Павел Лобков - Разбор полета - 2015-07-27
Т.Фельгенгауэр
―
Здравствуйте! Это программа "Разбор полета", программа о людях, которые принимают решение, о том, как они эти решения принимают. У нас сегодня все будет не так, как обычно. Во-первых, программу сегодня для вас ведут Оксана Чиж, Татьяна Фельгенгауэр. Оксана, добрый вечер!
О.Чиж
―
Доброго вам всем дождливого вечера!
Т.Фельгенгауэр
―
Ой, к Сан Санычу готовишься? Добрый дождливый московский вечер! Ирину Воробьеву мы уже отправили. Но вы ее только что слышали в эфире«Эха Москвы». Мы решили ее отправить куда подальше. У нас - куда?
О.Чиж
―
У нас сначала Омск, потом там длинный маршрут.
Т.Фельгенгауэр
―
Не знаю, летают ли самолеты, но Ира попытается на свой, который унесет ее в Омск, чтобы она присоединилась а автопробегу нашему, который сейчас по городам и весям происходит. Поэтому Оксана Константиновна любезно согласилась присоединиться ко мне в программу "Разбор полета".
О.Чиж
―
Чуть позже к нам присоединиться и наш гость – журналист, ведущий телеканала «Дождь» Павел Лобков. И, кстати говоря, сразу координаты нашего эфира телефон для sms в эфир +7 (985) 970 45 45. Для поклонников сразу: любимые фильмы, телепроекты, программы, и вопросы обязательно о тех самых решениях, которые принимались в течение жизни, которые еще принимаются и будут приниматься. Это все мы будем читать, самые интересные вопросы обязательно зададим. Не забывайте, что существует еще и аккаунт vyzvon в Твиттере, он тоже к вашим услугам.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, а если вы вдруг каким-то невероятным образом – для меня это непонятно, как, - но вдруг вы не являетесь поклонником Павла Лобкова, или у вас нет вопросов к нему, то вы можете использовать телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45 с другими целями, потому что туда можно присылать ваши предложения: кого бы вы еще хотели услышать в программе "Разбор полета". За то, прямо скажем, долгое время, что мы работаем в эфире, у нас уже было много людей…
О.Чиж
―
Многие уже образобраны.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, всех разобрали, со всеми полетали. Но понятное дело, что кого-то еще не успели позвать: кто-то не мог, кто-то сорвался, кто-то пока не решился. Но, если вдруг есть какой-то человек, которого вы просто жаждете услышать в программе "Разбор полета" и увидеть на экранах Сетевизора в той же самой программе, то пишите. Телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45. У нас тут будет такая вводная часть, конференция со слушателями, потому что, по-моему, если я ничего не путаю – а, мне кажется, я ничего не путаю, - за всю историю программы "Разбор полета" ни разу такой конференции не проводилось. То есть мы так, между собой как-то обсуждали: «А вот, было бы здорово, кого бы позвать?» Но хотелось и вас бы привлечь к обсуждению, кого из гостей вы бы хотели тут услышать.
О.Чиж
―
Давай дадим обещание. Телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45. Присылайте свои варианты, кого вы хотите услышать в программе "Разбор полета". Мы создаем список…
Т.Фельгенгауэр
―
Расстрельный почти.
О.Чиж
―
Разборочный.
Т.Фельгенгауэр
―
Разборно-полетный.
О.Чиж
―
Скажем, из 15 фамилий, наиболее интересных.
Т.Фельгенгауэр
―
Но вы только проверяйте. Может быть, эти люди уже были у нас.
О.Чиж
―
Ну так у тебя память, наверное, хорошая. Ты-то их всех наперечет помнишь.
Т.Фельгенгауэр
―
Ты чего! Ты не слушала наш утренний эфир с Сашей. Я сегодня перепутала все, что можно было, не говоря уже о том, что сам Плющев сказал, что у нас дневной «Разворот». Не-не, это у нас это заразное. Память у меня плохая, поэтому вы сами проверяйте.
О.Чиж
―
Телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере, и сайт "Эхо Москвы" echo.msk.ru - все это сегодня принимает ваши заявки, сегодня стол заказов работает.
Т.Фельгенгауэр
―
Но недолго.
О.Чиж
―
Но недолго. Обязательно к концу программы такой список мы создадим.
Т.Фельгенгауэр
―
Вот сразу: «Ходорковского», - пишет Александр. Александр. Так был же Ходорковскийв программе "Разбор полета". Там почти двухчасовой у нас эфир с ним был.
О.Чиж
―
А Татьяна Толстая была? Вот Вадим предлагает.
Т.Фельгенгауэр
―
Татьяны Толстой не было. Вот кого не было – из тех составим список, обязательно покажем нашим продюсерам, подумаем, поговорим, обсудим. Вообще, честно скажу, иногда людиотказываются, не хотят приходить в эту программу. Такое бывает.
О.Чиж
―
Поэтому сразу несколько вариантов предлагайте, чтобы мы ваши пожелания могли как-то удовлетворить и выбрать из круга пожеланий.
Т.Фельгенгауэр
―
У нас Павел Альбертович Лобков, который с минуты на минуту доплывет до нашей редакции, потому что вот он уже прямо на подплыве. Он же у нас присутствует в записанном варианте, потому что мы, когда готовились к эфиру, мы посмотрели всякие разные его программыи времен НТВ, и уже на телеканале «Дождь», и надо сказать…
О.Чиж
―
Широкого таланта человек.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, Павел Альбертович прекрасно выступает в эфире в разных качествах, в частности, он читает стихи, и иногда – собственного сочинения.
П.Лобков
―
Ну, и немного личного. Оторвавшись от бумажки, президент сегодня сказал о 14-летних школьниках: Наиболее сложные задачи с наибольшим эффектом решили школьники от 14 до 17 лет. Это касалось космической отрасли, где они – цитирую: «Формировали космические аппараты». Сегодня пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков, что шлифовал свою речь президент до глубокойночи. И блогеры заметили, что президентский кортеж, очень напоминающий президентский в час ночи промчался в Кремль.
П.Лобков: тогда было так, что каждый принимал решение индивидуально.
Ода: Отныне и навсегда.
Посвящается последней ночи пред посланием.
На Храмовой горе в сакральном Херсонесе
Всю ночь горел огонь в его окошке.
Страничку Ильина и Брежнева немножко -
Все нужно уместить в священном тексте.
Из-за бугра под утро поползли
Сценарии зловещим тараканом.
Но школьники космическим тараном
России репутацию спасли.
Белеет стопка школьных сочинений,
Стучится в дверь сбежавший капитал,
Нас не отбросит Гитлер за Урал,
Ведь много нестандартных есть решений.
Две строчки приписал и труженник села,
Абзац принес консервативный предок,
В час ночи он допишет напоследок:
Важны сосудисто-сердечные дела…
О.Чиж
―
Стихотворение было написано в конце прошлого года. Это декабрь 2014 года. И, чтобы было понятно, это такой симбиоз творчества и ремесла, потому что это, знаете, такая история, которая была приурочена к Посланию президента Федеральному собранию декабрьскому.
Т.Фельгенгауэр
―
И прозвучало это, соответственно, в выпуске новостей, который Павел Лобков вел на телеканале «Дождь». Он уже прямо совсем близко, поэтому мы ждем…
О.Чиж
―
Слышим плеск весел о волны…
Т.Фельгенгауэр
―
Практически. Я пока поотвечаю вам, потому что очень много сообщений приходит с разными предложениями, кого позвать. Вера предлагает позвать Евгению Марковну Альбац. Вера, это очень хорошее предложение. Единственно, что у нас же, видите, мы пересекаемся по эфирам, то есть это должно быть какое-то записанное интервью, которое мы поставим, когда Евгения Марковна в отъезде, в отпуске или где-то еще, но это надо пометить обязательно, что этот "Разбор полета" надо записать.Тина Канделаки была.
О.Чиж
―
А нравится ли тебе идея с господином Милоновым, например?
Т.Фельгенгауэр
―
А почему бы и нет? Наверное, можно съездить в Санкт-Петербург и записать с ним такое интервью. Не уверена. Может быть. Ройзман был. Михаил Прохоров был совершенно точно.
О.Чиж
―
Конечно, завораживает идея с Павлом Дуровым. Это, действительно, было бы ужасно интересно.
Т.Фельгенгауэр
―
Кто оплатит нам билеты до Нью-Йорка.
О.Чиж
―
Океан разделяет нас.
П.Лобков: Я придумал, заниматься «Растительной жизнью», чтобы быть в стороне от всего. Такая внутренняя миграция
Т.Фельгенгауэр
―
Хочется услышать Красовского Антона. Услышите в «Особом мнении», ну, может быть, в «Разборе полета» тоже.
О.Чиж
―
Смотри, какой интересный дуэт предлагается нам в одной эсэмэске: Якубовича и Януковича.
Т.Фельгенгауэр
―
Прекрасно! А вот мне нравится очень формулировки: «А слабо Вакарчука пригласить?» Нам никого не слабо пригласить. Вопрос, прилетит ли господи Вакарчук для этого, или вы оплатите нам поездку в Киев? Вот мне интересно: выездные интервью, как по вашему, должны происходить? Дмитрия Быкова предлагают сразу несколько людей. Кстати, его, насколько я помню, небыло в программе "Разбор полета".
О.Чиж
―
Был ли в ней Константин Райкин?
Т.Фельгенгауэр
―
И Райкина тоже не было, если я ничего не путаю. Впрочем, несколько эфиров меня не было. Но ты меня подменяешь обычно, поэтому, если у тебя не было Райкина и у меня не было Райкина, скорей всего его не было в программе.
О.Чиж
―
Не было.
Т.Фельгенгауэр
―
«Можно не кривляться?» Нельзя не кривляться. Навальный был. Пиотровский был.
О.Чиж
―
Вот прогрессивная часть у нас предлагает: Дмитрий Спирин, группа «Тараканы».
Т.Фельгенгауэр
―
Замечательное предложение. Ну, даже не знаю. Константин Эрнст. Я бы с удовольствием с огромным, но дело в том, что не всегда отвечают согласием.Венедиктов был. Олег Басилашвили – ой, очень хочу! Готова поехать в Санкт-Петербург,чтобы записать этот "Разбор полета".
О.Чиж
―
«Супер было бы – позвать Михаила Жванецкого», - пишет один из наших слушателей.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, я просила, очень-очень просила Михаила Жванецкого к нам в эфир на эту программу, но что-то пока не получается. Михаил Горбачев был в программе "Разбор полета". Ксения Собчак была. Наталья Синдеева была. Белковского, по-моему, не было, если я ничего не путаю, Виктора Шендеровича, по-моему, тоже не было. Чичваркина не было, но вы понимаете, что для того, чтобы записать "Разбор полета" с Евгением Чичваркиным, надо будет опять же куда-то в Европу выезжать или конкретно в Лондон.Так, Абдулатипова, по-моему, не было. Евгения Киселева, насколько я помню, тоже не было. Каспаров… Не в России, друзья! Присылайте, пожалуйста, предложения людей, которые находятся как-то территориально чуть-чуть ближе. Ну, правда, сложно же.
О.Чиж
―
Готовы ли вы к «Разбору полетов» с Эдуардом Лимоновым…
Т.Фельгенгауэр
―
Он был, и это был совершенно фантастический "Разбор полета" с Эдуардом Лимоновым, да. И прекрасно и замечательно. Явлинский, Орешкин. Маша Гайдар. Еще раз: можно тех, кто находится на территории Российской Федерации и желательно еще и в Москве. Ну, правда…Бастрыкина – замечательное предложение! Про Ройзмана я уже сказал, что он был. Иосиф Кобзон, Анна Нетребко, Владимир Мирзоев.
П.Лобков: Я не люблю, когда ко мне на эфир опаздывают, и сам ненавижу опаздывать
О.Чиж
―
Дмитрия Пескова просят.
Т.Фельгенгауэр
―
Дмитрий Песков – да я бы не против.
О.Чиж
―
Вопрос: против ли Дмитрий Песков.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, не то чтобы часто ходит на эфиры, извините. Юрского, по-моему, не было, если я не путаю. Валентина Петренко, кажется, была,но я не уверена. Пархоменко. Сергей Борисович у нас был, нет? Не припомню.
О.Чиж
―
Нет, я боюсь, в программе "Разбор полета" – нет.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, мне тоже кажется, что нет.
О.Чиж
―
Олега Табакова вот Павел из Дубны хочет увидеть за этим столом.
Т.Фельгенгауэр
―
Я бытоже с удовольствием. «Нельзя ли записать передачу по телефону?» Нет, Максим, такие передачи по телефону совершенно точно записывать нельзя, потому что теряется всякий смысл. Нет контакта визуального, барахлит связь. И целый час слушать в телефонном качестве…
О.Чиж
―
Ну, и кроме того, совершенно другой разговор, когда человек сидит напротив вас и можно ваши вопросы ему все-таки как-то передать.
Т.Фельгенгауэр
―
Незнаю, вообще, не телефонный разговор.
О.Чиж
―
Ох как замахивается Владимир: Никиту Михалкова хочет в программу "Разбор полета".
Т.Фельгенгауэр
―
Да, было бы прекрасно.
О.Чиж
―
Было бы мощно: вместе с «Бесогон ТВ».
Т.Фельгенгауэр
―
Можно еще раз «Паука?». Нет, нельзя.
О.Чиж
―
А был, да?
Т.Фельгенгауэр
―
Был, конечно.
О.Чиж
―
Как же это было?
Т.Фельгенгауэр
―
Это было фантастически! Песни пели, стихи читали. О! Павел Альбертович пришел!
П.Лобков
―
Я не люблю, когда ко мне на эфир опаздывают, и сам ненавижу опаздывать. Но с Пушкинской площади я шел пешком.
Т.Фельгенгауэр
―
Мы чаю попросим вам горячего принести.
П.Лобков
―
Нет, не надо…
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, хорошо.
О.Чиж
―
Это было последнее решение ка раз, которое вы принимали: оставить машину и идти пешком.
П.Лобков
―
У меня нет машины. Я бы свою не кинул, потому что не кинешь среди улицы. Я просто из такси вышел и все.
Т.Фельгенгауэр
―
И оставили таксиста…
О.Чиж
―
Мокрый насквозь Павел Лобков пришел к нам в студию.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну что, тогда мы начинаем программу "Разбор полета" о решениях, которые герои принимают в своей жизни. Павел Лобков, журналист, ведущий телеканала «Дождь» и у нас есть первый традиционный вопрос.
П.Лобков
―
Здравствуйте!
О.Чиж
―
Традиционный вопрос у нас такой. Самое сложное решение, которое наиболее тяжело вам давалось, в котором вы больше всего сомневались, были какие-то метания – это что было за решение?
П.Лобков
―
Я думаю, это та самая знаменитая Пасха, «кровавая Пасха» 2001 года, когда НТВ прекратило в том виде, в котором оно было, свое существование, вошло в плотные слои газа, атмосферы. И тогда вопрос такой стоял: оставаться там или уходить на ТВС? Но, когда я выяснил, что у тебя избушка ледяная, а у меня лубяная, то есть люди, которые уходят на ТВС – на самом деле на ТВ-6… Борис Абрамович Березовский уволил под это 300 человек – как-то подумалось сразу, что «вы такие замечательные здесь, носители свободы слова, а ради вас увольняют 300 человек в никуда просто». И, тогда я вернулся обратно.
О.Чиж
―
Так себе моральный выбор.
П.Лобков
―
Ну, я бы сказал, да. Поэтому я говорю про сложноерешение. Поэтому лучше будет мне плохо, но я буду, по крайней мере, сидеть на своем месте, никого не сгонять с него. Я тогда придумал, что я буду заниматься «Растительной жизнью», чтобы быть, вообще, в стороне от всего. Такая внутренняя миграция.
Т.Фельгенгауэр
―
А, когда стало понятно, что на ТВС вы не хотите из-за того, что…
П.Лобков
―
Я узнал об этом. Через день или через два это произошло.
Т.Фельгенгауэр
―
Вот после того, как вы узнали, не было такой развилки, что не НТВ возвращаться, а куда-то еще?
П.Лобков
―
А еще-то - не было ничего. Дело в том, что 2001 год все-таки. Тогда этих медиа не было новых. То есть они рассматривались как очень несерьезные все. Не было… Там Олег Борисович Добродеев был бы счастлив, чтобы к нему пошли, но такой быть переходящей тряпкой в руках, которую вывесят на некоторое время, помашут ей, потом о нее будут вытирать ноги, потому что перебежчиков никто не любит ни с той стороны, ни с этой… Об этом очень любит рассказывать наш президент.
Т.Фельгенгауэр
―
Но, все-таки возращение обратно на НТВ буквально через несколько дней как восприняли и те, кто ушел на ТВС, и те, кто остался на НТВ?
П.Лобков
―
Абсолютно спокойно. Потому что тогда было так, что каждый принимал решение индивидуально. Вот эти коллективные, стадные походы, они были, они не привели ни к чему хорошему. Потому что все-таки в такие моменты нужно всем поодиночке, наоборот, мне кажется.
О.Чиж
―
А не было среди тех, к кому вы вернулись, таких настроений: Ха! – злорадных – вернулись!
П.Лобков: Преклоняюсь перед Синдеевой, на ее бы месте я уже эту лавку под названием «Дождь» я бы закрыл раз двадцать
П.Лобков
―
А мне параллельно, потому что, во-первых, я специально же себе придумал «Растительную жизнь». Если хочешь работать – работай. Придумай себе работу и ее работай. Придумай себе работу, которую больше никто работать не будет и не умеет. Вот я себе такую придумал работу и ни с кем не пересекался практически.
О.Чиж
―
А само название «Растительная жизнь» - это был такой немножко стеб?
П.Лобков
―
Ну,издевка, конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть это такой бесконечный кукиш в кармане.
П.Лобков
―
Это бесконечный кукиш в кармане, и надо сказать, что он был просчитан совершенно четко.
Т.Фельгенгауэр
―
Новы в своем решении остались верны.
П.Лобков
―
Конечно.
О.Чиж
―
А с какой реакцией он был прочитан?
П.Лобков
―
Ну, такой типа: Вот, и не можем не… но мы все понимаем – начальство. Ну как? «Мы не можем не дать, но мы все понимаем, почему он это сделал». Всегда из двух вариантов лучше всего получается третий. Так у меня редко в жизни бывало.
Т.Фельгенгауэр
―
Но тут-то, я так понимаю, особого третьего варианта и не было.
П.Лобков
―
Нет, это и был третий вариант. Как раз то, что я выбрал, это был третий вариант.
Т.Фельгенгауэр
―
Такая небольшая внутренняя эмиграция.
П.Лобков
―
Конечно. Назло вам буду копать лопатой.Буду весь в какашках сверху донизу. А вы такие все красивые, все такие политические, все такие в галстуках, все такие… про свободу слова – а мы тут…про морковку.
О.Чиж
―
Но про внутреннюю эмиграцию – этот самый третий вариант – он же, как правило, вообще, заканчивается неким глобальным отказом и от первого и от второго. Вот у вас есть серьезнаяспециальность. Если некуда было идти в этот момент, то всегда можно захлопнуть дверь в журналистику и вернуться…
П.Лобков
―
Вернутся, можно бизнесом заняться. Я не знаю. Бизнесом пробовал заниматься – у меня не получается. У меня таланта нет. Бизнесмен – это талант, прежде всего. И этого огромная нужна уверенность в себе, какая-то паталогическая. Вот тебя хлестали по всяким щекам, всяким другим местам, а ты все равно шел вперед, падал, потом поднимался – опять шел. Я не обладают такими индивидуальными качествами.Я поэтому преклоняюсь перед Синдеевой, потому что на ее бы месте я уже эту лавку под названием «Дождь» я бы закрыл раз двадцать уже на моей памятью. Я преклоняюсь просто перед ее стойкостью, потому что были такие моменты, что просто уже вилы, как говорится. И, когда, например, решение продолжать и в каком-то другом месте – в квартире даже сидели, изящно декорированную под студию – ну, казалось бы, все уже. Человек продает дом огромный, человек продает бизнесы… человек продает все, что есть, и вот эти дети… Мы там ходим чего-то… во всяком случае делает вид, что мы работаем, ну в смысле, что приносим прибыль, потому что я не знаю, приносим мы не приносим… Но стойкости я завидую. Такие, конечно, решения, которые принимает Синдеева, мне, конечно, не по силам.
Т.Фельгенгауэр
―
Но, с другой стороны, оставаться на «Дожде» вопреки всему, что происходит с телеканалом, это же тоже решение.
П.Лобков
―
Ну это решение связано с тем, что я, во-первых, приклоняюсь перед Синдеевой, действительно. И бросать ее просто невозможно в такой момент. А момент все продолжается и продолжается, «а старушки все падали и падали…». С другой стороны, там комфортно, там свободно, там хорошо.
О.Чиж
―
Но вот вы говорите, что бизнес – это такая история, когда нужно быть готовы, что упал- поднимайся, стискивай зубы, иди вперед, и будь готов, чтобы завтра начинать все сначала. А журналистика разве не так? Мы последние годы живем в реальности, когда ты работаешь в каком-то медиа – я не про «Дождь» даже – и вроде как сегодня в нем белые, а завтра пришли красные, и выясняется, что нужно всей редакцией увольняться.
П.Лобков
―
Я не уверен, что красные придут на «Дождь», потому что красные любят большое бабло. Красные в другое, наверное, место придут, где бабла побольше. И потом, красные не любят проблемы, а мы, в общем, из тех людей, которые красным создают проблемы. То есть, если они к нам придут, то толку от нас, как от паршивой овцы шерсти – а визгу будет, я вам хочу сказать – ой, сколько визгу будет! Они обойдут стороной. Они постараются сделать так, чтобы мы как-то сами: эвтаназия такая финансовая, чтобы мы сами задохнулись… «костлява рука голода». Нас окружат, как известный город, будут стоять под стенами, а мы будем там… Это вот да, это они могут. А так прийти – зачем им? Боже мой! Что они с нами могут сделать? Нас же можно только на переплавку.
Т.Фельгенгауэр
―
Если вернуться к работе на НТВ, в эти кризисные годы, когда канал переживал сложные времена, там решение – все, вот есть «Растительная жизнь».
П.Лобков
―
Да.
Т.Фельгенгауэр
―
И вы для себяприняли решение… как долго это может продолжаться?
П.Лобков
―
Вот я это называл «Растлительная жизнь», потому что это продолжалось долго – 6 лет. Но я еще делал материалы для «Намедни», потому что появился Леня. Он там тоже появился странно. Он с красными пришел. Но то, что он делал в «Намедни», то, каким оказался потом Борис Йордан – он оказался, наверное, лучшим менеджером из тех, что я видел в своей жизни телевизионным. Ну, так получилось. Он у нас учился телевидению, а мы у него учились все-таки менеджменту, потому что при Гусинском, конечно, это все напоминало большой штетл, анархическую конструкцию. А с Йорданом и с «Намедни» все как-то выстроилось. Хорошо, что и там какие-то политические материалы делал. «Землю попашешь,попишешь стихи».А, когда «Намедни» кончились, стало скучно, потому что в «Максимум» программу не пошел. А «Намедни» кончились не случайно, потому что они сами уже вырождались в программу «Максимум» внутри себя. Было уже понятно, что будет все там - ацетоны,НЕРЗБ, землееды – замечательно! И рейтинг хороший давали. Внутри «Намедни», когда начал вычленяться этот ядовитый червь под названием программа «Максимум», уже тогда как-то перестало хотеться сильно. Еще года два я поработал в новостях и уехал в Питер.
Было очень хорошо. Было замечательно. Там пришел Ковальчук к руководству «Пятого канала». Он давал деньги не вмешивался. Ровно до 8-го года. И мы делали все, что хотели. А денег было очень много. Мы ездили в командировки, снимали документальные фильмы. Делали всякие программы.
О.Чиж
―
Это вот растлительная жизнь как раз, когда графика точного нет и можно позаниматься творчеством, как хочется.
П.Лобков
―
Мы очень много работали. Просто у нас было очень много денег, у нас не было комиссара. В 8-м году прислали комиссара, и все мы оттуда ушли. А там народу было очень много. Там Кирилл Иванов, которого самая большая числом группа, мои ученики – Олег Исаков – многие работают у нас на «Дожде» сейчас. РодикЧепель, в общем никто не пропал из тех, кто были на «Пятом канале».
О.Чиж
―
А где вам комфортнее работается: в Санкт-Петербурге или в Москве?
П.Лобков
―
Знаете, те два года были, конечно, золотыми абсолютно, с 6-го по 8-й. У нас была удивительная совершенно команда, которую возглавлял все-таки Лев Яковлевич Лурье. И все наши молодые журналисты были из его гимназии. Им не нужно объяснять, кто такой писатель Фаулз или что такое генная модификация, и чем Иван IV отличается от Ивана III в отличие от других компаний, где мне приходилось работать. То есть эти два года были совершенно золотыми.
Т.Фельгенгауэр
―
Решение уехать тогда в Санкт-Петербург было продиктовано тем, что в Москве стало скучно?
П.Лобков
―
Нет, просто мне позвонил Лурье, позвонил Саша Матвеев, тогда генеральный продюсер, и обрисовали мне ситуацию, что дают федеральную кнопку, выходит на федеральную кнопку. Ковальчук это дело взял, дал кучу денег. Нужны всякие люди, потому что есть возможности – канал пустой.Народу много туда пришло тогда с разных каналов. Не то чтобы зарплаты там были какие-то такие. Сказали так: давайте такие зарплаты, как на НТВ, ни больше, ни меньше, чтобы не было спекуляций. Знаете, неприятности: переманили, сладкий кусок какой-то показали – нет, просто те же зарплаты. Конечно, в Питере работать лучше. Вообще, лучше работать там, где есть команда, где есть команда хотя бы из десяти человек, которые делают одно внятное дело, и которые, в общем, находятся на одном уровне образованности НЕРЗБ это совсем уже. Такое только в Питере, кстати, встречается – синдром токсичного образования. В Питере очень долго учатся, очень много, а работать не умеют, поэтому все время учатся, и зачастую НЕРЗБ – это тоже проблема в Питере.
Вот, когда это нет, когда складывается команда где угодно хоть в Перми, хоть в Пензе - не важно-просто это редко складываются так звезды, редко пасьянс такой складывается.
О.Чиж
―
А вы готовы за командой такой хорошей, «умеренно образованной» – я назову это так в кавычках – и именно командой с большой буквы – уехать в любую точку мира.
П.Лобков
―
Да, конечно. Я просто сейчас не вижу такой. Но на «Дожде» такая сейчас есть, мне кажется. Наверное, у вас на "Эхе" такая есть. Мне кажется, на «Медузе» такая есть команда у Тимченко.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну они и уехали, собственно.
П.Лобков
―
Да, мне кажется, есть насколько таких команд, УЖК как раньше говорили: уникальный журналистский коллектив. То есть, когда это не сумма, а произведение. Когда это не арифметическая сумма людей, а когда их совместный результат дает уже произведение, то есть геометрическая прогрессия.
Т.Фельгенгауэр
―
Сейчас делаем перерыв буквально пять минут. Это программа "Разбор полета". Главный герой этой программы Павел Лобков, журналист, ведущий телеканала «Дождь». Мы к вам скоро вернемся, а вы можете нам присылать вопросы на номер +7 (985) 970 45 45НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжаем программу "Разбор полета". Павел Лобков, журналист, ведущий телеканала «Дождь». У меня вопрос в принципе про решение стать журналистом. У меня в семье живой пример того, как с биофака человек может попасть в журналистику и стать военным обозревателем.
П.Лобков
―
Да, знаю таких людей хорошо.
Т.Фельгенгауэр
―
Есть такие живые примеры.
П.Лобков
―
Есть такой живой пример. А очень легко. Потому что было определенное чувство нереализованности, что ли, в начале 90-х. Плюс журналистика тогда была одной из главный профессий, можно сказать. И она только тогда начиналась, по большому счету, вот та, которую мы воспринимаем, журналистика. А я сидел у микроскопа, считал какие-то клетки, митохондрии. И было ощущение, конечно: что-то не так.Там было рядом «Пятое колесо». Все на Петроградской: Ботанический институт, «Пятое колесо». Там были замечательные люди. Там был Миша Баркан, там Была Беэлла Алексеевна Куркова, которая всех брала. И вот как-то вот так, постепенно. Решение было как-то однозначно, понятно было сразу, что просто невозможно. Когда вокруг тебя все происходит, бурлит, вот эти революции все, - и сидеть у микроскопа просто нельзя, невозможно было.
Как я понял, я, в общем, не очень сильно ошибся, потому что мне пришлось бы уезжать, конечно, чтобы заниматься своим биологическим делом в какую-нибудь Голландию, потому что потом начался кризис научный и людипросто там фактически уже сидели, пили чай с печеньем, - которые не уезжали. Потому что ты не мог ничего делать: у тебя не было ни реактивов, ни оборудования, ничего хорошего.
О.Чиж
―
А не пожалелини разу? Потому что в «нулевые» могло сложиться обратное ощущение, что это биолог, пожалуй, профессия поглавней, чем журналист.
П.Лобков
―
У нас никогда такого не было, потому что у нас нет культа этого дела. У нас пытаются сейчас в Сколково, какие-то создать, в Курчатнике, но у нас нет до сих пор нет такой вот DreamTeam, о которой мы говорили, может быть, за исключением одной-двух – вот Курчатнике и Сколково, которые DreamTeam, - которая бы работала в области клеточной инженерии. У нас все-таки очень разрозненные люди. Они, в основном работают там, приезжают сюда – публикуются, здесь преподают – потом опять уезжают туда, потому что DreamTeam - все там все-таки.Не потому у нас провал в науке, что там нет денег или чего-то - я не знаю, как эти явления связаны друг с другом, - но у нас нет, что называется тех команд, которые у нас уже научились складываться и в бизнесе, научились складываться в журналистике, вот потому что этих команд мечты у нас в науке нет.
Т.Фельгенгауэр
―
А в научном сообществе команда складывается так же, как в журналистике?
П.Лобков
―
Конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть принцип всегда одинаковый.
П.Лобков
―
Конечно. Все по одним правилам.
Т.Фельгенгауэр
―
И если говорить про решения в науке, вы для себя какой путь выбирал: какой-то такой, классический бюрократический, или куда-то вперед, к открытиям, прорывам и революциям?
П.Лобков
―
А я не знаю. В науке нет бюрократического пути. Это уже ненаука. У нас комсомольцы этим занимались, которых профессора наши очень гнобили успешно, потому что они терпеть не моги комсомольцев. Комсомольцу было очень сложно сдать, например, какой-то экзамен, потому что гнобили, потому что не любили советскую власть и этих выкормышейкагэбэшно-капээсэсных.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы тоже гнобили, Павел Альбертович?
П.Лобков
―
Не гнобил, они где-то рядом, по касательной проходили, но профессора их не любили, потому что профессора все в основном из генетиков, а там же все, в общем, пострадали сильно от советской власти. И поэтому, когда эти румяные комсомольцы прут – их в вовремя останавливали, скажем так. Нелегко им было на биофаке. И на истфаке было легче – вот на гуманитарных. Там им было легче, там и профессура была более сговорчивая. А на биофаке им тяжеловато было, поэтому к нам не ломились, у нас такое бюрократического особо пути как бы и не было.
О.Чиж
―
А вы-то на биофак, с какими мыслями шли? Была же какая мечта.
П.Лобков
―
Получить Нобелевскую премию. Как! Ну как? А как же.
О.Чиж
―
О! За что?
П.Лобков
―
Ну, за что? Пересадку генов каких-нибудь. Но все уже получено, не мной, правда, но все уже получено.
О.Чиж
―
Но направление мыслей было правильным.
П.Лобков
―
В принципе мы в 83-году уже понимали все, по большому счету, когда еще все ломились в компьютерщики, что называлось потом IT-индустрия, уже все понимали, что компьютеры все-таки останутся- основные разработки- в 20-м веке, а 21- й век – это будет все-таки век клеточной инженерии. Так оно пока и складывается.
Т.Фельгенгауэр
―
Нет, все-таки не понимаю, почему же решили остаться, когда можно было уехать.
П.Лобков
―
Наука это монашество, это схима. Это ты должен заниматься чем-то для людей очень сильно-сильно непонятным. Потому что люди начинают понимать, что ты сделал… ну, примерно популяризировать открытие современное монжогода три-четыре спустя после того, как оно сделано, потому что… ну, сложновато. То, что сейчас делается, вот эта система CRISPR/Cas– это редактирование генома. Во многом, это, кстати, Михаил Левин, наш специалист много делает – на Западе. ДжениферДудна, которая получила за это Мильнерповскую премию – 3 миллиона. Там лучше Мильнеровская сейчас, чем Нобелевская, и она уже приближается по почетности Нобелевской - BreakthroughPrizeкоторая. Вот это сложная история, но ее уже можно рассказать. Она 12-го года, вот ее уже можно рассказывать – ее люди поймут. А то, что делается сейчас, понять невозможно.
Т.Фельгенгауэр
―
А вам, что важно, чтобы можно было рассказать?
П.Лобков
―
Конечно. Мы тщеславные люди все. Тщеславие, может, не дало мне этого, потому что наука требует самопогружения и монашества, это схима.
О.Чиж
―
А тогда это не переносится на журналистику?
П.Лобков
―
Для журналистики это нормально.
О.Чиж
―
Не бывало такого, что у вас замысел, но вы понимаете, что никто это не поймет.
П.Лобков
―
Журналистика – наоборот. В этом и заключаются способности, чтобы рассказать понятно о непонятном, будь то политика, наука или какие-нибудь общественные какие-то отношения.
О.Чиж
―
Ну это в большинстве случаев. А вот бывало у вас такое, что у вас есть в голове проект, но вы понимаете, что как-то рано, сейчас это не поймут и не готовы это увидеть.
П.Лобков
―
Да много таких проектов есть. Они в голове – ждут. Ну как «Растительная жизнь» ждала своего часа. Ведь мы были первой программой – это страшно себе представить – на российском телевидении, которая занималась вот этим, что называется в кадре дизайном. Моя шеф-редактор Наташа Мальцева, она же потом отпочковалась и сделала «Квартирный вопрос», первую программу в России, которая про ремонт.Это трудно, вообще, представить, что она была первая, а это была первая.Сейчас их на каждом канале по 10 штук, потому что они страшно выгодны: у них есть спонсоры. У меня тоже была выгодная программа. Даже страшно представить, что это было впервые. Вы понимаете, что значит, впервые? А до этого были такие вот, скучные. Тетки седели, матрены такие: «Лягушки прыгнули, березка распустилась – пора картошку сажать». И вот они сидят такие и рассказывают… на ведре на эмалированном. А вот, чтобы это было живо, динамично и по-современному – это мы впервые с Наташкой сделали. Много еще чего такого лежит, ждет, а потом вдруг возьмет и выстрелит или не выстрелит. Я не знаю.
О.Чиж
―
А как вы понимаете, когда оно выстрелит?
П.Лобков
―
Вот мы в этом году решили поехать по России с Сашей Филипенко. Это идея была Синдеевой. А мы сразу поняли, что выстрелит.
О.Чиж
―
А это чутье? Что это такое, инстинкт?
П.Лобков
―
Не знаю. Инстинкт, конечно. В науке бывает… Наука, кстати, более рискованная вещь. Потому что, сколько можно потерять на удачно телевизионном проекте? Ну, скажем там, ну десятку тысяч долларов. А если ты в науке неверную экспериментальную схема заложил – а там мыши у тебя, виварий, реактивы, секвенаторы – год. Это до миллиона можно потерять долларов при неудачном выборе экспериментальной схемы, когда вдруг окажется: а я забыл вот здесь сделать контроль или здесь надо было делать не эту конструкцию, а эту, и так далее. Может быть, и миллион и год.
О.Чиж
―
И, видимо, дальнейшие перспективы найти спонсора когда-то на свое исследование.
П.Лобков
―
Нет, почему спонсоры? Это грант. Это провтыканный грант просто. Очень много таких случаев. Провтыканный грант просто.
Т.Фельгенгауэр
―
Меня преследует, конечно, молекулярная биология. Секвенирование буквально вчера обсуждали.
П.Лобков
―
Планирование там гораздо серьезнее в науке, чем в журналистике.
Т.Фельгенгауэр
―
Если вспоминать ваши всякие журналистские амбиции, предложения, идеи и прочее, часто приходилось отстаивать свое решение, что будет именно так?
П.Лобков
―
Знаете, мне повезло. У меня понимающее начальство всегда. Я, как правило, работаю в тех компаниях, где не нужно доказывать слишком сильно. Если я понимаю, что мне нужно что-то слишком сильно доказывать, и по каким-то кабинетам стучаться и уговаривать, объяснять попроще, тогда я ухожу просто.
Т.Фельгенгауэр
―
Прийти с комиксами: Я вам нарисую.
О.Чиж
―
Печатными буквами.
П.Лобков
―
С НТВ ведь я уходил уже практически в 2011 году. Мне стало очень сложно объяснить, что делаю, хотя рейтинги были хорошие. Меня все время просили, чтобы было проще и желтее, а я уже не мог проще и желтее делать про науку документальные фильмы. Я в любом случае собирался оттуда уходить, но меня опередили и выгнали раньше, о чем я совершенно не жалею. «Как будто нож целебный мне, - как говориться, - отсек страдавший член» - Александр Сергеевич Пушкин.
О.Чиж
―
А отказываться часто приходилось от каких-то предложений на телевидении?
П.Лобков
―
Вы знаете, я всегда работаю ту работу, которую я сам придумываю и работаю. Самое лучшее. Были подлые предложения. В свое время, Бэлла Алексеевна Куркова, которая закрыла «600 секунд», - страшно сказать – предлагала мне выйти в виде ведущего измененных «600 секунд», который будут правильные «600 секунд», согласованные с Анатолием Александровичем Собчаком.
Т.Фельгенгауэр
―
Идеологически выверенные.
П.Лобков
―
Я, конечно, послал подальше. И позвонил Саше Невзорову. Сказал: «Саша, такая история. Только ни в коем случае не думай, Саша, что я тебе очень сильно люблю. Я тебя терпеть не могу. Но просто то, что мне предлагают сделать, это еще гаже. Это выходит в эфир. Я тебе об этом сказал, чтобы ты просто об этом знал. Я не выйду». Потом нашлись люди, которые вышли.
О.Чиж
―
А вот, что касается людей, которые нашлись. Алекс вас как раз спрашивает: «А как вы относитесь к бывшим коллегам, которые пристроились, подстроились к власти?»
П.Лобков
―
Я никого не могу осуждать особенно сильно, потому что я всех пытаюсь понять. Я пытаюсь понять Диму Киселева. Я знаю, что у него в жизни были очень серьезные испытания – я не хочу о них говорить – очень серьезные испытания, связанные и со здоровьем – его жизнь висела на волоске, конечно. Каким он стал после этого, во много объясняется теми испытаниями, которые он пережил.То же самое относится и к Аркаше Мамонтову. То же самое относится и к Боре Корчевникову, которые все мои коллеги. Я не могу их сильно осуждать, потому что я знаю, что за каждым этим переломом стоит очень серьезная личная история, очень серьезные личные испытания. Вот знаете, как примерно каждый из них прошел свою гражданскую казнь с переломом шпаги над головой в каком-то смысле – в смысле здоровья, в смысле еще чего-то.
У нас как раз была по этому поводу дискуссия буквально позавчера в Питере, Когда собралось много народу. Там Пархоменко был Сережа и Витя Шендерович. Витя мне сказал: «Я не могу тебя понять. Ну как ты все прощаешь?». Я говорю: «Витя, ты знаешь, у меня такого не было момента, чтобы меня жизнь преломала, переехала. Я не могу их судить. Потому что вот эти люди – многие из них – их переехала жизнь, конечно, в какой-то момент». И вы знаете, что многие в такие моменты становятся и религиозными и истово верующими, многие становятся прогосударственными. По-всякому бывает. Поэтому я не согласен с ними, но швыряться в них…
Т.Фельгенгауэр
―
Можно.
Журналистика – наоборот. В этом и заключаются способности, чтобы рассказать понятно о непонятном
П.Лобков
―
…из говномета я не собираюсь, честно говоря.
Т.Фельгенгауэр
―
У меня вопрос про решения относительно будущего в журналистике, потому чтотут все сложнее и сложнее. Я понимаю, почему вы не уходите с «Дождя». Вы объяснили, что есть Синдеева, есть команда. Если вдруг – не дай бог, мало ли что – вы решаете, что все, с «Дождем» - все?
П.Лобков
―
Тогда с телевидением – вообще все. У меня тогда с телевидением – вообще все.
Т.Фельгенгауэр
―
Ага, то есть нет «Дождя»- нет телевидения.
П.Лобков
―
Нет, вообще все. Ну посмотрите: поляна вытоптана. Ну, куда? РБК?
Т.Фельгенгауэр
―
Народ уезжает в другие страны.
П.Лобков
―
Ну, в какие другие страны? Далеко ли он уезжает? На перуанское телевидение? Так я, извините, перуанского не знаю.
О.Чиж
―
Но, вообще, «Растительная жизнь-2».
П.Лобков
―
На Первом канале? Не хочу. Были предложения. Не хочу. Понимаете, уже надоело все. Потом, вот эти два сиквела. Вы не любите сиквелы смотреть? Я не люблю. Вот эти «Крепкий орешек-8», «Рокки-225». Ну, это никому не интересно, эти сиквелы. Вообще, это пораженческая позиция – сиквелы. Уходить в сиквелы – это пораженческая позиция. Буду что-нибудь искать. Я не знаю. Будем решать проблемы по мере их возникновения. Может быть, буду, как Маяковский писал, в баре девушкам подавать ананасную воду. Я ж не знаю, может быть, из меня получится хороший официант.
О.Чиж
―
Мне кажется, что это работа мечты, если честно.
Т.Фельгенгауэр
―
Нет.
О.Чиж
―
Почему?
Т.Фельгенгауэр
―
Ты так работала?
П.Лобков
―
Я в Америке подрабатывал когда-то.
О.Чиж
―
Я работала официанткой где-то в районе первого-второго курса…
П.Лобков
―
Я в 87-м году работал в Советском Союзе официантом.
Т.Фельгенгауэр
―
Ладно, друзья, все там окажемся, чего уж там!
П.Лобков
―
Таксистом я не буду, потому что машину не вожу.
О.Чиж
―
А я думала просто, потому что моветон. Тут же разговор с таксистом сразу возникает как жанр и это уже как-то немножко пошло.
П.Лобков
―
Нет, я не умею водить машину. Потом, сейчас таксистов больше, чем журналистов стало. Непорядок.
Т.Фельгенгауэр
―
И фотографов.Павел Альбертович, скажите, а в целом, если посмотреть на решения, которые вы принимали в течение жизни, вы их принимаете, скорее эмоционально или все-таки стараетесь…
П.Лобков
―
Первое решение самое правильное. Первое слово дороже второго, как в детском саду говорили.
О.Чиж
―
А первое решение как возникает?
П.Лобков
―
А никак, из головы.
О.Чиж
―
Проходит там сложную систему контроля: за, против?
П.Лобков
―
Нет, это все потом. Наступает момент, когда онооправдывается. Для этого существуют разные изысканные технологии, как оправдать это решение, аргументировать, преподнести его себе, прежде всего, и тогда уже можно и другим объяснять тоже.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть вы даже не советуетесь ни с кем?
П.Лобков
―
Такие моменты невозможно это делать. Зачем?Я знаю людей, которые советуются годами так уже, ходят и советуются.
О.Чиж
―
Ошибки ведь у всех бывают, вы себе в них признаетесь илипредпочитаете: все – забыли?
П.Лобков
―
Да, себе – да.
О.Чиж
―
На грабли повторно умеете наступать?
П.Лобков
―
А кто не умеет.
Т.Фельгенгауэр
―
Есть просто люди, которые с удовольствием еще ходят по ним постоянно.
П.Лобков
―
Нельзя два раз войти в одну и ту же воду, но можно несколько раз вступить в одно и то же говно, правильно? Здесь, в этом смысле возможности неисчерпаемы.
Т.Фельгенгауэр
―
Это точно. Круг общения как-то меняется с годами, с учетом того, что происходит?
П.Лобков
―
Вы знаете, мне на «Дожде» сейчас так хорошо. У нас молодые профессиональные ребята. Они и симпатичны, несут новую культуру в смысле хипстерскую культуру: кеда пойти, куда податься и так далее. С другой стороны, я узнаю от них о существовании других книжек и фильмов, о которых бы я не узнал раньше.
Т.Фельгенгауэр
―
А царей, Иванов отличают друг от друга.
П.Лобков
―
Все в порядке у нас. С Иванами все хорошо там. И я, извините, не совсем в коротких штанишках, мне уже 48 лет скоро будет, а когда меня окружают 25-летниме мальчики и девочки – то совершенно другой опыт. Поэтому мне совершенно не хочется оттуда уходить, потому что они получают от меня что-то такое фундаментальное, а я от них – какую-то хипстату. Про всякие модные, как теперь говорят, «креативные площадки по созданию новых смыслов в рамках мероприятия».
О.Чиж
―
Что-что? Что сейчас произошло.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, это такаяфишечка этих вот хипстеров.
П.Лобков
―
Хипстаты, да. Они всеговорят: НЕРЗБ. На «Дожде» они уже перестают говорить НЕРЗБ.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы для себя принимали какое-то решение, что вот я буду брать над ними шефство, научу их? Или вы стараетесь вообще не вмешиваться?
П.Лобков
―
Конечно. Они сами развиваются очень хорошо.
Т.Фельгенгауэр
―
Мало ли. Если вы видите, как человек раз за разом в одно и то же…
П.Лобков
―
У нас будет «Большая перемена» второй сезон с 8 по 21 августа. Там у нас будет группа: Я, Маша Макеева, Тимур Олевский, и Лика Кремер – нас четверо будет педагогов. Мы из своих групп будем доводитьдо финала. У нас много, кстати, Ребят работает из «Большой перемены» прошлого года. Сейчас скажу: раз, два, три, четыре – пять человек.
О.Чиж
―
Как вы внутри какого-то коллектива понимаете, что с этим человеком я буду работать, а с этим не буду?
П.Лобков
―
Это феромоны, это химия, как любит говорить Владимир Владимирович.
О.Чиж
―
Но это несправедливо.
П.Лобков
―
Как несправедливо? А жизнь вообще несправедлива.
О.Чиж
―
Там, может быть, человек с громадным талантом, но он вот интроверт, закрытый такой.
П.Лобков
―
А что интроверт делает на телевидении?
О.Чиж
―
Раскрывается, борется с собой.
П.Лобков
―
Интровертам делать нечего на телевидении. Для этого есть пишущая пресса, для этого есть другая журналистика, для этого естьрасследовательская журналистика. Телевидение же все-таки поверхностная журналистика. Глубокие телевизионные расследования – это что-то, знаете, из области мечты.
Т.Фельгенгауэр
―
Объясните мне, как человек, который собирался бороться за Нобелевскую премию, который понимаем всю необходимость глубокого и тщательного анализа, занимается поверхностной работой так успешно и так, в общем-то, давно?
П.Лобков
―
Я не говорю, что это вообще поверхностно, но по отношению к тому, что делается в пишущей и расследовательской журналистике, конечно, телевидение поверхностное. Сравните. Ну это условие бизнеса, это условие жанра.
Т.Фельгенгауэр
―
Вам пришлось перестраиваться со своего научного склада ума, фундаментального подхода?.
П.Лобков
―
Конечно. Потому что иногда хочется еще, еще данных, еще наложить корзинку, чтобы какую-то гипотезу… еще где-то. На это не хватает времени, как правило, потому что иначе темауйдет, или нужно заниматься какой-то вечной «зеленкой».Как в «Новой газете» про это ФСБ. Понятно, что люди годами это копали, куда-то откладывали в отдельный ящичек: а вот это у нас будут дома КГБ эти на Барвихе. Вот откладывали, откладывали…Ящичек уже перестал закрываться, распух совсем, - и тогда опубликовали. Потому что там видно, что не специально кто-то счел и за неделю это сделал.
О.Чиж
―
А вот этот научный рефлекс – вам с ним серьезно приходится бороться, когда хочется больше, глубже, глубже?..
П.Лобков
―
Он вполне используется. Прежде всего, чему я благодарен своему научномупрошлому – это умение поставить правильный вопрос. Потому что это половина дела,когда ты правильно поставишь вопрос, правильно сформулируешь вопрос. И правильно… что называется, материалы и методы, то есть схема эксперимента илисхема исследование, то есть запланировать…
О.Чиж
―
Научный метод.
П.Лобков
―
Да, вот если с этим подходить, то все даже срастается. Потому что, системность такая… Вот у меня, например, подружка одна, она в РГГУ занимается сейчас исследованием городских мифов как отражением государственной пропаганды. То есть это городские мифы, начиная, можно сказать, с 20-х годов по наши дни. Она их собирает сейчас активно и пытается анализировать, как этот миф эволюционирует. Вот там подход совершенно правильный: миф, как биологический вид. Как он видоизменяется, мутирует, приспосабливается к новым условиям, обрастает новыми деталями старый контент. То есть понятно, что воруют детей. Потому что, что самое ценное? Дети. Кто ворует детей? Понятно, что в 48-м году воруют евреи. Евреи воруют детей из колясок, потому что переливают кровь евреям богатым…
О.Чиж
―
А дальшеличность вора постоянно меняется.
П.Лобков
―
А в 80-е годы, конечно, воруют цыгане детей и продают их, естественно, уже на органы. То есть, есть этот городской миф, и он каким-то образом эволюционирует: дети и чужие. Это наши дети и всегда кто-то чужой. Чужие- разные. Это вот научный метод. Это вполне изящная работа. Я уже предвкушаю, что у нее будет вполне изящная работа.И мы тоже стараемся применять такие методы, то есть эволюционный метод в анализе каких-то событий. Метод какой-то классификации, чтобы в систему ввести. Получается иногда изящно.
Т.Фельгенгауэр
―
Но не всегда.
П.Лобков
―
Не всегда, естественно.
Т.Фельгенгауэр
―
Вопрос тут есть, настойчиво прямоспрашивают. Задают про Ботанический сад,который вы поддерживаете.
П.Лобков
―
В Петербурге да, поддерживал, я бы так сказал. Потому что сейчас у меня возможностей меньше, я меньше езжу. А, конечно, когда мы ездили с «Растительной жизнью»,то я из каждой поездки привозил чемоданами орхидеи. Да, было такое.
Т.Фельгенгауэр
―
Но это то, что не оставило из первой профессии.
П.Лобков
―
Ну, может, не может оставить. Ну как? Орхидея – это же прекрасно. Потом, они маленькие, поэтому их можно сразу много…
О.Чиж
―
Так какие же они маленькие? Там такие же есть… с человеческий рост.
П.Лобков
―
Такие не привозишь, а в основном-то они кустиками не крупные… И главное, что их безкорней можно, то есть без земли можно: снять с ветки, отряхнуть этот субстрат, в газету замотать и везти. Так же вот розу не повезешь.
Т.Фельгенгауэр
―
Слушайте, а у нас почему-товсего одна минута осталась до конца эфира неожиданно. У нас последний вопрос тоже есть традиционный: Над каким решением вы сомневаетесь сейчас, над чем раздумываете в эти дни?
П.Лобков
―
Сейчас? Вот этот проект «Ездим дома», которые мы две серии сняли, мне пока непонятно, как мы будем его продолжать. Я вот сейчас размышляю над тем, как это организовать так, чтобы оно было легко и приятно.
Т.Фельгенгауэр
―
Не меняя формата.
П.Лобков
―
Не меняя формата. Как сделать этот с меньшими трудозатратами и с меньшим количеством нервов. Есть несколько вариантов НЕРЗБ.
О.Чиж
―
Результат увидим скоро.
Т.Фельгенгауэр
―
Над вечным вопросом размышляет Павел Лобков, судя по всему.
П.Лобков
―
Нет, очень прикладные все веди.
Т.Фельгенгауэр
―
Спасибо большое! В программе "Разбор полета" журналист и ведущий телеканала «Дождь» Павел Лобков.
П.Лобков
―
Спасибо вам!
Т.Фельгенгауэр
―
Спасибо большое, Павел Альбертович!Эфир для вас вели Оксана Чиж и Татьяна Фельгенгауэр. Всем счастливо!
О.Чиж
―
Спасибо!