Сергей Пархоменко - Суть событий - 2019-05-17

М.Максимова: 21

С.Пархоменко

М.Максимова

С.Пархоменко

Давайте напомним, что есть СМС-сообщения, которые я не вижу, а Марина видит, поэтому, пожалуйста, пишите. Марина в случае чего мне передаст.

М.Максимова

С.Пархоменко

И кроме того есть мой Телеграм-канал, он называется «Пархомбюро». И я выкладываю там обычно по окончанию программы всякие подготовительные материалы, которые использую при подготовке к передаче. В этот раз обязательно много чего выложу вот почему — потому что я хотел начать опять-таки с екатеринбургского сюжета, но немножко с другой его стороны, не с той, с которой обычно на него смотрят. Немножко эту тему сейчас затронул Михаил Касьянов в эфире «Эха Москвы», но я думаю, что стоит поговорить об этом подробнее — поговорить о юридической стороне дела.

Ну да, действительно, все уже посмеялись над тем, что Путин выступил в жанре Иосифа Виссарионовича Сталина, который тоже имел обыкновение, как говорят нам историки и очевидцы тех событий просто спросить. Вот, например, у меня есть такая семейная легенда. В моей семье дедушка был архитектором, специалистом по всяким сложным в инженерном отношении зданиям. Он строил всякие бункеры, бомбоубежища и всякие сложные здания.

И однажды Иосиф Виссарионович Сталин, говорят, проезжал по Садовому кольцу и посмотрел на на тот момент уже построенное здание небоскреба на Смоленской площади, которое теперь здание МИДа. Оно не сразу так задумывалось как здание МИДа, первоначально должно было быть жилым домом с огромным гастрономом внизу. Вот он посмотрел. А по проекту это здание не имело шпиля. Оно заканчивалось, как многие в то время нью-йоркские небоскребы, плоской крышей. Иосиф Виссарионович только спросил: «А почему у всех этих высотных домов есть шпиль, а этого нет шпиля?»

Вот он не успел доехать до своей кунцевской дачи, а уже толпы инженеров и архитекторов были вынуты из постели, поставлены к кульманам. И среди них был мой дедушка. И они со страшной, нечеловеческой скоростью нарисовали этот шпиль, как приказало им начальство. Водрузили его, и он до сих пор там стоит. И если приглядеться, то можно увидеть, что он фальшивый. На самом деле он не каменный, а металлический, покрашенный как бы под камень. Он там до сих пор такой. Несколько лет назад его поменяли на новый, потому что старый совершенно заржавел.

Но это вот тоже был просто вопрос Иосифа Виссарионовича. Просто вопрос Владимира Владимировича заключался в том, что, а чего бы не опросить население? Что при этом имел в виду Владимир Владимирович, осталось неизвестно, как и то, что имел в виду, проезжая по Садовому кольцу, Иосиф Виссарионович в свое время. Какой опрос? Чего опрос? Социологический или опрос строгий в юридическом смысле?

С.Пархоменко: По велению начальства Избирком екатеринбургский отменил референдум просто потому, что не хотел

Вот мы сейчас поговорим об этом строгом смысле. На какой территории? Он сказал слово «микрорайон». Это что, только в микрорайоне будут опрашивать или в муниципальном округе, или в Екатеринбурге в целом, как муниципальном образовании, или на всей территории Свердловской области как субъекта Федерации? Ничего этого неизвестно, но толкователи немедленно нашлись, немедленно перевели эту общую фразу Владимира Владимировича на удобный и понятный им язык.

Штука заключается вот в чем юридически. Дело в том — тоже это упоминал сейчас Касьянов, — что совсем недавно, ровно два месяца тому назад избирательная комиссия екатеринбургская убила инициативу референдума ровно по этому поводу.

Вот я смотрю на сайте Екатеринбургского областного избиркома и вижу там новость. Новость эта звучит следующим образом, она вывешена там 12 марта 2019 года, ровно 2 месяца тому назад: «Во вторник 12 марта состоялось очередное заседание избирательной комиссии муниципального образования г.Екатеринбург, действующей в качестве комиссии местного референдума. Главным вопросом повестки дня стала инициатива проведения общегородского голосования в уральской столице. Запретить строительство на ряде территорий города предлагала группа граждан в составе 10 человек. Поскольку предложенные для референдума вопросы были признаны не соответствующим закону, члены комиссии единогласно выступили за отказ в регистрации инициативной группы».

Почему они не соответствуют закону, абсолютно непонятно. Я смотрю на закон о референдуме. Этот закон был очень сильно изменен и реформирован несколько лет тому назад и, по существу, превратился в закон о запрете референдумов в Российской Федерации. Потому что перечень того, чего нельзя рассматривать на референдуме, стал огромный. Целая большая статья — статья 5-я об этом референдуме, она так и называется: «На референдум не могут выноситься вопросы…» — и дальше там огромный список из 10 пунктов: о персональном составе федеральных органов государственной власти; об избрании, о досрочном прекращении, приостановлении и продлении сроков полномочий органов; о принятии чрезвычайных и срочных мер по обеспечению здоровья и безопасности; о досрочном прекращении или продлении срока полномочий президента, Государственной думы; об изменении статуса субъекта Федерации и так далее. Много очень всего нельзя.

Вот, собственно, всё существенное, ради чего обычно люди устраивают референдумы, этого нельзя.

М.Максимова

С.Пархоменко

Они были признаны незаконными. Почему они были признаны незаконными, неизвестно. В законе о референдуме ничего не сказано, что вопрос о том, где чего строить, не может выноситься на референдум. Вот всё есть, а этого нет.

Более того, есть еще понятие местного референдума. Оно регулируется законом об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации. Там никакого дополнительного, специального списка вопросов, которые нельзя выносить на местные референдумы, нет. Предлагается за этим идти в закон о референдуме, тот самый, который я только что прочел.

Короче говоря, абсолютно произвольно, по велению начальства Избирком екатеринбургский отменил референдум просто потому, что не хотел.

Есть другая интересная история. Она заключается в том, что в уставе города Екатеринбурга предусмотрена такая штука, называется опрос. Это довольно удивительная вещь, и надо сказать, что эти опросы уже там происходили несколько раз. Этот опрос представляет из себя тотальный поименный с установленным минимумом участия — в прошлые разы этот минимум участия был 60% (кворум для принятия решения) опрос населения путем анкетирования. То есть делается формальная анкета…

Это, вообще, похоже по форме больше всего на сбор подписей при выдвижении кандидата на каких-нибудь выборах. То есть ходят эти сборщики, только они собирают подписи не по поводу кандидата, а по поводу ответа на вопрос «да или нет?» Они ходят со стандартными подписными листами, в которые вносится имя человека, его паспортные данные, место регистрации и его мнение: да или нет. И он там расписывается.

То есть разница между этим опросом и нормальным референдумом очень существенное, она заключается в том, что референдум, как и любое другое голосование, носит тайный характер, то есть никто не знает, кто как проголосовал, а опрос носит поименный характер. То есть это, конечно, открывает очень большие возможности для разного рода принуждений, особенно в тех случаях, если есть дома, которые ведомственного подчинения. То есть в них живут люди, которые по большей части работают в одном каком-то месте, и у них есть общее начальство, они зависят от кого-то и этот кто-то может им велеть голосовать так или иначе и может потом это проверить, потому что голосование поименное в данном случае.

Так вот, в принципе, хорошо, О’кей, мы не любим поименных голосований. Это неправильно, это недемократично, это нарушает права граждан на свободу волеизъявления, это делает из уязвимыми перед давлением, но там есть хотя бы какая-то процедура, там есть какая-то гласная, открытая формулировка вопроса, там есть какая-то комиссия, которая это организует, есть какая-то комиссия, которая это считает. Наверное, можно попытаться получить доступ к этим материалам со стороны журналистов или каких-то наблюдателей. Общественность может потребовать принять в эту комиссию каких-то своих представителей. В общем, там есть, о чем разговаривать. Это какая-то формальная вещь.

Между тем, пока нет никаких оснований считать, что Екатеринбургская администрация в данном случае собирается прибегнуть к именно такой форме опроса. Вообще, непонятно, как и в случае с Путиным, они-то сами что имеют в виду под словом «опрос»? Есть противоположное их заявление на этот счет. Вот я читаю в «Коммерсанте» сутки назад: «Мэр Екатеринбурга Александр Высокинский в беседе с «Коммерсантом» называл инициативу президента правильным ходом (ну, еще бы, куда он, сука, денется, что называется) и рассказал, что над подготовкой опроса о судьбе сквера уже работают социологи. Он будет достаточно большим, серьезным, потому что это не дело двух дней. Возможно, он займет пару недель или больше. Опрос будет проводиться на сайте администрации и на улицах города».

С.Пархоменко: Когда забором по головам людям били, что ли — вот это дебаты были?

Минуточку, причем социологи? Какие «на улицах города»? Какой «на сайте администрации»? В уставе сказано, что опрос проводится по месту жительства путем распространения письменных анкет и сбора подписей. Там не предусмотрено ничего вот этого, про что рассказывает Александр Высокинский.

Читаем в «Медузе» теперь: «Мэрия Екатеринбурга делает противоречивые заявления на этот счет. 16 мая Высокинский говорил, что опрос проведут на сайте администрации и на улицах города. Это позволяет сделать вывод, что речь шла об обычном социологическом опросе.

На следующий день мэр сказал: «Мы работаем в строгом соответствии с уставом Екатеринбурга. Сядем, посмотрим. Мы понимаем, что опрос в первую очередь должен быть легитимным. Это принципиально другой тип опроса, закрепленный не только в уставе города, но и в федеральном законе об общих принципах организации местного самоуправления».

Э-э. Это уже вот про тот опрос, про который я говорил, который есть у них в уставе, который путем распространения письменных документов. А сейчас что происходит? Вот это, про что все пишут. Вот я читаю прекрасный мемуар, который опубликовал такой Василий Федоров в Фейсбуке: «Подруге позвонили из ВЦИОМ с опросом по поводу храма. Вопрос: «В ходе дебатов рассмотрены различные варианты дальнейшего развития событий. Какой из вариантов вы поддерживаете?» Уже интересно, в ходе каких дебатов? Где были эти дебаты?

Дебаты эти, когда забором по головам людям били, что ли — вот это дебаты были? О’кей, ладно, в ходе дебатов. Ответы. Предлагаются три варианта. Первый: «Храм должен быть построен в том виде, в котором его запланировали». Второй: «Храм должен быть построен на этом месте, но видоизменен». Третье: «Должны построить храм и облагородить прилегающую территорию». Всё. Больше вариантов нет.

М.Максимова

С.Пархоменко

То есть это замечательный такой опрос по требованию. Знаете, есть такой принцип в американской юриспруденции «Не знаешь, не спрашивай». Или он же еще иногда звучит по-другому: «Не спрашивают, не рассказывай». Так и тут. Пока клиент не попросил специально: «А нет ли у вас там под прилавком еще вот этого же самого, но с перламутровыми пуговицами?», ему не показывают. А если он специально попросил, такой въедливый оказался, такой непоседливый, с подвывертом, тогда ему говорят: «Хорошо, тогда для вас у нас есть специальный, отдельный четвертый вариант». А почему только один, кстати? Есть вот вариант: «Храм не должен быть построен на месте сквера». А где еще вариант: «Храм вообще не должен быть построен нигде»? Или вариант: «Храм должен быть построен на месте пустыря такого-то». Я не сомневаюсь, что в Екатеринбурге достаточно большое количество всяких бросовых земель.

Или вот прекрасные варианты предложил Алексей Навальный в своем ролике по поводу людей, которые в действительности являются инициаторами строительства этого храма, которые там британские граждане, миллионеры из списка «Форбс» под номером 25, обладатели всякой колоссальной зарубежной недвижимости, которой они пользуются с исключительно — вот, что важно — скрупулезным отношением к местному закону. Не дай бог вот что-нибудь, какой-нибудь кустик посадить не там — сто раз спросят у местных властей.

А вот здесь как-то им можно всё. Но им принадлежат довольно большие земельные площади в прекрасных местах в центре Екатеринбурга, в местах расположения всяких старых, отживших свой век промышленных предприятий, которые предполагается снести или на их месте построить или конвертировать их во всякие торговые бизнес-центры и всякое такое. В Екатеринбурге тоже полно этого. Кто знает город, тот знает, что он построен чересполосным образом. Там не то что где-то за гордом какие-то большие промзоны, хотя они тоже есть, но и в центре города есть большие куски, занятые всякой промышленностью и всякими техническими, нежилыми кварталами. Почему бы там не построить? Где этот вопрос в этом социологическом опросе?

С.Пархоменко: Будет опубликован только вывод, можете не сомневаться. Будет сказано: народ одобрил. Точка

Короче говоря, это называется «Шо-то ты, Высокинский, недоговариваешь. Что-то ты такое замутил». Потому что, действительно, происходит явная путаница из двух этих историй. Из истории с формальным опросом при всем его несовершенстве, все-таки имеющим какую-никакую процедуру и из истории с социологическим опросом, который происходит в полностью закрытом виде. Вот сегодня, действительно, Федоров заявил о том, что заказчик неизвестен и результаты не будут опубликованы. То есть, что значит, результаты не будут опубликованы? Не будут опубликованы подробные результаты, а будет опубликован только вывод. Это-то будет опубликовано, можете не сомневаться. Будет сказано: народ одобрил. Точка.

М.Максимова

С.Пархоменко

Так что Высокинский этот уже благополучно всё ляпнул про этот опрос, который предполагался в закрытом виде. Но теперь вот появилась какая-то другая возможность. Интересно, а про это все ли знают в Екатеринбурге? Потому что это, конечно, хороший сейчас сюжет для разговора. Я не знаю, как оно дальше повернется, но, вообще, не плохо бы, чтобы люди, которые требуют какой-то справедливости в этой истории, сейчас сказали: «Э-э, опрос, да? О’кей, давайте опрос такой, как по правилам, как написано. Давайте. Ходите у нас по квартирам. Мы будем подписываться. Только для этого надо определить, в какой зоне это происходит, опять-таки, это что: микрорайон, район, весь город, вся Свердловская область? Давайте точно определим вопрос. Давайте точно определим состав комиссии. Вот это всё давайте точно определим. А пока давайте экскаватор-то увезем. Не надо там сейчас экскаватор».

В общем, это всё может сильно продолжаться. И, конечно, это вопрос, который давно вышел за пределы Екатеринбурга. Это вопрос о том, что когда Российская Федерация уничтожала в своем законодательстве такую форму народовластия как референдум… а я, кстати, хочу напомнить, что по Конституции есть три равноправных формы народовластия. По Конституции России действующей, ее еще никто не отменял. Это: выборы, референдум и петиция. Ну, про петиции я вообще молчу, их превратили в посмешище. Их можно рассматривать, можно не рассматривать. Но референдум есть, точнее, был. Точнее, даже закон о нем есть, но это закон о том, как отбиться от референдума.

И они бывают в России, но они бывают по очень-очень локальным и заведомо безобидным для власти… власть очень тщательно следит даже на местном, муниципальном, совсем таком районном, низовом уровне за тем, чтобы не дай бог этот вопрос не касался чего-нибудь, имеющего какое-нибудь значение.

Так вот в современном мире референдумы должны быть. Это важная очень форма. Огромное количество стран используют это. И речь идет не только о Швейцарии, которая очень знаменита своими референдумами. Там референдумы вообще по любому вопросу и по каждому поводу без конца по многу раз. Но, в общем, это нормальное, рутинное обстоятельство.

Вот я живу последние полтора года и работаю в округе Колумбия, в котором находится город Вашингтон. Там есть большая проблема. Она заключается в том, что округ Колумбия не является штатом, он не имеет всех тех полномочий, которые имеются у штата, например, у него нет представительства в конгрессе, есть только наблюдатели. И из года в год происходят референдумы на этот счет с разным результатами, то так, то сяк.

И проблема заключается главным образом в том, что сенат американский, где большинство принадлежит республиканцам, очень сопротивляется принятию такого решения, потому что они прекрасно знают, это республиканское большинство, что сенаторы от округа Колумбия, если они появятся, конечно, будут демократическими, потому что здесь огромное преимущество у Демократической партии, и совершенно точно демократы здесь выиграют. И, собственно, республиканскому большинству совершенно не нужны эти два лишних голоса в противоположном лагере. Сенаторов обычно два от каждого штата. Если округ Колумбия тоже приобретет права штата, то у него тоже будут два сенатора.

Ну вот это просто пример. Другие примеры у нас на виду. И референдумы бывают разными. Иногда власть их выигрывает, иногда власть их проигрывает. Иногда на основании этого меняется судьба страны. Давайте вспомним референдум, который проводил президент де Голль во Франции по новой Конституции, который он проиграл и в результате которого вынужден был уйти в отставку с президентского поста.

Давайте вспомним референдум, который привел, по-моему, к совершенно трагическим последствиям, в Великобритании, когда некоторое большинство проголосовало за выход из Евросоюза. Теперь они уже много месяцев не понимают, как с этим справиться. Но, тем не менее, они исполняют это. Скрупулезно и премьер-министр и правительство говорят, что это решение, которое им чрезвычайно не нравится, которое они считают вредным и опасным, тем не менее, принято большинством, и оно должно быть исполнено. И оно будет исполнено.

А шотландский референдум, например, не закончился отделением Шотландии.

М.Максимова

С.Пархоменко

М.Максимова

НОВОСТИ

М.Максимова: 21

С.Пархоменко: Мы же знаем, чем дело кончится. Зачем эта езда на экскаваторах по городу? А вы, граждане, высказывайтесь

С.Пархоменко

Я, например, в предыдущей программе говорил довольно подробно о Международном трибунале по Керченскому инциденту. Он приступил к работе. Он довольно быстро, в течение двух недель обещает, что он закончится.

Это Международный трибунал по морскому праву, который располагается в Гамбурге, чрезвычайно авторитетная судебная международная инстанция. Россия отказалась принимать участие там непосредственно, то есть отказалась присылать свое представителя. И места России остались во время обсуждения дела пустыми. Но Россия, тем не менее, предоставила свои письменные замечания по этому поводу через российское посольство в Германии. Эти замечания, составленные МИДом, были туда отправлены.

Я говорил в прошлый раз, что этот трибунал чрезвычайно важнее вот почему. Этот трибунал должен определить юридически, забить, так сказать, важный юридический колышек в основу большого количества разных дальнейших решений по поводу того, находится ли Россия и Украина в состоянии войны. Это на самом деле важный вопрос, от которого много чего зависит. Зависит вся ситуация с санкциями, зависит ситуация с вмешательством разного рода международных сил. Зависит применимое право, потому что по разным конвенциям в случае если страны находятся в состоянии войны, применяются одни нормы, в случае если страны не находятся в состоянии войны, принимаются другие нормы. А третьи нормы, кстати, применяются независимо от этого. Так что там по-разному бывает, но в каждом конкретном случае нужно определяться.

И вот я говорил о том, что чрезвычайно важно увидеть будет, что считает Россия по этому поводу. Потому что Россия и в лице Путина, в лице Лаврова, и в лице разных своих выразителей в словах своей позиции много раз говорила, что нет, никакой войны не существует, это внутренний конфликт внутри Украины происходит сейчас восточных регионах, и это какое-то там повстанческое, национально-освободительное движение и всякое такое, Россия здесь ни при чем.

Я в это не верю ни одной секунды. И, в общем, нормальные люди в этом не верят, потому что они хорошо себе представляют, что эта война не продлилась бы ни одного дня, если бы Россия в ней не участвовала деятельнейшим образом, если бы она не поставляла туда людей, оружие, горючее, боеприпасы, деньги, не осуществляла бы политическое прикрытие этого и так далее.

Так вот Россия высказалась по этому поводу. И у нас есть ответ на тот вопрос, который я задавал в прошлой программе. И этот ответ: Да, Россия, с точки зрения его собственного МИДа находится в состоянии войны с Украиной. Это большая новость. Этого, в общем, никогда раньше не было вслух сказано.

Вот я читаю фрагмент этих самых замечаний, который я раздобыл благодаря своему хорошему приятелю-юристу, — фрагмент этих самых замечаний, которые были присланы МИДом. В них сказано. Я перевожу с английского очень плохо, коряво, извините, но, тем не менее, постараюсь сохранить смысл.

«Инцидент 25 ноября 18-го года представляет собой, с точки зрения Российского МИДа, неразрешенное, секретное вторжение трех украинских военных кораблей в Российские территориальные воды, — что, кстати, неправда, потому что, как известно, они были задержаны уже вне территориальных вод, — которые оказали сопротивление военному персоналу Российских пограничных войск. И за этим последовал арест трех украинских военных кораблей и их военных экипажей.

С.Пархоменко: Этот трибунал должен определить юридически, находится ли Россия и Украина в состоянии войны

Таким образом, этот инцидент 25 ноября 18-го года не может быть рассмотрен отдельно от целой цепи событий, в которых были задействованы военная техника обеих стран: России и Украины. И это определенно военная активность, это военный инцидент».

Вот что говорит по этому поводу МИД российский, вот это самое — спор о военной активности, — заявляет она. В общем, это чрезвычайно важный шаг российской власти, за которым, я думаю, последуют разные другие шаги. Например, должно последовать признание Российских Вооруженных сил в других эпизодах этих столкновений. Должно последовать — это уж определенное — признание тех людей, которые, так или иначе, в руках Российской Федерации в ходе этих военных столкновений, военных конфликтов военнопленными. Прежде всего, это должно коснуться самих этих моряков, о которых идет речь в Керченском инциденте. И в этом, кстати, состоит позиция их защиты.

М.Максимова

С.Пархоменко

А дальше, я думаю, карты в руки большому количеству разных адвокатов и разных юристов, которые должны по прецеденту распространить этот режим и этот статус военнопленных на большое количество людей, которые оказались в разных учреждениях, местах лишения свободы в России в результате того, что они, так или иначе, участвовали в военном, с точки зрения России, конфликте.

Так что давайте уже теперь с этой точки зрения смотреть в эту сторону. Я думаю, что новый президент Украины, который вот-вот, буквально на днях вступит в должность, тоже должен исходить из того, что, по мнению России, она находится с Украиной в состоянии войны.

М.Максимова

С.Пархоменко

Второй сюжет, к которому я хотел вернуться, обстоятельства меня подталкивают к этому, — это сюжет по поводу большого обсуждения того, что должно произойти на выборах в Мосгордуму в Центральном избирательном округе, который включается в себя Пресню, Арбат и Хамовники.

Там, как известно, собираются — все трое заявили уже об этом — участвовать три очень ярких фигуры, чрезвычайно популярных в Москве в целом, в разной степени, скажем, популярных, но, во всяком случае, довольно известных. Я думаю, что по поводу всех троих можно опросить москвичей и убедиться, что их узнаваемость очень высока.

Это Анна Федермессер, организатор сначала московского хосписа, чрезвычайно важного и образцового медицинского учреждения, а теперь человек, который продвигает идею распространения этого московского опыта на всю Россию и создание общероссийской системы паллиативной помощи.

Второй человек — это Любовь Соболь, которую часто называют правой рукой Алексея Навального. Не знаю, уж какая она у него рука или нога, но она человек чрезвычайно известный своей юридической въедливостью, своими расследованиями, которые она ведет и несколькими очень крупными делами, которые она взяла на себя. Последнее из них — это очень крупный скандал, связанный с монополией, которую получил Евгений Пригожин, так называемый повар Путина для своих компаний в поставках детского питания для московских школ и детских садов, что кончилось, в общем, довольно катастрофически, потому что выяснилось, что питание это крайне низкого качества и в некоторых случаях даже опасное для здоровья. Там произошли массовые случаи дизентерии и всяких прочих других желудочно-кишечных заболеваний.

И третий человек — это важный деятель партии «Яблоко» Сергей Митрохин, который известен главным образом тем, что он проиграл 7 последних выборов на протяжении последних лет. Он баллотировался в мэры, в городские депутаты, в депутаты Государственной думы, и потом опять заявлял, что еще будет баллотироваться. Последний раз он как-то запутался в своих собственных вожжах и постромках и снял свою кандидатуру с выборов мэра после того, как как-то не выбрался из скандала внутри партии «Яблоко».

В общем, обычно его тоже называют. Но, на мой взгляд, это аутсайдер в этой троице и человек, который несомненно должен был бы как-то оставить эти пустые надежды куда-нибудь выбраться в Москве. Хотя он известен также еще и тем, что он принял участие в нескольких довольно важных для москвичей локальных конфликтах и продемонстрировал неплохие бойцовские качества, что называется, в полевых условиях. И очень хорошо себе представляю его на какой-нибудь назначенной административной должности, может быть, даже уполномоченного по правам человека Москвы, а, может быть, какого-то, скажем, лидера какой-то ассоциации москвичей, какого-то профсоюза московских жителей. Такое тоже вполне может быть. Или уполномоченного представителя кого-нибудь где-нибудь, или чиновника мэрии, которому будет предложено наблюдать и принимать решение в каких-то конфликтных ситуациях.

То есть, мне кажется, что из него вышел бы неплохой служащий, но что касается избирательных должностей, то, видимо, он не очень как-то для этого предназначен. Во всяком случае, результаты 7 последних выборов, по-моему, это уже достаточный опытный материал для того, чтобы перестать о Митрохине как кандидате говорить серьезно.

Остаются Соболь и Федермессер. Во-первых, там возникает вопрос о том, кто что объявил. Анна Федермессер упорно говорит о том, что она еще не объявляла, что она будет выдвигаться в этом округе. Это неправда. Она объявляла. Формально там никто не объявил.

Вообще, регистрация кандидатов — достаточно посмотреть закон о выборах, — чтобы посмотреть, что она происходит (это намерено так сделано, чтобы сократить время избирательной кампании и дать меньше времени для всяких избирательных процедур типа сбора подписей, печати материалов, сбора денег, распространения этих агитационных материалов, контактов с избирателями и так далее), — поскольку Российское государство старается свести саму процедуру выборов на нет, свести выборы к простому голосованию, то этот период искусственно очень сокращен.

С.Пархоменко: Россия признает, что моряки оказались в руках Российской Федерации в результате военного конфликта

Никто не говорит, что формально уже что-то произошло. Формально ничего не произошло. Но все всё объявили. И Анна Федермессер тоже много раз в разных разговорах публичных говорила о том… Вот я, например, держу перед собой ее переписку в Фейсбуке, которую читали многие сотни, а, может быть, тысячи людей, с журналисткой Зоей Световой, где она говорит, что «да, в этом округе… и этот округ для меня родной, важный, я в нем живу, я в нем работаю». И всячески аргументирует, почему этот округ должен быть ее округом.

Этот округ непростой. И все разговоры о том, что, вообще, чего там толпиться в одном месте, а почему бы вам не разойтись по разным концам, заключаются в том, что этот округ является, по существу, одним из трех всего-навсего (а их 40 с лишним в Москве), в которых есть существенный шанс выигрыша у оппозиционного кандидата. Я не скажу, что какие-то гарантия не дай бог есть или не скажу, что какие-то большие шансы, но есть кое-какие. В других округах по результатам последних выборов таких шансов совсем мало или нет вовсе. Так что сражение за этот округ не случайное.

Главное в этой истории, на мой взгляд, заключается в том — хотя Анна Федермессер очень на это обижается, и вот недавно в своем интервью той же Зое Световой сказала, что вот я, «товарищ Пархоменко», который сделал ей какую-то прививку от чего-то, ну, в общем, всячески постаралась меня продемонстрировать в качестве самого ужасного врага, — так вот для меня, несмотря на все эти обиды, ключевым вопросом является вот какой: А что, собственно, эти кандидаты собираются делать в городской думе?

Мне представляется, что мандат городской думы для Любови Соболь очень нужен, очень важен и очень эффективен, а для Анны Федермессер не нужен совершенно.

Депутат городской думы должен заниматься большим количеством разных проблем: он должен заниматься и бюджетом, он должен заниматься городским хозяйством, распоряжением городскими территориями, попытками, так или иначе, повлиять на городскую демографию, трудовым законодательством внутри города, режимом движения трудовых ресурсов, определением приоритетов развития города. Всё это работа для городского депутата.

Анна Федермессер твердо заявляет, что она ничего этого делать не собирается, а будет заниматься развитием системы паллиативной помощи. Это очень хорошо, пусть она занимается развитием системы паллиативной помощи. Но почему для этого нужно сидеть внутри Московской городской думы, занимая место того, кто будет заниматься всем тем, что нужно городу от человека, который занимает это место?

Возможности Анны Федермессер строить систему паллиативной помощи уже сегодня очень велики. Она побывала у Путина. Путин дал команду. Разное большое начальство немедленно бросилось ей навстречу. Двери все пооткрывались. Собянин ей чрезвычайно благодарен за поддержку на выборах. И так далее. И невозможно себе представить, что кто-то из чиновников почему-то откажет ей в помощи и поддержке в случае, если она вдруг не окажется обладательницей мандата депутата городской думы.

Более того, она, несомненно, пользуется большой поддержкой московского населения и собирает довольно значительные деньги. Это очень хорошо, и хорошо бы, чтобы она собирала их еще больше. Я бы был рад узнать, что в результате всей этой истории поток денежной помощи ей увеличился. И в этих обстоятельствах она может опираться на много разных факторов, которые не имеют никакого отношения к Московской городской думе и не требуют того, чтобы она там занимала место человека, который обязательно должен там быть.

А таким человеком, несомненно, является Любовь Соболь по ее тем действиям, которые она предпринимала до сих пор и тем, которые она заявляет в качестве своей основной избирательной программы. Она уже говорит об этом. Смотрите, например, передачу ее недавно на «Эхе Москвы» A-Team, где она некоторые важные элементы своих намерений высказала довольно ясно, и, на мой взгляд, они звучат довольно убедительно. Вот такая история.

С.Пархоменко: Мандат городской думы для Соболь очень нужен, а для Федермессер не нужен совершенно

Я подчеркиваю, что я в данном случае не говорю о морали и нравственности, не о том, хорошо исполнять просьбы городского начальства и быть затычкой, заглушкой, накладкой в самом важном, с точки зрения московского городского начальства, округе, потому что он самый рискованный; это полезно или не полезно, нравственно, безнравственно, честно, не честно, это добрый поступок или злой поступок. Я говорю исключительно об эффективности. Я говорю исключительно о том, что поможет делу, а что повредит делу.

Я абсолютно уверен: первое — что строительству общероссийской системы паллиативной помощи наличие городского депутатского мандата у Анны Федермессер никак не поможет, а только повредит, потому что она окажется зависимой, потому что выяснится, что она вынуждена будет выполнять какие-то решения внутри думы, например, голосовать по тем или иным законам, так или иначе,, поскольку она будет считать себя находящейся в зависимости от тех, кто помогает тому главному, что она делает в своей жизни.

И мы получим не просто бессмысленного, пустого кандидата, мы получим зависимого депутата, который связан обязательствами с исполнительной властью. А самое главное, что мы хотим добиться от Московской городской думы — это ее независимости от исполнительной ветви власти в Москве. И это важнейший принцип системы сдержек и противовесов: они не должны висеть друг у друга на шее.

Я абсолютно убежден, что позиция вне власти, позиция вне структур более плодотворна и более продуктивна для человека, который строит конкретный проект, пользуется поддержкой населения, собирает довольно значительные деньги и имеет возможность независимо этим распоряжаться. Потому что в этой ситуации она — этот человек — нужна начальству. Оно домогается — начальство — ее, так сказать, снисхождения и помощи, а не считает себя хозяином положения, способным диктовать ей свою волю.

Другая ситуация, надо сказать, сложится в Государственной думе. Государственная дума большая, там 450 мест. И там вполне возможны депутаты узкой специализации. Ничего страшного и удивительного в этом нет. Там народу много и там можно себе представить, что там есть депутат — певец одной темы. Так в Государственной думе бывает. И в любом национальном большом парламенте такое бывает. Есть депутаты, которые знамениты тем и очень гордятся тем, что они занимаются одним и тем же сюжетом.

У нас и сейчас есть в Государственной думе люди, которые занимаются, скажем, профсоюзным законодательством или жилищным законодательством. Можно посмотреть просто на законопроекты, которые они предлагают и в которых принимают участие и увидеть, что у них есть специальность, и они сидят в одном из комитетов и упорно там занимаются одним и тем же. Или есть депутаты-финансисты, которые занимаются бюджетом, разного рода расчетами и так далее.

Другое дело, насколько они зависимы (ни насколько), насколько они эффективны (очень мало эффективны), но, тем не менее, ничего страшного в том, что они специализированы нет. Поэтому в случае с Государственной думой, всё то, что я говорил об участии, скажем, Анны Федермессер с ее идеей развития общенациональной системы паллиативной помощи — это уже там работать не будет. Я бы, например, всячески приветствовал ее избрание депутатом Государственной думы и очень надеюсь, что мы до этого доживем, однажды это будет.

М.Максимова

С.Пархоменко: Строительству системы паллиативной помощи наличие мандата у Федермессер не поможет, а только повредит

С.Пархоменко

М.Максимова

С.Пархоменко

М.Максимова