Кожин Сергей - Военный совет - 2012-07-14

С. БУНТМАН: Добрый день, и «Военный совет» начинает свое заседание. И у нас с Анатолием Ермолиным… Анатолий Ермолин, Сергей Бунтман ведущие как всегда и у нас в гостях Игорь Сергеевич Коржин, морской летчик, генерал-майор авиации, временно исполняющий обязанности начальника морской авиации военно-морского флота. Игорь Сергеевич, добрый день. Я забыл, герой России.

С. КОРЖИН: Добрый день.

С. БУНТМАН: Забыть нельзя. Кто смотрит сетевизор, или будет смотреть телевизионный вариант, это увидят сами. Морская авиация, замечательная морская авиация. Вообще, военной авиации уже 100 лет исполняется, русской.

С. КОРЖИН: Да, уже 100 лет. Это уже такая, серьезная дата.

А. ЕРМОЛИН: Говорят, что начиналось то с морской авиации как раз.

С. КОРЖИН: Ну вы знаете, да. Как не странно, мы идем своим путем, и у нас в России первое упоминание о морской авиации, вообще о военной авиации предназначения военной авиации, были на Черноморском флоте. Там были первые самолеты взяты, которые летали для почтовых сообщений, в интересах Черноморского флота. И вот мы сейчас провели определенные исследования, сейчас подготовили определенные материалы, ищем по архивам документы, которые могли бы подтвердить там. Высочайший указ императора, или военного министра о том, что вот такой-то срок определен для создания подразделения морской авиации. И фактически то, что можно было найти в архивах наших военно-морских, мы нашли. У нас есть от 10 до 12 года, ряд документов, которые позволяют нам сказать, что мы, в общем-то, можем эту дату назвать днем именно образования морской авиации. Хотя, вывезенный Черноморский архив, когда была во время революции вывезен, сейчас не доступен. Там наверняка тоже есть определенные документы.

С. БУНТМАН: А куда он вывезен? Кстати говоря, можно найти.

С. КОРЖИН: Нет, найти может быть и можно, просто у нас определенные сложности в этом плане есть. Мы попытались что-то найти, но нашли обрывистые скажем так, данные. А сами документы. Хотелось бы иметь просто сам документ, на основании которого это сделано. Но вот то, что мы сейчас нашли, мы сейчас (неразборчиво) в интернете, мы сейчас отправили в институт военной истории, для того, чтобы нам дали определенное заключение. Потому, что понимаете, сама дата – это очень сложно. Она не определена ничем, и может быть различные взгляды на образование. От первого вылета, до образования, например какого-то штатного подразделения. И то, и то, имеет право существовать.

С. БУНТМАН: Ну, конечно. Надо выбрать себе что-то. Но что касается документов, это мы ещё поговорим. Есть люди, которые этим специально занимаются, архивами того времени, и они могут помочь.

С. КОРЖИН: Конечно.

А. ЕРМОЛИН: Часто бывают в этой студии.

С. БУНТМАН: Да.

С. КОРЖИН: Тем более, да. Будем считать, что это призыв для того, чтобы оказали (неразборчиво).

С. БУНТМАН: Да, всё уже, задача поставлена, то, что называется. А вот скажите, современная морская авиация вот в системе преобразования, которая в вооруженных силах есть, сейчас что с ней происходит, с морской авиацией?

С. КОРЖИН: Морская авиация сейчас штатно изменяется, определенным образом. Она сформирована уже в связке с флотами, с основными флотами, которые на сегодняшний день существуют, и работают по планам боевой подготовке. Поэтому, мы сейчас именно на этапе структурных преобразований, накопления определенных скажем так резервов, ресурсов для того, чтобы дальше двигаться. Спланированы определенные мероприятия, по развитию авиации. Мы начинаем получать авиационную технику новую. С 13-14 года это будет достаточно большие объемы получения техники. И я думаю, что вот если мы то, что планировали сейчас, и на уровне министерства обороны уже получили определенную поддержку, если мы это воплотим, то к 17-18 году авиация будет действительно реально достаточно эффективно выполнять те задачи, которые она должна выполнять. Потому, что кроме неё, эти задачи выполнять никто не сможет.

С. БУНТМАН: Ну давайте тогда сразу и скажем, каковы задачи морской авиации?

С. КОРЖИН: Морская авиация – это прежде всего, оружие корабля. Потому, что в основном летательные аппараты, самолеты, вертолеты, которые базируются на корабле, они являются его оружием. Как пушки, ракеты, и прочее, прочее. Мы выполняем много функций. Одна из функций - это защита подводной среды. То есть, задача по поиску подводных лодок, надводных кораблей противника. Это очень важные задачи, которые по оперативности могут выполнять только авиационные части. Потому, что корабль имеет определенные оперативные сложности в этом плане. Ход там, дальность плавания, и прочее. Авиация – она достаточно маневренно, спокойно может эти вещи выполнять. Поэтому, как бы сейчас, при информировании, в морской авиации остались именно эти составляющие части. То есть то, что касается корабельного базирования, и то, что касается обеспечения противолодочных различных задач, и прочее, поиска. Обеспечение мониторинга там, ледовой обстановки. То есть, тех задач, которые выполняет именно специфическая морская авиация.

С. БУНТМАН: Ну в зависимости… Я прошу прощения, в зависимости от флота, может быть специфические задачи у морской авиации. На севере, на тихом океане.

С. КОРЖИН: Нет, задачи могут быть разные. Но фактически, мы на сегодняшний день по состоянию готовы их выполнять, и выполняем. Мы практически за эти полгода и планы боевой подготовки выполнили достаточно эффективно. И в общем-то, выходим на уровень уже выполнения каких-то задач, которые ставит флот, министерство обороны.

А. ЕРМОЛИН: А как технически можно разыскать подводную лодку? Это визуально, или…

С. КОРЖИН: Нет, технически вот именно… Визуально обнаружить подводную лодку вообще очень сложно, потому, что она может плавать на глубине там 200-300 метров, а некоторые и больше. Безусловно, визуально её можно только в сплытом состоянии обнаружить. Конечно, есть технические средства, которые позволяют на больших акваториях сначала каким-то образом определить, что возможный объект находится под водой. Ну, а потом каким-то образом его классифицировать и получить скажем так, данные для того, чтобы его отслеживать. Эта задача очень важная. И я думаю, что сегодняшний уровень, и то, что мы спланировали на 16-18 год. Если срастется, будет очень здорово.

А. ЕРМОЛИН: А я правильно понял, что это уже общее правило, что ваша техника базируется на кораблях? Или все-таки вот… Помните фильм «Торпедоносцы»?

С. КОРЖИН: Не вся.

А. ЕРМОЛИН: Это какая авиация? Это морская?

С. КОРЖИН: Тоже морская.

А. ЕРМОЛИН: Тоже морская авиация.

С. КОРЖИН: Нет, ну это не вся. Вот например, для поиска подводных лодок есть и вертолет, и маленькие самолеты, и большие самолеты, которые летают на большие расстояния. Естественно там самолет типа «ТУ95», ли ещё что-нибудь… Ну, я называю общеизвестные марки. Его на корабль не посадишь. Ну, это просто не серьезно. И для этого надо такой корабль иметь, что смысла никакого в этом корабле нет. Поэтому, он базируется на земле. Но он специфически сделан именно для этой задачи. И какие-то наземные мероприятия, там даже в интересах военно-воздушных сил, он не выполняет. Это специфический самолет. Поэтому, мы разделяем. Есть у нас наземного базирования, и есть морского базирования, корабельного базирования, точнее. И вот эти две компоненты составляющие, они взаимно друг друга дополняют. Они сбалансированы достаточно, и мы можем покрывать за счет наземных составляющих большие расстояния, и большие района обследовать. А за счет корабельных составляющих не большие, но эффективные районы, в районе работы вот этого корабля. И это очень важно. То есть, здесь уже эффективность, и задачи, стоимость, и прочего, прочего.

С. БУНТМАН: Мы вернемся собственно к самолетам, вертолетам. А вот корабли. Достаточно ли кораблей, много ли? Я вырос, я думаю, что многие из нас выросли в той идеологии, что нам не нужны авианосцы, как у американцев, например. Нам это не нужно, всегда говорили.

С. КОРЖИН: Ну, я могу сказать, что американцы, они в общем-то, прогнозируют развитие авианосной авиации до 50-го года. И у них к 30-му году будет в любом случае 10-11 авианосцев атомных, которые будут выполнять задачи, вне пределах американских Соединенных Штатов. То есть, гораздо эффективнее иметь плавучий аэродром, который может придти например к Африке, к Америке там, к южной имеется в виду. К Европе, ещё куда-то. Чем иметь систему баз в нестабильной скажем так обстановке сегодняшней, которая сегодня базой является, завтра она базой не является. И опять же, это каждый год аренда, каждый год большие капиталовложения, и прочее, прочее. А корабль пришел, отработал, ушел, всё. Это эффективно. И плюс флот прикрывается. Потому, что на сегодняшний день мы всегда говорим, что главная угроза – это уже сейчас не сухопутная составляющая. Главная угроза, и как бы, все вот эти конфликты – это составляющее воздушно-наступательное. То есть, это ракеты, это летательные аппараты, это те средства, которые позволяют издалека нарушить всё. Уничтожить систему управления, уничтожить систему, скажем так, противовоздушной обороны. А потом, что можно сделать с этим государством? Да ничего. Просто солдат придет, и завоюет его.

С. БУНТМАН: Но при этом, флот позволяет… И авианесущий флот позволяет подойти на максимально близкое расстояние.

С. КОРЖИН: Конечно.

С. БУНТМАН: Для несения воздушного удара.

С. КОРЖИН: Конечно. Это самое эффективное. Потому, что вот придет например 10-15 кораблей. Вот мы возьмем историю 2-й мировой войны, когда японцы строили и авианосцы, и вместе с тем не отказались от линейных кораблей. У них очень мощные линейные корабли, которые не вышли, не стрельнули не одного раза фактически. Были потоплены подводными лодками. Американцы в этом же деле, сделав правильный вывод, они стали строить большое количество авианосных кораблей, и в результате с 42 года просто переломили ситуацию напрочь. Уничтожив военно-морские силы Японии. Очень мощно, очень хорошо подготовленные. То есть, здесь надо говорить о том, что авиация на корабле выполняет 2 задачи. Это ПВО, и противовоздушная оборона. Это 2 вещи, которые наиболее сложные, и наиболее опасные для любого авианосного соединения. Корабельного, если точнее, соединения.

С. БУНТМАН: И все-таки, у нас сейчас каков принцип у нас сейчас? Строительство авианесущих кораблей, достаточно ли их у нас в военно-морском флоте?

С. КОРЖИН: Ну, я так понимаю, что мы всегда выходим в этой системе, из разумной достаточности. То есть, можно конечно построить 20 авианосцев, при этом остаться без промышленности, без всего. Но это понятное дело, здесь нужно считать всё. Насколько это возможно, настолько возможно. Престиж он дорого стоит, всегда. Это как бы вещь такая, которая… Ну, надо понимать, либо мы что-то представляем из себя, и имеем возможность выводить корабельные группировки, либо не выполняем эти вещи.

С. БУНТМАН: Но престиж – то должен быть реальный, а не дутый.

С. КОРЖИН: Ну, вы понимаете, всё оружие, оно является только во второй очереди, наступательным. И оно является сдерживающим фактором, по большому счету. Хорошие вооруженные силы, кроме ядерных составляющих, и прочих, они являются сдерживающим фактором. Если их нету, то этого сдерживающего фактора нет. Придет один авианосец, например, куда-нибудь, к какому-нибудь берегу, он все равно, территория этой страны. Он все равно придет с кораблями, прежде всего, каждый подумает, а стоит ли дальше, так сказать… Может быть лучше договориться? На сегодняшний день, это мир договоренности. Надо к этому быстрей идти, и понимать, что это дело. Вся эта система армейская и флотская, это система, которая поддерживает договоренности. Для того, чтобы люди разговаривали между собой, а не угрожали друг другу.

А. ЕРМОЛИН: А на каких типах кораблей вы базируетесь?

С. КОРЖИН: А практически на всех. У нас за исключением самых маленьких кораблей, все корабли являются авианесущими. То есть, вертолеты летают практически со всех кораблей. Ну естественно, самолеты летают только со специфических кораблей, типа вот «Адмирал Кузнецов». А, в общем-то, и целом…

А. ЕРМОЛИН: То есть, вертолеты с любой площадки.

С. КОРЖИН: Ну мы же сейчас говорим, что основная все-таки составляющая сегодня, это воздушно-наступательная составляющая. И как бы, все это прекрасно понимают, поэтому и соответствующе строятся новые корабли, и новая вся система строится именно с этим принципом.

А. ЕРМОЛИН: Ну вот такой тип судов, как ракетоносцы, сейчас в какой структуре оказались?

С. КОРЖИН: Ракетоносцы все равно имеют вертолеты.

А. ЕРМОЛИН: То есть, они остались…

С. БУНТМАН: А ракетоносные самолеты морской авиации есть?

С. КОРЖИН: Ракетоносцы морской авиации, самолеты, сейчас мы передали их под единое командование, дальней авиации.

С. БУНТМАН: Ну то есть, они в дальней, да?

С. КОРЖИН: Они в дальней авиации, да. Но мы планируем определенным образом делать унификацию морской авиации. И если всё то, что я говорил получится, то мы будем иметь возможности такие.

С. БУНТМАН: А здесь язвительное замечание от Юрия: «Ха-ха, на земле базу не утопишь, а авианосцу 4 гранита в борт, и буль-буль».

С. КОРЖИН: Ну, для 4-х гранитов буль-буль… Надо ещё во-первых, долететь до авианосцев с четырьмя гранитами, это раз. И система авианосец именно для этого и существует, чтобы граниты не долетали до него. Я должен сказать, что опыт – это критерий исторический. Посмотрим коралловое море, посмотрим 2-ю мировую войну, и сразу всё станет ясно. Без авианосцев вообще бы ничего не было.

С. БУНТМАН: Да, это с одной стороны. А наземная база – это… С наземной базы-то, американская война и началась, с её разгрома.

С. КОРЖИН: Да, ну наземную базу-то, мы же её не передвинем, не вправо, не влево. И если например конфликт возникает в 500 километров, или в 50-ти метрах от этой базы, это две больших разницы.

С. БУНТМАН: Ну, да.

С. КОРЖИН: Поэтому извините, тут тоже надо понимать. Авианосец может подойти на любое расстояние, которое ему это может позволить.

С. БУНТМАН: Другой был анти-авианосный аргумент, что для одного авианосца нужно бог знает, сколько других кораблей для того, чтобы он достаточно уязвим, как крупная цель, как нам здесь пишут. Ну и всегда говорили, что для авианосца нужно очень много кораблей для того, чтобы его…

С. КОРЖИН: Это всё понятно. Достаточно правильный аргумент, но давайте исходить из того, что все-таки, основа должна быть крупный корабль, который выполняет задачи. К нему легче пристроить маленький корабль. А если мы будем строить только маленькие корабли, ну и что дальше-то? Поэтому, здесь должно быть именно разумное сочетание. И ведь авианосец не появляется… Вот мы его завтра построили, вот нам стал необходим. Вот мы его построили, и с завтрашнего дня у нас авианосец стал летать в полном объеме, выполнять все задачи. Нет, он строиться 6-8 лет. Это минимум, это американцы строят свои авианосцы 6-8 лет. Это стандартная система. Плюс, 2-3 года он ещё проходит определенную практику, на него садится авиация. А если мы завтра построим корабль, а авиации у нас нет, так мы ещё лет 8 будем авиацию вводить в строй для того, чтобы построить самолеты, летчиков подготовить.

С. БУНТМАН: А потом корабль устареет, и начнется…

С. КОРЖИН: Конечно. Стратегия – это как раз именно то, что мы должны спланировать на 5, на 10 лет вперед, продумать хорошо. Вот тогда это будет работать. А сегодняшним днем жить, это жизнь вчерашним днём.

С. БУНТМАН: Мы сейчас прервемся на 5 минут, наше заседание. Я хочу напомнить, что у нас в гостях Игорь Сергеевич Коржин, генерал-майор авиации, и временно исполняющий обязанности начальника морской авиации, военно-морского флота. Через 5 минут встречаемся.

НОВОСТИ.

С. БУНТМАН: И мы продолжаем. Анатолий Ермолин, Сергей Бунтман, и в гостях у нас временно исполняющий обязанности начальника морской авиации, военно-морского флота России, генерал-майор авиации, Игорь Сергеевич Коржин. Игорь Сергеевич, можно интермедию маленькую, за что у вас звезда?

С. КОРЖИН: За Кузнецов. В общем-то, за полеты, которые были выполнены, очень много у нас было проблем, когда мы осваивали Кузнецов. И фактически на сегодняшний день, через палубу этого корабля прошло очень много героев России, и летчиков-испытателей. Я один из тех, кто получил это высокое звание именно за освоение этого корабля. За поддержание, подготовку летного состава.

А. ЕРМОЛИН: На каких типах самолетов вы летали?

С. КОРЖИН: Ой, я летал больше там. 15 или 17, сейчас уже не вспомню, сколько там много. Сейчас вот я летаю на «СУ25», на «72», на «СУ33» сейчас пока не летаю, потому, что оставляю ресурс для молодых летчиков, которые на нем занимаются. А так в общем-то, я до сих пор, действующих летчик с корабля. Поэтому, на корабль…

А. ЕРМОЛИН: И военно-транспортная авиация, и истребительная, «СУ», и «АН».

С. КОРЖИН: Ну самолеты-то все примерно одинаковые. Что ж, поэтому, особенности есть.

А. ЕРМОЛИН: Да, интересное сочетание.

С. КОРЖИН: Интересное. Но вообще как бы, очень много разностей. Практически на «Суховских» типах я на всех отлетал, кроме «СУ24». Даже на «СУ37-КИ» пробовал летать. Это с сектором тяги. Поэтому как бы, много чего интересного в жизни пришлось почувствовать на себе.

А. ЕРМОЛИН: Как вы оцениваете вот уровень нашей техники, наших самолетов? И с точки зрения летательных качеств, и с точки зрения электроники.

С. БУНТМАН: Я ещё вот здесь присоединю к вопросу, такой тоже ещё задиристый. Айрат пишет: «Много ли антиквариата»?

С. КОРЖИН: Ну, антиквариат вообще, это очень ценная вещь для начала. Американцы свой антиквариат складывают в Оклахоме у себя в пустыне, заворачивают в целлофан. И летчики, которые например летали на антиквариате, сейчас находятся в запасе. В любой момент могут на него сесть, и полететь, если будет это необходимо. Поэтому, его трубно переключить на новый летательный аппарат. Но на этом он полетит, проблем нету. А на счет антиквариата, что я могу сказать? Что лучшей (неразборчиво) схемы, чем самолет «СУ27», я думаю, что в мире нет. Это самая лучшая (неразборчиво) схема, это самый лучший летательный аппарат, который будет актуален ещё я думаю, что лет 20-30, это точно. Лучше его не сделают. Вопросы скажем так, скрытности, типа невидимок, это тоже вопрос такой, достаточно сложный. Потому, что скрытность можно сделать только в определенном диапазоне. Меняется диапазон, начинает светиться так, как не один обычный летательный аппарат любой не светится. То есть, здесь это сложно достаточно. А электроника? Ну, да. Наверное, по электронике у нас есть определенный момент. Но с другой стороны, надежность нашего оружия в мире ну вызывает не у кого сомнения. Может быть мы как бы и не красивые вещи делаем внешне, кроме самолетов. Самолет очень красивый у нас. Внутри, но они все надежные. Достаточно реально надежные, достаточно боя, реально надежные. Потому, что у нас самолеты прилетали с такими пробоинами, с такими повреждениями летательных аппаратов, когда эксплуатировались в военных точках. Я не думаю, что многие американские самолёты новые, так это могут делать. То есть, по данной ситуации, я бы сказал, что это не правильный вопрос. Важно точно сконцентрировать, сказать, что нам нужно, что нам делать, не более того.

А. ЕРМОЛИН: Вот сейчас многие говорят об истребителях пятого поколения. Там вот это пиаровский ход, или действительно есть какая-то такая серьезная градация, что можно посмотреть, какое будущее поколение боевой техники (неразборчиво).

С. КОРЖИН: Нет, посмотреть можно конечно. Ну вот посмотрите, американцы «F22» (неразборчиво) сделали, там рассчитывали на серию 300 штук, в результате там выпустили чуть меньше 100 штук, цифру точно называть не буду, и прекратили выпуск. Вообще прекратили выпуск этого самолета. Очень дорогой, очень сложный, очень достаточно скажем так, неоднозначный самолет. Поэтому как бы я сказал, что очень дорогие системы, которые будут создаваться, и подаваться на вооруженные силы. Но они по критерию эффективность и стоимость, наверное, не целесообразны будут. Потому, что его для эксплуатации например (неразборчиво) делали, глобальный беспилотный летательный аппарат, который раскрывал обстановку. Ну, сделали. А сейчас что? остановили. Потому, что каждая штука стоит 40 миллионов долларов. Каждый вылет 300 тысяч долларов стоит, каждый вылет этого летательного аппарата. И сказали: «Всё, стоп». Он хорош, но не эффективный. Зачем он нужен? И законсервировались 12-13 штук, которые сделали. И больше на них не летают, и эту тему остановили вообще.

С. БУНТМАН: Как вы вообще относитесь к перспективам беспилотников?

С. КОРЖИН: Нет, это перспектива, безусловно. Тут вопросов нет, роботизация, и всё это…Перспектива я должен сказать, что не самая долгосрочная. Это как бы любой летательный аппарат, имеет уже в самой сути своей, автопилот. Автопилот – это в принципе по большому счету, для летательного аппарата это система, которая позволяет его в беспилотном режиме использовать. Достаточно определенной аппаратуры, достаточно определенной системы управления, т вперед. Сложности ведь возникают не в том, что он может летать без пилота, или ради связи. Для того чтобы можно было управлять летательным аппаратом. 300 километров, УКВ, и всё, на этом закончился. А дальше только программный пилотный полет, который ввели программу, он полетел. Поэтому здесь вот эти особенности есть. А вообще беспилотник, конечно, это важно. И здесь вот надо делать, делать и делать. А пятое поколение? Ну, что пятое поколение? Выжимать 2% аэродинамики на безумные деньги, или там ещё что-то, куда-то, я не считаю, что это может быть эффективно и правильно. Наверное, все-таки надо идти по пути создания таких не дорогих летательных аппаратов, которые способны летать. Всем тем, которые требуют огромной поддержки. А в войну эту поддержку сразу уничтожат и спутниковые группировки, и радиолокационные группировки, и всё. Их же будут уничтожать. И чем будет воевать даже «Раптор», тоже самое. Да ничем. Это будет обычный полет без поддержки, вот и всё.

С. БУНТМАН: Во все время, пока передача длится, вы всё время говорите о разумности, о разумной достаточности, об эффективности о сбалансированности. Это тенденция, или это ваше личное мнение?

С. КОРЖИН: Нет, это вот… Я должен сказать, что министр обороны нас этому научил. По крайней мере, если раньше у нас была политика такая, достаточно неэффективная, скажем, и очень большого количества. То сейчас, Министерство обороны жестко проводит политику, я с ней тоже согласен. Солидарен, абсолютно. Должна быть разумная эффективность. И если делается система вооружения, то она должна быть четко просчитана, посмотрена и определена по тем ценам, по тем вопросам, и для чего мы её создаём. То есть, не надо делать там миллионы танков, или миллион самолетов. Должны быть именно сделаны те системы, в которые эффективно сложены деньги, составлена программа модернизации этих самолетов на длительный период. Чтобы мы получили например самолет, который в течении своей жизни, там 20-25 лет, мог измениться вообще на 180. Это должно быть в нём заложено, чтобы по модернизационной программе он мог эффективно повышать сводом новых каких-то научных решений. Ведь поймите, самое интересное, что наука-то сейчас не стоит, она (неразборчиво) развивается. И то, что вот мы например заложили 2 года назад, сегодня может оказаться ничем. Просто появятся новые системы, которые просто напросто всё это дело пресекут. Вот инженерная главная задача, это всё это предусмотреть, продумать. Ну и соответствующим образом, и государство перенапрягать на эти вещи тоже нельзя. Оно не бесконечно.

С. БУНТМАН: Вернемся собственно к морской авиации. Сейчас подготовка, хватает ли специалистов, летчиков настоящих? Сколько требуется, чтобы подготовить настоящего летчика? Вот именно морского летчика?

А. ЕРМОЛИН: И вообще, принципиальная разница.

С. БУНТМАН: Да.

А. ЕРМОЛИН: Всякий ли летчик-истребитель например, может освоить посадку или взлет?

С. КОРЖИН: Нет, посадку или взлет именно если по истребителям брать, то нет, не каждый. Потому, что вот у нас идет отбор, очень жесткий, достаточно серьезный отбор. Я вам должен сказать, что мы многих людей просто напросто завернули. Потому, что это не их дело, и посадка на корабль – это высший пилотаж вообще любого летчика-истребителя. И наверное из десятка ну минимум 3-4 человека будут вылетать с этого дела. Здесь же должна быть ещё надежность летчика. Освоить то каждый медведь может велосипед. Но одно дело 20 лет с ним заниматься, а другое дело, там сроки эффективные. И надежность этого летчика должна быть четко оценена. Поэтому, таких летчиков не так много. И мы их штучно готовили. А когда начало развития было в 90-х годах, у нас даже была договоренность, с Главкоматом военно-воздушных сил, что нам выдавались летчики, мы их отбирали. То есть, мы там брали какое-то количество летчиков. Они даже не увольнялись, и не переводились в военно-морской флот. Приходили в центр, мы с ними проводили определенную систему работы, проверяли летные навыки, и после этого только они оставались, а остальных возвращали обратно. Это вот особенности такие. А так, летчик – он наверное готовится примерно лет 8. Стандартно для того, чтобы он мог что-то летать. Но вот представьте, что такое например 120 часов в год, налета. На 24 делим, это у нас получается ровно 5 суток. То есть, 5 суток человек в году занимается летной работой. Если 5 суток в году ходить пешком, будет ли человек ходить? Да я сомневаюсь глубоко, что он будет ходить хорошо. А уж бегать по рекордам почему-то, это очень сложно. И вот, именно в эти 5 суток в году, там 150-120 часов, мы должны вставить надежность, подготовку, запас, и подготовить за 5-6 лет классного летчика, который способен придти, в сложных условиях зайти, выполнить задачу и сесть. Ну, это сложная задача. Но мы с ней пока справляемся. Не смотря ни на что, и даже за меньшие временные интервалы готовимся. Единственное, что конечно я уже там одно время говорил, что летчик примерно обходится, в зависимости от своего класса, от подготовки, от летательного аппарата, от миллиона долларов, до примерно 3-4 миллионов долларов в год, государству. Один летчик, его подготовка. С учетом того, что у него работа. Но главное сейчас не потерять нам те кадры, которые сейчас готовы, хорошо готовы. И преемственность между подготовкой летного состава, и молодым летным составом.

С. БУНТМАН: Что этому угрожает?

С. КОРЖИН: Ну угрожает этому старение летного состава. Как бы, мы сейчас получаем молодых летчиков, и только вот последние наверное лет 5, получили возможность их готовить более планомерно. Потому, что до этого были проблемы с керосином, со всеми. Ну, все это знают, это не новость никакая. А вот последние лет 5 мы более-менее планомерно их готовим. Сейчас у нас даже в прошлом году в общем-то на нитку лейтенант зацепился. В позапрошлом года на (неразборчиво) на нитке зацепился. То есть, это как бы тоже говорит о том, что это серьезный вообще-то момент. Первый лейтенант, который в истории нашей российской армии зацепился на нитке, на блоке (неразборчиво). То есть, идет этот процесс.

С. БУНТМАН: (Неразборчиво) пожалуйста, не все понимают.

С. КОРЖИН: Ну, он сел по корабельному, на блок посадочных (неразборчиво). То есть, он практически выполнил корабельную посадку, только на наземный блок.

А. ЕРМОЛИН: А обычно это кто, старший лейтенант…

С. КОРЖИН: Обычно это были майоры и подполковники. Потому, что у них был определенный запас подготовки, и с ними можно было чего-то делать. А сейчас вот в общем-то, лейтенанта подтянули до этого дела. Но лейтенант не простой, сильный лейтенант, надо отдать ему должное, летчик.

А. ЕРМОЛИН: А вот кстати, когда самолет садится, он же каждый раз испытывает огромную нагрузку на корпус, когда его той же ниткой тормозят. У вас какие-то особые самолеты? Усиленные?

С. КОРЖИН: Нет, конечно. Самолет особый. И чтобы сделать… Вот американцы, у них морская авиация, она является как бы основной, ведущей авиацией. У них система заложена так. Они делают сначала корабельный самолет, а потом с корабельного делают сухопутный самолет. Это легче. Потому, что взять вот например «СУ27» сделать, и его усилить там, укрепить, чтобы он сел на палубу, это новый самолет получится. То есть, это мы практически двойную работу сделаем.

С. БУНТМАН: А наоборот…

С. КОРЖИН: А наоборот, легче. Облегчить самолет проблем нету. Вообще никаких проблем. Вытащили лишние балки, сбалансировали его, проверили, посмотрели, противовес установили. Всё, и он полетел. Он будет легче, и надежнее, и лучше летать. Потому, что легче будет по весу. А это уже сразу качество. Поэтому, в этой ситуации вот такая вот штучка есть.

А. ЕРМОЛИН: А вот в зависимости от моря, в какую непогоду вы можете взлетать и садиться? И насколько это ограничивает боеготовность?

С. КОРЖИН: Ну, море у нас как бы, ничем не ограничивает. Имеется в виду для наземной составляющей, которая летает в море. Ну, кроме как по применению средств, там есть определенные ограничения по бальности. А для истребителя корабельной авиации, в общем-то, у нас установлено 3 балла, штормовая. То есть, как бы этого можно. Некоторые могут и при больше. Но это уже мы не экспериментируем, потому, что степень опасности начинает увеличиваться, и смысла нет в этом заниматься. Для вертолетов это тоже 2-3 балла. Для одиночного корабля, для большого корабля, всё зависит от скажем так, на сколько большая палуба. Если Кузнецов – это одно, а если поменьше палуба, то другое совершенно. С вот специфика морской авиации – это то, что мы выполняем задачи у моры. Вот у меня выходит тяжелый самолет, на 14 часов куда-нибудь в море. Ну он выходит там за 700-800 километров. А ведь что-то случается, все летчики прекрасно понимают, что это как бы… Найти человека очень сложно. Мы предпринимаем какие-то попытки, ставим корабли какие-то в точки, чтобы они хотя бы, каким-то образом туда пришли. Информацию снять очень тяжело. И вот эта специфика, она для морской авиации очень важна. Вот как бы многие летчики – сухопутчики приходят к нам, и они ещё долго привыкает к полету над морем. Входишь в море, локации нет, связь сложная, система…

С. БУНТМАН: То есть, даже сам полет над морем, да? Он очень сложный.

С. КОРЖИН: Он очень сложный, морально очень сложный. Во-первых, мы летаем в МСК, специальных костюмах. Это которые хотя бы позволяют где-то от 12 до 24 часов удержаться в ледяной воде. Можно, чтобы в них выжить было. Это раз. Это сам по себе факт очень важный. Когда садишься, одеваешь вот этот оранжевый костюм, уходишь в море, и понимаешь, что в общем-то, помощь должна придти быстро, а может и не придти. Это моральный факт очень сильный. И почему морская авиация, она имеет специфику определенную. Ну и плюс, система ориентировки очень сложная. Потому, что большой самолет уходит туда куда-нибудь далеко, в сторону аж Кубы, ещё куда-нибудь, в те районы. Я имею в виду направление. Представляете, там де не станции не работают. Вот летчик… Штурман сидит, у него специальные вычислительные приборы, вот он считает всё это дело. Магнитные склонения, углы схождения меридианов, это такая очень сложная штука. И летчики там сидят.

А. ЕРМОЛИН: А «Глонасс»…

С. КОРЖИН: А что «Глонасс»? «Глонасс» помогает в этом вопросе, спорить не буду. Но мы заставляем людей считать теми методами, которые никогда никто не отменит.

С. БУНТМАН: Ну, да.

С. КОРЖИН: Будет группировка «Глонасс» - хорошо. А не будет – лететь-то всё равно надо. И летчик должен быть к этому готов. И мы в общем-то штурманов и летчиков-вертолетчиков, самих командиров, заставляем этим заниматься.

С. БУНТМАН: А их кто готовит? Кто штурманов готовит?

С. КОРЖИН: Наши же штурмана и готовят. У нас же система. Почему я говорю, (неразборчиво) поколения. Это процесс.

С. БУНТМАН: Вот, то есть, постоянно друг друга готовят, и постоянные передачи и совершенство.

С. КОРЖИН: Да. Это процесс. То же самое и по самолетам. Ведь это огромный процесс. Вот например, не ремонтировали мы очень длительное время на заводах какие-то летательные аппараты. А у них же есть сроки межресурсные. И вот в результате, если это был бы план, вот они все время отходили приходили, у нас бы исправность была очень высокая, всегда. Не отремонтировали там 10-15 лет, условно говоря, какие-то самолеты, накопились они все, вот было там по 2 самолета в год, в течении 15 лет, а потом раз, 15 в один год. Какая промышленность с этим справится? Никакая. Да и опять же, даже если она и справится, скажет: «Ну, хорошо, я сейчас наберу на 15 самолетов площади, бригады. А на следующий год, вы мне сколько пригоните? Нисколько. А зачем мне это надо»? Экономически… Здесь самолет, он такая… Очень вообще авиация – это такая тонкая система, которая рассчитана на большое количество времени. И она четко спрогнозирована, спланирована. И здесь очень трудно, если что-то нарушается, потом очень тяжело с неё вылезать. Ну сейчас потихоньку вылезаем. Пытаемся все-таки вот…

А. ЕРМОЛИН: В ваших училищах… Ну, в смысле, откуда вы берете лейтенантов? Потому, что уже года 3 не проводится набор.

С. КОРЖИН: Нет, наборы проводятся. Наборы просто ограниченные проводятся. Там не очень большое количество летчиков набирается. Но пока вот набор есть, набираем, и в общем-то, штаты у нас достаточно заполнены. К нам идут, в морскую авиацию.

А. ЕРМОЛИН: Своего училища у вас нет?

С. КОРЖИН: Нет, своего училища…

А. ЕРМОЛИН: То есть, вы выбираете лучших…

С. КОРЖИН: У нас практически никогда его не было. Было в 54-м году училище в (неразборчиво), которое находилось имени Сталина, морское. В 54-м году оно было передано в военно-воздушные силы, и с 54-го года… Я почему знаю, потому, что я его заканчивал. Оно перестало существовать, как морское училище. И стало в системе единой ВВС. Мы получаем летный состав от ВВС. То есть, один единственный человек, то есть, организация, это был Главкомат военно-воздушных сил, который готовил летчиков и выпускал, и распределял его во флот, в авиацию, погранвойска раньше там. И везде, везде, везде. То есть, мы получали так целенаправленно, централизованно. Но это правильно, школа была общая. То есть, мы получали везде достаточно точно выпущенного лейтенанта, по определенным нормам. И знали, что с ним делать везде. Сейчас как бы… Ну, сейчас всё то же самое. Тоже через нас идут.

А. ЕРМОЛИН: А что у вас сейчас с социальным обеспечением? С зарплатами, с квартирами.

С. КОРЖИН: Ну, с социальным обеспечением, я бы не сказал, что всё так плохо. Наоборот, начинается всё это… Достаточно хорошо обеспечивается, и выпускается. То есть, самая главная наша реформа, то, что у нас сейчас молодые лейтенанты, они стали получать достаточно для того, чтобы получить интерес в службе в армии. Поэтому… Да и нас не забыли, в общем-то.

С. БУНТМАН: Лейтенант летчик сейчас сколько может…

С. КОРЖИН: Всё зависит от того, где он служит. Если он на севере служит, это одно. И имеет там коэффициенты полярные, всё. Но вообще как бы в среднем, там от 50 тысяч и выше. То есть, этого вполне достаточно для того, чтобы… как бы, вот я приезжаю там в полки, уже смотрю, машины появляются интересные, новые. Меня это радует, честно говоря.

С. БУНТМАН: Скажите, пожалуйста, здесь у меня несколько вопросов пришло о «Мистралях». Насколько… Как вы относитесь к этой покупке, проекту, вот перспективы.

С. КОРЖИН: Я хорошо отношусь к любой покупке, которая увеличивает и улучшает эффективность вооруженных сил РФ. Это я совершенно точно говорю, и откровенно. Без всякого этого самого. В общем-то, корабль-то не плохой, и если такое решение принято, оно уже принято, и проходит определенное так сказать… То мы сейчас готовимся к нему. Вот мы в общем-то и вертолеты новые к ним готовим, и будем начиная со следующего года готовить крылья, которые будут садиться на эти корабли. Думаю, что мы с этой задачей справимся.

С. БУНТМАН: Вот так по-простому спросить, любопытно вот работать в перспективе с «Мистралем»?

С. КОРЖИН: Ну, а почему не любопытно? Он достаточно интересный корабль. В общем-то я думаю, что да. Может быть, это как раз передышка для того, чтобы наша объединенная судостроительная компания каким-то образом что-то сделала. Интересное предложение для Министерства обороны по новым кораблям. Может быть и так даже. Может быть это стимул для ОСК, определенный. Что вот давайте посмотрите, подумайте, выходите на уровень мировых стандартов. Я думаю, что в данной ситуации эта политика достаточно разумная, взвешенная. Вот с моей точки зрения. Я всего не знаю, я не могу это оценить, поймите правильно. Потому, что это не будет корректно и правильно.

С. БУНТМАН: Почему я спрашиваю любопытно, просто профессионально…

С. КОРЖИН: Профессионально любопытно. Мы туда в общем-то и «К29», и вертолет перспективный сажали, когда он был (неразборчиво). В общем-то, достаточно всё интересно, хорошо. Думаю, что эти корабли впишутся в систему военно-морского флота РФ, по крайней мере.

А. ЕРМОЛИН: Насколько мы знаем, там же не просто корабль покупается, а технологии покупаются. То есть, патенты, и…

С. КОРЖИН: Ну вы знаете, ну наверное, да. Но мы ведь покупали и от Петра I, начиная, импортные корабли, и осваивали. Но это мне кажется, традиционные вопросы, проблемы, они должны иметь место быть. И в общем-то, достаточно правильно они делаются.

А. ЕРМОЛИН: А с точки зрения управления полетами, есть своя специфика? Вот садиться на «Мистраль», и взлетать, работать с «Мистрали»?

С. КОРЖИН: Ну, с точки зрения нет. Потому, что мы в общем-то, оборудуем этот корабль, и при покупке как бы всё это было продумано, сделано. Мы оборудуем своими средствами связи, и системами навигационными. То есть, мы берем летательный аппарат, который на нем будет базироваться, фирмы (неразборчиво), и начинаем подгонять под него те системы, которые там находятся. Потому, что пригнать корабль, который не может обеспечить наши вертолеты, бессмысленно. Зачем он нужен? Нет, мы сейчас заложили эти системы, и в общем-то я думаю, что при приходе, некоторые будут размещены дополнительно, некоторые будут сразу на верфь поставлены. То, что возможно.

С. БУНТМАН: Игорь Сергеевич, у нас завершается передача, и я думаю, что в преддверии праздника, стоит поздравить морских летчиков.

С. КОРЖИН: Ну да, 17 числа день авиации военно-морского флота. Поэтому, я бы хотел всем пожелать, прежде всего, спокойствия, самое главное. Выдержки, умение точно корректно выдержать то, что происходит. И самое главное, вот мы все ответственны за морскую авиацию, не смотря ни на что. Поэтому я хочу, чтобы все наши авиаторы, от самого последнего скажем контрактника, до меня включительно, в течении ближайшего года сделали всё, чтобы морская авиация осталась такой, какой она была. Ну и желательно было, чтобы стало лучше. С праздником, здоровья и удачи.

С. БУНТМАН: Спасибо большое. И я думаю, что морская авиация, такая интереснейшая все-таки вещь, и увлекательнейшая.

С. КОРЖИН: Я даже с вами спорить не буду. Потому, что для меня это вся жизнь моя.

С. БУНТМАН: Так это что, спорить? Потому, что я тут слушал, всё замирало просто вообще. И мы даже когда кое-какие картинки смотрели. Это замечательно, и мне очень нравится, как один из форумов морской авиации в интернете, открывается словами. Не смотря на все возможные усилия, вся морская авиация есть, живет, и мы очень надеемся, что она будет жить. Потому, что это одна из таких… Вот когда вы говорите, что буквально некоторые детали, когда летят через море, и летят через океан, и вот сразу чувствуется, что это вот те места, где у современного человечества остается вот такая вот перспектива. И настоящие я бы сказал приключения, и настоящая жизнь, настоящие открытия.

С. КОРЖИН: Безусловно. Романтика, она не отменяется нигде.

С. БУНТМАН: Можно и так назвать. Спасибо большое Игорь Сергеевич, и на этом мы завершаем наше сегодняшнее заедание.

С. КОРЖИН: До свидания, был рад.

С. БУНТМАН: Спасибо.