Константин Ремчуков - Особое мнение - 2009-03-31

А. ВОРОБЬЕВ – Я приветствую всех, кто в эти минуты смотрит и слушает телеканал RTVi и радиостанцию «Эхо Москвы». Это «Особое мнение». Сегодня Константин Ремчуков - главный редактор "Независимой газеты" гость эфира.

К. РЕМЧУКОВ - Добрый вечер.

А. ВОРОБЬЕВ – Давайте обсудим новости последних дней. Тем более что обсуждать есть что. Съезд кинематографистов в Москве. Пришло много вопросов, но, по-моему, самый точный вопрос следующий: каковы ваши ощущения после переизбрания Михалкова? – Константин Платонов спрашивает, - это окончательный диагноз, в этой стране нет законов, все лишает только близость к власти, или это частный случай?

К. РЕМЧУКОВ - Интересный вопрос. Это частный случай, иллюстрирующий законы и принципы, которые действуют в нашем государстве. Мы большое внимание уделяли съезду и у нас хороший журналист Катя Барабаш, специализирующийся на кино, в течение нескольких недель писала материалы, брала интервью у различных деятелей кино. И мы поставили это в центр нашей полосы «Культура» для того, чтобы понять механизмы. И они для меня не до конца ясны. Потому что сегодня перед эфиром Катя вернулась со съезда второй день, и я спрашиваю, поскольку мы вчера прослушали выступление Михалкова: Катя, а сегодня прозвучал ответ со стороны тех, кого Михалков вчера обвинил в том, что они фактически злоупотребляли финансовыми ресурсами. Там приводились страшные суммы, сколько люди себе на счета, материальной помощи и прочего. Она говорит: нет. Вот для меня непонятно это. Вчера на всю страну прозвучали обвинения в том, что группа людей, представляющих московскую организацию, злоупотребляла финансово. Сегодня никто ему не отвечает. И вот это меня ставит в замешательство по поводу принципов, по которым существуют такого рода союзы. Потому что я понимаю, что союз как идеологическая организация, который создавался в советские годы, сейчас не нужен. Скорее всего. Потому что все равно прокорм себе режиссеры добывают сами.

А. ВОРОБЬЕВ – Не нужна идеологически ориентированная организация? По-моему, такое ощущение, что заказ на подобную идеологию существует. Государственный заказ.

К. РЕМЧУКОВ - Я не вижу, как он реализуется через союз кинематографистов. Чтобы специальным образом выделялись средства, если выделяются, они под конкретного режиссера, который может создать какой-то проект, с идеологическим началом – «1612». И мы видим, что всегда пишется, что фильм создан при поддержке Государственного комитета по кинематографии. Мне кажется, что главная суть союза, как я его понимал в последние годы это помощь артистам, которые не задействованы в съемках, ветеранам. Поддержание культуры отношений кино, традиций российского кино. Потому что нельзя выйти на новый уровень, если ты не чтишь традиции советского кино. У советского кино великолепные традиции. Когда все жалуются на то, что американский или западный кинематограф забивает российский, то конечно, без этого направления работы показывать, что есть чем гордиться, на чем должно строиться кино в наши дни, нужно. За что люди борются, за имущественный комплекс я могу понимать. Который приносит деньги. Наверное, это борьба конкретных лиц. Но в целом как союз, в котором так много людей, я не понимаю его функции, и эта ожесточенная схватка нанесла очень серьезный репутационный ущерб очень многим людям, кто в ней задействован.

А. ВОРОБЬЕВ – Вы могли бы разделить точку зрения вероятно ваших конкурентов из печатных СМИ, блестящий заголовок был в «Российской газете» сегодня: Михалков сыграл свою лучшую роль. Это фантастически успешно проведенная кампания?

К. РЕМЧУКОВ - То, что как кампания, как он собрался, как проявил себя организатором, безусловно, это было очень хорошо.

А. ВОРОБЬЕВ – А можно ли это считать срезом общества или политической системы, которая существует в стране? Достаточно вспомнить то, как предлагали Владимиру Путину, партия третьего срока существовала. Примерно те же технологии и механизмы использовались. Нет такого ощущения у вас?

К. РЕМЧУКОВ - Нет, тут Михаилов сам добился. Путин не бился, потому что если бы Путин захотел остаться, он бы остался.

А. ВОРОБЬЕВ – Михалков просто не стал последовательным, как Путин.

К. РЕМЧУКОВ - Мне кажется, мы когда изначально на заре конфликта с союзом кинематографистов брали интервью у людей, то объяснение было простое. Еще страсти не были так накалены, но объяснение со стороны противников Михалкова было очень простое. Никита Сергеевич в последние годы занимался съемками собственной картины, по-моему, «Утомленное солнце-2». Союзом кинематографистов он вплотную не занимался. Этим занимались другие люди, Женя Герасимов. И он давал понять, что он не собирается быть во главе союза. Но потом произошло некоторое изменение. В частности, Путин стал премьером. И был создан совет по кинематографии или какой-то орган, в который нужно, чтобы с Путиным общался от имени кинематографистов представитель Союза кинематографистов. Якобы этот мотив сыграл решающую роль в желании Михалкова остаться. С этого момента закрутилась вся спираль, и он оказался организационно сильнее своих оппонентов. Но мотивы быть рядом с Путиным, тем более Путин демонстрирует, что он находится в хорошей форме и он может много лет находиться в хорошей форме с учетом изменения в Конституции он может даже баллотироваться в президенты на следующий срок. И быть 6 лет и еще 6 лет. Поэтому в принципе это инстинкт Михалкова, ориентированного на власть, он же всегда на власть ориентирован. Он не видит в этом ничего плохого. Но все равно я думаю, главное с Михалковым, мое личное мнение, что произошло, это когда он снял фильм «55». В этот момент очень многие из тех, кто считает себя интеллигенцией, прежде всего, московской, они не приняли такого рода признание в любви и уважении. И хотя Никита несколько раз объяснялся с народом, что это его право, что он лично уважает Путина, он не видит в этом ничего плохого, но что-то щелкнуло, и люди его не приняли. И вот тут началось уже эстетическое неприятие.

А. ВОРОБЬЕВ – Давайте сменим тему. Сегодня суд по второму делу Ходорковского и Лебедева начался. И было сделано достаточно много заявлений. В частности, Михаил Ходорковский предложил вызвать в суд в качестве свидетелей членов российского правительства. Считаете ли вы, что это возможно у нас, а во-вторых, насколько это сильный ход со стороны защиты Ходорковского?

К. РЕМЧУКОВ - Мне кажется, во-первых, если это процессуально возможно, значит, возможно. Это нормальная вещь. Во-вторых, если общество заинтересовано в установлении истины и справедливости при вынесении того или иного приговора, то я не вижу ничего плохого в том, чтобы члены правительства, если они тоже заинтересованы в установлении истины, пришли и рассказали или ответили на вопросы, которые будут задавать со стороны защиты. С этой точки зрения я считаю, что как правовое государство это нормальная вещь. Поэтому правильные требования, их надо обосновывать. Другое дело, что суд может все требования, суд очень часто у нас не признает, суд как институт, который может истребовать дополнительные доказательства вины или наоборот, невиновности. Очень часто он отказывает в этих требованиях со стороны адвокатов. Вот это очень странно, потому что западная система правосудия вся основана на том, что если адвокаты говорят, нам нужно вот этот документ запросить и вот эту проверку, то судья, страхуясь репутационно от обвинения в том, что он не взвесил всю сумму аргументов, он, как правило, не отказывает в проведении такого рода дополнительных изысканий свидетельств и фактов. У нас этого нет. У нас очень часто судьи говорят: мы отказываем.

А. ВОРОБЬЕВ – А в чем проблема? В том, что судья сам по себе не чувствует себя стоящим выше над этой системой?

К. РЕМЧУКОВ - Проблема мне кажется в том, у нас очень слабая, поскольку бесконтрольная система следствия, у нас если начинать собирать по наводке адвокатов все аргументы, то у нас 90% всех дел развалится. До такой степени небрежно формируются дела, даже не те, в которых есть политический контент, а просто дела тяп-ляп, все им очевидно. Когда начинают процессуально смотреть, то выясняется, что пакетики с наркотиками, которые в соответствии с постановлением Верховного суда должны были индивидуально упакованы, описаны, их просто поместили в общий целлофановый пакет вместе с другими доказательствами. Уже сказали, что это не может являться свидетельством, суд низшей инстанции дает срок за это. А потом суд верхней инстанции фактически этот срок отменяет. Но судьи вообще не реагируют на эти процессуальные тонкости. Поэтому вся система до такой степени слабая, если еще судья находится в каком-то сотрудничестве со следствием, потому что в последнее время все эксперты замечают, что суд все чаще действует продолжением этого следствия. Этот обвинительный уклон. Это и есть отражение слабости нашей судебной системы. Поэтому то, что они требуют адвокаты, это очень правильный ход, разумный. Он и в PR-смысле, и в содержательном. Там же большой срок ему, от 14 до 22 лет просят. Это же не шутка. Даже берем по минимуму. Разве все не заинтересованы, от президента и премьера до граждан быть уверенными, что если ему дадут такой срок, что этот срок обоснованное наказание. Потому что если люди будут не уверены, они будут считать, что это месть.

А. ВОРОБЬЕВ – А 8 лет тоже немалый срок. А люди уверены, что это обосновано.

К. РЕМЧУКОВ - Я сегодня писал редакционную статью «Законность без справедливости». Я такие аргументы привожу. Что если по первому сроку большинство россиян считало, что наказание справедливо Ходорковскому, то я совсем не убежден, что по второму сроку, это психотип русского человека, - лежачего не бьют. Русский человек не жестокий. Он уже сидит 8 лет, если ему сейчас еще 14 лет дадут, то это будет рассматриваться как расправа. И Левада, по-моему, провел, завтра будет публикация в газете, что какие-то пропорции типа 35% считает, что лучше бы Ходорковского использовать как антикризисного управляющего и только 18% считают, что пусть сидит. А 45% не определились еще. С этой точки зрения меняется отношение. И законность без справедливости не работает на эти цели, для которых существует вся судебная система. Только законность со справедливостью является тем институтом, который нужен обществу. А законность без справедливости не нужна. Потому что никакой разницы между беззаконием и законностью без справедливости не существует.

А. ВОРОБЬЕВ – Еще нужна свобода донесения информации до общества.

К. РЕМЧУКОВ - Мы с вами доносим.

А. ВОРОБЬЕВ – И надеюсь, что неплохо. К последнему предложению федеральной налоговой службы. Нужно ввести налог на финансирование операций, финансовые операции облагать по ставке полпроцента каждое перечисление денег со счета в уплату товаров, работы, услуг, имущества, имущественных прав и так далее. Это принесет какие-то сотни млрд. рублей дополнительно бюджету. И вопрос от Алексея из Казани: последнее предложение главы ФНС это признак того, что Стабилизационный фонд и прочие заначки закончились и пора потрошить нэпманов. Какими вам кажутся скрытые механизмы, которые приводят к появлению подобного рода идей?

К. РЕМЧУКОВ - Механизм простой. Наверняка на заседании правительства все министры получили задание изыскать дополнительные доходы. Это с одной стороны, с другой стороны сообщить о снижении затрат. Снижение затрат идет в основном за счет сокращения персонала, а доход ищут кто как может. Налоговики придумали вот так.

А. ВОРОБЬЕВ – С точки зрения эффективности как бы вы оценили эту меру?

К. РЕМЧУКОВ - Я не очень понимаю, почему все мы должны за каждую трансакцию платить налог.

А. ВОРОБЬЕВ – Не все мы, а это касается юридических лиц и только на время продолжения кризиса.

К. РЕМЧУКОВ - В условиях кризиса, если целью антикризисных мер является стимулировать активность субъектов экономики, как бы налоговики говорят: вот ваша активность будет наказываться. Мы будем облагать налогами каждое ваше действие. Вы хотите совершить закупки факторов производства на рынке, вы будете платить дополнительный налог. Стимулирование и одновременно налогообложение это противоречие в определении и это шизофрения в голове. Нельзя стимулировать и поощрять людей к какой-то активности на рынке, одновременно каждый шаг вашей активности он будет облагаться налогом. Причем цепочка этих сделок, перевода денег может быть огромной. И за каждую трансакцию ты должен платить деньги, то эти 0,5% превратятся в астрономическую сумму. Значит люди начнут какие-то трансакции делать, занижая стоимость контрактов. Потому что мы можем с тобой договориться: слушай, это будет обналичивание огромного количества потоков. Потому что зачем же платить тебе, будем считать, что мы по рублю договорились за эту сделку. Заплатим 0,5%, остальное будет так. Мне кажется это абсолютно неразумное и с экономической и политической точки зрения предложение.

А. ВОРОБЬЕВ – Если оценивать политические последствия этого предложения, каковы они будут?

К. РЕМЧУКОВ - Налоговые изменения принимает дума. Это будет проверка депутатского корпуса…

А. ВОРОБЬЕВ – Вы серьезно?

К. РЕМЧУКОВ - Да, потому что это же публичная вещь. Как только это касается большого количества людей, с которыми связаны, в том числе депутаты, с бизнесменами, они тут будут…

А. ВОРОБЬЕВ – То есть дума может в этой схеме противостоять правительству и Владимиру Путину?

К. РЕМЧУКОВ - Я не уверен, что Путин поддержит такую меру.

А. ВОРОБЬЕВ – То есть эта мера, конечно, была разработана по его поручению. Мы с этого начали. Изыскать дополнительные доходы.

К. РЕМЧУКОВ - Не думаю, что он поддержит такое. А сейчас депутаты все меры, которые такой идиотский характер носят, тормозящие выход из кризиса, они будут очень яростно выступать против.

А. ВОРОБЬЕВ – То есть потенциал для противостояния между думой и правительством в частности Владимиром Путиным, существует по-прежнему. Или он сведен к нулю все же?

К. РЕМЧУКОВ - Хороший вопрос Алеша, задаете. Я думаю, что когда министр налогов предлагает это предложение, то, чтобы дума его начала рассматривать, должно одобрить правительство.

А. ВОРОБЬЕВ – Безусловно.

К. РЕМЧУКОВ - Но это правительство не одобрит.

А. ВОРОБЬЕВ – Понимаю.

К. РЕМЧУКОВ - Потому что Путин самой большой мастер популярной политики. У него самый высокий рейтинг в течение большого количества лет. Поэтому он не допустит. Это пробные шары. Каждое ведомство должно каким-то образом проверять. Потому что фактически речь идет о том, что они 50 млрд. долларов хотят поднять. Это равно пакету, который выделяли для поддержки экономики. И тем самым люди должны будут оплатить. Значит 50 млрд. долларов выдали всяким компаниям, системообразующим предприятиям, для того чтобы они начали что-то там развивать, а теперь ровно на эту же сумму стимулов 50 млрд. долларов, вот это предложение в полпроцента оно равно 50 млрд. долларов, которые должны будут заплатить. Но что это за стимул. То есть я сначала получаю от государства, потом отдаю. Поэтому я думаю, что не сможет налоговый министр обосновать это уже на уровне правительства. И поэтому говорить абстрактно, есть ли потенциал. Потенциала нет. Но критикуют не Путина, а отдельных министров. Путин не допустит такого, чтобы от имени правительства проходило такое предложение. Потому что оно лишено экономического смысла. За каждым предложением должен быть смысл. Создание рабочих мест, ускорение выхода из кризиса и так далее. Это предложение не несет кроме фискальной нагрузки ничего. А нужно ли нам сейчас увеличить фискальную нагрузку на бизнес в условиях кризиса. Налог, если он стимулирует какое-то развитие, снизьте налог где-то и посмотрите, откликнется ли частный капитал на это. Тогда налог выполняет стимулирующую функцию. А просто фискальная сейчас не нужна.

А. ВОРОБЬЕВ – Вопрос от Максима: почему элементарная экономсанационная процедура банкротства плохо работающего предприятия в США дело привычное и необходимое. И, даже применительно к таким градообразующим, как GM или Крайслер, не вызывает там вселенской паники. У нас же, с куда более очевидной, многолетней катастрофической ситуацией на ВАЗе - самые топы из топ-менеджеров страны, просто рвут на себе рубашку от отчаяния. При этом сами же абсолютно поголовно, публично и повсеместно полностью игнорируют продукцию ВАЗа.

К. РЕМЧУКОВ - Во-первых, не все, некоторые Нивы покупают.

А. ВОРОБЬЕВ – Пока еще не оформили.

К. РЕМЧУКОВ – Я считаю, что правильный ответ на этот вопрос: у нас просто очень молодой капитализм в отличие от Америки, в которой это столетия и банкротство является процедурой, уже есть опыт. В нашей стране слово «банкротство» мистифицировано, оно означает как будто бы моментальное производство предприятия. На самом деле процедура банкротства не предусматривает остановку предприятия, оно предусматривает смену управления предприятием в рамках процедуры банкротства и реорганизацию какую-то.

А. ВОРОБЬЕВ – Почему рвут на себе рубашку топы из топ-менеджеров? При этом о реструктуризации предприятия речи не идет, о смене топ-менеджмента тоже. В чем проблема?

К. РЕМЧУКОВ - Мне кажется, есть серьезное отличие нашей госпомощи от госпомощи за рубежом, потому что под эту помощь не подкладываются, по крайней мере, публично известные антикризисные программы с тем, чтобы мы понимали, где менеджмент ошибся. Нет экспертизы качества производства на том же АвтоВАЗе. Я не против, но пусть мне кто-то докажет, что у АвтоВАЗа есть будущее. Что, введя какие-то запретительные пошлины, машины начали расти в цене. Если пошлины для того, чтобы машины росли в цене АвтоВАЗа, это конкретный лоббизм конкретного производителя. Даже может быть отраслевой лоббизм. В интересах ли это страны. Деньги-то отдаются общие, 25 млрд. рублей, которые пообещали, плюс 90 млрд. на кассовый разрыв, это 115 млрд. почти 4 млрд. долларов. Почему это надо отнять у социальной сферы, мелкого и среднего бизнеса. Кто бы мог получить деньги и отдать им. Это говорит о том, что сила лоббизма, тем более там говорят, что деньги идут в Ростехнологии…

А. ВОРОБЬЕВ – Сила лоббизма или все-таки опасения, что сотни тысяч человек выйдут на улицу.

К. РЕМЧУКОВ - У нас кризис это повод решать целый комплекс вопросов. Антикризисные меры это одно, кризис как способ изменить структуру производства это другое. Можем мы ли воспользоваться кризисом таким образом, чтобы из кризиса вышла экономика более современная, освободившаяся от отсталых отраслей. В результате каждого крупного кризиса отмирают какие-то отсталые отрасли. Мы должны себе ответить, производство машин АвтоВАЗ имеет рыночный потенциал. Без того, чтобы оно субсидировалось за счет всех нас. Если они сами по себе производят, сами добывают деньги с рынка, производят свои 500 тысяч машин, продали, получили денежки, да флаг им в руки. Но если они не могут продать свои машины, не могут производить и говорят, вот мы залезаем в общую казну, к которой имеет отношение все население страны для того, чтобы эта группа топ-менеджеров и владельцев этого предприятия жировали за наши деньги. И при этом с нами публично не проводить детальнейшее обоснование перспектив этой отрасли, а может быть нам нужно чтобы мы вышли из кризиса и вместо АвтоВАЗов были совершенно другие производства, либо сфера услуг. Ничего бы не было. Расходов бы не было.

А. ВОРОБЬЕВ – Такой подход к решению проблем он увеличивает или уменьшает наши шансы на то, что мы выйдем из кризиса с обновленной экономикой?

К. РЕМЧУКОВ - Для этого должны быть программы совершенно понятные. По корзинам. Первая корзина это деньги, которые тратятся на конкретную помощь конкретным предприятиям. Вторая мера это то, что мы реформируем. Какие институты в стране реформируем, как будем заниматься подготовкой, переподготовкой кадров, школы переоборудуем, поликлиники, больницы, социальную инфраструктуру. То, что называется инвестиции в человеческий капитал. Чтобы страна вышла с другими людьми. Может, спортивные залы нужны на каждом углу. И третье – это будущая экономика. Какие расходы Россия собирается тратить, чтобы мы вышли и у нас были какие-то отрасли, признанные в мире, как потребность, связанные с зеленой экономикой, с альтернативными источниками энергии, может быть даже с ядерной энергетикой. Но для ядерной энергетики нужны заводы, а для заводов нужна какая-то особая ценная сталь. А чтобы построить завод, до кризиса такой завод стоил 3 млрд. долларов, может нам надо сталь производить для того, чтобы и Китай был потом потребителем нашей продукции. Это же задача правительства структурировать наши расходы таким образом, чтобы мы понимали, что мы не только бьемся с текущими проблемами, связанными с социальными проблемами, в Тольятти люди выйдут на улицы. Но у нас сегодня газета написала, что шахтеры уже грозятся выйти на улицу.

А. ВОРОБЬЕВ – 10 человек в забое остались.

К. РЕМЧУКОВ - Это же вопрос да, социальный кризис всегда следует вместе с экономическим. Этого бояться не надо. Важна концептуальная программа.

А. ВОРОБЬЕВ – У вас есть понимание того, что она существует?

К. РЕМЧУКОВ - Нет. Именно поэтому я прихожу к вам в студию, чтобы поогорчаться по этому поводу.

А. ВОРОБЬЕВ – В российских предложениях к саммиту большой 20-ки в Лондоне лично для вас чего больше: экономики или политики?

К. РЕМЧУКОВ - К сожалению, я хочу, чтобы понимали, что у меня нет ни заносчивости, ни высокомерия по отношению к людям, которые занимаются нашей экономикой, по факту получается, что у нас кризисной экономикой занимается, у нас президент юрист, премьер - юрист, Шувалов - юрист, Сечин тоже наверное юрист, но еще и переводчик португальского языка. Я экономист, получал базовое экономическое образование. Я изучал какие-то вещи, связанные с экономикой. Поэтому я вижу, что все эти люди не владеют экономической терминологией. Они не понимают. У них политизированное мышление по поводу экономики. Они не понимают сути проблем. Когда я прочитал на сайте президента наши предложения к финансовой 20-ке, это был просто смех и грех. Это непонимание природы финансового капитала, роли финансовых и фондовых рынков как единственных мест, откуда нормальный бизнес может черпать деньги для своего развития, размещая свои акции, облигации. Кризис, который возникает из того, что люди размещают облигации и появившиеся инструменты, которые страховали на случай того, что кто-то не выплатит по облигациям, этот рынок он увеличился, кредитно-дефолтные свопы получились. Рост этих инструментов произошел фантастический. 900 млрд. долларов в 2000 году и до 1 июня 2009 года число кредитно-дефолтных свопов равняется 47 триллионам долларов. Это больше, чем ВВП Америки, мира, по-моему. И вот это риски, которые завернуты в эти производные, вот их нельзя нашими предложениями, давайте SDR усилим, резервную валюту в МВФ. Поэтому американцы идут по другому пути. Они пытаются отрегулировать рынок, поскольку он стал слабым, потому что эти новые производные были обращены на кризисный рынок с недвижимостью. Получилась эта плохая история. Но на самом деле допустить отказа от использования финансовых рынков в интересах развития никто в мире не позволит. Вопрос к регуляторам. Потому что выяснилось, что АИГ страховая компания очень хорошая страховая, но она прицепила к себе маленькую фирму, которая занималась производными и получилась катастрофа. А вот наше мышление всей нашей антикризисной экономической политики сводится к тому, что главным источником развития являются деньги от государства. Поэтому мы говорим о деньгах, которые передали АвтоВАЗу, мы говорим о том, что налоговик предлагает обложить трансакции, потому что он хочет, чтобы частник платил денег. И никто не говорит о том, как создать условия, чтобы частный капитал получил более благоприятные условия для развития таким образом, чтобы были защищены права инвестора, и он начинал во что-то вкладывать в условиях кризиса. Поэтому это две разных модели. На Западе государство вмешивается, конечно, в огромных масштабах, западный капитал давно уже привык. Тот, кто платит, тот заказывает музыку. Поэтому если американцы дают деньги на General Motors, то вообще никого не удивляет, что Обама говорит: так, Вагонера, пожалуйста, отцепите от последнего вагона, пусть он гуляет, это нормально. Но я почти не сомневаюсь в том, что как только пройдут антикризисные мероприятия, целью их является восстановление частных инвестиций и частных капиталистов, которые комфортно себя чувствуют, защищено с помощью регулятора как инвестор, потому что он понимает все свои риски. У нас же я не вижу этого вектора. У нас я вижу основной вектор это распилить или растратить, распределить те деньги, которые были накоплены по государственным каналам трат.

А. ВОРОБЬЕВ – Но все же, если вы говорите, что у людей, которые занимаются нашей экономикой, да и вообще мировой экономикой, но с нашей стороны, слишком политизированное сознание. Это сознание направлено в большей степени на внутренний рынок или на внешний? Если вы видите в этих предложениях достаточно много политики, это рассчитано на внутренний рынок спроса или на внешний?

К. РЕМЧУКОВ - Я не думаю, что на внутренний рынок. Поскольку на внутреннем рынке оно только местами звучит. В частности, Медведев выступает по каналам телевидения и если его смотрят в этот момент россияне, то они слышат: мы делаем предложения так-то отрегулировать финансовую систему, и мы предлагаем провести саммит по финансовым вопросам сразу после G20. И людям кажется: слушай, какие козырные ребята сидят, такие предложения делают. Но потом правда тихо говорят, что мы снимаем это предложение, на этом не настаиваем. А вообще нам объяснили, что и саммит финансовый требует долгого времени подготовки и не актуален. То есть мы фактически весь набор предложений снимаем уже втихаря. Что касается внешнего, мне кажется, что и внешний есть компонент. Потому что когда предлагалось, ложно оценивался потенциал так называемых стран БРИК. Мне кажется, что нашим лидерам казалось, что мы предложим что-то, нас поддержат Бразилия, Индия, и вдруг выяснится, елки-палки, Китай, что оказывается, у нас есть какой-то свой анклав в этой G20, которая будет что-то диктовать. Но всем объяснили, и все действительно понимают, что финансовые центры пока в других местах.

А. ВОРОБЬЕВ – А мы собираем министров финансов СНГ и обещаем им потом рассказать о том, что было в Лондоне. Константин Ремчуков - главный редактор "Независимой газеты". До встречи.