Нино Бурджанадзе - Разбор полета - 2021-03-15

С. Крючков

М. Максимова

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

Наверное, всё-таки весь мой жизненный путь был обусловлен моим интересом к политике, к международной политике, к международным делам. С самого детства я как-то знала, что я буду этим заниматься. Естественно, мне сложно было тогда, при Советском Союзе, представить, что я буду председателем парламента и исполняющим обязанности президента независимой Грузии. Но то, что я буду заниматься политикой и международными делами — это было моей мечтой, и у меня была уверенность, что я буду этим заниматься.

Потом, наверное, был выбор, когда я решила всё-таки пойти в парламент. Несмотря на то, что для меня было очень интересно вести лекционный курс по международному праву в Тбилисском государственном университете, я всё-таки поняла, что мне нужно что-то другое, что я могу сделать больше. И этот выбор — стать членом парламента — определил дальнейшую судьбу.

Скорее всего, уже потом последовали и серьезные решения — когда нужно было принимать решения, где стоять, как стоять, какую позицию принять. В том числе и в 2003 году. Я думаю, что всё это в совокупности, в принципе, и создало то, что есть моя жизнь сегодня — и общественная, и которая, безусловно, влияет на личную жизнь. Потому что, естественно, вся семья переживает, болеет, подключена и иногда находится под большим серьезным прицелом.

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

Потом я очень хорошо помню, когда мы с папой обсуждали этот вопрос. Поскольку меня интересовала политика и международная жизнь, у меня в комнате висела карта. Политическая карта мира. Я знала все государства, все столицы и так далее. И мне всегда хотелось, чтобы Грузия была выделена отдельным цветом на этой карте. И я помню, как сказала, что как было бы хорошо, если бы Грузия была тоже самостоятельным государством. Это я в школьном возрасте. И чтобы она была другим цветом на карте.

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

Вот это для меня было тогда абсолютным шоком. Я до сих пор помню абсолютно всё: как это было сказано, даже то, что на нас было надето — настолько это было шокирующим ответом. И действительно, тогда я, конечно, не могла представить, что я буду вести самостоятельную грузинскую политику, независимую, представлять Грузию на международной арене.

Но, безусловно, перетерпела изменения после того, как Грузия стала независимым государством. И я счастлива и рада. Считаю, что моя серьезная лепта в том, что Грузии развивалась и шла вперед, становилась независимым государством — моя лепта в этом тоже есть.

М. Максимова

Н.Бурджанадзе: Я не знала, что будет революция. Просто я понимала настрой людей, пыталась предупредить Шеварднадзе

Н. Бурджанадзе

Да, хотелось бы. Но я понимала, что для этого нужен действительно особый божий дар. Поэтому я с самого детства понимала, что этого мне не дано. А как-то средним представителем искусства быть совсем не хотелось. Ну, средним вообще не очень хорошо быть — даже в политике, а тем более в искусстве.

Да, бизнесменом я себя не представляла. Я абсолютно далека от бизнеса, от финансов, от цифр. Мне стоило большого труда, когда я стала председателем парламента, хорошо разобраться в бюджете страны. Потому что мне это было нужно уже как председателю парламента, и я специально занималась, чтобы — как это сказать? — не опозориться и знать, что я делаю. Нет, политика — это то, что меня интересовало. Юриспруденция, политика, международные отношения — это то, чем я могла заниматься. Больше ничем.

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

Я ничего против русского языка не имею, как и, впрочем, ничего против какого-либо языка. Тем более, что русский язык богат и интересен. Огромный культура, огромная литература. Но наша литература, наша культура, во-первых, тоже достаточно серьезная. Во-вторых, она наша. То есть, естественно, мы не могли отказаться от своего языка как языка, который носит статус государственного. Поэтому тогда Грузия была исключением — первым государством, где люди вышли на улицы и защищали государственный статус грузинского языка.

Между прочим, нужно отдать должное, что тогда Эдуард Шеварднадзе, который был первым секретарем ЦК Компартии Грузии, действительно сыграл очень серьезную позитивную роль в том, что он просто спустился к народу перед парламентом и, слава богу, ничего не случилось — ничего такого, что случилось, к сожалению, потом, в 1989 году, 9 апреля. Тогда Грузия отвоевала, завоевала то, что в нашей конституции было записано, что грузинский язык является государственным языком.

Это было важным моментом нашей жизни. Это продолжалось потом. И конечно же, пик этого был в 1989 году. Безусловно, всему тому, что происходило в Грузии, способствовали и те перемены, которые были в Советском Союзе — и перестройка, и многое другое. Вообще перемены, которые были во всём мире. Я не сказала бы, что Грузия разрушила Советский Союз. Но Грузия боролась за свою независимость. В Грузии все хотели быть гражданами независимого государства. Поэтому эта борьба продолжалась.

Конечно, 1989 год был записан трагической страницей в нашей истории. И 1989 год, конечно же, был в определенном смысле переломным. То есть уже было понятно, что Грузия уже не свернет назад и будет идти только в направлении независимости. Но ситуация развивалась так, что не только в Грузии, но и в самой России, и в других республиках начались такие движения. Поэтому стечение обстоятельств помогло нам в том, что мы обрели независимость.

Я считаю, наша доля — доля грузинского народа в том, что мы получили независимость, конечно, очень важна и очень серьезна. Потому что без борьбы я не знаю, что бы случилось. Ну, были государства, республики, где не было этой борьбы, и они всё равно получили независимость. Но я думаю, что активность Грузии и нескольких других республик, безусловно, внесла свою огромную лепту в то, что случилось.

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

Н.Бурджанадзе: «Революция роз» была позитивной и необходимой для Грузии

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

И ответ папы говорит сам за себя. То есть всё-таки в грузинской интеллигенции — даже не только в интеллигенции — это было: что у нас всегда было независимое государство. Иногда слабое, иногда сильное. Большей частью, к сожалению, слабое, чем сильное, но тем не менее.

То есть у нас вот эта историческая память, что у нас 3 тысячи лет государственности за спиной. Что у нас в XI веке была женщина, которая называлась царем, а не царицей, и правила государством. Что в XI веке у нас было такое подобие парламента, которое называлось тогда шатром. Мы же всё это учили, мы же всё это видели, мы же всё это знали. И вся наша история была пропитана тем, что мы то боролись против османов, то мы боролись против сельджуков. То есть Грузия всегда боролась за то, чтобы сохранить свою идентичность. То есть это вместе с нами, в принципе, и росло. Но, конечно же, вот этот 1978 год, 14 апреля, которое мы до сих пор отмечаем как день грузинского языка — да, безусловно, это было очень важным моментом.

И то, что что-то нужно менять, вы знаете, было еще после кампании в Афганистане. Опять же, меня тогда удивил мой отец. Я уже очень сильно интересовалась политикой, и я никак не могла понять, почему советские войска должны были войти в Афганистан. Почему это нужно было сделать?

Может быть, еще был и дополнительный эмоциональный фон, потому что Грузия маленькая, вы же знаете. Погибали ребята, и очень громким был каждый трагический случай, когда кого-то привозили из Афганистана погибшего. И я всё время себя спрашивала: почему, зачем это надо, если сами афганцы этого не хотят?

И я помню, как-то эту свою мысль высказала вслух. Папа оправдал действия советской власти — сказал, что это интернациональной долг. Это меня очень удивило. Но через какое-то время я услышала, как мама с папой разговаривали — совершенно случайно. Мама сказала: «Почему ты так сказал ребенку? Ты же так не думаешь». И я помню, он сказал: «Ты знаешь, она всё-таки еще маленькая. Эти ее мысли могут быть чреваты. Поэтому пусть лучше она подумает и сможет сама проанализировать всё это». То есть я поняла, что раз как-то нужно молчать, когда ты считаешь, что что-то правильно, и нельзя говорить даже моему отцу — значит, нужно что-то менять.

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

Но то, что Гамсахурдия (вернее, его правительство) совершало ошибки — это, наверное, тоже совершенно естественно. Потому что когда вы задавали предыдущий вопрос, вы сказали очень правильную фразу: независимость, которая была завоевана и которая в определенном смысле как бы свалилась на нашу голову.

Да, это было так, действительно. Потому что мы-то хотели быть независимыми, но готовой элиты, которая могла вести эту независимую Грузию безошибочно, правильным путем, естественно, не было. И в этом нет ничего удивительного — этого и не могло быть. Поэтому, безусловно, время было тяжелое, время было сложное. И ошибки, конечно, к сожалению, были допущены большие, что было чревато государству и, к сожалению, закончилось трагической гибелью первого президента.

Но вы знаете, если бы я сейчас могла кое-что повернуть назад, я бы сама тоже, наверное, много что сделала бы по-другому. Но, конечно, так же не получается. То есть допускаешь ошибки, а потом уже видно, что это ошибка, что нужно было что-то делать по-другому. Если бы было возможно совместить концепции Мамардашвили и Гамсахурдия, я думаю, что это было бы то, что нужно было тогда Грузии.

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

К сожалению, несмотря на то, что в свое время Шеварднадзе действительно сделал очень многое для страны, когда вернулся, потому что страна была в абсолютном хаосе после гражданской войны, после войны в Абхазии и в так называемой Южной Осетии, но страна была практически раздроблена. Я помню эти страшные вечера, когда на улицах просто постоянно слышались, например, выстрелы автоматов. Когда постоянно кто-то кого-то убивал. То есть был абсолютный хаос в стране.

Н.Бурджанадзе: Грузия всегда боролась за то, чтобы сохранить свою идентичность

После этого, действительно, Шеварднадзе смог привести страну в порядок. До 1998 года мы в самом деле шли вперед. В 1995 году мы приняли очень хорошую конституцию. По конструкции она была очень похожа на американскую конституцию. Это была президентская республика, но, естественно, не совсем копия Америки, потому что Грузия имеет свою специфику. Я считаю, что это была лучшая конституция, которая у нас вообще была в течение этих 30 лет независимости. Страна действительно набирала обороты на международной арене, и внутри началось развитие государства.

Но в 1998-1999, к сожалению, все эти реформы уже начали тормозится. И Шеварднадзе как-то оказался... Может быть, он или устал, или оказался в каком-то кругу людей, которые… Это был уже суперкоррумпированный режим, который просто не мог управлять страной.

Дело дошло до того, что в это время у нас практически не было электричества — даже в Тбилиси, газа, люди не получали пенсии и зарплаты по 6-7 месяцев. Я вообще не понимаю, как люди вообще выживали. И было ясно, что коррупция уже настолько расцвела, что она создает угрозу для национальной безопасности государства. То есть государство уже не развивается. И конечно же, выходом для этой ситуации было бы изменение политического класса в парламенте.

С. Крючков

НОВОСТИ.

РЕКЛАМА.

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

Тем более, что были люди, которые прекрасно понимали, что нужно делать для того, чтобы это изменить. Вы знаете, прекрасным поводом для этого были парламентские выборы, когда новые поколения политиков собирались пойти в парламент и через парламент осуществлять конкретные реформы. Для меня это было очень важно, потому что я понимала, что очень многое можно сделать, чтобы изменить ситуацию к лучшему.

Кстати, тогда никто не требовал отставки Шеварднадзе. Мы хотели просто справедливых выборов, которых мы не получили. Вы знаете, народ был настолько уставшим от всего того, что происходило, народ настолько понимал, что при Шеварднадзе уже ничего нельзя изменить — вернее, при его команде, если эта команда опять придет к власти через парламент, что при первом же зове огромное количество людей пришли.

Я помню, мы очень волновались вместе с Зурабом Жвания, когда я сказала, что не собираюсь терпеть выборы, которые сфальсифицированы. Действительно, это была очень эмоциональная кампания — 3 месяца. Даже больше, 4 месяца. Я объездила всю Грузию, встречалась с огромным количеством людей. Люди на нас накладывали надежду. Они просто просили: «Пожалуйста, только боритесь до конца, чтобы вы пришли в парламент, чтобы что-то изменить».

И вдруг результаты, которые мы получили — 1-е место у партии Шеварднадзе «Гражданский союз». Вы знаете, я сейчас вам расскажу — наверное, будет интересно. Где-то в апреле 2003 года, когда я встречалась с Шеварднадзе, уже были первые контуры списка, который он хотел представить в парламенте. Я ему сказала: «Вы знаете, вообще-то люди говорят, что вы этих людей собрали специально, чтобы их утопить политически. Потому что с этими людьми просто невозможно продолжать развитие государства». И я его предупредила. Я сказала ему: «Если выборы будут сфальсифицированы, будет революция».

Поверьте, ей-богу, я не знала, что будет революция. Просто я понимала настрой людей. Я пыталась его предупредить. Но, к сожалению, он не услышал, и мы получили те результаты, которые получили. И тогда мы вместе с Зурабом Жвания объявили, что мы не согласны с результатами выборов и будем бороться за новые выборы, чтобы они заново прошли, и просим всех запряг туда поддерживает, прийти в филармонию.

Я помню, когда мы из нашего офиса вместе с Жвания на одной машине поехали туда, мы волновались, будут ли люди, и сколько там будет. И когда мы пришли, не только филармония была полна. Конечно, по российским, американским или лондонским масштабам это, конечно, немного, но там уже стояло 8-10 тысяч человек. Это как бы на одном дыхании, что называется. И мы поняли, что люди готовы к тому, чтобы бороться за новые выборы. Так всё и началось реально. Потому что пока мы от филармонии дошли до парламента, нас уже было вдвое больше. Для Грузии это очень много.

И мы до последнего пытались уверить Шеварднадзе, чтобы он назначил новые выборы. Я помню, что еще 22 ноября я его упрашивала: «Пожалуйста, мы не требуем вашей отставки, мы не готовы полностью взять власть, но мы готовы прийти в парламент. Поэтому назначьте новые выборы». К сожалению, ответ был неадекватным. Он сказал: «Там несколько сотен человек стоит — ничего не будет». На второй день ему пришлось уйти в отставку.

Н.Бурджанадзе: Я ничего против русского языка не имею, как и, впрочем, ничего против какого-либо языка

Вот если бы он назначил повторные выборы… В определенном смысле сегодня в Грузии та же самая ситуация, к сожалению. Если бы он назначил повторные выборы, то революции бы не было. Мы бы пришли в парламент, мы бы провели серьезные реформы, которые мы собирались проводить. Но тех радикальных шагов, которые всегда приходят после революционной власти и революции, наверняка бы не было.

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

Сейчас ситуация такова, что, опять же, никто не хочет революции. Опять же, мы требуем новых парламентских выборов. Мы не требуем никакой революции, мы не требуем того, чтобы что-то разрушить. Нет, мы просто говорим, что выборы были сфальсифицированы, и нужны новые выборы.

Когда 52% населения голосует против сегодняшней власти, это уже говорит о том, что в стране что-то нужно менять. И в любой нормальной стране были бы досрочные выборы. Во-первых, после выборов, даже если не считать их сфальсифицированными, даже если допустить на минуту это, из политики ушел человек, за которого голосовали остальные 48%. То есть руководитель «Грузинской мечты» Иванишвили. Ушел из власти премьер-министр г-н Гахария, который также был ведущей силой правящей партии. В любой нормальной стране это уже было бы достаточным поводом для проведения досрочных выборов.

Плюс огромная экономическая проблема, экономический кризис. Вы посмотрите, что у нас творится. -11% экономического роста в Грузии — это же катастрофа в той ситуации, когда 2/3 населения живет за гранью бедности. И если сравнить с соседней Арменией, которая воевала, недавно была война — там экономический рост -7%. Даже здесь мы выглядим намного хуже, чем Армения.

Опять же, очень тяжелая социальная ситуация. Я вам сказала: 2/3 населения за гранью бедности. Огромное количество людей потеряли работу из-за этой пандемий. Ну, понятно, что это общемировая проблема. Но, опять же, где -11% и где, допустим, -7%. Плюс то, что сейчас Грузия оказалась страной, в которой вторая волна пандемии очень серьезно повлияла негативно, и цифры были очень негативные. У нас в стране даже не началась вакцинация.

То есть государство не справляется с теми проблемами, которые есть. Абсолютная некомпетентность власти. Абсолютное нежелание разговаривать с оппозицией. Вы знаете, когда я была председателем парламента, мой номер телефона знали абсолютно все лидеры оппозиции. И я могу вам сказать однозначно, что не было ни одного момента, за исключением момента, когда я была в самолете, чтобы мой телефон был отключен. Даже когда я была на встречах за границей или здесь на важных встречах, мой телефон был у моей секретарши, и она всегда отвечала на звонки.

Я всегда разговаривала с оппозицией. Не всегда они были довольны — были далеко не довольны, часто меня критиковали, и даже сейчас иногда кое-что припоминают. Но, тем не менее, я с ними разговаривала. А нам сегодня для того, чтобы разговаривать с властью, понадобилось медиаторство президента Европейского Совета. Нам понадобилось медиаторство представителей Соединенных Штатов и Евросоюза.

Н.Бурджанадзе: Грузия всегда отличалась определенным свободолюбием при Советском Союзе

Это же ненормально, когда власть не может разговаривать со своим народом. Власть не может разговаривать с людьми, которые представляют 48% населения. Хорошо, власть считает, что мы плохие. Но мы такие, какие есть. И за нас проголосовало 48% населения. То есть 52%, извините — 48% проголосовали за них. За нас 52%, и это при фальсифицированных выборах.

Поэтому когда ситуация такова, что власть не хочет слышать голос народа, именно тогда ситуация, к сожалению, идет к революции. Не дай бог. Мы действительно этого не хотим. Потому что мы сами, можно так сказать, дети революции. Вы знаете, что у детей революции не очень легкая судьба. Мы всё это пережили не только в общем плане, но и в личном плане тоже. У меня же была тяжелейшая политическая жизнь, можно сказать, очень тяжелая. И не только у меня. Кто-то из лидеров революции (ну, не первые-вторые, может быть, следующие) сейчас не появляется в стране, кто-то сбежал, кто-то эмигрировал, кто-то сидел в тюрьме.

То есть это тяжело. Революция всегда приносит — как сказать? — определенные излишки, может быть. Наверное, можно подобрать слово получше — что-то я сейчас не смогла подобрать. Поэтому мы действительно хотим нормальные справедливые выборы. Мы же немногого хотим — мы хотим нормальные справедливые выборы.

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

Но я тоже в 2012 году поддержала его, потому что, имея очень тяжелый опыт 2011 года, 26 мая, когда пролилась кровь на Руставели, я уже понимала, что изменения могут нам очень дорого стоить. А когда появился Иванишвили, появилась надежда, что у него огромная поддержка, у него имидж мецената. И он действительно был меценатом, у него были огромные финансовые средства. И появилась надежда, что да, сейчас можно выиграть выборы и изменить предыдущую власть «Национального движения» путем справедливых выборов.

Так на самом деле и произошло. Хотя, как в этом замечательном фильме, меня мучали смутные сомнения насчет того, что олигарх во власти — это плохо. Это очень плохо в любой стране, и тем более в такой маленькой стране, как Грузия. Когда у человека больше личного бюджета, чем бюджет страны, тем более в такой, к сожалению, далеко не богатой стране, как Грузия — это, конечно, большой соблазн.

И Иванишвили не смог удержаться от этого соблазна. Он начал превращать страну... Первые годы — да, они были достаточно более или менее приемлемые. Но он начал совершать ошибки, как я тогда думала. Но сейчас я понимаю, что это были не ошибки. Он начал закручивать гайки.

В общем, чтобы очень коротко сказать, у нас сейчас такое чувство (вот это как бы мой термин, который у меня просто из сердца пошел), что он решил превратить Грузию в его собственный огород. Даже не в сад, а в собственный огород, где он нас, людей — политические партии, политические движения, просто обычных людей или медиа-представителей, как вы — может пересаживать как в огороде собственные овощи. Решил — кого-то пустил в парламент, решил — кого-то не пустил. Решил какую-то партию обнулить…

Как с моей партией, когда просто вместо того, чтобы бороться с «Национальным движением» и Саакашвили в 2012 году, он с 2012 года начал бороться со мной и с моей политической партией. Почему? Потому что он понимал, что если он будет постоянно использовать «Национальное движение» в определенном смысле как политическое пугало — что вот, может быть, вам не нравится Иванишвили, ну что, вы хотите, чтобы вернулся Саакашвили? — он бы долго продержался у власти. А если бы у него была оппонентом Бурджанадзе, никто бы не сказал: мы боимся, что Бурджанадзе придет к власти, или не хотим. Поэтому он начал методично меня уничтожать — и финансово, и морально, и политически.

Самое смешное было то, что человек, который заработал 5 миллиардов в России, когда пришел в 2012 году, заявил, что он не будет сотрудничать с Бурджанадзе, потому что, видите ли, она прорусская, она пожимал руку Путину. Это, конечно, было, наверное, самым смешным.

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

С. Крючков

Н. Бурджанадзе

С. Крючков

Н.Бурджанадзе: Мы, политики, особо не радуем людей

Н. Бурджанадзе

Вот буквально недавно, на днях были опубликованы записи, которые просто показывают то, что вся Грузия и так знает. Что практически премьер-министром, человеком, которая является руководителем службы государственной охраны, руководит даже не Иванишвили, а его 26-летний сын, который может кого-то наказать из-за того, что кому-то не понравилась его песня. Поэтому этого терпеть в Грузии никто не может.

А если обобщать, вы знаете, давайте я скажу, может быть, и из своего опыта тоже. Потому что в определенном смысле есть такой психологический момент, что когда ты во власти, ты очень много работаешь. Я далека от той мысли, что какой-либо руководитель хочет плохого для своего государства. Естественно, все хотят хорошего. Все хотят, чтобы их имена были записаны в истории только положительно. Поэтому ты много работаешь, много делаешь. Что-то получается, что-то не получается. В определенном смысле политики, которые находятся или находились на вершине, всё-таки немножко отрываются от реальности. Немножко это есть.

Я могу сказать это и по своему опыту. Потому что когда я была во власти, я многое видела по-другому. И сейчас, за последние 12 лет (многовато получилось в оппозиции) за последние 12 лет я очень многое увидела по-другому. Совершенно по-другому. Поэтому, честно говоря, я в полушутку полувсерьез сказала, что нужно вообще записать в конституции норму, которая запретит людям, которые не бывали в оппозиции, приходить во власть. Чтобы они лучше понимали, что такое оппозиция и как нужно с оппозицией работать.

Наверное, всё-таки то, что нужны институты, которые дают правильное направление государству. Почему ни у кого на Западе не возникает мысль о том, чтобы вечно остаться у власти? Потому что там работают институты. Я считаю, что в моей стране нужно создать такие институты, которые обеспечат справедливость в стране. И плюс, вы знаете, которые будут исключать какие-либо злоупотребления со стороны власти.

Потому что очень часто цепляние за власть в нашем случае, в случае Грузии (наверное, так же и в других местах — не буду обобщать, я буду говорить про Грузию) — иногда это потому, что есть опасение, что будет реванш или, в общем, спросят за то, что было неправильно сделано. А если есть правильное правосудие — не политизированное, а справедливый суд, справедливая прокуратура, справедливые и свободные медиа, то эти опасения всё-таки переходят на второй план.

Поэтому просто нужно строить нормальное государство. Тем более Грузия — маленькая страна. Грузии как воздух необходимо, чтобы у нас было демократическое государство, свободное правосудие, свободные медиа. Чтобы люди не считали себя капустой и помидорами или баклажанами в чьем-то огороде. Это однозначно. Я не допущу, чтобы моя страна была чьим-либо огородом. Ни за что не допущу этого.

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

Я вообще не понимаю, почему нужно было признавать Абхазию и так называемую Южную Осетию. Но это в определенном смысле создало вроде бы тупиковую ситуацию или… Не хочу называть точкой невозврата, но, во всяком случае, это, безусловно, очень тяжелый момент для нас, потому что никто в Грузии никогда не согласится на потерю Абхазии и Южной Осетии.

Вы поймите: это наша часть. Я не отрицаю, что это также и земля и абхазов, и осетин — они наши сограждане. Но это наша общая земля. Я всё детство провела в Гаграх. Я не могу спокойно проезжать по эстакаде, где написано, что до Сухуми осталось 345 км. Вот поверьте, сколько раз, когда я еду в Западной Грузии, сколько я ни посмотрю на это, даже сейчас у меня мурашки.

Я не могу спокойно за это смотреть. Для меня это как если бы у меня отняли одного из моих детей — или двух. У меня вообще-то всего двое мальчиков, но если бы мне кто-то сказал: «Ты знаешь, мы заберем одного, а с другим ты будешь хорошо жить». Я не могу себе это представить. Поэтому пока этот вопрос будет стоять между Грузией и Россией, к сожалению, сложности у нас будут всегда.

М. Максимова

Н. Бурджанадзе

С. Крючков

Н. Бурджанадзе