Николай Сванидзе - Особое мнение - 2021-07-02
02.07.2021
И. Воробьева
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». И сегодня со своим особым мнением как всегда в это время по пятницам историк, журналист Николай Сванидзе. Николай Карлович, здравствуйте.
Н. Сванидзе
―
Здравствуйте, Ира.
И. Воробьева
―
Хочу начать с событий, которые происходят вокруг журналиста Ивана Сафронова. Потому что сегодня была пресс-конференция его адвокатов, защитников. И они сказали, что люди, которые занимаются этим делом, точнее ФСБ мотивировали его арест, что его не отпускают из СИЗО тем, что якобы иностранные спецслужбы его хотят вывезти из страны. Это все, что сейчас происходит с Сафроновым, в том числе «иди на сделку – мы тебе дадим с мамой поговорить». Это что означает?
Н. Сванидзе
―
Это значит зверство, на мой взгляд. Издевательство над человеком. То, что связано с мамой и как повод, манок, кусочек мяса, которым перед носом водят. Сдайся и с мамой поговори. Это кошмар. А что его вывезут, ну кто его вывезет. Ну вывезут – нам же легче, казалось бы тем же спецслужбам легче. Баба с возу – кобыле легче. Скандалов меньше. Ну вывезут, ну и что. Хотя кто его вывезет. Абсолютная ерунда, отговорки.
И. Воробьева
―
Осенью, когда Иван пытался получить у следователя разрешение на звонок маме, ему следователь сказал, что отказ. И что он может что-то такое передать и так далее. Как вам кажется, тот факт, что звонок маме зависит от следователя - это нормально? Это же не только у Ивана.
Н. Сванидзе
―
Абсолютно нет. Во-первых, вообще почему нельзя позвонить маме? Ну почему. Ну вы же отслеживаете этот звонок. Слушаете, что человек говорит. Что, он маме выдаст какие-то секреты государственные. С чем связана непонятная немотивированная и иррациональная жестокость. Я не понимаю. Зависит от следователя, это конечно само по себе очень плохо. Потому что следователь решает, жить или не жить человеку реально. Потому что когда человек один, в такой ситуации звонок маме для него очень важная вещь. Таким образом это лишняя возможность давления на человека. Следователь становится царем и богом.
И. Воробьева
―
А есть у вас хоть какая-то версия, почему так сильно давят Ивана. Сегодня у нас 2 июля, а 7 июля будет год, как Иван сидит в СИЗО. И адвокаты до сих пор понимают, в чем его обвиняют.
Н. Сванидзе
―
Давят не только Ивана. Давят, по-моему, всех, кого берут по делам, связанным с так называемыми госпреступлениями, с обвинениями этого рода. И с людьми, которых может быть обвиняют по другой статье, но реально берут именно за это. То есть я имею в виду Навального, скажем. Человек, которого взяли совершенно по другой статье. Но реально, конечно, считается государственным преступником. Не мошенником, а госпреступником. А его что, не давят? Все, что связано, так или иначе, с делами, которые подведомственны ФСБ, это все очень серьезное давилово. Почему - другой вопрос. Это стилистика режима. Это почерк режима такой.
Н.Сванидзе: Следователь решает, жить или не жить человеку реально
И. Воробьева
―
Здесь же еще помимо давления на самого Ивана, на непосредственно человека, тут еще давление на защитников. Давайте вспомним, что Иван Павлов, адвокат Ивана Сафронова сам теперь находится под уголовным преследованием. Находится сейчас в состоянии ограничения действий, когда ему нельзя пользоваться Интернетом, телефоном.
Н. Сванидзе
―
Заодно сейчас прессуют адвокатов. Адвокаты сейчас сами оказались объектом прессинга. Это сейчас очень сложная и опасная профессия стала - адвокат. Как в 30-е годы прошлого века, когда что такое адвокат: ты что, врага народа защищаешь? Ты сам враг народа? Сейчас адвокаты очень для власти малосимпатичные непонятные люди.
И. Воробьева
―
То есть это уже было, когда адвокатом было опасно.
Н. Сванидзе
―
Опасно и вообще кому они нужны, ну за деньги защищают врагов. Кому они нужны эти адвокаты. Не нужны. Как, впрочем и журналисты. Кроме тех, которые говорят правильные вещи, конечно.
И. Воробьева
―
Люди, которые говорят только правильные вещи, вряд ли можно назвать их журналистами.
Н. Сванидзе
―
Тем не менее, в профессии написано: журналист.
И. Воробьева
―
Это, конечно, странно. То есть вы считаете, что это связано не конкретно с делом Сафронова, а просто в целом сейчас такое время, когда на всех давят и беспредел.
Н. Сванидзе
―
Вы правильно меня поняли. Я считаю, что это не связано именно с Иваном Сафроновым. Просто он попал под этот молот.
И. Воробьева
―
А что-то в этой стране вообще работает, что могло бы защитить людей, хотя бы какого-то одного конкретного человека.
Н. Сванидзе
―
Вообще нормально подать в суд, кроме суда ничего человечество за долгие десятилетия своего существования не изобрело. Кроме защиты отдельного человека и группы людей. Суд. Независимый от исполнительной власти суд. У нас такого суда нет. Поэтому изобретаются какие-то другие институции, одна из них, скажем… – совет по правам человека. Но он не может заменить суд. По всей стране. Десятков разных людей. Практически без инструментария воздействия на ситуацию, не может заменить суд. Суд - это колоссальный институт. Поэтому у нас беззащитны люди.
И. Воробьева
―
Поскольку суд вряд ли можно у нас назвать независимым в стране.
Н. Сванидзе
―
Он не независим, ни в коем случае. Это может быть одна из главных наших институциональных проблем. Это зависимость суда.
И. Воробьева
―
А раньше год назад, чуть больше считалось, что у нас Конституционный суд независимый. Но поправки, кажется и это изменили.
Н. Сванидзе
―
Конституционный суд занял позицию в отношении поправок к Конституции, что теперь говорить о независимости очень сложно, к сожалению.
И. Воробьева
―
В общем, ничего независимого в стране нет. Защитить людей нечем. Остается только людям жаловаться на «прямую линию» Владимиру Путину очевидно. Мы сейчас о ней поговорим обязательно. И поговорим как это было в этом году. И какие вопросы задавались президенту и как это все выглядело. Я напомню, что вы можете не только слушать нас по радио и писать сообщения на номер +7-985-970-45-45, но и смотреть в Ютубе на канале «Эхо Москвы» и там в чате тоже задавать вопросы и писать свои реплики.РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
Мы перейдем к обсуждению «прямой линии» Владимира Путина, которая уже случилась и много уже сделано по итогам этой «прямой линии». Какое у вас первое впечатление, вот вы закончили смотреть, если вы смотрели в онлайне, конечно. Что вы первое почувствовали? Что в стране кому-то стало хорошо?
Н. Сванидзе
―
Я смотрел, но не так, чтобы безотрывно. Все-таки 4 часа шло. Иногда отходил куда-то в отличие от президента, который никуда не отходил в течение 4х часов. Кстати. Дай бог ему здоровья. Но в принципе смотрел почти все. Страна абсолютно на ручном управлении полностью. Ручное управление так постепенно покрывается легкой ржавчиной. Местами не легкой. Тяжелой. Все хотелки и желалки могут быть удовлетворены только в случае, если человек дозвонится президенту. У нас 146 миллионов человек в стране. Поэтому каждый дозвониться президенту не может. Дозвонится несколько человек. Он кому-то починит крышу, кому-то проведет газ. Счастливцам трем-четырем. Собственно, демонстрация своих волшебных качеств. Старик Хоттабыч такой. Вырвет волосок из бороды и совершится чудо. Ну и было несколько конкретных тезисов, достаточно интересных. По Украине, по «Дефендеру», английскому эсминцу. По вакцине, конечно же. Все остальное это обычное достаточно представление скучное, президент был спокоен, мил, мягок, вокруг него сидели две красивые девушки разноцветные. Как львы на воротах украшали картинку. Это все было вполне мило. И, упомянул евреев, сравнив с русским и украинским народом, тоже было так экзотично, занятно несколько.
И. Воробьева
―
А Колобок.
Н.Сванидзе:Все, что связано с делами, которые подведомственны ФСБ, это очень серьезное давилово
Н. Сванидзе
―
Это такой на самом деле эротический экскурс, это было по мотивам, по-моему, статьи Сергея Викторовича Лаврова. Его пассаж про трансгендеров. Колобок он сам по себе же Колобок. Поэтому если говорить об ориентации Колобка, то сложная ситуация, за что был и наказан русской женщиной Лисой. Это все в глазах у президента читалось. Даже было интереснее не про Колобка. А про Первый концерт Чайковского.
И. Воробьева
―
А почему?
Н. Сванидзе
―
Сам президент, по-моему, веселился, когда говорил о Первом концентре Чайковского. Потому что это, по-видимому, в его глазах вообще сочетается с его брутальным стилем мачо. И при этом Первый концерт Чайковского. Могу одновременно грызть стаканы и Шиллера читать и при этом без словаря. Такой образ многообразный выпуклый, очень объемный. Это было весело.
И. Воробьева
―
Ну не все же Маугли цитировать.
Н. Сванидзе
―
Еще «Война и мир» предстоит, она еще будет разобрана на цитаты, в том числе французские. Как выяснилось наряду с Колобком, книга, которую он очень любит.
И. Воробьева
―
Если останавливаться на некоторых моментах. Про вакцинацию он сказал, во-первых, чем он привился. А, во-вторых, он с одной стороны призвал всех прививаться, но сказал, то против принудительной вакцинации. Знаете, что мне это напомнило. Он все время говорил, что он против повышения пенсионного возраста. Но в итоге получилось не очень…
Н. Сванидзе
―
Разумеется, он дистанцировался грамотно от принудительной вакцинации. По-видимому, было признано ошибкой, что он сразу не сказал, когда сам вакцинировался, чем он вакцинировался. Сейчас признался. Во всяком случае, озвучил название «Спутник». И конечно принудительная вакцинация будет иметь место, но он от нее дистанцировался. То есть ответственность пиаровскую политическую за нее будет нести не он. На самом деле грамотно с его стороны. Потому что вакцинация вообще не самая популярная акция в нашей стране. Принудительная – особенно.
И. Воробьева
―
А может быть, если бы он взял на себя ответственность, все было бы по-другому. Сказал бы: всем принудительно вакцинироваться. И все бы по-другому это восприняли. Рейтинг доверия президенту очень высокий.
Н. Сванидзе
―
Недостаточно высокий, чтобы он повысился в результате такого взятия на себя ответственности. Нет. Это нужно, чтобы он был абсолютный. Что человек ни скажет – ему верят. Здесь все-таки не так. Многие ему не верят. Большинство верят. Может быть и не большинство, но многие. Но все-таки есть еще те, кто не верят. Что интересно, что отказываются от вакцины те, кто ему верят на самом деле. Это же его такой железный ядерный электорат против вакцинации выступает. А либеральная вся эта сволочь она же вакцинировалась на самом деле.
И. Воробьева
―
Не скажите. Я вот видела, тут Любовь Соболь вакцинировалась. У нее в комментариях в Инстаграме тысяча человек от нее отписались. И начали писать, что она продалась Кремлю, потому что вколола себе путинскую вакцину. Так что не все так однозначно.
Н. Сванидзе
―
…ситуация, что она не так проста, как мне представлялась. Все-таки когда она примитивна это плохо.
И. Воробьева
―
Понятно, когда такое количество людей не хочет вакцинироваться и примерно такое же количество людей доверяют президенту, это две цифры где-то пересекутся в довольно большом сегменте.
Н. Сванидзе
―
Во всяком случае, президент сделал все, чтобы: а) людей инициировать вакцинироваться и б) дать всем понять, что он против принудительной вакцинации. То есть он остался в стороне. На мой взгляд, это грамотное действие.
И. Воробьева
―
А почему он так про Украину?
Н. Сванидзе
―
Это тайна, покрытая мраком для меня. На самом деле просто мы все время устами президента, его ближайшего окружения напрашиваемся на то, что мы ближайшие родственники с Украиной. Один народ. Они говорят: нет, мы не один. А мы все их пытаемся прижать к себе, они нас отталкивают. И мы таким образом в какой-то унизительной позиции. Вроде как навязываемся им в родные, близкие. Они не хотят. Странно это очень. Действительно у них свой язык, своя культура. Своя литература. Своя государственность наконец. А мы все говорим: нет, мы один. Да нет, мы не один – говорят они. И этот спор странный получается. Понятно, что с нашей стороны, я имею в виду президента, когда мы говорим, что мы один – это значит, что идите к нам. Давайте жить вместе. Мы одни, то есть нет Украины – имеет в виду президент. Вы русские, нет никаких украинцев. Они говорят: нет, шалишь, мы не русские. Это вы москали, а мы украинцы. И жить мы с вами вместе не будем и вообще если уж мы разные, то не мы к вам, а вы к нам, потому что право первородства на нашей стороне. Была Киевская Русь, поэтому все сейчас были бы желто-голубые. Чтобы не спорить, давайте жить врозь. Вот что, по сути, ответил Зеленский. И это продолжающееся наше набивание в родственники украинцам выглядит очень своеобразно и странно.
И. Воробьева
―
То есть то, что говорит Путин – это не про любовь. Хотя мне кажется он хочет, чтобы это было про любовь. Мы же любим Украину и должны быть вместе. Вообще не про любовь.
Н. Сванидзе
―
Мы ее любим, как Лиса полюбила Колобка. Примерно так. Украинцы не хотят быть объектом такой любви. Их можно понять.
И. Воробьева
―
А Беларусь мы тоже не любим или все-таки любим?
Н. Сванидзе
―
Также примерно мы ее любим. Как Украину.
И. Воробьева
―
Беларусь как-то не сильно убегает от наших объятий.
Н. Сванидзе
―
Почему, она так успешно маневрирует, я бы сказал. Даже батька на что батька и то маневрирует. Вроде сдается совсем, а все равно от объятий уходит. Есть время обниматься, а есть время уклоняться от объятий. Вот сейчас время уклоняться.
Н.Сванидзе: Страна абсолютно на ручном управлении полностью
И. Воробьева
―
То есть, подождите, прошло 20 лет, больше уже. Путин у власти. И что же получается, что нам обнять некого? Все избегают наших объятий. Это не хороший итог-то.
Н. Сванидзе
―
Ну вот сами себя должны обнимать, я извиняюсь. Такая ситуация.
И. Воробьева
―
Я даже не знаю. Я хотела попросить вас прокомментировать то, что вчера Лукашенко сказал, что мы можем России продать «Спутник». Мы производим. Нам самим уже много. Давайте мы России поможем.
Н. Сванидзе
―
Я бы не хотел иметь «Спутник» от батьки.
И. Воробьева
―
Почему? Что не так?
Н. Сванидзе
―
Почему-то, батька он человек себе на уме. Черт знает, какой он нам «Спутник» пришлет. Уколешься и проснешься не тем, кем заснул.
И. Воробьева
―
Знаете, Николай Карлович, вы сейчас рассуждаете как люди, которые говорят, что им в прививке чип и монетки прилипают. А тут всего лишь батька. Что он любовь к Лукашенко может вам привить.
Н. Сванидзе
―
Любовь к отеческим гробам. Да. Я не знаю, чего он мне привьет. Но не хочется мне от батьки прививаться.
И. Воробьева
―
Вы просто будете вместо бело-красно-белого флага видеть тот, который любит батька. Вот этот зелененький. Мне кажется это максимально, что может быть. Если что, мы с Николаем Карловичем шутим. Это сейчас просто про вакцину очень…
Н. Сванидзе
―
Несомненно. Просто каскад шуток.
И. Воробьева
―
Мы вернемся через несколько минут в программу «Особое мнение». Не уходите.НОВОСТИ
И. Воробьева
―
17.35 в Москве. Продолжается программа «Особое мнение». Я хотела у вас спросить про, конечно же, ситуацию с ковидом. Тут разные события происходят, в том числе в Москве все случаи ОРВИ будет рассматриваться как коронавирус. Люди, у которых признаки ОРВИ должны будут садиться на самоизоляцию. Потом уже тесты, если отрицательный – то можешь не сидеть на самоизоляции. Это вынужденная мера или такое желание притушить людей, потому что они живут как обычной жизнью. Несмотря на цифры.
Н. Сванидзе
―
Это вынужденное желание притушить людей. Это вынужденная мера, конечно. Эти жесткие меры нужно было принимать гораздо раньше. Лучше поздно, чем никогда. Но лучше все-таки раньше, чем поздно. Приняли очень поздно. Очень рано начали плясать, бить в барабан, в бубен. Говорить, что мы в отличие от всего мира, от Запада, от Европы, от Штатов победили ковид. Мы первые изобрели вакцину. Вообще у нас все просто замечательно и хорошо. Выяснилось, что не так к сожалению великому. И теперь мы вынуждены принимать те меры очень жесткие, которые пока что даже не очень жесткие, кстати. Относительно жесткие. Которые нужно было принимать давно, которые принимала та же Европа. Мы не то что смеялись, но с долей такого снисходительного злорадства наблюдали за тем, что там у них происходит. Теперь это происходит у нас. Ситуация очень тяжелая. А народ к этому психологически не готов. Потому что уже победу протрубили. И вдруг выяснилось: нет. Как нет.
Н.Сванидзе: Мы ее любим, как Лиса полюбила Колобка. Примерно так. Украинцы не хотят быть объектом такой любви
И. Воробьева
―
Ну и потом люди выходят на улицу, а тут все работает. В Москве все работает.
Н. Сванидзе
―
Ресторанные запреты. А при этом метро работает, ну как это может быть. В ресторанах все-таки люди сидят за отдельными столиками. Их немного. Метро – лом, ну а что, общественный транспорт закрывать. Тоже не дело. Оказались между Сциллой и Харибдой. Между опасностью очень серьезного распространения болезни и экономической очень тяжелой проблемой.
И. Воробьева
―
Тут банк «Открытие» провел опрос и выяснилось, что больше половины россиян выступают против введения нового локдауна. 51%. Это же означает еще, что большой процент, так или иначе, считает, что локдаун не самая плохая мера.
Н. Сванидзе
―
Считают так, во-первых, те, кто боятся заболеть. Во-вторых, те, кто верит власти. В-третьих, те, кто экономически не так сильно связан с локдауном. Не так сильно может пострадать может из-за него. Малый и средний бизнес, ресторанный бизнес, туристический бизнес просто сейчас лежит на брюхе. А это помимо того, что сам по себе бизнес вносит, правда небольшую долю в наш бюджет. В развитых странах гораздо большую. Но большая доля людей работает там. Очень много рабочих мест. По-моему, там до 35% рабочих мест в малом и среднем бизнесе. Куда эти все люди пойдут. Сейчас рестораны многие увольняют людей без зарплаты. Куда их девать. От 30 до 80% снизилась посещаемость ресторанов.
И. Воробьева
―
Но как раз один из аргументов, которые люди используют – по их мнению, если сейчас будет локдаун, то российская экономика этого не выдержит. Ну как же так, Николай Карлович. Мы же богатая страна. Как мы можем не выдержать этого. Мы не можем выплатить всем какие-то деньги в течение месяца? Не можем?
Н.Сванидзе:Вакцинация вообще не самая популярная акция в нашей стране. Принудительная – особенно
Н. Сванидзе
―
Земля наша велика и обильна. Как известно. И денег у нас на самом деле, нала много. Но почему-то мы его зажимаем. Потому что на самом деле считается, что если дать народу нал, тогда кончится повышением цен. Ничего, во всем мире не кончилось. Во всем мире не пожалели. Я имею в виду западный мир. Очень сильно помогли населению. Прямо кэшем. Прямо слюнявили «бабки» и давали людям. И ничего. Инфляция не сильно выросла. А у нас почему-то деньги пожалели. Почему – не знаю. Потому что как раз у нас экономика слабая, но наличность у нас имеется. На что ее берегут кроме боеголовки, я не знаю. Боеголовки – дело святое. Но проблема в том, что национальная безопасность - не только нападение внешнего врага, сейчас у нас очень серьезная ситуация в плане безопасности национальной, связанной с ковидом.
И. Воробьева
―
То есть богатая страна мы на бумаге в цифрах расходов на оборонку, а в части жизни населения, тут смеются горько.
Н. Сванидзе
―
Какая богатая страна, когда у нас с 1 января 2022 года минимум прожиточный 13 тысяч рублей. 13 тысяч рублей – прожиточный минимум. Это что, свидетельство богатства нашей страны? Можно прожить на 13 тысяч?
И. Воробьева
―
Я вам напомню, что Владимир Владимирович какое-то время назад называл средний класс – люди, которые получают 17 тысяч.
Н. Сванидзе
―
Ну поздравляю. Всех тех, кто президенту дал такую идею. Такие цифры.
И. Воробьева
―
Наталья Зубаревич говорит, что каждый пятый ребенок в стране растет в бедной семье. Почему нельзя помочь хотя бы тем людям, которые живут за чертой бедности. Или бедные или малоимущие. Это же возможно.
Н. Сванидзе
―
Помогать такому количеству людей просто деньгами сложно. Нужно действительно заменить сам характер экономики. Экономика должна расти и должна расти в пользу людей. А не только в пользу ВПК. Это очень важно. Экономика у нас не перестроена, за все эти сытые годы, которые у нас были раньше, она не перестроилась. Сейчас годы идут тощие голодные. Сейчас перестраиваться еще сложнее. У нас интересное дело, притом, что у нас такой маленький минимум прожиточный, у нас очень высокий процент концентрации богатства национального в руках очень маленькой группы людей. Самый высокий в мире, по-моему.
И. Воробьева
―
И как показывали цифры, по крайней мере, начала этого года, люди, которые были богатые, они не обеднели за пандемию.
Н.Сванидзе:Батька он человек себе на уме. Черт знает, какой он нам «Спутник» пришлет
Н. Сванидзе
―
Они стали еще богаче. Богатые стали еще богаче. Вот в чем проблема. У нас в этом смысле очень разделенная страна, очень сильно. Не в этническом смысле, а в социально-экономическом. Как никакая другая.
И. Воробьева
―
Давайте немного поговорим о политике. Сегодня утром у нас выступал Михаил Ходорковский. И он много рассказывал о том, что сейчас происходит с ним, с его медиа и структурами. В очередной раз признают нежелательными и работает Минюст и прокуратура. И он сказал, что в том числе готов все это закрывать или переводить за рубеж. Эта история с признаниями нежелательными, еще закон подписал Владимир Путин о том, что нельзя финансировать нежелательные организации. Это связано с тем, чтобы люди не поддерживали вообще деньгами и никак по-другому такие организации. То есть хотят лишить именно поддержки граждан. Или кого-то напугать. Зачем эти списки ширятся.
Н. Сванидзе
―
Поддержки граждан, бизнеса. Социальные симпатии. То есть выводят как бы, есть у нас два главных врага режима. Это Ходорковский и Навальный. И они выведены абсолютно за скобки как бы, то, что называется просто «outlaw» по-английски. И им нельзя помогать ни в чем. Они плохи во всем. Просто два Гитлера в натуральную величину. С чем связано, объяснить это невозможно. Спросить, что конкретно сделали эти люди – вам никто толком не ответит. Потому что будет либо глухое бормотание, либо вранье. Тем не менее, это так считается, что это так и все, что с ним связано – это просто неприкасаемо, очень ядовито.
И. Воробьева
―
То есть людей еще и пугают, чтобы они ни в коем случае не поддерживали никакие такие организации каких-то таких людей. Это, конечно, мило. Я очень хотела поговорить с вами о том, что понаподписал Владимир Путин тут на буквально этой неделе. Там в числе прочего был закон, который запрещает сравнивать деятельность…
Н. Сванидзе
―
Отождествлять.
И. Воробьева
―
Да. Я так и не поняла. То есть нельзя говорить, что Сталин хуже Гитлера или лучше. Я ничего не поняла. Я так поняла, что нельзя, в том числе и рассматривать выступления в процессах судебных.
Н. Сванидзе
―
Да. Незваный гость хуже татарина или лучше татарина. Прошу прощения перед замечательным татарским народом. Это только поговорка старинная. Считается, что… А кто их сравнивает. Эти немцы - эти совсем не немцы. Гитлер – австриец, Сталин – грузин. У Гитлера усики были под носом. У Сталина - богатые такие толстые усы. Гитлер уничтожил больше русских, чем немцев. Сталин, правда, тоже уничтожил больше русских, чем немцев. Но для него русские были свои. А для Гитлера – чужие. Поэтому это скорее отличие, а не сходство. Оба диктатора. Один у себя в России, другой в Германии. Заключили договор. Один подписался Молотовым, другой – Риббентропом. Ничего похожего нет. Один напал на Польшу 2-го сентября 1939 года, а второй – аж 17-го. Ну и что. Мы понимаем, что нет ничего общего абсолютно.
И. Воробьева
―
А вам не кажется, Николай Карлович, что вот этот закон – это эхо той дискуссии про пакт Молотова-Риббентропа, которая так взбесила Владимира Путина, что он даже статью об этом писал. Много раз говорил об этом и сам начинал этот разговор. Это докатилось сейчас. Что теперь нельзя.
Н. Сванидзе
―
Всегда катится. Тема вечной войны сакральна. Для нашей власти, для Кремля. Для Владимира Путина. И хотят отбить желание вообще ей заниматься. Потому что в принципе каждого человека, который рассуждает на тему Великой Отечественной войны, в том числе и нас с вами сейчас можно в соответствии с этим законом обвинить во всех смертных грехах. Поэтому от греха, чтобы вообще этим не заниматься. На Западе будут продолжать этим заниматься. А у нас будет историческая… белая дыра. Большая. И прикасаться нельзя.
И. Воробьева
―
То есть исторические разговоры всё.
Н. Сванидзе
―
Да, всё. Просто удар по исторической науке. На мой взгляд.
И. Воробьева
―
Спасибо большое. Я напомню, что это была программа «Особое мнение». Сегодня со своим особым мнением был историк и журналист Николай Сванидзе. Спасибо большое, Николай Карлович. До встречи ровно через неделю.
Н. Сванидзе
―
Спасибо. Счастливо.