Валерий Соловей - Особое мнение - 2021-12-15
М.Майерс
―
19:07 в Москве, здравствуйте, это программа «Особое мнение», меня зовут Маша Майерс, а в студии Валерий Соловей, - рада вас приветствовать.
В.Соловей
―
Спасибо, всем добрый вечер.
М.Майерс
―
Как обычно, много вам вопросов от наших слушателей, хотела начать с жесткого приговора лидерам ингушского сопротивления, тем людям, которые получили сегодня от семи с половиной до девяти лет заключения. И как подчеркивают очевидцы, корреспонденты, которые работали на процессе, что ушло 24 минуты на то, чтобы огласить эти приговоры. И вопрос от Ильи: «На ваш взгляд, если судить по реакции Путина, можно ли сказать, что проблема Северного Кавказа до сих пор актуальна и в будущем взрывоопасна?»
В.Соловей
―
Это не просто жесткий, это людоедский приговор, тем более что оснований для него, даже для пристрастного российского правосудия было не так много, ничтожно, а может быть и не было вообще. Илья задал очень правильный вопрос – да, это то, что кровоточит. Северный Кавказ это источник легитимности Путина, я имею в виду вторую чеченскую кампанию, которую он выиграл. Он считает, что сохранив Чечню в составе Российской Федерации, точнее, введя ее в РФ, он тем самым избежал опасного прецедента, сохранил единство и целостность.И его очень бурная, человечески эмоциональная реакция на выступление Сокурова тому свидетельство. И приговор это как раз оборотная сторона этой реакции. Это чтобы другим было неповадно, если есть хотя бы малейший намек на то, что в Кремле и в ФСБ считают сепаратизмом - правда, я не решаюсь назвать это сепаратизмом, по-моему, там ничего такого не было, - может быть, они что-то знают, но нам об этом не сообщили. То они будут так орать. И я бы сказал, что это не просто конец 21-го года, это зачин для 22-го.
М.Майерс
―
Поясните?
В.Соловей
―
Думаю, что в ближайшие несколько месяцев подобного сорта приговоры будут умножаться и ужесточаться.
М.Майерс
―
Есть прецеденты?
В.Соловей
―
Думаю, что будут. Поскольку сейчас должны взяться за блогеров, поскольку со всеми политиками-оппозиционерами покончили – ну, кого-то посадили, как Навального, кого-то выдавили из России, кто-то просто вынужден замолчать. Остались блогеры и реперы.
В.Соловей: Дудь сейчас большая заноза для власти
М.Майерс
―
Ну да, о Моргенштерне вы уже говорили в прошлый раз. Но вы сказали блогеры и упомянули Навального.
В.Соловей
―
Нет, упаси боже, Навальный, конечно, это политик, безусловно.
М.Майерс
―
Я думала, вы скажете про Хованского.
В.Соловей
―
И про Хованского, и про Дудя, - думаю, что Дудь это сейчас большая заноза для власти. Но дело в том, что Дудь слишком популярен для того, чтобы с ним обходиться так, как с Хованским. Дудь, Моргенштерн, - поэтому с ними могут обходиться так, как пытались обходиться с Навальным.
М.Майерс
―
Вернусь к ингушским приговорам. Правильно я понимаю, что подобного рода речи правозащитников, будь то речь Сокурова на встрече с Путиным, или нобелевская речь Дмитрия Муратова – что они всегда играют во вред непосредственно упоминаемым в этой речи героям? Раздражение Путина столько сильно, что история только ужесточается.
В.Соловей
―
Да нет, я уверен, что любая публичность в конечном счете, идет на пользу. Потому что если перестать говорить, этих людей просто замордуют откровенно, что мы прекрасно знаем по видеоархивам с пытками. Если о вас не говорят, то стопроцентные шансы, что вас просто замордуют.Тем паче, что новые архивы уже находятся во Франции, что вызвало скрежет зубовный у Путина – он вчера кричал на Бортникова, Патрушева, - говорят, что в таком разъярённом состоянии его уже давно не видели, что его больше всего задело, что там речь идет о причастности сотрудников ФСБ. Но дело не в том, что он считает, что они оскорбили честь мундира - что это стало известно.
А крокодил не может не есть своих жертв. Этот крокодил всегда будет пожирать. Но если вы кричите, это создает хоть какую-то защиту. Если бы о Навальном не говорили, о Дмитриеве, - я понимаю, что он в ужасном состоянии сейчас, но возможно, его бы уже не было в живых.
М.Майерс
―
Вы имеете в виду Юрия Дмитриева?
В.Соловей
―
Да, Юрия Дмитриева. То есть, публичность один из немногих оставшихся инструментов. Тем более та публичность, которая привлекает международное внимание. Почему Путину не нравится история пытками? Потому что ему в телефонных видеоразговорах несколько раз западные лидеры задавали вопрос – а что это у вас творится, это что, правда? Потому что все основные западные издания написали об этом или дали сообщения. Ему это слышать крайне неприятно.
М.Майерс
―
Как вы оцениваете заявления некоторых, которые говорят, что это контролируемый слив и что просто так эти видеоматериалы не могли быть доступны - вы же отличный конспиролог.
В.Соловей
―
Хороший вопрос. Во вчерашней беседе обвиняли в причастности к этому сливу Сечина. Да, у него есть свои резоны для этого.
М.Майерс
―
А в чем интересы?
В.Соловей
―
Он хотел бы усилить свои позиции. Он крайне недоволен тем, что его позиции слабеют, ему было обещано место вице-премьера-куратора силовых структур, обещание не выполняется, а он уже в уме назначил нового главу ФСБ вместо Бортникова - у Игоря Ивановича уже есть кандидаты на многие должности в силовых структурах.
М.Майерс
―
Не скажете, кто?
В.Соловей
―
Нет, не скажу.
М.Майерс
―
Как обычно.
В.Соловей
―
Это обычная история – вы преследуете собственные цели, но вы не думаете о неких стратегических последствиях. Допустим, президент России уверен, что тем самым они подставили его. Он знает, что они друг против друга интригуют, враждуют, более того, он сам эту интригу поддерживает. Он поддерживает сейчас всяческий конфликт между Сечиным и Патрушевым, ему это нравится – не дай бог, чтобы не было связки между ними.
М.Майерс
―
Разделяй и властвуй?
В.Соловей
―
Да. Но если они интригуют, то происходят такого сорта вещи. А это, в конечном счете, вопрос, который задается не Патрушева, не Сечину, - вопрос задают президенту РФ: что у вас творится? У вас что, пытки стали нормой? Это что, правило?Ему это не очень приятно слышать. Здесь не пошлешь Пескова или Захарову отбрехиваться – не получается. Потому что задают вопросы не корреспонденты, а лидеры ключевых западных государств. Естественно, не Си Цзиньпин.
М.Майерс
―
И при этом объясните механику - Сечин играет против кого в этой истории? Потерял свой пост Калашников, Калашников это ФСИН. И это Минюст. При чем здесь силовики?
В.Соловей
―
ФСИН это силовое ведомство. Калашников потерял пост не потому, что были пытки – на это наплевать. Потому что это стало известно на международном уровне. И вот за это, поскольку Калашников чекист, он и был наказан – за утечку. Власть беспокоит не то, что пытают, мучают, - можно делать во сто крат больше, - главное, чтобы это не становилось известным.Потому еще раз: публичность это одна из немногих оставшихся линий защиты, чем больше публичности, тем лучше, чем больше информации, тем лучше, чем шире она циркулирует, тем лучше.
В.Соловей: Путин поддерживает сейчас всяческий конфликт между Сечиным и Патрушевым, ему это нравится
А что касается цели Сечина – он хочет стать вице-премьером по силовым структурам. Ему это в свое время было обещано, Путин сказал, что этот пост будет учрежден. А этот пост окажется ключевым при транзите. Вот вице-премьер, куратор силовых структур, он будет фактически регентом.
Но секретарь Совбеза рассчитывает иметь ту же самую позицию - курировать всех силовиков. Зачем ему такой конкурент? Вот старый спор славян между собой.
М.Майерс
―
А кто еще в этом споре?
В.Соловей
―
Юрий Ковальчук. Им недовольны.
М.Майерс
―
А он кто?
В.Соловей
―
Он серый кардинал, вдохновитель того, что и как надо делать. Его считают одним из бенефициаров транзита. И этим тоже, как всегда, в России недовольны. Вот был статус-кво, его регулировал президент. Сейчас они понимают, что статус-кво будет нарушен. Они борются за свое будущее. Всегда есть проигравший, в уме хотя бы, всегда есть выигравший, который считает, что непременно возьмет верх. Кто-то из них уже составляет проскрипционные списки по отношению к своим врагам – это правда.Уже составляют списки тех, кто будет наказан - нет, это не об оппозиции, а о нынешних товарищах по партии.
М.Майерс
―
Кухарка увольняет кухню?
В.Соловей
―
Совершенно верно. Допустим, г-ну Володину уже сказали, что его будущее место – место посла на Украине, в Киеве. Ему сказал президент РФ.
М.Майерс
―
Это как?
В.Соловей
―
А вот так. Он недоволен тем, что с его точки зрения, Володин затормозил процесс введения QR-кодов на транспорте.
М.Майерс
―
Так наоборот, откатили якобы.
В.Соловей
―
Да нет, уже с 1 января вводится «санитарный щит». Пропуски как раз на территорию РФ, сначала не на всех пунктах, по QR-кодам.
М.Майерс
―
А, вы имеете в виду по границе.
В.Соловей
―
По периметру РФ. Путин считает, что Володин сыграл непосредственно против президента и за это должен быть наказан.
М.Майерс
―
Любопытно. Ну не на Кабо-Верде, и то, слава богу.
В.Соловей
―
Кто знает, думаю, что Кабо-Верде наиболее безопасное место, если, не дай бог, война с Украиной начнется.
М.Майерс
―
А вы думаете, что начнется?
В.Соловей
―
Шансы растут. Никто не знает, этого не знает и Путин. Шансы растут просто.
М.Майерс
―
Еще одна цитата, Герман Греф говорил сегодня - был совет по инвестициям и он говорил, что это большая пиар-война, и что вероятность ее из России гораздо меньше, чем вероятность, на которую смотрят глазами из США, например. И назвал всю историю на границе большой пиар-войной. Вы согласны с такой оценкой?
В.Соловей
―
Учитывая падение акций «Сбербанка» Греф должен говорить именно это. Конечно, это абсолютно не соответствует действительности. Возможность войны растет, причем, с каждым днем.
М.Майерс
―
Растет потому, что ружье, которое повесили на стену, должно выстрелить?
В.Соловей
―
Есть два ответа на этот вопрос. Брехт произнес замечательную фразу, что если ружье висит, оно уже стреляет. То есть, все может обойтись шантажом – если Путин получит то, что он хочет. А он хочет получить контроль над Украиной, или, по крайней мере, часть контроля. Если он этого не получает, он сейчас настраивает своих соратников на то, что война будет. И он уверен, что Запад сдаст Украину – у него есть сейчас в этом уверенность. Он это им постоянно повторяет.
М.Майерс
―
Это предмет политического торга, или нет?
В.Соловей
―
Это предмет еще амбиций и времени. Потому что со стороны Запада, как и со стороны Украины – Украину, честно говоря, сейчас уже никто не спрашивает, ситуация ужасная для Украины, украинского общества в первую очередь.Запад пытается процесс затормозить. Вот говорит Путин с Байденом, Макроном, говорит: да, надо обсуждать, но мы будем обсуждать вопрос о гарантиях. На все это требуется время. А ему хочется , чтобы это было решено в ближайшие полгода, в ближайшие 8 месяцев.
М.Майерс
―
А куда он торопится? Жить?
В.Соловей
―
Войти в историю и после этого уйти. Он торопится туда, он знает, куда ему надо торопиться.
М.Майерс
―
Это я от вас уже слышала.
В.Соловей
―
Конечно.
М.Майерс
―
Вопрос Бекки: «В российском МИДе предупредили, что НАТО столкнется с тяжелыми последствиями в случае расширения на восток. Главы G-7 предупредили Россию в свою очередь, что вторжение в Украину будет дорого стоить. Какая сторона испугается первой?»
В.Соловей
―
Конечно, не Кремль, это я могу точно сказать. Ведь Кремль не очень заботится об интересах российских граждан, иначе бы он проводил другую политику. Что касается реакциям запада – они просчитывают, они решили, что реакция Запада будет ничтожной, что те санкции, которые может Запад ввести, они легко выдержат, и что Запад готов пожертвовать Украиной. Уж точно за Украину никто умирать не захочет.
В.Соловей: Калашников потерял пост не потому, что были пытки. Потому что это стало известно на международном уровне
М.Майерс
―
А если это предмет политического торга и Путин хочет контроль над Украиной. А взамен он готов отдать что?
В.Соловей
―
Как обычно, ничего. Это же торг по-русски. Или торг по-Путински.
М.Майерс
―
Нет, это по-белорусски.
В.Соловей
―
Хорошо. А в обмен я вам не сделаю больно, в обмен прекращу кибер-атаки, договорюсь с исламскими террористами, что они будут совершать теракты на территории Европы, в обмен я сделаю то-то, в обмен я перестану коррумпировать так, как прежде, ваших политиков, или пообещаю вам не вмешиваться в ваши выборы – в выборы, допустим, во Франции в следующем году или выборы в США.Это очень хороший торг для него «чего я не сделаю». Вы мне дайте это и сейчас. А я, возможно, не сделаю того и потом, - прекрасная позиция переговорная.
М.Майерс
―
Прекрасная, но…
В.Соловей
―
Они тоже это прекрасно понимают, но учитывая непредсказуемость Путина – они помнят, что было в 2008 году с Южной Осетией, помнят, что было в 2014 году. Они опасаются.
М.Майерс
―
Что такое опасаются? В ваше логике получается, что они его боятся.
В.Соловей
―
Боятся, конечно, это правда. Боятся его непредсказуемости. Боятся того, что он может начать, и, собственно, проводит, гибридную войну.
М.Майерс
―
А вот эта история по «Блумбергу», что якобы есть раскол в ЕС – то ли ужесточать экономические санкции, то ли вести переговоры. Или переговоры настолько же бессмысленны, как и экономические санкции?
В.Соловей
―
Они не бессмысленны. У Запада в этом смысле позиция выглядит уклончивой, но мне кажется, она стратегически верна: надо выигрывать время. Это тоже любимый российский способ «авось рассосётся». У них есть для этого основания, у Путина нет – он торопится.Он знает, что они хотят тянуть время. Поэтому он говорит своим соратникам: мы решим вопрос в следующем году. Он им обещает это. И он их убедил, что Запад прогнется.
М.Майерс
―
Димон спрашивает: Путин 20 лет управляет страной в режиме спецопераций, так его учили. Сможет ли Россия после этого вернуться на гражданские рельсы?»
В.Соловей
―
Конечно, сможет. Хотя будет непросто, когда мы демобилизуемся. Тем не менее, мы сможем, и я думаю, что проблема главная будет в том, чтобы подвести под наше общество и нашу политику моральные основания. Потому что мы живем в совершенно аморальной стране, где любые понятия о правде, о порядочности, правосудии скорежены и просто втоптаны в грязь. И это будет самая серьёзная проблема.Потому что я вижу, что происходит с людьми – мы все это видим – это массовая невротизация, психотизация, это разрушение любых ценностно-моральных ориентиров, это колоссальные взаимное недоверие, разрушение любых горизонтальных связей. И власть на это делает ставку.
Посмотрите, что происходит – война между сторонниками вакцинации и антиваксерами – это же настоящая холодная гражданская война. И власть этим довольна, по большому счету. Потому что тогда энергия недовольства поглощается людьми, не направляется против того, кто на самом деле выступает источником.
М.Майерс
―
Ну да, можно не идти против власти, а идти друг против друга, но если эта энергия выплеснется, то мало может и власти не показаться.
В.Соловей
―
Если она выплеснется, - что я не исключаю, потому что это всегда происходит неожиданно. Тебе кажется, что ты такой хитрый, что ты всех переиграл, и вдруг все это начинает оборачиваться против себя. Это очень характерно для таких авторитарных режимов, во главе которых стоит изрядно постаревший и теряющий остроту ума диктатор.10 лет назад это было одно, еще 7 лет назад ты купался почти во всенародном обожании, - я имею в виду Крым - «почти», это было близко к тому. А сейчас ты потерял остроту реакции, у тебя соратинки. которые думают о том, как выжить после тебя, как обеспечить. Все начинает разрушаться.
М.Майерс
―
Бродить.
В.Соловей
―
Да, прекрасные дрожжи - пованивает. Но воняет уже очень давно, от нашей страны воняет, дай бог, как, - говоря без обиняков. Россия это ужасное место для мира, все прекрасно видят и понимают, что здесь происходит. Я имею в виду хотя бы эти истории с пытками, видеоархивные. Это же чудовищно для современного мира – просто чудовищно. А вдруг оказывается, что здесь, в этой стране, это норма.
В.Соловей: Мы живем в аморальной стране, где любые понятия о правде и правосудии скорежены и просто втоптаны в грязь
И что, мы видим с вами общественное возмущение в России? Нет. Мы видим возмущение лидеров общественного мнения некоторых на Западе, вопросы задают лидеры западных государств. Но не граждане России. Получается, для нас насилие друг над другом это норма, и мы это принимаем. Это и есть моральное падение.
М.Майерс
―
Сложная история. А почему это так? Вы объясняете моральным падением, а мы, может быть с тем, что это связано с некоей закрытой для нас социальной группой.
В.Соловей
―
Да что вы, какая закрытая? В России очень много людей, которые либо сами прошли заключение, либо причастны.
М.Майерс
―
Ну, да, страна делилась на тех, кто сажал и тех, кто сидел.
В.Соловей
―
Это связано с нашей тюремной культурой, со всем, что мы знаем. С популярностью блатного шансона. Но дело в другом – на это наплевать. Это же не мне швабру в анальное отверстие всадили, кому-то другому.
М.Майерс
―
А откуда должно начаться моральное возрождение, где ключи? К РПЦ у нас доверия нет, к каким-то однозначным событиям у нас реакции нет, Навальный у нас сидит, Болотная за 10 лет превратилась в «пшик». Откуда возьмется?
В.Соловей
―
Но есть люди, которые занимаются зоозащитой, занимаются защитой гражданских прав.
М.Майерс
―
Мелковато.
В.Соловей
―
В современном мире совсем необязательно быть Нельсоном Манделой, Мартином Лютером и проповедником. Достаточно людей, у которых есть негромкий голос человеческого достоинства и здравого смысла. Это могут быть журналисты, любые люди. Они, в принципе, есть потому что у нас есть некая страховочная сетка. А если мы не знаем этих людей – так мы много чего не знаем. Мы не знали тех несчастных, которых пытали, подвергая чудовищному насилию. Значит, есть и таки люди. И конечно, они появятся.Но начинается всегда, все исторические перемены совершаются с того, что появляется группа людей, - буквально вдруг, показывается власти и говорит: мы теперь будем соблюдать законы. Пример: Хрущев пришел к власти, полностью продукт той системы, сказал: пыток больше не будет
М.Майерс
―
И после этого его свергли.
В.Соловей
―
А пыток не было. Было насилие, да, но ведь какие скандалы были связаны с этим насилием. Пыток не было. Оказывается, в некоторых случаях достаточно простой политической воли. И что, мы слышали реакцию Путина, что пыток не будет? Он что, сделал какое-то заявление, или его пресс-секретарь сделал? Нет. Им наоборот это нравится как способ управления страной.А ведь достаточно было бы отказаться. Если вас так любят, если вы такой замечательный геостратег, величайший политик современности, - зачем вам людей насиловать?
М.Майерс
―
Напомню, что это программа «Особое мнение», политолог Валерий Соловей сегодня наш гость. Слушаем новости и рекламу и возвращаемся в студиюНОВОСИТ
М.Майерс
―
Мы продолжаем. 19:34, Валерий Соловей, политолог, в нашей студии. Меня зовут Маша Майерс, продолжаю читать вопросы. Анпеков вас спрашивает: «По какой причине пока не сбываются ваши прогнозы и предсказания про наступление кризиса во власти и уход Путина? Народ ждет уже два года. Может, удалось преодолеть личные обстоятельства неодолимой силы?».
В.Соловей
―
Нет, преодолеть не удалось. В 2022 году все должно разрешиться.
М.Майерс
―
Ну вот, друзья, наслаждайтесь. Алекс: «Близится Новый год, обращение Путина, которому предстоит играть лицом перед миллионами сограждан. Лично вы ждете что-то интересное в предновогоднем выступлении, что хорошего он может продолжить народу по истечении 20 лет правления?»
В.Соловей
―
Ничего экстраординарного я не жду. Думаю, что он предложит нам то же, что говорил обычно: сплотить ряды и надеяться на лучшее.
М.Майерс
―
Товарищи, вы готовы сплотить ряды и надеяться на лучшее?
В.Соловей
―
Затянуть пояса.
М.Майерс
―
«Почему провалилась Болотная» - Сергей спрашивает. 10 лет прошло.
В.Соловей
―
Да, я как раз написал в своем телеграм-канале небольшой пост на эту тему. Потому что была проиграна ключевая точка революции – это была именно революция, которая не успела развиваться по-настоящему. Это было 10 декабря 2011 года. Ни в коем случае нельзя было переносить митинг с Площади Революции на Болотную площадь. Ни в коем случае.Собственно говоря, даже в самих названиях все понятно: отказались от революции в пользу прозябания в болоте.
М.Майерс
―
При каких обстоятельствах переносили, я не помню.
В.Соловей
―
Уговорили ряд людей, чтобы они перенесли митинг. Только хочу сразу сказать, чтобы быть понятым: я этих людей в предательстве не обвиняют.
В.Соловей: Всё, что сейчас делает Путин, делает Кремль, это те уроки, которые они вынесли с Болотной
М.Майерс
―
Это был координационный совет?
В.Соловей
―
Не было еще координационного совета, это была группа людей, которые взяли на себя принятие этого решения, а Навальный находился в это время в заключении, Если бы он не был в заключении, думаю, все могло бы обернуться иначе. Ну, люди исходили из каких-то… они могли испугаться, посчитать, что так будет лучше. Это естественная вещь – необязательно быть предателем, или получать от кого-то деньги. Они исходили из того, что считали правильным. Но это было ошибкой.
М.Майерс
―
Распространено мнение, что те волны оппозиционной активности как раз привели к тому завинчиванию гаек, которое мы наблюдаем следующие 10 лет правления Путина. Вы разделяете эту точка зрения?
В.Соловей
―
Да. Потому что если революция проигрывает, то за ней всегда следует ужесточение, реакция. Вот реакция и наступила. И все, что сейчас делает Путин, делает Кремль, это те уроки, которые они вынесли с Болотной и еще раньше, с августа 1991 года.
М.Майерс
―
А то, что происходит сегодня – какие это нам дает надежды на будущее? Мы в нижней точке уже?
В.Соловей
―
Нет, мы опустимся еще ниже. Совершенно точно.
М.Майерс
―
В репрессивном смысле?
В.Соловей
―
В репрессивном отношении. Если будут приняты решения о начале войны с Украиной, то будет все гораздо хуже и во внутренней политике, в этом нет сомнений.
М.Майерс
―
То есть, вы серьезно полагаете, что может быть настоящая полномасштабная наземная операция как война с Украиной?
В.Соловей
―
Да, война с Украиной.
М.Майерс
―
А зачем?
В.Соловей
―
Зачем это нам с вами? Нам с вами незачем. Это стало бы национальной трагедией, по крайней мере, для двух народов, по меньшей мере.
М.Майерс
―
Но ведь это и Путину не нужно.
В.Соловей
―
Да нет, ему нужно как раз. Он хочет войти в историю. Он хочет войти в историю человеком, который переиграл август 1991 года, то есть, крушение Советского Союза. Он хочет войти в историю человеком, который реабилитировал предателей в лице Горбачёва и других, - не реабилитировал, а взял реванш и переиграл в итоге геополитическую катастрофу ХХ века.
М.Майерс
―
Ну, это то, о чем он говорил недавно.
В.Соловей
―
Да, это его очень беспокоит. Он очень этого хочет. Он хочет войти в историю именно таким победителем и триумфатором. И Крыма для этого мало.
М.Майерс
―
Казалось бы, хоть, может быть, шаблонно мыслю, но что для этого ему подходит Белоруссия.
В.Соловей
―
Нет, это вообще ничего. С Белоруссией, как и с Крымом – выяснилось, что Крыма мало, Белоруссия ничего не значит. Нет, я не хочу сказать, что Путин обуреваем желанием непременно начать войну, - нет. Он рассчитывает добиться всего этого без войны – того, чего он хочет.Но для того, чтобы добиться все этого без войны, силовой шантаж должен быть убедительным. Это означает, что вы должны готовиться к войне по-настоящему, что он и делает. И Запад это прекрасно видит. И поэтому они так реагирует.
Вот в начале января у них планируется новый разговор с Байденом. Там реагируют на это все, они понимают, что происходит. И они боятся непредсказуемости. Потому что в определенный момент он может отдать решение - никто уже этому решению не сопротивляется сейчас в российском руководстве.
В 2014
―
2015 году были люди, которые сопротивлялись и отговаривали его. Причем, что интересно, они были среди военных. Сейчас уже никто не сопротивляется – они готовы.
М.Майерс
―
И кто эти люди? Они сохранились?
В.Соловей
―
Они находятся, как ни странно, на своих позициях, но они решили, что хватит. Они больше не хотят его переубеждать.
М.Майерс
―
А сближение с Китаем на этом фоне геополитическая игра?
В.Соловей
―
Путин боится Китая. И он после сегодняшней встречи в очень задумчивом настроении, потому что он боится, что Китай может договориться за счет России с Европой и США. Сказать: Вы не можете Россию остановить? А вот мы, китайские товарищи, сейчас мы ее остановим. Но только вы взамен восстанавливайте с нами полный объем взаимоотношений. Если втроем, ЕС, США и Китай начнут давить на Россию, нужно понимать, что никакой войны не будет вообще, в помине – вообще ничего не будет.И Путина это крайне напрягает. Ну что, китайский лидер пообещал ему подставить плечо - в устах китайских лидеров это звучит крайне двусмысленно.
В.Соловей: Путин хочет войти в историю именно победителем и триумфатором. И Крыма для этого мало
М.Майерс
―
Так, казалось бы, у Китая нет противоречий с Россией, у них есть противоречия с США.
В.Соловей
―
У Китая есть только свои собственные национальные интересы. Если они эти интересы реализуют за счет России, - понятно, кто сильнее, - США. Почему бы не пожертвовать такой ничтожной страной, с их точки зрения, как Россия.
М.Майерс
―
То есть, некий геополитический союз восточный вы не предполагаете?
В.Соловей
―
Нет, Россия этого хотела в 2014 году, но китайцы и тогда этого не хотели. Они рассматривают Россию, в лучшем случае для Кремля, как младшего партнера, - младшего, ни в коем случае не равноценного. Вообще относятся довольно презрительно.
М.Майерс
―
Лукашенко в этом смысле – как долго продлится агония, если это можно назвать агонией, - его режима. 18 лет Сергею Тихановскому, еще несколько двузначных лет приговоров, в том числе, гражданину России дали 15 лет.
В.Соловей
―
Происходят довольно странные вещи. Которые насторожили Кремль, и конечно, Лукашенко не верят, но он пообещал, что освободит Бабарико, и более того, он стал сейчас настаивать, - не Путин, а Лукашенко, - на скорейшей интеграции.
М.Майерс
―
Зачем?
В.Соловей
―
А это очень интересный вопрос. Здесь есть, по крайней мере, два объяснения, которые даже не противоречат, а дополняют. Первое: он понимает, что вообще пора сваливать.
М.Майерс
―
Лукашенко? Пора валить? Куда? В Московскую область?
В.Соловей
―
М второе: поскольку он знает, что происходит с нашим вождем, он считает, что если он интегрируется поскорее с Россией, то он может претендовать за первое кресло в уже новом государстве. Это его давнишняя идея, еще со времен Ельцина покойного. Вот сейчас она приобретает второе дыхание.
М.Майерс
―
Ну, то, что у него в голове происходит, это одна история, а считаете ли вы это реалистичным сценарием?
В.Соловей
―
У нас же сейчас такая реконструкция, нас интересует, что в его голове. Потому что беда наших стран. России и Белоруссии, что то, что в голове, в горячечном мозгу у лидера, то начинает превращаться в политику. Вот это катастрофа.
М.Майерс
―
Евгений вам передает привет из Ташкента: «Как вы считаете, как отразится на русскоязычном населении, живущем за пределами России, репрессивная политика российской власти по отношению к собственному населению?»
В.Соловей
―
Ну, если здесь российских граждан нисколько не ценят и в грош не ставят, то почему русскоязычных, вне зависимости от этничности, должны где-то уважать и ценить? Бросовый материал.
М.Майерс
―
Казалось бы, Путин наоборот со всей своей ностальгией по СССР и в представлениях о том, что если бы Россия не пережила эти две политические геокатастрофы…
В.Соловей
―
Это чекист советской выучки. Люди для них расходный материал. Это он доказывает каждым своим политическим жестом.
М.Майерс
―
Сергей: «Почему вы считаете, что 20 лет это много для правления? В масштабе строительства государства практически с нуля это небольшой срок».
В.Соловей
―
Потому что я считаю, что если прораб напортачил: стены кривые, пол не выровнен, то надо было его гнать раньше. Может быть, если бы он ушел окончательно в 2011 году, то сейчас мы жили бы в приличном здании.
М.Майерс
―
Катя: «Недавно профессор утверждал, что в 2022 г. Путина в политике уже не будет. Так о каком же торге относительно Украины может идти речь? Что может сделать Путин, если он уже уходит?»
В.Соловей: 12
―
й год включает в себя 12 месяцев.
М.Майерс
―
Двенадцатый? 22-й.
В.Соловей
―
Да, извините. 2022 год включает в себя 12 месяцев.
М.Майерс
―
«Так ли опасен омикрон, как его малюют?» - Наталья.
В.Соловей
―
Не знаю, я не специалист в этой области.
М.Майерс
―
Это правда. Это скорее к вирусологам. Тогда вопрос от Ильи: «Как вам кажется, пандемия внесла раскол в российское общество и может ли из этого родиться массовый протест?»
В.Соловей: Если ЕС, США и Китай начнут давить на Россию, никакой войны с Украиной не будет вообще, в помине
В.Соловей
―
Ну да, отчасти она, конечно, внесла раскол. Но я пока не вижу, чтобы из этого раскола родился массовый протест, направленный против власти. Я пока вижу очень сильную риторику, она особенно сильна и заметна в социальных сетях, но я не вижу массовых практик - это совсем другое.
То есть, есть какие-то случаи мордобития, конфликты, в том числе ужасная трагедия, которая случилась в московском МФЦ.
М.Майерс
―
Да, когда пришел мужчина и начал стрелять.
В.Соловей
―
Возможно, это связано. Но все это единичные случаи, мы не видим тех протестов, которые были, допустим, в Италии или в Германии, массовые. Это и есть массовая практика. В России мы ничего подобного не видим.
М.Майерс
―
Так может потому, что так уже закрутили, что это уже и невозможно? У итальянцев, испанцев, американцев есть возможность выйти, написать плакат и пройтись по улице. А у нас, знаете ли, это несанкционированная акция, и привет.
В.Соловей
―
Если выходят несколько десятков тысяч в едином порыве, то их довольно сложно остановить. И это ведь не сторонники Навального на самом деле, а сторонники Путина очень часто.
М.Майерс
―
И последний вопрос –«Ваше отношение к памятнику Зиничеву, несмотря на существующий в Москве закон о 10 годах после смерти, или такой запрет действует только в отношении Немцова?» - Игорь.
В.Соловей
―
Я противник. Я думаю, что закон должен соблюдаться. Это не вопрос отношения к Зиничеву, к тому, каким человеком он был. Это просто вопрос соблюдения закона. Должно пройти время для того, чтобы оценить, был ли этот вклад историческим, или он не был.
М.Майерс
―
Дорогие друзья, это «Особое мнение» политолога Валерия Соловья, меня зовут Маша Майерс, спасибо большое за эту программу и за ваши вопросы.