Как театр может оскорбить чувства верующих? - Юлий Гусман, Кирилл Серебренников, Максим Соколов - Своими глазами - 2015-03-04
04.03.2015
Как театр может оскорбить чувства верующих? - Юлий Гусман, Кирилл Серебренников, Максим Соколов - Своими глазами - 2015-03-04
Скачать
О.Журавлева
―
В Москве 21 час и 3 минуты. И в программе «Своими глазами» тема звучит так, в общем, безрадостно и трагически, но, тем не менее: Как театра может оскорбить чувства верующих? В студии Кирилл Серебренников, художественный руководитель Гоголь-центра. Здравствуйте, Кирилл!
К.Серебренников
―
Здравствуйте!
О.Журавлева
―
Спасибо, что пришли. Юлий Гусман – тоже больше спасибо, что пришли - художественный руководитель Российской академии киноискусства - премии "Ника", кинорежиссер. Мы еще свяжемся с Максимом Соколовым, режиссером-постановщиком спектакля «Метель». Но спектакль «Метель» - это не единственная новость последних времен. Чуть раньше был спектакль «Тангейзер», который тоже попадает в нашу тему. А в качестве эпиграфа я вам хотела зачитать сообщение «Петроградского листка» от 19 февраля 1915 года: «Запрещение кинематографической картины. Вчера, 18 февраля кинематографическая картина под заглавием «Сборище для шпионов или все для кинематографа» к публичному демонстрирования градоначальником воспрещена». Надо учесть, конечно, что по религиозным соображениям, скорей всего – 15-й год. Война.
К.Серебренников
―
Случай цензуры все-таки. Другие обстоятельства.
О.Журавлева
―
Да, там, случалось всякое. Понятно, что когда самодержавие было вместе с православием и народностью, отношения с театрам был очень четко регламентированы: в пост театры закрывали, кстати, кинематографы тоже. И в общем, насколько я помню, была, конечно, цензура там всевозможная.
К.Серебренников
―
Синод.
О.Журавлева
―
Да. Синод принимал решение, что можно, а чего нельзя. Давно уже это было. Последнее время пошли обострения. Может быть, это у нас просто иллюзия, может быть, мы стали эти новости одну к другой лепить, а на самом деле жалобы на спектакли, фильмы и все прочее – это нормально? Это просто мы не обращали внимания раньше, новости не брали? Юрий Соломонович, у вас большая биография…
Ю.Гусман
―
Передача называется «Своими глазами», а это называется: своим телом. Просто коротко о себе. Много лет назад, в 72-м году, когда вас и не было на свете или вы были совсем юны – я не знаю, -я поставил спектакль музыкальный, свой первый большой спектакль «Иисус Христос - сверхзвезда», как ни странно, в Баку с ансамблем «Гая», замечательный музыкальным ансамблем.
К.Серебренников
―
Эндрю Ллойд Уэббер.
Ю.Гусман
―
Да. Эндрю и Ллойда, и Уэббера, и Тима Райса стихи. На английском языке. И я знал, что «Иисус Христос» - не то слово, которое употребляют приличные люди в обществе. И мы написали просто на плакате: «Сверхзвезда». Объехали, значит, с гастролями пол-России, приехали в Москве и в концертном зале «Россия», которые тогда еще не снесли, имели замечательный, большой успех. Это такая без декораций: свет просто дают – красный свет снизу, Христос – сзади лучик… тогда не лазера – пистолетом… На 10-й день пришел человек, который понимал, о чем мы поем и что мы говорим, из министерства культуры. Нас выкинули из Москвы, и я три года играл в теннис, нигде не работал до 75-го года. И это был абсолютно нормально и понятно - как религиозная пропаганда. Сейчас наоборот стало…
О.Журавлева
―
Антирелигиозная пропаганда.
Ю.Гусман
―
Иисус Христос стал антирелигиозной пропагандой.
К.Серебренников
―
Надо честно сказать, что нападки церковников на искусство были всегда. И недавно я был на выставке замечательной, посвященной жизни и творчеству Пазолини. И у него там в рамках выставки такой стенд, где написаны через запятую по датам года, когда на Пазолини были поданы иски разными оскорбленными гражданами, Ватиканом… То есть каждый фильм Пазолини так же, как многие фильмы Феллини были подвергнуты нападкам оскорбленных религиозных деятелей, самого Ватикана, папы римского. Их пытались запретить. Суды были бесконечные ежегодно. То есть это в чем-то, конечно, нормальная практика для демократической страны. То есть да, кому-то что-то не понравится. Ну мало ли сумасшедших, мало ли каких-то людей с оскорбленной такой, болезненной психикой – их все время что-то оскорбляет. Они могут подавать в суд. Суд должен разрешать эти вопросы. В принципе это нормально, если бы не было двадцать пять сложных «но».
О.Журавлева
―
Например?
К.Серебренников
―
Мне кажется, этот закон, который был принят «Об оскорблении чувств верующих» для меня является крайне противоречивым. В его даже формулировке есть противоречия. Во-первых, в кавычках скажу, что все, о чем мы сейчас говорим, не имеет никакого отношения к православию, к символу веры. Я человек, я в общем, буддист, я человек другой конфессии. Но я невероятно уважаю все, что связано с чужими религиозными убеждениями. Вот все, о чем мы говорим, не имеет никакого отношения к вере. Потому что люди, которые могут оскорбиться, это неверующие люди. Если человек верит, его ничего оскорбить не может. Или он за человека, который его оскорбляет, помолится, как-то его простит и пойдет дальше, потому что вера слишком большая, Иисус слишком велик, чтобы быть уж уязвленным.
О.Журавлева
―
Но, с другой стороны, вы же понимаете, вера-то разная бывает. И мы знаем, оскорбленные вроде бы верующие, которые расстреляли целую редакцию.
К.Серебренников
―
Так вот, дальше это уже не верующие, дальше, о чем мы говорим, - это вопрос социальных проблем, которые есть в обществе нашем, которое находится в такой очень сложной, наверное, ситуации.
О.Журавлева
―
Вот, кстати, интересную вещь пишет Артем из Ростова-на-Дону: «Давайте я напишу пьесу, где выставлю, например, Немцова казнокрадом, тайным стукачом, карточным шулером, пьяницей, наркоманом, растлителем малолетних. Если ее запретят – будете добиваться отмены запрета?»
К.Серебренников
―
Если она кому-то понравится, она талантливая, интересная, найдется театра, найдутся люди, которые могут ее поставить, и в демократическом нормальном обществе никто не может это запретить.
Ю.Гусман
―
Вот эта последняя фраза Кирилла как бы определяет всю тональность этого, разговора, всех предыдущих и всех последующих. О чем, вообще, мы говорим? Вот я оскорбляюсь 26 часов в сутки по разным поводам.
К.Серебренников
―
Если вы хотите быть оскорбленным.
Ю.Гусман
―
Я, как автолюбитель, оскорбляюсь состоянием наших дорог и пробками. И почему не принять закон об оскорблении чувств автомобилистов на дорогах.
К.Серебренников
―
Я оскорбляюсь уродством домов, допустим.
Ю.Гусман
―
Как пациент кафедры урологии, я оскорбляюсь уровнем НЕРАЗБ уролога. Все вот это, что мы разговариваем… Я не видел спектакль по Вагнеру, а например, в Израиле была большая проблема вообще, упоминать ли Вагнера – он был дикий антисемит.
К.Серебренников
―
И он запрещен до сих пор.
О.Журавлева
―
Его не исполняют, да.
Ю.Гусман
―
А в городе Баку, где я вырос, нельзя было в мечеть пойти танцевать с самыми благими намерениями. И вообще, то, то называется акцианизм – кто-то это приветствует, а кто-то – на, я – не приветствует. Мне это не очень нравится…
К.Серебренников
―
Но Юрий Соломонович, заметьте, здесь такая ситуация. Когда девочки из Пусси Райот танцевали в церкви и многие это обсуждали, это был выход современного искусства на чужую территорию, которая как бы сакральная, и нам было объяснено, что это действительно священная…
Ю.Гусман
―
Когда Энтео приходит на спектакль, это Энтео – оно тоже как бы хочет показать этот выход… Я не хочу, чтобы никто никуда не входил
К.Серебренников
―
Не влезайте…
О.Журавлева
―
Джентльмены, я бы хотела привлечь…
К.Серебренников
―
Вы нас оскорбили. Вы знаете, сейчас вы нас оскорбили…
Ю.Гусман
―
Надо сказать: «граждане»…
О.Журавлева
―
Мужчины.
К.Серебренников
―
Да, вот так: мужчины.
О.Журавлева
―
Хорошо. Еще один мужчина у нас на связи. Режиссер постановщик спектакля «Метель» Максим Соколов. Максим, вы нас слышите?
М.Соколов
―
Да, я вас слышу, я тоже оскорблен.
О.Журавлева
―
Да? До глубины души, я надеюсь?
М.Соколов
―
Да, обязательно.
О.Журавлева
―
Я бы хотела задать вам вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз: «Зачем же вы переписали пушкинскую «Метель» и усугубили там роль священника?
М.Соколов
―
Во-первых, я не переписывал Пушкина. Пушкина переписал Василий Сигарев.
К.Серебренников
―
Замечательный драматург, и я апропо скажу, что этот спектакль был в постановке во МХАТе, так что это хорошая пьеса, замечательная.
М.Соколов
―
Мало того, что наш спектакль идет уже год, и его посмотрело около 6 тысяч человек, как сказала директор, и ничьи чувства он при этом не оскорблял. А тут вдруг неожиданно случилось. Вы знаете, я буквально час назад на сайте, кажется НЕРАЗБ прочитал новость, что Общественный совет во главе с Николаем Бурляевым предложил создать этическую хартию для театров. И, если соединить все события в одну цепочку, собственно, финал достаточно понятен, к чему мы движемся. И поэтому я, конечно, оскорблен.
О.Журавлева
―
Максим, но все-таки возникает вопрос у простого гражданина, так скажем, когда он все это читает: а, может быть, они там действительно палку-то перегибали, а если перегибали, то зачем? У вас было желание подразнить священство?
М.Соколов
―
Нет. Вы знаете, я ГИТИС закончил полтора года назад. Я не представлял, что такое в принципе возможно. Но у меня еще мало опыта. Я оказался в центре такого скандала.
К.Серебренников
―
А вот у Пушкина было желание подразнить священство. Он написал «Сказку о попе и работнике его Балде».
О.Журавлева
―
И, кстати, были большие проблемы с цензурой.
К.Серебренников
―
Были скандалы. «Гаврилиаду» написал.
Ю.Гусман
―
И ГИТИС вообще не кончал!
К.Серебренников
―
Потому что священник – это человек. Оттого, что он надевает черное платье и крест, он не становится неприкасаемым человеком. Ему так же надо выполнять уголовный… закон. Он может заблуждаться, он может быть алкашом.
О.Журавлева
―
На него можно нарисовать карикатуру.
К.Серебренников
―
Педофилом он может быть.
Ю.Гусман
―
Чело может происходить от обезьяны и ничего страшного. Многие произошли от духа святого, но многие – от обезьяны.
О.Журавлева
―
Юлий Соломонович, мы с вами, как люди, произошедшие от обезьяны.
Ю.Гусман
―
Может, обезьяне оскорбительно.
М.Соколов
―
Вы знаете, я очень рад, что такой веселый эфир. Когда я на самом деле об этом всем узнал, у меня первая реакция была – просто смех, я не мог в это поверить. Но на самом деле ситуация в Новосибирске сегодня достаточно серьезная.
К.Серебренников
―
И там не до смеха, кстати, да.
М.Соколов
―
Я хочу сказать, что выступают в защиту единицы. И раньше мне казалось… я думал, почему театральные деятели такие неорганизованные. Вот кто-то на самом деле думает, что, действительно, нельзяперегибать палку и нужно показывать только НЕРАЗБ или еще что-то. И для меня, конечно, эта новость достаточно удивительна.
О.Журавлева
―
В ГИТИСе вас этому не учили, я поняла.
К.Серебренников
―
Вообще, вот это «не перегибать палку» - это знаете, шаг – и следующая фраза: «А ведь дыма без огня не бывает, значит что-то…». А дальше – 37-й год.
М.Соколов
―
Именно так: дыма без огня не бывает – мне сказали в Ижевской епархии. Там священник уже пожалел, а епархия сказала, что «дыма без огня не бывает». Это настолько отвратительно.
Ю.Гусман
―
Это вы знаете, Максим – Юлий Гусман…
М.Соколов
―
Я вас слушаю.
Ю.Гусман
―
Да, очень грустный вот, почему. Вы сказали об этом. Для меня лично это не просто дико, а просто омерзительно. И у меня просто это вызывает ощущение чудовищной… как будто мне лично плюнули в лицо – по многим вопросам тоже происходит…
К.Серебренников
―
Это и есть оскорбление, кстати, сама ситуация.
Ю.Гусман
―
Да, но я подумал о том, что ладно, я оскорбился – здесь вот посидел с Кириллом и с Олей минут сорок и пошел дальше по Новому Арбату. А вас там плохо, вас могут закрывать, обижать, а кое-кому дать и двушечку – в чем-то весь ужас. Я надеюсь, конечно, что этого не произойдет.
К.Серебренников
―
Но Кулябин и Мездрич ходят в суд и сидят на скамье подсудимых.
О.Журавлева
―
Я на всякий случай напомню слушателям, если вы уже успели забыть, что Тимофей Кулябин – это постановщик оперы «Тангейзер», а Борис Мездрич – это директор Новосибирского театра оперы и балета. Он был у нас в эфире, кстати, мы тоже с телефоном с ним связывались. Эта история развивается уже некоторое время. И сначала вроде бы собирались как-то на мировую..., как-то договориться с митрополитом, но дело дошло до суда.
М.Соколов
―
У нас тоже такая ситуация, то есть сейчас священник пожалел, но сегодня я узнал – мне передали, - что ситуацией вокруг «Метели» заинтересовались органы, что идет какая-то проверка. Я пока точно не знаю…
К.Серебренников
―
Ребята, держитесь, ничего не бойтесь, вы абсолютно правы. Вы – художники. Художник всегда прав. А люди, которые это устраивают, они пытаются в мутной воде… либо устроить какие-то показательные процессы.
Ю.Гусман
―
Тут надо услышать в этом случае и Максима, потому что со словами «держитесь» мы все с вами сейчас поедем по своим делам…
К.Серебренников
―
А чем мы… Мы можем, как сообщество, высказаться. Вы сказали важные слова…
Ю.Гусман
―
И мы можем с вами – вы, Кирилл, Ольга и все – у нас есть свой театральный деятель, извините за выражение. И замечательно и лучше всех сказал на эту тему Олег Павлович Табаков.
О.Журавлева
―
Да. На сайте "Эха Москвы" можно прочитать.
К.Серебренников
―
И Александр Александрович Калягин тоже хорошее письмо написал.
Ю.Гусман
―
Да, я Калягина Сашу читал, но у Олега Павловича…
К.Серебренников
―
Замечательное письмо.
Ю.Гусман
―
Написал небольшое… там все сказано. И дальше, Максим, я хочу вас огорчить, я не убежден, что мне бы понравился ваш спектакль. Я просто его не видел…
К.Серебренников
―
А дело не в этом…
Ю.Гусман
―
Я бы вышел оскорбленный тем, что там, предположим, еврей играет на гитарах голый – ну, к примеру. Я бы сказал: как обидно, что они там все необрезанные и ушел бы оттуда. Но уверяю вас, подавать на вас в суд… Я бы тихо это пережил бы, а, может быть, ушел бы с первого акта. Весь-то ужас в том, что сегодня под руководством этих непонятных людей среднего рода, которых называют Энтео – я не знаю, кто этот человек, явление… я не знаю…
К.Серебренников
―
Это уже не Энтео, это епархия, это уже митрополиты, это церковники…
Ю.Гусман
―
Ребята, ну нельзя оскорбляться. Потому что есть синагоги, ступы, мечети и церкви…
М.Соколов
―
Вы знаете, извините, что я перебиваю, тут дело не в людях. Я не держу зла на этого священника и на людей, потому что люди провоцируемы. Сейчас весна, клиники неврозов полны клиентов. Люди слабые. Но если людям говорят, что «граждане, опасайтесь: ваши чувства могут быть оскорблены» - все же побегут тут же. Сегодня с телеканала «Культура» мне звонили, говорят: «А что? Давайте мы покажем спектакль в интернете и пусть народ России посмотрит» - я считаю, так нельзя делать, потому что половина скажет, что, конечно…
К.Серебренников
―
Правильно, «так там и есть все» - возмущение да.
М.Соколов
―
Да, побежит жечь и «режиссера на вилы!»
К.Серебренников
―
Здесь опасен сам прецедент.
М.Соколов
―
И здесь я хочу сказать, что я вспомнил спектакль «Около нуля», который я смотрел, когда учился в ГИТИСе. У меня было похожее ощущение, когда я смотрел спектакль, что передо мной открывается дверь, за которой что-то жуткое, отвратительное. Вот у меня такое ощущение, что дверь только-только приоткрывается, понимаете? Потому что одно собирается в другое…Ну, может, я чересчур драматизирую…
К.Серебренников
―
Вы были оскорблены спектаклем этим, видимо, извините?
М.Соколов
―
Мои чувства можно долго описывать…
О.Журавлева
―
Вы были впечатлены.
М.Соколов
―
Я бы еще раз сходил и оскорбился бы.
О.Журавлева
―
А вот скажите мне, пожалуйста, дорогие люди искусства. Для каждого из вас, внутри вас существует эта тема или образ или что-то еще, взявшись за который, вы чувствуете: нет – вот за это можно и получить.
Ю.Гусман
―
Я вам скажу простую вещь, извини.
О.Журавлева
―
Да.
Ю.Гусман
―
Если бы тема не называлась «театр и оскорбление», а вот «театр и кино», то вот в «Левиафане», этом достаточно известном фильме, хорошем фильме, как все знают, и семьсот тысяч фестивалей это уже подтвердило – я увидел, и там выведен образ священника, который мне показался – оба там два священника – мне показались с огромной с огромной симпатией… и говорят они тексты канонические и одновременно известные, которые взяты из подлинных речей. А в этом зале… в молельном доме, церкви стоят всякие бандюганы, неприятные люди и тоже молятся, что тоже всюду мы наблюдаем. И я никогда не мог подумать, за что могут обидеться религиозные деятели, потому что там правда все. Может быть, сделать так, чтобы люди и преступного мира…
О.Журавлева
―
Кстати, да, с артистом были потом сложности.
К.Серебренников
―
Это все пароксизм какого-то очень наивного и даже примитивного сознания. Извините, у меня был случай. На наш спектакль во МХАТе «Человек-подушка» нападали тоже: прокуратура, кто-то там писал, доносы и прочее. Меня вызывали и говорили: «У вас там дети обливаются кровью. Вы травмируете их психику, вы совершаете преступление». Я говорю: «Какой кровью? В смысле?» Они говорят: «Вот кровью, красной». Я говорю: «Это не кровь, это гуашь. Дети рады облиться гуашью, потому что это игра». – «Подождите, у вас там девочка – ее прибивают к кресту, она несет не себе крест». Я говорю: «Какой крест? Это две палочки, сбитые гвоздиком…». И он теряются. Потому что в театре это не крест, и это не священник. А это краска…»
Ю.Гусман
―
А, если это имеется в виду кровь и крест? Есть огромное количество произведений, и покойного писателя Мольера и еще многих известных, ушедших от нас классиков, которые, знаете… у Шекспира… Я не хочу называть этих имен…
О.Журавлева
―
Там есть кровавые сцены.
К.Серебренников
―
Кровавые сцены могут оскорбить кого угодно. Там детей едят.
Ю.Гусман
―
Там практически ни одного человека не остается в живых в большинстве спектаклей.
О.Журавлева
―
Кто-то кусок мяса собственного тела продает.
К.Серебренников
―
Просто тут о детях речь.
О.Журавлева
―
Которые играют…
К.Серебренников
―
Которые играют в спектакле. Их психика может быть травмирована. Я говорю: «Они бьются за очередь играть в спектакле, потому что им очень весело облиться краской, носить какие-то палочки – для них это веселье». Это мы, это наши проекции. То же самое в вашем спектакле, Максим. Это не священник – это артист в черном платье с какой-то железной палочкой или с двумя палочками, которые изображают крест. Кому-то показалось, что это крест. Это реквизит. То же самое в «Тангейзере».
О.Журавлева
―
А вот, кстати говоря, среди упреков к спектаклю Максима – что как раз нехорошо изображен крест. Он имел вид гипертрофированный и уродливый.
К.Серебренников
―
Ну это оценочное суждение и, боже мой… это не крест, это был не крест – это две палочки и гвоздик.
М.Соколов
―
Вы знаете, я на форуме прочитал: «А что? Красивый крест. Все теперь такой хотят».
К.Серебренников
―
Нет, слушайте, понимаете, это все такой зашкаливающий бред, это тупик, мы в тупике.
Ю.Гусман
―
Мы принимаем правила игры: почему у вас девочка красной гуашью, а не зеленой… Пускай это будет пожилой дедушка….
К.Серебренников
―
Я считаю – у меня вечная теория, может быть, я сторонник заговоров, - но когда обществу навязывают дискуссию по такому идиотскому плевому, совершенно ничего не значащему поводу – конечно, это затрагивает, Максим сейчас со мной не согласится, ему сейчас несладко так же, как Кулябину и Мездричу в Новосибирске, - но, когда общество вовлекают в эти идиотские разговоры на такие плевые темы, я считаю, что нас пытаются отвлечь от чего-то гораздо более сущностного.
М.Соколов
―
Я не считаю, что нас стараются отвлечь. Вы понимаете, никого не оскорбляет, допустим, наше телевидение, которое… уж наше телевидение – там посмотреть – там оскорбление каждую минуту. Никто из священников… Почему именно театра? Потому что к театру еще пока относятся серьезно. Пока что театр – это действительно то, что, наверное, у нас в стране может что-то поменять. Но, вы знаете, я сегодня еще одно интересное письмо получил. Это в плане того, как театральный мир воспринимает. До этого скандала у меня шли переговоры с одним из петербуржских театров о постановке спектакля по Эренбургу. И сегодня я получил письмо о том, что переговоры приостановлены до выяснения причин скандала вокруг этого…
К.Серебренников
―
Позор, позор этим людям. Позор! После этого случая, Максим, вас должны пригласить все приличные театры.
М.Соколов
―
Вот после этого письма у меня большие сомнения.
Ю.Гусман
―
Максим, я вам скажу, что за такую рекламу, какую получил я, а сейчас вы, правда, в меньшем международном размере, люди платят…
К.Серебренников
―
Очень большие деньги.
Ю.Гусман
―
Очень большие.
К.Серебренников
―
Но это все было ты смешно, если бы не было так грустно.
О.Журавлева
―
Я бы хотела задать вопрос Максиму, потому что в данной ситуации из всех присутствующих в этом эфире у нас подин подследственный.
К.Серебренников
―
Но, к счастью, пока еще нет.
О.Журавлева
―
Да, пока еще нет, но рядом…
М.Соколов
―
Я надеюсь, и не буду.
О.Журавлева
―
Ну вот скажите, пожалуйста, Максим, вы человек молодой, хотите работать в этом, долгую карьеру построить. Вы не стали подумывать о том, что вообще-то, в своих постановках надо соотносить себя с обществом? Вот вас напугали, если грубо, эти упреки?
М.Соколов
―
Нет, меня они разозлили, честно говоря, пока что. Я надеюсь, что меня не запугают настолько, что я буду бояться сделать что-то. Мне уже этот вопрос очень много задавали: «Стоит ли аккуратнее – такой вопрос задавали – изображать религиозные объекты?» Понимаете, во-первых, критерии очень размытые. Во-вторых, это начнется с этого, допустим: Запрещается изображать религиозный объект… вообще все, всех попов, все изымаем – нельзя. Дальше. Нельзя изображать власть: губернаторов нельзя, нельзя таких… И к чему мы придем?
К.Серебренников
―
Государству ИГИЛ, вот к тем людям, которые в музее рушат статуи, потому что нельзя изображать вообще в принципе людей по их экстремистским убеждениям. Вот, к чему мы уже идем.
М.Соколов
―
Вы знаете, это очень острая такая параллель, но да, действительно, мы придем к тому, что мы будем обрушивать эти статуи. Я надеюсь, что я никогда не дойду до того, что я буду с оглядкой что-то делать – это мучение, прежде всего, для себя, это какой-то ад.
О.Журавлева
―
Скажите, пожалуйста, Максим, мы сейчас на новости должны уходить на перерыв, вы можете еще остаться с нами на вторую часть передачи, я надеюсь.
М.Соколов
―
Да, конечно.
О.Журавлева
―
Хорошо. И я предлагаю всех присутствующих вспомнить какие-то свои, скажем, прошлые театральные опыты - кто в каком спектакле видел – и, может быть, вам показалось: ну вот это он перегибает…
К.Серебренников
―
Вы хотите, чтобы мы совершили какой-то донос?
О.Журавлева
―
Нет, не донос… Я по поводу изображения религиозных деятелей на полном серьезе думала, пыталась понять, где можно оскорбления найти. Я вспомнила два спектакля Камы Мироновича Гинкаса, по-моему… Ну, «Черный монах», например… А-а! Можно?
К.Серебренников
―
Оп-па! Кама Миронович, готовьтесь!
М.Соколов
―
Вы хотите дать этическую оценку спектаклям Гинкаса?
О.Журавлева
―
Нет, я хотела просто вас спросить о том, что вы сами для себя находили в каких-то спектаклях что-то, как вам казалось из другой сферы.
К.Серебренников
―
Оля, зачем вы от нас это хотите?
О.Журавлева
―
Я хочу понять…
Ю.Гусман
―
Это все на грани безумия. Надо пожелать Максиму…
К.Серебренников
―
У меня в эту сторону даже мозги не работали.
О.Журавлева
―
Хорошо. Я вам другой пример приведу. Когда про «Тангейзера» появились эти новости. Открывается следующее сообщение, как обычно в агентствах, на ту же тему. В Германии попросили закрыть спектакль «Тангейзер», потому что еврейские общины протестовали против той трактовки, которая была.
Ю.Гусман
―
У нас есть евреи… есть идиоты всюду.
К.Серебренников
―
Юрий Соломонович прав: идиоты есть везде.
М.Соколов
―
А закрыли спектакль? Могли просить. А закрыли действительно? Там это случилось?
Ю.Гусман
―
Ничего не закрыли…
О.Журавлева
―
Была договоренность, что-то там, по-моему, сократили или сам спектакль, в общем, был довольно большой скандал. Хорошо, нацистская символика в спектакле, расизм… Что еще?
Ю.Гусман
―
В Америке негров линчуют. Да мало ли что?
К.Серебренников
―
Послушайте, есть спектакли, в которых есть элемент намеренной и очень острой и резкой провокации. И это работает, это специально сделано. Это работает для провоцирования каких-то мыслительных эмоциональных процессов зрителей. Но, во-первых, я должен сказать, что наши случаи рассматриваемые – это совершенно не такие случаи. Это спектакли вообще не про это, и не для этого сделаны. То есть я видел, конечно, эпатажные спектакли, которые были сделаны в расчете на скандал – ну и скандал получался. Но он никогда не был уголовным… Были или стояли люди возле театра, где демонстрировался спектакль РомеоКастеллуччи– стояли с требованием запретить, потому что там по лику Спасителя текли фекалии. Вот в Италии стояли люди… Потому что он эту метафору HolyShit овеществил, сделал ее видимой.
О.Журавлева
―
Мы продолжим этот разговор. Сейчас прервемся на новости. Никто никуда не уходит, и Максим Сколов, в том числе, который с нами по телефону.НОВОСТИ
О.Журавлева - 21
―
35.Продолжается программа своими глазами как театр может оскорбить чувства верующих да и вообще искусство я бы сказала. Ну мы сегодня в основном о театре говорим. Очень много поводов к сожалению. Максим Соколов, режиссер-постановщик спектакля «Метель», один из последних, так скажем, пострадавших, но, во всяком случае, к которому появились претензии за неправильный образ священника в спектакле – который венчает тех самых… во время метели, если кто не помнит. Еще в студии Кирилл Серебренников, художественный руководитель Гоголь-центра. Уж Кирилла, по-моему, привлекали по всем вопросам.
К.Серебренников
―
Да, я стреляный воробей.
О.Журавлева
―
И Юрий Соломонович Гусман, который еще…
К.Серебренников
―
Над схваткой…
О.Журавлева
―
Который еще в дорелигиозные времена умудрился вляпаться, извините меня пожалуйста, художественный руководитель Российской академии киноискусства.
Ю.Гусман
―
Я декабрист, а вы уже большевики. Вот сейчас только что в новостях говорили. Николай Васильевич Гоголь писатель, давно уже классик…
О.Журавлева
―
Да, наша скрепа, между прочим.
Ю.Гусман
―
Да, наша хорошая, такая добрая, веселая скрепа.
О.Журавлева
―
Хотя с ним сложно – он немножко украинец.
Ю.Гусман
―
Да не важно – он украинская скрепа, общая скрепа.
К.Серебренников
―
Общая скрепа, да.
Ю.Гусман
―
Написал про Вия тоже…
К.Серебренников
―
Противоречивый текст.
Ю.Гусман
―
Противоречивый текст. А сейчас еще в Китае Джеки Чан будет играть…
К.Серебренников
―
И китайские казаки будут.
Ю.Гусман
―
Нападать на Вия. И это тоже оскорбительно всей нашей культуре…
К.Серебренников
―
Понимаете, это все как бы смешно, но, к сожалению, у нас самые смешные, нелепые сценарии оказываются реальностью – вот это страшно. Слово «страшно» нельзя употреблять - нам не должно быть страшно. Это оскорбительно.
О.Журавлева
―
Скажите, пожалуйста, вы чувствуете, когда это началось, в связи с чем это началось?
К.Серебренников
―
Это началось последние годы, когда вдруг обострились какие-то радикальные элементы, фундаменталисты, какие-то люди, которые до этого, наверное, существовали, но то ли они оказались сагитированными нападать на художников, на театры. То есть год назад МХАТ отбивал атаки церковников и каких-то других… типа, как они называют себя: «православные активисты», а на самом деле хулиганы.
Ю.Гусман
―
Если звезды зажигают – это кому-нибудь нужно. Уверяю вас – я не знаю, я не знаком с этим священнослужителем, - но один хороший окрик даже не сверху с федерального уровня, а на любом уровне ровно так же стал бы маргинальным дядечкой НЕРАЗБ. Значит, это такая тенденция – вот так воспитывать людей…
К.Серебренников
―
Вы понимаете, какая штука. Здесь совершенно понятно, что все люди могут ошибаться. И митрополит – это его всего лишь служебная должность – он не может быть безгрешен. Он тоже может быть и глупым человеком и недальновидным и ошибиться в своих стратегических… А тут он вообще не видел…
О.Журавлева
―
В случае с «Тангейзером» он не ходил на спектакль.
М.Соколов
―
Вы знаете, я хочу сказать, что актеров хоронили за пределами ограды очень-очень давно. И вообще, тема «Церковь и театра» - тут можно не одну диссертацию написать. А последнее время театр же отражает как-то жизнь. Я думаю, что как-то власть стала реагировать, в том числе и на этом, потому что… Помните, был спектакль «БерлусПутин» и так далее. И, конечно, такое же не может понравиться, понимаете?
К.Серебренников
―
Конечно, я согласен. Здесь желание заткнуть рот. Здесь желание испугать человека, чтобы ограничить свободу художника высказаться по поводу текущей повестки…
Ю.Гусман
―
И на этом примере…
К.Серебренников
―
Порка показательная.
Ю.Гусман
―
Порка показательная: «Ребята, вы думайте, что вы делаете». И самое смешное просто я скажу: надо понять, что я могу поверить, что некоторые вещи глубоко оскорбляют множество хороших людей в разных конфессиях, разных странах, в разных культурах…
О.Журавлева
―
Вот люди пишут: их смущаются постельные сцены, голые смущают, еще что-то.
Ю.Гусман
―
В этом случае сейчас на наших канала есть платные порнографические…
К.Серебренников
―
Между нами, с нашей демографической ситуацией нам надо голых людей показывать по телевизору с утра до ночи.
О.Журавлева
―
Прекратите! Это только отвратит.
М.Соколов
―
Проблема не в этом. Вот, например, в Удмуртии сейчас вводят комиссии на предпросмотры спектаклей…
К.Серебренников
―
Это называется цензура.
О.Журавлева
―
Худсовет это называется.
К.Серебренников
―
Это цензура, это запрещено конституцией.
М.Соколов
―
Это вообще на все премьеры. Ведь можно такой опыт внедрить и в наших столицах. И вот, например, на ваш спектакль, Кирилл Семенович, допустим, вам скажут: придет комиссия из чиновников…
К.Серебренников
―
Советское дежавю. Это были приемные комиссии. Закрывали спектакли Эфроса, Любимого, Ефремова, Захарова – все было. Поэтому это разворот обратно в зону страха, в зону «совка».
О.Журавлева
―
Понятно. Хотела спросить. 70-е годы далеко не самые либеральные и благословенные времена. И в это время молодой веселый Гусман совершенно осмысленно ставит спектакль, который ему бы никто не разрешил поставить, если бы он предупредил…
Ю.Гусман
―
Я влюбился в эту музыку, и мне было все равно, и всем все равно. Баку был такой город, в котором вообще все было по-другому. Как бы это было далеко, «в провинции, у моря», как сказал писатель и поэт Бродский, который тоже очень много написал такого, что…
О.Журавлева
―
И везете себе спокойненько…
К.Серебренников
―
А еще Гусман был свободным человеком.
О.Журавлева
―
Вот! Меня этот вопрос интересует. Мало, что ли, пугали?
Ю.Гусман
―
Здесь дело не в свободе. Дело в том, что и Кирилл каждый день знает, что это игра…. Ничего не сложно ставить "КомедиФрансез", классику, как написано, в костюмах, и это замечательно. Я, например, очень люблю это, но я не должен… Я могу вам сказать, я видел спектакль Ивана Хрюкина или Хрюка Иванова – жуть какая-то или гениально. Это мое лично сугубо дело…
К.Серебренников
―
Для этого театр и есть – чтобы заставить вас полюбить его, возненавидеть. Но вспомните фильм «Андрей Рублев», где герою Ролана Быкова, этому шуту отрезают язык для того, чтобы он не говорил эти смешные частушки – вот, что с нами пытаются сделать. Нас пытаются взять за шкирку, вывести в лесок, отрезать язык и выкинуть, чтобы мы оказались безъязыкими, чтобы мы не могли свободно говорить о проблемах, задавать какие-то вопросы стране, обществу, власти. Вот этого хотят - нас хотят запугать. Но это дальше выбор каждого.
М.Соколов
―
Вы знаете, по поводу выбора каждого – ведь то, что сейчас со мной происходит – это кажется, что ну вот понятно, здесь… там…. Ведь это может случиться абсолютно с кем угодно, где бы он не находился и какой бы опыт у него не был. И в связи с этим, что действительно делать? Ведь создается общественный совет, а мы не можем, допустим, даже петицию в поддержку Кулябина…
К.Серебренников
―
Максим, как это? Я как раз вижу, что профессиональное сообщество – это редкий случай – практически в полном составе: Миронов, Фокин, Калягин, Табаков, от нас письмо…
М.Соколов
―
Единицы личностей.
К.Серебренников
―
Слушайте, но это серьезные фамилии, так скажем.
Ю.Гусман
―
Это же не будет демонстрации сейчас протеста.
М.Соколов
―
Безусловно. Давайте посмотрим, что там будет в итоге после того. Какие личности отреагировали, и что будет после этого? Примут мнение? А если нет?
Ю.Гусман
―
Не волнуйтесь, Максим, я вам скажу, как сейчас будет. Поскольку большой опыт с конца 19-го века. Значит, сейчас отползут. Немножко надают по ушам и отползут, потому что реакцию проверили. Это же такая спецоперация: капают кислотой – ага! – и с криком говорят: «Ребята…».
К.Серебренников
―
Подождем, посмотрим.
Ю.Гусман
―
Вот мы, например, сейчас готовим капустник к «Нике», и я просил наших авторов кое-что там вообще не упоминать.
О.Журавлева
―
Да?
Ю.Гусман
―
Да. Я прекрасно понимаю, что это будет просто повод… Это совсем не по священникам, но не нужно… Будем шутить на тему, значит, фильмов.
К.Серебренников
―
Про тещу можно.
О.Журавлева
―
Про тещу и про сантехника.
Ю.Гусман
―
Про тещу. Потому что, подчеркиваю – Вагнер, не важно, что – ребята не ходите в Центр Гоголя, там и так очередь. Огромное количество театров есть. Не ходите на спектакли НЕРАЗБ. Вот в этом же и прелесть, что кто-то хочет пойти посмотреть в Малом театре классику…
К.Серебренников
―
Для этого все и сделано. Выбор театров, выбор предложений огромный…
Ю.Гусман
―
«Золушку» там или театр голых…. Ганин – как его зовут? Театр голых…
К.Серебренников
―
Не знаю, о чем вы говорите.
О.Журавлева
―
Вот пишет нам Гранковский В.В: «Заговорили об атмосфере ненависти. А что вы хотите в ответ на оскорбление того, что нам дорого и на демагогию в защиту своего права оскорблять под видом свободы художника». Вот уверена, что Гранковский В.В. ни одного из спектаклей не видел.
К.Серебренников
―
Не видел, но ему уже навязали и придумали это идиоматическое выражение «оскорблять», «я оскорбленный…». Знаете, здесь вопрос очень простой. Ваша вера оскорблена. А давайте докажем, что вы верите. Как бы верующий человек должен доказать, что он верующий. Он должен сдвинуть горы или превратить воду в вино.
О.Журавлева
―
Вы сейчас провокациями занимаетесь.
К.Серебренников
―
Ну а как? Что это такое?
М.Соколов
―
Ну это, правда, получается, что мы на словах как бы верим.
К.Серебренников
―
Ну да. А вы докажите, что вы верующие вообще. А чего это они в пост поперлись в театр?
О.Журавлева
―
Вообще, чего они пошли в театра?
К.Серебренников
―
Если они верующие, в пост чего они поперлись в театр оскорбляться?
О.Журавлева
―
Я вспоминаю историю с одной оперной дивой 19-го, по-моему, столетия, которая вышла замуж в последствии за какого-то графа, и все у нее было хорошо. Но первое время она обедала с выдающимися людьми за шнурочком, потому что театральные артистки не могли сидеть с приличными людьми за одним столом. Но с тех пор мы, наверное, ушли немного.
К.Серебренников
―
Знаете, очень трудно выносить фарисейство, ложь, лицемерия. Вот против этого вся культура российская и русская, и современная – она против этого: против лжецов, фарисеев, ханжества, мещанства.
Ю.Гусман
―
Не хочу показаться даже не просто банальным, а скучно банальным – об этом все проповеди Иисуса Христа, которому они служат… Дело в том, что все это – подставь щеку, не убий, и возлюби ближнего – это все-таки сегодня звучит как будто как пародия…
К.Серебренников
―
У нас идет спектакль «Мученик», где история про молодого мальчика, который взял, выдернул фразы из Библии и превратил это в оружие настолько экстремальное. Стал экстремистом, стал фанатиком и пошел в такую как бы войны вокруг всех вокруг. И действительно это возможно сделать.
Ю.Гусман
―
Более того, в той же Библии, в Талмуде, и в Коране можно найти…
К.Серебренников
―
Абсолютно агрессивные фразы.
Ю.Гусман
―
Там про… со своими дочерями… и про инцест, и про убийства…
К.Серебренников
―
Это говорит о том, что любую священную книгу в неправедных руках можно превратить в орудие убийства смысла, убийства людей, убийства вообще гуманизма и прочее.
М.Соколов
―
Вы прямо говорите про сообщения, которые мне в Фейсбуке пишут люди, анализируют спектакль. Причем я из этих сообщений понимаю, что они его не смотрели. Доказывают мне, что то, что я сделал, показал на сцене, это грех.
К.Серебренников
―
Ну, хорошо. Пускай они за вас помолятся. Пускай они за вас молятся каждый день.
Ю.Гусман
―
И на самом деле, возможно, есть картины художника Сальвадора Дали или Пикассо… Там очень много чего происходит. Ну и, мне кажется, это интересной работой сюрреалистической, а кому-то это чудовищно противно.
К.Серебренников
―
Есть Каприччо с Гойей.
Ю.Гусман
―
Покойного тоже, кстати сказать.
К.Серебренников
―
Есть Лев Толстой, которого вообще наша церковь анафеме подвергла. Ребята, давайте запретим Толстого!
О.Журавлева
―
Вот вы это зря сейчас сказали, Кирилл.
М.Соколов
―
А они просто не читают его, поэтому и не оскорбляются. Они не читают всех этих авторов, которых вы перечисляете.
О.Журавлева
―
Так спектакли тоже никто не смотрит.
Ю.Гусман
―
Вам надо, Максим, надавать по ушам не за спектакль, а за то, что вы вообще едите не туда. Вам нужно было поставить не так, не то. Вас нужно учить. Потому что сегодня этот тренд, который развивает бренд под названием, так сказать, «Иран». Вот в этой иранской атмосфере…
К.Серебренников
―
ИГИЛ это, вот это государство, которое вдруг нам показывает людей, которых обезглавливают, памятники которое разрушает. Радикальные люди какие-то, совершенно обезумевшие, которые задают нам это… И, не знаю, как это получается, но мы идем по этому направлению – вот это ужасно!
Ю.Гусман
―
Мы, слава богу, пока далеко.
О.Журавлева
―
А давайте узнаем, насколько мы далеко. Мы же можем провести голосование среди самых подготовленных слушателей на свете. Кстати говоря, Гранковский докладывает: «Спектакль действительно не видел, а видел распятие в причинном месте бога-женщины – этого довольно». Спектакль был не об этом, я так подозреваю.
К.Серебренников
―
Он спутал. Это про «Тангейзер» наверное.
О.Журавлева
―
Нет, он что-то, видимо, видел где-то картинки в интернете и ему довольно знать о спектакле. Дело не в этом. Вот пишет, например… пишут всякое. Пишут и хорошее и не очень хорошее. Вот Татьяна, например, пишет, что она возмущается такими режиссерами, как Серебренников. А давайте мы зададим вопрос…
К.Серебренников
―
Оскорбляется. Сейчас модное слово.
О.Журавлева
―
Как быть с театральными постановками, которые оскорбляют ваши чувства – не важно какие: религиозные, сексуально-патриотические, человеконенавистнические – не важно? Вы считаете, что эти спектакли нужно – как это называется, когда не ходят на спектакль? – игнорировать…
М.Соколов
―
Голосовать ногами, да.
К.Серебренников
―
Давайте начнем с малого – пожать плечами.
О.Журавлева
―
Я хочу остро.
К.Серебренников
―
Слушайте, это вот российский путь – сразу расстрел.
О.Журавлева
―
Нет, второй вариант – расстрел. Первый у нас – не ходить.
К.Серебренников
―
Второй – расстрел.
О.Журавлева
―
Значит, смотрите, вы считаете, действительно для каждого есть какие-то вещи, которые не допустимы: игнорировать, то есть не ходить на спектакль, не советовать друзьям – 660 06 64.
Ю.Гусман
―
Или просто сажать.
О.Журавлева
―
Или наказывать каким-то образом: запретить спектакль, оштрафовать спектакль, и так далее – тогда – 660 06 65.
М.Соколов
―
А вот у меня вопрос среди участников диспута. Вот меня, например, оскорбляют кассовые комедии. Что нужно с ними сделать. Я считаю, что это просто ниже среднего. Вот, как вы считаете, что нужно сделать с ними?
О.Журавлева
―
Может быть, кого-то нужно арестовать, да.
К.Серебренников
―
Арестовать тех, кто использует неприличные сцены, которые нарушают вкус, которые используют пошлую музыку и костюмы…
К.Серебренников
―
Вот, кстати, оскорбление вкуса – это тоже… Есть оскорбление чувств, а есть оскорбление вкуса.
Ю.Гусман
―
Нравственных чувств – это реально.
О.Журавлева
―
Процесс уже очень живенько пошел, так что скоро я вам расскажу, что будет. «Постановка «Снегурочки» не оскорбляет? Это ведь язычество», - интересуется Алексей. В общем, можно дойти-то до мышей можно добраться…
Ю.Гусман
―
Да и сама Снегурочка подозрительная тетка совершенно.
М.Соколов
―
Я не понимаю, почему это нельзя обсуждать, почему нельзя страивать какие-то формы, например, где не только профессиональные критики, но и зрители… Почему нужно… Здесь священник сразу обрался НЕРАЗБ статью 148-ю.
К.Серебренников
―
Знаете, почему это выглядит идиотизмом? Потому что мы вынуждены вернуться в какое-то средневековье и с позиции этого средневековья… Как знаете, «Трудно быть богом» - когда этот фильм вышел, мне казалось, что Алексей Юрьевич… что-то там они нафантазировали лишнего, и как-то уж слишком. Сейчас я понимаю, что это не просто пророчество…. Вот у человека было озарение о том, что с нами будет через буквально очень короткое время. Так что, нам быть этим сейчас Руматой, который рассказывает в средневековье людям, что ребята, вот это на сцене – это не оно, это ваши проекции. Вот бык нарисованный на стенке – это не настоящий бык, ему не надо камлать. Живой бык бегает вот там, понимаете? А это всего лишь образ.
Ю.Гусман
―
Вы будете камлать. Простите уж, серьезно, если нет сформулированного и ясно прописанного закона о том, что нельзя на сцене показывать – не важно, будут правила такие – значит, вы уезжайте, Кирилл, в Польшу, ставьте в Молдавии. Если написано, что на сцене…
К.Серебренников
―
В Молдавии отлично, кстати.
Ю.Гусман
―
…Нельзя на сцене ставить…
К.Серебренников
―
Вообще «Нельзя на сцене ставить» - точка! Мне кажется, это очень удачное решение: на сцене нельзя ставить. Просто закрыть театры. Ну такое было. Закрыть театры, закрыть кино. Вообще, изображение нельзя показывать человеческое. Никого не оскорбляет, никого. Вообще, даже я вам скажу, черный экран… черный квадрат оскорбляет, понимаете? Их даже оскорбляет черный квадрат, поэтому тоже проблема.
М.Соколов
―
Я предлагаю единую пьесу для всех театров страны и премьера в один день от Москвы до Владивостока.
К.Серебренников
―
Ну это тут, кстати, было тоже.
О.Журавлева
―
Костюмы утверждают в Кремле.
Ю.Гусман
―
НЕРАЗБ снималось пять фильмов…
К.Серебренников
―
Было малокартинье - все было хорошо.
О.Журавлева
―
Слушайте, я останавливаю голосование, потому что это бессмысленно абсолютно. Уже там 300 с лишним человек высказались. Вот из них 95,8% считают, что если спектакль не нравится, надо его игнорировать.
К.Серебренников
―
Ну это ваша аудитория, дорогая Ольга, понимаете?
О.Журавлева
―
Да, я понимаю. Повезло так повезло. И, соответственно, 4,2% считают, что нужно наказывать.
К.Серебренников
―
Но та аудитория, которая вышла на митинг…
М.Соколов
―
А один из них побежит со статьей, с кляузой…
К.Серебренников
―
Та аудитория, которая вышла на митинг в Новосибирске перед театром, которые требовали крови – у меня эти люди – я смотрел их фотографии, вглядывался в их лица – меня прямо ужасно это волнует, потому что это люди, которые я считаю, обмануты. Вот над ними совершена какая-то операция по одурманиванию и обману, как-то их ввели в страшное заблуждение.
Ю.Гусман
―
Нужно три дня, чтобы это все закончить. Кого-то – кто плохо себя ведут, - закрыть на три дня, оштрафовать, и остальных научить. И сразу все будут ходить строем: «Мы хотим смотреть «Метель»», и будет песня: «Будет людям счастье…».
О.Журавлева
―
«Счастье на века…»
Ю.Гусман
―
…И смотреть «Метель».
К.Серебренников
―
А как вы все эти чудовищные случаи и времена переживали? С юмором так же, Юрий Соломонович?
Ю.Гусман
―
Совсем не было чудовищных времен. Дело в том, что там были объявлены правила игры…
К.Серебренников
―
По которым надо было играть.
О.Журавлева
―
Но вы же играли против правил?
Ю.Гусман
―
Я просто очень надеялся, что песню Jesus Christ Superstar никтонепоймет…
К.Серебренников
―
О чем это. Сейчас, Ольга, получается, на наших глазах меняются правила игры или их пытается кто-то изменить.
О.Журавлева
―
То есть проблема-то не в том, что вы хотите спровоцировать, а они ведутся, а дело в том, что вы не понимаете, где пределы их… вот этих вот…
Ю.Гусман
―
Там нету их… Вот проверяется, вот существует матрица…
О.Журавлева
―
Кто они…
Ю.Гусман
―
И там колеблются все эти… Вылезают как иголки… Есть такие упражнения для кожи. Вот они вылезают, проверяют – тык!
К.Серебренников
―
Реагируешь?
Ю.Гусман
―
Реагирует общество? Туда хлынули, - как пробитая стена – войска. Не реагируют – отползли. И вот в этом случае получается все то, что получается, потому что… с другой стороны, вот Кирилл, я считаю, совершенно с гордостью носит ордена, нашивки и шрамы за ранения, полученные в бою…
К.Серебренников
―
За свободу.
Ю.Гусман
―
Как Гельман, Мирзоев… Но я не настаиваю, что эти и множество других современных реформаторов тетра должны нравится всем, включая пожилых зайцев вроде меня, совершенно необязательно.
К.Серебренников
―
Я вам даже скажу, классики не должны нравиться всем.
Ю.Гусман
―
Да. Даже современная опера – я видел ее много и живьем и не живьем – это не въезжаешь практически до 4-го акта, потому что, что они делают…
О.Журавлева
―
А с другой стороны, смотришь классическую постановку оперы – поют-то прекрасно, но это такое уныние!
Ю.Гусман
―
Вот для этого и существует искусство…
К.Серебренников
―
Ольга, действительно важный момент. Мы сейчас понимаем, что мы с Юрием Соломоновичем находимся на разных вкусовых территориях. Нам нравятся принципиально разные фильмы, разные спектакли, но это не значит, что мы должны бить друг другу морды. Мы прекрасно договариваемся, мы прекрасно общаемся, потому что нас объединяет одно: мы допускаем свободу, мы понимаем, что художник имеет право на высказывание.
Ю.Гусман
―
И красивые слова – я говорю не по тексту, а как помню – Авраама Линкольна о том, что «я готов отдать жизнь за то, чтобы мой противник мог бы говорить то, что он думает».
К.Серебренников
―
Вольтер.
Ю.Гусман
―
Я не готов судить все время людей –Гротовский, Кадушкевич – я их видел, они мне нравились. Идут годы, что-то меняется.
К.Серебренников
―
Другое нравится, другое не нравится. Поэтому я бы в качестве реакции выбрал первое, вот то, что я предлагал – пожать плечами.
О.Журавлева
―
Советом «пожать плечами» мы прощаемся. Максиму Соколову, режиссеру «Метели» желаем дальнейших успехов…
К.Серебренников
―
Выдержки и мужества.
М.Соколов
―
Спасибо большое!
О.Журавлева
―
Как театр может оскорблять чувство верующих, говорили еще с Кириллом Серебренниковым, художественным руководителем Гоголь-центра и Юлием Гусманом, художественным руководителем Российской академии киноискусства – премии «Ника». Спасибо большое, всего доброго!