Личный приём - 2019-02-04
И. Воробьева
―
Ну что ж, 22 часа и 10 минут в столице. Всем здравствуйте! Это программа «Личный прием». Евгений Ройзман, Ирина Воробьева. И мы сегодня в одной студии в Москве. Всем добрый день, вечер!
Е. Ройзман
―
Всем привет!
И. Воробьева
―
В Екатеринбурге ночь, как мы знаем. Да, Женя в Москве, я в Москве, поэтому все здесь из одной студии. Я напомню, что вы можете присылать не только свои вопросы по самому эфиру, но и ваши вопросы лично Евгению Ройзману на телефон +7 985 970 45 45. Либо пишите в чат Ютюба, я его тоже просматриваю, либо с сайта, либо из приложения. В общем, масса вариантов, как нам написать. Значит, у нас, как всегда, есть истории личного приема, о которых мы рассказываем.
Е. Ройзман
―
У нас куча историй, на самом деле.
И. Воробьева
―
Как я написала Евгению в Фейсбуке, который пишет посты со своих приемов и в конце говорит: «Вот у меня еще 34 истории. Мол, рассказать или оставить?». Я говорю: «Женя, оставь для эфира, пожалуйста». Но некоторые истории, конечно, мы и здесь расскажем. Они действительно очень яркие. Значит, в пятницу был прием.
Е. Ройзман
―
В пятницу был прием. Приходили 48 человек. И первый зашел мужик… Ну, представляете, здоровенный мужик, ему 57 лет, с высшим образованием. Была когда-то юридическая фирма у него. Развелся с женой, фирму отдал ей и устроился в охрану. Сутки через двое работает – получает 9 тысяч рублей. А у него однушка своя. И он за свою однушку платит 5.
И. Воробьева
―
Коммуналку.
Е. Ройзман
―
Коммуналку. Остается 4. Ну, это по зиме – 5, летом, может, 4 будет. Остается 4 тысячи. Он приходит и говорит: «Ну вообще не на что жить». Я говорю: «Так увольняйся». Он говорит: «Как я уволюсь? А потом куда я пойду в таком возрасте? Кто меня возьмет?». Но неожиданно по нему легко решилось. Я позвонил, у меня у товарища серьезная фирма, он говорит: «Давай. Пусть идет – я возьму». Он поехал устраиваться.А вот вслед за ним – вот сейчас слушайте внимательно – заполз мужик на коленях, причем у него колени очень аккуратно обшиты пластиком, заполз на коленях и на стул сумел забраться сам, сел. А коляска у него осталась в коридоре. Он – инвалид с детства, ДЦП тяжелейший. Вот внимательно – у него тяжелейший ДЦП, инвалид с детства. Я говорю: «Что у вас?». Он говорит: «Ну, у меня с жильем… Понимаете, у меня была жена, она умерла, а мы жили у тещи. Ну и теще зачем я нужен? Она попросила, чтобы я съехал.
И я, - говорит, - родом с Екатеринбурга, но я снял квартиру в Ревде, потому что в Ревде квартира в 2 раза дешевле. Но я работаю таксистом. Машина старенькая, сыплется, но я раз ее, что-нибудь подшаманю – дальше езжу. Я ни на что не жалуюсь, ничего…». А представляете, он сидит на стуле, у него даже руки сведенные ДЦП и говорить…
И. Воробьева
―
Судорога, да.
Е. Ройзман
―
Да. И говорить ему тяжело. И сидит человек, достойный всяческого уважения, ни на что не жалуется и у него вопрос один – «Может быть, что-то… Я вот встал на очередь узнать, полагается – не полагается, какие шансы». И я вдруг подумал, что вот очень жалко, что этот первый мужик здоровенный ушел. А мне бы очень хотелось их между собой познакомить, чтобы он на него посмотрел, потому что, может быть, у него бы что-то поменялось в голове. И человек вызывает всяческое уважение. Конечно, будем сейчас следить. Постараемся ему помочь.Но я не только об этом хотел сказать несколько слов. Я уже рассказывал, что как-то пришли мужики, которым на заводе уже 5 месяцев практически не платят зарплату. Они говорят: «Ну, вы только про нас не пишите, не говорите, а то нас уволят». Я говорю: «Слышите, а вы чего боитесь-то? Ну уволят – и что? Что-то где-то хуже будет?». – «Ну, там…вот…». И люди боятся вот этих перемен. И вот этот мужик, который получает 9 тысяч – мужик 9 тысяч получает – он тоже боится уволиться, потому что боится, что на работу куда-нибудь не возьмут.
И на этом фоне у меня есть очень красивая история про молодого парня. И я ее с удовольствием вам сейчас расскажу. Тоже с приема. Не с приема, а парень написал мне. Накануне выборов президента мне написал молодой парень и говорит: «У меня проблема. Я работаю в банке на хорошей должности. Мало того, это по моему образованию, по моей специальности должность. И меня вызвали сейчас, нас всех собрали и сказали, что всем прийти и проголосовать за Путина. А я не хочу голосовать».
Я говорю: «Ну и твои действия?». Он говорит: «Ну, я не знаю. Хочу посоветоваться». Я говорю: «Ну, ты же можешь сказать, что проголосовал, и не голосовать». Он говорит: «Нет, это противоречит моим принципам. И я не хочу поступаться своими принципами».
И. Воробьева
―
Какой-то редкий человек.
Е. Ройзман
―
Да, просто приятно. Я говорю: «Значит, все. Это серьезная история. Делай выбор сам». Ну и все, сказал ему. Прошло какое-то время, несколько месяцев прошло. В августе бегу на тренировке по Плотинке, парень рядом бежит, говорит: «Помните? Это я вам писал». Я говорю: «Ну что у тебя?». Он говорит: «А я подошел к начальнику и сказал, не буду голосовать, саму уволюсь. И уволился». Я говорю: «А сейчас где?».Он говорит: «А я раскидал везде резюме, меня пригласили в банк один, ну и стали со мной разговаривать. И я им сказал, почему я ушел из того банка». Я говорю: «А они что?». Он говорит: «А они меня сразу взяли и говорят, мы вас берем именно поэтому, потому что нам нужны честные и принципиальные». И он говорит: «У меня сейчас выше должность, зарплата выше». Вот понимаете, так бывает. Это не сказка. Так бывает. Просто человек не стал поступаться принципами и все по-честному и выиграл. И так бывает.
И. Воробьева
―
Но согласись, что чаще всего бывает по-другому. Что люди не просто так боятся потерять работу, особенно в регионах.
Е. Ройзман
―
Я тебе скажу так. Вот когда не пробуют, то оно может быть как угодно. А когда люди пробуют, все равно они найдут лучше, чем было. И человек, который не боится пробовать и не боится рисковать, он все равно найдет лучше, чем было.
И. Воробьева
―
Прежде чем мы начнем рассказывать еще об историях с последнего приема и обсуждать их, хотелось бы вот о чем рассказать. Про эту историю мы рассказывали. Речь идет о маме и дочери, которые купили квартиру в Озерске.
Е. Ройзман
―
Давай я…
И. Воробьева
―
Да, расскажи.
Е. Ройзман
―
Значит, слушайте. Я коротко историю повторю. Женщина с дочкой. Дочка поступила в университет в Екатеринбурге. Они продали квартиру (трешку в Озерске) и купили однокомнатную квартиру за 2 800 000 в Екатеринбурге. Женщина умная, она подстраховалась на всякий случай, проверили 10 раз и Росреестр сделку зафиксировал, то есть они заплатили деньги, пошлину и Росреестр зафиксировал. Только после этого состоялась передача денег.А потом пришла в квартиру хозяйка и говорит: «Это моя квартира. Кто вы такие? Что вы здесь делаете?». И оказывается, они купили квартиру у человека по поддельному паспорту. И Росреестр зафиксировал эту сделку. Я считаю, полностью ответственность лежит на Росреестре. С огромным трудом удалось возбудить уголовное дело. И Росреестр сейчас отмораживается: «Ну и что, что зарегистрировали. Мы же не знали».
Так оторвали бы задницу и проверили бы паспорт – и никто бы не попал в эту ситуацию. А сейчас женщину с онкологией в очень тяжелой стадии с дочерью выселяют из квартиры, которую они купили, и никто им ни копейки денег возвращать не собирается. И я считаю, что полностью вина лежит на Росреестре. Мы подготовили обращение. И от имени Алексея Алексеевича Венедиктова как главного редактора «Эха Москвы» попробуем это обращение направить в Генеральную прокуратуру Российской Федерации, чтобы они оценили действия Росреестра.
И. Воробьева
―
То есть от нас уходит обращение в Генпрокуратуру с запросом о проведении прокурорской проверки действий специалистов Росреестра, ходу уголовного дела и представлению интересов в судебных инстанциях, собственно, непосредственно этих самых людей.
Е. Ройзман
―
Представляете, умники… Они представляют государство. Две бедные женщины им доверились, потому что они представляют государство. А они ничего не проверили, создали вот такую ситуацию, что люди остались без денег и без квартиры, и еще говорят: «Мы ни за что не отвечаем». Ну, посмотрим.
Е.Ройзман: У людей огромное недоверие к сборам за капремонт. И есть все основания
И. Воробьева
―
Про человека, который работал охранником… Я же правильно поняла, что там удалось как-то договориться?
Е. Ройзман
―
Договорились. Просто позвонил знакомому, он говорит: «Да конечно возьму. Здоровый мужик, непьющий».
И. Воробьева
―
Еще истории все хотят. Еще. Потому что все же читают Фейсбук. Что там?
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, дольше рассказывать, чем работать. Но я расскажу очень серьезную историю, потому что мы давно уже ходим вокруг сирот. Одна из самых таких эмоциональных проблем вот этой работы, что очень много детей-сирот остаются без жилья. Мало того, дети-сироты, зачастую выпускаясь из детдомов, даже не знают, что им положено жилье. Причем у них там система такая. Им положено жилье социальное. В течение 5 лет, пока они социализируются, это жилье остается государственным.Если они нормально социализировались, через 5 лет можно приватизировать в собственность. Но многие из них даже не знают, что им это положено. А у многих, вы представляете, они попадали в детдома из деревень. У него в деревне какая-нибудь часть дома зафиксирована, а там дома-то нет, все провалилось уже. А ему говорят: «Знаете, за вам там закреплена жилплощадь, езжайте». И таких тоже много.
Я однажды столкнулся с ситуацией… Просто с вами поделюсь. Пришла девчонка на прием и говорит: «Мы две сестры и у нас есть еще брат. И у нас были мама и папа. Нормальные, работали на железной дороге. А потом у нас на железной дороге произошел взрыв». Это известная история: в Екатеринбурге рвануло на сортировке. – «У нас, - говорит, - выбило все окна, все покосилось. И мои родители…не было бы счастья, да несчастье помогло…получили двухуровневую трехкомнатную квартиру.
И мы все впятером туда переехали. Но у нас, - говорит, - мама бухала. Так бывает. Мама бухала. И отец пил. Но как-то отец более-менее, а мама-то сильно бухала. И в результате пришла опека и нас забрали у родителей – и нас всех троих поместили в детски дом. Мать-то лишили прав, а отец какое-то время еще приходил, игрушки покупал, забирал. А потом отца убили. Ну, район такой там. Отца убили. И все. А потом произошло следующее.
Пока, - говорит, - мы все в детдоме, мать бухает. К ней пришли и предложили эту квартиру продать. Как-то это произошло, и мать умудрилась эту квартиру продать. Ей дали какую-то однушку в Буланаше (это вообще в Пикулях) и пообещали еще денег. И вот она когда Буланаша за деньгами поехала, убили мать. Все».
Трое детей. Ей обещали денег дать, а для детей выделили маленькую однокомнатную квартирку в бараке, и она за ними была как бы зарезервирована. А теперь слушайте дальше. Детский дом. На брата никто не рассчитывал – квартиру выделили только двум сестрам, потому что брат в это время уже сидел. Дорога уже проторена – родители убиты, спились, брат в это время уже сидел.
А девочки: Лена тихая-тихая была, спокойная-спокойная, а сестра у нее Катя – ну вообще оторва: из детдома сбегала, наркотики, ВИЧ уже у нее, все. И вот эта Катя из детдома выпустилась первая, потому что Лену, ее сестру, посадили за соучастие в убийстве, и она получила 3 года.
И. Воробьева
―
Ого!
Е. Ройзман
―
А Катя выпустилась из детдома, туда в эту квартиру и стала там жить. И вот Лена через 3 года освобождается. Ей говорят: «Вот у вас есть квартира». Она приходит в эту однокомнатную квартиру, а там такой кильдым! Ну там притон натуральный. Она там давай их разгонять – ну, все-таки сидевшая, что-то уже в жизни понимает. В общем, разогнала, навела порядок. Сестра куда-то свалила. Через некоторое время освободился брат. Брат пришел по старому адресу – там живут чужие люди совершенно. Он не знает, куда идти, сестер потерял, забомжевал.И вот ситуация. Она живет там, вышла замуж, родила двух детей, работает. И я с ней стал разговаривать только по той причине, что у нее уже дети, работа, что она зацепилась за эту жизнь и пытается выцарапаться. И вот пришел брат, которому идти тоже некуда. Она живет там с мужем и с двумя детьми. И тут еще сестра образовалась – ВИЧ-инфицированная, уже туберкулез, уже непонятно что, наркоманка. И вот у них троих вот эта однушечка 16 метров. Там живет одна сестра с двумя детьми и с мужем, непутевая сестра еще пришла, ну и брат, который бомжевал, там образовался.
И вот теперь представьте себе ситуацию. Как им всем быть? Вот они… У меня, понимаете, язык не поворачивается сейчас в чем-то обвинять, потому что они еще детьми попали в такую ситуацию просто потому, что родители бухали. Ну, это тяжелейшая история. Мы ее очень долго разматывали, смотрели, что можно, что нельзя, кого можно куда поставить на очередь. Сложнейшая история. Но, абсолютное большинство сирот в России – это дети родителей-алкоголиков. И такое же количество сирот при живых родителях. Вот поверьте мне, что пьянка – это самая страшная беда России. И нет беды горше в нашей стране, чем пьянка. Вот такая вот история.
И. Воробьева
―
Слушай, как ты думаешь, а поможет, если, например, можно было бы законодательно запретить родителям, лишившимся родительских прав, продавать, например, жилплощадь, которая закреплена за детьми?
Е. Ройзман
―
А никто не имеет право продавать. И они не должны продавать. За детьми должно оставаться. И есть правила.
И. Воробьева
―
Но вот эта же большая квартира…
Е. Ройзман
―
Не, там другими способами. Риелторы же разные бывают. Но историю обратно не отмотать, потому что в их квартире живут люди, которые ничего плохого не сделали. И таких историй полно. Но, у меня другая история. Вот братья и сестра были дети-сироты.
И. Воробьева
―
Я просто нашим слушателям хотела сказать, что мы вам обещали про сирот рассказать; про детей, которые из детского дома выпускаются и им негде жить, и государство не выполняет свою роль в этом смысле. Вот как раз мы вам об этом рассказываем.
Е. Ройзман
―
Да. Смотрите, детям-сиротам полагается жилье от государства в том случае, если у них не сохранилось право на ранее занимаемое жиле помещение. Про ранее занимаемое жиле помещение я вам сейчас только что рассказал историю. И дети-сироты попадают в очень сложную ситуацию. Они, выходя из детдома, кто-то вообще не знает, что им что-то положено. И я сталкивался с людьми, которым 30 лет, и они в 30 лет впервые узнали, что им что-то полагалось.И вот нам несколько раз удавалось через суды восстанавливать сроки исковой давности, выходить, получать судебное решение. Но исполнение судебного решения – это одна из самых больших проблем. Таких сирот с пачками судебных решений ходит очень много по стране.
И. Воробьева
―
В этих решениях написано, что государство обязано выделить им жилплощадь.
Е. Ройзман
―
Да. Они приходят, идут по инстанциям, им говорят: «Ну, знаете, будет жилье – конечно выделим. Нам же не жалко. Конечно мы его выделим. Только его нету». И здесь, на самом деле, нет серьезной ответственности за неисполнение судебного решения. Но, как правило, по моему опыту, если местная прокуратура всерьез в эту ситуацию заходит, то деньги находятся. Вообще, неисполнение судебных решений, кто столкнется, просто знайте – это должна решать прокуратура.Ну вот есть другие ситуации. Сейчас вот у нас вышли люди… Говорят, у нас построили 8 домов для детей-сирот. И мы считаем, что там половину денег на этой стройке украли. Сейчас они обещали документы привезти. Если документы будут соответствовать, если я увижу, то, конечно, этот случай я озвучу.
Но, этих ситуаций, на самом деле, много. И самая большая проблема – неисполнение судебных решений. Хотя, на самом деле, каждый год можно делать список всех сирот, кто нуждается в жилье. Каждый регион может этот список сделать. Каждый регион может на это выделить деньги и каждый год закрывать эту потребность. Я не понимаю, почему не делают, почему сами на себя должны ходить подавать в суд, с этими судебными решениями ходить. Ну, я считаю, что этого можно избежать.
И. Воробьева
―
Не понимаю, почему вся эта история происходит с детьми, которым и так очень сильно досталось в жизни.
Е.Ройзман: Если у детдомовца закреплена квартира, то эти квартиры исчезают потом
Е. Ройзман
―
Мало того, что им сильно досталось, у них очень малый процент реальной какой-то социализации. Я вам скажу больше. При советской власти у сирот было больше возможностей. Но, хочу сказать, что сейчас сирот становится потихонечку меньше. Пик был – начало 2000-х. Сейчас сирот потихонечку меньше становится. Сейчас больше стараются местные усыновлять. Что-то происходит. То есть, есть положительная какая-то динамика.Но тем не менее мы здесь впереди всей планеты, если честно. Есть страны, где вообще нет детских домов. Ну, вообще в Европе нет детских домов. В Кавказских республиках нет детских домов – родственники разбирают сразу. У нас полно детских домов, полно сирот. И еще раз скажу: абсолютное большинство сирот – это из-за родителей-алкоголиков.
И. Воробьева
―
Владимир спрашивает про эту историю, которая – две сестры и один брат, вот эта однокомнатная квартира. В результате им можно чем-то помочь или нет.
Е. Ройзман
―
Ну, в результате мы сумели там хотя бы всех на очереди как-то поставить, развести их между собой. Но, я сейчас приеду, мы сейчас еще раз эту историю поднимем, посмотрим, свяжемся. Я одну-то девчонку еще по детдому знал, я к ней в детдом приезжал.
И. Воробьева
―
Это вот эта оторва которая?
Е. Ройзман
―
Нет, которая другая.
И. Воробьева
―
Ничего себе!
Е. Ройзман
―
Которая тихая-тихая была.
И. Воробьева
―
Которая в результате оказалась в тюрьме, я поняла. Еще спрашивают про жилье для детдомовцев. Что делать региону, если у него действительно нет этого жилья? Такое же тоже может быть. Физически нет просто жилья.
Е. Ройзман
―
Смотрите, деньги всегда находятся, когда обязаны находить деньги, когда есть предписание прокуратуры. Я думаю, что если здесь будет прокуратура вмешиваться в эту ситуацию… Потому что неисполнение судебных решений – за этим надзирает прокуратура. Если прокуратура будет вмешиваться в эту ситуацию – деньги найдутся. Жизнь показывает, что деньги находятся, если прокуратура вмешивается в эту ситуацию. Другое дело, что когда в регионе, там внутри никто не хочет между собой ссориться. Сироты, как правило, не умеют ногами двери открывать, отстаивать свои права.
И. Воробьева
―
Да они даже не знают, что у них есть такие права, как правило.
Е. Ройзман
―
Многие не знают вообще. Поэтому стараемся, помогаем.
И. Воробьева
―
Просто не очень понятно, куда иначе пойдет… С другой стороны, тут нам пишут, что вот есть же случаи, когда дали квартиру поскольку дети (ну, по крайней мере раньше; сейчас очень много с этим работают) выпускаются из детдома, не понимая, что такое квартира, что такое ЖКХ и так далее.
Е. Ройзман
―
Огромная проблема. Люди правильно говорят. Огромная проблема – несоциализированные дети выпускаются вообще. Я видел многих, которые потом возвращаются в детдом, потому что им там хотя бы все понятно. Они боятся выходить в эту жизнь. Их тут же подхватывают какие-то люди со своими целями (не всегда хорошими).А если у детдомовца закреплена какая-то квартира была, то эти квартиры исчезают потом, и детдомовцы эти исчезают. Сколько угодно… На них умудряются кредиты брать. Ну, это на самом деле очень большая проблема. И еще раз скажу: это в абсолютном большинстве случаев связано с алкоголизмом родителей.
И. Воробьева
―
Мы продолжим буквально через несколько минут. У нас программа «Личный прием». Евгений Ройзман, Ирина Воробьева. И ваши вопросы для Евгения Ройзмана можете присылать на номер +7 985 970 45 45 либо еще можете писать в чат Ютюба или присылать из интернета. Через несколько минут вернемся.НОВОСТИ
И. Воробьева
―
22 часа 34 минуты в столице. Программа «Личный прием». Евгений Ройзман, Ирина Воробьева. Мы продолжаем. И, собственно, мы говорили о том, что большая проблема для детей-выпускников детских домов получить законное жилье. Но, опять же, оговариваемся: в том случае, если у них его нет, безусловно.
Е. Ройзман
―
Ну, как правило, то, что есть, оно вообще никуда не годится.
Е.Ройзман: Поверьте мне, что пьянка – это самая страшная беда России. И нет беды горше в нашей стране
И. Воробьева
―
Вот, это тоже вопрос, кстати.
Е. Ройзман
―
У меня, смотрите, недавно была ситуация, наверное, 2 приема назад. Девчонка пришла. Они с братом попали в детдом. У них вообще ничего не было. Они с братом попали в детдом. У них вообще ничего не было. А она в 16 лет забеременела в детдоме – ее из детдома выпихнули. Ну, естественно, выпихнули безо всего вообще. Но, парень, от которого она забеременела, оказался таким серьезным парнем. Он ее забрал, они сняли жилье (жилье так себе: комнатушка в бараке). У них уже двое детей. Он работает, как-то оплачивает. Она старается.И она пришла ко мне, говорит: «Понимаете, я попала в ситуацию. Ко мне пришла опека. Посмотрели по сторонам, говорят: “У вас условия неподходящие. Мы у вас детей заберем. Улучшайте условия”. Я тогда спохватилась, я там все суды. Вот у меня решения судов. И я уже опеке показываю, вот у меня решения судов, что мне положено жилье». Опека говорит: «Что вы нам показываете? Мы у вас заберем детей, если вы не улучшите. Ну, получите потом жилье – заберет детей обратно».
Если честно, я считаю, что детям с родной матерью, особенно, если мать непьющая, хоть на сеновале, хоть в шалаше гораздо лучше, чем где угодно, но без матери. Потому что любые приюты, даже самые хорошие – это детская тюрьма. То есть я просто это все знаю и поэтому я говорю с полной ответственностью.
И. Воробьева
―
Не забрали детей в итоге?
Е. Ройзман
―
Нет, не забрали. Но мы начали заниматься всерьез. Я думаю, получится. Но у него еще и брат точно такой же. Брату-то тоже ничего не дали. Они брат и сестра. И доходит до такого… Просто скажу. Два совершенно конкретных примера, – писал «Знак» в свое время. Один парень в Магнитогорске, сирота, совершил кражу, в краже признался и уехал в тюрьму. Так и сказал, что «я украл для того, чтобы пересидеть это время». Ну и там ему пошли навстречу. Он сейчас освободится – ему жилье предоставят. А второй случай в Кусе, тоже Челябинская область.Парень украл телефон у родственницы, пришел сдался в полицию и говорит: «Посадите меня. Мне некуда идти вообще жить». Я думаю, что, может быть, и там в конце концов дадут жилье. Но так себе способ выбивания жилья своего, положенного по закону.
И. Воробьева
―
А вот, кстати, по поводу того, что есть жилье, но оно, мягко говоря, не похоже на жилье. С этим же тоже можно что-то сделать? Когда официально говорят: «Вот у вас тут есть фундамент сгоревшего дома и пожалуйста…».
Е. Ройзман
―
Ничего не сделать. Это, как правило, в самых депрессивных, маленьких городах, в каких-нибудь там поселках, на окраине. И там у этого главы сельсовета или у главы Администрации ему нечего дать. Ну нечего дать! Какая-нибудь клетушка под лестницей. Ему говорят: «Предоставь». А он говорит: «А я что предоставлю? Ну, выделите мне – я предоставлю». То есть сколь угодно этого. В регионах-то живут не сколь богато, хорошо. То есть просто, чтобы понимали.
И. Воробьева
―
Нас тут спрашивает Михалыч из Лианозово про вот этого мужчина, охранника, 57 лет. Спрашивает, на какую зарплату он устроился. Но мы не знаем еще, потому что он только поехал устраиваться.
Е. Ройзман
―
Я думаю, что двадцатка минимум. Ну, я узнаю. На следующей передаче я скажу.
И. Воробьева
―
Да, да, да. Вот тут про жилье, кстати.
Е. Ройзман
―
Кстати, знаете, что… Я сейчас посмотрел, опубликовали средние зарплаты по регионам. Ну, в частности, вот, допустим, для Свердловской области: для Екатеринбурга – 47 тысяч средняя зарплата, для Свердловской области – где-то 38 с чем-то, около 39. Ну, я посмотрел по разным регионам. Я хочу вам сказать одну вещь. Я знаю, где подвох. Эти зарплаты рассчитываются по средним и купным предприятиям. Они не отражают настоящую картину. Вообще не отражают настоящую картину. Я думаю, что реальная средняя зарплата по стране в районе 20 тысяч в лучшем случае.
И. Воробьева
―
Это очень мало.
Е. Ройзман
―
Конечно мало!
И. Воробьева
―
Это вообще… Просто, я не представляю, как люди выживают на эти деньги. Вот Ирина спрашивает: «Не пробовали ли вы организовать волонтеров, чтобы ездить по детдомам и рассказывать о правах непосредственно этих детей, потом – социализировать с помощью коммун?».
Е. Ройзман
―
Смотрите, на самом деле, сейчас детские дома в большинстве стали получше. Они достаточно хорошо обеспечиваются. Случаи, с которыми я сталкиваюсь, они, как правило, не вчерашние, они застарелые. По детским домам много кто работает. И мы работаем и занимаемся. У нас вот пришел парень на прием…«Ассоциация волонтеров», их 60 человек молодых ребят. И у нас есть очень серьезный проект для них. Вот в ближайшее время встречусь, подскажу, что можно поделать.И я скажу, что на самом деле много молодых, у которых энергии больше, чем требуется просто для выживания. И они хотят эту энергию как-то тратить на людей. И таких много, на самом деле. Ну, как-то грамотно направить… люди способны самоорганизовываться и как-то жить.
Е.Ройзман: Человек, который не боится пробовать и не боится рисковать, все равно найдет лучше, чем было
И. Воробьева
―
Ваши вопросы Евгению Ройзману можно присылать на номер +7 985 970 45 45 либо пишите в чат Ютюба, но сигнал какой-то дайте.
Е. Ройзман
―
Слушайте, еще расскажу. Во время прием заходит такая маленькая девочка с красными волосами, с ней мама. И они заходят с вот такими баулами. Я говорю: «Слушайте, а что это?». Они говорят: «А мы вам принесли всякие сладости». Я говорю: «Вы где взяли?». А девочка говорит: «Знаете, я блогер. И у меня была встреча со сторонниками, и они мне принесли столько. Мы распихали куда только могли. Вот несколько мешков вам принесли».
И. Воробьева
―
Нормально у девочки там.
Е. Ройзман
―
Да, да, да. Слушай-слушай. И она мне сказал, кто она в Инстаграме. Я посмотрел – мать честная, там 100 миллионов тысяч подписчиков. А у нее еще во Вконтакте столько же. Я думаю, ну как люди вот так умудряются. Тут пишешь-пишешь, стараешься-стараешься и болтаешься где-то это… А тут такая маленькая девочка. Ну, она меня порадовала. Такая позитивная девчонка! Вообще, за молодыми наблюдать интересно. И то, что вот так принесли столько мешков со сладостями… Ну, понятно, что у нас есть, кому их раздать. Мне было очень приятно.
И. Воробьева
―
Вот так вот. Ни тени зависти сейчас не было в словах Евгения. Тут спрашивали, я полезла в пост этот посмотреть. И тоже мне теперь интересно. Вот пишешь: «Подряд пришли две бабушки – 84 и 87 лет. Отказываются платить за капремонт. Понятно почему». Вот можно объяснить?
Е. Ройзман
―
Нет, ну, понятно, почему они отказываются платить за капремонт. Там у одних капремонт будет в 2030-м году, а у других – когда-то. Там всегда в этих ситуациях есть подвох. Им должны компенсировать. То, что они платят за капремонт, им должны потом компенсировать. Но им почему-то компенсируют по 50%. Бывает, что в квартире еще кто-то прописан. Если еще кто-то прописан, то за капремонт надо платить на равных. Но у людей огромное недоверие к сборам за капремонт. Огромное недоверие. И есть все основания.И второе. Люди, которые платят за капремонт, а потом у них начинают делать капремонт, они вдруг с ужасом обнаруживают, что там делают то, что им удобнее, а не то, что людям надо. И поэтому вопросов всегда много. Ну, у нас за этим городская жилинспекция наблюдает, я с ними контактировал всегда. И в каких-то случаях там всегда можно как-то подправлять эту ситуацию. То есть я знаю, там кто этим занимается и к кому обращаться. Ну, с этими тетушками…они все на контакте у нас. То есть мы там посмотрим что.
И. Воробьева
―
Вопрос от твоей коллеги Ирины Воробьевой из Москвы. Слушай, я просто увидела, как у тебя написано, что приходил к тебе тот самый парень, Геворг Аветисян, который спас детей из горящего дома и которому подарили огнетушитель.
Е. Ройзман
―
Слушайте, на самом деле, очень скромный, серьезный парень, очень достойно держится. Пришел ко мне, а мне охота было с ним поговорить. Он говорит: «Слушай, ну, я еду. Дым валит там, дети в окне. Ну конечно залез, вытащил. Ну, любой бы вытащил на моем месте». И то, что ему подарили огнетушитель…На самом деле, ему от чистого сердца подарили огнетушитель. Они, на самом деле, его к награде представили, то есть официально подали документы. Он живет в России уже 15 лет. Он армянин. Жена у него русская. У него 5 маленьких дочек, они его все очень любят, такие папины принцессы все. И он после работу бежит скорее домой, его дочки все ждут.
И. Воробьева
―
А он же не спасатель.
Е. Ройзман
―
Нет. У него шиномонтажка. Причем все своим трудом. Такой парняга – все своим трудом, сам. И он говорит: «Я, понимаешь… У меня нету гражданства. У меня жена – гражданин России, дети – граждане России. А я – не гражданин России, потому что там я зазевался. Там надо по инстанциям. Я не очень умею, мне непонятно». Ну и все. Мы договорились.То есть я связался с представителем МИДа, с УФМС. Со мной все согласились, что нам в России такие граждане нужны. И я пока с ним разговаривал, я вспомнил: у меня был единственный человек в жизни вообще… Я никогда никому не завидовал. Единственный человек в жизни, которому я завидовал – это знаменитый Шаварш Карапетян.
И. Воробьева
―
Герой, да.
Е. Ройзман
―
Да. Но это волшебная история. Она потрясла меня в свое время тем… Ну, этот человек – чемпион мира по подводному плаванию. То есть один самых столпов подводного мирового плавания, один из самых авторитетных спортсменов. Тренировался в водохранилище в Ереване. Тренировался, бегал. И пошел пробежать еще один круг. И только побежал – при нем троллейбус сорвался с дамбы в озеро. И он доставал всех. Он нырял и доставал человека за человеком – 46 человек достал.Представляете, в чем фишка: это был единственный человек в мире, который был способен это сделать, и он оказался в тот момент, в ту самую секунду на том самом месте. Вот такое провидение. Но он еще в жизни… Ему удалось людей из пожара спасти. Потом, в горах на сборах были. Автобус, в котором вся сборная Советского Союза по плаванию, по-моему…автобус с ручника сорвался и покатился. Он сумел запрыгнуть в кабину и остановить автобус.
И. Воробьева
―
Какая-то карма у человека прямо.
Е. Ройзман
―
Удивительный человек. И вот этот парняга, тоже армянин, такой скромный. И очень мне понравился. В удовольствие мы с ним поговорили. Мне очень приятно, что я с ним познакомился. Я думаю, конечно, что мы ему поможем.
И. Воробьева
―
Нас тут просит наша слушательница Наташа рассказать про детей-инвалидов и их родителей. Потому что, если я правильно понимаю, на прием тоже приходили из Ассоциации родителей детей-инвалидов из Кургана.
Е. Ройзман
―
Из Кургана приезжали представители. Это те дети-инвалиды, у кого тяжелое ДЦП, кто-то лежачий, психические заболевания. Эти дети живы только до тех пор, пока живы их родители. И все родители это понимают прекрасно. Это огромный груз на родителях, что они не бросили своих детей, не кинули их на плечи государства, а тянут их сами. Я видел самые страшные ситуации, когда дома лежачий больной на протяжении 20 лет, и всю жизнь посвящают ему.Причем я даже когда был депутатом Государственной Думы, ко мне приходили женщины, которые как-то самоорганизовывались. Они говорят: «Ну, можно сделать так. Нам бы выделить где-то землю – мы бы сделали маленький поселок, мы бы жили со своими детьми там. И мы бы коллективно друг другу помогали, ухаживали. Потому что нас не будет – наши дети никому не нужны». А там же сложная ситуация. Если у ребенка тяжелый ДЦП – как правило, 90% отцы исчезают, а матери тянут сами. Это ложится на женщин всегда. И эта идея давно витала в воздухе.
А тут приехала женщина из Кургана. Ну, у них Ассоциация. Она говорит: «Ну, слушайте, у нас в Кургане просто психиатров нормальных не найти. У нас уже ведут приемы фельдшера. Ну, все разваливается, нищает, ничего нету. Нам хоть какие-то консультации, хоть что-то». Ну, с документами, серьезная приехала. Я там замкнул ее на кого мог, хотя бы чтобы консультации какие-то получить. Но я не завидую этим родителям. Это очень тяжелая история. И, конечно, помощи ждать неоткуда вообще. Не дай бог.
И. Воробьева
―
Вопросы, которые нам приходят. Вот Наталья пишет: «Родители лишены родительских прав, - видимо, Наталья сама из детского дома. Через органы опеки пыталась найти детей – на них начислили квартплату. Меня послали». Я не поняла, кто… Извините. Родители лишены родительских прав, из детдома, больны туберкулезом…
Е. Ройзман
―
Попроси, чтоб подробнее просто расписали эту историю.
И. Воробьева
―
Да, Наталья, пожалуйста.
Е. Ройзман
―
И я подскажу что-нибудь.
И. Воробьева
―
Вот Юрий пишет нам из Самарской области: «Охранник, 60 лет. Полставки – 8 тысяч рублей на руки. Никуда не денешься. Надо еще полгода нужду тянуть». Ну, потому что никуда не денешься – это правда совершенно. Причем вы присылайте ваши истории. Мы тоже читаем их и рассказываем.
Е. Ройзман
―
Да, может, за какую-то историю зацепимся, углубимся, найдем кого-то из депутатов, кого можно будет попросить вмешаться. Поэтому пишите, чтобы конкретика была.
Е.Ройзман: Просто человек не стал поступаться принципами и все по-честному - и выиграл
И. Воробьева
―
Тут еще, кстати, некоторые наши слушатели сомневаются в том, что все, что рассказывается про прием, это все правда. Но, на самом деле, есть такое ощущение, что это какая-то знаешь другая реальность. Вот эти люди со своими историями – это какая-то другая реальность.
Е. Ройзман
―
Смотри, это не другая реальность, это просто какая-то настоящая жизнь. Когда приходят люди со своими проблемами настоящими – это же не «Первый канал», не телевидение. Просто вот она реальная жизнь. Это реляция о победах, не сказки о достижениях. Это то, что происходит на самом деле. И у меня же приемы такие: кто из журналистов хочет – всегда может прийти, в уголке тихонечко посидеть посмотреть, что происходит. Но у меня, кстати, многие журналисты с приемов берут информацию и уже самостоятельные расследования делают. Ну и правильно, потому что это живые, настоящие истории.
И. Воробьева
―
Возвращаясь к истории…
Е. Ройзман
―
Одну секунду еще.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
И потом, еще послушайте. Есть истории, которые просто не придумать. Вот ты будешь стараться, и тебе такого не придумать, потому что невозможно такие вещи придумать.
И. Воробьева
―
Ну да. Вот Александр с Уралмаша пишет нам: «Евгений Вадимович, что за проблема? Есть куча людей (и вы наверняка знаете таких), которые не имеют собственного жилья, спокойно работают, снимают, ни у кого ничего не просят. Что за трагедию вы тут разыгрываете? Десоциализация – главная проблема, а не отсутствие жилья». Это про сирот.
Е. Ройзман
―
Смотрите. Вот представьте себе ситуацию. У меня каждый раз кто-нибудь такой находится. Когда ко мне приходит человек с проблемой, я пишу, что у человека проблема, надо как-то поддержать, помочь. Другой говорит: «А я вот попал. И я вот сделал. Мне не надо помогать». Послушайте меня, это все равно что приходишь и говоришь: «Ну что вот он рассказывает, что он не смог килограмм поднять? Я вон 150 поднял – и ничего со мной не сделалось. А он 100 не может поднять».Ну, есть такие, которые не могут 100 поднять. А вы подняли 150. Молодцы. Но если человек уже пришел со своей бедой, это значит, что ему уже вообще некуда идти. И кто-то может снимать, кому-то не хватает денег, у кого-то нет возможности сорганизоваться. У кого-то просто энергии не хватает и его надо поддержать, просто поделиться своей энергией, подсказать, что делать. Некоторые люди не могут структурироваться. Если у него одна проблема – он способен решать.
А там, где одна, у людей, как правило, возникает еще одна, еще одна и летит со всех сторон. И человек…просто некуда идти. И ему просто подсказать, спокойно с ним поговорить, помочь, кому-то позвонить, поддержать. Глядишь, оно и получится. Мне же не трудно это.
И по съемному жилью. Вы знаете, это одна из российских проблем. Очень много людей, особенно старших, не могут жить в съемном жилье. Они когда живут в съемном жилье, у них ощущение, что они живут на вокзале. И им хоть какой-нибудь, но свой угол. Я это видел в обращениях, я слышал это т людей – хоть что-нибудь, но только свое; хоть какое-нибудь, но только свое. Это менталитет такой. Я видел людей, которые совершенно спокойно, молодые, живут в съемном, вообще голову себе не забивают. Ну и слава богу, что они могут так жить. Есть люди, которым очень тяжело и некомфортно.
И. Воробьева
―
Вопросы, которые задают наши слушатели уже не про прием, а просто хотят узнать мнение Евгения Ройзмана. Ну, не могу не спросить. История с Пригожиным и Навальным: о том, как опубликовали фотографии, где якобы они выходят из одной и той же двери с каким-то перерывом. В общем, просят комментарий.
Е. Ройзман
―
Смотрите. Совершенно точно, что Навальный с ним не встречался. Просто, видимо, эта ситуация нужна была Пригожину. Просто по какой-то причине он там оказался поблизости, и сделали такую съемку. Навальный знать про это не знал. Его Пригожин в этом плане – в личном общении – вообще никак не интересовал. Другое дело – все увидели, кто подхватил эту тему и начал из искры пламя раздувать. Но ничего не получилось, потому что в эту новость не поверили.Но был блестящий шанс, конечно, если бы Алексей очень спокойно отнесся бы и не завелся бы, и ничего, а сделал бы небольшую паузу и сказал: «Да, вы знаете, пришел ко мне Пригожин и сказал: “Не могу больше. Путина поддерживать не буду. Готов все рассказать и тебе помогать”». И вот если бы Навальный это озвучил, вот мне было бы интересно, как бы они все забегали и как бы они переигрывали.
И. Воробьева
―
Ну да. Потому что сегодня пресс-служба Пригожина подтвердила, что встреча была. Но я бы на месте Пригожина тоже так сделала, конечно.
Е. Ройзман
―
Да это ложь откровенная. И любой здравомыслящий человек понимает, что этого не было.
И. Воробьева
―
Юля спрашивает, совершенно внезапный вопрос: «Как вы думаете, возможно ли сделать такие же приемы в других городах? В смысле есть ли такие Ройзманы в регионах?».
Е. Ройзман
―
Да нет, послушайте, на самом деле, личные приемы ведут депутаты. У всех депутатов Государственной Думы есть Региональная неделя, когда они уезжают в свои регионы и ведут приемы. Ну, я видел, что некоторые депутаты проводят эти встречи. Там один умник сидит на Мальдивах и всем рассказывает, как он работает в регионе в Региональную неделю (лдпровец).
И. Воробьева
―
Далеко, да.
Е. Ройзман
―
Ну, это сплошь и рядом. Есть депутаты, которые ведут постоянно приемы. Может быть, не такие массовые, потому что, на самом деле, после 10-го человека уже тяжело. То есть это надо уметь. Но у меня другая история. Просто, я этим занимаюсь очень давно. И мне уже от этого не спрятаться. Я если не выхожу на связь, меня начинают находить – меня начинают находить в музее, на улице ловить и так далее. То есть мне проще вести приемы. Ну, спокойно дни рассказать. Но я эту работу научился делать. Я этим занимаюсь с 99-го года. Я научился делать эту работу и делаю ее лучше многих. Но, вообще, есть достаточно депутатов, которые ведут приемы.
И. Воробьева
―
То есть пробовать нужно. Находить депутатов и идти к ним на приемы.
Е. Ройзман
―
Ну, а депутатам нужно потихонечку искать свой формат. Потому что вот эта работа выстраивается потихонечку. Ты знаешь, куда звонить. Ты знаешь, кто откликнется. Ты знаешь, кому бесполезно звонить. Потом, у тебя есть круг друзей, которые тебе могут в каких-то ситуациях помочь: людей посмотреть, кого-то на работу взять, где-то еще… Ну, когда ты в городе прожил всю свою жизнь, понятно, что в своем городе можешь это делать.
И. Воробьева
―
Вот Елена из Петербурга тоже примерно об этом спрашивает. Но она спрашивает, есть ли кто-нибудь в Санкт-Петербурге, который был бы готов ей помочь. Она инвалид, ей нужна помощь адвоката. Вот могла бы она, может быть, написать тебе куда-нибудь.
Е. Ройзман
―
Можете или сюда, или в личку в Фейсбук, в Твиттер в личку просто скинуть свою историю. И мне есть в Питере, кому это отправить. Там достаточно депутатов известных.
И. Воробьева
―
Да-да, там действительно... И там очень классные «яблочные» депутаты есть. И мы с ними все знакомы. Если человек не может жить в съемном жилье, пусть едет в деревню и покупает себе там дом.
Е. Ройзман
―
Слушайте, это очень похоже… Это вот как про Марию-Антуанетту. Ей когда сказали: «Вы знаете, у людей нет хлеба». Она говорит: «Ну, нет хлеба – пусть кушают пирожные». Разные совершенно ситуации. Ну разные ситуации. Есть люди, которые ищут, куда уехать, уезжают. Кто-то зацепился, у кого-то получилось, у кого-то не получилось. И это совет совершенно не универсальный.
И. Воробьева
―
Тут есть сообщение, которое оборвалось. Первую часть его я не могу найти, но есть вторая часть. Я понимаю, о чем пишет человек – Олег из Москвы. Пишет, что вся эта история с жильем для детей-сирот – это ответственность директоров и педагогов этих детских домов, также вышестоящих чиновников, которых надо отдавать под суд, а не «кудахтать об этом на радио», цитирую.
Е. Ройзман
―
Ну, кто мешает-то? Отдавайте.
И. Воробьева
―
Да.
Е. Ройзман
―
Я не понял, мешает-то кто?
И. Воробьева
―
Не знаю. Вот Олег из Москвы, может быть, вы этим займетесь?
Е. Ройзман
―
На самом деле, я скажу, что педагоги детдомовские, кто работает в детдомах – это тоже непростая работа и не бог весть какие зарплаты. И эти люди, поверьте, тоже натерпелись в жизни. И есть педагоги из детских домов, которые детям потом на протяжении всей жизни вместо родителей. И такие истории бывают тоже. Поэтому здесь нельзя вот так вот судить.
И. Воробьева
―
Возвращаясь к этой истории про мужчину, у которого ДЦП и который водит машину. Вот Мария спрашивает: «А вот что, на ваш взгляд, помогает людям выжить, не сломаться в самых тяжелых жизненных обстоятельствах? Есть ли еще какие-то примеры, которые вспоминаются?».
Е.Ройзман: Мужик 9 тысяч получает - боится уволиться, потому что на работу куда-нибудь не возьмут
Е. Ройзман
―
Слушайте, я сегодня этому мужику позвонил (его Николай зовут), потому что мне позвонили с большого городского портала «E1», говорят: «Мы хотим сделать материал о нем». Я говорю: «Давайте тогда, если делать материал, то надо посмотреть, чем это поможет ему. А второе: чтобы для всех это было примером, что можно бороться и можно сопротивляться. Сейчас я у него спрошу позволения и дам телефон».Набираю его, он говорит: «Да. Но я сегодня, видишь, не могу разговаривать – я сейчас двигатели перебираю у машины». Ну вообще, конечно! А на самом деле, все же знают историю Нико Вуйчича, да? Ну, я думаю, что все слушатели и зрители знают это.
И. Воробьева
―
Да, да, да.
Е. Ройзман
―
Парень в Америке родился без рук, без ног, у него один отросточек всего вместо одной ноги, и который как-то социализировался, сумел что-то. А у меня есть история гораздо более крутая, потому что это история реальная и этот человек выживал не в Америке, где за инвалида все. А он выживал на Урале в Красноуфимском районе. Слушайте, коротко историю расскажу. Может, кому-то пригодится. В Красноуфимском районе в селе Сарана родился 11-ребенок в семье – мальчик, его звали Евсей.И он родился, представляете, без рук и без ног, и у него только вместо левой ноги чуть-чуть вот отросточек, культя и на нем два пальчика, и ничего нету вообще. Но надо отдать должное семье. Представляете, 10 детей, он – 11-й, крестьянская семья. Его не бросили. Его не сдали в детдом. Его выходили. И когда ему было уже годик с небольшим, отец ему сделал такие костылики, и ему на шею вешали. И он эти костылики упирал подмышки и научился ходить сам. На эти костылики упирался подмышками и научился ходить.
Мало того, он раньше всех детей выучился грамоте. Он выучился грамоте, и он научился рисовать. Представляете, он еще был совсем маленький, и он научился рисовать. И к нему шли все соседи… А он кисточку держал зубами. Вот так зубами зажимал и рисовал. К нему шли все соседи. Он делал всем коврики – разрисовывал. Знаешь, оленей всяких, охотников. Ну. такие красивые картины рисовал. У меня были его картины. Я их в Музей наивного искусства все передал. Его все любил, он такой добродушный был.
А у него был друг Андрей. А вот его друг Андрей был слепой от рождения. И вот они вдвоем – этот Андрей его брал, этот смотрел глазами – ходили в лес по грибы, по ягоды вдвоем. И вот этот Андрей научился еще играть на гармошке, и играл лучше всех. А Евсей рисовал. А потом ему стали заказывать портреты вождей – клубы оформлять, там портреты вождей. Он однажды Берию нарисовал. Да так красиво нарисовал! Только нарисовал – Берию посадили. Он так переживал! Говорит: «Ну столько красок ушло! Ну кто бы знал…». Ну и вот.
А потом, в 52-м году, он в Серпухове заказал коляску по своим чертежам…предоставил им чертежи, нарисовал чертежи вот так же зубами. Отправили в Серпухов, где делали мотоколяски. И ему сделали мотоколяску. И он на этой мотоколяске гонял, его там прицепляли, и он отросточком вот так рулил, представляете. А потом его пригласили на ВДНХ с его картинами. Выставку сделали на ВДНХ. И он приехал на ВДНХ и познакомился с девушкой из Балахны. Познакомился с девушкой и уехал к ней в Балахну, и на ней женился.
Но я хотел сказать не это. Я сколько видел людей, которые Евсея знали, он никогда ни на что не жаловался. И я перебирал большое количество фотографий его – он на всех фотографиях улыбается. Хорошая история. да? То есть это гораздо круче, чем Ник Вуйчич, поверьте.
И. Воробьева
―
Да, это очень хорошая история. У нас буквально минутка до конца. Хочется вспомнить еще замечательного парня из Санкт-Петербурга – Ивана Бакаидова, у которого тоже ДЦП, но который прекрасный программист. Он создал программы для людей, которые не могут печатать и не могут писать… И не могут разговаривать – самое важное, то есть там совсем все плохо. Обязательно мы должны ему передать привет, потому что Ваня тоже ни на что не жалуется, он хочет жить, хочет жить полной жизнью и всячески подает всем пример.
Е. Ройзман
―
Иван, тебе привет. И, конечно, ты для всех пример. Вот все, кто во мне приходит, ребята с ДЦП, ну и когда с родителями приходят, я буду говорить им об этом. И на самом деле, все получится. Можно справиться. Нельзя сдаваться.
И. Воробьева
―
Спасибо большое! Это была программа «Личный прием». Евгений Ройзман, Ирина Воробьева. Ваши истории можете присылать Евгению Ройзману или нам на «Эхо». Мы постараемся вам помочь, если у нас будет такая возможность. Ровно через неделю услышимся!
Е. Ройзман
―
Будет возможность. Всем удачи и доброго здоровья!