. То есть можете ли вы сказать, что с точки зрения экономики это однозначно неэффективно и что надо делать что-то другое.
С. Алексашенко
―
Это однозначно неэффективно и мне кажется, что первое, что должно сделать правительство – забыть, что какие-либо потребительские цены нужно контролировать. Я вообще не очень понимаю, почему нужно контролировать и почему должно нести ответственность за то, что..., а не засуха. Если в стране неурожай каких-то сельскохозяйственных культур, если в мире неурожай зерновых и российские… усиленно экспортируют свое зерно, в связи с чем повышается цена на муку в России, растут цен на хлеб и макароны. То почему правительству нужно принимать какие-то решения.
М. Майерс
―
А что, не должно?
С. Алексашенко
―
Нет, правительство должно защищать тех, кто страдает от того. И соответственно мы понимаем, что люди предположим, с доходами миллион в месяц и выше – они точно совершенно не страдают от повышения цен на масло подсолнечное и так далее.
М. Майерс
―
Таких немного. Давайте оставим их за скобками.
С. Алексашенко
―
Маша, но они же тоже потребляют эти товары. И когда вы ограничиваете, вы в том числе и субсидируете их. И дальше мы двигаемся, миллион рублей в месяц - не надо. А 500 тысяч рублей надо? Тоже вроде не надо. А 100 тысяч рублей? Да вроде тоже не надо. Потому что если брать среднюю зарплату россиянина, сейчас, наверное, 48 тысяч рублей примерно, только не смейтесь, пожалуйста, действительно в России средняя арифметическая. Примерно такая. Медианная. 35 тысяч – половина населения больше, половина населения – меньше 35 тысяч. То там в принципе на потребление продовольствия уходит чуть больше 30%. В общем, есть резерв что называется при средней зарплате куда-то подвинуться. А помогать надо тем, кто нуждается. Помогать нужно семьям с низкими доходами, матерей одиночек с большим количество детей. Помогать пенсионерам. Но для этого в стране должна работать программа адресной социальной помощи, которой просто нет. И мне кажется, что бюрократические усилия если бюрократический потенциал членов правительства, если он вообще имеется, нужно направлять на то, чтобы создавать программу адресной социальной помощи. Есть же в Америке, условно говоря, программа продуктовых талонов. Люди получают возможность купить какой-то набор товаров по очень низким ценам. И в Америке, если я помню правильно, чуть ли ни 20 миллионов, могу ошибаться, но очень большое количество американцев получают эти продуктовые талоны. Это же и есть для них, у которых низкие доходы есть гарантия того, что они купят какой-то набор товаров по низким ценам, которые практически не изменяются. Вот этим должно заниматься правительство.
М. Майерс
―
А как это работает? Потом просто эти деньги перечисляются с какими-то доплатами на счет производителей. Или на счет торговых сетей? Как это работает технически в Америке.
С. Алексашенко
―
Технически это работает двояко. С одной стороны заключаются большие контракты на поставки больших партий, что всегда для производителей выгодно. Ему выгодно сразу продать много и цена будет ниже. И если эти цены существенно ниже, ограничивают себестоимость, то бюджет просто доплачивает производителю за счет своих ресурсов.
С.Алексашенко: Бюрократические усилия нужно направлять на то, чтобы создавать программу адресной социальной помощи
М. Майерс
―
А у вас есть ответ, почему российское государство этого не делает?
С. Алексашенко
―
Да, потому что не считает это нужным.
М. Майерс
―
А более развернуто, почему не считает нужным.
С. Алексашенко
―
То ли они не умеют это делать, то ли не считают это нужным. Потому что разговоров об адресной социальной помощи они идут с 1997 года. С плана Кудрина-Фишера. Когда переговоры с МВФ шли. Был такой Кудрин, первый зам. министра финансов и был такой Фишер, первый зам. директора, распорядителя МВФ. И тогда была поставлена задача об адресной социальной помощи. Ну вот прошло практически 25 лет, воз и ныне там.
М. Майерс
―
Но в этом временном отрезке вы же тоже были представителем российской власти. Вы как-то внедрились, если с 1997 года начинать. Объясните внутреннюю логику этих дискуссий.
С. Алексашенко
―
Маша, там нет дискуссий. В стране если виноват во всем, то наверное все-таки не Алексашенко, а Чубайс. Поэтому давайте, я работал в ЦБ и точно совершенно в это время не отвечал за правительство.
М. Майерс
―
Как эта выглядит логика изнутри этих обсуждений. Они с 1997-98 года ведутся и наверное были какие-то оппоненты того, почему это делать не нужно. Вот я вас и спрашиваю.
С. Алексашенко
―
Нет, Маша, оппонентов не возникает. Бюрократическая система работает следующим образом. Вот наступает какое-то пиковое событие. Например, переговоры с МВФ. И говорится, что да, мы должны разработать такую программу. Всем поставили задачу, Министерству социальной поддержки, Минтруда, Минэкономики. Вот они вместе побежали чего-то делать. После этого случаются другие более важные события. Дефолт, смена правительства, еще чего-то. И про эту задачу все забыли. Про нее никто не спрашивает. Проходит какое-то время, наступает очередное пиковое событие. Монетизация льгот, 2004-2005 году, когда пенсионеры выходят на улицу. И опять возникает задача - давайте срочно создавать систему адресной социальной помощи. Опять выдаются поручения, опять ставится задача. Ситуация успокаивается, все про нее забывают. Из чиновников никто ничего не спрашивает. И вот система она работает так из года в год. Просто это означает, что люди, стоящие во главе правительства и во главе государства для них эта задача не является приоритетной. Они не спрашивают за ее исполнение. Так оно и работает.
М. Майерс
―
Хорошо. Давайте представим себе, что с ЦБ рано или поздно спросят за инфляцию. Извините. Тех показателях, которые либо будут подрисовываться, не знаю, насколько это возможно. Натягиваться в нужную сторону. В меньшую. Либо каким-то образом Набиуллиной придется отчитываться по тому, что инфляционное таргетирование в 21-м году не сработало. Потому что. Какой у вас прогноз по инфляции на самом деле. Потому что, честно говоря, когда вы начали рассказывать о том, как люди на потребительском уровне воспринимают инфляцию, комментируя социологическое исследование, у меня сложилось ощущение, что знаете, от чиновников кремлевских слышала эту риторику. Что типа – ну вы же понимаете, вы только на это реагируете. А что подешевело - вы не реагируете. Поэтому у вас ощущение психологическое от размера инфляции сильнее, чем есть на самом деле. Что у нас будет по 21-му году и как себя поведет ЦБ?
С. Алексашенко
―
Спасибо, что вы меня сравнили с чиновниками…
М. Майерс
―
В хорошем смысле. Извините.
С. Алексашенко
―
Да ничего страшного. Я пытался вам объяснить логику населения, логику Кремля. Почему Кремль дергается. Кремль дергается, потому что население возмущается. А население возмущается, потому что оно видит эти скачки. Ну ладно. Я вообще не считаю, что ЦБ виноват в том, что инфляция, цены на подсолнечное масло, цены или на сахар выросли. Потому что то, что мы наблюдаем в России, это… рост цен по всем позициям, это не равномерный… зарплат, которые опережают рост экономики, рост производительности труда, и такая инфляция, за которую отвечает ЦБ – это инфляция спроса. Когда появляется больше денег, чем у экономики имеется… и услуг. ЦБ он должен реагировать на это. У ЦБ нет никаких инструментов реагировать на цены на сахар. Просто нет никаких. Цены на подсолнечное масло. Или ЦБ когда у нас последний раз случилась девальвация, соответственно в марте, когда началась эпидемия ковида. Рубль потерял очередные 8 или 10 процентов. Соответственно в объеме ценовом потребления импортные товары составляют примерно половину на российском потребительском рынке. Соответственно половина товаров, которые потребляют россияне – они подорожали сразу на 8-10%. Усреднено. И ЦБ по большому счету с этим тоже ничего не может сделать. Потому что это внешний фактор, вот так сложилась экономика. И поэтому предъявлять ЦБ претензии за то, что инфляция выросла с 4% до 5 и что он не уложился в свое таргетирование – честно говоря, у меня язык не поднимается. У меня к ЦБ могут быть какие-то свои претензии, но точно не за это. ЦБ говорит, окей, мы понимаем, что есть угроза такого, они на самом деле все время говорят, если вы почитаете выступление Набиуллиной после каждого заседания совета директоров, когда обсуждается вопрос о ставке. У нее всегда инфляционных угроз гораздо больше, чем дезинфляционных. То есть она всегда как пуганая ворона боится ускорения инфляции. И каждый раз говорит, что цены на нефть повысятся, - это инфляционный риск. Цены на нефть понизятся, – это инфляционный риск. Расходы бюджета вырастут, - инфляционный риск. Расходы бюджета сократятся, - тоже инфляционный риск. Чего бы ни случилось в стране, у нее прогноз, что бы ни закладывалось в прогноз, это все время является для Набиуллиной инфляционным риском. И поэтому на самом деле денежная политика ЦБ с точки зрения процентной ставки, она всегда была такой достаточно сдержанной и антиинфляционной. Иногда даже избыточно антиинфляционной. Поэтому мой прогноз, что ЦБ будет продолжать свою линию. И точно совершенно не даст разгоняться инфляции.
С.Алексашенко: Я вообще не считаю, что ЦБ виноват в том, что инфляция, цены на подсолнечное масло или на сахар выросли
М. Майерс
―
А ставку поднимать будет или оставит на прежнем уровне?
С. Алексашенко
―
Маша, а вы знаете, какая сейчас ставка у ЦБ?
М. Майерс
―
По-моему, 4.25.
С. Алексашенко
―
Ну вот видите какой вы образованный человек. От того, что будет 4,5 - чего-нибудь изменится?
М. Майерс
―
По крайней мере, снижение ставки всегда увеличивает количество ликвидности, разгоняет экономику. Или инфляции или и то, и другое.
С. Алексашенко
―
Да, повышение ставки должно охлаждать экономику. Но мне кажется, что сейчас российская экономика меньше всего нуждается в охлаждении. Ей нужно после коронавирусного спада восстанавливаться. Поэтому если сейчас ЦБ пошел на повышение ставки, то мне кажется это сильно бы повредило реальному состоянию российской экономики. Поэтому мой прогноз, что ЦБ должен больше уделять внимания словесным интервенциям и говорить, что все под контролем, мы все контролируем. И объяснять, что действительно есть сезонный рост инфляции, эта инфляция к концу года понизится. Даже если ЦБ сейчас сделает ставку не 4.25, а 14.25, то завтра инфляция не упадет с 5% до 1. Потому что лаги между принятием решения ЦБ и эффектом на экономику они 12 месяцев составляют. А то и больше. Поэтому ЦБ может работать очень мягкими методами.
М. Майерс
―
Подытоживая тему продовольственных товаров, Россия в 20-м году показала рекорд по поставкам продовольствия за рубеж. На экспорт шли в том числе подорожавшие на внутреннем рынке сахар и подсолнечное масло. И тут приводятся разные цифры. Это публикация на РБК сегодняшняя. С этим что делать и кто за это отвечает? Как можно этот процесс приостановить и нужно ли.
С. Алексашенко
―
Рост российского сельского хозяйства начался с 1999 года. И если посмотреть на статистику всех российских отраслей, то наверное, это самая стабильная отрасль, за исключением двух лет. 2010 и 2012, когда были большие неурожаи. Сельское хозяйство все остальные годы достаточно стабильно росло. То есть цены на нефть могли расти, падать, были коронавирусные инфекции, еще что-то. Тем не менее, сельское хозяйство устойчиво росло и это на самом деле очень важный экономический успех в широком смысле российских властей. Что Россия из страны, которая импортировала продовольствие, стала экспортером. Вернулась, как я пошутил на днях, что Россия вернулась на те позиции, которые она устойчиво занимала, начиная с 18 века. Экспортируя зерно, мед, пух и так далее. На самом деле стала одним из крупнейших, одним из самых крупных экспортеров зерна в мире. Наряду с Украиной. Вопрос возникает, нужно ли что-то делать и не нужно что-то делать. Если на мировом рынке растет цена на зерно и российские аграрии вывозят зерно, в принципе российское правительство может использовать такой же механизм, как использовало с нефтяными пошлинами. И использует. В зависимости от цен пошлины на экспорт будут меняться в ту или иную сторону. Но почему-то российское правительство вспоминает про пошлины на экспорт зерна только в те периоды, когда это уже ударяет по ценам на потребительском рынке. Потому что на самом деле маржа или доход экспортеров зерна от экспорта не очень велик. И если правительство… такие же механизмы как с ценами на нефть, то я уверен, что на пути российского экспорта аграрного будут возникать проблемы. То есть Силуанов придумает какую-нибудь очередную шкалу и в один месяц, что называется, шлюзы будут открываться и зерно потечет огромным потоком. А в другой месяц он ставку пошлины изменит и поставит… забор. Никто не захочет экспортировать зерно в этот момент, потому что это будет невыгодно, потому что это совпадет с каким-то резким падением спроса или падением цены на мировом рынке. И здесь вы должны понимать, мы возвращаемся к той теме, что должно делать правительство. Ограничивая экспорт сельскохозяйственной продукции, российские власти бьют по производителям. По тем людям, компаниям, которые производят сельскохозяйственную продукцию и лишают их возможности заработка. Лишают возможности получать и реагировать на те стимулы, которые они от… экономики российской, от мировой экономики. Если же страдает низкодоходное население от того, что цены на сахар, на макароны, на подсолнечное масло выросло – российское государство, правительство должно помогать тем, кто от этого страдает. Но я не очень понимаю, почему от того, что кто-то страдает, нужно… наказать другого.
С.Алексашенко: Я не очень понимаю, почему от того, что кто-то страдает, нужно наказать другого
М. Майерс
―
Мы совсем скоро вернемся. Я бы еще уточнила несколько вопросов. Потому что все-таки сырье это одно, а зерно – другое. Политический эффект может быть совершенно разным. Правда же. Сейчас новости на «Эхо Москвы». Мы встретимся совсем скоро.НОВОСТИ
М. Майерс
―
Еще раз здравствуйте. Гость программы «Особое мнение» - экономист Сергей Алексашенко. По поводу политического эффекта. На мой взгляд, сырье, все-таки экспорт нефти, газа, углеводородов, экспорт продуктов – это не одно и то же. И здесь можно вспомнить как сталинские решения по экспорту зерна. Когда в стране наступил голод. Можно вспомнить арабскую весну, многие экономисты говорят, что всему виной зерновой кризис. Как вы считаете, каким может быть политический эффект от подобных цифр по экспорту.
С. Алексашенко
―
Маша, вот эти цифры по экспорту – это результат 2020 года. Насколько я понимаю, 2020 год кончился уже почти 2,5 месяца назад. Он уже в прошлом. И никаких особых волнений, никаких бунтов, выхода пенсионеров на улицу под лозунгами - даешь поставки подсолнечного масла в наши магазины, а не на экспорт – не было. Ответ на ваш вопрос, что никаких политических последствий от этого не будет. Вообще россияне, я вообще даже…после 62-го года в Новочеркасске никаких мощных выступлений в защиту уровня жизни, от инфляции как-то не было. И даже самые тяжелые 1992 год, цены летели со страшной силой наверх. Забастовочное движение или акции они были, но были разрозненные, мелкие и не очень активные. То есть…как-то россияне привыкли терпеть. И особых…последствий от того, что цены выросли, что они и не знали, что сахара экспортировалось больше в 20-м году, чем в 19-м. Вы спрашиваете, какие политические последствия. Никаких. Мы же говорим о том, почему вокруг этой темы так много шума. Почему Мишустин… какие-то глупые постановления. Так потому что Кремль боится, что это скажется на выборах. И протестного голосования. Он боится, что это недовольство…, которое очевидно есть у значительной части российского населения, скачок цен на какие-то базовые товары, оно может подстегнуть…, фига вылезет из кармана и ударит по столу. Вот из-за чего… Это же даже не те последствия, которые уже случились. А это те страшилки, которые в головах чиновников Кремля.
М. Майерс
―
Но страшилки адекватные или это такой алармизм, связанный с тем, что в предвыборный период все всего боятся.
С. Алексашенко
―
Маша, в моем понимании как я вижу экономическую историю последних трех лет, страшилки придуманные. Совершенно не из-за того, что цены выросли чуть больше, а к осени к сентябрю к моменту голосования ситуация нормализуется. Потому что как у нас сезонная дефляция. Овощи, фрукты свежего урожая. Про это уже все забудут, что в декабре-январе-феврале цены на подсолнечное масло и сахар выросли. Кремль боится, что есть общее недовольство и повышение, рост цен потенциал недовольства усиливает. Они в принципе понимают, что потенциал недовольства он есть. Он большой. И перечень проблем, это и коррупция, и неравенство, и рост цен. То, что нам Левада-центр, которое российское правительство признало иностранным агентом, но при этом Левада-центр с этим не согласен. Но при этом должен публиковать и каждый раз публикует. Что они не согласны. Этот перечень проблем, которые беспокоят российское население, он никуда не исчезает. И Кремль понимает, что пока это не есть протест, но с этим недовольством очень даже вероятно придется столкнуться. А дальше как реагировать, мы же видим, что у Кремля во всех ситуациях, какая бы проблема ни возникала, реакция есть только одна – не пущать.
М. Майерс
―
Ну почему. Могут по 10 тысяч раздать или по 5.
С. Алексашенко
―
Маша, для этого голову нужно включать. Для этого нужно понимать, кому выдавать эти 10 тысяч. Потому что иначе получается, выдаешь всем подряд, а они покупают смартфоны вместо того чтобы покупать макароны. И поэтому помогаешь не тем, кому нужно. А вот не пущать – это очень легко. Не пущать Навального в Россию. Не пущать партию Навального к регистрации. Не пущать ютуберов и твиттероманов к комментариям по вопросам внутренней политики. Не пущать к сотрудничеству ученых с западными институтами. Потому что тут же все шпионы. И так далее. Запретить гораздо проще. И поэтому проблема роста цен, а чего сделать – а запретить. А давайте мы каждому министру дадим перечень и пусть он со своими предприятиями работает. А не справится – мы ему строгача с занесением объявим.
С.Алексашенко: Кремль понимает, что пока это протест, но с этим недовольством очень вероятно придется столкнуться
М. Майерс
―
Хорошо. Давайте развернемся к теме с войной вакцин. Она была анонсирована. Я поклялась, что я вас обязательно об этом спрошу. Как вы наверное, слышали, обменялись довольно резкими заявлениями европейцы с российской властью. Дмитрий Песков, пресс-секретарь президента сказал, что это досадное некорректное сравнение. Применение вакцины «Спутник» с русской рулеткой. Европейское агентство медицинское сказало, что в Австрии экстренное применение можно сравнить с русской рулеткой. Получается такая война вакцин. Тут же выступила Псаки, тоже наговорила всякого разного. Потому что внимательно следит за попытками Кремля подорвать доверие к вакцинам от коронавируса компания «Модерна» и «Пфайзер». Как вы оцениваете пока словесную перепалку и каковы могут быть итоги этой войны. Кто кого, в конце концов.
С. Алексашенко
―
Итоги этой войны будут никакие. Потому что все равно вакцины будут нужны, нужно будет производить. И бог даст, «Спутник V», его где-нибудь зарегистрируют, он все-таки пройдет все официальные стадии проверки. Мне кажется, давайте попробуем, есть столкновение, два эпизода случившиеся. С одной стороны Владимир Путин сказал, что от вакцины «Пфайзер» в Швейцарии умерло 16 человек. И в европейских странах запретили вакцину «Пфайзер». И здесь мы столкнулись с таким очевидным уже не первый раз и видимо, не последний использованием придуманных фактов или придуманных цепочек. То есть да, действительно в Швейцарии умерло 16 человек после того, как им вкололи вакцину «Пфайзер». Средний возраст этих людей 86 лет. И было специальное исследование швейцарской медицинской службы, которая сказала, что ни в отношении ни одного из этих людей нельзя сказать, что он умер от того, что ему сделали укол. То есть после, а не от того. Ну Владимир Путин, естественно, ему как выгодно эти альтернативные факты, он их так излагает. И дальше ни одна европейская страна, конечно, «Пфайзер» не запрещала. То есть вот что столкнулись, откровенная ложь со стороны российского президента. И на нее отреагировал пресс-секретарь Белого дома. Что случилось с вакциной «Спутник». Когда российские производители вакцины ее сделали и дальше есть международные стандарты проведения клинических испытаний. Которые хорошо известны всем. Хорошо описанные процедуры, количество, как это должно идти. В три этапа. Тра-та-та. Вот выяснилось, что российская вакцина «Спутник», она была… какие-то испытания по самим себе установленным правилам. Которые не соответствовали тем правилам, которые приняты в развитых странах, в мире, которые в принципе всеми согласованы. После чего российскую вакцину подали на регистрацию в медицинскую европейскую службу. И европейская медицинская служба сказала: окей, предоставьте нам все результаты, мы сейчас будем их изучать. Пока мы эти результаты не изучим, мы не знаем, хорошая эта вакцина или плохая. То есть ничего плохого про вакцину «Спутник» сказано не было. В этом случае. Но как австрийские власти сказали, что мы дадим разрешение на ее применение, то в отношении австрийских властей европейская медицинская служба сказала: окей, вы учтите только, что мы не знаем, какая эта вакцина, хорошая или плохая. Вероятность 50 на 50. Но это и есть русская рулетка. И на самом деле, на мой взгляд, ничего обидного не было, потому что всего лишь европейцы сказали, что мы не знаем, насколько эта вакцина эффективна. Насколько результаты, которые были опубликованы российскими производителями, соответствуют действительности и испытания соответствуют тем стандартам, которые установлены. Вот в чем борьба вакцин. Давайте предположим, что европейская медицинская служба скажет, что да, действительно мы проверили, но там были какие-то отдельные отклонения, мы проверили, убедились, типа применяйте свою вакцину. Разрешаем. И тут же весь мир будет счастлив, потому что Россия продала уже полмиллиарда доз вакцин во всем мире. И кто-то уже готов… Да и с учетом того, что всему миру вакцины нужны и совокупный…всех фармацевтических компаний мира пока раньше начала 2023 года не способны обеспечить все население земли, ну скажут все спасибо. Россия хорошо сработала. И мне кажется, что этот конфликт просто исчезнет. Вопрос с враньем Владимира Путина, который так звучит регулярно и публично. Он, к сожалению, решения не имеет.
С.Алексашенко: Ничего плохого про вакцину «Спутник» сказано не было. В этом случае
М. Майерс
―
Какой вопрос, простите?
С. Алексашенко
―
Вранья Владимира Путина. Когда он публично искажает факты и дает им какую-то свою интерпретацию, которая не соответствует действительности. Вот что делать, когда руководитель крупнейшего государства, второй по величине ядерной державы врет в лицо и при этом не краснеет, - вот как из этой ситуации выходить, никто не знает.
М. Майерс
―
А как вам, например, путь Владимира Зеленского, который объявил, что в ближайшее время в Киеве заработает международный центр противодействия дезинформации. Это что за зверь такой? Вам там из Киева виднее.
С. Алексашенко
―
Маш, Владимир Зеленский – действующий президент Украины, а я действующих политиков предпочитаю оценивать по делам, а не по словам. Так же как Владимира Путина, так же как Дональда Трампа, как Джо Байдена, Бориса Джонсона. И многих других. Вот как будет выглядеть этот зверь, я не знаю. В чем будет состоять его работа - я тоже пока не понимаю. Как быстро этот центр противодействия возникнет – тоже пока не очень понятно. Я хочу напомнить, что в оборонном бюджете США, по-моему, 2018 года на противодействие дезинформации был выделен колоссальный бюджет, чуть ли ни 100 миллионов долларов. На работу большой информационной машины, куда входит «Голос Америки», радио «Свобода», «Свободная Европа». Это распространение информации. И насколько я знаю, основная часть этих денег так и осталась не потраченной. Потому что люди, которые отвечали за эту работу, они такие же бюрократы, как российские. Они мало чем отличаются. Мало того, что получить деньги, нужно же придумать, как это потратить. Чтобы был эффект. Они не смогли это потратить. И деньги что называется пропали. То есть их не потратили. Были выделены и потратить их не удалось. Поэтому насчет того, что центр противодействия дезинформации вещь хорошая, но как это будет работать, я, честно говоря, не знаю. Со мной Владимир Зеленский не советовался на эту тему.
М. Майерс
―
А может, стоило бы, Сергей. Кто знает. Он с вами не советовался, когда телеканалы закрывал?
С. Алексашенко
―
Нет, не советовался. А зачем. Я же вряд ли являюсь таким репрезентативным зрителем и политиком. Мы же хорошо понимаем, что это было политическое решение. И здесь не нужны какие-то другие советники.
М. Майерс
―
Я думаю, что центр дезинформации, наоборот - противодействия дезинформации, по большому счету одно и то же - как министерство правды и антиправды. Это тоже, в том числе политическое решение. Спасибо большое. Экономист Сергей Алексашенко был гостем программы «Особое мнение».