Суть событий - 2014-03-07

С. ПАРХОМЕНКО: 21 час и почти 11 минут в Москве, это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко, добрый вечер. Как всегда по пятницам, обсуждаем с вами важнейшие события недели. Номер для смс-сообщений - +7-985-970-45-45, +7-985-970-45-45, он уже работает, я уже вижу сообщения, так что, тут все в порядке. Сайт www.echo.msk.ru, на нем масса всяких технических возможностей и приятных занятий: можно смотреть трансляцию прямого эфира отсюда, прямо из студии, можно там играть в кардиограмму прямого эфира, раз в минуту голосуя за то, нравится или не нравится вам то, что вы слышите. Можно отправлять прямо там сообщения ко мне на экран. В общем, сайт – полезная очень вещь в процессе прослушивания наших программ, рекомендую постепенно к этому привыкнуть, к совмещению этих двух занятий.

Ну вот. А еще была возможность задавать вопросы на протяжении последних суток. Так всегда, перед каждой программой открывается специальная рубрика у нас на сайте прямо на первой странице, и можно там повесить вопросы, я потом на эти вопросы ориентируюсь, когда составляю, ну, какой-то примерный план предстоящей программы и намечаю какую-то ее канву. Так что, большое спасибо всем тем, кто эти вопросы там развешивает, иногда бывает очень полезно посмотреть, что в точности вас интересует к очередной пятнице.

А я, знаете, зацеплюсь за предыдущую программу, за нашего предыдущего гостя, замечательного профессора Андрея Борисовича Зубова, который, ну, в некотором роде прославился. Плюс ко всей своей замечательной и так существующей славе историка, ученого и преподавателя, ну, вот прославился на протяжении последней недели, с тех пор как написал замечательную статью, в которой провел параллели между тем, что делает Россия в Крыму, и тем, что делал германский фашистский режим в Австрии перед аншлюсом Австрии. Вообще, мне кажется, пора привыкать к этому термину. Аншлюс Крыма – вот это, собственно, то, что предполагает осуществить Россия. И не надо тут, знаете, ни на кого обижаться. Ну, термин есть термин.

Да, мне показывают, чтобы я как-то убрал руки от микрофона, не трогал его, не щелкал по нему. Да, иногда бывает. Все-таки непрофессионал есть непрофессионал, даже за 10 лет не могу привыкнуть. Извините.

Да, так вот, термин есть термин, знаете, какие-то термины к нам возвращаются из истории. Вот вернулся термин «аншлюс». Надо привыкать, надо как-то учиться им пользоваться. Возвращается термин, например, термин под названием «изоляция», под названием «интернирование». Помните, те, кто следили, скажем, за польскими событиями 80-х годов, когда там у власти оказался Ярузельский и когда в Польше было объявлено военное положение, для того чтобы как-то попытаться придушить тогдашнюю «Солидарность». Ну, вы знаете, чем это кончилось, это кончилось окончательной потерей власти для коммунистов в Польше. Ну, вот тогда вот это слово «интернирование» использовалось чрезвычайно часто. Давайте его постепенно принимать к обращению. Потому что, ну, например, то, что произошло с Алексеем Навальным на этой неделе – это, собственно, и есть интернирование, это вот такая досудебная процедура, до, так сказать, определения его уголовной вины, помещение его в изоляцию от окружающего его общества. При этом понятно, что истинная цель этой изоляции, она не имеет никакого отношения к тому уголовному делу, под предлогом которого она осуществляется. Мы же с вами понимаем, что как-то никто не просил Навального поместить под этот самый домашний арест. Ну, впрочем, мы с вами говорили об этом в прошлый раз. Я к тому, что слово возвращается, нужно слово это припоминать.

Так же, как нужно припоминать, например, слово «сопротивление» - важное, полезное слово и важные и полезные какие-то обычаи его употребления в речи. Ну, например, помните чудесную историю, как поляки прикалывали к лацканам своих пиджаков и к своим, там, платьицам, кофточкам, прикалывали выломанные из старых радиоприемников такие маленькие сопротивления, да, такую радиодеталь сопротивление. Ну, я думаю, что если вы… если человек молодой, то ему родители могут рассказать, как это выглядит, а человек постарше это видел. Вот эти радиодетали были символами сопротивления.

Ой, что это я сказал? Как бы у нас тут не закрыли программу «Радиодетали» под это дело, не объявили ее какой-нибудь особенно крамольной. А, может быть, пора переименовать программу «Радиодетали» в «Сопротивление»? А, Орех с Николаем Александровым? Вы уж подумайте, по-моему, не такая плохая идея.

Да, так вот, я обещал вернуться, точнее, зацепиться за нашего предыдущего гостя, за Андрея Борисовича Зубова, возвратителя в нашу речь слова «аншлюс». Вот каким образом я за это зацеплюсь. На этой неделе произошло одно замечательное событие, на мой взгляд, очень важное, очень содержательное, и которое будет иметь, на мой взгляд, довольно существенные для нас для всех последствия, несмотря даже на то, что оно осталось практически незамеченным, очень мало было на эту тему публикаций. В России создано Вольное историческое общество. Это чрезвычайно важная вещь. Несколько очень хороших историков, причем не каких-то там подпольных бунтовщиков, а людей очень заслуженных, очень уважаемых в своей профессиональной среде, очень преуспевших. Среди них большое количество профессоров, преподавателей, членкоров Академии наук. Среди них… ну, вот давайте я назову несколько фамилий, и вы поймете, кого я имею в виду. Вот Игорь Данилевский, например, доктор исторических наук и завкафедрой одной из исторических кафедр в Высшей школе экономики, и автор знаменитого замечательного школьного учебника. Аскольд Иванчик, мой давний друг, член-корреспондент Российской академии наук, очень известный историк-античник. Сергей Аркадьевич Иванов, профессор тоже Высшей школы экономики и доктор наук, вы его хорошо знаете, он много раз здесь был в эфире. Замечательный школьный педагог, и теоретик и практик этого дела, и автор многих учебников Леонид Кацва. Известный очень многим блогерам, как это ни удивительно, Иван Курилла из Волгоградского государственного университета, доктор исторических наук и профессор. И, например, Александр Михайлович Молдован, директор Института русского языка имени Виноградова. Как вы понимаете, это такая чрезвычайно важная, так сказать, институциональная должность. Или, например, Сергей Владимирович Мироненко, директор Государственного архива Российской Федерации, один из крупнейших российских архивистов и специалистов по этому делу. Никита Павлович Соколов, которого тоже вы хорошо знаете, известный российский историк и, так сказать, пропагандист настоящего исторического дела, и шеф-редактор журнала «Отечественные записки», и мой многолетний коллега по многим журналам.

Так вот, они вместе с коллегами – я прошу прощения у тех, кого я здесь не упомянул, там список достаточно большой – организовали Вольное историческое общество. И вот в манифесте этого самого Вольного исторического общества говорятся такие слова, которые я хотел бы здесь прочесть. Вот вы уж потерпите, я прочту небольшой абзац текста. Это не очень хорошее занятие, читать по радио, но, поверьте, это стоит того. Сформулировано, по-моему, очень точно, очень уверенно и очень уместно.

Итак, вот что они пишут в своем манифесте, эта большая группа российских историков. «Информационная революция резко обострила проблему «присвоения прошлого» противоборствующими общественными силами в собственных целях. Стали общедоступными огромные пласты исторической информации, массивы документов, появились разнообразные версии событий и толкования прошлого. Для безответственных политиков и предпринимателей открываются широкие возможности манипулирования сознанием людей путем подмены основанного на научной работе с источниками знания произвольными мнениями. Нарастает вал некорректных и прямо мракобесных публикаций, порождающих и закрепляющих исторические и социальные представления, противоречащие современному научному знанию. Особенно заметны сейчас следствия такого манипулирования в России, где оно не встречает должного отпора».

Вот это очень важная, на мой взгляд, вещь, и замечательно, что профессиональные историки объединяются, для того чтобы этому противостоять. Что называется, кто, как не они? Ну, знаете, еще осенью минувшего года, когда разгорелся вот этот огромный скандал вокруг чрезвычайно странной скороспелой конфискационной реформы Российской академии наук, при всем том, что реформа Академии наук очень нужна, но не такая, не грабительская реформа, не разрушительная реформа, несомненно, так вот, именно тогда встал вопрос о том, все-таки должны или не должны ученые отрываться от своих ученых занятий, жертвовать своими силами и своим временем, которое они так ценят и которое они предназначают для своих исследований, для того, чтобы заниматься общественной деятельностью, для того, чтобы организовывать какие-то свои гражданские, так сказать, структуры, для того, чтобы заниматься не своим делом. Вплоть до того, чтобы выходить на улицу.

Вы помните, как были такие целые манифестации профессоров и академиков у Государственной Думы, которые, к сожалению, кончались тем, что никто их совершенно не хотел выслушать. Ну, и вот, собственно, на минувшей неделе мы с вами пришли к совершенно фантасмагорической ситуации, когда один из известнейших российских математиков оказался осужденным по абсолютно абсурдному обвинению. И это, с одной стороны, было какое-то совершенно анекдотическое и в чем-то даже трогательное зрелище: полный Замоскворецкий суд людей, которые сидели и что-то такое чертили в своих тетрадках тем временем или обсуждали какие-то… Вот я отрастил себе большое ухо и прислушивался к некоторым разговорам людей, которые вместе со мною ждали этого самого суда над Виктором Анатольевичем Васильевым, главой Московского математического общества и известнейшим академиком, математиком. Так вот, я прислушивался к тому, что говорили людей, которые пришли, чтобы его поддержать. Ну, это совершенно невообразимое что-то, что они обсуждали, из каких-то высоких математических материй. И понимаешь, что действительно что-то такое сломалось, что-то такое серьезное произошло в обществе, чтобы вот эти люди вдруг оказались на точке конфликта, на точке противостояния между обществом и властью.

И вот историки, несомненно, оказываются здесь на каком-то совсем уж переднем краю. Я очень надеюсь, что и этот манифест, и другие документы этого Вольного исторического общества будут достаточно широко публиковаться, в том числе, я не сомневаюсь, что и «Эхо» будет принимать в этом участие. И я думаю, что создателей этого Вольного исторического общества много раз будут приглашать сюда в эфир, и они будут иметь слово, и они смогут выступать перед вами, и они смогут публиковаться там, где все-таки их готовы будут выслушать. Таких изданий все меньше и меньше, телевидений таких, я боюсь, скоро совсем не останется. Вот «Дождь» вроде доживает, к сожалению, свои последние недели. Вот. Так что, мне кажется, что у этого события будут довольно существенные последствия. И мне кажется, что нам предстоит слышать об этих людях. Потому что, потому что они становятся нам нужны каждый день.

И вот я сегодня провел два часа своей жизни, отправившись, чтобы посмотреть из любопытства, что такое вот этот самый путинг. Вот этот провластный, проправительственный, прокремлевский, искусственно собираемый так сказать митинг, собираемый там, где никогда не разрешают проводить свои массовые мероприятия представителям оппозиционных и, во всяком случае, таких неправительственных, негосударственных сил. Митинг, собранный, я бы сказал, в очень странных организационных обстоятельствах.

Мне доводилось несколько раз принимать участие в подаче заявок на регистрацию массовых мероприятий, и я знаю примерно, как устроен документооборот по этой части. И я совершенно не понимаю, каким образом люди, которые организовывали этот митинг, могли получить формальное согласование. Ну, разве что они знали о предстоящих крымских событиях заранее. Может быть, они знали до того, как они в реальности произошли. Ну, это тогда многое объясняет, они тогда могли бы подать свои заявки заблаговременно. Либо налицо просто презрение к этой процедуре и налицо просто ситуация, когда есть те, которым можно, и те, которым по закону, и есть некоторая разница между ними. Но это так, технологии.

Так вот, я пошел на этот митинг, на митинг-концерт, с позволения сказать, на Васильевском спуске, в самом центре города, на краю Красной площади, там вот за спиной у собора Василия Блаженного. Я о нем много слышал, много читал, видел в интернете благополучно утекшие туда схемы расстановки искусственно привозимых туда участников. Вот в первых рядах будут стоять спортсмены, дальше будут стоять представители ЖКХ, дальше будут стоять какие-то строители, дальше будут стоять еще такие, еще сякие. Ну, посмотрите, вы найдете в интернете. Ну, если есть Фейсбук, можно просто в моем Фейсбуке посмотреть, я там тоже вывесил эту схему, она очень смешная. А потом просто посмотрел своими глазами, как это выглядит.

Ну, сколько, вам сказали по официальному телевидению, туда пришло народу? 65 тысяч человек? Ну, моя оценка – скажем, 3 тысячи, вот так бы я оценил бы количество людей, которые там стояли. Ну, уже через примерно 20 минут после начала этого митинга большой такой плотный поток людей шел через Красную площадь, удаляясь вон от этого места. А ровно через час после начала, вот в пять часов, так сказать, пробило формальное начало этого мероприятия, в шесть часов, через час, произошел формальный финал этого мероприятия, и народ бросился оттуда врассыпную.

И это было, конечно, такое трагикомическое зрелище, когда человек, который вел этот самый митинг… есть такой когда-то актер театра и кино по имени Евгений Герасимов, может быть, вы его помните, в последнее время он известен больше как депутат Московской городской Думы, такой очень послушный, очень манипулируемый, очень надежный, так сказать, слуга, вот он вел этот митинг. И, конечно, это было совершенно поразительное зрелище, как он один долго-долго тянул «Ура-а-а-а-а-а…», вот сколько у него хватало дыхания, гораздо дольше, чем у меня. И вот это вот «а-а-а-а-а…» такое одно-одинешенько висело над этой площадью, потому что ни одна живая душа ему не ответила, и, в общем, даже более или менее лицом к нему в этот момент никто не повернулся.

Но, что меня во всем этом интересует, помимо вот этого действительно жалкого зрелища этих людей, которых свезли туда в последний предпраздничный день, разрешив им закончить рабочий день на, там, 4 часа раньше, чем полагалось им по расписанию, и, видимо, пообещав, там, какой-то отгул, или что еще им обещают за то, что они таскают эти одинаковые транспаранты? Кстати, очень странные транспаранты. Во-первых, совершенно очевидно, что они изготавливаются в промышленных масштабах, более или менее одни и те же. Во-вторых, они носят какие-то очень странные на себе следы. Например, они скреплены при помощи каких-то очень странных таких пломбировочных бирок. Ну, вот кто, например, внимательно смотрел, как выглядит избирательная урна, или, может быть, кто работал, там, наблюдателем или членом УИКа во время выборов, тот легко узнал бы эти бирки. Это такие пластмассовые, такие штучки защелкивающиеся с прямоугольным таким лепестком, на котором написан номер. Очень характерная такая штучка. Вот с помощью вот этих защелкивающихся бирок почему-то было изготовлено большое количество этих транспарантов и флагов. Я даже их сфотографировал и вывесил у себя в Фейсбуке. Вот удивительная история, кто это делает, и, собственно, из чего они это делают, и зачем им эти бирки? То ли они боятся, что их украдут, что ли, эти транспаранты, и это предмет какой-то строгой отчетности – не знаю.

Но главное – что на них написано. Среди этих немногочисленных, надо сказать, вариантов этих транспарантов… они, в общем, более-менее все были одни и те же. Ну, там есть какие-то совсем смешные и безграмотные. Ну, например, «Мы своих за деньги не меняем» написано там было. Именно не «на деньги», а «за деньги не меняем». Причем, вот как кто-то один раз совершил эту ошибку, так они и воспроизвели в огромном количестве экземпляров этот лозунг с этой ошибкой. Но много было там лозунгов, типа «Фашизм не пройдет». Вот это на самом деле работа для этого самого Вольного исторического общества. Потому что нельзя такие серьезные вещи, такие важные слова и такие серьезные эмоции разменивать вот таким образом.

Мы многие десятилетия – мы, наши родители, наши бабушки и дедушки – жили с тем, что ничего страшнее фашизма нет, и что нормальный человек должен иметь такой фактически автоматический рефлекс на это слово. В тот момент, когда он это слышит, должны волосы вставать дыбом, должна кожа покрываться мурашками, и ответ должен как-то рваться прямо из души. Вот сегодня люди, которые играют с этим словом, люди, которые заставляют на своих искусственных лживых механических митингах ходить людей вот с этими транспарантами, людей абсолютно равнодушных, абсолютно хладнокровных к тому, что написано у них над головой, они убивают этот рефлекс, они его разлагают.

Давайте на этом месте я остановлюсь и к этой самой мысли вернусь через 3-4 минуты, после новостей, во второй половине программы «Суть событий». Не удаляйтесь, пожалуйста, от радиоприемников.

НОВОСТИ

С. ПАРХОМЕНКО; 21 час и 35 минут, это вторая половина программы «Суть событий», я Сергей Пархоменко. +7-985-970-45-45 – это номер для смс-сообщений, +7-985-970-45-45. Есть еще сайт www.echo.msk.ru – заходите и пользуйтесь многочисленными его возможностями.

Мы обсуждали с вами, что вот такие искусственные митинги и искусственно раздаваемые лозунги, искусственно накачиваемые страсти, искусственно внедряемые слова, они очень сильно притупляют те естественные и правильные рефлексы, которые у людей есть. Ну, действительно, мы привыкли к тому, что реакция на слово «фашизм», на понятие «фашизм», на тень фашизма, на угрозу фашизма, у каждого из нас фактически рефлекторна. Сегодня этим рефлексом хотят воспользоваться для того, чтобы решить вполне конкретную, вполне локальную, вполне практическую цель: оправдать некоторую политическую комбинацию, которую разворачивает сегодня российское руководство, совершенно не стесняясь несуразностью этого.

И здесь чрезвычайно важная, чрезвычайно важная… я вот хочу найти среди смсок тут две, которые показались мне очень уместными. Вот одна, сейчас зачту вам, объясню, почему я за нее тут зацепился. Так вот, здесь чрезвычайно важна мысль о том, что в тот момент, когда государство, и в тот момент, когда лидеры сегодняшней России, люди, которые претендуют на роль, так сказать, каких-то там отцов и матерей нации, начинают говорить о том, что нам необходимы скрепы, о том, что необходимы устои и так далее, именно в этот момент этими скрепами оказываются вот эти самые пластмассовые бирки, которыми скрепляются искусственные, ненатуральные, неискренние, поддельные вот эти самые носители эмоций на организованных митингах.

Один из моих слушателей сейчас, вот я сейчас его отыщу, сейчас его отыщу… пишет мне: «А что, - говорит он, - я был на митинге, добровольно. Все ты перевираешь», - пишет мне Виктор из Москвы. Виктор, ну, конечно, я вас там видел, вас и еще нескольких таких вас. Я нисколько не сомневаюсь, что на этом митинге было какое-то количество людей, ну, может быть, несколько десятков человек, может быть, даже несколько сот человек, которые пришли на него добровольно.

Но еще я видел, например, стоявших в первых рядах, ну, примерно сто человек в одинаковых таких красных стеганых жилетках, на которых было написано «Самбо-70». Я не поленился и посмотрел в интернете, что такое «Самбо-70». Это, судя по всему, какая-то вполне симпатичная организация. Ну, слово «симпатичная» вряд ли уместно в данном случае. Ну, это такая большая система спортивных школ, где учат детей и взрослых разным видам спорта, главным образом таким силовым, всяким спортивным единоборствам: боксу, дзюдо, самбо, кикбоксингу, каратэ и всяким таким… ну, всякому такому спортивному мордобою. И вот эти люди, собственно, составили первые ряды этого митинга. Я про них говорю, потому что их очень легко можно было там отличить: они были одеты одинаково и они, в общем, вполне демонстрировали свою одинаковость.

Ну, что вы хотите сказать, что они пришли на этот митинг добровольно, что ли, сами по себе? Вы хотите сказать, что никто их не организовал, не посадил в автобус и не привез туда? Вы хотите сказать, что не было человека, который отвечал за их присутствие на этом митинге? Вы хотите сказать, что их никто не собирал искусственно, они просто так нацепили эти свои красные жилетки и приехали стоять в этих первых рядах? Ну, что вы, Виктор, мне рассказываете? Мы с вами взрослые, по всей видимости, люди, и вы, и я, и хорошо себе представляем, как, собственно, это было сделано.

Но вот я теперь вернусь к каким-то более существенным политическим обстоятельствам. Вот аргумент, который я за последние дни в связи с украинской и крымской историей слышал многие десятки раз. «А что, разве Косово, - пишет мне Евгений, - разве Косово – не аналог Крыма? Где же логика?» Евгений, понимаете, вот оттого, что вам задурили голову этим фашизмом, оттого, что на вас бесконечно долбят, и долбят, и долбят, и долбят, и долбят вам в одну точку истории про этот самый фашизм в Крыму и про насилие одних над другими и так далее, вы начинаете что-то такое выдумывать.

Нет, Евгений, Косово – не налог Крыма, потому что в Косово шла война, там шла прямо настоящая война, со стрельбой, с автоматами, с гранатометами, с вырезанием целых деревень, с тем, что туда с нескольких сторон международные миротворческие силы вводили свои контингенты, для того чтобы развести воюющие стороны. И те были хороши, и другие были хороши. И анклавами, островами стояли там православные монастыри, вокруг которых происходили совершенно кошмарные события, и вырезались албанские семьи, наоборот, сербским населением. Там шла самая настоящая братоубийственная, смертоубийственная война. И то, что, в конечном итоге, мировому сообществу удалось просто сначала расставить там цепи людей, огромные контингенты этих миротворческих сил, всех этих голубых касок, для того чтобы просто разделить этих людей, которые резали там друг друга, сначала просто их разделить, развести, потом, спустя много лет, кое-как их слегка успокоить, потом попытаться найти какой-то статус, в котором все это могло бы существовать, потому что, ну, невозможно же вечно держать там все эти батальоны и полки, ну, это же не может всегда продолжаться, надо же искать все-таки какой-то выход, надо же предлагать людям какое-то политическое решение, более или менее приемлемое. Ну, никогда не будут довольны все, но все-таки какое-то количество людей более или менее смирятся с тем, что происходит, и можно будет хотя бы часть этих солдат оттуда вывести, то, что, собственно, происходит там сейчас.

Евгений, почитайте про это, это все очень легко найти, этой информации очень много. Нету никакой, вообще, совсем никакой аналогии между Косово и Крымом. За исключением того, что в одном случае и в другом случае была большая сторонняя держава, которая имела по этому поводу какую-то волю. В одном случае были Соединенные Штаты Америки, которые чего-то хотели в косовском кризисе, они как-то в нем участвовали, они как-то там присутствовали. Но суть косовского кризиса от этого совершенно не стала похожа на то, что происходит в Крыму. А в другом случае есть другая большая держава под названием Россия, которая чего-то хочет в крымском кризисе, у нее есть какая-то своя задача. И от этого крымская ситуация совсем не становится похожа на косовскую. Вот просто убедитесь в этом сами, вот возьмите и прочтите, потратьте на это в предстоящие вам три выходных дня, потратьте два часа своего времени для того, чтобы почитать, что происходило в Косово, и шоры с ваших глаз падут.

Вот, это просто один маленький пример того, как работает пропаганда. Вот если 50 раз, 50 тысяч раз сказать, что Крым – это Косово, если сказать, что американцам можно, а нам… вместо того, чтобы сказать «а нам нельзя», сказать «а нам тоже можно»… это тоже отличная логика.

Ну, вот я думаю, что между нами по улицам ходят и каждый день каждому из нас встречаются, просто мы об этом не знаем, встречаются убийцы, насильники, воры и грабители, которые пока еще не оказались в тюрьме. Ну, так устроена жизнь, что не всегда преступник оказывается наказан. И вот они здесь ходят, и мы с вами можем не сомневаться, что они нам иногда попадаются, мы просто об этом не знаем. Вот они свое преступление уже совершили, а наказание для них еще не произошло. Ну, и что? Давайте мы теперь решим, что мы тоже как-то, нам тоже можно? Он изнасиловал – и я изнасилую? Он ограбил – и я ограблю? Потому что, ну, ему же можно – ну так, и мне тоже можно. В чем, собственно, эта логика? Почему вы пытаетесь оправдать отчетливое злодейство, отчетливую подлость, совершенно очевидное свинство, которое происходит на ваших глазах, пытаетесь оправдать это тем, что а вот кому-то же когда-то можно было? Ну и что? Ну так, вы хотите быть лучше этого кого-то, которому когда-то было можно?

Вот Антон пишет, что мой дед был бандеровцем. Давайте, Антон, я вам расскажу, кем был мой дед. Мой дед, его звали Михаил Никитич Пархоменко, он был преподавателем истории русской литературы в Ярославском педагогическом институте. И в 1946-м году, вскоре после окончания войны, ему вместе с семьей приказали переехать в город Львов, вот в тот самый город Львов, который сегодня является центром вот этого самого западэнства. И там в этом городе Львове тогда советское правительство… ну, это были новые для Советского Союза территории, так называемая Западная Украина, которая, собственно, и оказалась в результате Второй Мировой войны в руках Советского Союза.

Так вот, советское правительство тогда восстанавливало Львовский университет, один из знаменитейших европейских университетов. Этот университет опустел, потому что его профессура частью была уничтожена еще до начала Великой Отечественной войны, вот в короткий период между присоединением Западной Украины к Советскому Союзу и началом Великой Отечественной войны. Часть профессуры была уничтожена советской властью, НКВД, потом другая часть профессуры была уничтожена немецкими оккупантами, которые там появились, потом третья часть профессуры была угнана в Германию во время немецкой оккупации. Четвертая часть профессуры добровольно ушла вместе с отступавшими немцами, когда наступали советские войска, потому что они не захотели остаться под советской властью и уехали в Европу, и большая часть из них потом так или иначе сдалась американским войскам по ту сторону Эльбы.

Ну так вот, короче говоря, Львовский университет опустел, и со всего Советского Союза стали собирать хороших преподавателей, для того чтобы восстановить Львовский университет. Такая была, так сказать, пропагандистская акция придумана. И вот мой дедушка Михаил Никитич Пархоменко был вместе со всей своей семьей перевезен из города Ярославля в город Львов и сделался там деканом филологического факультета. И следующие, с 46-го по шестьдесят, по-моему, второй год, да – сколько это? – 18 лет, или 16 лет, следующие 16 лет он и, в частности, мой отец, который совсем маленьким ребенком там оказался вместе с моим дедом, прожил во Львове. И, собственно, вот они-то и были объектом бесконечного террора и бесконечных нападений со стороны тех бандеровцев, остатки которых в то время еще существовали, и существовали там до самого конца 50-х годов.

И я, например, знаю, что моему дедушке, который был преподаватель истории русской и советской литературы и деканом филологического факультета, ему выдали револьвер, для того чтобы он мог ходить по улицам Львова и, в случае чего, мог себя защитить. И в какие-то особенно напряженные периоды был охранник, который дежурил в подъезде дома, где жили вот эти самые профессора, которых привезли во Львовский университет, и был другой охранник, который дежурил на входе в университет.

Вот такими бандеровцами были мои родные. Дорогой Антон, вы, пожалуйста, никогда больше мне про это не говорите.

Но я немножко отвлекся. Я хотел бы вернуться к ситуации в Крыму и на Украине. Я думаю, что одним из самых серьезных событий минувшей недели было то предательство, которое на наших глазах совершило руководство России по отношению к своей собственной армии. Я думаю, что мы должны с вами честно, откровенно и ответственно таким образом это квалифицировать. Сначала президент страны, а потом министр обороны, я имею в виду Сергея Шойгу, нынешний министр обороны, не тот, который был амнистирован после того, как было доказано, что он жулик и мошенник. Так вот, не этот министр обороны, другой, нынешний министр обороны, а также нынешний верховный главнокомандующий, президент страны Владимир Путин, последовательно заявили о том, что части российской армии, которые по их приказу были направлены без опознавательных знаков в Крым, на самом деле к российской армии никакого отношения не имеют и, таким образом, под защитой российского государства не находятся. Они таким образом дали понять, что с этими людьми можно делать что угодно: их можно брать в плен, на них можно покушаться, их можно убивать, им можно наносить любой ущерб. Россия никакой ответственности за своих солдат не несет, она их предала.

У нас с вами нет никаких сомнений, я подчеркиваю, никаких сомнений, что люди, которые получили в Крыму вот это самое насмешливое наименование «вежливые люди», люди в российской военной форме и в форменной обуви последнего образца, люди, несущие в руках российское вооружение последнего образца, люди, которые все чаще и чаще признаются местным жителям и журналистам, в том числе и перед телекамерами – интернет наводнен этими съемками – в том, что они российские военнослужащие, люди, на которых можно обнаружить и татуировки, которые их выдают, и слышать радиопереговоры, которые они ведут, и разглядеть те нашивки и эмблемы, которые на некоторых из них имеются и которые заклеены черным скотчем – люди эти, которые, несомненно, являются военнослужащими российской армии, преданы российскими политиками.

Я думаю, что это вещь очень символическая. Я думаю, что предательство – это их стиль. Я думаю, что то, как ведет себя российское руководство еще только в самом начале этого конфликта… давайте отдадим себе отчет, что на этом этапе, в общем, не страшно, на этом этапе еще, так сказать, ничего не взрывается, ракеты еще не летают, и пули еще не свистят, и еще можно, можно было бы набраться мужества хотя бы в этот тихий момент и понести ответственность за этих людей. Можно было бы что-нибудь придумать. Можно было бы что-нибудь соврать. Можно было бы на какой-нибудь высокой демагогической ноте объяснить, почему эти люди отправлены в Крым. Но тогда пришлось бы принять на себя за них ответственность. Российские руководители не стали этого делать.

В этом смысле эта ситуация не просто напоминает афганскую. Вот многие говорят о том, что то, что происходит в Крыму, это похоже на то, что происходило в Южной Осетии или в Абхазии. Ничего подобного! Это совершенно не похоже на то, что происходило в Абхазии и в Южной Осетии, это похоже на то, что происходило в Афганистане, причем происходило в Афганистане до того, как началась война в открытую. Вот, помните, там был… ну, кто не помнит, тот может прочесть. Опять-таки, там был такой период, когда мы занимали дворец Амина – ну, «мы», в смысле, тогдашние советские вооруженные силы, всякий спецназ – занимали дворец Амина, там, переставляли с места на место всяких афганских руководителей, наводняли страну своими военными советниками, которые тоже были без погон, без шевронов, без эмблем, без опознавательных знаков, без имен, без документов, вот такие какие-то замаскированные, запрятанные, замазанные. Все это там было. А потом началась война, началась настоящая война с огромным количеством жертв, с огромным количеством гробов и с колоссальным позором, который в результате этой войны произошел.

Вот сегодня российское руководство ступило твердо на эту тропу. Оно начало с тайной военной операции, с ввода тайным образом частей российской армии на территорию иностранного государства, каковой является Крым – это полноправная территория Украины. И Россия многократно подтвердила свое согласие с принципом неизменности границ союзных республик, собственно, это была та основа, на которой произошло относительно цивилизованное, относительно бескровное разделение республик Советского Союза на самостоятельные государства. Это было основой принятого тогда решения о выводе ядерного оружия из Украины и Белоруссии. Сегодня многие начинают говорить о том, что это какое-то было ненастоящее решение, что его никто не ратифицировал, что тогдашний Верховный Совет отказался его обсуждать. Вы знаете, может быть, никто не ратифицировал, но только оно было реализовано. Но только тогда именно на основе такого соглашения удалось решить эту сложнейшую проблему, сконцентрировать в одних руках ядерное оружие. И это была важнейшая вещь, это было важнейшее достижение, не побоюсь этого слова, мирового сообщества. И, в частности, России, которая оказалась здесь чрезвычайно на высоте, что она смогла тогда решить эту проблему, не оставить ее в наследство следующим поколениям.

Вот представьте себе, например, что сегодня Белоруссия во главе с Лукашенко и Украина во главе, последовательно, то с Ющенко, то с Януковичем, а теперь вот с теми людьми, которые ею управляют, были бы ядерными державами. Вот просто представьте себе это на минуту. Этого не произошло ровно потому, что Россия тогда сказала: мы гарантируем территориальную целостность, независимость и суверенитет украинского государства, украинского и белорусского. Мы поддерживаем их как членов ООН, ведь тоже была такая важнейшая проблема, осталась в наследство от былых времен, такое тройственное членство Советского Союза в ООН. Советский Союз был представлен в ООН тремя местами, он имел три голоса: отдельно Советский Союз, отдельно Украина и отдельно Белоруссия. Так вот, тогда Россия выступила за то, чтобы сохранить Украину и Белоруссию сразу в ООН, не пропускать их через достаточно длительную сложную процедуру вступления в ООН как бы на новенького, именно в обмен, в качестве гарантии того, что, вот в обмен на сдачу своего ядерного оружия, они получают и все эти преимущества новые, и сохраняют все те преимущества, которые у них были в советские времена.

Так вот, российское руководство сегодня стоит на этой афганской тропе. Оно начало с тайного ввода войск, оно начало с предательства этих войск и оно, несомненно, продолжит тем образом, которым постепенно эскалировался, как говорят дипломаты, афганский конфликт. Рано или поздно в Крыму начнутся настоящие военные действия, вольно или невольно, по инициативе российского руководства или не по инициативе российского руководства, и выяснится, что с этими военными частями что-то нужно делать. Рано или поздно начнется реальная международная блокада Севастополя и остатков Черноморского флота, который до сих пор зачем-то там стоит, и выяснится, что нужно будет что-то с этим делать. Россия вступила на путь создания серьезного очага напряженности внутри европейской территории. Это на самом деле довольно серьезное было решение. Давно уже в Европе никто не создавал новых очагов. А вот Россия на это пошла.

Зачем? Интересный очень вопрос. И здесь я обращаюсь к одной из реплик, которую я получил вот в этих самых вопросах на сайте, которые мне приходят за несколько часов до начала программы. Вот один чрезвычайно язвительный наш такой слушатель и, видимо, читатель сайта, он специально, чтобы подразниться, выбрал себе наименование, он называется anti_liberal. Ну, вот этот самый anti_liberal, по его собственному названию, пишет следующее: «После недавних событий очень хочется послушать либеральное убеждение, что антиамериканизм и антизападничество российской элиты напускные, все их деньги там, и ни на что серьезное они никогда не пойдут. Вы умышленно вводили западных хозяев и спонсоров в заблуждение? Наверное, вы агенты Кремля? Или просто дураки?» - спрашивает anti_liberal.

Ну, вот, вы знаете, мне кажется, что это очень правильная постановка вопроса. Именно сейчас самое время поговорить о том, как это произошло, что руководство российской элиты, антиамериканизм и антизападничество которого, несомненно, напускные, и все деньги которого, несомненно, там, дети которого, несомненно, там, все, так сказать, будущее которого, несомненно, там, недвижимость, несомненно, там, и все планы, связанные с безмятежной старостью, несомненно, там – как так получилось, что сегодня эта самая элита вынуждена была пойти таким странным для своих исконных интересов образом и вынуждена была принять решения, которые наносят ущерб вот этим самым ее естественным интересам. Очень хорошо написал об этом в газете «Ведомости» журналист и замечательный аналитик Максим Трудолюбов. Я очень советую разыскать его статью двухдневной давности, там, на эту тему.

На самом деле, действительно, такое впечатление, что с тех пор, как для Путина и его ближайшего окружения важнейшей политической проблемой стала проблема выхода, то есть, проблема того, как спастись тогда, когда власть закончится… они прекрасно понимают, что это не может продолжаться вечно, это можно тянуть еще и еще, придумывать такие и сякие какие-то лазейки и тем или иным способом дальше узурпировать власть и продлевать свое пребывание на высших должностях, но, в конце концов, это кончится, и нужно будет как-то из этого выходить. И вот, собственно, тогда возникла вот эта вот идея, которая у политологов – я очень не люблю политологов, но в данном случае я вынужден их процитировать – идея, которая получила название «национализация элиты». Что это означает? Что вот этим деликатным термином обычно называют? Сажание этой самой элиты, вот этого самого путинского окружения, вот этих самых, так сказать, вот этого «суперкласса», который управляет сегодня российской экономикой, российской политикой, сажание его на цепь. Цепь эта финансовая. И, в сущности, тогда Путиным неявно, а в некоторых случаях явно, было провозглашено это требование: если вы хотите получить от меня какие-то гарантии безопасности и гарантии вашего пребывания у власти, принесите и положите к моим ногам все, что у вас есть. Ради бога, пусть у вас будет сколько угодно вот этого всего, воруйте сколько угодно, зарабатывайте сколько угодно, тащите что хотите, откуда хотите и как хотите. Ну, история с Олимпиадой и с полутора украденными триллионами – это, собственно, самая очевидная здесь вещь. Так вот, тащите что хотите, но лежать это все будет здесь. У вас не будет, - сказал он им, - никакого отдельного от меня будущего. У вас не будет никаких запасных аэродромов, у вас не будет никаких аварийных вариантов, вы будете со всем этим сидеть здесь, - сказал он им.

И если посмотреть именно под этим углом зрения на то, что происходит сегодня на Украине, тот демонстративный скандал и демонстративное противостояние, на которое идет сегодня путинская верхушка, станет понятно, что в некотором роде это вписывается в эту самую логику, и в некотором роде то, что происходит сейчас в Крыму – это не что иное, как решающий этап вот этой самой национализации российской элиты, сажание ее на цепь здесь, чтобы у нее не было больше никаких вариантов.

На этом я свою программу закончу. До будущей пятницы, всего хорошего, до свидания. Это был Сергей Пархоменко и «Суть событий». До свидания.