Суть событий - 2018-06-01

С.Пархоменко

А пока у нас есть номер для СМС: +7 985 970 45 45, есть сайт echo.msk.ru, есть YouTube, где можно смотреть прямую трансляцию и где можно разговаривать в чате. И если вы там не безумствуете и как-нибудь страшно не материтесь, то вы в этом чате и остаетесь, никто вас там не трогает. Есть еще Фейсбук, где я регулярно, перед каждой программой за пару часов, а иногда даже и больше выкладываю специальный пост для сбора всяких тем, вопросов и прочего.

Эсэмэски работают, как я вижу, потому что не успел я сказать номер, как Дмитрий спрашивает меня, почему все так набросились на Аркадия Бабченко? Причем он спрашивает три раза.

Дмитрий, я пока вас блокировать не буду, но, пожалуйста, имейте в виду, что если вы помногу раз отправляете одно и то же сообщение, то оно замусоривает экран и мешает мне видеть сообщения других корреспондентов, и тогда я буду вынужден вас переправить в черный список и вам будет обидно. Поэтому, пожалуйста, никогда этого больше не делайте.

С.Пархоменко: История Бабченко оказалась то ли вплетена в политический контекст, то ли обусловлена контекстом

Ну да, действительно, не обойтись мне, конечно, без того, чтобы не поговорить на тему, которая одним коллегой была остроумно названа «развод на Бабченко».

Что, собственно, здесь важно? Наговорено страшно много. Только что вы слышали еще версию Владимира Николаевича Войновича здесь, в предыдущей программе. И в общем, конечно, за эти три дня это, несомненно, было важнейшей новостью, потому что не так часто целые государства берут на вооружение такого рода методы.

Давайте все-таки попробуем по делу, давайте попробуем все-таки по существу. Первое, что здесь важно сказать – да, действительно, такого рода операции являются не просто не уникальными, они являются классикой, я бы сказал, школой, обязательной программой любой полицейской деятельности. В любой полицейской академии мира, на любых полицейских курсах будущих офицеров спецслужб и будущих офицеров органов правопорядка учат такого рода операциям, объясняя им, что это обязательные элементы их профессионального инструментария. Нужно уметь правильно проводить допросы, нужно уметь правильно сопоставлять улики, нужно уметь правильно вести погоню, если нужно, нужно уметь правильно взламывать дверь, таранить машину свей машиной и нужно уметь в каких-то случаях проводить операции под прикрытием и, так сказать, под контролем.

Это обычная вещь, и тысячи таких операций ежегодно проводится по всему миру. Вот я не сомневаюсь, что мы с вами сейчас сидим, а где-нибудь проводится еще одна такая операция. Часто они проводятся в совершенно банализированном, действительно, смысле, когда нужно спасти неверного мужа от его разъяренной жены, которая нанимает наемного убийцы или сама пытается его убить. И когда нужно бросить несчастную, брошенную жену, которую пытается устранить на пути к своему счастью безответственный и жестокий бывший муж. Или начальники и подчиненные или учителя и ученики, или партнеры или конкуренты по бизнесу, или должники или кредиторы.

К сожалению, в обществе людей в разных странах в разные времена так случается, что один человек пытается убить другого. Так случается, что об этом намерении становится известно заранее. И так случается, что полицейские пытаются это предотвратить, в том числе, этим способом. Так что в самой этой операции, в существе ее нет абсолютно ничего нового и ничего экстраординарного за одним важным исключением: такого рода операции, такого рода контролируемые преступления являются, я бы сказал, вещью очень интимной. Они не касаются посторонних.

У них есть две задачи. Одна задача: спасти предполагаемую жертву, о которой то, что она собирается стать жертвой, к счастью удалось узнать заранее.

Вторая задача: обезвредит преступника или группу преступников, которая включает непосредственно наемного убийцу, организаторов, посредников, заказчика и, скажем так, комбинатора, человека, который придумал эту схему (не всегда он является тем человеком, каким является заказчик); раскрыть всю эту цепочку. Никого больше это не касается.

И когда сегодня мы начинаем перечислять в больших количествах, как это сделал замечательный портал «Медиазона», разные такого рода операции, мы узнаем о них, мы им удивляемся и мы, в общем, отдаем себе отчет, что почти ни о каких из них мы не слыхали раньше. Во всяком случае, не слыхали заранее, не слыхали как-то широко. Это не становилось предметом полицейского обсуждения. Это полицейская операция, которая проводится в рамках расследования, в рамках охраны этого конкретного субъекта, на которого кто-то нападает. Никого больше это не касается.

Последнее время все вспоминают историю с Быковым и Цветомузыкой, которая была в некотором роде исключением из правил, потому что, это, вообще, была такая очень криминализованная бизнес-война. Там была битва за контроль над Красноярским алюминиевым заводом. Это было в 2002 году. Ни в какие не в проклятые 90-е, а уже в благословенные 2000-е. И там, в общем, шум, грохот и пыль до неба были частью этой истории.

Там важно было это сделать, потому что один, скажем так, авторитетный коммерсант пытался таким способом опозорить, дискредитировать другого авторитетного коммерсанта. И это было даже важнее. На самом деле ничего особенного ему не угрожало. Он был под такой охраной, что никакой наемный убийца там бы прорвался, но ему важно было на эту тему громко насвистеть. Он насвистел, поэтому про это все знают.

С.Пархоменко: Украинский политикум разделился этой операцией на две части: на тех, кто знали и тех, кто не знали

А вот из классических таких историй я вспомнил бы – вы будете удивляться – просто из опыта «Диссернета». В 2010-11-ом году это произошло, еще до появления «Диссернета», но «Диссернет» впоследствии занимался главным фигурантом этого дела и поэтому подробно изучал эту историю.

Есть такая легендарная в Санкт-Петербурге женщина по имени Кармен Басангова, которая в какой-то момент попыталась сделаться ректором Полярной академии. И это очень важная, авторитетное и, я бы сказал, очень богатое учреждение в Санкт-Петербурге учебное заведение. Вокруг него много было всяких загадочных финансовых и хозяйственных обстоятельств.

И вот эта самая мадам Басангова захотела его возглавить. Этому сопротивлялось какое-то количество сотрудников, в частности, проректор этой академии и служащий технической и хозяйственной дирекции этого учреждения. Они страшно этому сопротивлялись. И в какой-то момент уже стало понятно, что они собираются нанять убийцу. И была проделана такая же инсценировка. Ее обмазали кровью, всё это выглядело страшно драматично, потому что она была к тому же еще и беременная. Ну, и она красивая, впечатляющая, статная женщина, поэтому это всё имело очень такой, кинематографический вид.

И эти злодеи убийцы были разоблачены. Потом была, правда, сенсационная история, что не мнимого организатора этого всего оправдал суд присяжных, сообщив, что это было не доказано. Но, в конце концов, это уже детали, это уже неважно. Заметим, что госпожа Басангова недолго просидела в этом кресле ректора, которое ей досталось при таких драматических обстоятельствах. Но важно вспомнить, что это не стало какой-то особенной историей. Но об этом стало известно, потому что был публичный суд – суд присяжных, и там, конечно, всякие репортеры в результате сбежались. Но сама операция происходила, в общем, тихо. И таких операций было много.

Что произошло в этот раз? Произошло включение, по меньшей мере, этой операции в, я бы сказал, в широкий политический контекст. Украине предстоят выборы. В этих выборах будет принимать участие действующий президент Порошенко. Ситуация у него не очень хорошая. Нельзя сказать, что он совсем пропащий кандидат, но никто ему совсем-совсем не гарантирует победы. У него есть очень сильные соперники. Прежде всего, соперником его является Юлия Тимошенко. И ему нужно набирать очки, и он их набирает, в том числе, и вот таким способом.

В результате вся эта история оказалась то ли вплетена в политический контекст, то ли обусловлена политическим контекстом. И на самом деле, это не просто операция спецслужб. Это операция спецслужб, которые работают на действующее руководство страны.

Мне как-то больно об этом говорить, и я знаю, что многие сейчас во мне разочаруются. И я уже в последние дни получил огромное количество упреков, что «вот мы, наконец, тебя крымнашиста и строителя Русского мира на Донбассе раскусили: ты искусственно маскировался под человека, который сочувствует Украине как жертве агрессии, а оказалось, что ты вот какая продажная гэбэшная путинская тварь». Я много раз уже этого наслушался. Я много раз на разные лады наслушался фразы о том, что русский либерал кончается на том месте, где начинаются разговоры об Украине.

О’кей, давайте продолжайте дальше. Но я вам скажу, что я ясно вижу, что эта ситуация была сделана с политическими целями. И на самом деле важнейшим, крупнейшим элементом этого было то, что весь украинский политикум разделился этой операцией на две части: на тех, кто знали и тех, кто не знали, на небольшую часть во главе с президентом Порошенко, который, обратите внимание, не сделал никаких заявлений в течение тех суток, когда Аркадий Бабченко считался убитым. А на самом-то деле он сидел в своей засаде и ухмыляясь наблюдал, как выглядят идиотами огромное количество его соседей по политической сцене, политической авансцене украинской жизни, включая, между прочим, премьер-министра Украины, который сделал эти заявления, включая министра иностранных дел Украины, которые сделал такие заявления, включая представителя Украины в ООН, который сделал такие заявления, включая огромное количество депутатов, членов правительства, генералов, представителей всяких разных других спецслужб, политических партий и так далее – все они оказались в этой ситуации в дураках, а только мудрый Порошенко и только глава СБУ и еще пара мудрых соратников президента Порошенко всех перехитрили и продемонстрировали всем свою необыкновенную эффективность, дальновидность и так далее.

Они сослужили очень плохую службу, я бы сказал, мировой политике в целом и мировой информационной сфере в целом. Они внесли важный вклад в разрушение некоторых, я бы сказал, основ мировой информационной политики. Это грубая политическая ошибка. Это тяжелый, я бы сказал политический проступок, который мир им не простит. Как бы я не сочувствовал господину Порошенко и всем украинским политикам как представителям страны, подвергшейся агрессии со стороны России, как бы я не сочувствовал Украине, часть территории которой была отторгнута и присоединена к России, а другая часть территории которой была ввернута в пучину братоубийственной войны при содействии России, при участии российских войск, российской военной техники, с использованием российских боеприпасов, с использованием российского топлива, которое бесконечная возят туда этими белыми конвоями – я всё это признаю, - но параллельно я должен признать, что руководитель Украины и несколько приближенных к нему лиц совершили грубую политическую провокацию под видом такой вот операции, связанной с разоблачением спецслужбами наемного убийцы.

С.Пархоменко: Руководитель Украины и несколько приближенных к нему лиц совершили грубую политическую провокацию

Мы это ясно видим своими глазами. Мы видим, что оснований, которые уже сейчас были бы в их руках… Ведь когда они предъявляют видеозаписи, когда они предъявляют абсолютно смехотворное видео с подсчетом денег в автомобиле, в котором нет совершенно ничего… Ровно с тем же успехом это могло быть эпизодом из фильма «Берегись автомобиля». Помните, там на пустынном литовском пляже герой Смоктуновского продает священнику, которого играет Банионис, ворованный автомобиль, и вот они там считают: 4918, 4919, 4920, 4021 и так далее. Комическая замечательная, очень запоминающаяся сцена. Ровно это же самое нам показали в этом оперативном видео, когда сидит человек и считает деньги: «27, 28, 29, 30. А вот и резиночка упала. Давай посчитаем заново», «А еще я должен тебе дать инструмент» - «Хорошо дашь мне его в понедельник». Что это было? Что они продают и покупают: автомобиль, партию клубники или что, договариваются о ремонте на даче? Почему мы должны считать, что эта оперативная запись, которая имеет отношение к чему-нибудь? Почему мы должны считать, что задержание человека на улице имеет отношение ко всей этой операции Бабченко и так далее?

Нам говорят на это: «Вы подождите, вы потрепите. Еще будет следствие – следствие найдет». Э-э, минуточку, нам показывают это всё в качестве основания для уже завершенной этой операции под контролем. Это в некотором роде те «убедительные доказательства» в трактовке СБУ и других украинских спецслужб, которые у них уже есть для того, чтобы провести вот такую операцию с участием опозоренного премьер-министра Гройсмана, с участием министров, депутатов и так далее. Это и есть их основания для этих действия. На сегодня - слабовато.

И когда мне говорят, что «ну как же вы же с таким уважением отзывались об оперативных записях, которые были предоставлены той же самой СБУ в деле о сбитом малайзийском «Боинге» МН17. А теперь что?» Отвечаю: да, бывают записи и записи. Бывают одни материалы и другие. Одни, которые убедительные и другие, которые неубедительные. Записи, которые были, в которых звучит слово «Бук», в которых речь идет о тех населенных пунктах, в которых, собственно, происходили те события, в которых обсуждается момент сбития самолета, - эти записи представляются мне очень убедительными. И я поздравляю с этим СБУ, как с прекрасной работой, замечательным результатом, который сыграл большую роль в расследовании всей этой истории с «Боингом» МН17.

Совершенно нынешняя история не умаляет того успеха, а тот успех совершенно не обеляет нынешнего провала. Сегодня речь идет об очень слабой работе, во всяком случае, никаким образом не объясняющей, что произошло.

И вот сегодня мы оказываемся в ситуации, о которой говорит весь журналистский мир, о том, что нарушены важнейшие устои информационного порядка, существующего в мире. До сих пор на протяжении сотен лет, пока существует мировая пресса, – это уже не одна сотня лет, а уже их насколько (когда там появились первые европейские газеты?), – все исходили из того, что заявление главы государства, заявление премьер-министра, заявление представителя в авторитетнейшей международной организации вроде ООН, заявление министра иностранных дел являются вещью, которая не подлежит проверке. Если человек это заявил, значит, нужно это передать в эфире и исходить из того, что это сделано официальным лицом при исполнении его служебных обязанностей.

Врать он может, это на значит, что не нужно перепроверять это, но за этим что-то должно быть. За этим не может быть сознательной провокации. А сознательная провокация заключалась в данном случае не только в том, что Бабченко объявлялся убитым, а и то, что из этого делались некоторые политические выводы публично. Их делает либо идиот, либо человек, который играет с огнем. Что лучше для украинских политиков? Выбирайте.

И в результате, оказывается, что то, что считалось как бы новостью первого порядка, источником экстра-класса, самым высококачественным источником, который только существует в журналистской работе, - всё это сегодня не стоит ни гроша вот и всё.

И с делом Скрипалей тоже не нужно сравнивать. Дело Скрипалей как раз образец невероятно скрупулезной работы, когда каждое слово и сыщиков, и спецслужб, и врачей и политических деятелей выверено и отложено так надолго, насколько только можно его отложить, до того момента, когда можно будет совершенно уверенно сказать о том, что в точности произошло.

Здесь я не стану повторять всю эту канву, которую нам постепенно высовывают в течение последних трех суток. Она очень малоубедительна. История с мнимым заказчиком, история с возможным исполнителем, история с посредниками. Совершенно не исключено, что там есть определенные бизнес-интересы. Я не думаю, что вся операция объясняется тем, что нужно устранить, отдавить, оттащить от поставок в украинскую армию довольно крупного поставщика стрелкового оружия, каким является фирма, которой руководит этот самый человек, которого сегодня объявляют заказчиком преступления. Не думаю, что это является основой, но это является некоторым дополнительным побочным эффектом. Несомненно это так.

И поэтому мы читаем сегодня заявления очень авторитетных людей, ну, например, я хотел бы обратить ваше внимание на интервью, которое появилось на «Медузе» с человеком по имени Кристоф Делуар, он генеральный секретарь организации под называнием «Репортеры без границ». Пусть вас не пугают слова «генеральный секретарь». Он, действительно, очень авторитетный в журналистском мире руководитель, человек с очень интересным журналистским, в прошлом расследователь, руководитель информационного отдела в авторитетном журнале Le Point, издатель всяких документальных книг и так далее. И он говорит: «Мы восприняли с большим облегчением появление журналиста на публике, но игра украинских спецслужб с истиной удручает и вызывает сожаление. Так ли необходимо было прибегать к подобной уловке? Ничто не оправдывает инсценировку смерти».

И последнее, что я скажу перед перерывом, что еще одна очень авторитетная журналистская организация «Международный комитет защиты журналистов» со штаб-квартирой в Нью-Йорке поставил просто целый ряд вопросов. Они так и озаглавлены: Что мы хотим знать? Мы хотим знать, - например, говорят они, - насколько надежной, серьезной и обоснованной была угроза жизни Бабченко? Потому что, на самом деле, мы не знаем, в точности, в какой мере это правда. Мы не знаем, в какой степени и в какой мере ему что-то угрожало. И главное, что мы не понимаем и о чем они спрашивают - мы не понимаем, в какой мере, и ничто не заставляет нас в это верить сегодня, - в какой мере эта операция под контролем способствовала спасению Бабченко? В какой мере он стал меньше под угрозой в результате того, что эта операция была проведена публично? В какой мере его жизнь была защищена потому, что это происходило именно так? Почему нужно было прибегать к крайней мере? Может быть, из политических соображений?

Я остановлюсь на этом месте и после перерыва я закончу с этой темой и поговорю, собственно, о том, какая роль Аркадия Бабченко в этой истории. И что, на мой взгляд, стоит думать по этому поводу. Через три-четыре минуты мы снова с вами встретимся.

НОВОСТИ

С.Пархоменко

С.Пархоменко: Обвинять Аркадия Бабченко, что он принял участие в этой провокации, рука не поднимается

Мы говорили о провокации, которую устроил целый ряд украинских политиков и деятелей спецслужб вокруг покушения настоящего или мнимого – до сих пор это совершенно непонятно – на журналиста Аркадия Бабченко. Я абсолютно убежден, что речь идет о внутриполитической украинской борьбе, что речь идет о том, чтобы продемонстрировать силу одной политической группировки и слабость всех остальных политических группировок, речь идет о наборе политических очков Петром Порошенко, нынешним президентом Украины и целым рядом окружающих его силовых структур. И речь идет о грубой ошибке, потому что Украина на этой истории потеряло огромное количество политиков, политических сил и политических групп, которые ей сочувствовали и которые ее поддерживали.

Украина в этой ситуации продемонстрировала себя государством, которое, к сожалению, позволяет себе такого рода дешевые демонстрации, нарушая большое количество неписаных а в том числе, и писаных правил, я бы сказал, политического приличия, которые существуют во взаимоотношениях стран и которые не предполагают участия ведущих политических сил в такого рода провокативных действиях спецслужб.

Что же сам Аркадий Бабченко, и что, на мой взгляд, следует думать по этому поводу? Ну, разумеется, я скажу, что обвинять Аркадия Бабченко, что он принял участие в финальной стадии этой провокации, что называется, рука не поднимается. Понятно, что в тот момент, когда к нему пришли представители спецслужб – я надеюсь, что то, что он сам об этом, это правда, у меня нет никаких оснований подозревать его в том, что он что-то привирает или чего-то не договаривает, - но в тот момент, когда к нему пришли и сделали предложение, его пространство для маневра было очень узким. И, конечно, поставить себя в эту ситуацию или представить кого-то другого на этом месте достаточно, чтобы понять, что в этой ситуации выбор не очень большой. Потому что когда к нему приходят и говорят, что «у нас есть твердые сведения о том, что вас убьют, и единственная для вас возможность спастись от этого – это принять участие в замысле, который мы собираемся реализовать» - ну, непонятно, о чем следует думать.

И я верю тут Аркадию Бабченко, который говорит, что он о журналистской этике думал в последнюю очередь. Непонятно, о чем следует думать, чтобы отказаться от этого и в этот момент решиться на то, чтобы ставить под угрозу свою жизнь и жизнь своих близких. В этой ситуации максимум, что он может, понимая, что он все-таки является важнейшим действующим лицом этой будущей операции, это попытаться поставить какое-то количество условий, связанных с минимизацией ущерба от этой операции. Речь должна идти о выведении из этого членов семьи, о том, чтобы они были изолированы, эвакуированы, чтобы они не оказались под психологическим давлением, ни под физической угрозой. Речь идет о минимизации публичного ущерба. Речь идет о том, чтобы сохранить эту ситуацию втайне, не портить этим ничьей репутации и так далее. Но понятно, что можно попытаться. Что из этого получится, неясно, это зависит от конкретной ситуации. Но такое движение, я бы сказал, следует сделать.

И когда у меня спрашивают: «А как бы вы поступили на этом месте?» я думаю, я надеюсь, что у меня бы хватило хладнокровия для того, чтобы опробовать все-таки выговорить какие-то более надежные условия своего участия в этой ситуации.

Но мне представляется важным выбор этой персоны. Дело в том, чтобы эту провокацию устроить, выбрали именно Бабченко, и хорошо бы задуматься, почему это произошло. Я думаю, выбор здесь, так сказать, меню такого рода людей – людей, работающих публично; людейЮ работающих в медийной сфере; людей, приехавших из России; людей, активно выступающих против сегодняшнего российского руководства и в особенности президента Путина. Таких людей сегодня в Украине немало и выбирать можно было разных. Но выбран был именно Бабченко.

Почему, каковы критерии, на мой взгляд, которыми здесь руководствовались организации этой провокации? Прежде всего, этот человек должен быть очень уязвим. Он должен чувствовать себя очень ненадежно. Он должен существовать на птичьих правах. Он должен быть чрезвычайно стеснен в жизненных обстоятельствах. Мы всё это видим в истории с Бабченко. Непонятно, как приехал, непонятно, что за работа, непонятно, чем занят. Непонятно, чем жил, непонятно, в чем жил. Ясно, что чувствовал себя крайне неуверенно. Хватался за любые предложения и, в общем, согласен был на всё, более-менее. Это первое. Положение его там было, действительно, крайне ненадежным. И давить на него было и остается на сегодня чрезвычайно легко.

И второе обстоятельство: это должен быть человек очень сильно сконцентрированный - реально или надуманно, искренне или демонстративно – чрезвычайно сконцентрированный на проблеме собственной безопасности. Бабченко в последние месяцы говорил о том – это был просто лейтмотив его литературно-художественного творчества – как ему угрожают, как ему опасно, как со всех сторон него враги, как руки тянутся к нему оттуда, отсюда, сверху, снизу и из Москвы, и как все спать не могут, есть не могут, только «вот как бы нам погубить Бабченко».

Я вам скажу откровенно: мне это представляется чрезвычайно неубедительным и чрезвычайно преувеличенным. Да, огромное количество людей, и почти все, кто работает на «Эхе Москвы», кто работают в «Новой газете», кто работают в «Медиазоне», кто работают в целом ряде медиаструктур, так или иначе, пытающихся поддерживать свою собственную независимость и не находиться под государственным контролем, постоянно испытывают на себе давление. Мы все живем с какими-то телефонными звонками, с какими-то непонятными людьми, стоящими у подъезда, с какими-то письмами, которые приходят на почту, с бумажными открытками, которые засовывают в почтовый ящик. Мы все с этим живем, это часть нашей жизни, и сегодня это часть нашей профессии. Я не скажу, что к этому можно привыкнуть, но можно научиться не обращать на это внимания и не травмировать окружающих бесконечными разговорами про то, как «вот сейчас меня кто-то задушит».

С.Пархоменко: Происходит разрушение института гражданского общества - общественных наблюдательных комиссий

Мы прекрасно понимаем, что самая большая опасность, в действительности, не в политических убийцах и не в каких-то расчетливых злодеях, а в большом количестве сумасшедших, которые слышат и видят все то, что происходит в пропагандистских телевизионных программах, на пропагандистском радио, которые ходят по улицам и видят афиши с нашими лицами. И бог знает, какое количество психов, реальных медицинских психов это видят, под этим давлением находятся и бог знает, кого что включает. Вот человека, который пришел на станцию «Эхо Москвы» и который теперь судом объявлен сумасшедшим. Он ведь долго был сумасшедшим, прежде чем он встал и отправился убивать ударом ножом в шею Татьяну Фельгенгауэр. Он долго был сумасшедшим, но ведь что-то его включило, что-то его завело, что-то его заставило встать и перейти к действиям.

Да, эта опасность, несомненно, существует. Я думаю, что Аркадий Бабченко был готов к такого рода приключениями и к такого рода предложениям. Он был чрезвычайно, так сказать, удобным субъектом для этого. Он был чрезвычайно надежной целью, которую, что называется, можно брать голыми руками и затаскивать в эту историю: никуда не денется.

Вот, собственно, что я бы хотел сказать по этому поводу. То есть Бабченко не виноват, и я не могу его обвинить в том, что он согласился принимать участи в этой провокации. По всей видимости, у него не было другого выхода. Но, несомненно, он своей деятельностью на протяжении последних многих недель, месяцев, а, может быть, и лет создавал почву и, надо сказать, довольно бездумно, довольно безответственно для того, чтобы оказаться в подобной ситуации. И здесь, к сожалению, мне обвинить больше некого, кроме него самого.

Много журналистов живут сегодня в тяжелой ситуации, тяжелом положении, но не все они, простите, пожалуйста, находятся в такой нескончаемой публичной истерике, как Аркадий Бабченко. А человек, который находится в публичной истерике, легко достается тем, кто хочет втащить его в какую-нибудь провокацию. Вот, что я хотел сказать по этому поводу. Теперь можете приступать к вашим проклятьям.

Ну что, еще несколько сюжетов, без которых эта программа обойтись не может. Сегодня, завтра и послезавтра – первые три дня июня - в мире, не побоюсь этого слова, проходит акция в поддержку Олега Сенцова: Save Oleg Sentsov Global Action. Разного рода события произойдут в 30 странах и в общей сложности в 70 городах. Собрано огромное количество подписей в поддержку Олега Сенцова.

К сожалению, я вновь должен сказать, что я не вижу активной, интенсивной борьбы за жизнь Олега Сенцова, собственно, в Украине. Там происходят кое-какие события, там тоже собираются люди, там тоже собираются подписи. Но я бы хотел видеть более активное давление на международное сообщество в связи с Олегом Сенцовым, например, такое, какое я видел, когда речь шла о спасении Надежды Савченко. Сегодня это не совсем так. Такое впечатление, что есть дела поважнее у украинского руководства сегодня.

Между тем давление это нарастает. И мы спрашиваем себя, в какой мере мы можем ждать реакции от российских властей. И в общем, я думаю, что среди российской верхушки достаточно число людей, которые понимают, что обвинения, выдвинутые против Сенцова, абсолютно абсурдные, что это противоречит абсолютно всем мировым обыкновениям. Человеку не могут навязывать гражданство вопреки его воле, если он никогда не приобретал российского гражданства, никогда не собирался приобретать и, более того, протестует против этого гражданства. Невозможно обвинить его в измене Родине, той Родине, которую он своей родиной никогда не признавал и, так сказать, документально к которой не имеет никакого отношения.

Параллель с Савченко налицо, конечно. Но давайте с вами вспомним, что Савченко была освобождена из-за религиозно-мистических соображений. Я в этом абсолютно убежден. Путин тогда ездил по каким-то Валаамам, по каким-то монастырям. Там ему старцы что-то такое нашептали, и он решил, что этот грех с души надо снять.Боюсь, что в нынешней ситуации это находится вот на том же спинномозговом уровне каких-то рефлексов, суеверий и предубеждений, которых немало в российском президенте. То есть дело зависит только непосредственно от него. Никто заставить его это сделать не может.

К сожалению, международное давление на политическом уровне, я имею в виду руководство разных стран, слабовато. И можно было бы рассчитывать, скажем, на роль Макрона или Меркель здесь, но, похоже, что они не впрягаются серьезно в эту работу. И боюсь, что нужно ждать очередного религиозного озарения от президента Путина. Рано или поздно оно произойдет, я думаю. Я думаю, что он понимает, что не в его интересах так Сенцову умереть. И мы видим уже эти усилия, что его подвергают насильственному кормлению. Он, впрочем, пока не готов это принимать.

Так что фон этот нужно поддерживать. Нужно создавать ситуацию, в которой Путину в тот момент, когда он примет это решение, неизбежное, я думаю, для него решение рано или поздно, - чтобы у него был моральный некоторый мотив это делать. Простите, что я данном случае я комментирую это таким неполитологическим образом, опираясь не на категории какой-то серьезной политики, а исключительно на разного рода душевны страдания, но боюсь, что в случае с Путиным это имеет значение.

Да, разумеется, «гражда́нство». Тут человек 8 меня поправляют, что я рефлекторно делаю ударение… Вот есть пара слов в русском языке, где я привык употреблять, не так… Раз и навсегда приношу за это извинения.

И сюжет, который у меня остался с прошлой программы и о котором я обязательно должен поговорить. Я считаю, что на фоне Сенцова мы должны помнить о других, достаточно серьезных и, я бы сказал, не просто тревожных, но трагических ситуациях с правами человека, которые происходят сейчас в России.

С.Пархоменко: Я не вижу активной, интенсивной борьбы за жизнь Олега Сенцова в Украине

На наших глазах, а точнее, без наших глаз и без наших ушей, и без нашей поддержки происходит разрушение одного из последних в России институтов гражданского общества, а именно общественных наблюдательных комиссий. Никоторое время тому назад была целая компания по удалению из состава этих комиссий… а они играют, между тем, довольно значительную роль в наше жизни, поскольку сотни тысяч людей находятся в местах заключения, а в настоящую минуту и миллионы находятся в местах заключения. И это люди абсолютно бесправные, это люди, подвергающиеся полному произволу, и это люди, которые существуют в условиях презрения и пренебрежения со стороны политиков, которые, на самом деле, имеют право, имеют все возможности облегчить их участь.

Я хочу напомнить, что любой депутат Государственной думы, а на региональном уровне – любой депутат областного или республиканского законодательного собрания, а также любой сенатор, то есть член Совета федерации имеет право войти в любую тюрьму без предупреждения, открыть любую камеру, поговорить наедине с любым заключенным, проверить любые условия содержания… Но только никто этого не делает. Вы давно слыхали о том, чтобы кто-то из наших парламентариев воспользовался этим правом?

Ну вот последний случай – это Людмила Нарусова, которая, по существу, воспользовалась этим правом и организовала разговор с Сенцовым по видео. Буквально пару дней тому назад вы это слыхали. Но вообще, этого почти не бывает.

Так вот существуют общественные наблюдательные комиссии. Некоторое время тому назад была компания по выдавливанию из них наиболее опытных и наиболее профессиональных участников. Их в значительной мере наполнили отставными сотрудниками силовых органов. Там есть даже, например, даже в Московской наблюдательной комиссии фигурант дела Магнитского.

Но, тем не менее, они работают и в каждой из них есть какое-то количество людей… Я, скажем, что касается Московской комиссии, знаю таких людей, я знаком с ними лично, которые продолжают делать эту работу.

И с этим решили разобраться. Некоторое время тому назад – я говорил уже об этом – был опять-таки в результате провокации, в результате имитации дачи взятки задержан член Московской наблюдательной комиссии Денис Набиуллин.

Прошло с этого момента пять месяцев. Это произошло в начале декабря. И до сих пор он находится под арестом в СИЗО, С ним, по существу, не проводится никаких следственных действий. За всё это время дважды его вынимали из камеры для того, чтобы что-то такое с ним произошло, за все эти месяцы два раза. Права его жесточайшим образом нарушены. К нему не допускали адвоката. При этом не допускали очень долго после его ареста, вышибая из него разного рода показания.

Но главное, что на основании этого дела огромное количество его коллег, членов Московской ОНК были вписаны в его дело в качестве свидетелей. И теперь они, будучи свидетелями, не могут выполнять свои обязанности и утратили доступ к тем местам содержания арестованных, где находится сам Набиуллин.

Это последовательная операция, надо сказать, довольно хитро придуманная. Не первая, такие или похожие вещи были в других наблюдательных комиссиях, когда втягивая членов наблюдательных комиссий в выдуманные или в фальсифицированные следственные дела в качестве фигурантов, в том или ином качестве, по существу лишают возможностей выполнять свои обязанности.

Между тем, они делают немало, и они служат, по существу единственной, хоть сколько-нибудь эффективной формой контроля над российским ФСИНом, от попадания в руки которого ни один из нас не застрахован. Потому что жаловаться некуда, потому что суда не существует, и защиты никакой ни у кого из нас нет. И принцип «вам дело уж какое-нибудь подберут» - этот принцип в России является по-прежнему совершенно универсальным.

Человека этого обвиняют в том, что он будто бы пытался получить взятку, более того, даже вымогал, причем вымогал ее у людей, которые являются совершенно очевидными криминальными авторитетами, которые чувствуют себя чрезвычайно вольготно в этих следственных изоляторах, - чтобы добиться освобождения из-под ареста одного из содержащихся там людей.

Член общественной комиссии не может этого сделать по статусу своему. Максимум, что он может сделать – это обратиться к какому-либо должностному лицу, в частности, к прокурору или к уполномоченному по правам человека со словами «Обратите внимание, у вас там лежит больной человек. Приведите к нему врача, покажите его врачу» и так далее.

Это всё, что он может сделать. Освободить он никого не может, это абсолютно абсурдное обвинение. Между тем мы видим эту комбинацию, мы видим еще один повод для того, чтобы завтра можно было сказать: «Вот в этих ваших общественных наблюдательных комиссиях всё не в порядке. Там какие-то странные люди. Не расформировать ли нам их, не прекратить ли нам играть в это, не наполнить ли нам это еще какими-нибудь службистами и покончить с этим раз и навсегда?»

В России не много осталось сколько-нибудь действующих гражданских институтов. Это один из них, и обойтись без них нам с вами будет трудно. Это была «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания!