Виктор Савиных - Разбор полета - 2017-11-06
06.11.2017
С.Крючков
―
Это и правда «Разбор полета». Проведут передачу Андрей Ежов и Станислав Крючков. И гостях у нас Виктор Савиных, советский космонавт, доктор технических наук, дважды Герой Советского Союза. Виктор Петрович, здравствуйте!
В.Савиных
―
Добрый день, ребята!
А.Ежов
―
Добрый вечер! Разбирать полет мы будем в буквальном смысле. Я напомню, что программа «Разбор полета» - это программа о людях, прежде всего, о тех решениях, которые они принимают в своей жизни. Напомним средства связи: +7 985 970 45 45 – номер для СМС-сообщений, аккаунт vyzvon в Твиттере, форма на сайте «Эхо Москвы» к вашим услугам. Можете присылать свои вопросы, реплики и комментарии. Я уверен, они у вас появятся в ходе нашей программы. В ближайший час мы будем общаться с Виктором Савиных. Нас можно слушать не только по радио. Есть YouTube, канал «Эха Москвы» - там можно нашего гостя увидеть, так же там есть чат, за сообщениями в котором мы внимательно следим.Виктор Петрович, мы начинаем с традиционного вопроса, мы задаем его всем гостям: каким было самое сложное, самое непростое решение в вашей жизни, которое вам приходилось принимать, над которым вы, может быть, долго раздумывали, размышляли, в итоге пожалели, непросто оно далось вам? Вот если так взять и окинуть взглядом.
В.Савиных
―
Наверное, если говорить о космосе, то я три раза был в космосе, три раза был в полетах. Первый - был на эйфории. Самый сложный полет был – это второй. Потому что было непонятно, где эта станция, что с ней случилось, как к ней подойти. И мы не думали, что там в ней внутри будет. Наша задача была только – состыковаться для начала. Дальше, когда мы начали переходить в станцию, поняли, что там холодно, темно, и самое главное, что меня поразило, это то, что было тихо очень. Потому что я был на первой станции, там много децибел. А здесь была просто тишина. И вот это меня больше всего поразило.
А.Ежов
―
Я слушателям напомню, может быть, кто-то не знает, речь идет о станции «Салют-7». Мы обязательно поговорим об этом этапе вашей биографии, об этом знаковом полете. А если идти хронологически…
С.Крючков
―
Да, деревенский мальчишка, родившийся в Кировской области, вырывался в космос. С чего всё начиналось?
А.Ежов
―
Просто привыкли к тому, что космонавты, они либо военные, либо сотрудники каких-то профильных предприятий.
В.Савиных
―
Да, инженер-оптик. Я, действительно, учился в деревенской школе, в Кировской области. Я поступил в школу в 47-м году. В школе перед этим был военный госпиталь: немцы – те, которых взяли в плен под Сталинградом. Детей из школы выбросили, они учились где-то чуть ли не по домам, а немцы жили в этой школе. И вот в 47-м году, когда я пошел, мы таскали, это всё там разбирали в первый год, когда я учился.Закончил школу, пошел учиться. Пытался поступить в Пермский государственный университет. Геодезия. Где я учился. Но меня не приняли, потому что у меня по немецкому языку был прочерк. В школе некому было преподавать немецкий язык.
С.Крючков
―
А, кстати, это принципиальная позиция учителей была? Отказывались или что?
В.Савиных
―
Они не учили, некому было.
А.Ежов
―
Преподавателей, видимо, не было.
В.Савиных
―
Преподавателей не было. У нас был один инвалид, который пришел с фронта и который пытался нам что-то рассказывать.
А.Ежов
―
А обязательный экзамен при поступлении в институт – немецкий?
В.Савиных
―
Обязательный, да. Или немецкий или английский, или другой язык.
А.Ежов
―
А английского у вас тоже не было в школе?
В.Савиных
―
Ничего у нас не было. Был вятский говор. Я, естественно, не поступил. Я остальные экзамены сдал все на отлично. Я с этими документами поступил в Пермский техникум железнодорожного транспорта. Поскольку я считал, что геодезия, картография, география – это то же самое, что изыскание и строительство железных дорог. Я поступил в этот техникум, закончил его благополучно. Полгода проработал на Свердловской железной дороге. Потом меня взяли в армию. И вот 1961 год. Я служил в армии. Я очень хорошо помню этот день. Был в Свердловске.
А.Ежов
―
12 апреля.
В.Савиных
―
12 апреля. Никто не знал, что это 12 апреля.
А.Ежов
―
Сообщили же позже.
В.Савиных
―
Обычный день. Вдруг дневальный кричит: «Рота, подъем! Боевая тревога!» Мы выскочили все в коридор, разобрали оружие. Стоим. И такая тарелка висела черная. Голос Левитана: «Через несколько минут будет передано важное сообщение ТАСС». Все замерли. Мы-то ладно, а командиры не знают, что делать дальше, какую команду давать. И опять потом, через некоторое время голос Левитана: «Сегодня мощной ракетой-носителем на орбиту искусственного спутника Земли выведен космический корабль пилотируемый Гагариным…». «Ура! Отменить тревогу! Все на митинг!»Но у меня, конечно, и в думах не было таких мыслей, что я полечу когда-то в космос – нет. Я понимал, что будут летать летчики. Это новая техника, новые возможности.
А потом уже я поступил в Московский государственный университет геодезии и картографии. А когда я поступал, было сказано: если прочерк в аттестате есть, то не надо сдавать язык. И я поступил и, в общем, закончил его. Оптик.
С.Крючков
―
Какие эмоции вы испытали в тот день, когда узнали о первом полете человека в космос?
В.Савиных
―
Для меня это было фантастикой. Я помню, когда первый искусственный спутник Земли. Я учился тогда в Перми, и мы ходили в этих Козий загон – там такое место есть, - и смотрели, как он летит, этот спутник через Каму и улетает дальше. Эмоции какие – это восторг, восхищение, что человек послал в космос такое изделие. А когда Гагарин полетел – в общем, восторг...
А.Ежов
―
Но себя на этом месте…
В.Савиных
―
Нет, никогда… Я железнодорожник. Какой… я себя на этом месте буду видеть.
С.Крючков
―
Но вот дети постгагаринского поколения понятно, о чем мечтали – стать космонавтами, а вот в вашем, послевоенном детстве какими мечтами грезили?
В.Савиных
―
Я, когда учился в школе, где-то уже в классе 5-м, 6-м… очень сложно мы жили в деревне, очень сложно, бедно. И все родители, которые были в нашей округе, все думали о том, чтобы побыстрей парень закончил школу и уехал из деревни. Все хотели, чтобы они уехали, нашли какую-то работу где-то. И, естественно, мыслей о том, что там полет в космос… Я о Циолковском в школе даже не знал, потому что не преподавали ничего такого. И о полете в космос не было никаких мыслей.
С.Крючков
―
И тем не менее что-то открыло же эту жилу, в последующем вылившуюся в эти три полета ваших.
В.Савиных
―
Ну, а что открыло? Я закончил Московский государственный университет геодезии и картографии, оптический факультет. И наш факультет вплотную работал с НПО «Энергия». И у нас были совместные проекты. Мы занимались подготовкой новых приборов для будущего полета на Луну. Мы делали приборы для Лунной программы. И я, когда закончил, меня сразу взяли в КБ Королева.
А.Ежов
―
То есть нельзя сказать, что это была какая-то случайность.
В.Савиных
―
Нет, не было. Я пришел туда, я хотел этим заниматься. Я не хотел лететь в космос. Я хотел заниматься оптическими приборами для космических кораблей.
А.Ежов
―
Но пришлось.
В.Савиных
―
Да, я пришел. Где-то года три я, действительно, занимался оптикой. И потом начались «Салюты». Мне приходилось ездить в Звездный городок, читать лекции космонавтам по той технике, которая стоит на их кораблях.
А.Ежов
―
То есть в рамках их подготовки.
В.Савиных
―
Да, в рамках их подготовки.
А.Ежов
―
Звездный городок – это же еще и Центр подготовки.
В.Савиных
―
Да. Однажды мы ехали вместе из Звездного городка – это был где-то 74-й, 75-й год – Рукавишников Николай Николаевич мне говорит – он тогда готовился к полету – говорит: «Ты нам читаешь лекции, знаешь всю систему управления, - тогда появлялся первый «Союз-Т», - давай-ка подай заявление». А оказывается, в КБ Сергей Павлович Королев сказал, что каждый инженер, который хочет стать космонавтом, может написать заявление. И писали очень большое количество инженеров заявления: «Прошу направить на медицинскую комиссию». Я тоже написал заявление: «Прошу направить на медицинскую комиссию. Хочу стать космонавтом».
А.Ежов
―
Но серьезно к этому не отнеслись в тот момент.
В.Савиных
―
Нет, но я уже как-то так… если я написал заявление, тогда я уже хотел. Тогда я уже знал работу космонавтов. Естественно, я уже хотел стать космонавтом. Я хотел испытывать то, что я делаю, на этой станции.
С.Крючков – В 89
―
м году ушли из отряда. 30 лет уже прошло. А вот, хотел стать космонавтом… А сейчас, по прошествии 30 лет вы остаетесь космонавтом? Это как разведчик, навсегда?
В.Савиных
―
В общем, да. Я очень часто бываю в Звездном городке, провожаю ребят в полеты. Иногда встречаю, когда есть возможность. Кроме того, у нас есть программы, в которых я участвую, по каким-то космическим экспериментам в космосе. Московский университет геодезии и картографии занимается картографией, у нас есть факультет исследования Земли из космоса.
С.Крючков
―
А вы сейчас активно продолжаете преподавательскую деятельность?
В.Савиных
―
Я сейчас являюсь президентом университета. Я закончил работать ректором. У меня сейчас большого количества лекций нет. У меня есть один аспирант. НРЗБ. И я каждый год – первое сентября начинается – читаю вводный курс в специальность на всех факультетах.
С.Крючков
―
Был такой день 12 апреля, о котором мы вспомнили. А вот день, когда вас зачислили в отряд космонавтов, вспоминаете?
А.Ежов
―
Что этому предшествовало? Многие просто говорят о каких-то серьезных испытаниях в плане медицинской подготовки, или все это было до?
В.Савиных
―
Когда прошла медицинская комиссия, я прошел эту медицинскую комиссию. И долго не было комиссии, которая должна была принять решение о том, чтобы я был в отряде космонавтов. Но потом эта комиссия состоялась, меня приняли. Нас было 7 человек ребят из разных отделов. И мы прошли эту медицинскую комиссию. Между прочим, все семеро слетали в космос: Саша Серебров, Соловьев Толя, в общем, все семеро слетали в космос. И, конечно, очень много сделали, чтобы полететь в космос, работали, действительно.
С.Крючков
―
А в этих тестах помимо медицинской составляющей была еще какая-то проверка?
А.Ежов
―
Меня, например, всегда интересовала сурдокамера. Каково это? Это помещение, собственно, которое не пропускает звук. Говорят, что некоторые люди выходят потом оттуда изменившимися. Как у вас это было?
В.Савиных
―
В моей программе было очень мало таких проверок. Потому что, когда я пришел в отряд космонавтов, я еще не был зачислен в отряд космонавтов, а я уже был в составе экипажа, потому что там готовился корабль «Союз-Т», первый корабль. Я был в дублирующем экипаже: Леня Кизим и Савиных. В этом экипаже был и Олег Макаров. А полетел Аксенов. И меня от многих исследований… Я, между прочим, единственный космонавт Советского Союза, который ни разу не прыгал с парашютом. Когда прыжки были, меня Елисеев забирал к себе, сажал в КИС на работу. В общем, два раза я сачканул. Вот, сейчас, к сожалению уже…
С.Крючков
―
Берегли ценные научные кадры.
В.Савиных
―
Берегли, да.
А.Ежов
―
Вы еще стали юбилейным космонавтом советским – 50-м и 100-м - в мире.
В.Савиных
―
Да, это интересный факт, конечно, цифры. Представляете, 50-й и 100-й – так получилось. Я помню, когда это произошло. Когда мы сидели за стеклом с Коваленком. И главный конструктор тогда был Глушко Валентин Петрович. И когда он это произносил, он так обрадовался, что такая цифра – 50 и 100. Я так не обратил внимания, но сейчас понятно, что любопытные цифры.
А.Ежов
―
Виктор Савиных, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза в гостях, в прямом эфире программы «Разбор полета». Я напомню средства связи с нашей студией: +7 985 970 45 45, есть аккаунт vyzvon в Твиттере, куда вы тоже можете отправлять свои реплики, вопросы. Есть форма на сайте «Эхо Москвы». Все средства связи к вашим услугам. Это мой долг – напомнить.
С.Крючков
―
Новая волна интереса к российской космонавтике в этом году всколыхнулась в связи с выходом двух фильмов: «Время первых» и «Салют 7», к которому вы – не к фильму, а к самому событию – имеете непосредственное отношение, являясь прототипом героя. Посмотрели кино?
В.Савиных
―
Да, я смотрел его раз семь, наверное, уже.
С.Крючков
―
Эмоции.
В.Савиных
―
Мне нравится этот фильм сам по себе. Он зрелищный, там много интересных находок, эффектов. И самое главное – очень хорошая сделана графика. Потому что им помогли ребята – сценаристам и тем, кто снимали фильм – помогли люди, которые работают на компьютерах в Курчатнике.
А.Ежов
―
А вы сами не консультировали группу по каким-то делам?
В.Савиных
―
Всё началось с того, что ко мне приехали ребята и попросили у меня книгу, которую я написал – «Салют – 7», которую я написал. Они взяли эту книгу, проштудировали. Потом приезжали ко мне, много раз консультировались. И потом прислали сценарий. Я посмотрел этот сценарий, почеркал его весь. Потому что вещи, которые там предлагали - кувалду, личные всякие отношении у Джанибекова со своей женой, еще что-то было… В общем, много чего было там накручено. И я отправил это к ним. И больше они ко мне не обращались.
А.Ежов
―
Там был еще какой-то момент с употреблением алкоголя на станции. Я знаю, что в космосе – сухой закон.
С.Крючков
―
Выкуренная сигарета Джанибековым там.
А.Ежов
―
Это творческие преувеличения?
В.Савиных
―
Джанибеков не курил. Естественно, водки на борту станции не было. Был коньяк, но не водка была. Потому что, когда мы полетели – до этого ребята летали, с собой брали иногда – и когда мы полетели чёрти куда, то нам дали небольшой флакончик, и мы, конечно, взяли с собой. Коньяк у нас был.
С.Крючков
―
А ведь вы знали, что летите чёрти куда. Как семья отнеслась.
В.Савиных
―
Семья знала, потому что это уже второй полет у меня. У Джанибекова был вообще пятый полет.
А.Ежов
―
В вот, что касается первого полета, какие ощущения вечером, перед запланированной датой отлета, на Байконуре, когда вы уже, собственно, прощаетесь с семьями…
В.Савиных
―
С семьями мы прощались не на Байконуре, а с семьями мы прощаемся здесь. Сейчас семьи летают на космодром. Совсем другое время, другие возможности. А семьи знали - и первый полет и второй. Мы жили в доме, где жили все и с Центра управления полетами, и с НПО «Энергия». Мы построили своими силами этот МЖК в городе Королеве, поэтому там все друг друга знали и все знали.
А.Ежов
―
Я там недалеко сейчас живу. Знаю это место.
В.Савиных
―
Вот так. Жена знала, поэтому, естественно, все переживали.
С.Крючков
―
Отправляясь в этот второй полет в фактически потерянную на некоторое время станцию «Салют-7» на корабле «Союз» с таким несчастливым порядковым номером 13, - вот человек, улетающий в никуда программа, он ощущает в этот момент - что? Прежде всего, драйв от великого свершения, его ожидающего или все-таки есть какие-то человеческие…
В.Савиных
―
Драйв был, потому что это была очень любопытная работа, которую мы должны были сделать. Во-первых, найти станцию в космосе: её потеряли. Потом состыковаться со станцией, которая неуправляемая - небольшие угловые скорости, но были, - и, в общем, потом перейти на эту станцию. Было интересно.
С.Крючков
―
А мера опасности какова?
В.Савиных
―
А мера опасности была такая: мы понимали, что мы можем в любой момент улететь на Землю, вернуться на Землю. И мы верили в технику, потому что перед нами летали люди, и мы понимали… и, тем более, мы не первый раз полетели.
С.Крючков
―
То есть такого момента, как показано в фильме, когда космонавты выходят в космос с этой пресловутой кувалдой, о которой вы упомянули, и понимают, что они сейчас не отдолбят этот несчастный датчик и не вернутся, не было?
В.Савиных
―
Естественно, не было. Потому что каждое движение мы контролировали. Мы знали, что мы делаем и что мы должны в результате получить.
С.Крючков
―
Нужно было четко выполнять все установки ЦУП? Потому что в фильме показано, что вот плюнули и решил делать по-своему…
В.Савиных
―
Не всегда мы выполняли установки, которые были в ЦУПе, потому что, когда мы увидели впервые станцию, мы поняли, что неправильно НРЗБ. «Ребята, разрешите нам управление на себя взять». Некоторое время Земля молчала. Потом они нам дали команду взять управление на себя, потому что расхождения были большие. Мы взяли на себя вот это момент.И много таких случаев, когда переходили из отсека в отсек. Земля говорит: «Наденьте противогазы и входите по одному». Но мы, конечно, не послушали, мы перешли оба сразу. Потому что там невозможно было одному работать. Человек выдыхает углекислый газ, и он не улетает куда-то, он весь около тебя стоит. Можно было просто задохнуться. И поэтому мы работали, друг друга обмахивали бортовыми документами.
С.Крючков
―
И с чем вы столкнулись, попав на станцию?
В.Савиных
―
Самое страшное, когда мы открыли люк и вплыли туда в противогазах - Рюмин нам сказал, надеть противогазы; мы надели противогазы, - но когда вплыли, поняли, что дышать есть чем, мы сбросили противогазы, - и мы летали по станции и не понимали, что же там произошло. Один тумблер включаешь, другой тумблер включаешь – ничего нет. Потом я нырнул вниз – иллюминатор были закрыты – открыл шторку иллюминатора: такое мощное Солнце…Я уже говорил, было холодно, темно и ужасно была жуткая тишина. А на столе – предыдущий экипаж, когда улетел – там записочка: «Желаем счастливого полета!», хлеб-соль. И все это замерзшее.
А Земля все время дергала: «Где вы? Что?» Потом Рюмин говорит: «Всё, закрывайте люди. Вы два дня не спали. В «Союз». Земля будет думать». И, конечно, Земля очень нам помогала с этим.
А.Ежов
―
А каким было ощущение от первого полета, когда, собственно, вы оказались в космосе, когда корабль отделился, была пересечена условная граница в 100 километрах, когда наступили невесомость – что почувствовали?
В.Савиных
―
Мне ребята рассказывали, которые побывали в космосе, когда наступит невесомость, когда всё это произойдет. Отделение ступеней - и раз! – и в этот момент меня перевернуло, система координат поменялась. Я чувствую вроде, что я лежу в кресле, а я чувствую, что я завис над пультом.
А.Ежов
―
Что-то не то.
В.Савиных
―
Что-то не то да. И это продолжалось какое-то время. Дня два, в общем, ориентация менялась. Потому что то ты работаешь на потолке и тебе кажется, что это пол, всё… Но через два-три дня ты привыкаешь к условиям невесомости, и она тебе помогает работать.
А.Ежов
―
Многие рассказывали о неприятных физических ощущениях – у многих космонавтом (не у всех) были. Что-то подобное испытывали в первые дни в состоянии невесомости?
В.Савиных
―
Естественно, в первые дни тошнота подступала. Мне, например, говорили, что ни в коем случае не смотри в иллюминатор, не крути головой. Во время первого полета, когда только взлетели, смотрю: светло стало, заглянул туда и мне как-то поплохело. И потом, к вечеру все проходило, но дня два-три голова была тяжелая…
А.Ежов
―
Перегрузки все-таки при отправке в космос или при спуске?
В.Савиных
―
Перегрузки сильнее ощущаются при посадке. Потому что, когда ты стартуешь полный энтузиазма, эйфория. А обратно ты думаешь о том, как я тут физкультурой занимался, все ли правильно делал и здоров ли я – при возвращении на Землю. И, естественно, там и перегрузка сама чуть больше.
А.Ежов
―
Это баллистическая траектория была?
В.Савиных
―
У меня все полеты были с баллистической траектории. Мы садились в заданный район нормально, с нормальными перегрузками порядка 4g всего.
А.Ежов
―
Ну да, бывает и сильнее. Просто гравитация, наверное, воспринимается по-другому после всех эти десятков, сотен суток, проведенных…
В.Савиных
―
Да, когда ты встаешь, то Земля тебе не прощает то, что ты улетел от нее, и как-то так тебя качает из стороны в сторону.
С.Крючков
―
Это такие физические характеристики, а вот по возвращению на Землю что-то меняется ментально в человеке, побывав в космосе?
В.Савиных
―
Да нет, ты просто понял, что Земля-то она круглая, большая… нет, она маленькая, но она такая большая, естественно, видно всё, что человек натворил на Земле. Я много занимался исследованием Земли из космоса: Аральское море, Великие озера американские… Видел всё это, что натворил человек.
А.Ежов
―
А ощущения психологические именно на станции? Я знаю, что тонкие достаточно стенки в принципе у станции, там несколько миллиметров буквально. Вот это ощущение, что за стеной фактически безжизненная история, и ты несешься где-то на непонятной высоте со скоростью несколько тысяч километров в час.
В.Савиных
―
Это ощущается… Вот когда я открыл люк, когда мы выходили в открытый космос… Вроде бы на земле тоже тренировались, выходили в открытый люк, там вода… И тут, когда я открыл люк, глянул – а там, внизу - кончается Африка, начинается Средиземное море - и Италия… Думаю: елки-палки! За ручку схватился и довольно долго не отпускал первый момент. Потом я поставил ноги на платформу, закрепился…Но где-то через некоторое время это всё прошло, потому что тренировки у нас такие были в Звездном городке, что, в общем, мы привыкли. И потом уже, когда мы с Джанибековым меняли солнечные батареи, уже не думали о том, что что-то может случиться.
А.Ежов
―
Тонкости работы в открытом космосе. Подробности нам наскажет Виктор Савиных, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза уже после кратких новостей в эфире «Эха Москвы». Их представит Ирина Кучеренко.НОВОСТИ
А.Ежов
―
21 час, 35 минут московское время. Это программа «Разбор полета». В студии Андрей Ежов и Станислав Крючков. И наш гость сегодняшний – Виктор Савиных, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза. Так что разбор полета у нас сегодня в буквальном смысле. +7 985 970 45 45 – номер для ваших СМС-сообщений, форма на сайте «Эхо Москвы». Смотрите нас в YouTube. Виктора Савиных можно увидеть на канале «Эхо Москвы» в этом прекрасном видеосервисе.
С.Крючков
―
И, собственно, вопросов на YouTube и в нашем СМС-приемнике очень много. И один из наиболее часто встречающихся: Скучает ли гость по космосу?
В.Савиных
―
Конечно скучаю. Я когда закончил третий полет и собирался еще летать, умер ректор нашего университета, в котором я учился, Большаков Василий Дмитриевич. А это был 89-й год, началась перестройка, и был момент, когда во всех структурах избирали ректоров, директоров. И мои преподаватели, у которых я учился, испугались, что кто-то придет со стороны другой, и они меня уговорили стать ректором.
С.Крючков
―
А вы уже к тому времени докторскую защитили?
В.Савиных
―
Нет, я докторскую защитил уже потом. Я защитил кандидатскую диссертацию перед вторым полетом. И уговорили. Конечно, я бы еще слетал и не один бы раз наверняка слетал. Я думал, ну ладно, сейчас немного поработаю…Когда разговаривал с руководством, то мне сказали: «Оставайся в отряде космонавтов. Никто тебе не помешает». И министр общего образования, и министр общемаша – все были за то, чтобы я остался в отряде. Но когда начали оформлять, где мне будут зарплату платить, тогда решили, что всё, так нельзя. Высшая школа не входит в девятку министерств, где должны быть космонавты, и поэтому мне отказали. А меня уже избрали. Что мне оставалось делать, сказать, что ребята, извините, я еще летать хочу?
С.Крючков – 89
―
й год – это практически год после первого полета «Бурана». Почему этот проект остался разовым?
А.Ежов
―
Это история с естественными политическими моментами - распад Союза, проект закрыли?
В.Савиных
―
Я думаю, что это и политические моменты и денег в стране не было. Поэтому «Буран» закрыли. Да к тому же к этому времени не было сделано таких мощных проектов, каких-то установок, которые «Буран» должен выводить в космос, проводить эксперименты. В общем, много накладок было на этот счет.
С.Крючков
―
А почему американская программа кораблей многоразового использования заработала и долгое время продолжала существование, а вот наш не пошел?
В.Савиных
―
А другого у них, у американцев, не было. Они запустили первый корабль, второй корабль... Они понимали, что это дорого, но другого не было у них, не на чем было летать. У них не было станций, у них не было кораблей одноразовых. Поэтому они и терпели. Финансовые вопросы здесь были серьезные. И потом они поняли, когда один корабль погиб, второй корабль погиб, что это тупиковый путь и надо убирать их.
А.Ежов
―
Но, к слову, у нас-то принципиально с тех времен мало что изменилось: «Союзы» принципиально остались теми же самыми. Как думаете, если бы вам сейчас пришлось через два месяца лететь, приходилось бы переучиваться? Они сейчас цифровые, понятно, но, в принципе, «Союз» остался тем же, что и был 30 лет назад.
В.Савиных
―
Нет, это совершенно другой «Союз», чем был.
А.Ежов
―
Начинка да…
В.Савиных
―
Начинка и автоматика другая, механика – всё другое. Я уже летал не на кораблях, которые были аналоговые. Я уже летал на цифровых кораблях, но там еще было не все цифровое. Сейчас, конечно, другая система. НПО «Энергия» сейчас делает новый корабль, который называется «Федерация». Долго, конечно, он двигается…
А.Ежов
―
у «Энергии», в принципе, достаточно сложные были отношения с новыми кораблями. «Клипер», я помню, еще лет 10 назад. Закрыт проект.
В.Савиных
―
«Клипер» был, показывали его в салоне в Жуковском. И был корабль такого же типа сделан, который должен был садиться на двигателях. Но, в общем, сейчас всё вроде бы устаканилось и корабль делают.
С.Крючков
―
А насколько значителен объем таких аналоговых манипуляций, требующихся от космонавта в космосе? Часто приходится руководствоваться банально методом научного тыка, по ситуации ориентироваться?
А.Ежов
―
Или все строго регламентировано?
В.Савиных
―
Нет, пытаемся всё записать в бортовые документы, в бортовые инструкции. Мы должна работать по инструкции. В космосе спешить некуда. Нужно делать всё по инструкции. Бывают, конечно, внештатные ситуации, когда приходится выходить за рамки бортовой документации, но, в общем, это довольно редко
А.Ежов
―
Наш постоянный слушатель Дмитрий Мезенцев интересуется: «Что для вас было самым страшным на «Салюте-7», на неуправляемой станции?» Было что-то такое, что можно было охарактеризовать как страшно?
В.Савиных
―
Было. После того, как мы закончили приводить станцию в порядок, когда всё вроде встало на свои места, появилось… Вот человек выделяет через поры примерно 800 грамм воды в сутки. Система регенерации там не работала две недели. То, что от нас вышло, это всё потом, как разморозили станцию, - всё это осело тонкой пленкой по всей станции. Вот так стукнешь по стенке – оттуда рой брызг. В фильме показаны огромные капли, а там были мелкие. Это было самое страшное. Мы с Володей чуть ли иногда не спали, дежурили, потому что просто было страшно: мог быть в любой момент пожар, и в любой момент могло произойти что-то. Разъемы, которые мы стыковали, мы тщательно очень протирали, потому что короткое замыкание…
А.Ежов
―
Вы имеете в виду электрику…
В.Савиных
―
Да, конечно, все разъемы электрические, да.
А.Ежов
―
Мне еще всегда было интересно, как на обитаемых станциях… Я не знаю, как сейчас на МКС в принципе этот шумовой фон, но на макетах того же самого «Салюта» работающие вентиляторы – это совершенно безумно, как мне показалось, потому что, наверное, можно сойти с ума, находясь по полгода в таких условиях. Беруши или просто привычка – что?
В.Савиных
―
Я же вам говорил, что когда я вплыл в «Салют», мне показалось, что здесь непонятно что. Потому что шум на станциях большой. Там порядка 40-50 децибел. И вот так крикнешь – Володя где-то там в кресле метров на пять, - то не слышно. Беруши, понимаете, они были, и когда ложилось спать, хотелось вставить беруши, но нельзя было, потому что ты можешь не услышать сигнал тревоги. И поэтому мы спали без беруш.
А.Ежов
―
Страшные ситуации в космосе наших слушателей очень заинтересовали. Аня из Москвы теперь интересуется страшными ситуациями в открытом космосе, не на станции. Было что-то такое? Или в открытом космосе уже всё четко, по плану?
В.Савиных
―
В открытом космосе страшно не было. Я уж говорил, что страшно было, когда я только выходил. А когда мы уже начали двигаться вдоль станции, это уже было как бы привычно, потому что мы отрабатывали это в бассейне, отрабатывали на самолете, когда делали горки. Поэтому страшно не было.Но была ситуация, когда мы устанавливали солнечную батарею. Первую мы установили очень быстро, а вторая батарей не открывалась. Я лебедку крутил, а она никак не поддавалась. Там такая лирка была, в которую надо было вставить наконечник солнечной батареи, потом она должна была подняться, раскрутиться. А трос, он залип в лирке. Видимо, сварился. В космосе многие металлы свариваются. Если не совсем точно подобран материал, то это бывает часто в космосе. Поэтому Володя держался за наконечник, дергал, а я крутил, пытался развернуть лебедку. Это было очень сложно и тяжело. Пять часов мы были в космосе. Когда мы вплыли обратно в станцию, руки дрожали долго, дня два-три еще…
С.Крючков
―
То есть можно сказать, что эта лебедка и стала причиной выхода из строя батареи станции, а не тот пресловутый датчик?..
В.Савиных
―
Нет, конечно.
С.Крючков
―
Многие слушатели интересуются к тому, как вы относитесь к инсинуациям на тему того, что американцы не высаживались в свое время на Луну.
В.Савиных
―
Это всё сказки. Американцы на Луне были. И это невозможно было бы скрыть…
С.Крючков
―
А какая ситуация более продуктивна: вот такого открытого соперничества в космосе двух великих сверхдержав Америки и Советского Союза или сегодняшнее взаимодействие по линиям межкосмического сотрудничества с европейцами, с НАСА?
В.Савиных
―
Благодаря тому, то было соперничество, появились космические аппараты, которые сейчас и летают. У нас не было самолета для доставки ядерного оружия, поэтому срочно нужно было делать ракету. Ракету делали. Американцы тоже делали ракеты.И, естественно, эта гонка вооружений дала возможность полететь первому спутнику, а потом уже, после полета Юрия Гагарина появился ажиотаж с американской стороны. Они должны были стать где-то первыми. И они запустили этот проект «Аполлон». Естественно, это подстегнуло, и мы начали потом делать корабль для полета вокруг Луны. Был же экипаж даже. У нас был Леонов с Макаровым в экипаже. Мы готовы были полететь впереди американцев вокруг Луны. Это первый полет можно было сделать. Но тогда, к сожалению, Королева не было в живых. И Мишин не решился на этот эксперимент.
А.Ежов
―
А вы согласны с тем, что именно смерть Королева в какой-то степени перечеркнула планы именно советские по освоению окололунного пространства – в этом основная проблема?
В.Савиных
―
Конечно. Это великий человек. Его слушало правительство, его слушали всех. Он умело руководил Советом главных, и все это без него… сразу стало понятно, что тормозится космическая программа.
С.Крючков
―
Невоенная история космоса, отношение к космическим программам как к сфере услуг, туризм космический не может стать таким двигателем для дальнейшего развития? Почему это активно не развивается сегодня?
В.Савиных
―
Туризм не стал тем самым движением вперед в космосе. Потому что два-три полета сделали. Дальше как-то это не развивалась. И под них же не делали корабли. Американцы сейчас делали новые корабли для полетов туристов, и, я думаю, это будет немного подталкивать людей. Самое главное, у американцев есть возможности. Частные фирмы сегодня работают на космос. Наши же бизнесмены, они, к сожалению, не хотят вкладывать деньги в наши космические программы.
А.Ежов
―
Просто, мне кажется, им достаточно сложно работать в наших условиях, не находите?
В.Савиных
―
Нет, если бы деньги были, то нашлись бы конструктора и нашлись бы люди, которые делали это всё.
А.Ежов
―
Ну, то есть в любом случае этот подряд какой-то окологосударственный.
В.Савиных
―
Конечно.
С.Крючков
―
А что происходит с нашей космонавтикой сегодня? У вас лично есть опасения как у инженера, как у человека, трижды побывавшего в космосе, что где-то нарушена преемственность поколений и, может быть, что-то безвозвратно утеряно? Или не всё так страшно?
В.Савиных
―
Есть опасение, что мы много что потеряли. Мы потеряли несколько лет… поколение людей, которые создавали космическую технику. Сегодня есть на фирмах люди, которые могут это делать, но это уже все довольно возрастные. А молодежи сегодня нет.Раньше в Советском Союзе мы делали порядка 14-15 кораблей для полета в космос, сегодня мы делаем только 4 корабля. Вот вся возможность сегодня.
С.Крючков
―
Может быть, появление таких фильмов, как «Салют-7» и оправдывает некоторую достоверность фактическую, зато они привлекут ту самую молодежь, которой сейчас не хватает?
В.Савиных
―
Хотелось бы. Я думаю, что есть надежда, что мы каким-то образом вот этот «Салют-7» подстегнет молодежь. У нас был один день открытых дверей в университете в этом году первый. И к нам пришло в этот раз очень много молодежи. Многие хотят заниматься геодезией, картографией и дистанционным зондированием Земли из космоса. Мы не готовим специалистов для полета в космос, но наш университет два человека закончили после меня и летали в космос…
А.Ежов
―
Про четыре корабля вы сказали, вы имеете в виду четыре разновидности…
В.Савиных
―
Нет, четыре корабля в год.
С.Крючков
―
Пользователи социальных сетей, слушатели «Эха Москвы» спрашивает о том, верит ли космонавт Виктор Савиных в марсиан и других инопланетян.
А.Ежов
―
Классический вопрос, который космонавтам задают.
В.Савиных
―
Естественно, мы в пространстве не одни. Может быть, где-то кто-то есть.
С.Крючков
―
А почему естественно?
В.Савиных
―
Ну, Земля откуда-то появилась. Я понимаю, что взрыв, там все это понятно, пятое-десятое… Но неужели мы одни? Хотелось бы, чтобы мы не одни.
С.Крючков
―
Какие-то свидетельства… Вот что там, НРЗБ космоса.
В.Савиных
―
Ничего. Сколько космонавтов летало в космос, и все мы между собой разговариваем – и никто ни разу не говорил, что они видели НЛО.
С.Крючков
―
Зато на Земле сколько людей, которые видели.
А.Ежов
―
С Земли виднее. Да, слушатели, действительно, очень заинтересованы. Из Питера очень серьезно формулирует вопрос слушатель, который не представился: «Ваше отношение к проблеме НЛО?» Ну, это ладно, из разряда шутки.Мы как- то про фильмы все говорим. Ваш любимый художественный фильм есть у вас о космосе? Может быть, смотрели какие-то голливудские эти истории – «Гравитация»...
В.Савиных
―
Я с удовольствием… Нет, «Гравитация» - это не любимый, это вообще неправильный фильм.
А.Ежов
―
Так, давайте разберемся. С точки зрения чего?
В.Савиных
―
Да просто там все нереально. Перелетают с одной станции на другую… на чем, не знаю… Мне понравился фильм «Аполлон-13». Вот «Аполоон-13» - это фильм, действительно, о полете. И очень жаль, когда мы полетели с Джанибековым на эту станцию, все СМИ молчали, что же мы там делаем.
С.Крючков
―
Откуда просочилась эта информация о потерянной станции в западные СМИ?
В.Савиных
―
Ну, как. В космосе же всё понятно. И они понимали это и наблюдали. И, естественно, знали, что она потеряна, нет сеансов. Я хочу сказать, что очень жаль, что не было информации для народа. Потому что когда был «Аполлон-13» вся Америка сидела у приемников, смотрела телевизор: как экипаж переживает всё. И это сплотило людей. И космонавтов будущих, которые потом летали на остальных – там же 14-й был… это, в общем, вдохновляло тех, которые потом полетят.
С.Крючков
―
У нас ТАСС сообщала, что работа идет в штатном режиме.
В.Савиных
―
Да, ТАСС сообщало. Вы помните, в этом фильме, когда у нас всё наладилось, и мы первый сеанс связи ведем. И Рюмин говорит: «Ребята, шапки-то снимите. Вас надо показать народу без шапок».
С.Крючков
―
Кстати, поговаривают, что вы стали прототипом русского космонавта в шапке-ушанке из американского фильма «Армагеддон», поскольку на «Салюте» было холодно. Это так?
В.Савиных
―
Ну да, из двух космонавтов сделали одного с ушанкой и с кувалдой.
С.Крючков
―
Вернусь к этому эпизоду с кувалдой. Несколько это вообще реально?
А.Ежов
―
Но физически, мне кажется, несложно пронести кувалду на борт космической станции.
В.Савиных
―
Доставить на станцию, конечно, несложно. Но ведь ей стоит один раз замахнуться…
А.Ежов
―
…Как тебя унесет вместе с этой кувалдой.
В.Савиных
―
…Как тебя унесет. А если ударить по станции – там полтора миллиметра толщина стен. И я, оптик по образованию должен чинить этот солнечный датчик - ну, это же… Я с ними сколько воевал, с постановщиками этого фильма. Я говорил, что это неправильно, это ненужно, давайте что-нибудь придумаем другое. Вот то же с нашей солнечной батареей – это было бы более эффектно.
А.Ежов
―
А вот на Земле уже… Вы давно не летали. Вам все равно в небо не тянет, хотя бы на уровне там… получить права любительские пилота малой авиации – никогда не задумывались об этом?
В.Савиных
―
Нет. Я вообще никогда не летал на самолете…
А.Ежов
―
В смысле вообще ни разу?
В.Савиных
―
Летал. Но я не занимался, у нас подготовки не было…
А.Ежов
―
С парашютом не прыгали – это я запомнил.
В.Савиных
―
И летным делом я не занимался, да.
С.Крючков
―
История вокруг полета «Салют-7», он, безусловно, увлекательная. А вот то, что решили распрощаться в конец 90-х с «Миром» - вот как вы это воспринимаете?
В.Савиных
―
Вы знаете, я как раз написал эту книжку «Салют- 7» как раз перед тем, как начали говорить о том, что надо утопить станцию. И был случай, когда я вместе с группой ректоров был в Кремле. И Владимир Владимирович Путин – я подарил ему эту книгу – я спросил, почему вы считаете, что «Мир» надо топить? Он же исправный. Вы же знаете, что мы «Салют- 7» починили и на нем летали – зачем же топить эту станцию «Мир»? Он задумался, но я не знаю… Конечно, было принято решение, что его надо топить.
С.Крючков
―
Но, тем не менее, после починки «Салюта-7» история ведь станции была недолгой. В 90-м году, по-моему…
В.Савиных
―
Там еще работал экипаж, прилетал экипаж Кизим с Соловьевым. И потом эту станцию решили использовать для того, чтобы понять, как она себя будет чувствовать после пересечения магнитного поля. Но, к сожалению, случилось так, что была очень большая солнечная активность и мы потеряли ее.
А.Ежов
―
Тут ближе к концу прикладной вопрос от Андрея из Питера: «Из космоса видны проблемы атмосферы, ухудшение экологии Земли, проблемы с озоновым слоем?»
В.Савиных
―
Да. Мы занимались вплотную озоновым слоем, занимались вопросами исследованием Земли, загрязнением. В общем, в моей программе всех трех полетов – это была основная задача, которую я решал.
А.Ежов
―
Виктор Савиных, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза в программе «Разбор полета». В общем, мы по факту разобрали, наверное, три ваших полета. Спасибо большое, что стали гостем нашей программы. Станислав Крючков, Андрей Ежов. «Разбор полета». Вернемся к вам уже через неделю. Будет интересно. Спасибо большое!