Лев Новоженов - Разбор полета - 2020-01-13
13.01.2020
С. Крючков
―
В поздний неурочный час начинается программа «Разбор полета» этим вечером. Здесь Марина Максимова и Стас Крючков. И сегодня у нас в гостях писатель и телеведущий Лев Новоженов. Лев Юрьевич, добрый вечер!
Л. Новоженов
―
Добрый вечер.
М. Максимова
―
Наконец-то вы добрались до нас.
С. Крючков
―
Отмечаете Старый новый год?
Л. Новоженов
―
Нет.
М. Максимова
―
Как это так?
Л. Новоженов
―
Да, я даже собирался выпить. Но я даже забыл, что сегодня Старый новый год.
С. Крючков
―
А вот мы вам напоминаем, есть повод.
Л. Новоженов
―
Ну, выпить я собирался, да - после эфира.
С. Крючков
―
Знаете, мы всегда по обыкновению для затравки спрашиваем наших гостей о главном решении в жизни героя. Некое такое душераздирающие решение, которое в свое время заставило крепко призадуматься. Было такое? Если выбрать одно, так ретроспективно оглядываясь назад.
Л. Новоженов
―
Тут глаза разбегаются.
С. Крючков
―
Понимаете, в том и закавыка, что нужно выбрать одно.
Л. Новоженов
―
Ну, наверное, поскольку я на радио, то, значит, само собой напрашивается вспомнить о том, как я решился пойти работать на телевидение.
С. Крючков
―
1993 год?
Л.Новоженов: У меня была программа, которая продержалась в эфире неделю
Л. Новоженов
―
1993, да. В довольно позднем возрасте, уже было много лет. Работал я в газете. Не буду говорить, в какой. И главный редактор, довольно-таки известный человек, мне сказал: «Ты вообще себя давно в зеркало видел? Ты, пожилой еврей - и на телевидение. Зачем тебе это надо? Но учти, держать я тебя не буду».
С. Крючков
―
Случай-то, прямо скажем, не уникальный.
Л. Новоженов
―
Меня это прямо так обидело, что все, чаша весов склонилась в пользу этого выбора - то есть телевидения.
М. Максимова
―
Подтолкнул таким образом.
Л. Новоженов
―
Да.
М. Максимова
―
А почему сомневались?
Л. Новоженов
―
Я себя не представлял, но я вырос в советских традициях, которые диктовали, что человек на телевидении должен быть красавцем, с очень хорошей дикцией - вот как у вас. Моложавый, энергичный. То есть я под эти стандарты никак не подходил.
С. Крючков
―
Ну, лукавите немножко.
Л. Новоженов
―
Ну, я так себя видел со стороны. Сейчас-то, конечно, я уже по-другому себя воспринимаю. А так я абсолютно искренне. Я вообще считал... Тогда было такое время, когда считалось, что, например, в кино должны сниматься одни красавцы. А некрасивым людям там не место .
С. Крючков
―
Как-то прямо сразу влилось, и пошло по накатанной. Сколько программ вообще было создано?
Л. Новоженов
―
Много. Я поставил рекорд по продолжительности пребывания в эфире - по минимальной продолжительности. У меня была программа, которая продержалась в эфире неделю. Если все это считать, то где-то около 30-ти. Вот так вот.
С. Крючков
―
Один из первых комментариев в чате в Youtube сегодня по поводу того, что спасибо Льву Новоженову за наши счастливые 90-е. 90-е ведь были в этом смысле уникальным временем.
Л. Новоженов
―
Для журналистов - замечательные.
С. Крючков
―
А в какой момент все свернулось, схлопнулось? Или не схлопнулось?
Л. Новоженов
―
Ну как, начиная с 2000-х, с начала 2000-х.
С. Крючков
―
В этом смысле, наверное, приведу комментарий нашего постоянного слушателя Стаса Путильцева. Он задается вопросом: жалеете ли вы о том, что в свое время распался (и дальше он применяет такой штамп) уникальный журналистский коллектив телекомпании НТВ? Есть ли у вас в планах создать собственный творческий Youtube-канал по примеру Киселева, Пивоварова, Леонида Парфенова?
Л. Новоженов
―
Нет.
С. Крючков
―
Вы же такой весьма сетевой человек.
Л. Новоженов
―
У меня телевидение льется из ушей. У меня в жизни его было так много!
М. Максимова
―
А это не телевидение, это Youtube.
Л. Новоженов
―
Я не Познер. Я вот на него смотрю и восхищаюсь, удивляюсь.
С. Крючков
―
Технологичностью нынешнего телевидения?
Л. Новоженов
―
Познером. Как человеку не надоест так долго, так упорно и так часто. Я НРЗБ ничего. Во-первых, это просто физически тяжело. Но Владимир Владимирович Познер в хорошей форме. Говорят, что он бегает. Мне до него в этом смысле далеко. Но прямые эфиры, да еще и ежедневные - это очень трудно выносить. Хорошее здоровье надо.
С. Крючков
―
А вот так вот, за жизнь, сесть вечером и поведать человечеству? Дать совет, дать ответ.
Л. Новоженов
―
Нет, главная проблема телевидения (я думаю, что и журналистики в целом) - о чем говорить. Вторая проблема - это с кем. На самом деле не так много того, о чем можно говорить, да еще так часто. Конечно, каждый день выдавать какую-то повестку дня - вы представляете, сколько людей это обсуждают. Все начинают повторяться: Иран, Израиль, Трамп, Путин, Медведев. И все говорят практически всегда об одном и том же.
Л.Новоженов: Главная проблема телевидения - о чем говорить. Вторая проблема - это с кем
С. Крючков
―
А если абстрагироваться от героев и просто поставить вопрос о разговоре. Что такое хороший разговор? В вашем понимании.
Л. Новоженов
―
Вы знаете, это когда не нужно спешить. Когда можно делать паузы. Ведь понимаете, на радио же нельзя молчать. Тебе скажут: «Дорогое эфирное время! Каждый минута стоит бешеных денег!». От этого всего берет оторопь. Так нельзя разговаривать. Разговаривать нужно не спеша, желательно с вином - хорошим вином. Ну, необязательно хорошим, можно средним. Мы не капризные люди.
М. Максимова
―
Сейчас есть подкасты.
Л. Новоженов
―
Подкасты?
М. Максимова
―
Да, я вас терроризирую - то YouTube, то подкастами.
С. Крючков
―
А разговор - это во имя процесса, во имя человека, или во имя себя?
Л. Новоженов
―
Вообще в России главная ценность (во всяком случае, была раньше, во времена, может быть, моей предыдущей жизни) - встретиться и поговорить. Люди жили, в общем, мы жили ради этого. Душевно поговорить, не спеша. За жизнь.
С. Крючков
―
Сейчас зачастую и встретиться-то просто-напросто сложно в нынешнем темпе.
Л. Новоженов
―
Да вообще все на бегу. Все торопятся, все перебивают друг друга, никто никого не дослушивает. Не говоря уже о том, чтобы посмотреть в глаза друг другу. Все-таки Skype этого не дает, это все не то - через стекло.
С. Крючков
―
Вы же москвич рождению. Темп этого города всегда был таким? Или то замедлялся, то...
Л. Новоженов
―
Ну, для провинциала он был быстрый. Но по сравнению с тем, что сейчас творится - все бегут, просто сбивая друг друга с ног. Это невозможно.
С. Крючков
―
А если сделать поправку на эти технологии, на те самые такси, которые немножко запаздывают. Для людей, безотносительно скорости передвижения, скорости опоздания, сама жизнь - насколько она ускорилась?
Л. Новоженов
―
Во-первых, все пересели на машины. Вот сейчас на Новом Арбате почти нет пешеходов. А время-то еще не позднее. Я думаю, что в это время где-нибудь на 5-й авеню в Нью-Йорке просто потоки людей. В отличие от Москвы. А Москва - это тоже очень большой и продвинутый город, где люди любят глазеть по сторонам, общаться. Но нет, пустые тротуары. Они широкие, но они пустые. Для кого они сделаны?
С. Крючков
―
Наверное, для тех, кто слушает новости на «Эхе Москвы». Елена Ляховская пришла в эту студию и сейчас расскажет о последних событиях в стране.НОВОСТИ. РЕКЛАМА.
С. Крючков
―
Лев Новоженов в студии программы «Разбор полета». Мы тут рассуждаем о том, что газета - это все-таки клуб, а телевидение - это производство. Сравнялось время, которое вы провели в печатных изданиях и на телевидении. А телевидение не отступает? То есть проекты у вас появляются вновь и вновь. Люди на вас выходят или вы ищете?
Л.Новоженов: Пустые тротуары. Они широкие, но они пустые. Для кого они сделаны?
Л. Новоженов
―
Нет, последнее - то, что недавно закончилось, буквально перед Новым годом, продолжалось 5 месяцев - это мне предложили, и я с удовольствием этим занимался. Это «Москва-24», муниципальный канал. Очень милые люди, приятная обстановка.
С. Крючков
―
Кстати, про Москву, поговорим А ведь столица похорошела!
Л. Новоженов
―
Москва похорошела, безусловно. Но дело в том, что она всегда была хороша. Всегда. Даже послевоенная Москва. Я все-таки родился в 1946 году и уже в сознательном возрасте... Та самая - с инвалидами, с рынками, с трамваями, с женщинами с кошелками, с проходными дворами, с ворьем, с людьми, садящимися и выходящими - она была прекрасна. И потом, в 60-е, она была замечательная. Просто я родился на Таганке. Потом первая отдельная родительская квартира - это метро Аэропорт.
С. Крючков
―
Довольно фешенебельный район Москвы.
Л. Новоженов
―
Ну, он весь был зеленый, да. Его называли ХЛАМ - «художники, литераторы, артисты, музыканты». Весь в садах, еще деревянные дома, инвалидный рынок, МАДИ, который расшифровывается как Московский атомодробильный институт.
М. Максимова
―
Почему?
Л. Новоженов
―
Были такие шуточные расшифровки названий институтов, аббревиатур. МИХМ - институт хороших мальчиков.
С. Крючков
―
А вы же начинали в МГПИ.
Л. Новоженов
―
МГПИ расшифровался неприлично - Московский государственный питомник идиотов.
С. Крючков
―
Слушайте, на 1-м курсе вы были отчислены, насколько я понимаю.
Л. Новоженов
―
Да.
С. Крючков
―
И?
Л. Новоженов
―
И поехал по комсомольской путевке в город Ачинск Красноярского края.
С. Крючков
―
Сердце повелело?
Л. Новоженов
―
Меня отчислили с правом восстановления, если я привезу положительную характеристику.
М. Максимова
―
А сколько нужно было работать на положительную характеристику?
Л. Новоженов
―
Ну, хотя бы год. Но я выдержал только полгода.
С. Крючков
―
А почему? Какой-то шлейф, что ли, был? Хулиганили?
Л. Новоженов
―
Там было все вместе. И академическая неуспеваемость, и, в общем, по поведению несоответствующе.
С. Крючков
―
Потому что уже пошла работа?
Л. Новоженов
―
Я там сразу попал в плохую компанию «золотой молодежи». Меня притягивали плохие компании. Место замечательное. Это Пироговка, бывшие женские курсы. Вот это замечательное старинное здание. Там же все барды учились - и Ким заканчивал, и Вадим Егоров, Ада Якушева. Там гитары, все эти уголки...
Л.Новоженов: Я сразу попал в плохую компанию «золотой молодежи». Меня притягивали плохие компании
С. Крючков
―
Совсем плохая компания.
Л. Новоженов
―
Но они уже закончили. Это уже были как бы их преемники. Гитары всякие... Там же истфак и филфак в одном здании. Филфак - много красивых девушек. Конечно, алкоголь.
С. Крючков
―
Ачинск излечил? Раздобыли положительную характеристику?
Л. Новоженов
―
Это было, в общем, такое суровое испытание, которые я не совсем выдержал. Потому что все-таки я решил рвать оттуда когти.
М. Максимова
―
Что было самое трудное?
Л. Новоженов
―
Во-первых, среда. Это в основном «химики», условно освобожденные. Общежитие, очень тяжелая работа. - плотник-бетонщик. Антисанитария. Приходишь домой в общежитие и просто валишься без сил на койку. А утром снова работа. А потом там еще кирпичный завод, такая профессия - выставщик. Там вообще чума - как в финской бане.
С. Крючков
―
То есть обжигать кирпичи, что ли?
Л. Новоженов
―
Ну да. Выставлять из печи - называется «выставщик». Ну вот, значит, полгода я там провел и решил не восстанавливаться, а поступать снова.
С. Крючков
―
На полиграфический факультет. А что это такое - работа в Ачинске, что ли, привела к такому переосмыслению? Или уже вот это 5-летие в газете до того?
Л. Новоженов
―
Представьте себе молодого человека без пути. Ветер в голове, без царя в голове. Не знаешь, что тебе нужно, как-то пытаешься себя позиционировать в жизни по отношению к другим людям, к семье, родителям. Гормон играет, опять же. Такой еще один переходный возраст.
С. Крючков
―
А когда, собственно говоря, в жизни, в голове царь-то появился? Что все, я определился, как-то сформировалось представление, вырисовался вектор, куда нужно двигаться.
Л.Новоженов: Сейчас модно говорить, кокетничать: «Я не смотрю телевизор»
Л. Новоженов
―
И сейчас-то не очень все в голове как-то устаканилось. Иной раз бес в ребро ударяет. Но все-таки среда - мне просто повезло с людьми, которых я встречал в жизни, с друзьями. Встречал хороших людей, они мне помогли как-то определиться. Жена, конечно - особенно последняя - помогла мне как-то войти в разум.
С. Крючков
―
А что касается людей, которые определяют. Сейчас вспоминаю «Сегоднячко» и «Времечко» - люди по своей тональности как-то очень совпадали, как мне кажется. Потому что я вспоминаю это время - все были разные, но одновременно звучали как ансамбль, как оркестр, если можно так сказать.
Л. Новоженов
―
Ну, это была необыкновенная удача. Как-то вот так звезды сошлись. Каким-то магнитом притянуло именно таких людей, а не других. Хотя там были и размолвки, и какие-то обиды. Некоторые еще остались у кого-то. Но в целом это было чудесное приключение. Чудесное, захватывающее. Но надо сказать, что и газетная предыстория, та другая половина тоже была очень хорошая. Особенно «Московский комсомолец», которому исполнилось 100 лет. Это было совершенно прекрасно. Жизнь удалась. Во всяком случае, на этот момент.
М. Максимова
―
Скажите, а современное телевидение вы сейчас смотрите? У вас вообще есть дома телевизор?
Л. Новоженов
―
У нас есть телевизор, но сейчас модно говорить, кокетничать: «Я не смотрю телевизор». Я бы его смотрел, но я купил такой телевизор, который... Я решил в качестве извинения, в качестве заглаживания вины перед своей женой раскошелиться и на Новый год купить прямо такой телевизор... Ну, чтобы она меня как-то, в общем, простила и все такое прочее. А поскольку в телевизорах я совершенно не разбираюсь, несмотря на то, что работал на телевидении, там какой-то первый попавшийся человек оказался торговцем этой электронной аппаратурой, и я купил французский проекционный телевизор. С огромным количеством колонок, трапециевидной формы, совершенно необычный - таких и не бывает, я раньше не видел. Который очень сложно включается - чуть ли не с 2, или вообще 3 пультов. И мне там на бумажке расписали последовательность вот этих движений, как его включать. И в какой-то момент... Как-то эта бумажка все время терялась, я забывал, потому что там действительно очень сложно. Что-то там сломалось, починили. Он был в простое. Как-то все это забылось - как включается. Поскольку он морально устарел, найти людей, специалистов по этому телевизору - это просто какая-то головная боль. Я говорю своей жене: «Давай мы его выкинем или, не знаю, куда-то утилизируем. И купим плазму - ну, как у людей». - «Нет, она говорит, мне он нравится, очень красивый».
Л.Новоженов: Я стал больше радиослушателем, чем телезрителем.
С. Крючков
―
Часть интерьера.
Л. Новоженов
―
Да, и он действительно стоит как украшение. Мы к нему привыкли. Он действительно не работает. Ну просто не работает. Но конечно, я пользуюсь интернетом. Но по интернету в основном новости и смотрю кино. Но еще слушаю радио. Вот радио я слушаю. Надо сказать, это не потому, что комплимент ваш адрес. Я стал больше радиослушателем, чем телезрителем.
С. Крючков
―
Почему?
Л. Новоженов
―
Вы знаете, мне нравится слушать радио. А сейчас, в последнее время, я полюбил аудиокниги. Это вообще замечательно. Есть прекрасные голоса, замечательные. И книги - ну чего хочешь.
С. Крючков
―
Вы автомобилист? В машине слушаете?
Л. Новоженов
―
В машине я обычно слушаю новости. Вообще мне очень нравятся радиокниги.
М. Максимова
―
Есть такое, да. Отрывки.
Л. Новоженов
―
Они в клиповом режиме. Маленькие отрывки из книг. Ну и что-то они говорят про книги. Но и новости я слушаю.
С. Крючков
―
Что касается новостей, опять вернусь к «Сегоднячку» и «Времечку». Ведь это же была какая-то альтернатива традиционной подаче. Это были не те новости, которые...
Л. Новоженов
―
Конечно, так и задумывалось. Это было в пику программе «Время», которая в тот момент закрылась. Знаете, был перерыв, когда не было программы «Время». Многие этого не помнят. И была программа «Времечко». Евгений Алексеевич Киселев сказал, что это квазиновости. Их там еще называли «народные новости».
С. Крючков
―
А сегодня вот эта телевизионная тональность, которую вы тогда нашли все вместе - она утрачена?
Л. Новоженов
―
Ее сейчас уже растащили. Она стала элементом очень многих программ. Я просто узнаю какие-то времечковые интонации в разных программах. Даже в таких классических, правильных, традиционных. Я думаю, что и «Эхо Москвы» этого не избежало. Это произошло воздушно-капельным путем, даже бессознательно.
С. Крючков
―
Какое чувство испытываешь в этот момент, когда видишь: вот здесь - это же мое! Благодарность людям, которые это восприняли? Или: ах ты гад такой...
Л. Новоженов
―
Нет, очень приятно. Мне приятно, что программы давно нет в эфире, и меня давно нет в федеральном эфире, но я все время встречаю людей, которые говорят: «Вон, времечко пошло!». Некоторые говорят: «Вон пошел старый телевизор». Или как однажды мы сидим с Аркадием Александровичем Вайнером на улице в кафе. Подходит человек и говорит: «О, братья Стругацкие!». Такой, пьяненький. Или другое: как-то сижу я тоже в какой-то заводской столовой. У нас была студия на заброшенном заводе. Тоже подходит человек и говорит: «Вы не Таривердиев?». Я говорю: «Да, Таривердиев». Он говорит: «А я думал, вы уже умерли». - «Нет, говорю, вот живу, пишу музыку». Хороший у нас народ!
С. Крючков
―
А с юмором у нашего народа сегодня как?
Л.Новоженов: По части юмора россияне дадут сто очков вперед даже англичанам и американцам
Л. Новоженов
―
С юмором у нашего народа прекрасно. Я думаю, что по части юмора россияне дадут сто очков вперед даже англичанам и американцам.
С. Крючков
―
Это благоприобретенное во времени или это такое укорененное в сердцах?
Л. Новоженов
―
Это что-то такое экзистенциальное. Это такое пограничное, потому что вот этот кипящий котел всяких революций, войн, кризисов, необходимости постоянно выживать порождает такую вот веселость, бесшабашность. Что в русском характере, безусловно, есть.
С. Крючков
―
А есть такие вещи, которые заставляют вас сказать: здесь не посмеешься. Новости слушаешь - хотелось бы восприять это так легко, но думаешь: как-то не получается. Из того, что в нашей сегодняшней текущей повестке, в нашей жизни.
Л. Новоженов
―
Вы знаете, ну а как еще выживать? Все время находиться в печали? Все время лить слезы? Вот обвиняют в недостатке эмпатии. Что, типа, нет сочувствия. Но все это не так. Есть сочувствие! Но оно, может быть, выражается не так прямолинейно, буквально - знаете, вот этим значком, как в социальных сетях: «соболезную» - смайлик поставил, и, типа, человек сочувствует. Это же необязательно так. Самолет сбили - да, ужасно. Но даже в этом можно найти какие-то гримасы, ухмылку действительности. Потому что вот опять русские сбили самолет. Вдруг выясняется, что это Иран. Что делать людям, которые поспешили с какими-то выводами? Все-таки, по большому счету, это же смешно. Не то, что погибли люди, а вот такого рода заявы.
М. Максимова
―
По поводу того, как находить что-то хорошее в плохом. Вы же в детстве жили в Германии, правильно?
Л. Новоженов
―
В Восточной Пруссии, в оккупационной.
С. Крючков
―
Как вас туда занесло?
Л. Новоженов
―
Дед офицер. Его война занесла туда, после войны. Там же стояли советские войска.
С. Крючков
―
В семье деда? То есть родители были с дедом?
Л. Новоженов
―
Родители мои были такие молодые, что они меня быстро сбагрили дедушке с бабушкой - одним и другим. Один мой дед был военный, офицер, медаль «20 лет РККА», в 1938 году закончила бронетанковую академию - имени Сталина, кстати. И все, провоевал. Вот я с ним потом в военном городке в Новозыбково...
М. Максимова
―
Вы долго жили в Германии?
Л. Новоженов
―
Нет, я тогда был совсем маленький. У меня такие младенческие воспоминания. А потом отца распределили - вернее, не распределили. Отец где-то в 1953 году закончил институт - Литературный, кстати говоря, имени Горького. А поскольку НРЗБ на работу нигде не брали, многие уезжали из Москвы. Ведь уезжали по распределению. Коренные москвичи. И отец поехал в Брянск. Работал в «Брянском комсомольце».
С. Крючков
―
«Комсомольцев»-то в советское время было много всяких разных.
Л. Новоженов
―
Вот, и мать с ним. Потом мать нас бросила. Потом отец женился, меня опять перебросили в Москву. Там уже отчим, мать. В общем, такая жизнь веселая была. Но хорошая, интересная.
М. Максимова
―
А кстати, ваша первая попытка высшего образования - почему это исторический факультет? Это случайность или выбор?
Л. Новоженов
―
Поиск легких путей в жизни. Как я представлял историю? Что история - это вроде «Трех мушкетеров» Дюма. Всякие приключения.
С. Крючков
―
Все оказалось не так?
Л. Новоженов
―
Оказалось, что это довольно серьезно, как сейчас выясняется. Но это стало выясняться уже в институте. Потому что были предметы, наводившие страх и ужас. Например, история древнего мира.
С. Крючков
―
Это же так интересно! Страх и ужас?!
Л.Новоженов: Кипящий котел революций, войн, необходимости постоянно выживать порождает веселость, бесшабашность
Л. Новоженов
―
А там сплошные даты, все эти Хаммурапи, цари, фараоны. Чтобы запомнить, нужна какая-то чудовищная память.
С. Крючков
―
То есть вопрос не в нежелании все это приводить в систему, а просто в отсутствии интереса? В какой-то момент этот интерес был утрачен?
Л. Новоженов
―
Это серьезная наука. Это не развлечение, это серьезная наука, требующая усидчивости, прекрасный памяти и непрерывной работы. Это доходит не сразу. Поэтому сейчас мы видим историков, которые рассказывают сказки, а есть серьезные люди, настоящие ученые. Вот появился интерес, например, к истории Отечественной войны. А это не только «ура!», побежали, «В окопах Сталинграда» Некрасова или еще что-то. Это названия дивизий, полков, каких-то систем вооружения, всякие классификации. Вот это все по-настоящему. И есть такие люди, которые серьезно этим занимаются, и их интересно слушать.
С. Крючков
―
А когда историческими вопросами начинают заниматься на уровне руководства страны? Тут наш президент продемонстрировал колоссальный интерес - сейчас готовит серию статей о годах, собственно говоря, предшествовавих сражениям...
Л. Новоженов
―
Да, я в курсе. Это очень интересно, полезно и важно. Я тоже сейчас прослушал замечательную аудиокнигу - это мемуары Шелленберга, которого играл Олег Табаков в «17 мгновениях весны». Руководитель разведки, секретной службы гестапо. Это замечательно, потому что многое открывается - того, что было неизвестно. Многое становится явным.
С. Крючков
―
То есть нам сказать спасибо Владимиру Владимировичу за то, что он демонстрирует НРЗБ.
Л. Новоженов
―
Прекрасно, что руководитель страны интересуется историей. Это, в принципе, нужно.
С. Крючков
―
Подспудно порождающее дискуссию, за которой мы все идем.
Л. Новоженов
―
Понимаете, люди не видят общей картины. И даже не пытаются ее увидеть. Они видят ряд разрозненных эпизодов. А что было до этого и потом, в каком контексте это происходило, они не знают. Или не знают, или не ведают, или не хотят знать. Ветер дует не потому, что деревья качаются, хотя можно и так трактовать это явление.
М. Максимова
―
Потом поступление уже в полиграфический. Вот там уже был сознательный выбор или тоже пошли по пути наименьшего сопротивления?
Л. Новоженов
―
Там было большее сопротивление, потому что там несмотря на то, что не было дневного редакторского факультета, конкурс был серьезный. Потом я с удовольствием узнал, что Петр Вайль заканчивал этот факультет. Мне было как-то приятно это узнать. Но все-таки это было близко к тому, что мне хотелось. Тем более, что я тогда уже работал - уже в многотиражке. Тогда в газетах еще нужны были дипломы. Сейчас-то дипломы уже не спрашивает, по-моему.
С. Крючков
―
В моей жизни спросили диплом лишь однажды.
М. Максимова
―
Когда пришел для оформления документов, а не для того, чтобы приняли на работу.
Л. Новоженов
―
Ну да. Когда мы с Дибровым замутили (тоже был такой эпизод) вот этот Top4top...
М. Максимова
―
Это сайт?
Л. Новоженов
―
Да, это даже портал, берите круче. Как я набирал на работу? Я сажал людей за компьютер и на время: «Напишите 150 знаков какого-либо текста». А зачем мне диплом? Диплом еще ни о чем не говорит.
С. Крючков
―
А что было критерием в этом тексте? Что должно было стать тем цепляющим, что могло бы заинтересовать вас как работодателя?
Л.Новоженов: Графомания бывает гораздо интереснее, чем нечто такое профессиональное
Л. Новоженов
―
Я затрудняюсь сформулировать критерии. Я об этом как-то не думал, потому что опыт многократного общения с пишущим людьми в разных видах все-таки подсказывал мне, этот человек или не этот. Как объяснить, почему вот это интересно, а это неинтересно? Потому что вот это интересно, а это неинтересно.
С. Крючков
―
А как отделить графомана от талантливого человека? Ты иди налево, ты иди направо.
Л. Новоженов
―
Во-первых, графомания бывают разная. Графомания бывает гораздо интереснее, чем нечто такое профессиональное. Во всяком случае, когда мы брали людей по внутреннему конкурсу во «Времечко», то в качестве противопоказания был опыт в классических традиционных программах телевидения. Эти люди нам не подходили, потому что они уже были заточены совсем под другое.
С. Крючков
―
Да и ментально сойтись с ними было сложно.
Л. Новоженов
―
Ну, они, может, и хорошие люди. Масса хороших людей. Но они уже привыкли к каким-то своим стандартам.
М. Максимова
―
И переделывать сложно.
Л. Новоженов
―
Да, их не переделать.
М. Максимова
―
Закончилось у нас время-то, собственно говоря.
С. Крючков
―
Маловато было.
М. Максимова
―
Хотела было вас поздравить с наступлением Старого нового года, но вот прочитала фразу «Нет более беспощадного праздника, чем русский Новый год» у вас в фейсбуке, и решила, что, наверное, не стоит.
Л. Новоженов
―
Этот праздник бесконечен.
С. Крючков
―
С Новым годом, спасибо!
Л. Новоженов
―
С Новым годом, спасибо вам!