Рудольф фон Риббентроп - Цена Победы - 2015-10-24
В. Дымарский
―
Добрый вечер, это программа «Цена Победы». Я ее ведущий, Виталий Дымарский. Сегодня у нас необычный эфир и необычный гость, сразу вам его представлю - Рудольф фон Риббентроп, сын Иоахима фон Риббентропа. Ну, представлять отца моего сегодняшнего гостя, я думаю, нет смысла в нашей стране, это имя - в общем, с каким знаком, это мы сегодня будем обсуждать - оно в любом случае вошло в историю, собственно говоря, не только отечественную, но и в историю европейскую и мировую.Господин фон Риббентроп, Рудольф фон Риббентроп, находится сейчас в Москве в связи с презентацией его книги, которую сегодня показывали московской публике в гостинице «Измайловская» под названием «Мой отец Иоахим фон Риббентроп «Никогда против России!» Автор, еще раз повторю – наш сегодняшний гость.
Заодно я представлю очаровательную переводчицу Анастасию Пупынину, которая нам будет сегодня помогать в нашей беседе. Настя, на вас сегодня большая ответственность лежит.
Господин фон Риббентроп, наверное, тогда первый вопрос связан с заголовком вашей книги: «Никогда против России!» Я так понимаю, что эти слова вы относите к своему отцу. Что тогда произошло 22 июня 41 года?
Р. Риббентроп
―
Нельзя объяснить это в двух словах.
В. Дымарский
―
Ну, давайте больше слов.Р. Риббентроп
―
Вся ситуация была следующей, что (неразб.) Советского Союза подошли к границе, Гитлер опасался одновременной атаки со стороны Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. В такой ситуации он посчитал, что наступательная операция будет лучше. По крайней мере, это официальная версия.
В. Дымарский
―
Это официальная версия, которая до сих пор существует и в сегодняшней Германии?
Р. Риббентроп
―
Дело в том, что об этом довольно мало говорят. Все-таки прошло 70 лет. Но среди историков это является официальной версией.
В. Дымарский
―
Даже так, да? Потому что у нас тоже есть историки, которые отстаивают такую версию, но большинство все-таки как бы считают… эту версию называют фальсификацией истории, потому что в этой версии предполагается, что Сталин хотел первым напасть, и война со стороны Гитлера была превентивной. Есть такие взгляды у многих наших историков, у некоторых, скажем так. Но, конечно, в официальной истории, в учебниках истории это не написано. Написано, что это была неспровоцированная агрессия со стороны Гитлера. И с этой точки зрения просто вопрос: хорошо,сегодня не обсуждается, а что написано в школьных учебниках?
Р. Риббентроп
―
Я уже закончил школу и, к сожалению, не знаю. Но, тем не менее, я еще раз хочу подчеркнуть, что историки подтверждают, что была, по крайней мере, угроза нападения и кое-что еще. И в целом я бы хотел хотя бы оставить возможность вопроса: что бы сделал Сталин, если бы Гитлер не напал на него?В. Дымарский
―
Понятно. Позиция понятна. Но ее можно сейчас открыто выражать в Германии? Германия после войны, мы знаем, что она провела процесс денацификации, и достаточно эффективно, как, во всяком случае, нам отсюда кажется, попыталась и вроде даже сделала, вырвала как бы с корнем, что называется, саму нацистскую идеологию. Но в том числе через огромное количество запретов. Запрет ставить под сомнение Холокост, запрет говорить о позитивных достижениях Гитлера в социальной политике. Мы знаем, сколько журналистов за это пострадало в Германии. Вот эта версия, ее можно озвучивать публично?
Р. Риббентроп
―
О какой именно позиции вы говорите?
В. Дымарский
―
О превентивной войне, конечно, безусловно.
Р. Риббентроп
―
Это решающий вопрос в оценке войны, можем ли мы рассматривать это нападение как превентивное. Согласно документам, войска подошли к границе, но был ли дан приказ от Сталина нападать, этого я не знаю.
В. Дымарский
―
Приказа, я думаю, не было, потому что если бы был приказ, то они бы напали. Сталина нельзя было ослушаться, как и Гитлера в Германии.
Р. Риббентроп
―
Вопрос, дал ли он такой приказ.
В. Дымарский
―
Ну, давайте все-таки поставим хотя бы вопрос, не будем утверждать, а со знаком вопроса это оставим.Еще один вопрос, опять же относящийся к этой фразе «Никогда против России!». Скрывается ли за этой фразой такое отношение, что эта война была не против России, а против режима?
Р. Риббентроп
―
Я считаю, что режим не играл решающей роли, это была война против советской власти.
В. Дымарский
―
Это я и имел в виду, советская власть – это и есть режим.
Р. Риббентроп
―
Это режим переходит на передний план только в последнее время.
В. Дымарский
―
Я еще все-таки хочу вокруг этой фразы, может быть, поговорить, потому что я думаю, что она… я вам честно скажу, и вы должны это понимать, что даже в сегодняшнем российском общественном мнении она будет выглядеть странно. Наши люди не привыкли к такого рода заявлениям, которые, тем более, приписываются людям, которые были осуждены в Нюрнберге. Потому что помимо антикоммунизма, если вот так вот я назову то, что господин фон Риббентроп сказал, против советской власти, да? То помимо этого антикоммунизма все-таки нельзя забывать, что Третий Рейх пришел еще и с расовой теорией. И те же славяне все-таки фигурировали среди людей не совсем полноценных, так скажу я, согласно Гитлеру.Р. Риббентроп
―
А почему все равно это…
В. Дымарский
―
«Никогда против России!» - то есть, я понимаю, что он не воевал против России, Иоахим фон Риббентроп, воевал на своем фронте дипломатическом, это понятно. А против кого он тогда воевал? Я вот это не могу понять. Я понимаю, есть такое выражение: против России я ничего не имею, а вот против советского режима – да, или, там, против советской власти. Но помимо всего прочего, этнический что ли, расовый компонент, это же тоже входил в эту войну, я бы сказал.
Р. Риббентроп
―
Я хочу сказать, что он не боролся против России, он подписал пакт о ненападении с Россией.
В. Дымарский
―
Да.
Р. Риббентроп
―
Хочу сказать еще одну вещь. Идеологические точки зрения в конечном итоге не играли роли.
В. Дымарский
―
То есть, причина, если следовать версии господина фон Риббентропа, причина была исключительно такая военно-политическая?
Р. Риббентроп
―
Именно объединения властные, они сыграли решающую роль, и то, что Советский Союз объединялся за спиной Третьего Рейха. Есть письмо Гитлера к Муссолини 1940 года, где он пишет, что идеологические точки зрения не играют роли.
В. Дымарский
―
Где? В той войне, которая идет в Европе?
Р. Риббентроп
―
Это была дискуссия Гитлера и Муссолини как вести войну дальше. И он пишет, что Советский Союз стал более гражданским обществом, поэтому против него не обязательно вести войну.
В. Дымарский
―
Я думаю, что, может быть, мои вопросы вам кажутся странными, но я просто еще не успел книжку прочитать. Может быть, в книжке даны все ответы, и вопросы у читателя этой книги пропадут. Не знаю. Давайте немножко сменим угол нашей беседы. А каково вообще прожить жизнь в Германии с фамилией Риббентроп? Что вы ощущали, как к вам относились? Что это такое?
Р. Риббентроп
―
Нельзя выбрать свою судьбу.
В. Дымарский
―
Безусловно. Я же не предлагаю поменять судьбу. Я спрашиваю, как в этой судьбе живется.
Р. Риббентроп
―
До или после войны?
В. Дымарский
―
После.
Р. Риббентроп
―
Было очень сложно. Не очень практичное имя было. Но и до войны было тоже непросто. Почитайте, там особенно вот до войны интересно.
В. Дымарский
―
Ну, и насколько я знаю, семейство Риббентроп – это уважаемое семейство.
Р. Риббентроп
―
Сейчас расскажу вам одну историю. Один пример. В 39-м году я пошел в агентство по трудоустройству, каждый молодой человек должен был пойти туда на полгода. И меня вдруг спросили - бак в туалете был заполнен, и его нужно было вычистить лопатой. Искали добровольца. Я вызвался добровольцем, чтобы показать остальным, что я не считаю себя лучше своих товарищей из-за того, что мой отец министр.
В. Дымарский
―
Из высокопоставленной семьи, да? А сколько вам лет было в 39-м году? Если не секрет.
Р. Риббентроп
―
18.
В. Дымарский
―
А как вы до начала войны в те годы, молодой человек, но вы уже достаточно осознанно относились к окружающей действительности, каково ваше отношение личное было тогда к Гитлеру и к тому режиму, который установился в Германии? Я понимаю прекрасно при этом, что вы были под воздействием пропаганды и так далее. Вот ваше личное отношение?Р. Риббентроп
―
Оно, конечно, было положительное. Не все. Потому что, конечно, мои родители тоже критиковали какие-то моменты.
В. Дымарский
―
А что вам нравилось, что не нравилось? Что вас привлекало и что?..
Р. Риббентроп
―
Если сравнить Германию 32-го года с 7-ю миллионами безработных и огромным количеством коммунистов, в 39-м все было хорошо – не было безработных, у всех была работа.
В. Дымарский
―
Вы знаете, помню, несколько лет назад, вы это знаете лучше, чем я, одну немецкую журналистку выгнали с работы – я не помню, честно скажу, из какой газеты – за то, что она написала позитивный материал о социальной политике Гитлера.
Р. Риббентроп
―
Это речь шла об автобанах, наверное.
В. Дымарский
―
Об автобанах в том числе. Дело не в этом, о чем речь. Главное, что положительно о социальной политике. Хотя, надо сказать, что даже в Советском Союзе, который, как вы понимаете, особой любви не испытывал, но даже в Советском Союзе знали, что Гитлер в социальной сфере…
Р. Риббентроп
―
Очень сложно сказать о целой эпохе правления, что она была хорошей или плохой.
В. Дымарский
―
Любое правление, я понимаю, есть плюсы и минусы, но социальная политика – это понятно. А все остальное? Там, национал-социалистическая партия – ну хорошо, социализм я примерно понимаю, что такое, но когда приставка «национал», там еще была компонента националистическая, переходящая в расовое неприятие многих народов, начиная с еврейского, с Холокоста.Как вы это ощущали? Вы понимали тогда отношение Гитлера - в широком смысле этого слова, его окружения, всего режима - к тем же евреям, к тому, что происходило с евреями в Германии. Я пытаюсь спросить: видели ли вы отношение режима к евреям?
Р. Риббентроп
―
Дело в том, что вопрос евреев начал решаться во время войны.
В. Дымарский
―
Это окончательное решение еврейского вопроса.Р. Риббентроп
―
Очень сложно определять весь Третий Рейх только по отношению его к евреям. Это было не только преступлением, но и огромной ошибкой. Тем не менее, нельзя только по этому аспекту оценивать весь Третий Рейх.
В. Дымарский
―
Вы знаете, у нас есть тоже – у нас был Сталин, как вы знаете, тоже не большой гуманист. И у нас сейчас тоже очень много говорят о том, что, да, конечно, он расстреливал людей, он сажал людей, но сделал много хорошего.
Р. Риббентроп
―
Надо сказать, что тем не менее, Россия была одной из больших империй под его властью.
В. Дымарский
―
Да, разумеется, была, да. Насколько вот эти плюсы, если их можно назвать плюсы, что у Сталина, что у Гитлера, насколько они оправдывают те ужасы, которые совершил и один, и другой?
Р. Риббентроп
―
Мы перешли в историческую философию.
В. Дымарский
―
Ну, в общем, да.
Р. Риббентроп
―
Только результат покажет, что правильно, а что неправильно. И очень сложно в мировой политике оценивать что-то с точки зрения правильного или неправильного.
В. Дымарский
―
С точки зрения морали. Вообще в политике очень трудно что-нибудь оценивать.
Р. Риббентроп
―
Вообще невозможно.
В. Дымарский
―
Скажите, то покаяние, которое действительно перенес немецкий народ после войны в разных формах и через процесс денацификации, и так далее, он как бы закрыл вообще, на ваш взгляд, господина фон Риббентропа, закрыл эту мрачную страницу немецкой истории? Этого достаточно – покаяться и идем дальше?
Р. Риббентроп
―
Она так и останется. К сожалению, мы не можем на это влиять.
В. Дымарский
―
Мы не можем на что влиять?Р. Риббентроп
―
Она остается за нами, закрытая страница.
В. Дымарский
―
Следующий вопрос я задам после небольшого перерыва. Мы сейчас должны прерваться на новости, после чего продолжим нашу программу.НОВОСТИ
В. Дымарский
―
Еще раз добрый вечер. Мы продолжаем программу «Цена Победы». Напоминаю, что в гостях у нас сегодня Рудольф фон Риббентроп, сын Иоахима фон Риббентропа и автор книги, только что вышедшей на русском языке, это мемуары под названием «Мой отец Иоахим фон Риббентроп «Никогда против России!»И вот вокруг этой книги, вокруг судьбы нашего сегодняшнего гостя мы и ведем разговор. Мы остановились перед перерывом нашим небольшим на том, что как бы для Германии та мрачная страница под названием нацизм, под названием Вторая мировая война как бы закрыта покаянием и всем тем, что произошло после войны. Но у меня даже появился актуальный вопрос, не относящийся к истории. А как вы считаете, на фоне, между прочим, тех сложных – я думаю, что мы с вами здесь согласимся – процессов, которые происходят с мигрантами в Европе, не может ли это быть толчком для возрождения нацизма, фашизма?
Р. Риббентроп
―
К сожалению, нацисты, как правило, сами не могут объяснить, что они под этим понимают.
В. Дымарский
―
Согласен.
Р. Риббентроп
―
Это никоим образом не относится к актуальным политическим…
В. Дымарский
―
Я понимаю. Тем не менее, опасность этого возрождения существует?
Р. Риббентроп
―
Вопрос беженцев не имеет ничего общего с вопросом нацизма.В. Дымарский
―
То есть, в германском обществе это не может спровоцировать вот настроения, близкие к тем, которые были тогда в 30-е годы?
Р. Риббентроп
―
Ксенофобия – это локальное явление, и какое-то враждебное отношение к чужим происходит именно в каких-то маленьких местах, и нельзя сказать…
В. Дымарский
―
И не может стать национальной идеей. Понятно. Давайте, ладно, тогда мы опять уйдем в историю. Может быть, господин фон Риббентроп просто немножко расскажет о себе? Я так понимаю, что вы воевали.
Р. Риббентроп
―
В книжке тоже об этом есть.
В. Дымарский
―
Я понимаю. Но я не читал.
Р. Риббентроп
―
Разумеется, так как мой отец был министром, я чувствовал обязанность особенно проявлять себя и быть хорошим примером. И мне кажется, что я это и делал.
В. Дымарский
―
А на каком фронте воевали?
Р. Риббентроп
―
К сожалению, на многих. Я начал на западном, потом был в Финляндии, потом был в Украине, а потом на востоке.В. Дымарский
―
Единственное, что я успел прочитать, это даже не введение, а посвящение этой книги. Здесь посвящено матери, жене, солдатаммоим отважным – я так понимаю, которые воевали под командованием господина фон Риббентропа. Но здесь еще такая фраза есть: настоящее издание моей книги на русском языке я хочу посвятить русским солдатам, живым и мертвым, жертвовавшим жизнью за свою страну, что у всех народов и во все времена считалось высшим проявлением благородства.То есть, у вас не сохранилось такого чувства, что перед вами противник? Это нужно, чтобы время прошло, да, чтобы так поменялось отношение к людям, с которыми ты сталкивался лицом к лицу, давайте говорить откровенно, в которых ты стрелял?
Р. Риббентроп
―
После того, как вы пройдете через войну и увидите всех мертвых и раненых, то рано или поздно вы начнете идентифицировать себя с солдатами вообще, которые идут и борются за свою страну. И очень сложно слишком много их уважать. У вас в стране их уважают, а в нашей стране их наоборот не уважают. И это на самом-то деле довольно глупо.
В. Дымарский
―
Не уважают своих солдат?
Р. Риббентроп
―
Потому что если вы слышите, если вы знаете, что человек готов за свою страну пойти в бой, то это же должно иметь высочайшую этически оценку.
РИББЕНТРОП: Гитлер не хотел войны, потому что немецкие позиции были слишком слабыми
В. Дымарский
―
А почему? Меня удивляет, что господин фон Риббентроп говорит, что…
Р. Риббентроп
―
Разумеется, я считаю, что лучше не вести никакую войну, потому что война – это отвратительно.
В. Дымарский
―
Договорились.
Р. Риббентроп
―
Чем дольше, тем хуже.
В. Дымарский
―
Это безусловно.
Р. Риббентроп
―
Но если есть те, кто готовы пойти на войну и готовы положить жизнь, то их же нельзя деформировать. А, к сожалению, у нас…
В. Дымарский
―
Меня вот это удивляет, эти слова. Если я правильно понял господина фон Риббентропа, то есть, он сказал, что в Германии солдаты, военные, не пользуются - я имею в виду те, которые прошли через Вторую мировую войну, они не пользуется никакими льготами, никаким уважением со стороны государства и со стороны общества?
Р. Риббентроп
―
Не знаю, где бы это официально государство…РИББЕНТРОП: У вас в стране солдат уважают, а в нашей стране их наоборот не уважают
В. Дымарский
―
То есть, никаких?..
Р. Риббентроп
―
Если это где-то и происходит со стороны государства, то в очень закрытых каких-то церемониях. Недавно мы с друзьями обсуждали на Унтер-ден-Линден, главной улице в Берлине, находится монумент, посвященный солдатам, и мы думали, стоит ли прийти туда и положить венок. Я бы всегда это сделал. Если подумать о тех бедных солдатах, которые должны были идти на войну.
В. Дымарский
―
Удивительно, потому что мне казалось, что все-таки какие-то социальные льготы. Кстати говоря, многие этого даже у нас в стране не знают, хотя много раз повторяли в наших программах, надо еще иметь в виду, что Вермахт не был признан преступной организацией в Нюрнберге, то есть, именно признали, что солдаты – выполняющие свой долг, не более того.
Р. Риббентроп
―
Нюрнберг…
В. Дымарский
―
Нет, в Нюрнберге Вермахт был признан не преступной организацией. То есть, солдаты Вермахта признаны не преступниками, а солдатами, выполнявшими свой долг, то есть, приказ. То есть, в какой-то степени признано то, что солдаты есть солдаты.
Р. Риббентроп
―
Но это не практикуется. У вас это действительно так, но у нас нет.
В. Дымарский
―
У нас да, у нас действительно существует уважение со стороны общества. Со стороны государства слишком много слов, но не всегда много дел, как всегда бывает.
Р. Риббентроп
―
Мне кажется, это очень глупо, когда не уважают солдата, у него одна жизнь, и он готов положить ее за свою страну.РИББЕНТРОП: Очень сложно в мировой политике оценивать что-то с точки зрения правильного или неправильного
В. Дымарский
―
Безусловно!
Р. Риббентроп
―
Я еще раз повторю, тем не менее,отдельный солдат не может решать, будет война или инет.
В. Дымарский
―
Конечно.
Р. Риббентроп
―
Я повторю, что я против любой войны всегда именно потому, что я ее пережил.
В. Дымарский
―
Это безусловно. У нас в России такой главный праздник, можно сказать, такой народный праздник, не искусственный, это День Победы. А вы отмечаете как-то конец войны?
Р. Риббентроп
―
В смысле почетного какого-то дня – нет. Да, разумеется, мы не празднуем победу.
В. Дымарский
―
Нет, не победу, я говорю, конец войны.
Р. Риббентроп
―
Об этом говорят, конечно.РИББЕНТРОП: Лучше не вести никакую войну, потому что война – это отвратительно
В. Дымарский
―
Я просто нашим слушателям объясню, что это сопровождающий господина фон Риббентропа подсказывает ответ.
Р. Риббентроп
―
И все-таки я еще бы хотел прокомментировать состояние мировой политики.
В. Дымарский
―
Сегодня? Тогда, да? Оно было ужасное.
Р. Риббентроп
―
Дело в том, что немецкий Рейх посередине Европы для всех остальных стал слишком сильным. Для Англии и Франции Германия была слишком сильной, и главной ошибкой кайзера было то, что мы не объединились как-то с Россией.
В. Дымарский
―
После Первой мировой войны?
Р. Риббентроп
―
Перед Первой мировой войной. И за счет этого у нас окружение…РИББЕНТРОП: Очень глупо, когда не уважают солдата, у него одна жизнь, и он готов положить ее за свою страну
В. Дымарский
―
Господин фон Риббентроп разделяет точку зрения, которая существует у многих историков, что, собственно говоря, главная причина возникновения Гитлера, если хотите, гитлеризма, вообще нацистского режима, это то унижение, которое Германия испытала после Первой мировой войны? В частности, это Версальский договор.
Р. Риббентроп
―
Не только поэтому, конечно. Но это сыграло большую роль. Разумеется, экономический кризис и большое количество безработных тоже повлияли на это. Но и, конечно, очень сильный Советский Союз, который тогда воспринимали как угрозу.
В. Дымарский
―
Но договорились же Сталин с Гитлером в 39-м году. Не без участия вашего отца.
Р. Риббентроп
―
Гитлер не хотел, это была идея моего отца. Но, к сожалению, Гитлер не стал придерживаться этого пакта.
В. Дымарский
―
Все-таки Гитлер не стал придерживаться?
Р. Риббентроп
―
Разумеется, коммунизм тоже сыграл роль. Но в конечном итоге сыграла роль политическая ситуация. Англия, Франция и Советский Союз, между которыми была Германия.
В. Дымарский
―
Тем не менее, она в 38-м году договорилась в Мюнхене с Англией и с Францией о разделе Чехословакии. В 39-м году договорилась с Советским Союзом, но все равно войны избежать не удалось.РИББЕНТРОП: Мы не празднуем победу
Р. Риббентроп
―
Нет, они пытались.
В. Дымарский
―
В Мюнхене?
Р. Риббентроп
―
Это было результатом конкретной ситуации. Скорее всего потому, что англичане еще не были достаточно вооружены для войны.
В. Дымарский
―
Они уступили Гитлеру в 38-м году.
Р. Риббентроп
―
Потому что они не хотели войны.
В. Дымарский
―
Они не хотели войны, это я согласен. А кто же тогда хотел войны? Они не хотели, Сталин не хотел, Гитлер не хотел – никто не хотел войны, а война возникла.
Р. Риббентроп
―
Гитлер не хотел войны, потому что немецкие позиции были слишком слабыми. Он думал, что он сможет блефовать. И в 38-м году англичане еще не были достаточно вооружены, через год им, однако, это удалось с помощью Америки. И тогда они объявили войну.
В. Дымарский
―
Книжка была, я так понимаю, на немецком языке выходила, да?
Р. Риббентроп
―
Конечно. Пару лет назад.
В. Дымарский
―
Как ее в Германии встретили?
Р. Риббентроп
―
О ней молчали.
В. Дымарский
―
Почему?
Р. Риббентроп
―
Потому что она не вписывалась в общепринятый консенсус, исходя из которого Германия единственная виновата в начале войны.
В. Дымарский
―
Понятно. Это мы сейчас закругляем в том смысле, что мы опять возвращаемся к началу нашего разговора сегодняшнего, да?
Р. Риббентроп
―
Было бы неплохо, если вы ознакомитесь с аргументами, которые…
В. Дымарский
―
Разумеется, ознакомлюсь, конечно. Мне будет очень интересно прочитать. Здесь даже написано: запретные мемуары. По-русски написано. Запретные – не запрещенные. Это игра слов небольшая. Неполиткорректно, я бы так сказал. Это игра слов такая по-русски получилась.
Р. Риббентроп
―
Вы обязательно почитайте.
В. Дымарский
―
Почитаю. Раз они не запрещенные, прочитаю. Я вам хочу сказать – я, конечно, маркетингом не занимаюсь, я не маркетолог, но с учетом того, что у нас огромный интерес к истории войны до сих пор в стране, и это я чувствую по нашим программам, которые мы здесь ведем на радио, мне кажется, что книга будет пользоваться успехом. Я имею в виду, с точки зрения продаж. А уж там, отношение – это я вам не гарантирую.(смех)
В. Дымарский
―
Я вам хочу сказать, если говорить серьезно, то, конечно, книжка эта замечательная, но мне кажется, что нужно какую-то, может быть – как ни странно, прошло 70 лет, а еще история войны нуждается в дискуссиях и обсуждениях.
Р. Риббентроп
―
Глупо, что Гитлер на вас напал.
В. Дымарский
―
Глупо? Но вы же говорите, что иначе бы Сталин на него напал. Это понятно, он видел угрозу.
Р. Риббентроп
―
Я все-таки хочу поточнее сказать, что я не знаю. Новые молодые историки все говорят, что он бы напал. И он наверняка бы атаковал, если бы мы попали в какое-то затруднительное положение.В. Дымарский
―
А скажите, Гитлер советовался со своим окружением? Судя по тому, что мы знаем – может, мы неточно знаем о том, что происходило в Германии тогда – что генералы, особенно генералы, были против и отговаривали Гитлера от нападения на СССР, да? Считая это безумной авантюрой. И я так понимаю, что господин фон Риббентропхочет сказать, что его отец был против. Он это открыто заявлял Гитлеру, или это нельзя было сделать в тех условиях?
Р. Риббентроп
―
Можно было ему возразить. Конечно, человек, который возражал, рисковал тем, что он мог и решить по-другому, и не принять это во внимание, и вообще стать немилосердным. Но возразить можно было. Однако со стороны военных возражали очень мало.
В. Дымарский
―
Мало возражали? У нас считают, что генералы были против.
Р. Риббентроп
―
И надо сказать, что вначале он часто был прав.
В. Дымарский
―
Кто?
Р. Риббентроп
―
Гитлер. К примеру, на западном фронте считалось, что такое наступление на Францию не сработает. Но он считал, что нужно делать именно так, и оказался прав.
В. Дымарский
―
Да, с Францией довольно быстро расправились.
Р. Риббентроп
―
Именно потому, что он решил пойти слева, а не справа и настаивал на том, что это правильно. Это очень драматическая история. И, разумеется, у него был определенный авторитет. Нельзя об этом забывать.
В. Дымарский
―
Последний вопрос тогда. Опять же возвращаясь к посвящению – это пока все, что я прочитал из этой книжки. Вы посвящаете эту книгу матери, жене, солдатам. Почему в этом списке посвящения нет отца?
Р. Риббентроп
―
Это были люди, которые были ко мне ближе всего. И в первую очередь это, разумеется, моя мать, от которой я все это узнавал. У нас были очень близкие отношения с ней.
В. Дымарский
―
Спасибо за то, что вы пришли, выдержали это испытание. Хотелось бы, конечно, еще раз встретиться после того, как я прочитаю книжку, поэтому приезжайте еще раз в Москву, и мы продолжим нашу дискуссию с удовольствием.
Р. Риббентроп
―
Я тоже хочу вас поблагодарить, что вы предоставили мне возможность презентовать здесь мою книгу.
В. Дымарский
―
Да, я думаю, что наша беседа вызовет интерес у наших слушателей. Спасибо огромное!
Р. Риббентроп
―
Большое спасибо.