Суть событий - 2021-02-26

С.Пархоменко

Отправился в суд сегодня утром. И обнаружил поразительную историю, что мое дело потеряли. Претензии ко мне были связаны с моим задержанием 31 января на улице московской в районе Преображенки. И это было то, что власти называют незаконная массовая акция. Я вообще не понимаю, как массовая акция, происходящая в соответствии с 31-й статьей Российской Конституции, может вдруг оказаться незаконной. Она заведомо законна. Эта формулировка является глубоко лживой и безграмотной.

Ну, вот я был там задержан. Мне было предъявлено абсурдное, лживое обвинение. И вот, спустя почти месяц — черт его знает, почему они назначили мне суд на такое время — я явился в Симоновский районный суд города Москвы для того, чтобы подвергнуться осуждению по этому выдуманному обвинению. За это выдуманное обвинение полагается или большой штраф либо до 2-х недель ареста.

И вот оказалось, что дело потеряли. Полиция сообщает, что отправила его в суд. Суд сообщает, что никогда такого дела не получал. Искали полдня, ничего не нашли. И сказали мне и моему адвокату Анне Ставицкой, что вот, дескать, «идите домой и позванивайте нам раз в две три недели. Может быть, когда-нибудь чего-нибудь и найдется», — это цитата. В это трудно поверить, но это цитата.

Если серьезно, то я не думаю, что это какая-то случайная потеря. Я думаю, что это попытка внедрить и опробовать на мне такую удивительную правовую новацию как условное наказание по административному делу. Будем считать, что я осужден по этому делу условно с отсрочкой приговора на год. Потому что именно год срок давности для рассмотрения дел с такого рода обвинениям. И я совершенно уверен, что если в какой-то момент окажется, что кому-то из больших начальников покажется, что я как-то плохо себя веду, чего-то лишнее себе позволяю, то сразу дело и найдется и будет рассмотрено, и я получу свои сутки и отправлюсь читать ту самую толстую книжку, которую я выбрал. Я ее далеко не убираю. Я положил ее на подоконник на видном месте, чтобы можно было ее подобрать, как только всё это наконец произойдет.

Это всё звучит немного комично, но на самом деле это вполне серьезно. И я про это стал говорить для того, чтобы сказать, что меня вполне могло бы здесь не быть сегодня в качестве ведущего этой программы.

Но, тем не менее, я тут. И у нас есть номер для СМС-сообщений: +7 985 970 45 45. И мы можем с вами связываться при помощи не только эсэмэсок, но и при помощи всякого WhatsApp, Telegram и прочего.

— А какую толстую книгу вы собирались взять с собой? О, это прекрасная толстая книга! Я, конечно, с удовольствием ее порекламирую. Есть такой замечательный историк-византинист в России. Вы его несколько раз слышали, конечно, здесь, на «Эхе Москвы». Его зовут Сергей Иванов. Он известен многими вещами. Например, он поразительным образом автор совершенно изумительного андронного путеводителя по Стамбулу под называнием «Прогулки по Стамбулу в поисках Константинополя». Он много раз высказывался здесь на разные исторические темы, разные, я бы сказал, общественно-политические темы. А вообще-то, он по первой своей профессии специалист по истории юродства в Византии и в Русской православной церкви. Это на самом деле очень важный исторический, общественный, религиозный и философский и всякий прочий феномен.

И вот он написал прекрасную книжку по истории юродства под названием «Блаженные похабы. Вот как раз самое время было бы прочесть ее в этом удивительном заключении. Потому что, в общем, конечно, в том, что вытворяет российская власть, российское право и российские суды, и российская полиция, и российские политики, в той ситуации, в которой мы оказались, в этом, конечно, Не только много уродского, но и много юродского, много вот этого похабного в том значении этого слова, в котором использует Сергей Иванов. Так что вот…

Боже, сколько здесь вопросов: «А какую книгу?.. А какую книгу?..» Ну, вот, рассказал про книги. Прямо поразительно, как все набросились на нее.

С.Пархоменко: Будем считать, что я осужден по этому делу условно с отсрочкой приговора на год

Я совершенно не собирался разговаривать ни про какой памятник сегодня. Мне казалось, что я вполне достаточно поговорил об этом в прошлый раз. На мой взгляд, эта темы была совершенно исчерпана. Поскольку я абсолютно убежден, что она делится на два больших элемента. Во-первых, это вполне примитивный прием для перевода общественной дискуссии куда-нибудь в сторону от Алексея Навального и всего, что с ним происходит.

А, во-вторых, и это, пожалуй, самая важная вещь, — это попытка силового сообщества российского, корпорации разных российских спецслужб, к которой относится и ФСБ, прежде всего, и военная разведка и разведка и некоторые другие силовые корпорации, которые существуют в России, или те, которые примыкают к ним, — так вот это попытка зафиксировать свой политический реванш. Им важно б было поставить эту штуковину посреди площади под окнами этого знаменитого здания КГБ на Лубянке для того, чтобы поставить некоторую точку в политической дискуссии, взять некий оральный реванш за то унижение, за тот страх, который они испугали в августовские дни 1991 года. Они это помнят, они это никогда не забудут. Штаны их никогда не высохнут, фигурально выражаясь, с августа 91-го года.

И вот им показалось, что после того, что произошло в России в последние годы — после Крыма, после войны в Украине, после расцвета разного рода военизированных наемнических структур, которые воюют теперь от имени России в Сирии, вообще на Ближнем Востоке и в Африке. После этого триумфа безнаказанности, которым обернулось убийство Бориса Немцова — мы еще поговорим с вами про это, — после этих комических, а на самом деле трагикомических, конечно, обстоятельствах, которые сопровождали покушение на жизнь Сергея Скрипаля и его дочери в Великобритании. Мы помним всю эту грязную, пропитанную НРЗБ потом историю незадачливых туристов, которые травили «Новичком» врага своей корпорации, как оно его, по всей видимости, квалифицируют, за границей. И после вполне чудовищной, уже совсем не смешной истории с попыткой отравления Алексея Навального с расследованием, которое он успешно предпринял вместе со своими коллегами, установив и состав той группы, которая, по всей видимости, принимала участие в подготовке того покушения, и, проведя прямые линии к тем, кто руководит этой группой, кто отдает приказы этой группе, кто легализует существование этой группе, — вот после всего этого этой самой корпорации силовиков, по всей видимости, показалось, что сейчас пора, сейчас уже можно. У нас всё так хорошо, и от нас все так зависят…

Ведь это же демонстрация именно вот этого, такой взаимной зависимости. Люди, которые используют такого рода методы политических убийств, отравлений, использования боевых отравляющих веществ, тайных операций, разнообразных войн и всякого такого с использованием «зеленых человечков», им кажется, что они применяют те силы, которые у них есть — вот эти самые специальные службы, эти силовые ведомства и руководят ими, манипулируют ими и дергают из за все ниточки и бросают их туда, куда хотят их бросить. А на самом деле они, конечно, погружаются от них же во все большую зависимость.

И постепенно оказывается, что чем большую роль играют эти силовики в повседневном функционировании российской власти, тем больше эта власть им обязана, тем больше она оказывается в долгу перед ними, не понимает, как этот долг заплатить, не понимает, как их контролировать. И, в конце концов, всё это, несомненно, рано или поздно приводит к тому, что политический весь этих спецслужб увеличивается. Они начинают, что называется, много о себе понимать. Им начинает казаться и в разных мелочах и в серьезных вопросах, что пришло их время.

Вот им показалось, что их время пришло до такой степени, что пора поставить этого самого истукана посреди Лубянской площади для того, чтобы продемонстрировать свой моральный реванш.

Вот сегодня внезапно, буквально пока я ехал сюда, в студию, появилось сообщение на сайте мэра Москвы Сергея Собянина о том, что он распорядился оставить это место пустым. Лично я очень рад, что это место останется пустым. Я про это говорил много раз и, в том числе, в нашей предыдущей программе, что я считаю самым сильным, самым мощным памятником, который только можно придумать, именно это — дырку от памятника, которая осталась на Лубянской площади. Это памятник тому, что произошло в 91-м году. Это сильное, ясное, яркое высказывание. Так что в этом смысле я благодарен Сергею Семеновичу за то, что он это сказал. Хотя я вполне отдаю себе отчет, что решение, конечно, принимается не им в этой ситуации и, разумеется, оно принимается и не жителями Москвы и не гражданами, которые принимают участие во всех этих голосовательных механизмов. Им веры совершенно нет, это совершенно декоративная вещь.

Но я думаю, что те, кто в реальности приняли это решение, то и должны был принять решение, в конечном итоге, если опять же — помните, я неделю назад говорил, — что после всех голосований, обсуждений, треволнений раздастся какой-нибудь телефонный звонок. Это будет какой-нибудь звонок из администрации президента, и соответствующему московскому руководителю будет сказано: «Вот сейчас встал, пошел и организовал. Это будет какой-нибудь звонок из администрации президента, и соответствующему московскому руководителю будет сказано: «Вот сейчас встал, пошел и организовал на заседании Мосгордумы решение вот такое. Вот пусть оно будет. К вечеру принесешь подписанный протокол».

Всё это так ровно бы и было в соответствии с этим звонком. По всей видимости, этот звонок, собственно, уже и произошел. И звонок этот вот такой: «Нет, еще, оказывается, не пора. Еще не время, еще оставляем это место пустым». Потому что существует, как я понимаю, несколько противоборствующих группировок помимо этой, которая думала, что уже пора и политическое решение состоится, помимо, собственно, группировки прямых силовиков типа КГБ, ГРУ и прочих, есть еще другая ветвь, которая не хочет выдавать им этот сертификат об их победе, и существовала опасность, что это место заткнут каким-то другим памятником. Совершенно очевидно, что никакой Александр Невский или Иван III, или кого там еще они могли пытаться попробовать поставить на этом месте, никого не интересует. Это затычка. Это не Дзержинский, причем не этот Дзержинский.

Вот интересно было бы предположить, а что сказали бы все эти спецслужбы, если бы им сказали: «О’кей, хорошо, давайте мы поставим памятник Дзержинскому, но другой. Вот просто для штуки, для развлечения. Пусть это будет какой-то новый, современный, кубистический или какой-нибудь интерактивный, или состоящий из столба света или струи воды памятник Дзержинскому. Вы же хотели памятник Дзержинскому? Вот будет памятник Дзержинскому».

С.Пархоменко: Я считаю самым мощным памятником именно дырку от памятника, которая осталась на Лубянской площади

Нет, разумеется, они бы не согласились ни за что. Им нужен именно этот. И ни в коем случае нельзя затыкать это место. Потом ты замучаешься это выдергивать — то, что на этом месте сейчас может появиться. Это ровно в два раза будет сложнее, чем попытаться установить этот памятник на голом месте.

И вот наша радиослушательница Маша Липкина из Москвы интересуется: «Зачем эти люди съели столько говна, участвуя во всех этих дискуссия, предлагая разные варианты и доказывая, что лучше так, нет лучше сяк, а теперь вот пришел лесник Сергей Семенович Собянин и всех выгнал из избушки в лесную чащу обратно?»

Да нет, лесник не пришел, а говна понятно, почему поели — потому что пытались угадать. Потому что казалось одним, что они угонятся как-то за побеждающей этой силовой корпорацией. Другим казалось, что они пытаются оказать ей какой-то сопротивление.

Но будем надеяться, что всё это не переломится еще раз. Потому что страсть никуда не делась, желание по-прежнему сохранилась, реванш по-прежнему вожделенен. Так что всё это, может быть, к нам еще вернется через определенное время.

И вот еще интересно, что мы наблюдаем сейчас, казалось бы, совершенно на другом конце географической карты далеко на юге, на Кавказе, в Армении мы наблюдаем удивительное событие под названием попытка классического армейского военного переворота. И некоторые мои коллеги не только журналисты. а прямо и целые политологи писали о том, что это удивительная вещь, потому что никогда на советском пространстве не случалось настоящих, правильных военных переворотов, таких военных путчей, таких, как в Южной Америке или таких, как в Южной Азии время от времени это случалось, во всяком Пакистане, Мьянме или какие регулярно случаются в Африке, а вот на пространстве бывшего Советского Союза ни разу. Потому что армии как политической силы не существует. Это чистая правда: армии как политической силы не существует. Но существуют вместо нее спецслужбы как политическая сила.

И это вполне возможно, и первым шагом был бы такой моральный реванш, который можно было позволить, если бы это кому-то показалось правильным, этим силовым структурам. Не стали этого делать, отчасти понимая, что всякая дорога, как говорят китайцы, в тысячу ли начинается с маленького первого шага. Вот этого могло бы оказаться маленьким первым шажком к осознанию этой корпорацией хозяйкой страны. И как это контролировать, как это останавливать, не очень было бы понятно.

— «А ведь в Москве остался еще один памятник Дзержинскому на Проспекте мира около дома 110. Пусть они и наслаждаются».

Так их не интересует Дзержинский. Инна задавала мне этот вопрос. Инна, вопрос же не в Дзержинском, не в этом имени и не в этих дорогих кому-то чертах лица. Вопрос в железной палке, которая должна стоять на этом месте и символизировать собой. Никакая другая железная палка ни в каком другом месте этого не символизирует.

— «Власти просто поняли, что сами создают повод для народного недовольства», — пишет мне Мария. Нет, власти пока этого не поняли. Они не считают, что они создают повод для народного недовольства, да, в общем, и нет никакого особенно народного недовольства. Большинству людей, которые ходят по улицам Москвы и ездят под улицами Москвы в метро, им это, в общем, все равно. И они на эту дискуссию не реагировали. И, в общем, как я понимаю, об этой дискуссии ничего и не знают.

Поэтому вопрос не в народном недовольстве, а вопрос в такой развесовке сил политических, которая существовала на момент политического кризиса, который был вызван историей с отравлением Навального и возвращением Навального в Россию.

И на выходе из этого кризиса кому-то показалось, что можно сделать какие-то, более далеко идущие выводы.

Олег пишет мне: «Ау, разоблачитель, а где же анализы Навального? Что он прячет их? Да и анализы почвы якобы под «Буком» где?»

С.Пархоменко

Что касается того, где анализы Навального — они в ВОЗ. Они были переданы Российской Федерации. Российская Федерация отказалась признавать их достаточными для нее и для заведения уголовного дела документом. Эти документы — анализы Навального — есть в военной германской лаборатории, в шведской лаборатории, в голландской лаборатории. Документы эти есть, анализы эти есть, их никто не прячет. Они там, собственно, где это производилось. Я не знаю, Олег, кто вам это сказал. То есть я подозреваю, кто вам это сказал про то, что кто-то что-то прячет. Но вы разберитесь с вашими источниками, объясните, что они вас подвели в данном случае, заставили вас выглядеть глупо, задавать здесь глупый вопрос и так далее.

Нет, я не буду больше про памятник. Хватит на этом месте. Я думаю, что наша слушательница Маша из Москвы уже удовлетворена моим ответом, и понимает, зачем они все съели столько говна.

Я хочу сказать о другом. Я хочу сказать о том, что, в частности, этот памятник послужил поводом для других дискуссий, более важных, более серьезных, в частности, дискуссии о месте этих самых спецслужб в том, что происходит в России сегодня и о том, что сегодняшняя Россия думает и о чем спорит относительно своего собственного прошлого.

Вот материал буквально вчерашний. В Твери продолжается судебный процесс. Я говорю, продолжается, потому что судебный процесс будет явно состоять из многих разных инстанций. Одна инстанция 25 февраля нынешнего года закончилась. Центральный районный суд Твери отказал в удовлетворении иска международного «Мемориала» (

организация признана иностранным агентом. - ред.

С.Пархоменко: Им важно расправляться с этой памятью. Они ее осознают как угрозу себе и как прямой ущерб себе

Помните, что это за история? Это история, с одной стороны, очень местная, очень локальная. И вот город Тверь место действия. С другой стороны, это сюжет чрезвычайно важный, мне кажется, во всероссийском масштабе, потому что это сюжет о том, как ФСБ выкручивало руки целому городу целым ведомствам типа прокуратуры, например и большому влиятельному для этого города учебному заведению. Выкручивало руки для того, чтобы решить свою эфэсбэшную задачу. Там на стенке этого самого Медицинского института тверского висело две доски. Одна — посвященная тому, что в подвалах этого здания размещалась местная НКВД, и там происходили пытки, допросы и расстрелы. А кроме того там же расстреливали людей из польского лагеря для польских военнопленных, неподалеку расположенного. И всё это было установлено и еще в 90-е годы обе доски совершенно законным образом были туда повешены.

А сейчас — это было весной 20-го года — будто бы местная прокуратура распорядилась их снять. А когда стали выяснять, что, собственно, случилось почему их сняли, выяснилось, что все отказываются. Прокуратура стала говорить: «Это не мы. Мы ничего снимать не требовали». И городская власть стали говорить: «Это не мы». И районная власть стала говорить: «Это не мы». И даже администрация этого самого Медицинского института стала говорить: «Не мы».

А всё сошлось к тому, что в какой-то момент приехал из Москвы какой-то таинственный человек без имени, без погон, без звездочек и без опознавательных знаков, но с интересным удостоверением в кармане, который, собственно, эту процедуру и организовал, сам там присутствовал, проследил за ней. Потому что им важно расправляться с этой памятью и освобождаться от этой памяти. Они ее осознают как угрозу себе и как прямой ущерб себе.

Так что те, кто говорят, что это давно уже в прошлом, что на самом деле нынешние спецслужбы не имеют никакого отношения ни к каким дискуссиям многодесятилетней давности, и не надо это всё связывать, и, в конце концов, весь этот террор закончился успешно в 1938 году, что честный человек Берия пришел и стал руководить этими спецслужбами и как-то разобрался с теми злоупотреблениями, которые был раньше, и на этом вопрос должен быть закрыт, — мы слышим эти сообщения удивительные сегодня много раз в самых разных аудиториях.

Так вот со всем этим нужно прекратить, потому что влияние и прямое участие этих спецслужб в такого рода процессах происходит на наших глазах, мы их видим, и вот даже суды этому подчиняются, как подчинялся суд в Твери.

Я остановлюсь на этом месте. И продолжим после новостей во второй половине программы «Суть событий» со мной, Сергеем Пархоменко. Новости.

НОВОСТИ

С.Пархоменко

И мы говорили перед перерывом о том, как связаны, казалось бы, несвязанные вещи, как связана история с памятником на Лубянской площадью в Москве и эти, кажется, все-таки, не состоявшимся военным переворотом в Армении и с угрозой военного переворота, которая всегда висит над Россией и, по всей видимости, принимает постепенно форму угрозы переворота спецслужб, которые играют здесь, в России ту роль, которую в других, менее изощренных, назовем это так, странах играет, собственно, армия.

А вот в России эта самая силовая, спецслужбистская корпорация на этом месте. И они вылезают отовсюду, даже в таких, казалось бы, локальных конфликтах, но, в то же время очень символических, очень ярких, полных всяких эмоций, полных горя для огромного количества людей, чьи предки были погублены в годы массовых политических репрессий в Советском Союзе. Там тоже вылезают эти уши, эти погоны, эти козырьки и разные другие выступающие части тела этих людей, сидящих на Лубянке, которые, по-прежнему пытаются продолжать управлять текущей жизнью и, в частности, управлять историей, управлять памятью. Мы время от времени их в этой ситуации отлавливаем.

Вот вам другая связь. 27-го февраля 2015 года — это в отличие от нынешнего года была не субботу, у нас с вами 27-го февраля завтра, а в 15-м году это была пятница. И здесь, на «Эхе Москвы» сидел в студии Борис Немцов вместе с Лариной и Виталием Дымарским. И это был его последний эфир, и это было его последнее выступление перед большим количеством людей, перед большой аудиторией, каковой является аудитория радио «Эхо Москвы». Мы тогда этого не знали. Никто не знал, что это его последний раз. Он вышел из студии. Мы встретились с ним здесь, в гостевой комнате, потому что сразу за ним была моя очередь. Я должен был придти и вести такой же точно эфир программы «Суть событий». И мы с ним поспорили довольно жарко, довольно страстно, что я даже опоздал в этот эфир. Спорили мы о марше, который должен был произойти на следующий день, который, в конечном итоге, после того, той же ночью Немцов был убит, превратился в марш его памяти.

Знаете, о чем должен был быть этот марш? Что-то никто про это не вспоминает. Вот я распечатал себе стенограмму его этого последнего эфира с Ксенией Лариной и Виталием Дымарским. И вот он говорит там: «Есть требования политического характера. Есть требования социально-экономического характера для этого марша. Если позволите, я их коротко перечислю. Политические требования ключевые — это немедленное прекращение войны с Украиной. Вы знаете, что Путин год назад, — дело было в 15 году, — начал агрессию против Украины. Почему я говорю, год назад? Потому что 27 февраля прошлого года, вы знаете, вооруженные люди захватили здание парламента Автономной Республики Крым. Потом 47 депутатов, не имея кворума, эти депутаты под дулам автоматов проголосовали за референдум 27 февраля. Это было год назад».

И Ксения Ларина у него спрашивает: «А вы знаете, что теперь праздник у нас?». Немцов говорит: «Ну да, теперь праздник». Ларина: «Называется: День силовых операций».

С.Пархоменко: У одних будет День Сил специальных операций, а у других будет день памяти Бориса Немцова

Вот завтра мы с вами будем, действительно, праздновать формальный праздник, который существует в Российской Федерации. Он называется не совсем так, как моя коллега назвала его. Он называется: День Сил специальных операций. И, конечно, эта дата выбрана не случайно. Она, собственно, напоминает нам ежегодно о событиях в Симферополе 27 февраля 2014 года, о том, что… вот, например, я посмотрел, что писал в прошлом году главный печатный официальный орган Российской Федерации. «Российская газета». Она писала так: «27 февраля поднялись над Крымом первые флаги Российской Федерации», — вот таким эвфемизмом они это обозначили. Знаете что такое эвфемизм? Это когда чем-нибудь невинным прикрывают что-нибудь ужасное.

Таким образом, завтра у нас праздник. И, я думаю, что в этом есть, конечно, какой-то очень большой символ, что Борис Немцов фактически своей собственной жизнью и своей собственной смертью защитил нас от этого чудовищного праздника. От он как бы собою заменил этот праздник. И поэтому вместо того, чтобы просто молча пережить завтрашний день, понимая, что мы дожили до того, что мы живем в стране, в которой существует вот такой День Сил специальных операций, мы вместо этого пойдем и положим цветы на мост, на то самое место, где был убит Борис Немцов — некоторые из нас, те, кто захотят, те, у кого есть какое специальное чувство для этого либо до того, с утра, либо вечером, после того поедут на Троекуровское кладбище, где его могила и где, я уверен, завтра будет и много людей, много цветов, много каких-то памятных знаков, свечек, икон, кому что хочется положить на эту могилу. Может быть, кто-то положит маленький камушек, как положено по еврейской позиции, когда на место, где похоронен человек, каждый приходящий кладет маленький камушек, и вот образуется такая куча, которая символизирует поток людей, и по размеру ее можно понять, много ли здесь было людей, которые пришли поклониться памяти этого человека. Может быть, кто-то так поступит, потому что Борис Немцов все-таки имел отношение и к российскому еврейству, несомненно, и никогда от этого не отказывался. А в то же время был, несомненно, и очень русским человеком. Так бывает.

Так что вот эта антитеза, это соперничество, оно налицо и в этой ситуации тоже. У разных людей в России завтра будет два разных дня. У одних будет День Сил специальных операций, а у других будет день памяти Бориса Немцова и гнева в отношении убийц Бориса Немцова в широком понимании слова «убийц».

Несомненно, это не только те люди, которые нажимали на курок, Но и те люди, которые технически организовали эту операцию, и те, кто идеологически вдохновили эту операцию, и те, кто первоначально санкционировали эту операцию на самом верху, и те, кто создали моральные и идейные условия, которые сделали эту операцию возможной и уместной в Москве и в России, и те, которые обеспечили потом безопасность исполнителям, организаторам и заказчикам это операции, уводя в сторону всякие подозрения, и те, кто до сих пор обеспечивает идеологическое прикрытие этой истории, бесконечно рассказывая нам о том, что в действительности за всем этим были какие-то совершенно посторонние мотивы, что он с кем-то поссорился за чью-то девушку или позволил себе произнести какие-то неуважительные к кому-то слова или еще что-то.

Это, несомненно, было политическое убийство, хорошо подготовленное, тщательно организованное, скрупулезно исполненное, в совершенно символическом месте, непосредственно у стен Кремля. И в нем нет фактически ничего случайного.

Вот такие два дня произойдут в течение одного дня у двух разных Россий. Половина России будет праздновать такое, половина России будет праздновать сякое… Нет, вру, не половина ни в том, ни в другом случае. Маленький кусочек — одно, маленький кусочек России — другое. И большая-большая часть России останется совершенно равнодушной к тому, что завтра символически будет происходить и с первой и второй группой.

Хорошо бы смысл этого дня понимать, и хорошо бы, чтобы люди все-таки не совсем умершие в душе своей, которые сохранили какое-то естественное, живое чувство в отношении того, что вокруг них происходит, понимали, как стоит этот вопрос. Может быть, это заставит вас завтра все-таки высказаться. Я очень надеюсь, что не только в Москве, где есть этот мост, место, куда можно придти, но и во множестве других российских города, где такое место может быть символичным — это может быть мост на вашей реке. Мне кажется, что мост может быть символом Бориса Немцова и того, что он делал.

И если вы находитесь в Костроме, приходите на прекрасный большой мост, который там есть. Мало ли, в каких города есть большие, значимые мосты. Вот в Петербурге есть множество мостов. И один из этих мостов мог бы оказаться символом солидарности с Борисом Немцовым и символом, скажем так, отношения здравых, разумных, гуманных, честных людей к тем, кто 27 февраля назвал Днем Сил специальных операций. Я не знаю, я не живу в Петербурге, я не могу этим распорядиться и даже не могу ничего советовать. Но, мне кажется, там достаточно людей, которые могли бы выбрать правильный мост для этого.

А где-то нет моста, но зато есть место, связанное с Борисом Немцовым. Я уж не говорю о Нижнем Новгороде, где память о Борисе Немцове жива и очень горяча. И я нисколько не сомневаюсь, что люди дам найдутся для того, чтобы правильным образом повести себя в этот день.

А дальше вот еще одна операция российских спецслужб, о которой очень многие просят меня тоже высказаться. Это то, что связано с конфликтом вокруг международной организации Amnesty International и того решения, которое они приняли по поводу Навального. Вы знаете, мне в самом этом решении самом по себе не видится абсолютно ничего необычного. Не потому, что прецеденты уже были. Вот все упоминают Нельсона Манделу и всякое прочее. По-моему, вопрос даже не в этом. А вопрос в том, что мы ведь даже с вами много сталкиваемся в гораздо меньшем масштабе, но для нас это стало совершеннейшей рутиной, вот с такой деятельностью, которую бы я знавал атакой троллей на какую-то формализованную корпорацию.

С.Пархоменко: Ровно так же была организована троллячья атака на Amnesty International

Чаще всего мы видим это во всяких социальных сетях, например, в Фейсбуке. Сколько тысяч раз мы с вами слышали уже о том, что там появляется какой-то человек, какая-то фигура, и на эту фигуру набрасываются безымянные, не имеющие лиц, не имеющие никакой атрибуции пустые информационные привидения, которые организуют атаку, которые организуют потом клеветы, оговора, поток всякой лжи, поток всяких передержек, натяжек, всяко бесконечной демагогии и лицемерия для того, чтобы этого человека заткнуть, от него избавиться, или отвлечь от него его аудиторию, или вовлечь, наоборот, эту аудиторию в какой-то скандал или что-нибудь вроде этого.

Это хорошо отработанная, надо сказать, довольно эффективная технология — технология этих массовых троллячих атак. Мы это видим и в онлайн-пространстве. Мы это видим и в тех случаях, когда происходят какие-то большие события в окружающей жизни. В конце концов, так это было во время выборов 16-го года в США, так это было во время французских выборов, когда эти наемные тролли поддерживали с помощью своей активной деятельности в интернете экстремистские партии, экстремистских кандидатов вроде Марин Ле Пен. Так это было во время выборов в Германии, когда они продвигали и выталкивали вперед экстремистскую партию «Альтернатива для Германии». Так это было во время всяких сепаратистских конфликтов в Европе. По всей видимости, так это было и по поводу брекзита в Великобритании.

Это работа этих людей. Их нанимают на эту работу в массе своей. Время от времени всё это прорывается наружу. Время от времени кто-нибудь из них начинает разговаривать. Время от времени кого-нибудь из них ловят при исполнении им этих гнусных обязанностей.

Вот ровно это самое произошло и в данном случае. Ровно так же была организована эта троллячья атака сначала на всякие национальные отделения Amnesty International, а потом это все превратилось в поток жалоб, поток нелепостей, поток клеветы, который привел к этому решению.

Оказывается, что те корпорации, которые в значительной степени формализованы — а формализованы в современном мире просто большие корпорации, серьезные, распределенные, которые действуют одновременно во многих странах, те, которые объединяют мнения многих людей — либо социальные сети, либо всякие большие общественные организации. В них существует протокол, некий алгоритм принятия решений, предназначенный для того, чтобы в той ситуации, в которой происходит какой-то сложный процесс, в котором участвует много живых людей, все они говорят какие-то вещи, каждый на свой лад, раздается такой шум и гам. Надо принять какое-то решение. Вот существует инструкция: надо поступить вот так. И в целом обычно это очень полезно.

Это приводит к тому, что эти корпорации устойчивы, что они могут противостоять внешнему давлению, либо, например, давлению изнутри, давлению излишнего внутреннего хаоса, к которому тяготеет любая, слишком большая корпорация.

Иногда мы видим, как протокол, процедура спасает такие колоссальные структуры, как, например, государство США, которое просто спаслось от этого трамповского безумия, благодаря тому, что оно следовало разным процедурам и протоколам, некоторые из которых кажутся нам вполне абсурдными, некоторые кажутся натянутыми, преувеличенными, но, тем не менее, это оказалось наилучшей страховкой от безумца, который оказался во главе целой страны. Страна устояла, страна уцелела, страна дожила до следующих выборов, выбрала следующего президента, и теперь будет жить дальше и забывать про этот 4-летний ужас как про страшный сон.

Вот так это чаще всего и бывает. Но бывает сбой. Бывает, когда механическое следование процедуре приводит к неким неприятным последствиям, к репутационному ущербу, в частности, и так далее. Так произошло в случае с Amnesty International и с Навальным. Была поднята троллями, управляемыми троллями — откуда управляемым? — из Russia Today, разумеется. В данном случае следы ведут туда и наиболее активный из этих троллей, он просто прямо работал на Russia Today, находился в прямом подчинении у потной женщины, которая во главе этого всего находится.

Так что, я думаю, что механизм очень прозрачен. А дальше возникает такое рефлекторное, протокольное решение. Конечно, не надо ничего преувеличивать относительно его последствия. Это не повредит ни в целом репутации Навального, ни его перспективам получения разного рода международных премий. Всё это надо довольно истерические выводы, которые совершенно не основаны на анализе того, как эти премии действуют. Я просто слежу за этим специально. Я не знаю, кто сегодня в Европе человек, который собирает, не предпринимая, надо сказать, для этого никаких усилий — он просто не может их предпринимать, он, как мы понимаем, находится в заключении — кто человек, который собирает это больший премиальный урожай, и урожай выражения отношения к тему самых разных структур, самых разных корпораций, самых разных стран, самых разных традиций. И мы с вами постепенно про эти премии будем узнавать.

И я даже не имею, например, в виду премию, к которой сам имею некоторое отношение, о которой было объявлено сегодня. Может быть, вы слышали, что наиболее престижная журналистская независимая премия в России «Редколлегия» сегодня объявила о том, что она награждает этим журналистским призом авторов фильма «Дворец для Путина». В этой авторской группе есть и сам Алексей Навальный, есть Мария Певчих, есть Георгий Албуров. И это именно журналистская награда.

Я, например, считаю, что это очень правильное решение. И я был одним из тех, кто поддерживал как член жюри этой премии, потому что это, действительно, выдающаяся журналистская работа, помимо ее политического влияния, помимо ее каких-то идейных правил и достоинств. Это просто очень высококлассно сделано. Но я говорю сейчас о разного рода политических премиях. Их не станет меньше. И выражений солидарности с Навальным и требований освободить его не станет меньше. В этом смысле решение Amnesty International ничего нового нам не открывает.

С.Пархоменко: я был одним из тех, кто поддерживал как член жюри этой премии, потому что это выдающаяся журналистская работа

Открывает кое-что наблюдение за реакцией на это, начиная от того, что мы видим какое-то количество людей, которые анализируют очень неглубоко и очень предвзято и просто помогает понять, как к этим людям дальше относиться. Но, конечно, отдельное живописное зрелище представляет из себя это абсолютно павианье стадо людей, которые ликовали по этому поводу. Действительно, на знаю, с чем это еще сравнить, кроме как с любимое передачей моего детства «В мире животных», где навсегда в моей душе осталось это поразительное зрелище стада павианов с огромными пунцовыми, налитыми кровью задами, которые прыгают, скачут, орут и зады эти друг другу демонстрируют. Это как-то очень важная часть их социальной жизни — эти красные жопы.

И вот они ликуют по какому-то поводу. Вот мы видели это ликование среди людей, которых я называю залупинцами, звезденышами и прочими, ну, вы понимаете класс этих людей. Я уже, мне кажется, всех приучил к этим наименованиям. Они постепенно начинают жить сами, и люди проникаются как бы значением этих слов.

Они ликовали. Мы посмотрели, как они ликуют и по какому поводу. Мы теперь представляем себе, что бывает, когда их охватывает эта эйфория, ощущение счастья, ощущение, что мечта их сбылась, что представление о том, что, наконец, на их улице получился праздник, и вот как-то целая Amnesty International целого Навального извлекла из списка узников совести.

Ну, вот я, например, узник совести сижу здесь перед микрофоном. Потому что это совершенно механическая процедура. И знаете, не нужно каких-то больших достоинств и усилий, чтобы сделаться узником совести.

Я, например, сделался узником совести ровно 7 лет тому назад в тот момент, когда я был с группой других людей задержан на ступеньках, кажется, Замоскворецкого суда. Это было в тот день, когда объявляли первые результаты так называемого «болотного дела». Я тогда был задержан, я тогда был обвинен. Обвинение это тоже был абсолютно лживое и абсурдное. И, тем не менее, я был оштрафован, а дело было передано в ЕСПЧ, и он, конечно, принял свое решение. Российская Федерация согласилась с этим решением, признала решение ЕСПЧ о том, что я был обвинен бессмысленно, лживо и несправедливо и выплатила мне ту компенсацию, которую превратил тогда Европейский суд. Вот одним из эпизодов этого было то, что я вместе с другими людьми, задержанными тогда около этого суда, был объявлен узником совести.

Это мне что-то добавило или это меня к чему-нибудь обязывало, или чего-то убавило? Ну, само по себе нет, кроме того, что я испытал тогда большую благодарность к этой большой международной организации Amnesty International, что она обратила внимание на то, что происходит в России и правильным образом это интерпретировала.

Алексей Навальный был много раз объявляем узником совести за время своей политической карьеры. В какой-то момент это привело к такому недоразумению. Я нисколько не сомневаюсь, что оно в какой-то момент будет исправлено, и вся эта глупая история с механизированным анализом того, что происходит в русской политике, будет преодолена и послужит, между прочим, хорошим уроком.

Я думаю, что в этой ситуации Алексею Навальному будут очень благодарны многие другие люди, которые, с одной стороны, будут продолжать политическое сопротивление, а, с другой стороны, всегда будут рисковать, что найдутся тролли, которые из давнего прошлого извлекут какие-то неосторожно сказанные слова, неверные жесты или что-то давно преодоленное, и давно преодоленное не тем, что кто-то извинился по этому поводу. Вопрос же не в механических извинениях, не в том, что «а вот он должен сказать, что он так больше не будет».

Да нет же, он должен сделать что-то. И мы знаем, что Навальный сделал очень много для того, чтобы разного рода националистические тенденции, элементы фашизма в том понимании, которое вкладывал в слово «фашизм» Умберто Эко, чтобы они были преодолены и ушли из российской политики. Он это сделал. И это гораздо важнее будет делать еще вне зависимости от того, сколько времени он будет находиться в тюрьме, заложниках и сколько времени эта машина будет таскать его и волочить его, и мучить его так, как она делает это сейчас, когда он отправился по этапу, о чем мы с вами поговорим в следующих наших программах.

Я Сергей Пархоменко. Большое спасибо, до будущей пятницы. До свидания! Встретимся завтра на Немцовом мосту.