Сергей Алексашенко - Персонально ваш - 2016-02-09
И. Воробьева: 15
―
06 в столице, всем еще раз здравствуйте. Это дневной «Разворот», наша постоянная рубрика «Персонально ваш». Как всегда, в этой рубрике по скайпу у нас экономист Сергей Алексашенко. Сергей, здравствуйте.
С. Алексашенко
―
Добрый день, Ирина.
Я. Широков
―
Сергей Владимирович, добрый день. Следите ли вы за тем, что происходило последние часы в центре Москвы?
С. Алексашенко
―
Яков, добрый день. Слежу, понятно, что слежу по интернету, не лично, не глазами, но, в общем, слежу, конечно.
Я. Широков
―
Там, благо, интернет нам подарил огромное количество кадров запоминающихся о том, что происходило. Хотелось бы уточнить, узнать ваше мнение: вообще вы в целом как, за снос ларьков или против?
С. Алексашенко
―
Яков, вы знаете, мне на самом деле кажется, что вот очень хороший пост сегодня опубликовал Алексей Навальный, и он достаточно хорошо – правда, что называется, умри, Цезарь, лучше не скажешь – вот написал. Вот попробуйте в Москве построить хоть один незаконный ларек и его незаконно подключить к электричеству, к вывозу мусора, поставить незаконный кассовый аппарат. У вас никогда этого не получится. То есть, вот все эти ларьки, они были построены в соответствии с теми разрешениями, которые давали чиновники.
С.Алексашенко: Давайте сначала чиновников накажем, которые создали такую ситуацию
Вполне возможно, что эти чиновники давали разрешения за взятки. Вполне возможно, что эти чиновники подтасовывали какие-то документы и не обращали внимания, как там говорится, на градостроительные нормы и ограничения. Так давайте сначала чиновников накажем, которые, что называется, создали такую ситуацию. Потом выплатим компенсацию людям, которые поверили чиновникам и на основании тех бумажек, которые чиновники дали, построили, потратили свои деньги, вложили капитал, создали рабочие места, получили для себя работу. Вот им выплатим компенсацию за то, что их чиновники обманули…
И. Воробьева
―
Подождите, Сергей, простите, не могу, вот сейчас совсем вот не могу молчать, что называется. Давайте разбираться. Если эти люди, которые построили эти ларьки, договорились как-то с чиновниками – я сейчас мягкую форму выбрала, хотя понятно, что, скорее всего, они просто дали взятку чиновнику – то в этой незаконной сделке есть две стороны, которые обе нарушили закон: и чиновник, и человек, который дал взятку или договорился. Почему этим людям надо выплачивать компенсацию?
С. Алексашенко
―
Отлично, отлично. Вы усложнили, да? Вы усложнили, я просто до этого не успел дойти.
И. Воробьева
―
О’кей, простите.
С. Алексашенко
―
Это следующая итерация, что вот первый вариант, что чиновники знали о том, что они нарушают нормы, знали, что там есть градостроительные ограничения, и что там ничего нельзя строить, еще что-то знали – и выписали это разрешение, люди построили. Это вот первый сценарий, и заплатите компенсацию.Второй сценарий. Чиновники это сделали за взятку. Согласен, преступление. И, собственно говоря, давайте, давайте наказывать людей, которые совершили это преступление. Вот давайте мы сначала это докажем, обвиним их через суд. Не знаю, там, штраф, тюрьма, что там еще? Ограничение в занятии должности. Может быть, префект, может быть, вице-мэр какой-нибудь. Я не знаю, кто там давал эти все разрешения. Но давайте мы сначала прочистим ситуацию и поймем, откуда вообще появились эти ларьки, которые вдруг в одночасье стали незаконными. Причем, судя по всему… ну, опять, я не видел примеров… Ну, как? Там 109 точек, по-моему, снесли…
И. Воробьева
―
104.
С. Алексашенко
―
104. И нет документов, что называется, в публичном доступе по всем из них. Нельзя сказать, у всех были разрешения или не у всех. Но у многих разрешения были. И разрешения – насколько я понимаю, не было претензий, что это они поддельные, что там печати, подписи кто-то подделал. Не было об этом разговоров. Речь идет, скорее всего, что там действительно… я готов поверить, что там нельзя было строить. Но, опять, но бумажки у людей были, а бумажки давали чиновники. Вот давайте с этим разбираться, откуда появились эти бумажки. Почему надо всегда наказывать людей, которые проявляют свою инициативу и которые работают в тех условиях, которые создало государство?
И. Воробьева
―
Хорошо. Многие из снесенных ночью в Москве построек получили свои разрешения лет так двадцать назад, еще при совсем других чиновниках во власти города Москвы. Ну, и кого вы предлагаете наказывать? Тех людей, которые уже давно не работают в правительстве, а нынешних что ли?
С. Алексашенко
―
Ира, знаете, я не юрист, для этого есть суд. Есть понятие сроков давности, есть еще что-то такое. Пусть мэрия выплачивает штрафы. Эти чиновники принимали решения от имени мэрии. А говорить, что у нас двадцать лет назад были другие чиновники… у нас двадцать лет назад и законы были другие. А тридцать лет назад у нас страна была другая. Ну, что нам теперь, вот вообще, что угодно можно делать? Вот любое решение, принятое больше двадцати пяти лет назад, когда существовал Советский Союз, можно пересмотреть, да потому что страна была другая, и чиновники были другие. А государя-императора, который название «Россия» придумал, так вообще уже давно нету. Давайте мы название страны поменяем в Конституции.Ира, так не бывает. Чиновник – это лицо, уполномоченное государством, Московской мэрией принимать решения. Он принял решение от имени Московской мэрии. Он же не пишет: я, Иванов Иван Иванович, решил… Он пишет, там: Пупкинская управа Урюпинского района, еще что-то такое, Мэрии города Москвы, какого-нибудь Северо-Лунного округа приняла решение разрешить. Вот пусть этот Урюпинский район какого-то Лунного округа города Москвы и отвечает своими деньгами. А если у него нет самостоятельного бюджета, значит, пусть отвечает бюджет города Москвы. Это его чиновник, это чиновник города Москвы дал разрешение. Это не Иван Иванович Иванов сказал: слушай, я подумал – построю здесь чего-нибудь такое. Да, пусть Мэрия Москвы отвечает за все это дело.
Я. Широков
―
Меня, кстати, все равно не отпускает один вопрос: почему именно сейчас понадобилось снести вот эти сто несчастных павильонов?
С. Алексашенко
―
Ну, Яков, мы этого, боюсь, никогда не узнаем. Помните, как это? У нас роль личности в истории современной российской очень высока. И помните, как там мэр Собянин, как его только назначили, он проехал, сказал: что-то мне не нравятся эти ларьки – а давайте их снесем. У него с этого все начиналось, там чижика съел он в самом начале.Ну, и здесь, ехал… может, он ехал, может, еще кто-нибудь ехал, может, кому-нибудь ларек не понравился. Сейчас у вас в новостях, по-моему, было или где-то, что Русская Православная Церковь сказала: дайте-ка нам эту территорию, мы там храмы построим. Слушайте, в Москве часто и в центре города Москвы, и у станций метро земля ценится достаточно высоко, и желающих на этой земле, которая абсолютно незаконна, ничего не согласовано и противоречит всем градостроительным нормам, что-нибудь построить всегда найдется. И поэтому – ну, как это? Выгодно, выгодно. Земля – это ограниченный ресурс, поэтому всегда будет стоить дорого.
С.Алексашенко: Через десять лет Собянин проведет ту же самую операцию. Обеднеют – кризис, деньги нужны
Я. Широков
―
Вот я тоже себя поймал на мысли, что я совершенно не удивлюсь, если внезапно через полгода-год на этой же земле, где снесли все эти палатки, появятся новые павильоны.
С. Алексашенко
―
Конечно, конечно. И их продадут опять тем же самым людям. С них еще раз возьмут деньги, еще раз выпишут бумажки, опять скажут, что бумажки законные. А через десять лет мэр Собянин или его преемник проведет ту же самую операцию. Ну, как? Обеднеют – кризис, деньги всем нужны очень.
Я. Широков
―
Самое интересное, что они 30 миллиардов рублей ухнули на эту операцию против ларьков.
С. Алексашенко
―
Ну, что-то как-то много, Яков.
Я. Широков
―
«Ведомости» написали на прошлой неделе: 30 миллиардов рублей. По данным прессы, на демонтаж бросили 700 единиц техники. То есть, получается…
С. Алексашенко
―
Яков, слушайте, это снос ларька обходится в 300 миллионов рублей. Ну, так не бывает. Может, там в нулях просто запутались.
Я. Широков
―
Это «Ведомости», «Ведомости» пишут.
С. Алексашенко
―
Ошибки у всех бывают, давайте не будем строго судить. Ну, просто мы понимаем, что 300 миллионов рублей – это слишком много. Сколько там? 4 миллиона долларов. Представляете, снос одного ларька стоимостью в 4 миллиона долларов. Ну, как-то…
Я. Широков
―
Я не представляю.
С. Алексашенко
―
Я тоже.
И. Воробьева
―
Это просто курс сейчас такой, а если бы был курс другой, то и цифры были бы другие.
С. Алексашенко
―
Было бы 8 миллионов долларов.
И. Воробьева
―
Слушайте, а если не про цифры, но давайте тогда, я даже не знаю, как это повернуть так, чтобы было понятно, что я хочу спросить. Вот смотрите, Сергей, условно, давайте абстрагируемся: какой-то условный гражданин, человек, который живет в Москве, москвич. Он понимает, что там, где стояли эти ларьки и павильоны, они стоять не должны, просто по закону они стоять там не должны. Соответственно, власть Москвы, когда принимает решение снести то, что не должно там стоять, по большому счету, скажем так, выполняет роль как бы такого регулятора, который принял решение в пользу граждан, в пользу жителей города. Почему такие претензии-то к городу сейчас идут?
С. Алексашенко
―
Ира, ну, начну с того… а почему вы решили, что вот есть закон, который говорит, что эти ларьки здесь стоять не должны? У нас что, было судебное слушание по этому вопросу?
И. Воробьева
―
Кстати, было, но тут пишут, что везде Москва проиграла эти судебные слушания.
С. Алексашенко
―
Вот, видите, оказывается… да, потом просто внесли изменения в КоАП, Кодекс об административных правонарушениях, и сказали: а сносить можно просто так, без решения суда. Потому что Москва все проиграла, потому что оказалось, что они законные. Вот нет подтверждения, что эти ларьки незаконные, и никто таких бумажек, насколько я понимаю, никому не предъявлял. И попробуйте предъявить бумажку, когда на вас едет экскаватор или подъемный кран сносить с этой дурой железной.Ну, вот самый главный вопрос. У меня нет ощущения, что ларьки стоят незаконно. Потому что меня в этом как гражданина Москвы не убедили. Мне не показали документов, мне мэрия об этом не сказала. Да, мэр Собянин написал в Твиттере: мы снесем ларьки, потому что они незаконные. Извините, Сергей Семенович, может быть, они незаконные – так покажите мне, покажите, кто принял эти незаконные решения.
С.Алексашенко: Если бумажку выдали незаконно, тогда давайте разбираться с бумажкой
В чем нарушение закона состоит? Самозахват территории – одна история. То есть, бывает такое, что человек приехал, захватил десять квадратных метров московской земли и что-то там построил, а никто не заметил. Ну, бывает, наверное, такое. И милиция проспала, санэпиднадзор, не знаю, две тысячи контролирующих организаций, которые проходят у выхода из метро каждый день, они ничего не заметили, как оно самовольно появилось. Ну, наверное, есть такое. У остальных-то бумажки были. Значит, все-таки законное. Законное – это когда бумажки имеются. Вот если бумажку выдали незаконно, тогда давайте разбираться с бумажкой. Опять мы возвращаемся к этой истории.
И. Воробьева
―
Ну, да, это правда, действительно мы возвращаемся к этой истории. Еще один нюанс произошедшего ночью заключается как раз таки в том, что это весьма условно, но, тем не менее… нет, мне кажется, даже не условно, это малый бизнес, малый бизнес, неважно, чей, но, тем не менее, он был. В условиях кризиса – это наши слушатели спрашивают очень активно – в условиях кризиса насколько вообще имеет смысл так уж прямо уничтожать бульдозерами малый бизнес?
С. Алексашенко
―
Ну, Ира, у меня ощущение, что бульдозерами малый бизнес уничтожать вообще не имеет смысла. И вот я опять… каждая несчастная семья несчастлива по-своему, да? И каждый незаконно построенный ларек или ларек, построенный с нарушением градостроительных норм, нарушает эти градостроительные нормы по-своему. И наверняка среди этих 104 ларьков какая-то часть, вообще-то говоря, никому не мешает и ничего страшного не случилось. Да, запятую не там поставили, еще что-то такое. И они бы могли стоять, и ничего бы с ними не случилось.Готов поверить, что какая-то часть действительно построена там, где нельзя. Ну, не знаю, поблизости от вентиляционных шахт, или над линиями электросетей, или над какими-нибудь секретными кабелями Федеральной службы охраны. Не знаю, тоже может быть. Но вот просто бульдозером, как вы говорите, по малому бизнесу – это есть демонстрация отношения российской власти вообще в целом и в том числе московской к малому бизнесу. Кошмарили, кошмарим и будем кошмарить. Имеем на это все права, все делаем законно, и попробуйте только пикнуть. Мы бульдозерами пройдемся по всей Москве и все снесем, все, что нам мешает.
Вот просто взбрендило какому-то чиновнику в голову, вот не понравился ему ларек, когда он утром проснулся с больной головой после похмелья тяжелого. Вот увидел какой-то ларек неправильный и сказал: что-то они мешают, расплодились. И все, вот она, вся мотивация решения, ничего другого не было.
Я. Широков
―
Но проблема же в том, что если даже эти люди, у которых сейчас снесли павильоны, они выйдут из этого бизнеса и перестанут заниматься им в Москве, например, прекратят сотрудничество с мэрией, то им на смену придет обязательно кто-то другой. То есть, это, в принципе, я так понимаю, мэрия считает, что этот поток бесконечен.
С. Алексашенко
―
Ну, Яков, они неправильно считают, потому что экономика и в России, и в Москве, во многих странах мира устроена в том, что государство, оно не умеет создавать рабочие места. Рабочие места создает частный бизнес, частная инициатива. И бывают крупные компании. В России крупных компаний за последние пару десятков лет не очень много возникло. Бывают средние компании, с такими чуть получше. Бывает огромное количество людей, миллионы, которые работают в малом бизнесе, которые самостоятельно сами создают себе рабочие места. И это нормально, и это правильно. По большому счету, именно за счет этих людей должна расти экономика.Потому что, ну, не можем мы на территории нашей страны пробурить большее количество нефтяных скважин, просто уже их негде бурить, уже везде, где можно при нынешних ценах бурить, везде пробурили. И газовых скважин больше не можем пробурить. И чугуна не можем больше выплавить, и никеля не можем больше добыть. Все уже, вся ресурсная экономика, она исчерпала себя. И не ждите крупных предприятий, не будет у нас машиностроительных предприятий, как АвтоВАЗ в лучшие годы, там, 105 тысяч человек. Не появится такого в Москве. И АвтоЗИЛа не будет, и АЗЛК не будет. Не будет ничего крупного в Москве. И надежда на то, что именно этот малый бизнес будет создавать места, в том числе и торговые.
С.Алексашенко: Экономика в России устроена так, что государство не умеет создавать рабочие места
Потому что, вы знаете, как? В конечном итоге, в отличие от государства, ни один владелец ларька, вот маленького бизнеса, он не будет его содержать, если он ему приносит убытки, потому что у него нет таких ресурсов. Это государство может своим банкротящимся банкам каждый год выдавать сотни миллиардов рублей на поддержание штанов. В этом году сто миллиардов рублей, в прошлом году, потом триста миллиардов рублей. Почитайте бюджет – постоянно идут деньги государственным компаниям. Вот государство это делать может.
А если вы владелец ларька, вы продаете воды, фрукты, косметику, еще что-то – вот если у вас убытки, кто вам будет за счет какого бюджета компенсировать эти убытки и позволять содержать ваш ларек? Да никто, никто. Поэтому, если это невыгодно с точки зрения экономической, если вам не приносит доход, вы закрываете этот бизнес и начинаете другой. Вот на этих людях, на таких людях, вообще говоря, держится экономика. И вот именно по этим людям московские власти – ну, и не только они – идут бульдозером.
А что людям делать? Конечно, они будут искать возможности себе зарабатывать, будут строить другие ларьки, в другом месте, у другой станции метро, получать новые бумажки. А постольку поскольку многие чиновники, ну, или какие-то отдельные… если кто-то кое-где у нас порой из чиновников даже за выдачу законной бумажки будут требовать взятки – значит, будут платить взятки. Ну, потому что по-другому они не могут прокормить ни себя, ни свою семью.
И. Воробьева
―
Но это не оправдывает, Сергей, перестаньте…
С. Алексашенко
―
Не оправдывает кого, Ира?
И. Воробьева
―
Ни того, ни другого. Ни того, кто взятку дает, ни того, кто ее берет.
С. Алексашенко
―
Ира, знаете как? Есть такая русская пословица: с волками жить – по-волчьи выть. Вот если вы не можете получить разрешение, не нарушив закон. Вы строите там, где положено, у вас все подключения, как положено, у вас построено по всем нормам, но последнюю бумажку вам чиновник не дает и говорит: вот пока этого не сделаешь, бумажки не будет. Вот что вам делать после этого? Вот вы такая честная и пойдете в суд судиться? Правда?
И. Воробьева
―
Да при чем здесь честность? Просто если мы хотим все дружно жить в каком-то правовом государстве, то почему мы оправдываем тех людей, которые дают взятки, и говорим о том, что все зло только от тех, кто эти взятки берет?
С. Алексашенко
―
Ира, я их не оправдываю, я считаю, что взятки – это зло. Но ситуация, когда вы не можете добиться исполнения закона, не заплатив взятку, в этой ситуации виновато государство, а не тот, кто дает взятку. Вот у нас в России ситуация, что если ты не дал взятку, очень часто ты не можешь добиться исполнения закона. И в этом трагедия России, в этом трагедия – российская коррупция, что государство осознанно создает такую систему.Вот с этими ларьками, вы же сами видите, что происходит. Вот незаконно, с нарушением административных норм, но чиновник дает бумажку. Значит, вся система на этом построена, чтобы любое решение, подписанное любым чиновником, можно было опротестовать. Еще лучше – опротестовать без решения суда, совсем замечательно. Один чиновник выдал разрешение, прошло какое-то время, пришел другой чиновник, сказал: а оно было незаконное. И все, и по новой. И точно виноват тот человек, который дал взятку, а не тот чиновник, сначала Иван Иванович Иванов, который выдал разрешение, а потом Петр Петрович Петров, который сказал: разрешение незаконное. Причем и тот, и другой знают, что если закон повернуть, чуть-чуть сбоку посмотреть, то оно законное. А если в другую сторону повернуть, то оно будет незаконное. Как захотел, как сказал, так и будет. Потому что никто нигде тебя не победит в суде.
И. Воробьева
―
Ну, просто, извините, я не могу не продолжить на эту тему. Получается, что трагедия еще не в том, что без взятки, условно говоря, не всегда можно, а в том, что закон настолько не исполняется никем, что даже если ты дал взятку и получил законное решение, то дальше никто тебе не гарантирует, что это решение не отменят точно так же, как… законное оно у тебя, неважно, просто отменят его.
С. Алексашенко
―
Да, да. Ну, что далеко ходить? Вот опять, смотрите, новости те же самые. Россия подала иск в Гаагу об отмене решения суда по ЮКОСу. И говорит о том, что вот эти три иностранные компании, они, вообще-то говоря, незаконно стали владельцами акций ЮКОСа. Ничего себе, двадцать лет прошло с тех пор, двадцать лет прошло. Вот двадцать лет они были законными владельцами акций ЮКОСа, эти компании. А через двадцать лет какой-то чиновник в Минюсте написал: не, незаконно, незаконно. Мы так протрактуем закон или подсунем в этот закон какую-нибудь бумажку Минюста, зарегистрированную задним числом, что выяснится, что они незаконные. Вот просто незаконные, и все. Мы сейчас ЮКОС по третьему разу конфискуем за то, что они нарушили законодательство и украли акции ЮКОСа неизвестно у кого. Вот украли, и все.
С.Алексашенко: Сейчас ЮКОС по третьему разу конфискуем за то, что они украли акции ЮКОСа неизвестно у кого
То есть, они сначала там не заплатили налоги, потом украли нефть, а сейчас мы докажем в суде, в российском суде, что они украли акции ЮКОСа. Вот и все. Это же та же самая ситуация, вот та же самая ситуация. Прошло двадцать лет, и чиновник пишет: а оказывается, двадцать лет нарушали закон. А давайте дальше разбираться. А Норильский никель – точно такие же оффшорные компании кипрские являются владельцами «Норильского никеля». А у РУСАЛ то же самое на Джерси. И так далее и так далее. Весь крупный российский бизнес построен по одной и той же схеме. Извините, они что, все незаконно получили собственность? Классное решение. Может, мы к этому идем?
И. Воробьева
―
А вот интересно, кстати, будут последствия в отношении других нефтяных компаний?
С. Алексашенко
―
Не будет, конечно, ничего, Ира. Ну, что вы глупые вопросы задаете? Извините, конечно. Это такой риторический, не глупый.
И. Воробьева
―
Я люблю глупые вопросы задавать.
С. Алексашенко
―
Не бывает глупых вопросов, бывают глупые ответы, это правда. Риторический вопрос. Конечно, ничего не будет. Потому что все остальные олигархи российские, они абсолютно лояльны власти и не собираются с ней никак спорить. Если им скажут, что они украли никель или украли железную руду – признаются и тут же заплатят штраф.
Я. Широков
―
Я, кстати, хочу поправиться немножко. Я извиняюсь, просто я открыл еще раз статью в «Ведомостях» про эти 30 миллиардов несчастных. В общем, это, по подсчетам экспертов, потери бюджета города от снесенных вот этих 104 несчастных ларьков. Ну, вот это, мне кажется, 30 миллиардов рублей – ощутимая потеря для бюджета.
С. Алексашенко
―
Я думаю, что тоже, Яков. Как-то не очень верится, что каждый ларек приносит 300 миллионов рублей дохода в бюджет. Это означает, что он платит налогов миллион рублей в день.
Я. Широков
―
Имеется в виду, смотрите, снос, документация. Плюс еще будут иски за утраченное имущество.
С. Алексашенко
―
Опять, я не видел этой статьи, не хочу спорить, но, на мой взгляд, цифра явно завышенная. Ну, миллион рублей в день с каждого ларька… ну, даже если из этих 300 миллионов вы 100 миллионов потратили на их снос, то 200 миллионов… ну, там сказано про доходы бюджета, что бюджет теряет доходов. Ну, хорошо…
Я. Широков
―
Даже не доходов, а просто его потери будут бюджетные.
С. Алексашенко
―
Ну, Яков, такая классная фраза, да, потери. У нас там Росфинмониторинг вчера или позавчера выдал фразу, что у нас… сколько они написали? Чуть ли не десять триллионов рублей сомнительных операций. То есть, 14% ВВП российского, выясняется, что у нас там сомнительные операции. Ничего себе! Такая большая отмывочная контора под названием Российская Федерация. Ну, и что, написали и написали эту цифру, отчитались о своей работе. Вот правда, 30 миллиардов рублей, мне кажется, что это вопрос не в том, сколько потеряет московский бюджет. Вопрос в том, сколько потеряют вот эти 104 или сколько, людей, рабочих мест, по пять, по три. Триста человек, пятьсот человек потеряют работу. Вот мне кажется, что это гораздо болезненнее для нашей страны.
Я. Широков
―
Кстати, у меня и в продолжение, опять же, Гааги у меня еще такой вопрос. Вообще вы-то сами как оцениваете перспективу вот этого разбирательства, которое сегодня началось, какое будет решение?
С. Алексашенко
―
Яков, я думаю, что это решение все равно будет не окончательным, и с делом ЮКОСа и Российской Федерации, и, соответственно, противоположной стороне предстоит еще с десяток лет ходить по судам. Юристы счастливы, юристы довольны. Недавно встречал как раз здесь, случайно встретил человека, который работает в этой юридической компании, он говорит: у нас все хорошо, у нас все замечательно. Количество исков растет, мы обеспечены работой на три года вперед, у нас все замечательно. Поэтому, вот это представление под названием судебное разбирательство, борьба за 50 миллиардов, она будет, ну, не то что увлекательная, она будет очень долгая.
Я. Широков
―
То есть, еще наши внуки застанут.
С. Алексашенко
―
Вполне вероятно, вполне вероятно, что да.
И. Воробьева
―
Ну, может быть, уже отцепиться от ЮКОСа-то? Что пристали, правда?
С. Алексашенко
―
А отцепиться как? Заплатить 50 миллиардов или выпустить Алексея Пичугина?
И. Воробьева
―
Хороший вопрос.
С. Алексашенко
―
Вот если выпустить Алексея Пичугина, я думаю, что можно с ЮКОСом и договориться. А если не выпустить Алексея Пичугина, то и договориться будет сложно.
Я. Широков
―
И выпускать тоже сложно, учитывая, что человека посадили по очень тяжелой статье на пожизненный срок.
С. Алексашенко
―
Яков, ну, у нас же и Михаила Ходорковского дважды сажали по очень тяжелой статье, правда?
Я. Широков
―
Но там были сроки все-таки конечные такие.
С. Алексашенко
―
Слушайте, ну, как это? Суровость законов российских искупляется необязательностью их исполнения. Спросите любого юриста московского, вам объяснят, что сначала ему нужно за хорошее поведение с пожизненного изменить на двадцать лет или двадцать пять лет, а потом еще через какое-то время освободить. Ну, технология известна, это не есть неразрешимая проблема. Это точно совершенно российское законодательство позволяет это оформить абсолютно законно, без предъявления каких-либо претензий.
И. Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям, что у нас сейчас по скайпу экономист Сергей Алексашенко, мы прервемся буквально на несколько минут и вернемся в студию и будем задавать ваши вопросы.НОВОСТИ
И. Воробьева: 15
―
35 в столице, продолжается программа дневной «Разворот», рубрика «Персонально ваш». И у нас, конечно, как всегда, по скайпу Сергей Алексашенко. Здесь Яков Широков, Ирина Воробьева.
Я. Широков
―
Немножко сменим тему. Сергей Владимирович, вы успели застать новость про задержание бывшего директора аэропорта Домодедово и двух руководителей коммерческих структур, которые?..
С. Алексашенко
―
Да, конечно, я уже прокомментировал эту тему. Если можно, Яков, я шаг назад сделаю. В новостях мне очень понравилось, что коммунисты выступили с протестом против нарушения прав предпринимателей. То есть, я думаю, что Владимир Ильич там переворачивается.
И. Воробьева
―
А что такого? Они же депутаты и народные избранники.
Я. Широков
―
Они коммунисты.
И. Воробьева
―
И что?
С. Алексашенко
―
Ира, просто у нас на днях прошло мероприятие, съезд партии «Единая Россия», которая там била себя в грудь, что они там защищают права предпринимателей, все правильные слова с трибуны сказали. И что-то никто из них… Нет, Ира, просто забавно. Я на самом деле говорю, что к российским коммунистам нужно относиться очень так это с большим пиететом, потому что это единственная партия, которая в своей программе имеет – из парламентских партий – сюжет восстановления власти закона в стране, верховенства права, ну, какие-то такие вещи. Вот сейчас защита прав предпринимателей. Я правда рад, я правда рад за наших коммунистов.
Я. Широков
―
Можно сказать, что коммунисты сейчас фактически, партия по многим позициям отстаивает, скажем так, социал-демократические идем.
С.Алексашенко: КПРФ - единственная партия, которая имеет сюжет восстановления власти закона в стране
С. Алексашенко
―
И очень хорошо. Я безо всякой иронии, безо всякой иронии говорю, что это очень хорошо и очень примечательный факт.
И. Воробьева
―
Я прошу прощения, Сергей, а в Штатах есть ларьки?
С. Алексашенко
―
Здесь не ларьки, ну, скажем так, в Вашингтоне это просто на улице человек ставит стол, выкладывает туда свои товары и продает.
И. Воробьева
―
Ух ты!
С. Алексашенко
―
Да, да, да.
Я. Широков
―
А местные суровые полицейские?
С. Алексашенко
―
Слушайте, ни разу не видел, чтобы местные суровые полицейские с бульдозером и с дубинкой… а еще полицейских в Вашингтоне на улицах не очень много видно. Очень популярна, например, такая вещь уже последние несколько лет в Америке во многих крупных городах, когда во время обеда, во время ланча приезжают такие вот большие фургоны и прямо вот становятся на улице, и там люди подходят, покупают еду, идут к себе в офис. У вас там китайская, вьетнамская, филиппинская, рыбная, мясная, вегетарианская. То есть, вот даже в кафе ходить не надо, у вас такое как бы бродячее кафе. Вот они приехали в полдвенадцатого, два часа постояли и уехали. Такой передвижной ларек на колесах.
Я. Широков
―
Но у них должны быть какие-то бумаги разрешительные, медсправки?
С. Алексашенко
―
Наверное, должны быть, и думаю, что наверняка есть. Потому что, ну, на самом деле с точки зрения защиты прав потребителей в Америке все в порядке. Есть специальная большая служба, и когда вы что-то покупаете, у вас всегда пишется, что защита прав потребителей – это вот туда, звоните сюда, если вы чувствуете, что ваши права как потребителя нарушены.И с санитарными нормами тоже. Я думаю, что, в общем, стоит вам кого-нибудь отравить, и, в общем, никакая не санэпидстанция, вы просто идете в суд и там дальше можете забывать о доме, о бизнесе, обо всем остальном, просто суд докажет, что вы не правы. Но это о ларьках в Америке.
Я. Широков
―
Да, у меня еще один вопрос, тоже к ларькам. А как жители сами реагируют? Вот кто-то взял посреди тротуара разложил свои вещи продавать.
С. Алексашенко
―
Жители относятся к этому по-разному. Ну, как правило, это на центральных улицах, где много туристов, где много посетителей, и, соответственно, в основном там, конечно, сувенирная продукция. Но, скажем, очень развита такая штука, что, например, школьники могут какие-нибудь свои поделки выставить на улицу около школы и продавать, а заработанные деньги отправлять в какой-нибудь фонд школы. Вот такая вещь. У меня мой шестилетний сын, он делает лимонад время от времени, два раза летом в жаркую погоду, и продает на улице окружающим жителям. Они с радостью приходят покупают, платят деньги.
И. Воробьева
―
А налоги он платит?
С. Алексашенко
―
Нет, не платит.
И. Воробьева
―
Вот так вот!
С. Алексашенко
―
Ира, у него издержки больше – стоимость купленных лимонов превышает его заработок, он только об этом не знает.(смех)
С. Алексашенко
―
Ему важен процесс, потому что, просто мы шли по улице, подглядели, смотрим – какие-то девчушки продают – сами испекли кексы. Он расспросил, что это, как это, походил подумал, спросил, что он может сделать, выяснил, что он может делать лимонад. Ну, сейчас зима, конечно, ему приходится объяснять, что зимой вот как-то на лимонад спрос не очень высокий, поэтому это будет просто трата продуктов и большие убытки для семьи. Нужно чем-то пожертвовать. Ну, он ждет наступления лета, когда будет тепло. Поэтому можно, что называется, и такой разовый ларек поставить прямо у себя около дома. Жители поддерживают, останавливаются, покупают, благодарят. Предпринимательство в Америке поддерживается.
Я. Широков
―
Ну, в общем, про поддержку предпринимательства теперь в России поговорим. Ну, вот вернемся к Домодедово – сегодняшнее задержание. Судя по сообщениям на лентах, сейчас в Басманном суде решается вопрос об аресте. Но вообще меня удивило, что само задержание и грядущий арест произошли через 4 года после теракта в Домодедово. И более того, если я не ошибаюсь, то Вячеслав Некрасов, он ушел чуточку раньше со своего поста из-за транспортного коллапса, который случился тогда в аэропорту.
С. Алексашенко
―
Яков, вы правда считаете, что это все происходит из-за взрыва в Домодедово?
Я. Широков
―
По крайней мере, мне вот так сообщают агентства.
С. Алексашенко
―
Вам об этом говорят, но у вас же там служба новостей должна как-то историю Домодедово выяснить и рассказать очень внимательно, что уже больше 10-ти лет государство пытается отобрать у частных предпринимателей абсолютно законно оформленное со всеми разрешениями управление аэропортом Домодедово, который является такой курицей, несущей золотые яйца.Когда-то, много-много-много лет назад, чуть ли не 20 лет назад, опять-таки, с лишним, государство по каким-то причинам подписало такие бумажки, что вот частные предприниматели стали владельцами аэропорта Домодедово и создали там очень хороший бизнес. Долгое время этот аэропорт был лучшим в Москве. И, собственно говоря, он перестал развиваться ровно в тот момент, когда государство сказало, что это очень хороший у вас аэропорт получается, а у нас есть люди, которые хотят его забрать себе. И вот с этого момента у аэропорта Домодедово, точнее говоря, у его собственников начались проблемы. И президент Путин требует найти собственников, и глава Следственного комитета говорит, что это никак не удается.
Ну, и тут на несчастье случился теракт в Домодедово, и почему-то после теракта в Домодедово выясняется, что ответственность за теракт должны нести собственники аэропортов. Вот такая логика.
Это примерно то же самое, как после террористического акта в Беслане, после захвата школы, президент Путин решил, что глав регионов нужно назначать, а не избирать. Ну, логика, она во всем есть – ты виноват хотя бы тем, что хочется мне кушать.
И поэтому, конечно же, здесь речь идет не о поиске ответственных за теракты, потому что для борьбы с терактами у нас есть и ФСБ, и МВД, и кого только нету. У нас огромное количество спецслужб отвечает, они за это деньги получают, и они должны бороться с террористами, но точно не собственники тех помещений, тех объектов, где произошли теракты. Потому что тогда по такой логике за теракт в Беслане должно отвечать Министерство образования, или администрация местная должна отвечать, потому что они собственниками здания являются.
Конечно, это очень хорошо понятная тактика, и мы это слегка затронули до перерыва – это тактика, как с Алексеем Пичугиным. Вот есть акционеры ЮКОСа, которые убежали, с которыми нельзя ничего сделать, а есть заложник, которого зовут Алексей Пичугин. Вот здесь то же самое – есть заложники, там, Некрасов и еще двое человек, которых сейчас арестовали и будут кошмарить. А вот пусть Каменщик и Коган решают: они откажутся от своей собственности, или будут сохранять собственность, а люди будут за них мучиться в тюрьме.
Вот такая логика российской власти, и я думаю, что, конечно, здесь речь не о том, что идет поиск виновных. Ну, тут же выяснится, как только Каменщик и Коган – если вдруг он откажутся от собственности – то так же, как с Владимиром Гусинским, немедленно выяснится, что никаких особых претензий к этим людям нет. Может быть, даже, извинения принесут, может быть, даже компенсацию какую-нибудь выплатят за то, что незаконно задержали. А, может быть, просто так пинком под зад выгонят.
И. Воробьева
―
Хочется про экономику спросить все-таки немножечко.
С. Алексашенко
―
Не надо о грустном – давайте про экономику, Ира?
И. Воробьева
―
Конечно, да. Давайте немножечко чуть-чуть сгладим.
С. Алексашенко
―
Давайте повеселимся.
И. Воробьева
―
Да, смотрите, «Коммерсантъ» пишет о том, что ухудшение российско-турецких отношений заставляет турецких владельцев российских банков задумываться о сокращении присутствия или даже уходе с рынка. По информации «Коммерсанта», это сейчас происходит с крупнейшим банком с турецким капиталом в России Кредит Европа Банк, он выставлен на продажу. Насколько страшно для нас в данном случае – ну, уйдет еще один банк, и что?
С. Алексашенко
―
Ира, ну, не думаю, что это страшно. Во-первых, и сам по себе Кредит Европа Банк не очень большой. И, во-вторых, насколько я понимаю, речь идет не о закрытии банка, а о том, что он будет продаваться, его выставили на продажу. Ну, это означает, что банковский бизнес, отделения сохранятся. Ну, может быть, там какое-то, если купит другой банк, то, значит, управленческий персонал немножко сократится. Поэтому, знаете, я думаю, это не та история, где нужно обсуждать, насколько сильным будет ударом по российской банковской системе от того, что этот банк продадут. Он не закроется, его продадут каким-то другим собственникам.А вот то, что по странному стечению обстоятельств продается банк, который работает устойчиво, капитал вроде бы он не проворовал, как многие другие банки, у которых Центральный Банк отзывает лицензию, и где десятками миллиардов рублей Агентство по страхованию вкладов выплачивает компенсации. То есть, из бизнеса уходят предприниматели, в данном случае турецкие, которые построили путь не очень большой, но хороший бизнес, который позволял зарабатывать деньги и как-то подталкивать падающую вниз российскую экономику.
Вот почему-то разобраться с плохими банками у Центрального Банка сил не хватает. А вот у наши спецслужб, там, надавить на турецких бизнесменов и создать им такие условия, чтобы они сами приняли решение об уходе из России, вот на это ума и сообразительности хватает. Поэтому здесь задача очевидно решается не экономическая, а создать для турецких бизнесменов в России такие условия, чтобы они сами захотели уйти. Как это – спор хозяйствующих субъектов. А здесь – не выдержали конкуренции. Ну, не выдержали и не выдержали – не хотят конкурировать на российском рынке.
Обратите внимание, что Сбербанк, например, у которого очень крупный по турецким понятиям дочерний банк в Турции, никаких проблем с этим не испытывает, то есть, никто не заставляет Сбербанк уходить из Турции, никаких палок в колеса ему не вставляют. Поэтому ухудшение отношений, оно почему-то проявляется на турецких бизнесменах, а не на российских.
С.Алексашенко: Ухудшение отношений почему-то проявляется на турецких бизнесменах, а не на российских
Я. Широков
―
Мне в продолжение банковской темы хотелось бы тоже услышать комментарий. Вчера произошло событие – мне кажется, такое довольно заметное на фоне отзыва лицензий у других кредитных организаций, я имею в виду, конечно же, отзыв лицензии у банка Интеркоммерц. И сегодня уже пишут, что – ну, понятно, что это не простой банк был изначально, но все равно, что там держали свои деньги Транснефть, дочерние компании Оборонсервиса, даже Всероссийская организация интеллектуальной собственности. Вот хотелось бы комментарии по происходящему вокруг этого банка.
С. Алексашенко
―
Яков, на самом деле, мне кажется, что этот банк мало чем отличается от других. Там, примерно месяц назад была отозвана лицензия у Внешпромбанка. Тоже, в общем, банчок не шибко какой крупный, не шибко какой значимый для российской банковской системы, но там тоже были деньги госкомпаний, деньги крупных чиновников, их родственников, какие-то огромные миллионы и рублей, и долларов. А еще раньше, может, год назад, помните, был Фондсервисбанк, где застряли деньги Роскосмоса.
Я. Широков
―
Да.
С. Алексашенко
―
То ли 20, то ли 30 миллиардов (миллиардов!) рублей. А еще раньше там был банк в Санкт-Петербурге, где застряли деньги Ленэнерго. Ну, вот почему-то в том числе и государственные компании, там надо провести аудиторскую проверку, кто у нас там, Транснефть? И спросить: ребята, а почему вы в таком банке разместили свои депозиты? Скажите, пожалуйста, а какие критерии отбора банков, где вы можете разбирать? А у вас совет директоров – вот вопрос о размещении свободных денег – это точно вопрос совета директоров Транснефти. Кто у нас там в совете директоров Транснефти, чиновники? Давайте с ними разбираться, почему они допустили, что размещаются деньги вот в таком банчке. Не чиновники – это компетенция, условно говоря, генерального директора? Ну, хорошо, генеральный директор нанес ущерб компании на 6 с половиной миллиардов рублей. Ну, может, уже сам напишешь заявление, и компенсацию выплатишь какой-нибудь компании, и откажешься от бонусов на ближайшие 25 лет? Ну, поэтому вот о чем.То, что банк рухнул – ну, Центральный Банк, опять не очень хорошо понимаю... Ну, не хочет он заниматься надзором. Не хочет, не может, не умеет – вот по совокупности. Просто вот что ни банк, то катастрофа, что ни банк, то катастрофа. Вот почему-то обнаруживается катастрофа, только когда из банка украдено все, включая стулья, на которых сидят начальники. Только в этот момент приходит Центральный Банк и говорит: ой, у них вообще ничего не осталось! Ну, давайте заплатим, там, 50-60 миллиардов рублей. Вот поэтому до тех пор, пока Центральный Банк не начнет нормально заниматься свой работой, выполнять свои функции, это будет продолжаться.
Но мне кажется, что одна часть вопроса – это к Центральному Банку, а вторая часть вопроса конкретно в данном случае к Транснефти. Ребята, извините, 6 с половиной миллиардов рублей – это кто принял решение? Вот это решение кто-то принял. Это же не просто так, там, денежный поток кто-то там откопал, и он притек в этот банчок.
Я. Широков
―
Но больше всего еще пугает сама сумма страховой выплаты, в случае с Интеркоммерц она рекордная. Судя по подсчетам, это 63-65 миллиардов рублей. У нас даже Межпромбанк вроде как оценили в 45 миллиардов.
С. Алексашенко
―
Ну, Яков, должен же кто-то устанавливать рекорды, правда? Ну, хорошо, пусть будет это Интеркоммерц, через какое-то время этот рекорд кто-то побьет.
Я. Широков
―
А денег хватит вообще?
С. Алексашенко
―
У кого?
Я. Широков
―
У страхового агентства.
С. Алексашенко
―
Нет, конечно. Давно не хватает. Помните, как «Свадьба в Малиновке»? Бери, бери, я еще себе нарисую. Вот это из той же самой истории. У Агентства по страхованию вкладов, у АСВ, суммы страховых взносов закончились уже давно, и уже в середине прошлого года Агентство по страхованию вкладов обратилось в Центральный Банк с просьбой выдать кредит, и там принято было решение на 110 миллиардов рублей до конца года прошлого, АСВ забрал уже 75 и в какой-то момент попросил увеличить линию кредитную до 150-ти. Центральный Банк с радостью это сделал. Поэтому, если этих 150-ти миллиардов не хватит – ну, Центральный Банк еще допечатает, нарисует.За счет инфляционного налога мы все с вами будем оплачивать плохую работу Центрального Банка.
И. Воробьева
―
Наши слушатели прислали вопросы, в том числе в Твиттере. Вот Наталья спрашивает: как вы думаете, Фонд капремонта проживет 25 лет? Не хочу платить, пугает опыт с накопительной пенсией.
С. Алексашенко
―
Слушайте, кто в России может посмотреть на 25 лет вперед? Вы знаете, может и прожить 25 лет, а может, на следующий год… Да нет, скорее всего, он будет существовать, какая-то технология аккумулирования денег на капитальный ремонт в таких ситуациях, когда собственность принадлежит на квартиру, что-то должно происходить. Возможно, он будет трансформироваться. Знаете, как – будет ли сохранена система финансирования капремонта? Да, будет сохранена. Можете ли вы рассчитывать на то, что сегодня новый ваш дом через 25 лет будет капитально отремонтирован, и при этом от вас не попросят других денег? Ну, скорее всего, нет. Скорее всего, вам придется что-то доплачивать.
Я. Широков
―
Я даже больше скажу: 25 лет назад существовал еще Советский Союз.
И. Воробьева
―
Да, до августа.
С. Алексашенко
―
Нет, до 25 декабря.
И. Воробьева
―
Да, точно. Слушайте, еще – я понимаю, что вы не любите вопросы про рубль, доллар и прочее, но тем не менее, наши слушатели…
С. Алексашенко
―
А вы их любите.
И. Воробьева
―
Да, но наши слушатели любят, а мы любим наших слушателей. Дело в том, что люди надеются. Должна же быть хоть какая-то надежда? И вот наш слушатель спрашивает: «В весенне-летний период рубль обычно укрепляется. Сохранится ли эта тенденция в этом году, как вы считаете?»
С. Алексашенко
―
Хороший вопрос. Если цены на нефть будут стабильными, то обычно где-то с начала марта и до конца мая, иногда до июня, рубль укрепляется. То есть, действительно есть такая сезонность, и пока вот практически каждый год она проявляется точно так же, как рубль падает в январе. Да, все правильно, есть такая сезонность. Может такое быть.
Я. Широков
―
Ну, и напоследок – у нас остается совсем мало времени, Павел из Дубны шлет вашем сыну бизнес-идею: продавать зимой глинтвейн.
И. Воробьева
―
Безалкогольный.
С. Алексашенко
―
Понимаете, алкоголь до 21-го года в Америке как-то нельзя.
И. Воробьева
―
Безалкогольный.
С. Алексашенко
―
Какой же тогда это глинтвейн, если он безалкогольный?
И. Воробьева
―
Это будет такой специальный безалкогольный глинтвейн.
С. Алексашенко
―
А на самом деле проблема в том, что просто зимой люди ездят на машинах, они редко ходят пешком. Поэтому как-то летом оно лучше – летом жарко, ты идешь, и тебе хочется чего-нибудь остудиться. А уж зимой, если ты идешь по улице, то тебе хочется согреться, и ты согреваешься скоростью ходьбы. Хорошая идея, я ему предложу. Но – не знаю, посмотрим, проверим рынок.
И. Воробьева
―
Хорошо. Но мы все тоже ждем лета, во всех смыслах этого слова, потому что лето – это круто.Спасибо большое, это был экономист Сергей Алексашенко у нас по скайпу в рубрике «Персонально ваш».