Русские эмигранты в послевоенной Европе - Непрошедшее время - 2009-03-08

М. ПЕШКОВА: Профессор Аврил Пайман-Соколов приезжает в Россию по нескольку раз в году. Здесь живёт её дочь и внучка, здесь на Переделкинском погосте погребён её муж, художник Кирилл Соколов. Но сегодня рассказ не о родных, а о русских эмигрантах, с кем г-жа Пайман встречалась в послевоенном Париже, куда приехала из Англии изучать русский язык.

Я хотела, конечно, расспросить, с Буниным Вы были знакомы?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: С Буниным я не была знакома. Я была знакома с Зуровым, который был близким приятелем Буниных.

М. ПЕШКОВА: Вера Николаевна Муромцева-Бунина* очень любила Зурова.

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Да. И у неё я была, кажется, уже после смерти Бунина. Она была как школьница большая. Она была совершенно седая, но почему-то была одета и манерами была как школьница, очень любезная и милая, благовоспитанная, голос детский.

М. ПЕШКОВА: Вы были знакомы с Зуровым. Каким он был?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Зуров был тёмнолицый, он производил впечатление военного человека, только неряшливо одевался, но было что-то в его облике очень мужское.

М. ПЕШКОВА: Но ведь смотрите, как ему удалось рассчитать. Он ведь не просто пришёл к Бунину, он купил пакет с антоновскими яблоками и пришёл к своему любимому писателю и остался надолго.

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Это типично для эмиграции. Во-первых, они принимали и помогали друг другу, они это делали поразительно сердечно. Я училась у других русских, у Курисов-Фернанде. И у них жил уже 15 лет князь Ливен, который приходил к ним, когда они жили в Париже, и кажется, от него ушла жена. Он сказал, что он покончит с собой. Они сказали: «Садитесь чай пить». Его усадили, успокоили, так он у них и остался. Они замечательно с ним обращались, потому что они преподавали и они не хотели, чтобы он чувствовал себя приживальщиком, который ничего не делает. И говорил нам, ученикам, чтобы мы у него по полчаса занимались разговором. А если он при этом заснёт, мы не должны были этого замечать. Он очень старый был. Это умилительно было.

Другой случай – Злобин, которого я тоже знала, секретарь Гиппиус. Он тоже у них жил, и он занимался их хозяйством, очень много делал для них. Я с ним знакома была уже после смерти Гиппиус, конечно. Он жил на юге Франции, и жил как студент, на третьем-четвёртом этаже высокого дома, бегал наверху в кедрах, наверное, ему уже за 60 было. Очень живо рассказывал, угостил спагетти, которые он сам сварил. Я была с другой девочкой. Замечательно увлекательно рассказывал. Но, к сожалению, он весь архив Мережковских уже оставил в Париже. И это, в конце-концов, перешло в Америку.

М. ПЕШКОВА: С кем ещё Вы общались?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Я была несколько раз у Александра Бенуа, который необычайно мягкий, приветливый, очень симпатичный. У него квартира была, как здесь у профессора Гудзева, т.е. масса книг, и на книгах развешаны маленькие картины. Много-много картин его собственных. Я очень жалею, что мне было всего 18 лет, и не пришло в голову, что можно было что-то из этих картин или купить или выпросить. Просто не пришло в голову. Я это видела, мне это очень понравилось. Он очень мягко, доброжелательно о всех рассказывал.

М. ПЕШКОВА: Вы назвали фамилию Гудзе. Вы были его студенткой?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Гудзе у нас был в Кембридже, когда я была уже в аспирантуре. И я, кажется, повезла его туда на автомобиле из Лондона. Мы общались. И когда я приехала сюда стажироваться, он меня очень протежировал и очень помогал, потому что у меня была командировка на 6 недель, и мне надо было попасть в ЦГАЛИ. И это оказалось, несмотря на письма из Ленинграда, необычайно трудно, пока я не позвонила Гудзе и сказала, что я уже неделю обиваю пороги в Москве и не попадаю. Он позвонил, и на следующий же день я оказалась в ЦГАЛИ.

М. ПЕШКОВА: Вы тогда работали над своей диссертацией о Блоке. И Вам надо было в ЦГАЛИ посмотреть кое-какие документы. Верно?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Да. Здесь, в Москве, была вся его переписка с женой. Сейчас она уже издана, но тогда она не была издана.

М. ПЕШКОВА: И её издал г-н Зильберштейн** «Нашем наследстве», да?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Да. Я у него тоже была. Он замечательно сказал. У него огромные книжные полки были везде, и он рассказывал о своей жизни. Потом я выдумала на свою голову, я смотрела все эти книги.

М. ПЕШКОВА: Скажите, пожалуйста, написав диссертацию о Блоке, Вы продолжали заниматься исследованиями творчества и жизни Блока?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: И да, и нет, потому что я диссертацию писала о первых годах русского символизма, и в основном о Мережковском. Мы надеялись найти неопубликованные материалы, о Блоке всё было в России. И когда я писала докторскую диссертацию, невозможно было сюда попасть. Поэтому я писала об этих журналах, о «Новом пути», о религиозно-философских собраниях, о мире искусства, о весах. Но остановилась на 1905 году, а потом, когда стало возможно попасть в Россию, я попросилась заниматься Блоком, потому что я всегда этого хотела. Он меня очень интересовал. И я хотела написать биографию. Что я и сделала. Но намного позднее, в 1978-1979 году. Переведено это на русский язык совсем недавно.

О символизме потом я писала, историю символизма. О Блоке я много писала статей. Основным моим делом было писать о его жизни. Это уже готовила для английского издательства собрание его стихотворений, которые иллюстрировал как раз мой муж в 1973 году. Поскольку я вышла замуж очень скоро после того, как я стажировалась здесь, я не сразу успела написать книгу, и занималась здесь, в России литературным переводом.

М. ПЕШКОВА: Кого Вы перевели?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Первый заказ был замечательным. Это была книга о Фаворском. Потом я перевела сборник о Шекспире.

М. ПЕШКОВА: Уже тогда Вы переводили для издательства «Прогресс», или его ещё не было?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Он появился, пока я была здесь. Во всяком случае я начала переводить не сразу для «Прогресса», а потом да, много переводила для «Прогресса». Кажется, первая книга была как раз о Фаворском, «Кавказские сказки», это была милая книга. Потом Михаила Булгакова «Собачье сердце» я переводила на английский язык. Платонова несколько рассказов переводила для сборника. Потом стихи. Работала для журнала «Русская литература» на английском языке. Ну, так много было, что я и не вспомню.

М. ПЕШКОВА: Аврил Пайман-Соколов, член Британской академии, профессор-славист, вспоминает русскую эмиграцию в Париже. Программа «Непрошедшее время».

Конечно, хочется спросить, как же Вы познакомились со своим мужем? Как английская девушка вышла замуж за русского?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Тоже благодаря Блоку. Когда я поехала в Москву из Ленинграда зимой 1960 года прошлого века, Дмитрий Евгеньевич Максимов мне дал письма к Наталье Волоховой и к Павлович Надежде Александровне. И я была у Павлович, и долго у неё сидела, мы очень увлеклись разговорами, она замечательно мне рассказывала о Блоке. Потом сказала: «Приходите ещё раз, я Вас познакомлю с родственниками». Я пришла второй раз и должна была познакомиться с бабушкой Кирилла, которая действительно, в родстве с Блоками была, и помнила, как Блок читал стихи юным студентом у её дяди Петра Петровича.

Но бабушка упала и сломала бедро, и на её место пришёл Кирилл с нехорошей мыслью у меня попросить художественные издания из Англии. Мы познакомились, у Надежды Александровны в комнате невозможно было курить, а жила она чуть ли не в барачных условиях, там готовили в коридоре, а у неё чудная комната была, очень уютная, домик был за Министерством иностранных дел, очень маленький домик во дворе, коммуналка. Мы выходили в коридор курить. Курили и говорили, и влюбились. И так мы познакомились. Это был 1960 год. Нам удалось расписаться только через три года.

М. ПЕШКОВА: Почему?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Во-первых, Кирилл был в процессе развода, когда я его встретила. И он в порыве прекраснодушия рассказал жене, почему он спешит с разводом. И она сначала решила, что их не разведут, она протестовала. Потом пожаловалась. Его развели, а потом аннулировали развод. Так что я приехала, и должна была уехать. Это было в 1961 году. Я уехала на два года. Мы прекратили всякую переписку, и в конце-концов развод стал опять актуальным. И я приехала с помощью Сосинского, по приглашению Союза писателей на две недели. И ещё мне звонили, ещё в Англии, до отъезда, что мне дана виза только на неделю, чтобы я пришла с паспортом, что будут менять визу. А я настолько научилась жить в России, что я не приходила, я пришла с визой на две недели. И нам удалось худо-бедно, но пробить брак.

М. ПЕШКОВА: А вы должны были просить у кого-то разрешения на брак или нет?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Мы бегали по всей Москве, мы были у Брежнева на приёме, он тогда был начальником Москвы. Потому мы были на Старой площади, в ЦК, и там нам помогли, нас выслушали. Мне дали очень милое и благосклонно письмо Корней Чуковский. Мы у него были и рассказали о нашем бедственном положении. Он всегда увлекался английскими посетителями, и нам помогла Татьяна Литвинова, которая была у него, и которая сказала: «Помогите, напишите что-нибудь». Но, вместо того, чтобы написать прямо, он же не мог за меня поручиться, он написал мне очень любезное письмо о моём переводе «Отцов и детей» Тургенева, который я делала в промежутке, когда я была в Англии, и который он собирался ругать, как умел ругаться только он, в рецензии.

Но, вместо ругани, он написал это очень любезное письмо, как я замечательно переводила, и разрешил мне это показать. И я слышала, как чиновник, который нас принял, говорит по телефону, что обо мне прекрасно отзывается Корней Иванович. Мы ждали до истечения моей визы, и никакого ответа. Я позвонила, мне сказали: «Ваш запрос у Семичастного***». Я говорю: «Где? Это переулок?» «Нет. У Семичастного». Это, конечно, не был переулок. Кирилл жил в переулке Петра Великого, там рядом Кривоколенный, я и подумала, почему не Семичастный. Наверное, это переулок.

Мне разрешили остаться совсем без визы, на птичьих правах. И через шесть недель примерно нам разрешили. Так что всё счастливо закончилось.

М. ПЕШКОВА: Вы говорили о том, что Вы были аспиранткой самого Владимира Орлова. Так ли это?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Нет. Я была рекомендована Дмитрием Евгеньевичем Максимовым****.

М. ПЕШКОВА: Кто Вас рекомендовал известнейшему блоковеду?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Это был первый год, когда был согласован обмен студентами и аспирантами. Я поехала с самыми первыми, по официальному обмену. Из нас человек 20, наверное, мы приехали на корабле, приехали в Ленинград. И нас ждал наш английский культурный атташе, который сказал, что часть из нас, и я в том числе, остались бы в Ленинграде. Мы здесь и остались. Со мной были студенты, в сущности, я была единственная аспирантка. И очень мне повезло, потому что я попала к Максимову, который меня строго экзаменовал, решил, что я кое-что читала и знаю источники, и сразу рекомендовал в Пушкинский дом и в архивы. И это было замечательно!

М. ПЕШКОВА: А как Вы познакомились с Владимиром Орловым?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Я не помню. Вероятно, на каком-то блоковском заседании в Пушкинском доме, меня познакомили, как аспирантку, англичанку, которая занимается Блоком. И поскольку это тогда было очень большой редкостью, он любезно меня пригласил домой, со мной беседовал, и потом вёл по блоковскому…

М. ПЕШКОВА: Вы не сказали о Вашем муже. Ведь он был очень известным художником.

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Он был очень одержимым художником. Он учился в художественной школе, куда он попал мальчиком во время войны, как только они вернулись из эвакуации. Он говорил всегда, что поколение, которое попало из художественной школы в эвакуацию – это считалось героическим поколением, потому что у них очень тяжёлые условия, они только и думали, и говорили об искусстве. И был такой дух в школе. Он учился, потом пошёл в Суриковский. И в Суриковском институте он выбрал графический факультет, отчасти потому, что там до недавнего времени преподавал Фаворский и был более либеральный дух. И закончил по книжной графике. И работал официально в Москве всё время в книге и со станковой графикой.

Для себя он писал темперой и маслом, портрет писал, очень много фантастических вещей. И очень много иллюстрировал совсем не для денег, а для себя, в то время, когда не издавали символистов, или почти не издавали, он делал «Балаганчик» Блока, «Петербург» Андрея Белого, они сейчас в музее Белого, эти работы. Вот это частично то, что я полюбила в нём, потому что он мне показывал все эти работы, и они замечательные были, и очень мечтательные, он был романтик.

М. ПЕШКОВА: Почему Вы решили уехать из России в Англию, вернуться домой?

А. ПАЙМАН-СОКОЛОВ: Мы выехали в 1974 году. Выехали официально, на год. И у меня там получилось несчастье, у меня был мёртворождённый ребёнок. И я начала писать биографию Блока. Он очень хотел, чтобы я закончила биографию, и не хотел вернуться к сроку. Но продлил. Потом уже стало немножко боязно возвращаться. А когда стало возможно восстановить вот это своё легальное положение двойного гражданства, России и Англии, проживающего с женой в Англии, он приезжал сюда, начиная с начала 90-х годов, делал выставки в Доме художника, две выставки, выставки в Перми, выставку в Петербурге в последний год жизни, в «Нашем наследии» в Москве. И выставлено то, что он делал в Англии.

И конечно, там он очень скучал, люто скучал по России и по среде, я думаю, потому что, поскольку он с 13 лет был в художественной школе, он привык общаться с людьми, которые интересуются искусством, которые живут этим. А здесь такой среды не было, очень долго, во всяком случае, потом он подружился с людьми, которые занимались эстампом как раз, которые им увлекались. Но живопись – это очень одинокое занятие. Он говорил, что он как мальчик Кей в «Снежной королеве», он всё складывал слово «Вечность» из льдинок, экспериментировал. Есть такой критик Ольга Яблонская, замечательно о нём написала после выставки в «Нашем наследии», и сказала, что как-то он сумел использовать в творчестве своём одиночество, чтобы найти какой-то выход из постмодерна, чтобы утверждать те ценности 60-х годов, когда он процветал здесь, как иллюстратор, ценности христианские, которые ему были прирожденны православные.

Ценности мистические. Он использовал все эти приёмы, цитаты из других работ, абстракции. Но в какой-то более положительной цели, всё это чувствовалось. Меня это очень обрадовало. Я недавно перечитывала, и мне кажется, что это очень правильно, что он один переработал все свои переживания юности, и что они ему помогли что-то делать, которые, я надеюсь, останутся.

М. ПЕШКОВА: Аврил свой возраст не скрывает. Англичанка, сохранившая энергию и лёгкость, смотрит вам в глаза столь лучезарным светом, что кажется, прошлое вот-вот рассказанной ею истории, словно проходит перед вашими глазами. И уже уходя, услышала: «Когда нас пригласила Анна Ахматова…», здесь я лишилась речи. Ахматова готовилась тщательно к поездке в Оксфорд за званием профессора. И хотела узнать у англичанки детали церемонии. Но это иной рассказ.

Ольга Рябочкина, Алексей Нарышкин – звукорежиссёры. И я, Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

* * * * * * * * * * * * *

* В 1907 году двадцатишестилетняя Вера Муромцева, дочь члена Московской городской управы и племянница председателя Первой Государственной думы, вышла замуж за уже известного в ту пору писателя Ивана Бунина. Наконец-то он встретил умную, чуткую, преданную женщину, которая всю оставшуюся жизнь делила с ним и радость, и горе.

Талантливый литератор, В.Н. Муромцева-Бунина оставила нам в наследство две замечательные книги - "Жизнь Бунина" и "Беседы с памятью". Первая построена как на архивных материалах, так и на ее личных воспоминаниях. Вторая - только мемуары. Написанные ярко и живо, книги рисуют сложный характер того, чьей "спутницей до гроба" ей довелось стать. На страницах этой книги читатель встретится также с А.П.Чеховым, Л.Н.Толстым, А.М.Горьким, Л.Н.Андреевым, А.И.Куприным, Б.К.Зайцевым, А.Н.Толстым, Ф.И.Шаляпиным, С.В.Рахманиновым и др.

** Илья́ Само́йлович Зильберште́йн (28 марта 1905, Одесса[1] — 1988, Москва) — российский литературный критик, литературовед, искусствовед, коллекционер, доктор искусствоведения. Один из основателей и редактор сборников «Литературное наследство» (98 томов, 1931—1958). Более двадцати тысяч исторических документов по истории русской культуры И. С. Зильберштейном были возвращены из-за границы и частных собраний в государственные фонды и архивы СССР.

*** Влади́мир Ефи́мович Семича́стный (15 января 1924 год, село Григорьевка Межевского района (с 1957 г. - в составе пгт Межевая) Днепропетровской области — 12 января 2001) — советский партийный и государственный деятель, генерал-полковник. Был одним из инициаторов партийного переворота 1964 года, лишившего власти Никиту Хрущева и поставившего во главе страны Леонида Брежнева. Политические амбиции Семичастного и его конфликт с бывшими соратниками, прежде всего, с Брежневым, привел к его отставке с поста председателя КГБ СССР и удалению из общесоюзной политической жизни.

**** МАКСИМОВ Дмитрий Евгеньевич (1904-87) - российский литературовед, доктор филологических наук (1965). Работы о русской поэзии 19 - нач. 20 вв. Книги: "Поэзия Валерия Брюсова" (1940), "Поэзия Лермонтова" (1964), "Поэзия и проза Александра Блока" (1975) и др.