Стас Намин - Разбор полета - 2015-08-10
10.08.2015
Т.Фельгенгауэр
―
Здравствуйте! Это программа "Разбор полета", программа о людях, которые принимают решения и о том, как они эти решения принимают. Ирина Воробьева и Татьяна Фельгенгауэр, как всегда, в этой студии. Добрый вечер!
И.Воробьева
―
Добрый вечер! И у нас сегодня в гостях музыкант, композитор, режиссер Стас Намин, добрый вечер!
С.Намин
―
Здравствуйте!
И.Воробьева
―
У нас есть традиционный вопрос, которым мы начинаем нашу программу о принятии решений. Собственно, про ваше самое сложное решение, которое приходилось в вашей жизни принимать, самое тяжелое, которое больше всего заставило сомневаться и мучиться?
С.Намин
―
Честно говоря, трудно так сейчас сориентироваться, какое самое тяжелое.
И.Воробьева
―
Может быть, несколько вспомните таких поворотов, которые определили дальнейшую жизнь.
С.Намин
―
Даже не знаю. Как-то все шло по наитию и само собой. Что-то я не помню, чтобы мне приходилось так поворачивать в жизни, какое-то решение принимать жизненосное и судьбоносное.
И.Воробьева
―
То есть решения как-то сами собой приходят и вы даже…
С.Намин
―
Да, да. Может быть, даже и серьезные, но они как-то сами собой рождаются. Мучений нет.
Т.Фельгенгауэр
―
Тогда выбор жизненного пути – это тоже как-то было логично и просто для вас?
С.Намин
―
Да, выбора не было никакого.
Т.Фельгенгауэр
―
В каком смысле? Его сделали за вас или это как-то…
С.Намин
―
Просто как бы я не замечал, как был сделан выбор. И я по сей день не понимаю, какой выбор, собственно, получился.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, то есть вы для себя не формулируете, кто вы, что вы, чем вы занимаетесь?
С.Намин
―
Трудно понять, да. Я могу попытаться, но это как-то странно будет, потому что такой какой-то человеческий нормальный стандарт у меня не получается.
И.Воробьева
―
Ну, хорошо. Давайте вернемся к самому началу, имеется вы виду к вашему детству, отрочеству. Когда вы поступили в Суворовское училище, это же не вы принимали решение?
С.Намин
―
Ну, конечно. Я был в четвертом классе.
И.Воробьева
―
Вы были в четвертом классе. Как это было? Вы хотели туда идти или вас просто…
С.Намин
―
Я даже не знал, что это такое. Меня никто не спрашивал. И это, в общем-то, какая-то традиция семейная, потому что отец мой летчик военный был, прошел войну, был ранен и остался военным летчиком всю жизнь, потому определенная логика есть в таком моем…
И.Воробьева
―
Он тоже хотел, чтобы вы стали военным?
С.Намин
―
Ну, хотя бы я, потому что из всех внуков…деда. Все-таки, Артем Иванович Микоян тоже же имел к самолетам какое-то прямое отношение, то есть была военная традиция и, наверное, в этом была логика, но это не мое было решение.
И.Воробьева
―
А, когда вы поняли, что это не ваше дело, не ваш путь, и каким образом вы объясняли это своим родителям?
С.Намин
―
Даже не приходилось объяснять. Это было очевидно, мне кажется, потому что я увлекся музыкой, какими-то глупостями другими – литературой.
И.Воробьева
―
Глупостями.
С.Намин
―
Ну, конечно. В то время музыка-то точно была глупостью, потому что это был откровенный путь в тупик.
И.Воробьева
―
А выбор высшего учебного заведения – как это?
С.Намин
―
Тоже было очень странно. Я не мог понять, кем я хочу быть, и в общем, когда не было понятно конкретной профессии, что я хочу делать, собственно, то получилось, что выбор пал на образовательную какую-то такую систему. То есть вот институт иностранных языков и филфак МГУ. Это, в общем, профессией трудно называть, скорее образование.
Т.Фельгенгауэр
―
Но для вас это что, было то, что вы говорите про свои решения и про какой-то выбор? Такое ощущение, что вы передвигаетесь очень плавно как-то по пути наименьшего сопротивления или как?
С.Намин
―
Даже о сопротивлении не думаю. Как-то передвигаюсь так, действительно, плавно и естественно. А сопротивление, оно в жизни встречается у всех людей, но я о нем не задумываюсь.
Т.Фельгенгауэр
―
Но, с другой стороны, это сопротивление может помешать вашему принятому решению. И, например, занятие музыкой и исполнение – я не знаю – группа… слово «работа» вполне себе подходит для музыканта. По-моему, это тоже работа непростая. В то время могло вызывать и вызывало в то время определенное сопротивление.
С.Намин
―
Вот конкретно этот жанр?
Т.Фельгенгауэр
―
Да.
С.Намин
―
Ну да, вызывало, но это же было сопротивление внешней среды. Я к этому никакого отношения не имел: я занимался и занимался, ну не пускали и не пускали. Мне же не запрещали дома играть. Это, в общем, было на уровне кайфа – играть дома. И, кроме всего прочего, я не принимал решения стать музыкантом никогда, и так и не стал, в общем-то, с моей точки зрения…
Т.Фельгенгауэр
―
Хорошо. Если вы не стали… Как так, объясните, почему вы не стали музыкантом?
С.Намин
―
Все-таки музыкант…. Все-таки, знаете, в любой профессии, наверное, есть два хотя бы понятия: одно понятие – насколько профессионально ты этим занимаешься, другое понятие – зарабатываешь ли на этом деньги. То есть профессионал ли ты, с точки зрения качества и профессионал, с точки зрения профессии. Вот деньги на этом не зарабатывал. И в общем-то зарабатывал в старые времена совсем, в далекой молодости, когда по-другому было невозможно, и в общем, как безработных тогда уже кто-то сажал бы по тюрьмам, поэтому тогда формально мы что-то такое зарабатывали. А в общем, последние лет сорок на этом не зарабатываешь точно.
И.Воробьева
―
А вот основать первую группу – это тоже нет решения никакого?
С.Намин
―
Конечно. Все по наитию.
И.Воробьева
―
Просто все собрались и решили: давайте будем…
С.Намин
―
Да нет. Я собрался и позвал других.
Т.Фельгенгауэр
―
Послушайте, это замечательно! Правда, Стас! Удивительная история про то, как вы вообще не принимаете решения, а просто все само собой как-то устраивается. Вот как-то вы вдруг почему-то выбрали именно этих людей, с которыми хотите играть, и почему-то вы музыку выбрали… Человеку, у которого военныелетчики… Хотя, с другой стороны, понятно, что мама там…
С.Намин
―
Да, мама музыкальная, конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
…Искусство, музыка и окружение, в котором вы выросли, конечно, сыграло свою роль.
С.Намин
―
Наверное. Но, с другой стороны, вы знаете, большую роль сыграло влияние «Битлз» и «РоллингСтоунз» - вот и всё. Потому что, тогда мы слышали с трудом через какие-то голоса…
И.Воробьева
―
Кстати, да, как слушали-то?
С.Намин
―
По радио, конечно. И какие-то пластинки кто-то привозил. Переписывали. Тогда были пленочные магнитофоны. Ну, как все, собственно, в то время.И это произвело на меня, наверное, большее впечатление, чем вся среда музыкальная, которая была рядом.
И.Воробьева
―
Вы захотели быть «Битлз»?
С.Намин
―
Нет, просто кайф. Это просто вопрос кайфа. Это не значит, что я кем-то хотел быть или кому-то подражал. Как раз я не умел подражать особенно.
И.Воробьева
―
Слушайте, а когда это все началось, в то время не было страшно? Ведь это все было как-то…
С.Намин
―
Да нет. Ну, что значит, страшно? Не расстреливали же.
И.Воробьева
―
Но вы же не знали, что не будут расстреливать.
С.Намин
―
Нет, нет. Знали. Никого же не расстреливали. Если бы кого-то расстреляли, тогда мы решили бы…
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, за тунеядство могли посадить.
С.Намин
―
За тунеядство – да, но все-таки мы как-то придумывали. Потом, у меня была еще отмазка: я, когда начал писать песни – получалось, что меня уже не могут посадить, потому что я получаю авторские права… то есть РАО… я не знаю, как оно раньше называлось… Какие-то копейки шли.
И.Воробьева
―
То есть что-то делаете.
С.Намин
―
Да. То есть формально нельзя было сказать, что я ничего не делаю.
И.Воробьева
―
Слушайте, а вот правильно ли я понимаю: была группа «Цветы», был скандал в 70-х годах, и Министерство культуры приказывало распустить группу – что это было?
С.Намин
―
Ну, это из-за того, что как-то такое хипповое было начало, и, собственно, называние оттуда появилось. И были длинные волосы… Нас всего там было пять человек. Это было не принято у нас в стране. Потом называние не разрешалось делать одним словом. Все ВИА официальные, которые существовали советские, они все назывались…
Т.Фельгенгауэр
―
«Поющие гитары».
С.Намин
―
«Поющие гитары». «Поющие средства»… «Сосущие средства»… я не помню сейчас называние, там много их было…
И.Воробьева
―
А почему?
С.Намин
―
Считалось так. А у нас получилось так. Но они тоже не обращали внимания: ну «Цветы» и «Цветы». А потом, когда мы стали популярны, на нас обратили внимание и тогда, собственно, все скандалы были.
И.Воробьева
―
Подождите, а Министерство культуры реально приказало распустить группу? Как это было?
С.Намин
―
Приказ выпустили и все. Это сейчас министерство – я даже не знаю, где находится, и не хочу знать. А тогда это было единственное, как монополия. И министерство и фирма «Мелодия». По-другому вообще нельзя было даже ничего делать.
И.Воробьева
―
Вышел приказ и дальше как?
С.Намин
―
И все. И закрыли группу.
И.Воробьева
―
А дальше, что? Что вы дальше стали делать? Это же тоже решение.
С.Намин
―
Дальше я пошел в университет, закончил все-таки университет. Потому что тогда у меня был академический отпуск, потому что все-таки рок-н-ролл и там еще какие-то два слова…
Т.Фельгенгауэр
―
И классическое образование как-то не…
С.Намин
―
Да, не очень соединялись в тот момент еще, в моем возрасте. Причем девчонки красивые вокруг были. И в результате я опять пришел в университет, закончил его тогда. И начал опять: группа, но уже без называния «Цветы». А просто как бы так…
Т.Фельгенгауэр
―
Слушайте, решения вы не принимаете, но довольно упорно идете по намеченному пути.
С.Намин
―
Ну да, до какого-то момента, пока мне кажется, что это интересно. Собственно, я все делаю по интуиции, по наитию, по кайфу.
Т.Фельгенгауэр
―
Но получается, что, когда на 10 лет группа прекращает свое существование – это перестало быть интересно, а через 10 лет почему-то опять стало интересно.
С.Намин
―
Совершенно точно. Почему-то – да.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы никогда не думали, почему вдруг щелкнуло-то?
С.Намин
―
Вы имеете в виду в 90-х, когда мы остановились на 10 лет?С.НАМИН: Я всё делаю по интуиции, по наитию, по кайфу
Т.Фельгенгауэр
―
Нет, когда вы решили возобновить.
С.Намин
―
А это было через 2-3 года. То есть где-то в 84-м или 5-м остановилась группа, и в 87-м или 88-м я уже начал с другим названием эту же группу.
И.Воробьева
―
С теми же людьми?
С.Намин
―
Почти. Да.
И.Воробьева
―
А потом ведь были еще курсы сценаристов и режиссеров в Госкино.
С.Намин
―
Да.
И.Воробьева
―
А дальше был музыкальный клип.
С.Намин
―
Это не дальше – прямо тогда и было. Курсы сценаристов и режиссеров появились только потому, что мне совсем что-то перекрыли кислород – министерство это культуры. Это был такой замминистра Иванов при Демичеве, который очень жестокий человек в этом смысле, во всяком случае, в отношении меня. И, когда он меня вызывал после каких-то скандалов, что мы с длинными волосами где-то выступали и что-то там… завели зал, и сказал, что «пока я жив, вы даже музыкой не должны заниматься, пока я здесь работаю». Я говорю: «А чем же мне заниматься?» Он говорит: «Вот у вас есть после МГУ образование преподавателя литературоведения романо-германского – вот им и занимайтесь». Я говорю: «Что ж теперь делать?» Вот так вот.И, когда они мне по всем статьям все закрыли, я решил поменять профессию. И, собственно, из-за этого мой друг такой, у меня был Саша Кайдановский, товарищ близкий. Мы с ним решили пойти на эти курсы.
Т.Фельгенгауэр
―
Решение не работать по профессии. Ну, мало ли, знаете, можно было попреподавать немножко.
С.Намин
―
По какой профессии? В смысле…
Т.Фельгенгауэр
―
Да, по филологической.
С.Намин
―
Мне это совсем неинтересно было.
Т.Фельгенгауэр
―
Совсем было неинтересно?
С.Намин
―
Совсем.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть надо было просто получить образование, надо было где-то учиться, поэтому вы и учились.
С.Намин
―
Да, скорей всего, так. В общем, там преподавали очень симпатичные люди: Никита Ильич Толстой. Там было очень много людей серьезных.
Т.Фельгенгауэр
―
Прекрасные люди, которые могли бы вас еще куда-то направить.
С.Намин
―
Конечно. Направили. Я в Полесье в фольклорной экспедиции… Сестра моя, я ездили. Еще что-то делали. И вообще там были очень интересные: Тахо-Годи… В общем преподаватели были достойные. Поэтому я не жалею, что я там учился. Это не формальное обучение было.
Т.Фельгенгауэр
―
Но все-таки решение поучиться чему-то еще…
С.Намин
―
Нет, я учиться не люблю.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы не музыкант… Я восхищаюсь нашим сегодняшним гостем. Сидит перед нами, значит, музыкант, композитор, продюсер, режиссер, фотограф, путешественник – человек оркестр! Сидит и говорит: «Я решения никакие не принимаю, учиться я не люблю… я не музыкант, еще я и не продюсер…». Это что это вы тут нам лапшу на уши вешаете!
С.Намин
―
Ну как? Реально практически так, как я говорю. Ну, что значит, музыкант? Музыкант – человек, который получил высшее музыкальное образование, серьезно профессионально работает музыкантом...
Т.Фельгенгауэр
―
По нашей студии это не очень видно, вы меня простите, пожалуйста, а музыкантов у нас очень много.
С.Намин
―
Я же не работаю музыкантом, я не выхожу на сцену уже лет 30 вообще. А до этого выходил эпизодически. То есть я не записываюсь практически. Что-то я делаю, конечно. Нельзя сказать, что я вообще ничего не делаю. Но прямо уж так называть музыкантом – мне кажется, громко связано.
И.Воробьева
―
Вы производите некий процесс, который приводит к тому, что появляются группы, появляется музыка, появляются песни – как-то оно так происходит.
С.Намин
―
Да.
И.Воробьева
―
Слушайте, а Центр Стаса Намина открылся в 87 году.
С.Намин
―
Да, 7-м, точно.
И.Воробьева
―
Тоже, в общем, в то время, когда открывать центр… А зачем вы открыли центр, и что он значил тогда?
С.Намин
―
Это юношеская глупость.
И.Воробьева
―
Которая привела к тому, что привела. И дальше вы можете называния групп, которые известны благодаря этому Центру Стаса Намина. Чудесно! Расскажите про «юношескую глупость», Центр Стаса Намина.
С.Намин
―
Действительно, как-то получилось. Во-первых, когда нас отовсюду выгнали, директор парка Горького - очень симпатичный человек был Киселев Павел Юрьевич, который уже ушел в мир иной, но пока был жив… Он, вообще, раньше был директором дома культуры Бауманского института. И это было единственное место в Москве, где вот мы, запрещенные – это тогда самые криминально запрещенные были «Цветы» и Высоцкий Володя – вот мы выступали только там, у него и в Дубне. Два места было вообще в Москве и Подмосковье, где мы могли выступать. И вот он, вот этот Киселев, он на себя брал ответственность, и потом оказалось, что он директор парка Горького. И, когда нас отовсюду выгнали, и негде даже было репетировать, мы с ним как-то встретились, он говорит: «А давай я тебе комнатку дам в парке Горького». И вот с этого началось: в Зеленом театре мы получили маленькую комнату. Потом сделали там студию в этой комнатке, а потом там сделали этот центр. Собрали ребят, которые были запрещены тоже, как им мы раньше, и как-то помогали им что-то делать.
И.Воробьева
―
И дальше начались какие-то концерты там, в Зеленом театре?
С.Намин
―
Ну да, дальше мы уже как-то развивались, что-то получалось интересное. В результате мы уже больше 25 лет занимаемся в Зеленом театре разными вещами. Потом появился театр там, в этом же Зеленом театре.
Т.Фельгенгауэр
―
А все по тому же принципу: стало интересно что-то новое пробовать, наскучило то, чем занимались на тот момент, или просто как-то постоянно расширяется?
С.Намин
―
Почему наскучивает? Ничего не наскучивает. Да, постоянно расширяется. Потому что ничего не наскучивает. Я чем занимался всю жизнь – я ничего не бросил.
И.Воробьева
―
А группа «Парк Горького» - она, потому что был парк Горького? Как это получилось?
С.Намин
―
Когда я ее придумал, группу, то я думал, как ее называть, естественно, и называл по место рождения.С.НАМИН: Я вернулся в Москву в 91-м и увидел, что прямо ко мне во двор заезжают танки – что за хамство?
Т.Фельгенгауэр
―
Дислокации.
С.Намин
―
Сначала придумал название, потом логотип вот этот GP, потом начал собирать людей уже.
И.Воробьева
―
Почему эта группа очень много пела песен на английском языке?
С.Намин
―
Ну, я ее сделал на экспорт. Задумка-то ее была только экспортная, потому что, меня, когда выпустили первый раз в жизни, это сразу получилась серьезная заграница. У нас полтора месяца был тур по Соединенным Штатам. И мы там довольно серьезно выступали. Остались все видео, нас принимали. Но я понимал, что это, в общем, прием, потому что они шли на то, что русская группа, а потом уже видели, что мы хорошо играем. Но шли не потому, что мы были популярны. И я подумал, что неужели я не смогу там пробить «железный занавес» этот. То есть я молодец среди овецздесь, а, когда доходит до дела, то… И поэтому решил сделать, попробовать просто свои силы.
И.Воробьева
―
И как? Группа «Парк Горького» стала там популярной?
С.Намин
―
Ну, да, мне кажется, удалось все тогда. Но потом она развалилась, и сейчас уже эти ошметки, которые пользуются этим именем, никакого отношения не имеют к тому проекту, но тогда до 90-го года это было, в 90-м уже кончилось.
Т.Фельгенгауэр
―
Когда первый раз попадаешь за границу, нет внутреннего такого сомнения, что «останемся мы, пожалуй, тут»?
С.Намин
―
Никогда не приходило это в голову почему-то.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть вообще в разные года жизни в России не было никогда желания уехать из страны?
С.Намин
―
Да.
И.Воробьева
―
Вы же жили в США?
С.Намин
―
Да, конечно, жил. И в принципе могу жить где угодно. Но так, чтобы уехать, эмигрировать совсем – никогда не было мыслей. В какой-то момент, когда совсем достало здесь все, я подумал, что а может быть… А потом что-то опять какое-то послабление было, что-то опять какой-то кайф пошел – я что-то начал делать. Но мне везет, потому что у меня такая страна в стране. Я вот существую в этом парке Горького, и там даже не видно, где я – в лесу, у реки. Чего там происходит вокруг, я не знаю. Когда вдруг начинаю видеть, тогда, конечно, нервничаю. Иногда бывают неприятные вещи.
И.Воробьева
―
А вы новости не смотрите?С.НАМИН: Я настолько представляю себе, что такое музыкант, что мне стыдно называть себя музыкантом
С.Намин
―
Новости редко смотрю. Но нет, иногда все-таки смотрю, конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть можно сказать, что вы в какой-то постоянной внутренней эмиграции находитесь.
С.Намин
―
Ну, так уж эмиграция! Просто я в своей жизни.
Т.Фельгенгауэр
―
Есть театр, есть красота вокруг, есть искусство и все. Кто такой министр культуры Российской Федерации вам не интересно, и не нужно и вообще не важно?
С.Намин
―
Это правда. Не интересно совсем – это правда абсолютно. И не только министр культуры, а и все остальные, кто с этим связан.
Т.Фельгенгауэр
―
Даже если эти люди пытаются как-то вмешиваться в вашу жизнь.
С.Намин
―
Бывает, что начинают вмешиваться довольно агрессивно.
Т.Фельгенгауэр
―
У вас тогда какой протокол действий?
С.Намин
―
Как-то такой… странный, не знаю. Вот последнее вмешательство было агрессивное, наглое, где меня пытались закрыть вообще, и центр и театр. И я подумал, что я же не могу бороться с советской властью. Там же такие все сильные мира сего, они все там крутые, и я подумал, что я не буду бороться, так же, как я не боролся за радиостанцию, которую закрыли, если вы помните, в свое время и там много еще разных вещей, которые позакрывали. Я не обязан этим заниматься всю жизнь. По кайфу было, ну, а чего бороться потом? И здесь тоже я подумал, что если не нужен ни мой театр, ни то, чем я занимаюсь 25 лет и результат этой деятельности нашей никому не нужен, ну, что я должен делать? Значит, тогда давайте… Это же не моя собственность. Пожалуйста, забирайте все. Мне есть чем заниматься в жизни.
Т.Фельгенгауэр
―
А люди, которые зависят от вас – вот за них побороться.
С.Намин
―
Это кто?
Т.Фельгенгауэр
―
Те, которые работают с вами.
С.Намин
―
В смысле театр? Это правда. Они не от меня зависят, они зависят от ситуации. Если закроют театр, то, конечно, они на улицу все пошли бы. И они, конечно – это правда – готовы были выходить на улицу. У нас огромная детская студия театральная великолепная, и тоже там и дети, и родители собирались на улицу идти, не знаю куда. Но я бы никуда не ходил, конечно, сам, потому что я не хочу бороться ни с кем. Я вообще, с внешней средой не люблю бороться.
И.Воробьева
―
Это вот, кстати, прошу прощения, мне кажется, одно из самыхважных решений, когда вы не боретесь за что-то или с чем-то.
Т.Фельгенгауэр
―
За то, что вы делаете.
С.Намин
―
Нет, за то, что я делаю, я борюсь в плане… с самим собой, потому что это работа большая. То есть все, что я делаю, связано с большим трудом, несомненно. Я очень много часов в день работаю – по 18, и это нельзя назвать не борьбой. Но, что касается внешней среды, то я ее не воспринимаю, она мне не интересна. Если она агрессивна – а она практически всегда агрессивна – если она агрессивна слишком, и я вижу, что уже это связано с войной, то я предпочитаю отойти и не воевать.
Т.Фельгенгауэр
―
А тогда скажите мне, раз затронули тему выхода или невыхода на улицу, 91-й год, Белый дом. У вас же, по-моему, есть награда.
С.Намин
―
Нет, я не взял ее.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы не взяли ее…
С.Намин
―
Я, вообще, награды не беру, не знаю, я не понимаю в них ничего.
И.Воробьева
―
А что вы там делали?
С.Намин
―
Я сдуру пошел куда-то… с танками воевать. У меня товарищ такой есть Резо Габриадзе. Я не знаю, знаете вы…
Т.Фельгенгауэр
―
Мы знаем Рез Габриадзе.С.НАМИН: Я отказываюсь от авторских прав. Мою музыку можно скачивать где угодно, я все отдаю бесплатно
С.Намин
―
И он, значит, пришел ко мне домой тогда с женой, и у него коленки трясутся, он весь прямо боится чуть ли не погромов. И вот заставил меня слушать "Эхо Москвы". "Эхо Москвы" тогда очень серьезно… А только приехал из Лондона и делал там концерт оркестра ВВС с хором Полянского нашим.
Т.Фельгенгауэр
―
Удачно вы вернулись в Москву!
С.Намин
―
Да, вернулся – как раз тут началось все. И такая была обстановка, действительно, накаленная, что я, конечно, маме не сказал и Резо не сказал, говорю: Ты сиди здесь, спи с женой. А сам подумал: Какого черта? У меня во дворе, - а я живу как раз там – прямо ко мне во двор приезжают танки – что за хамство? И я чисто по-хулигански... вышел на улицу.
И.Воробьева
―
И пошли защищать Белый дом.
С.Намин
―
Нет, я пошел с танками воевать.
Т.Фельгенгауэр
―
Посмотреть.
С.Намин
―
Нет, Белый дом здесь ни при чем.
Т.Фельгенгауэр
―
Вам просто не понравились танки во дворе.
С.Намин
―
Да, да. Не понравилось хамство.
И.Воробьева
―
Так. А там дальше-то, что было? Вы пришли: там люди там танки. Что дальше? Что вы делали-то, вообще?
С.Намин
―
Вы знаете, где как раз задавили ребят?
И.Воробьева
―
На пересечении Нового Арбата и Садового кольца.
С.Намин
―
Вот в этом тоннеле. И, когда я туда подошел, там уже была куча народу вокруг, над тоннелем собрались все. А вот танки спрятались внизу, после того, как они уже натворили чудес.
И.Воробьева
―
А, то есть они уже задавили…
С.Намин
―
Они уже задавили. И внизу, под тоннелем с автоматами они там сидели и никого не пускали. И вокруг народ. Я подумал, ну что, они меня убьют, что ли? И пошел один туда на них.
И.Воробьева
―
На танки.
С.Намин
―
Да. Ну, что? Они же не стреляли в меня. Они стояли с автоматами, наставили, но что, они только что убили людей – что они еще будут стрелять? Я понимал, что не будут, поэтому я спокойно пошел к ним туда и с ними говорил часочек примерно. Попробовал их переубедить. Но они там держались кремнем. Но потом я им сказал: «Ребята, вы же все-таки выполняете долг по уставу. Вам приказано – вы пришли, но вы не усугубляйте ситуацию. Вопрос же не в том, что вы хотели приехать и здесь пострелять, а потому что вам приказали. Вот скажите мне, какая должность, какой уровень вам приказал - полковник?» Они говорят: «Да». Я говорю: «А если генерал вам прикажет? Вы же знаете, - а я же закончил Суворовское военное училище, я знаю, как устав устроен, - если высший по званию сейчас…
И.Воробьева
―
Переприкажет.
С.Намин
―
…Переприкажет – вы же обязаны подчиниться?» - «Да». Я говорю: «Тогда сидите здесь, никого не пускайте, сейчас я приду». Пошел к Белому дому, взят там кучу генералов вместе со священниками…
И.Воробьева
―
Пришел, говорит, к Белому дому, взял кучу генералов! Где вы их там взяли, кучу генералов?
С.Намин
―
Так они там толпой… они там ничего не делали, ходили там, гуляли. И в результате и священника какого-то взяли. Потом мы все туда пришли, засунули им гвоздику в этот.. как его называют?
Т.Фельгенгауэр
―
Дуло.
С.Намин
―
В дуло и завели их в плен.
И.Воробьева
―
То есть генералы сказали там всем…
С.Намин
―
Да, да и все спокойно…
Т.Фельгенгауэр
―
Я прямо вижу эту картину: приходит Стас Намин к генералам, которые прогуливаются вокруг Белого дома, говорит: «Ребята, чего вы гуляете? Там, под мостом – танки. Надо им переприказать. Айда со мной!» и генерал говорит: «Ну это же Стас! Конечно, пойдем с ним…».
И.Воробьева
―
И гвоздичку возьмите.
Т.Фельгенгауэр
―
И гвоздичку возьмите где-нибудь!
С.Намин
―
Это священник…
Т.Фельгенгауэр
―
И гуськом за Стасом Наминым все пошли.
И.Воробьева
―
Генералов-то пришлось убеждать?
С.Намин
―
Нет! Они сразу, они быстро, конечно.
И.Воробьева
―
Потрясающе! Этот человек, который не принимает решения, у нас сегодня в эфире.
Т.Фельгенгауэр
―
Вообще!
И.Воробьева
―
Не будем уже говорить, чтоон не музыкант…
Т.Фельгенгауэр
―
Не продюсер…
С.Намин
―
Вы знаете, я настолько представляю себе, что такое музыкант, что мне стыдно называть себя музыкантом. Тогда кто Шостакович, если я музыкант?
Т.Фельгенгауэр
―
Это сейчас – срезал, да! Согласна.
И.Воробьева
―
А у нас сейчас небольшой перерыв, а потом продолжится программа "Разбор полета". Стас Намин в гостях у программы "Разбор полета". Вы и так знаете, кто это, не буду перечислять.НОВОСТИ
И.Воробьева
―
Продолжается программа "Разбор полета". Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьева и Стас Намин здесь, наш гость программы.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы сказали, что вы награды не принимаете.
С.Намин
―
В общем, да. Ни одной нету у меня.
Т.Фельгенгауэр
―
Почему вы отказываетесь от них?
С.Намин
―
Не так много мне и предлагали, чтобы так уж… А та, которую предлагали, что-то мне непонятно, по какой причине и за что.
Т.Фельгенгауэр
―
А когда предлагают поучаствовать в каких-нибудь структурах государственных, окологосударственныхтипа Совета по культуре при президенте Российской Федерации.
С.Намин
―
Ну, это один раз случайно, еще при Ельцине вдруг меня пригласили, но поняли сразу, что я не из того санатория.
Т.Фельгенгауэр
―
Это было не в 2000-м году, нет?
С.Намин
―
Я не помню, в каком году. Ельцина-то уже не было в 2000-м?
Т.Фельгенгауэр
―
Нет.
С.Намин
―
Тогда нет, кажется. Хотя, я не помню, кто был тогда президентом.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы туда ходили вообще?
С.Намин
―
Я был там пару раз на Старой площади, и потом показалось мне, что…
И.Воробьева
―
Тоже расскажите, как это было. Вот вы пришли. Там какие-то люди, какие-то вопросы решаются.
С.Намин
―
Все правильно. Какие-то люди, что-то такое… Я не понимаю ничего, что происходит…
И.Воробьева
―
А вы сами не хотите?
С.Намин
―
Ну, конечно, сам.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну и соглашались сами.
С.Намин
―
Сначала сам, а потом они звали… Вообще, меня никуда не приглашаю особенно. Они же сразу понимают, что я не нужен им. Какие-то советы…
Т.Фельгенгауэр
―
Все-таки изначально приглашение-то было.
С.Намин
―
Один раз сдуру. Они просто ошиблись.
Т.Фельгенгауэр
―
Но вы согласились?
С.Намин
―
Я, вообще, просто отношусь к этим вещам. Почему, собственно, нет?
И.Воробьева
―
Ну да, за любой кипиш кроме голодовки».
С.Намин
―
Конечно, кроме голодовки.
И.Воробьева
―
Да, все понятно. Слушайте, а вот про музыкальный фестиваль в конце 80-х. Приехали всякие иностранныегруппы. Как вы задумали этот фестиваль, и как вы, вообще, сделали все?
С.Намин
―
Это длинная история, это не хватит одного… с этой эпопеей.
И.Воробьева
―
Давайте по каким-то важным вещам этой истории пройдемся.
Т.Фельгенгауэр
―
Только вы не говорите, что это само собой получилось.
С.Намин
―
Конечно, само собой.
Т.Фельгенгауэр
―
Потому что вот это само собой точно не могло случиться.
С.Намин
―
Почему? Само собой. Ну, по наитию. Как-то вот кайф пошел, хотелось сделать – ну, и получилось.
И.Воробьева
―
А как вы туда иностранные группы-то?..
С.Намин
―
Какие-то друзья у меня были тогда и Фрэнк Заппа и еще какие-то серьезные… Док МакГи.
Т.Фельгенгауэр
―
Хорошие у вас друзья!
С.Намин
―
Да. И они узнали, что я делаю. Правда, Фрэнк, когда я ему сказал, что я хочу сделать фестиваль, он сказал: welcome to the most dirty business in the world. И после этого я понял, что он прав. По сей день подтверждаю. Его уже нет, а фраза жива.
И.Воробьева
―
А вы верили, что получится?
С.Намин
―
Ну, конечно, пока делал – верил. Но в момент последний, когда уже должно было все начаться, у меня было впечатление, что придут дяденьки и скажут: Ребята, что-то вы тут расслабились! Woodstock тут какой-то придумали… Тогда же еще была советская власть, там Лигачев… или как? Лигачев, да? Забыл их фамилии все.
И.Воробьева
―
Вообще сложно с фамилиями у вас.
С.Намин
―
Да, мне трудно. Я кроме Горбачева, мало кого помню.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну вот Ельцина еще вспомнили.
С.Намин
―
Ельцина, ну, конечно. Нет, я не до такой степени идиот. Просто я не помню, когда кто ушел, пришел.
Т.Фельгенгауэр
―
Нет, ну это же не про идиотизм, это про то, насколько политика и власть играют какую-то роль в вашей жизни или нет?
С.Намин
―
Нет, никакой вообще. Вообще никакой.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы обращаете внимание на ситуацию в стране политическую.
С.Намин
―
Мне приходятся обращать. Я не слепой, не глухой, я вижу, что происходит. Но в принципе на меня это не влияет никак, на мою жизнь, на мое творчество, как я занимаюсь, чем я живу.
Т.Фельгенгауэр
―
Но это же тоже решение – как-то оградить себя от этого внешнего воздействия.
С.Намин
―
Ну да, да. В этом смысле решение есть, конечно. Оно тоже по наитию происходит, просто по кайфу. Но вообще-то, конечно, я это умышленно делаю и умышленно не влезаю ни в какое дерьмо это.
И.Воробьева
―
А когда к вам приходят люди или которые приходили в те времена, у которых были группы, проекты или еще что-то и говорили: «Стас, давай сделаем вот это…»?
С.Намин
―
Я не люблю заниматься какими-то проектами. Мне то, что приходит в голову, я делаю, а так я ничего не продюсирую.
И.Воробьева
―
То есть только те проекты, которые родились в вашей голове?
С.Намин
―
Да. Но их достаточно много, что дай бог, я это успею.
Т.Фельгенгауэр
―
А если поддержать какую-то молодую группу, поддержать и продвинуть.
С.Намин
―
Я, вообще, не занимаюсь этим. Я с удовольствием поддерживаю. У меня же в центре были великолепные молодые группы. Там Дима Ревякин совершенно гениальный парень. Это, вообще, мой как бы сын, можно считать…
Т.Фельгенгауэр
―
Ох-ох!
С.Намин
―
Я вот его из Сибири вытащил.
Т.Фельгенгауэр
―
Но это же решение – увидеть этого человека…
С.Намин
―
Ну это не называется решение – громко сказано – это просто мой кайф. Я увидел его…
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, хорошо – увидеть… А для него ваше решение возможно стало главным в жизни.
С.Намин
―
Это правда, да. Во всяком случае, по его словам так. А для меняя просто увидел его, открыл рот, и, вообще, не понял, что такое могло родиться у нас, потому что это настоящий сегодняшний русский поэт, глубокий, тонкий, изящный, настоящий. Это редчайший случай. По сей день равных нет.
Т.Фельгенгауэр
―
«Камчатка» моя любимая.
С.Намин
―
Да вообще, потрясающая вещь.
И.Воробьева
―
Но, тем не менее, вы же все равно с кем-то работаете, с кем-то не работаете.
С.Намин
―
Да. Как-то у меня все по жизни так: я с кем-то дружу, с кем-то не дружу. С кем-то сплю, с кем-то нет.
И.Воробьева
―
Ну, у вас же какой-то принцип… Ну, спите, не спите – о принципе не будем спрашивать…
С.Намин
―
Тот же самый принцип…
И.Воробьева
―
А вот, работаете – не работаете.
С.Намин
―
А тот же принцип, поверьте. Чисто на уровне интуиции.
И.Воробьева
―
То есть хочу – не хочу.
С.Намин
―
Да, все так.
И.Воробьева
―
Ошибались?
С.Намин
―
Ну да, наверное, да. Утром смотрю: что-то не то!
Т.Фельгенгауэр
―
Нет, мы не про это, мы про работу!
С.Намин
―
Нет, конечно, все люди ошибаются, и я ошибался, но редко.
И.Воробьева
―
Просто я к тому, что, когда по такому принципу «хочу – не хочу» выбирают, с кем работать или не работать, вступать в какие-то деловые отношения или не вступать, а потом ошибаются – потом обычно… иногда – у каждого по-своему – появляются некие принципы: «вот в эту ситуацию я больше не попаду, потому что я буду руководствоваться принципом: с такими людьми или с такими условиями больше не работать».
С.Намин
―
У меня было в жизни где-то в начале 90-х, что меня очень серьезно обманули на моем доверии, на моем наивном понимании жизни. Я сейчас не буду рассказывать подробности, но это был серьезный для меня момент в жизни, когда меня серьезно подставили. И я после этого стал намного более осторожный в жизни. До этого я немного был еще по старой, доперестроечной привычке – знаете, когда двери не закрывали в квартирах и так далее. А после этого, когда меня так об асфальт лицом ударило, я стал более осторожен в этом плане. Вот, если вы говорите про то, на грабли не наступать, вот у меня был момент такой, после чего я стал очень серьезно относиться к окружающей среде, понял, что она намного более агрессивна, чем мне кажется.
Т.Фельгенгауэр
―
По поводу «dirty business». Стас Намин как человек творческий, Стас Намин как бизнесмен - все-таки мы можем тут сто раз обсуждать про наитие, не наитие – все эти разговоры, - но, когда у вас проект за проектом в разных сферах, когда вы можете делать радио, можете делать это…, здесь бизнес-составляющая тоже важна. Вот есть какая-то?
С.Намин
―
Вы знаете, к сожалению, у меня она не важна. Вот, к сожалению, все, что я такое делаю – вот эти антрепризы и радио, и фирма грамзаписи, если вы помните, много сейчас перечислять невозможно. И телевидение, кстати. Эти идеи в передаче «Куклы» и «Угадай мелодию». Это все как бы я… «Куклы» - я все заявки написал, они просто потом украли у меня. И в общем, у нас была такая… это так называлось телевидение SNC, там была желтая подводная лодка, еще были какие-то… Но это все чистый кайф был.Мне, к сожалению, бизнеса не удавалось сделать. Но я, собственно, не очень старался, потому что больше пружиной было больше… какой-то социальный прорыв: хотелось что-то сделать, чего раньше не было. А когда получалось это, то все говорили: «Ну, теперь ты будешь промоутером, продюсером». А мне это и в голову не приходило как профессию, как кормушку делать. Поэтому был НЕРАЗБ, закрыли ее – я больше не лезу в эту игры. Так же, как и фирма грамзаписи: кончилась игра. Там много чего было.
И.Воробьева
―
Кстати говоря, про коммерцию. Музыка, безусловно, рок до 90-х годов – это был такой дух…
С.Намин
―
Да.
И.Воробьева
―
Был такой дух и все были ради вот этого.
Т.Фельгенгауэр
―
Был протест.
И.Воробьева
―
Да, а потом началась коммерция. Люди начали зарабатывать для этого деньги и писать музыку для денег. Вы где-то в этом балансировали? Каким образом?
С.Намин
―
Мне кажется, я не балансировал – я сразу остановился и всё.
И.Воробьева
―
А как вы это поняли, когда?
С.Намин
―
Я ничего не понимал. Я почувствовал: не мое время и остановился. А потом, когда начал, то я начал уже… То есть 90- годы – у нас был перерыв, и перед 90-ми я уже понял, что мне это не интересно. И вот все 90-е нас не было. А уже, когда я театр сделал, я возобновил «Цветы», но не коммерческие цветы, а просто в театре какие-то проекты. И вот уже, когда мы совсем стали взрослые, мягко говоря, и когда группе было 40 лет, то тогда решил просто временно на новом витке жизни восстановить группу и опять чего-то сделать. И вот 5 лет мы с 40-летнего юбилея до 45-летнего за пять лет записалиэти диски на AbbeyRoad, сняли, какие-то концерты сделали большие и закончили. Точнее, «Цветы» как-то там время от времени сами без меня существуют, но я этот проект для себя закончил.
И.Воробьева
―
Вам легко уходить из проектов?
С.Намин
―
Конечно. Так же, как и входить.
И.Воробьева
―
Но это же ваши дети, получается.
С.Намин
―
Да, но они же без меня могут существовать. Я совершенно необязан…
И.Воробьева
―
А вам не обидно. Что они могут без вас существовать?
С.Намин
―
Наоборот, приятно, конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы следите за своими проектами, что и как они без вас вытворяют?
С.Намин
―
Иногда да, иногда нет. Да у меня столько своего есть, что я просто не успеваю. Но с удовольствием, конечно, бы… Нет, вообще, когда какие-то дети существуют… да даже не существуют. Вот радиостанция, помните, SNC была? Ну, она же не существует уже сколько лет, уже пора забыть…
Т.Фельгенгауэр
―
Нам слушатели припоминают даже.
С.Намин
―
Да, помнит очень много людей, слава богу, и это тоже очень приятно, потому что это тоже дети, и они, значит, не умерли, раз их помнят. Хотя закрыли их. Сначала во время путчаавтоматчики пришли в студию и остановили вещание. А потом я после этого начал сразу прямую трансляцию новостей ВВС делать, и, хотя у нас была не новостная… но тут после путча я что-то разозлился, что они такие крутые все, и тогда ониотобрали частоту у нас, вот и все.
И.Воробьева
―
За то, что вы транслировали…
С.Намин
―
Я не знаю, за что. Они же мне не говорили. Просто отобрали и все.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы часто принимаете решение на эмоции, что там… разозлился?
С.Намин
―
Ну, бывает сдуру, конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
Просто, я так понимаю, что против танков – это тоже скорее, потому что вы разозлились.
С.Намин
―
У меня не хватает буддистской мудрости. Вот те, кто буддизмом увлекается, те не пойдут туда, на танки на эти. У меня есть пара знакомых.
Т.Фельгенгауэр
―
Тогда вопрос про Стаса Намина, главу театра.Вот вопрос нанять человека на работу или уволить с работы – это тоже ваш вопрос?
С.Намин
―
Конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
Но это же точно решение.
С.Намин
―
Совершенно точно. Я говорю точно, как я вам объяснил: это по наитию, как с девушками.
Т.Фельгенгауэр
―
Понятно.
С.Намин
―
Как с друзьями.
Т.Фельгенгауэр
―
Что, и друзей увольняете?
С.Намин
―
Я говорю: друзья, девушки появляются по наитию. Я смотрю в глаза…
Т.Фельгенгауэр
―
И потерять друга тоже можно просто потому, что вы чувствуете, что это больше не ваш человек.
С.Намин
―
Если он что-то такое сделал, что, в общем, противоречит слову «дружба», тогда это не просто не мой человек, а, вообще, как бы не друг.
Т.Фельгенгауэр
―
А в работе, в театре?
С.Намин
―
Вообще-то, я никого не увольняю.
Т.Фельгенгауэр
―
А! Так надо было с этого начать, Стас: А я никого не увольняю!
С.Намин
―
Нет, мы сначала говорили теоретически, а практически я за это время уволил человека два или три за 17 лет, потому что из-за алкоголизма в основном. Алкоголизм, наркомания – вот это два бича, которые существуют. И, когда попадается человек, который не может с собой справится, сначала помогаю ему найти врачей, лечь в больницу, но бывает, что и это не помогает, и тогда приходится расставаться. Вот это единственные были…
И.Воробьева
―
Но в любом случае решение в театре – это только ваше решение, вот как вы чувствуете, так и будет…
С.Намин
―
Это правда, да.
И.Воробьева
―
Вас переубедить можно в этом смысле.
С.Намин
―
Конечно, можно, да. Меня вообще очень легко переубедить, если будут аргументы внятные. А вообще, у меня такой в театре принцип – не знаю, как его сформулировать – такой политической строй, наверное, монархическая демократия, типа этого.
И.Воробьева
―
Давайте объясняйте.
Т.Фельгенгауэр
―
Конституционная монархия.
С.Намин
―
Да, действительно, я решаю, но, тем не менее… Да, или так.
Т.Фельгенгауэр
―
Но вы же там не английская королева, я надеюсь?
С.Намин
―
Я английский король!
Т.Фельгенгауэр
―
Этим вы выгодно отличаетесь от Елизаветы II, безусловно.
С.Намин
―
И, когда что-то происходит такое судьбоносное в театре, я собираю труппу, и мы все вместе обсуждаем, что делать. Конечно, последнее слово за мной, но обсуждаем все вместе всегда. И главенствует, конечно, логика и здравый смысл. Если в этом обсуждении меня убедили, то значит, убедили.
Т.Фельгенгауэр
―
Еще про музыку хотела с вами поговорить. О’кей, вы выстраиваете некую защитную конструкцию от этого внешнего агрессивного мира. Но ведь, так или иначе, если уж мы вспомнили, что когда-то рок был протестом, и отдельной величайшей субкультурой, сейчас,если что-то писать, ведь наверняка прорывается как-то в тексте, эта внешняя среда?
С.Намин
―
Ну, конечно.
Т.Фельгенгауэр
―
У вас же программка «Политинформация» тоже ведь неспроста появилась?
С.Намин
―
Ну да, потому что, действительно, я смотрю иногда новости, и, в общем, там такое иногда мракобесие происходит, что иногда со злости что-нибудь напишешь. И вот тоже написал со злости какую-то песенку. Могу вам, если хотите… она у меня здесь есть. Называется: «Пир во время чумы».Без музыки, конечно, трудно. Это же текст, а не стихи, но, тем не менее.Пляшущие клубы,
Иерихона трубы,
Медиазарубы
Радио, TV
Ты не парься, милый -
Не возьмут нас силой.
Развлекайся с милой
И свой кайф лови!
Бентли и Феррари
Обыденными стали.
По радио сказали,
Что встали мы с колен!
Не хотим мы слышать,
Что есть другие крыши.
Ничего нет выше Кремлевских наших стен!
Будем веселиться,
Как им и не снится.
Будем веселиться
Всем назло!
Мы будем веселиться,
И вина будут литься,
Будто кровь!..
Наливай! Бомбы и ракеты,
Звонкие монеты!
Санкции в ответ им –
Гордость всей страны!
Брат идет на брата. Думали ль когда-то –
Будем мы солдаты?
Плакать не должны!
Как же мало надо,
Чтоб поднять все стадо!
Бесовская услада –
Виселица всласть.
Ненависть и злоба
Вылезли из гроба,
И на флаге снова Деньги и Власть!
Вот такие глупости…
И.Воробьева
―
Как человек, который не смотрит новости и не интересуется окружающим миром, пропускает через себя вот это все?
С.Намин
―
Я же говорю, что я посмотрел однажды.
Т.Фельгенгауэр
―
Посмотрел однажды – написал песню.
С.Намин
―
Я посмотрел и написал. И мы ее спели как раз в последний наш концерт в 45-летия и на этом закончили.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть сейчас в принципе мы не услышим ее.
С.Намин
―
Нет, она в «YouTube» есть, конечно. В «YouTube» все это есть. Называется «Пир во время чумы».
Т.Фельгенгауэр
―
Только в записи, что называется.
С.Намин
―
Нет, она в «YouTube» в видео…
Т.Фельгенгауэр
―
Я поняла.
И.Воробьева
―
Про другие способа расшаривания музыки. Как вы относитесь к тому, что сейчас можно скачать отовсюду, везде, и так далее?
С.Намин
―
Я вообще отказался от авторский прав. Я считаю, что мою музыку, во всяком случае, можно скачивать где угодно, я все отдаю бесплатно.
И.Воробьева
―
Ну, почему, объясните мне?
С.Намин
―
Потому что я не зарабатываю деньги на музыке.
И.Воробьева
―
Так, хорошо, музыка. А фотографии? Вы же фотограф.
С.Намин
―
Фотографии – по-разному бывает. Вообще-то, моих фотографий нет в интернете, вообще никаких. Я не выкладываю в интернет своих фотографий.
И.Воробьева
―
Но с выставок наверняка же кто-то выкладывал? Потом забрали их куда-то, видите: вдруг внезапно в качестве иллюстраций.
С.Намин
―
Кто-то выкладывает. Ну а как они? Это же не профессионально, они же снимают фотографии – это же пересъемка. Да, действительно, так можнонайти в интернете пару фотографий, но это только так, во время выставки. А реально я не выкладываю ничего и реально моих фотографий увидеть нельзя.
И.Воробьева
―
Почему, объясните? Интернет не для фотографий?
С.Намин
―
Дело не в интернете, дело во мне, потому что мне кажется, что я еще не готов. Вот мне надо как-то продумать, потому что это серьезная очень моя деятельность – не знаю, как назвать – творчество. Но, мне кажется, что надо довести это все до какой-то более для меня понятной формы…
И.Воробьева
―
Подождите, у вас выставки были, огромное количество, но в интернет вы… Как это происходит?
С.Намин
―
Это сложно, вообще. Надо профессионально к этому отнестись. Надо сделать сайт настоящий. А так у меня очень много фотографий и много разных серий так же, как, собственно, и в других областях. То для того, чтобы это по-настоящему как бы сформулировать, нужно много времени и сил, а мне интересней делать, чем формулировать. Поэтому я себя не показывают, и люди в основном не знают, чем я занимаюсь.
И.Воробьева
―
Это, кстати, не очень правильно и не очень хорошо. Фотографий Стаса Намина не видно.
С.Намин
―
Наверное. Я думал об этом. Да дело не только в фотографии. Я занимаюсь и живописью и графикой и многими глупостями. Но, я думаю, что, может быть, я себе сделаю какую-то веху, что, когда мне будет сколько-то лет… Вот сейчас у меня в ближайшее время должен быть юбилей по «Битлз» When I'm sixty-four.
Т.Фельгенгауэр
―
Will you still need me.
С.Намин
―
И я решил этот юбилей именно битловский сделать себе. Тут будут только рок-н-ролльные мои друзья, и будет в нашем кафе, Блюз кафе, оно как раз около библиотеки одной находится. Мы, наверное, сделаем такой джем и вот справим те самые Will you still need me.
И.Воробьева
―
А после этого вы приступите к интернету?
С.Намин
―
Да, наверное, я постараюсь после этого своего юбилея битловского попробую начать как-то формулировать то, чем я занимался последние 15 лет. Потому что мало кто знает, чем я занимался. И, может быть, даже это будет интересно.
И.Воробьева
―
Кстати, мало кто знает, опять же, оценка качества вашего творчества – это что: аудитория большая или узнаваемость?
С.Намин
―
Нет, большая аудитория – точно, что нет. То есть хотелось бы, но это стоит совершенно других трудов. Надо раскручивать, разговаривать с кем-то, а там вопрос только бабок. Мне неинтересно. Дело даже не только в бабках. А просто, ну и что? Я буду знаменитым, что ли?
И.Воробьева
―
Но вы, вообще-то, и так знамениты. Но в любом случае, оценка качества.
С.Намин
―
Мне оценка – когда достойные, приятные и уважаемые мною люди это оценивают высоко, как, мне кажется, я это оцениваю.
Т.Фельгенгауэр
―
Извините, это не смешно, конечно. Вы высокого себя сами оцениваете?
С.Намин
―
Я вообще бешенный амбициями, и если я чем-то занят…
Т.Фельгенгауэр
―
А вы, смотрите, когда в зеркало, вы говорите: «я великий»?
С.Намин
―
Нет, это не так. Это не внешне, а, когда я занимаюсь чем-то по 18 часов в день много лет, то я, в общем, пытаюсь добиться какого-то уровня, который меня устраивает. Так я очень требовательный человек, и чтобы меня самого устраивало, довольно трудно, чтобы получилось, то мне это стоит больших трудов. Но, если мне вдруг кажется, что у меня это удается, то, конечно, мне приятно, что когда так же ценят и другие.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы, конечно, человек противоречия.
С.Намин
―
Почему?
Т.Фельгенгауэр
―
Либо вы только ради нас с Ирой так выступили.
С.Намин
―
Почему противоречие?
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, смотрите, с такими высокими планками и с таким количеством разных направлений своей деятельности вы же постоянно чему-то учитесь.
С.Намин
―
Да.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы начали с того, что вы не любите учиться.
С.Намин
―
Нет, не люблю учиться – неправильно, я не люблю учиться в институтах, а сам – люблю.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы любите развиваться, но вы не любите, когда учебники и прочие учителя.
С.Намин
―
Да, но, правда, у меня иногда были такие хорошие учителя, что я не могу про них ничего сказать. Вот я на высших сценарных режиссерских курсах учился в Льва Гумилева. Ну это просто абсолютно гениальный человек. И два года у него сидеть на лекциях и ходить с ним болтать вот так вот после семинаров… Или там, Паола Волкова – совершенно гениальная женщина, абсолютно. И Саша Митта, который тогда преподавал – великолепный преподаватель. Поэтому, конечно, у меня были великолепные преподаватели. Но в принципе общий процесс учения меня раздражает.
Т.Фельгенгауэр
―
Тогда еще один вопрос. Вы много раз за этот эфир сказали, что «это по глупости», «это еще одна глупость…», «я занимаюсь глупостями». Вы что-нибудь в жизни делали серьезно?
С.Намин
―
Да, наверное. Я делаю. Вот я сейчас не по глупости занимаюсь живописью, занимаюсь графикой, занимаюсь симфонической музыкой совсем не по глупости, а очень серьезно. Но, собственно, последнее, что я сделал с «Цветами», тоже не по глупости.
И.Воробьева
―
Вы повзрослели просто.
С.Намин
―
Постарел.
Т.Фельгенгауэр
―
Пока еще повзрослели! До старости, я чувствую, еще далеко.
С.Намин
―
Нет, то, что я сейчас делаю, я не могу сказать, что это по глупости. Это серьезно.
Т.Фельгенгауэр
―
Вот на этой, собственно, взрослой ноте, не по глупости, но приходится…
И.Воробьева
―
…Заканчивать эфир с нашим прекрасным гостем. Стас Намин. Спасибо вам большое!
С.Намин
―
Спасибо, девочки, спасибо!