Непрошедшее время - 2008-12-28

МАЙЯ ПЕШКОВА: В Мандельштамовские дни в России, похоже, в наше время зародилась новая традиция – собираться у памятника поэту и читать его стихи.

Осенью «Литературным экспрессом» побывала во Владивостоке, и вместе с его участниками возложила цветы к первому памятнику поэту в нашей стране [2001]. Памятник многострадальный – отбивали у скульптуры нос, обливали краской. Вот и взял Дальневосточный университет экономики и сервиса памятник под свою защиту – перенёс в своё ограждённое пространство.

Там же, у памятника встретила поэта Бахыта Кинжеева, «русско-казахско-канадского», как себя называет Кинжеев, приехавшего впервые в город, где в 1938-м в пересыльном лагере «Вторая речка» завершился жизненный путь [Осипа (урожд. Иосифа) Эмильевича] Мандельштама [3(15) янв 1891-27 дек 1938].

БАХЫТ КИНЖЕЕВ: [неразборчиво] организовался фестиваль. Первый год я не сумел приехать, по житейским делам, а второй раз у меня получилось, и я чрезвычайно доволен.

М. ПЕШКОВА: Мы с Вами находимся у символической могилы Мандельштама, и крайне взволнованы.

Б. КИНЖЕЕВ: Примерно так же взволнован, как когда был в Иерусалиме у Гроба Господня, потому что Мандельштам своей судьбою повторил судьбу Иисуса Христа – тот помер за человечество, а этот помер за русскую культуру, в высоком смысле. И именно за русскую культуру – он был очень русский поэт. И поэтому, что добавлять? Я никак ничего не могу добавить.

М. ПЕШКОВА: Какие строки Мандельштама Вы вспоминаете чаще всего?

Б. КИНЖЕЕВ: Любые. Всего знаю наизусть.

М. ПЕШКОВА: Ну, самые дорогие? Какие самые близкие?

Б. КИНЖЕЕВ: Я не могу сказать, какие самые дорогие, но когда читаешь

Когда Психея-жизнь спускается к теням

[В полупрозрачный лес, вослед за Персефоной,

Слепая ласточка бросается к ногам

С стигийской нежностью и веткою зеленой].

Ну, я не помню наизусть, но, Боже мой, это неважно. Каждая строчка, которую написал этот человек, это драгоценные строки.

М. ПЕШКОВА: Ваши стихи – имеются ли адресованные Мандельштаму?

Б. КИНЖЕЕВ: Вообще говоря, я от Мандельштама в своих стихах очень сильно завишу – я это знаю. Я пытаюсь сделать что-то новое, но, конечно, опора моя главная это он. Тем не менее, когда ещё, в 1973-м году я написал стихи, которые до сих пор люблю, как ни странно – 1973-й год был…

Это были стихи, посвящённые выходу книги Мандельштама в серии «Библиотека поэта», с очень нехорошим предисловием, в котором вообще не говорилось, как он погиб. Тогда я написал стихотворение такое:

Прошло, померкло, отгорело,

нет ни позора, ни вины.

Все, подлежавшие расстрелу,

убиты и погребены.

И только ветер цвета крови [сдвинув брови],

стучит в квартиры до утра,

где спят лакейских предисловий

испытанные мастера.

А мне-то, грешному, всё яма

мерещится в гнилой тайге,

где тлеют кости Мандельштама

с фанерной биркой на ноге.

А в принципе, конечно, его влияние рассеяно по всем стихам, не только моим, а всех, потому что это человек, который «нарыл» очень много ходов будущее. Это был, повторю, гордость русской культуры невероятная.

К сожалению, у нас с Перестройкой и всем прочим про поэзию немножко забыли, но… Ну, что говорить, это, вот как [Фёдор Михайлович] Достоевский был в XIX веке в прозе, так вот Мандельштам в ْْْْXX веке в поэзии.

М. ПЕШКОВА: Если бы Вам пришлось писать предисловие к томику Мандельштама, что бы Вы написали?

Б. КИНЖЕЕВ: Я бы начал с большим душевным удовольствием свою точку зрения, «вгрызаясь» в его строчки.

Когда-то [Ю.И.] Левин, мандельштамовед замечательный, написал статью, посвящённую одному из восьмистиший Мандельштама. В ней было восемь страниц. Он разобрал это восьмистишье по косточкам. А кончалось великолепной фразой «Я понимаю, конечно, что мои восемь страниц разбора не исчерпали и десятой доли смыслов, заключённых в этом гениальном восьмистишье. Вот этот подарок, который русскому народу дал Господь Бог – Осип Эмильевич Мандельштам.

Памятник мне показался великолепным. Он не патронизирующий, он не «лужковский», он – правильный. Осип Эмильевич – высокий, он в жизни был высокий – метр восемьдесят. Все говорят, что он был маленький. Нет! И мне кажется, что это ровно, как он читал свои стихи, каким он был. Да, это просто очень хороший памятник.

М. ПЕШКОВА: Издевательские слова, которые, как мне показалось, о нём написал [Валентин] Катаев.

Б. КИНЖЕЕВ: «Щелкунчик», да… Ну, немножко он был «щелкунчик», наверное, хотя не Катаеву об этом судить. Мандельштам был человеком другого порядка по таланту. Просто тогда так получилось, что «Воспоминания» Катаева [«Алмазный мой венец», 1978] стали для нас одним из немногих источников сведений об Осипе Эмильевиче.

Были же и злые эпиграммы тогда же на Катаева, что «из многих терновых венцов он решил себе свой алмазный сделать»

[Эпиграмма Виктора Борисовича Шкловского:

Из десяти венцов терновых

Он сплел алмазный свой венец.

И оказался гений новый —

Завистник старый и подлец.]

К сожалению, я вынужден подписаться под этими обвинениями. Это неправильно, когда благополучный советский литератор пишет слюнявые воспоминания о гениях, которые были гораздо выше его.

Это просто неправильно, и всё.

И я ещё раз хочу сказать, что, находясь вот рядом с этим памятником, а памятник этот я ощущаю как надгробный памятник, хотя костей Осипа Эмильевича здесь не лежит. Ну что такое «кости»? Мы – христиане, слава Богу.

М. ПЕШКОВА: Касательно «Мемуаров» Надежды Яковлевны Мандельштам, можно сказать словами Анны Ахматовой, что Надежда Яковлевна была «образцовая вдова», как Ахматова сказала о Елене Сергеевне Булгаковой. По-вашему, она действительно была «образцовая вдова»?

Б. КИНЖЕЕВ: У Надежды Яковлевны к Анне Андреевной могут быть свои счёты – я понимаю, что «образцовая вдова» это ироническое, наверно, название. Я считаю, два тома «Воспоминаний» Надежды Яковлевны великолепным литературным произведением, раз, великолепным памятником Осипу Эмильевичу Мандельштаму, два – хотя она, конечно, была не самая приятная женщина в жизни. Но какое моё дело? Осип Эмильевич тоже был в жизни не самый приятный человек. Он воровал чужие книги, в конце концов. За что чуть ли не получил по морде от [Максимилиана] Волошина. Это мы всё знаем. Какое мне дело? Кто я и кто он?

Так же точно с Надеждой Яковлевной. Мне «плевать», какая она была в быту. Она оставила памятник Осипу Эмильевичу – абсолютно адекватный памятник, как мне кажется.

М. ПЕШКОВА: Кого же расспросить о «пересылке» [пересылочный лагерь для заключённых]? Тут её пережили и Евгения Гинзбург, и Варлам Шаламов, и Вадим Козин, и многие другие. Отправили меня к краеведу, Нелли [Григорьевне] Мизь. Вот она-то знает всё, как мне сказали.

Но беседа пошла в другое русло – о том, что волнует многих жителей – судьба Острова Русский [42°59′44″ с. ш. 131°50′48″ в. д.]. Предстоящий «саммит» АТЭС [Азиатско-Тихоокеанский форум экономического сотрудничества, созд. 1989] 2012 года, строящийся мост через бухту Золотой рог, отели, дороги, котельни, линии электропередач на остров – в общем, «закатают» Русский «в асфальт», сказала мне знаток истории города, почётный его гражданин, Нелли Мизь.

НЕЛЛИ МИЗЬ: Он очень необычный, этот остров. Такого нигде больше нет. Это не я говорю, это говорят многие – те, кто видел этот остров, и видели вообще эти острова. Эти острова – сильно «изрезанные». Посмотрите, он какой ажурный, с береговой чертой. То есть, с множеством полуостровов, бухт, мысов, заливчиков. С чистейшей водой, с природой непередаваемой. Он просто потрясающе интересен. И он яркая индивидуальность.

И вот теперь представьте себе, что на этом всём острове будут бетонные дороги, будут высокие отели и большое количество стройки. Что здесь останется? Здесь ничего не останется! Я имею в виду, от истории.

М. ПЕШКОВА: Майор запаса Олег Стратиевский, служивший на острове, ныне продолжает там жить. Он как сотрудник Музея Тихоокеанского флота отвечает за музейный объект «Ворошиловская батарея». Водит экскурсии по острову. Собиратель истории. У него готова книга о «Русском». Олегу Борисовичу и адресовала вопросы.

Из истории Острова Русского, когда он был открыт, когда стало о нём известно в России? Когда он был описан? Когда он стал форпостом? Остров «Русский», кто его населял до того, как пришли туда россияне?

ОЛЕГ СТРАТИЕВСКИЙ: Для русских он стал известен, наверно, в период освоения, как ни странно, англичанами и французами, когда они первые сюда пришли в 1854-м году. Это имеется в виду, конечно, для военных моряков, для «чёрных» людей. Россия приходит на Дальний Восток именно в этот район только в 1858-м году, то есть, спустя четыре года.

Переименований, собственно, ни английских, ни французских, ни русских, на тот период не было. Остров носил название «Маньчжурское» и [китайское] «Яханга Тун» [на карте 1723-го года крупнейшего французского картографа XVIII века Жана-Батиста Бургиньона д’Анвиля - Jean-Baptiste Bourguignon d’Anville, 1697-1782]. Название это появилось, фактически, в XVIII столетии. До той поры на картах, ни на старых маньчжурских, ни китайских, ни европейских ни сам остров, ни цепь островов – архипелаг – даже не обозначались.

Ну, освоение его начиналось, как и Владивосток – можно было бы привязать историю к 1860-му году, но это было неправильно, потому что в это время произошла только высадка ограниченного контингента, который основал пост – всего 32 человека. Поэтому, конечно, никто не мог заселять или обратить внимание сразу на остров.

Первое внимание обратили на него даже не военные. В 1868-м году было создано Сибирское удельное ведомство, в задачу которого входило привлечение переселенцев с запада, поскольку приобрели без единого выстрела, без каких-то дипломатических проблем огромную территорию – Уссурийский край, Амурский край. Эти земли нужно было обустраивать, защищать. В конце концов, нужно было и освоение какое-то. Без гражданского населения это было невозможно. Поэтому задачей ведомства было привлечение переселенцев. Для ведомства было выделено 167 тысяч гектаров земли по югу Приморья – лучшие земли, в том числе земли Острова Русский.

Ведомство – первое организация, которая смогла хоть как-то описать остров, дать какую-то информацию о нём. На этот период оказалось, что на Русском жило всего 12 человек – это бывшие ссыльные каторжные Сахалина и всего одна – крестьяне из Черниговской губернии.

Ведомство же и распределяло по территории Русского землю под огороды для переселенцев. То есть, они работу какую-то начинали, и эта информация первая от них идёт. В том числе и, как ни странно, здесь же проживало около 20 китайцев поначалу. Но чем больше становилось русских, тем больше китайцев. По Совместному Договору с Россией [1860-го года] они, в общем-то, не притеснялись. Зная потребность русского населения в рабочих руках, китайцы приходили на сезон, как сезонные рабочие.

Программа «Сибирское ведомство», к сожалению, не получила развития. В 1871-м году эти земли передали Морскому ведомству – только, наверно, к 1880-м годам военные обратили внимание. Это период, когда уже шёл первый этап строительства крепости. Не обратить внимание на Русский военные не могли. Он как естественный щит прикрывает город Владивосток со стороны моря. Его и называли любовно «Дальневосточный Кронштадт». У него та же задача, что и у Кронштадта – обеспечить безопасность города, порта – со стороны моря.

Ну, отсюда, наверно, начинается новая страница. Конечно, сразу, осваивать военные не могли – не хватало ни вооружений, ни людских ресурсов. Поэтому, перед Японско-русской войной занимался только север острова. Готовилась линия обороны. Она перекликается с порт-артурским периодом – очень ярко.

Практически, с началом строительства [инфраструктуры для «саммита» АТЭС в 2012 г.] – мы предполагали, что так оно будет, и так оно и случилось – мы начинаем терять эти объекты. Причём, если в Порт-Артуре китайцы их реставрируют и сейчас развивают как одно из направлений туристического бизнеса, то у нас – мы своими же руками свою же историю – явно, что мы будем её уничтожать – хотя в планах развития города и, в том числе, островных территорий, каждая строчка, любое предложение – буквально как кровоточащая рана – «высокая ценность объектов», «высокая значимость для рекреации», «развития туризма»… Звучит красиво, но делается всё как будто «в пику».

Получается, что первое впечатление – «не ведают, что творят». Вот отсюда вся проблема. Потому что на период, когда шло обсуждение в феврале-марте 2007-го года – мы достоверно знаем, что те критические предложения, замечания, которые были высказаны в ходе обсуждения – они проходили по всем районам города Владивостока – по-моему был цикл из шести таких обсуждений – ни одно критическое замечание не прошло по протоколам, и Москва об этом даже не знает и не слышит. Она этого не видела.

Была бы возможность, допустим, в период, когда Владимир Владимирович Путин, а позже и [Дмитрий Анатольевич] Медведев – отдыхали на Острове Русском, им это всё рассказать, мне кажется, было бы другое отношение, другая постановка вопроса.

Но мы уверены просто, что мы его теряем. Уже первые шаги сделаны пока – ещё и месяца не прошло, как начались работы – сделано пока немного – уже сейчас просто не хватает слов, чтобы возмутиться и, по крайней мере, хоть как-то объяснить, что же происходит.

М. ПЕШКОВА: Я смотрю, здесь очень много… И хотя эта карта, с [буквой] «ять», позапрошлого века – но я смотрю, что очень много построек на «Русском» уже было в то время. Что это были за сооружения? Это были форты?

О. СТРАТИЕВСКИЙ: Большей частью, это крепостные сооружения. Конечно же, с приходом военных на остров готовилась оборона самого Владивостока, и уже в годы Русско-японской войны, Остров Русский был выделен в отдельный район – его называли «Южный отдел крепости». Это название за ним закрепилось и после Русско-японской войны, когда начинается последний, широкомасштабный, этап развития крепости – крепости, которой было суждено было стать сильнейшей в мире морской крепостью.

Здесь получается – не только форты, как Вы спросили. Здесь и артиллерийские батареи. К примеру, из 400 км2, занимаемые крепостью - 100 км2 –это Русский остров – четвёртая часть. Но из 16-ти фортов, шесть – на Русском. То есть, по плотности – больше. Из 50-ти береговых артиллерийских батарей, 27 – на Русском. То есть, по плотности, гораздо больше.

Ну, а самый такой сравнимый, наверно, аргумент: из 1200 выстрелов, которые артиллерия могла произвести за одну минуту, основная масса приходилась как раз на Русский остров. То есть, не каждый бы противник сюда подошёл. О её силе знали, и поэтому не напали. Хотя и говорят, ну как же – у нас сильнейшая в мире морская крепость, или одна из сильнейших, [и] она не воевала – как можно проверить силу?

Так вот, есть такая история замечательная. Когда Пётр I начинал только строить Кронштадт, шведский король [Карл XII] вызвал своего морского министра и потребовал уничтожить постройки, пока они не завершены ещё. На что ему тут же министр ответил, «Ваше величество, я не идиот – посылать свои деревянные корабли на кронштадтские камни». Ведь он не камней боялся.

Так же и у нас. Ведь не камней боялись. Знали предполагаемую силу и возможность обороны.

Здесь уникальность не в том, что только насыщенность объекта. В России крепостное строительство привнесено Петром. У нас не было такой средневековой истории, как она была на Западе. Сейчас в Европе 50 тысяч замков. Это те же крепости. Каждый феодал за свой клочок земли переживал, старался как-то защитить его.

У нас не было необходимости. «Поля, леса, луга, я построю замок – всё это будет противником просто занято, и - голодной смертью [неразборчиво]». Такие просторы, что не было в этом необходимости.

С Петром I привносится это крепостное строительство. И наши инженеры начинают у Запада, так же, как учились морскому делу – Пётр привнёс – так же учились крепостному. И вот за 200 лет русские инженеры создают свою школу. И на примере крепостных сооружений Русского острова мы показываем детям, иностранцам – как шло развитие фортификации, и как впервые за двухвековую историю русские инженеры построили не просто лучше западных, как минимум на 20 лет опередив, но и «похоронили» крепости – после русских инженеров крепости уже больше никто не строил. Понимали, что они своё изжили.

И эти яркие примеры возможно посмотреть только от объекта к объекту, пройдя два-три каких-то, ну, может быть, характерных объекта, хотя бы. Но ведь таких объектов много. И каждый по себе совершенно уникален ещё в каком плане.

Ведь молодые инженеры, капитаны военные, приходили на место будущего строительства форта с обычным проектом, утверждённым Инженерной академией. Типовой проект.

Но, применяясь к местности, они создавали такие объекты, ценность инженерной находки которых настолько поражают – это заслуга каждого. Каждый – это личность. И вот эти личности раскрывались. Им давали такую возможность.

Конечно, значимость большая. Здесь не только крепостные объекты. Это же ещё и Гражданская война [1918-1923]. К нам сейчас вот уже, наверно, третий раз в этом году приезжают чехи – буквально делегациями, и приезжают внуки тех чехов, которые служили на Русском в годы Гражданской. Они практически целуют камни. Они настолько удивлены и расположением острова, и что здесь находится.

Ну, наверно, самый яркий пример – мы всё время восхищаемся - в прошлом году на наш кинофестиваль [стран Азиатского и Тихоокеанского региона] «Меридианы Тихого» [15 – 21 сен 2007] приезжал Ян Фишер[-Романовский – Yan Fisher-Romanowski Fisher-Romanowski] – это режиссёр Голливуда- с задачей посмотреть место, где в годы Гражданской войны на Русском острове жили дети и беженцы и Петербурга. Уникальная история – наверно, Нелли Григорьева [Мизь] о ней.

Смысл в том, что когда мы смотрели сам Русский, на одном из объектов, - ну, мы его называем так: «Видовая площадка» - там любое место можно называть «видовой площадкой, потому что интересный открывается обзор.

И вот он произнёс, как-то так, вроде, походя, фразу, «Ну, у вас здесь как на Гавайях!».

Ну, нас это «зацепило» - как это, расскажите!

Он говорит, «Ну, мне не важно, какой листочек рядом на дереве. Зелень. Сами холмы – не называет из «сопками», бухточки, залив, сочетание моря и леса – и называет какой-то район Гавайев. Для нас это было удивительно. Я, допустим, этот район не запоминал – я там не был.

Но когда к нам приезжают и наши соотечественники и говорят, «Да, мы были и да, действительно, похоже», вот – мы уже второй год живём «на Гавайях», оказывается.

М. ПЕШКОВА: Вы говорите о русских детях, которые из Петербурга, которых летом послали – то, что называется «покормить» их на Урал, потом они вынуждены были возвратиться в Петербург, совершив кругосветку.

О. СТРАТИЕВСКИЙ: Мы, допустим, нашли список детей, которые здесь похоронены – кто здесь умер на месте. И, опять же, на Русском острове, в том числе. Конечно, было бы интересно, чтобы это место было каким-то образом обозначено. Это место, в принципе, святое. «Ноев ковчег» детей – впервые вокруг Земного шара – это уникальнейшая операция «Красного креста». Наверно, ничего подобного в мире не было. Почему каждую вот эту крупицу не сохранить?

Но, у нас сейчас, похоже, будут «топтаться» по истории. Это примерно как и советский период – вместо кладбища – подсобное хозяйство.

Н. МИЗЬ: Очень интересная история, связанная со «Скаутским» движением. Настоящие скауты. Лагерь был. И какой был! Как он соотносился с жизнью города всего. Это очень интересно.

Вообще, летопись русского острова – я говорю – Олег Борисович собрал материалы для книги большой. Это потрясающий интерес может вызвать у кого угодно. Это и романтическая история, и героическая, и, где-то, смешная история, и трагическая, - какая хотите – и иностранная.

И иностранцы – вот он [Стратиевский] сказал о чехах – а вот французы, пожалуйста. Хотите, французскую [историю] – пожалуйста. Хотите – польскую, японскую – сколько хотите – пожалуйста – всё это есть на Русском острове.

О. СТРАТИЕВСКИЙ: Одно вызывает большую и горькую обиду – непонимание – может быть, это процесс прохождения через чиновничий аппарат – неизвестно. Но ведь развиваться городу есть куда. Почему именно на юг, где можно предложить место отдыха горожанам и сделать… - ведь до сих пор во Владивостоке нет красивой набережной, куда можно было пройтись – не два метра, а километр-полтора – пройтись вдоль моря. Этого нет во Владивостоке.

СОХРАНИТЕ РУССКИЙ!

У нас нет хорошего, мощного, зоопарка на Дальнем Востоке – вот в естественных условиях на Русском это можно создавать, оставлять – ведь до сих пор пятьдесят голов дикой козы, или, косулей – на Русском. Возрождается поголовье бурой лисицы. Масса гнездовий серой цапли. В этом году впервые японский аист остановился – это не его место на перелёте, не его траектория движения – как он ЗДЕСЬ оказался? – в двух бухтах впервые увидели.

То есть, место, конечно, красивое и интересное.

Здесь же – лечебные грязи. Причём, уже второй год работают специалисты ДВО РАН [Дальневосточного отделения Российской академии наук], работают наши преподаватели Медицинского университета Владивостокского.

А что касается самих объектов – сам мост и, собственно, дорога, которая будет сопутствовать ему, выходит на отдельный «рубеж обороны» - назвали его так, наверно, лет десять назад, когда начинали только работать на Русском после открытия – назвали его «Южный рубеж». Это целый участок экскурсионный – начинается, фактически на Поспелова. Сам маршрут закольцован - [он] включает в себя, фактически, четырёх артиллерийских береговых батарей, форта и, как объединяющее, это – вал, или земляная ограда. Ведь у слов «город» и «ограда» этимология одна и та же – город-поселение не может быть «городом», если не имеет защиты, ограды. Вот как раз этот участок ограды представлен «земляным валом ручной работы». Этот участок мы уже начинаем терять.

И первая потеря – за всей этой «линией обороны» располагался палаточный лагерь. Из всей территории этого палаточного лагеря, мы, по-моему, уже сейчас потеряли, как минимум, процентов двадцать, если не двадцать пять. К сожалению.

И эти жертвы будут, как бы ни старались их избежать, потому что изначально он [планируемый мост] не нужен был в этом месте. Сам мост – нужен. Развиваться нужно. Но ведь до сих пор остаётся ещё один вариант – по Западному побережью, и от него никто не отмахивается. И говорят о том, что это будет мост «второй очереди». Почему он не стал мостом «первой очереди»? А дальше уже – время покажет, как нужно развиваться.

[Нужны] щадящие варианты – когда мы обращались со своими предложениями – ведь у нас были конкретные предложения, как можно выйти из ситуации.

Ну, а вслед за нашей «оградой», вслед за всей «линией обороны» - и тут – сопутствующих – или, в линии обороны их можно назвать предшествующими – это объекты полевой фортификации. Это то, что сделано в земле. Природа сама не сохраняет такие объекты. Это уже здорово, что они сохранились.

Это и глубокая траншея противопехотная – ей предшествуют волчьи ямы, или противопехотные ловушки. И, если бы даже мы это всё предположили, чтобы строители это сделали всё щадяще, то мы даже в ландшафте теряем. Ведь сам объект – тогда нужно смотреть, и интересно смотреть – когда понимаешь, для чего он здесь. Если мы закроем [его] мостом и дорогами, сразу теряется весь смысл объекта, как бы красиво ни говорили, как бы красиво ни обещали. Это невозможно.

Получается, не имея возможности защитить весь Русский, военные строили перед Русско-Японской войной только на Поспеловских высотах линию обороны, и была занята Гора Русских. На юге, во время Русско-японской войны – тайга, непроходимая. Но расчёт военных простой: если даже противник займёт господствующую высоту, то до города ему далеко, очень далеко. Он вынужден будет вернуться и выйти на ближайшие высоты к городу – вот здесь как раз и готовилась линия обороны – узкое место, проход, высота господствующая. Тут масса интересных вещей.

Причём каждый из объектов уже предполагает какой-то обзор. Ведь военные не могли строить где-то в лощине, не могли строить так, чтобы никто ничего не видел, и они сами бы ничего не видели. Конечно, каждый объект играет ещё и с ландшафтом. А ведь здесь ещё и исторический ландшафт.

Вот буквально только строители пришли 29-го сентября – через четыре дня при работах вскрыли уникальнейший памятник древности. В Приморье их ТЫСЯЧИ. Можно говорить о тысячах – двести пятьдесят – только Залива, и по Приморью тоже, по всему.

Хорошо, пусть даже две-три сотни. Но то, что нашли – подобного ничего нет. Это не «поселение» древнего человека, не «стоянка» - возраст определён – 2500 тысячи лет – древний человек. Но его – я, наверно, некрасиво назову – я не специалист, - я бы сказал – это «столовая». На земляной косе, прилегающей к побережью. За косой идёт лагуна пресной воды. На стыке пресной и морской воды – хорошее устричное хозяйство. Так вот, на самой косе древний человек устраивает, фактически, «столовую». Все надеются на то, что «поселение» где-то рядом, и его можно будет найти, потому что они не могли жить прямо у воды. Где-то рядом…

То есть, вот такой толчок – ещё что-то будет, обязательно будет. Будет и «Поспелово-один», и «Поспелово-два», и «Поспелово-три», но мы потеряем, если мы всё это [не слышно].

Н. МИЗЬ: … Землю, и на этой насыпи, прямо рядом с раскопками этими, которые ведутся, очень интересные, уже ведётся начало строительство бетонного завода. А он будет не один.

М. ПЕШКОВА: В городе гибели Мандельштама и городе, где уникальный Остров Русский, который, по мнению краеведов, могут «закатать в асфальт», во Владивостоке.

Звукорежиссёры Вера Кузнецова, Алексей Нарышкин, и я, Майя Пешкова, программа «Непрошедшее время».

РЕКЛАМА: Программа выходит при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям.

Слушайте программу «Непрошедшее время» на нашем сайте http://www.echo.msk.ru