Кого обижают летом - Евгений Бунимович - В круге СВЕТА - 2015-07-14
14.07.2015
С. Сорокина
―
Здравствуйте. Это программа «В круге Света». И как вы, наверное, уже поняли из объявления перед программой – рядом с нами Евгений Бунимович, уполномоченный по правам ребенка в Москве. Добрый вечер.
Е. Бунимович
―
Добрый вечер.
С. Сорокина
―
Назвали мы программу: кого обижают летом. Понятно, что в первую очередь будем говорить о правах ребенка, что связано с детьми. А кого обижают летом. Продолжают ли обижать.
Е. Бунимович
―
Здесь даже не в этом дело, что обижают, не обижают, а дело в том, я чем дольше оказываюсь на своем месте, тем больше я задумываюсь, над чем я раньше в своем образовательно-школьном гимназическом пространстве думал меньше. Потому что весной, зимой, осенью мы знаем где наши дети. Пришли в школу, у меня естественно обращения, кто-то чего-то не посмотрел из учителей. Но в целом учителя несут ответственность, директор. Потом какие-то секции, тренер. Родители естественно. Мобильные телефоны, если на полчаса кто-то застрял, то уже в панике естественно. А летом у нас вообще-то самые длинные в мире каникулы. И поэтому когда говорят, что наши дети перегружены, то надо очень тонко считать статистику. Я посмотрел внимательно, если в день, то часто да, 6-7 уроков это очень много. А если в год получается, что, мне не хочется этого говорить, но частично недогружены.
С. Сорокина
―
У меня всегда было ощущение, что возможно перераспределить. В день меньше…
Е. Бунимович
―
Задуматься надо вот еще о чем. Если бы у наших родителей тоже были каникулы два месяца или три, то, в общем, и слава богу. Они бы проводили. Но поскольку самые внимательные, хорошие родители все равно больше месяца мало у кого.
С. Сорокина
―
Если учителя родители. У меня мама учительница была, у нее были большие каникулы.
Е. Бунимович
―
У меня тоже оба были преподаватели, слава богу, было побольше. Но таких не так много. И поэтому это вопрос очень серьезный. Но лето, которое мы воспринимаем для детей, как только отдых, начинается с не самого легкого момента в их жизни. Потому что я хочу напомнить, что теперь у нас ГИА – государственная итоговая аттестация это не 9-й класс, а и 9-й и 11-й, 9-й называется ОГЭ, я еле выучил все это. 11 - все еще ЕГЭ. А ГИА все вместе. Специально, по-моему, так сделали, чтобы окончательно запутать.
Ю. Кобаладзе
―
Выводится среднеарифметическая…
Е. Бунимович
―
Нет, 9-й класс у нас раньше был вообще только обязательная девятилетка, поэтому там традиционно проводятся экзамены. И мы в этом году очень подробно мониторили то, что у нас происходит на ЕГЭ. С точки зрения прав ребенка. Надо сказать, что, в общем, в целом процедура более-менее устоялась. Могу сказать осторожно. Потому что этих истерик, я могу сказать, что я обычно говорю только неприятные вещи, но могу в данном случае сказать, что в целом в стране вы же видите нет скандалов, диких утечек, хотя…
Ю. Кобаладзе
―
Привыкли.
Е. Бунимович
―
Нет, я с самого начала обращался не столько к педагогам, сколько к вашему брату. Потому что все утечки, причем тут образование. Другие структуры должны этим заниматься. По-моему. В общем, оказалось, я знал и раньше, Сергей Кравцов, который руководитель Рособрнадзора, который здесь тоже не раз появляется и отвечал на вопросы, в общем, мне кажется, когда есть желание и внятность, это получается. И вот в этой ситуации возникают все остальные проблемы. До которых мы никогда не доходили. Потому что когда дикие скандалы, уже не до этого. Проблем не то что много, но очень жесткая процедура. Рамки, проверки, шмон извините за не парламентское выражение. Это понятно, почему. Тогда давайте другую вещь, как в аэропорту с одной стороны всех проверяем, с другой стороны какое-то уважение должно быть. И мы предлагали, и часть уже услышали. Вот, например, простая вещь. Рамки они при входе были не в школу, а в то учреждение, где они сдают, если солнце, то они стоят на улице, сесть негде, встать негде. И уже перед экзаменом такое ощущение, что. Уже передвинули рамки, дали возможность где-то расположиться – уже лучше. Дальше. Экзамен большой, ну хотя бы вода. После экзамена мы поставили этот вопрос, надеюсь, на будущий год появится. Вообще нужны не только медики, которые есть, а нужны психологи, не только детям, но и родителям. Которые ждут, бывают истерики, ну сами понимаете, ситуация стрессовая. А кроме того, появилось много других проблем, с одной стороны частных, а с другой стороны нет. Та категория, которую часто обсуждаем. Я очень рад, что многие ребята с проблемами здоровья и с инвалидностью выходят на экзамен. И это здорово и мы говорим про инклюзив и то, что они хотят продемонстрировать все это. Но здесь есть разные проблемы. Во-первых, не все готовы, они особенные и те, кто из нашего аппарата наблюдали, есть проблемы. Потому что если школьник, хотя бы есть сопровождение, а имеют право приходить, часто бывает у ребят с инвалидностью, они приходят позже, через год, через два сдавать. Они уже как бы взрослые. Сопровождения нет. Происходит что-то на экзамене. Комиссия не очень может что-то сделать.
С. Сорокина
―
А выход какой?
Е. Бунимович
―
Нужно сопровождение, нужно точное прописание процедур для этих особых категорий.
С. Сорокина
―
Но их столько, что все не пропишешь.
Е. Бунимович
―
Вызывали например, скорую помощь, она говорит, везем в больницу. Он говорит, нет, не поеду. И что дальше. Вызывают из дома. Ждут несколько часов. Есть простые вещи, которые люди нарушают, нормальные какие-то вещи, потому что боятся нарушить инструкцию. Например, нужно человеку было питание. Это можно. Но потом это время не прибавили. Хотя по инструкции должны были прибавить. Начинается апелляция, дают возможность. Но представляете, что такое для ребенка с инвалидностью еще раз идти на экзамен. Потом мы предложили очень простой вопрос об апелляции. У нас в Москве очень неплохо сделали, новые территории…
С. Сорокина
―
Новая Москва.
Е.Бунимович: Сейчас Рособрнадзор нас слышит. Раньше они были заняты только грандиозными провалами
Е. Бунимович
―
И поэтому часть апелляций там сделали дистантно. Через школы. Мне кажется, что ребята с проблемами здоровья апелляцию тоже могут делать дистантно. Одно дело пришли на экзамен и молодцы, а другое дело, они тащатся на апелляцию и так стресс. Они ждут там и так далее. Сейчас ввели иностранный язык вместе с устной частью. Что по сути правильно. Потому что все-таки иностранный язык это, прежде всего, коммуникации. Умение понимать, говорить, а не только заполнять клеточки. Но, во-первых, это все с наушниками и так далее и получается так, что они сидят, как мы сейчас здесь и слышат друг друга и работать невозможно. Не везде оказались готовы. Дальше. Отказывает аппаратура. По регламенту в другой день пересдача. Человек же представьте, он пришел на экзамен, он ничего плохого не сделал. Он не виноват, это техника виновата. Значит надо, чтобы были какие-то дополнительные возможности. Чтобы можно было пересадить в другое место, дать другое задание. То есть простые вроде бы вещи, а это все время стресс. Дальше, в другом месте устную часть ребята ждали от двух до трех часов. Сдать письменную часть 9-классники к тому же, представляете 14-15 лет, и 2-3 часа еще чего-то ждать. Уже показываешь не знания, а то, что ты в такой ситуации… И решение есть. Только надо понимать, что страна разная. Например, в Москве много людей сдает иностранный язык. Надо дать один дополнительный день. И все. И многие вещи решатся. Или еще, вроде бы правильная вещь, всех посылают не к себе в школу, а куда-то еще. У нас ребята из одной школы, во-первых, их отправили в разные, и в обе стороны они ехали полтора часа.
С. Сорокина
―
А чего так далеко.
Е. Бунимович
―
Ну представляете перед экзаменом, ну почему нельзя внутри района послать. То есть формально правильно, а по сути.
С. Сорокина
―
Вроде мелочи все это.
Е. Бунимович
―
Какие мелочи. Давайте подумаем каждый о своем ребенке. Который ждет два часа, который едет полтора часа на экзамен, который стоит на улице под дождем.
С. Сорокина
―
Мне все это еще предстоит.
Е. Бунимович
―
Поэтому такие вещи мы написали очень подробные по этому поводу тексты.
С. Сорокина
―
А, кстати, получается взаимодействие с Минобразом-то?
Е. Бунимович
―
Это Рособрнадзор. Получается.
С. Сорокина
―
Они слышат.
Е. Бунимович
―
Первый раз я наблюдаю сейчас, потому что раньше они были заняты только провалами грандиозными. Сейчас они слышат, я надеюсь, потому что я отправил просто им подробную информацию. Но интересно другое. Когда экзамен уже более-менее, у меня много претензий еще, не буду сейчас все это выкладывать, но все-таки он что-то показывает. Возникает вопрос не к нему уже, а к самому образованию. Это очень интересно.С. Сорокина
―
И что?
Е. Бунимович
―
Вопросов много. Потому что, вообще говоря, не будем уходить в политику, но в нашей стране даже президенту для того, чтобы стать президентом сколько нужно процентов. 60 или 70. Сейчас рейтинг 80 или сколько там. Все говорят, что зашкаливает. А школы если 1-2% двоек, то это вообще уже.
С. Сорокина
―
А что такого-то. Опять тащим двоечников.
Е. Бунимович
―
Что интересно. Это на самом деле любая температура шаг к честности. Разная у нас страна, разные результаты. А как можно сделать, можно только резко опускать планку, чтобы через нее перепрыгнули все. В данный момент планка, особенно по обязательным экзаменам находится на уровне не только табуретки, а планка есть у табуретки снизу, вот там она находится. Надо думать, что делать. Потому что во всех странах и наша не исключение считается примерно, что 15-20% академически неуспешных детей. То есть не то что они какие-то особенные, но просто не могут все это освоить. То ли не надо уже тогда сдавать экзамен, может быть им просто давать аттестат о том, что они окончили школу.
С. Сорокина
―
И не мучить.
Е. Бунимович
―
Есть у нас такой неуд в стране по имени Александр Сергеевич Пушкин. У которого лежит в лицее итоговый ноль по геометрии и, в общем, как-то он эту жизнь прожил вместе с этим нулем.
С. Сорокина
―
Пишите стихи.
Е. Бунимович
―
То есть надо искать какие-то варианты выхода, а не начинать замыливание этой ситуации. И говорят, что жалуются, вот не доверяют школам, делают единый экзамен, а в других странах проверяют, в той же Франции учителя школьные проверяют. Но извините, у них такой же БАК как наш ЕГЭ, но у них по-моему после войны 50% проходило, а сейчас 65, они этим страшно гордятся.
С. Сорокина
―
65% проходят через это сито.
Е. Бунимович
―
Да. А у нас 98-99 и мы все ждем…
С. Сорокина
―
И это нечестно в основном.
Е. Бунимович
―
Это уже вопрос не к экзамену.
С. Сорокина
―
Я абсолютно согласна, что некоторым детям, которые не собираются идти дальше в институт, надо просто выдавать свидетельство об окончании.
Е. Бунимович
―
Или как в Германии раньше, переводить это все на колледжи какие-то. То есть надо искать честные модели. Не потом кричать, как у нас сейчас Министерство образования, что у нас все рвутся в вузы. Вы сами всем выдали аттестаты.
Ю. Кобаладзе
―
Мы же говорим, что через год-два, то есть каждый выпускник будет без экзамена поступать в вуз. Это так?
Е. Бунимович
―
Вы слышали, наверное, что министерство заявило о том, что пытаются сократить какое-то количество бесплатных мест.
С. Сорокина
―
200 тысяч по-моему.
Е. Бунимович
―
Я считаю, что это неправильно. Надо сокращать не количество бесплатных мест, а количество мест. А как раз бесплатных это прекрасный момент сделать высшее образование более бесплатным. Это не значит, что оно должно быть хуже. У нас просто исторически сложилась странная история. Вот этот дикий стресс на ЕГЭ, сами знаете, что творится с семьями и так далее. А потом все пять лет блаженствуют. А дальше что происходит. Почему у нас на всех остальных экзаменах что происходит, почему невыгодно, чтобы студент, который не учится и не учился, почему его тянут там, вот это большой вопрос для меня. Потому что тогда становится главное перепрыгнуть эту планку, а потом тебя еще пять лет будут тянуть за уши.
С. Сорокина
―
Особенно когда платное образование.
Е. Бунимович
―
Здесь есть много…
С. Сорокина
―
А почему должны тянуть, непонятно.
Ю. Кобаладзе
―
Что произошло драматического. Вы с этого начали, что меньше стало скандалов вокруг ЕГЭ, протестов.
Е.Бунимович: Надо сокращать не количество бюджетных мест, а места в Вузах, сделать высшее образование более доступным
Е. Бунимович
―
Во-первых, привыкли. Вы знаете, и потом есть какая-то двойная ситуация открытия и закрытия. Действительно руководство Рособрнадзора последнее время гораздо более открыто. Например, они были у нас на съезде уполномоченных, и мы задали один вопрос, я его тоже озвучивал. Если у человека отнимают телефон, как известно, его выгоняют с экзамена, справедливо в том смысле, что правила нарушены. Но было так, что он сдавал экзамен только через год. Вы представляете, что это за контингент. Это же не наши самые главные отличники, в течение года человек болтается и без аттестата и непонятно с чем. Почему в Советском Союзе можно было осенью пересдать, а у нас нельзя. И вот в этом году, пожалуйста, уже можно. То есть они слышат такие вещи. Это правда. Или еще, у нас был детский съезд такой, и первый зам. Рособрнадзора я его просто посадил напротив ребят и вел эту ситуацию. Он в течение, по-моему, трех часов отвечал на все вопросы. Слава богу, слышат. Но есть другой вопрос. Та же апелляция. Тоже ощущение несправедливости. Ну вывесите все, елки-палки. Кстати в Москве это уже вывешивают. Результаты.
Ю. Кобаладзе
―
А раньше не вывешивали?
Е. Бунимович
―
Нет. Для того чтобы увидеть свою работу, надо было идти на апелляцию. А это сложно.
С. Сорокина
―
И не понять, собственно, за что ты погорел.
Е. Бунимович
―
А потом, в конце концов, экзамен это не только чтобы тебе поставили отметку, ты должен знать, где твои ошибки, проблемы. Дальше. Почему не вывесить контрольно-измерительные материалы. Чтобы люди видели вместе с теми ответами, которые были в этом году. Люди посмотрели, что они ответили. У меня впечатление, что боязнь, видимо не совсем корректные эти вопросы. Раньше были скандалы, связанные просто с идиотскими вопросами. Я сейчас провозгласил это везде на всех наших совещаниях, что наконец надо заняться содержанием всерьез этого экзамена. Хватит уже заниматься утечками, уже можно заняться, наконец, содержанием.
С. Сорокина
―
Жень, хочу успеть многое. Но не могу пропустить то, что был недавно съезд уполномоченных. Мне просто интересно, вообще чем отличаются проблемы Москвы от регионов. Что-то есть кардинальное.
Е. Бунимович
―
Кардинальное да. У нас очень сложные вопросы всегда бывают, связанные вот с чем. Я бы так осторожно сказал - с единой позицией. Потому что разные регионы, Кавказ это одно, Сибирь другое. Москва или Санкт-Петербург третье. И очень любят говорить, что Москва не Россия или Кавказ не Россия, а на самом деле все Россия. Вот недавно это все вылезло в прессу очень серьезно и в обсуждения, отношение к ранним бракам, например. Ко многим другим вещам оно разное. Отношение к тому, что может делать ребенок, что не может. Да, у нас одна конвенция по правам ребенка на всех. И не только в этом вопросе. В других вопросах. По отношению к своим родителям. Конвенция одна, но взгляды очень разные и поскольку у нас нет вертикали, то мы, в общем, стараемся обсуждать. Вот, пожалуйста, Светлана, очень серьезный вопрос был с бэби-боксами.
С. Сорокина
―
Но она в нескольких регионах есть. Я напомню радиослушателям, что такое бэби-боксы. Это при больницах в нескольких буквально регионах в нескольких местах есть специальные боксы, где мамаши нерадивые или кто не может своего ребенка маленького воспитывать, может, что называется положить туда как посылку и в течение нескольких секунд еще думать и ежели чего забрать. А потом он блокируется бокс и на сигнал внутри больницы, забирают его врачи. А мамаша может идти восвояси. Но это вроде как для того чтобы не бросали на помойках, как случается. Не гробили, не душили, не топили как котят. Но вопрос сложный.
Е. Бунимович
―
Это с одной стороны, а с другой стороны есть много других вопросов. У нас в принципе есть право отказаться и в роддоме. Процедура официальная. К сожалению, она есть. Хотя мы стараемся всеми силами отговаривать.
С. Сорокина
―
Тем не менее, она есть.
Е. Бунимович
―
И это отношения сложные не только у нас. Например, комиссия ООН детская выразила Чехии, что у них там много бэби-боксов. Я могу сказать, например, в Москве мне не кажется это эффективным. Я уж не говорю про все остальное. Про моральный вопрос. Потому что если говорить о тех, у кого это обычно происходит, то это все-таки люди часто мигранты, которые плохо знают, где здесь что находится.
С. Сорокина
―
И не очень знают, где эти бэби-боксы.
Е. Бунимович
―
Если у нас некоторые ведущие задают вопрос, что это такое. То вряд ли…
Ю. Кобаладзе
―
Мне стыдно.
Е. Бунимович
―
То есть я просто не уверен для московской именно ситуации, что это какая-то еще и эффективность. Но, в общем, я показал проблемы. Я не хочу сказать сейчас сходу ответ на эту проблему. Это та история, в которой не бывает простых ответов.
С. Сорокина
―
Скажите, пожалуйста, а что с летним отдыхом с нашими лагерями. Есть какие-то проблемы?
Е. Бунимович
―
Есть, конечно. И проблемы серьезные. То есть первая проблема, о которой я сказал. Она заключается в том, что, не являясь поклонником всех естественно советских правил, все-таки я помню сам, в советской еще школе опрашивали детей, где они будут летом. Мы хотя бы имели какое-то представление. Сейчас вообще, два месяца, июль-август, где находятся наши дети, город на этот вопрос и не только город, страна ответить не может. Это очень серьезная проблема. Тем более с лагерями везде по-разному. Все лагеря были проданы, раскуплены.
С. Сорокина
―
Но их сейчас так много.
Е. Бунимович
―
Сейчас снова создают. И если говорить о позитивной стороне, во-первых, я считаю, что в Москве, по крайней мере, я это вижу очень хорошо, у такого более-менее нашего среднего класса, хипстеры, не хипстеры, но есть децентричность сегодня. Они действительно и это очень хорошо и приветствую, помогают, заинтересованы. Дело не в том, что есть деньги, не только откупиться от ребенка. Нет, а именно заниматься. В Москве сейчас очень много всего. Студий, лагерей. И игровых каких-то центров. Огромных. Замечательных. И в Москве и Санкт-Петербурге. И, в общем, в провинции в миллионниках это есть. Но извините это стоит. И поэтому сейчас, когда у нас Ольга Юрьевна Голодец сообщает нам, сколько у нас процент, теперь представьте 2-3 месяца и такая семья. Это очень сложно. Москва да, у нас есть по-моему девять категорий…
С. Сорокина
―
В Москве есть и бесплатные путевки. Кстати неплохие.
Е.Бунимович: Одна из очень острых тем – тема детсадов
Е. Бунимович
―
И мы эту часть как ни парадоксально мониторим. Потому что здесь мы хотя бы можем проверить. Но таких детей 5-10%. В этом году были проблемы. Уровень проблем тоже немножко уже другой. Например, была история, кстати «Эхо Москвы» даже в новостях говорило, я естественно ей занимался. Один из лагерей наших не принял ребят даунят.
С. Сорокина
―
Это мы сейчас обсудим. Просто время подошло новостей середины часа. Сразу после новостей продолжим разговор.НОВОСТИ
С. Сорокина
―
Еще раз вас приветствуем. Итак, мы говорим о детском отдыхе и действительно ужасных случаях, когда не принимают, например, в лагеря детей, кстати, и инвалидов, и с ограниченными возможностями и детей из детдомов.
Е. Бунимович
―
Было и то и другое вместе. У нас было несколько лет назад то же самое с Краснодарским краем. Потому что мы, исходя из всех наших передовых идей туда отправили разных детей, а нам сказали, а у нас по санитарным нормам, вы что с ума сошли, кого вы нам присылаете. Но тогда это был другой регион. А тут ребята поехали из нашего сиротского учреждения, и их там не приняли. Сказали, вы что, к нам приезжают иностранцы дети. Как раз иностранцы чаще к этому привыкли. Даунята это совершенно безобидные солнечные дети. Ну чего тут говорить вообще. А самое главное, возможно, что лагерь в чем-то не был к этому готов. Но нельзя отправлять. Нельзя что-либо решать за счет детей. Оставили бы их, покормили, а потом уже решали. Они давно уже в другом лагере.
С. Сорокина
―
А где же вообще отдыхать детям с ограниченными возможностями.
Е. Бунимович
―
На самом деле сейчас во всех инструкциях, нормативных документах написано, что они отдыхают со всеми. Это просто люди, которые еще их не прочли. Та же О. Ю. Голодец, выпущены все документы. Но я, пытаясь разбираться во всей этой истории вот что понял, все наши современные так называемые антикоррупционные и все остальные процедуры, когда они касаются детей, происходят странные вещи. Почему же те, кто принимали, не знали, кого они примут. Где-то что-то в бумагах было. Но сначала департамент культуры объявляет конкурс, там соответственно много позиций. Кто-то его выигрывает, вот эти тендеры, это еще не лагерь, это какая-то структура. То есть понимаете, посмотреть в глаза этим детям реально те, кто должен их принять. Вот во всех этих антикоррупционных процедурах происходит, что дети теряются. Это вещь тоже, о которой надо думать. Можно на бумаге все писать сколько угодно. Я думаю, любой нормальный человек, если бы к нему приехали, ну нельзя обратно отправлять. Но есть другое. Мне что понравилось, если говорить о ребятах с проблемами здоровья, они сами стали говорить, они говорят, да, отправляют нас в больницы, санатории, а мы хотим отдыха. Не только лечения, мы хотим играть. То есть сам запрос был другой.
С. Сорокина
―
Мы в прошлую субботу говорили с Ирой Воробьевой с женщинами, которые курируют детские программы. Одна при церковном приходе, а другая при обществе поддержки хосписов Вера. Они говорили об отдыхе для тяжелых инвалидов. Этим вообще государство не занимается.
Е. Бунимович
―
Отдыхом – нет. Лечением еще можно о чем-то говорить.
С. Сорокина
―
А они хотят отдыхать. Но это уже другая история. Потому что там нужно с сопровождением, с родителями, с медицинским серьезным подкреплением. А почему этим занимаются кто угодно, только не государство.
Е. Бунимович
―
Как ни странно это очень похоже на то, что мы говорили про ЕГЭ. Экзамен теперь более-менее настроен на нормального среднего обычного ребенка. Но на детей с особенностями не настроен. Вот так и здесь. Пора уже заниматься штучными ситуациями. С образованием то же самое. Слава богу, в Москве в Центральной клинической больнице, в центре имени Димы Рогачева, Ямбург будет здесь завтра, его школа, они там организовывают образование. Это все Москва финансирует. Дети там отовсюду. На самом деле я могу сказать страшную вещь, если придет какая-нибудь прокуратура, то скажут, что это нецелевое использование средств. Потому что никаких законов внятных, как в такой ситуации быть, не существует.
С. Сорокина
―
Это целая тема, потому что все, что касается каких-то профильных школ или классов, авторских программ или ситуации вроде того, что сейчас было описано.
Е. Бунимович
―
Что не совсем типовое - выталкивается.
С. Сорокина
―
Это огромная проблема. Действительно Голодец недавно в интервью сказала о том, что у нас теперь количество людей за чертой бедности какая-то сумасшедшая цифра. По-моему, 22 миллиона. И поскольку это сказало официальное лицо, можем себе представить, сколько реально бедных. Потому что за чертой бедности даже не бедность в европейском понимании. Это нищета. И тут же вспомнила еще одно свежее обсуждение. Флаг общества защиты традиционной семьи. У французов его сперли или еще как. На флаге нарисованы мама, папа и по-моему трое детей. Лишний раз напоминаем, что самые бедные семьи у нас это семьи, где больше двух детей. Когда увеличивается число детей, совсем тяжело. Мало того, не всегда папаши тянут эти семьи. И тогда совсем дело швах. Про алиментный фонд молчу. Он наверное никогда не состоится.
Е. Бунимович
―
Когда мы принимали эту национальную стратегию в интересах детей, я выступал в Совете Федерации, сказал, что все остальные страницы мне даже неважно, но там написано, что должен быть алиментный фонд. И это настолько важнее всего остального.
С. Сорокина
―
Но есть движение?
Е. Бунимович
―
Нет. Идея-то какая, что когда все-таки алиментщика будет искать государство, которому он будет должен, а не мама, которая и так поднимает детей, то мне кажется, что это эффективнее. Государство, которому должны, найдет, я не сомневаюсь.
Ю. Кобаладзе
―
А сейчас у нас плохо с этим делом.
Е. Бунимович
―
Очень плохо. Это позор.
С. Сорокина
―
Самое неисполняемое решение.
Е. Бунимович
―
Решений суда неисполняемых - самая большая цифра по алиментам. И это притом, что мы все сидим за компьютерами. Нельзя сказать, что у нас база данных, невозможно найти человека в стране. Когда надо - находят.
С. Сорокина
―
Это очень тяжело и мамаши вынуждены сами искать, находить.
Е. Бунимович
―
Пытается служба судебных приставов что-то сделать. Они сделали сейчас специальный отдел, но, честно говоря, они одни не потянут. Это не их вопрос.
Ю. Кобаладзе
―
А чей?
Е. Бунимович
―
Решают страны таким образом, делают алиментный фонд. Это не значит, что есть какой-нибудь олигарх и его жена какие-то миллионы и вместо него платит государство. Нет, но какой-то минимум в ситуации, когда неоткуда взять алименты.
Ю. Кобаладзе
―
Но это тогда вообще развяжет руки тем, кто не платит эти алименты.
С. Сорокина
―
А государство ищет также абсолютно.
Е. Бунимович
―
Государство берет на себя ответственность по поиску и получению. И государство вычитает себе его деньги.
Ю. Кобаладзе
―
Вы же говорите, что судебные приставы не могут ничего сделать. Это же тоже государство.
Е.Бунимович: У нас нет такого взлета, который мы ожидали по медицинскому обслуживанию
Е. Бунимович
―
Они не могут сделать, потому что они только сейчас стали делать специально, как отдельная история.
С. Сорокина
―
А кроме того, ответственность перед государством может быть жестче, чем ответственность перед какой-нибудь конкретной несчастной бабой. Но еще хочу что сказать. И то, что сейчас, действительно времена тяжелые, кризисная ситуация, такое количество за чертой бедности. Представляю, сколько среди них с детьми. Это еще говорят не предел, мы не дошли до нижней планки кризиса. Чего ожидать, насколько упадут условия жизни в таких семьях.
Е. Бунимович
―
Я думаю, в такой ситуации нужны две вещи. Должна быть с одной стороны социальная помощь, но все-таки мы должны быть заинтересованы в том, что те, кто могут работать и хотят, чтобы мы давали им эту возможность. Поэтому одна из очень острых тем – тема детсадов. Когда ребенок ходит в школу, здесь, слава богу, у нас вариантов нет и в школу ходят все кроме каких-то экзотических историй. А вот с детсадами проблема своеобразная. Потому что в этом смысле можно сказать, что в Москве не самая худшая ситуация. Я могу назвать много регионов, где ситуация гораздо хуже. Но от этого не легче. Потому что в Москве примерно сейчас рубеж 2,8 как уверяет меня департамент образования, уже два года 8 месяцев. После этого с постоянной московской пропиской детей в детсады точно устраивают.
Ю. Кобаладзе
―
То есть ждать не надо.
Е. Бунимович
―
Но я хочу напомнить, что какие-то субсидии, помощь матерям и так далее у нас не до 2,8, она гораздо раньше заканчивается. И надо идти работать во многих случаях. И мы обращаемся, конечно, по отдельным просьбам, отвечают нам, помогают семьям. Но очень трудно это все проходит. И это серьезный вопрос. Условно говоря, от полутора лет до трех.
С. Сорокина
―
Вообще некуда девать.
Е. Бунимович
―
Это по всей стране. Потому что даже губернаторы теперь отчитываются, начиная с трех лет, а вот эта яма от полутора до трех, да конечно когда проливают слезы и говорят, что ребенок должен быть с мамой, я не сомневаюсь.
С. Сорокина
―
Только на какие шиши.
Е. Бунимович
―
Только в тех семьях, где это возможно. Есть другая ситуация в Москве. Это люди с так называемой временной регистрацией.
С. Сорокина
―
Мигранты.
Е. Бунимович
―
Нет, это наши же регионы. Люди, которые приехали сюда работать. Более того, эти люди, которые платят в Москве свои налоги и вообще имеют такое же право как все. Другое дело, что когда нет мест, то естественно ни одна очередь несправедлива. Должны быть эти места или как я еще когда был в московской думе предлагал компенсации. В конце концов, ребенок, который находится в саду, сколько-то это стоит и серьезно стоит для города. Значит если ребенок дома, и мы не можем его устроить в сад…
С. Сорокина
―
Пускай на эти деньги няню нанимают.
Ю. Кобаладзе
―
Но это же компенсации будут такие символические.
Е. Бунимович
―
На самом деле нет. В садиках не так мало тратят на ребенка.
Ю. Кобаладзе
―
Сколько примерно?
Е. Бунимович
―
У меня сходу просто нет.
С. Сорокина
―
Это немало, Юр.
Е. Бунимович
―
Но я помню в школе у нас в Москве сейчас норматив 120 тысяч на ребенка в год. Это школа, куда не входит ни питание, ни все остальное. Хотя бы это деньги какие-то. И здесь я думаю вот эти компенсации, кстати, подстегнут и места. Говорят, мы не знаем, куда потратят, это правда. Кстати мы говорили про бесплатные путевки, а вы знаете, что происходит. Не являются. Дают путевку, а он не является. Представляете. И это не единичный случай.
С. Сорокина
―
Так может здесь, как с Аэрофлотом продавать больше путевок.
Е. Бунимович
―
Сейчас договариваемся с туроператорами, чтобы они такие не засчитывали путевки. Чтобы можно было кого-то другого послать. Но вообще вопрос об ответственности. Когда бесплатно тоже люди…
С. Сорокина
―
Это правда. А нет жалоб по медицинскому обслуживанию детей в той же Москве.
Е. Бунимович
―
У нас сейчас нет такого взлета, который мы ожидали по медицинскому обслуживанию.
С. Сорокина
―
По-моему, все упали духом.
Е. Бунимович
―
Мы сейчас будем делать другое. Например, по ЕГЭ тоже не так много жалоб по отношению к остальному образованию. Мы осенью сейчас будем заниматься мониторингом именно медицинской сферы, в том числе уполномоченный по правам человека, взрослых и детей тоже. Потому что проблема есть. Другое дело, что мне кажется, что в образовании больше жалоб, потому что дети продолжают ходить в школу, а тут ребенок выздоровел, и люди забывают об этом. Потому что на самом деле проблема есть.
С. Сорокина
―
Не то слово.
Е. Бунимович
―
И мы сейчас говорили про ЕГЭ, когда нужно ездить куда-то, а теперь, когда к специалисту с ребенком надо ездить.
С. Сорокина
―
Поликлиники стали ничто, там нет специалистов.
Е. Бунимович
―
Представьте себе многодетную семью. Когда нужно с одним ребенком ехать к ларингологу, с другим…
С. Сорокина
―
А специализированные центры вроде каких-то наших отдельных в Москве, они ввели уже все анализы платные. А как с этим справляются семьи многодетные, я не знаю. То, что еще было только недавно бесплатным.
Е. Бунимович
―
Наше небольшое отличие заключается в том, что я не могу произнести эту фразу, что все анализы платные. Пока я это не отмониторил и не проверил.
С. Сорокина
―
Проверяйте.
Е. Бунимович
―
Потому что у меня есть и то и другое. Есть и жалобы, есть и ответы официальные, что нет, это не так. Поэтому должны посмотреть.
С. Сорокина
―
Проверяйте.
Е. Бунимович
―
Ситуация со здравоохранением, да, действительно есть очень много и общественных обращений. Именно поэтому мы с осени будем этим заниматься более подробно и внятно.
С. Сорокина
―
А прошли острую фазу с детьми мигрантов.
Е. Бунимович
―
В общем, отвечу на этот вопрос. Да, острую фазу прошли. Причем понимаете, так же как в свое время демографическая яма помогла решить некоторые проблемы с детсадами и школами, потому что когда нет детей там, уже больше мест. В этом смысле экономический кризис, падение рубля показало нашему населению, что не главная проблема в нашей жизни мигранты. Которые так же как были, так и схлынули. Слава богу, стало больше все-таки порядка в приезде самих мигрантов и действительно нелегальная часть, то есть я как уполномоченный по правам ребенка, исходя из конвенции о правах ребенка, требовал, чтобы все, даже нелегальные мигранты, чтобы дети учились в школе. Медицина и так далее. Они сами не светились. Потому что понятно, если ребенка отдают в школу, они себя светят и все. И поэтому все равно была эта проблема. Непонятно сколько, непонятно где и так далее. Сейчас проблемы есть, но меньше. Причем не только с мигрантами. Я был только что, у нас есть центр детей, которые не только из других стран, но и других регионов, по разным причинам которые оказываются в Москве, в Алтуфьево этот центр находится. Тоже интересный вопрос. Мне предъявили претензию журналисты, которые там были, потом был круглый стол, что больно хорошо они там живут. Кто-то сказал, что три звезды отель. Действительно хорошие условия. Это социально-реабилитационный центр. Прежде чем их отправить обратно, когда ребенок без семьи, они там находятся какое-то время, причем устанавливают, кто они. Надо установить имя и иногда они скрывают и такие вещи. Связаться с регионом, отправить туда. Много проблем. Но там нормальные кровати. Нормальные классы. Нормально с ними занимаются. Спортом и всем остальным. Я разговаривал с ребятами, естественно Украина сейчас, Средней Азии меньше, чем было раньше. Волны разные. Но даже Прага. Ребята гоняют в футбол. Я пришел, разговариваю, откуда кто. Назвали наши регионы естественно. Трудно, далеко не все регионы хотят не совсем простых детей забрать обратно. Москве будет все равно, это столица, больше, меньше таких детей. Это все есть. То есть самой трудной категории, потому что это те, кто без родителей, когда надо понять, откуда они, что…
С. Сорокина
―
Но сейчас это не так остро.
Е. Бунимович
―
Но в школах тоже есть конечно мигранты. Но это не такая сейчас острая проблема.
С. Сорокина
―
А детский отдых как для них организован?
Е. Бунимович
―
Хороший вопрос. Никак. Кстати у нас есть по детскому отдыху еще одна проблема. Мне кажется, поторопился город, отменив городские лагеря, которые были при школах. Заявление правильное. Сказали, они и так весь год сидят в этом помещении, и на самом деле правда, многие из лагерей ничего особенного не предлагали. Это был не какой-то особенный спорт, секции, просто там сидели и так далее. Но все-таки хоть что-то. Сейчас говорят, наш департамент культуры предлагает альтернативу в парках и так далее. Мы сейчас пытаемся эту альтернативу посмотреть. Это хорошо, но этого мало. Совсем не тот масштаб.
С. Сорокина
―
А сколько остается в городе и болтается.
Е. Бунимович
―
И здесь я скажу об одной очень серьезной проблеме, которой мы сейчас занимаемся. Она называется зацеперы.
С. Сорокина
―
Это жуть.
Е. Бунимович
―
У нас молодежь все время чем-нибудь подростки увлекаются.
С. Сорокина
―
Адреналин гоняют.
Е. Бунимович
―
Это когда электрички, метро на крышах. Это страшные истории, потому что гибнут, травмы дикие совершенно. Причем там же соответствующий ток. Провода.
С. Сорокина
―
И еще селфи конечно у нас.
Е. Бунимович
―
А сейчас почему, есть еще Интернет, то это все…
Ю. Кобаладзе
―
Выставить в Интернет.
Е. Бунимович
―
Сейчас родители тех, кто погиб, а каждый год у нас десятки или кто серьезно травмирован, тоже жуткие цифры делают свои сайты и пытаются выйти на других родителей. Даже когда дети дома, раньше главное, чтобы он в подворотне с плохим не общался. А то он сидит вроде в своей комнате, открыта даже дверь. А вот Интернет. Где он там бродит, какие там сайты. Что ему покажется. Потому что в некоторых случаях…
Ю. Кобаладзе
―
То, что с ИГИЛом.
С. Сорокина
―
Да, это как яркое проявление. Хочу еще успеть вот о чем спросить. В связи с этой ситуацией, падением уровня жизни, с тем, что мы в кризисе, что с усыновлением, опекой приемной семьей. Как-то сказалось на этом процессе.
Е. Бунимович
―
Можно я постучу. Пока нет. Пока процесс растет я бы сказал. И это хорошо. И, слава богу, растет не очень быстро, скажу я осторожно. Потому что истерические политические заявления, когда чуть ли ни хотели всех раздать, понятно, что так нельзя. Это должно быть очень глубокое и взаимное решение. Действительно в банке данных уменьшается. Это правда. Я смотрю, и мы это отслеживаем. В том числе в гораздо меньшей степени, но все-таки и дети с проблемами здоровья. В Москве очень сложный пошел эксперимент, потому что остались кто, когда речь идет о маленьких детях и, слава богу, более-менее здоровых, этой проблемы вообще нет. Стоят очереди из семей. А подростки, братья, сестры, вот когда несколько, можно понять семью московскую в квартире, которая не может взять троих детей. И дети с проблемами здоровья. И мы что сделали. Сейчас семьи, которые берут больше пяти таких детей, просто профессиональная семья, которая берет их, дается квартира, которая через какое-то время становится их собственностью. Если все это происходит. То есть как бы конечно мы стимулируем, конечно, понятно, что всегда очень опасный момент между какой-то корыстью, здесь нельзя дать меньше, потому что надо помогать, но и нельзя дать больше, чтобы ребенок не оказался в ситуации, когда выгодно, скажем так осторожно. Поэтому мы стараемся…
С. Сорокина
―
Балансируем, но пока процесс идет.
Е. Бунимович
―
И причем каждая из этих семей, я сам сижу в этой комиссии, мало того что их там 25 раз учат, проверяют, мы еще раз с ними встречаемся, смотрим, непростой процесс.
С. Сорокина
―
Спасибо большое. Как всегда с Евгением Бунимовичем, уполномоченным по правам ребенка в Москве время пробегает быстро, возможно потому что проблем этих так много, что даже в назывном порядке не успеваешь все перечислить.
Ю. Кобаладзе
―
Мне было очень интересно как человеку непосвященному.
С. Сорокина
―
Во всяком случае, рассчитываю, что в ближайшее время еще увидимся. Еще поговорим. Спасибо, успехов.