Петрашевцы - Все так + - 2020-08-22
22.08.2020
Виталий Дымарский
―
Добрый вечер! Программа «Все так плюс». Вот уже долгое время с этих слов начинается наша субботняя передача. И, собственно говоря, уже ровно такое же время я ведем мы вдвоём. Ну, основной рассказчик – это Максим Кузахметов, петербургский историк. А я ему, насколько могу, помогаю. Меня зовут Виталий Дымарский. А у нас Николай I в повестке дня довольно давно уже стоит и ещё продолжает стоять. И сегодня такая страница периода его правления, которая конечно, вызывает многое в памяти и не только в памяти, но и вызывает какие-то параллели и с сегодняшним даже днем. История запутанная, странная. Знаете, Максим… Да, я сейчас назову всё-таки тему. Это петрашевцы. Да? Знаете, Максим, у меня такое впечатление, что он не любил, конечно, революцию. Да? Он испугался, я имею в виду Николай I, революций в Европе, которые прокатились тогда по всей Европе практически, по основным странам. Да? Но, может быть, ему захотелось все-таки, чтобы и у нас были какие-то революционеры, или просто кого-то там надо было арестовать, засудить, посадить и так далее, и тому подобное?
Максим Кузахметов
―
Ну, то, что произошло вот это дело петрашевцев, безобразно сфабрикованное, откровенно подложное. С помощью провокаторов дело против ни в чём неповинных людей. Это же цвет литературной интеллигенции, просто интеллектуалов, людей просто за разговоры… Это кошмарное параллели вот сейчас в современной России XXI века, когда в угоду Путину фабрикуются дела. Дело «Нового величия» или дело «Сети». Тоже подсылаются провокаторы…
В. Дымарский
―
Единственное, что я могу сказать, что не потому, что я защищаю Путина, в чью угоду, это вообще непонятно. Это… Это… Я боюсь, что это в угоду…
М. Кузахметов
―
Ну, в любом случае…
В. Дымарский
―
… в угоду мелкой сушке… сошке какой-нибудь.
М. Кузахметов
―
Логика…
В. Дымарский
―
Но неважно. Да.
М. Кузахметов
―
Логика репрессивных органов…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
А тем более что и при Николае I, и сейчас все это переходит уже непосредственно к террору. Так вот если нет заговора, значит, надо его придумать. И вот здесь вот Николай I через 25 лет своего правления, создав там абсолютную деспотию, ну, как мне кажется, уже действительно помешался. Причём невероятно, но его же коллеги, патроном… монархические коллеги – да? – в западной Европе, напуганные революцией скорее шли на уступки. Уж лучше созвать парламент, придумать Конституции, отменить цензуру, чем оказаться на гильотине как Людовик ХVI. Все это понимали кроме Николая I. И расплатой за вот эту вот действительно безумие, близорукость Николая I стала драматическая судьба его правнука названного также Николаем II, когда большевики… Это в том числе месть и террор такой уже возведенный враг государственной политики основной, когда они просто начнут уничтожать всех Романовых: и детей, и женщин, не разбирая. А заложил всю эту вот систему, ну, вот уж простите за эту аналогию, но действительно заранее, получается именно Николай I, в том числе и когда фабриковали дело петрашевцев. Но оно в первую очередь может быть знаменито еще и тем, что там оказался среди осужденных, это мы сразу – да? – так забегаем вперед, Достоевский, Фёдор Достоевский, гениальный писатель. И он уже был приговорён к смертной казни. А или бы его казнили? Ну, мы бы больше… Мы потеряли бы гениального писателя. А если сейчас среди молодёжи, которая по сфабрикованным делам ждёт страшных обвинений, тоже есть гениальные литераторы. А им там судьбу калечат. Поэтому… Ну, это страшная история. Ну, давайте по порядку тогда рассказывать, с чего всё началось, и к чему всё это…
В. Дымарский
―
Началось всё с неви… с невинным встреч.
М. Кузахметов
―
Ну, да. Как вот Николай I может с этим бороться? Когда люди собираются, мы даже в прошлой передаче рассказывали, когда во Франции недовольные властью короля свободные люди, которым запретили выходить на демонстрации, на митинги, придумали собираться на банкеты. Но и здесь собираются литераторы, начинают с обсуждения правильных рифм или правильного размера стихотворного, а потом начинают переживать, что не всё идеально в родном отечестве. Ну, какой вот с этим бороться? Ну, переходя непосредственно к этому жуткому делу, которое имело далеко идущие последствия. Вот я считаю, что там действительно это такой знаковый, переломный этап. Реальный террор совершенно бессмысленный и беспощадный. Так вот названо всё именем Петрашевского Михаила, у которого в основном все эти встречи и проходили. Сравнительно молодой человек. Ну, понятно, что там все они были… почти все были благородного происхождения. Не бедные. И вот человек эксцентричный. Для того времени, наверное, особенно. Середина XIX века. И опять-таки, ну, с точки зрения николаевской системы это подозрительно сразу всё. Тут, может быть, мы относились бы к этому и с иронией, потому что вот Пётр Семёнов-Тян-Шанский вспоминал, что как-то раз непонятно, забавы или для эксперимента Михаил Петрашевский пришел в Казанский собор, переодевшись в женское платье, но не прикрывая бороды. Такая вот была у него экспериментальная ситуация. К нему подходит квартальный надзиратель. «Милостивый государь, Вы кажется, переодетый мужчина». А ему, глазом не моргнув, Петрушевский отвечает: «А Вы, милостивый государь, кажется, переодетая женщина». Надзиратель растерянный уходит. Но это вот… Ну, вот такой колоритный человек. Кончита Вурст. Забавно может быть. И у него собираются литераторы. Что тут такого? Разговаривают. Не экстремист, не террорист. Бомбы не делают. Там даже в их разговорах ни звучало ни разу ничего про цареубийство, как потом на следствии как не пытались доказать. Вообще он же ещё и работает. Не праздную жизнь ведет. Он переводчик. То есть владеет языками. В МИДе. И вот такое необычное дело, что в Министерстве иностранных дел он берёт на дом разные книги, которые там оказываются, ну, в том числе и запрещённые. Казалось бы, ну, уже, наверное, там какая-то экстремистская литература. А сейчас смешно рассуждать. В основном что его интересовало? Это утописты французские. Ну, вот тоже мода середины ХIХ века в очередной раз вспомнили про утопию, про создание идеального государства, где все трудятся, где все друг друга уважают, где нет богатых и бедных, сплошная справедливость. Ну, тоже забегая вперёд, ведь примерно в то же время и была проведена масса экспериментов. Всё это закончилось ничем. Не… не получалось вот создать такие колхозы или кибуцы во всяком случае в западной Европе и в Америке. Куча денег была потрачена. Ну, так вот, ну, дали бы провести и этот эксперимент, если бы у Николая I чуть-чуть было бы больше ума, там прозорливости, проницательности. Еще раз повторимся, лично ему вообще ничего не угрожало. Они бы раньше разочаровались в этих левацких идеях. И сейчас нам было бы всем спокойнее. Но вот что не понравилось для начала властям? То, что в том числе и при активном участии Михаила Петрашевского вышла небольшая книжка, которая называлась «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка». А это Петрашевский со своими друзьями задумал какое коварство? Есть ведь непонятные новые слова: Конституция, демократия, революция. Все они нерусского происхождения. Ну, мы же если их осуждаем, так надо объяснить, что это такое. И вот выходит такой зловредный – да? – словарь. Причем поначалу даже цензура пропускает, не обратив внимание. Ну, карманный словарь новых слов иностранных. Мало ли какие там слова. Ничего не заподозрив. А там коварно, подспудно в статьях, может быть, где-то промелькнуло, что либеральные идеи – это вот что-то в будущем может и в России оказаться. Ну, я не дословно пересказываю. Ну, в общем, само упоминание уже как будто бы преступно, потому что второе издание этого словаря, там цензура спохватилась, уже стали его отбирать. Но пока только цензурный комитет. Тут тоже надо оговориться, с годами вот эта цензура при Николае I, и тоже при его личном участии она доходила, ну, до абсурда. Цензуре подвергалось всё. Открытки, календари, просто какие-то плакатики, афиши, частные объявления. Всё должно было проходить цензуру. Ну, и по мере того, как количество образованных людей росло, там росло количество цензоров. Они, конечно, не справлялись. Потом им тоже надо было отрабатывать как-то свой хлеб. Безумие. Но там тоже забегая вперед, чтоб закончить с Петрашевским, у которого по пятницам и собирались все вот эти интеллектуалы и вели свои злодейские разговоры. Ну, злодейские – это с точки зрения Николая I. Он же впоследствии тоже очень оказался упрямым. Он прожил недолгую жизнь, умер в ссылке в 45 лет всего. И, по-моему, один из немногих петрашевцев или вообще единственный, который уже в царствование Александра II от помилования отказался, который дерзил тамошнему губернатору Сибири Муравьеву, добрейшего человеку. Такой вот оказался упрямец при всем при том, что ни разу нигде его не подловили на том, что он там призывал к строительству баррикад. А это всё-таки 48-49 годы ХIХ века, когда в Париже, в Берлине, в Вене чуть что горожане строят баррикады. Ну, вот тоже следующий важный этап, так кто же собирался к Петрашевскому? Ведь это не какие-то эсеры-бомбисты, экстремисты, боевая группа. Это считаю, что всё это впоследствии и появилось потому и расцвело, что началось всё вот с таких механических запретов. Но 1-й человек, которого мы упоминали, Достоевский. Ну, вот абсолютный гений. Уж пусть нас простят почитатели Пушкина, нам уже доставалось за то, что мы не называем Дантеса убийцей. У них же дуэль была. Дантес же не просто так в спину его пристрелил. Ну, так вот Пушкин, ещё раз прошу прощения, он все-таки наш внутренний поэт. В переводах он не так ярко звучит. А Достоевский – реальная мировая величина в области литературы. Ну, и… Ну, и это еще не всё. Алексей Плещеев приходит на эти вечера. Тоже известный поэт, известный литератор. Сергей Дуров, который тоже литератор. Ну, может быть, это уже всё не… не такие звёзды. Но прославился стихотворением, когда трагический актер, такой тоже любопытное, небольшое стихотворение, что вот приходит столичная публика в театр, там актёр притворяется Гамлетом, все ему сочувствуют, слезу выдавливают. А когда выходят на улицу, им попадается нищий, который не притворяется и протягивает руку, ну, как-то сердце не трогает, равнодушно проходят мимо. Ещё один там литератор Феликс Толль, писатель, педагог, который, кстати, одну из первых энциклопедии придумал в России. Называлась она «Для справок по всем отраслям знаний». И его укоряли современники в журнале, кстати, «Современник», простите за тавтологию, за то, что уж слишком он беспристрастно там пытается в своих… оставаться беспристрастным в своих статьях. Представляете, какой упрек звучит? Ну, и там тоже это уже удивительно, не попали вот в список в итоге осужденных, ну, например, Белинский, потому что умер к тому моменту, когда начались аресты, или Салтыков-Щедрин, которого до этого уже…
В. Дымарский
―
Но они же… Там же их же преследовали именно за то, что они распространяли помимо всего прочего… за то, что они распространяли письмо Белинского Гоголю.
М. Кузахметов
―
Да, смешно сказать.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Ну, это там в обвинении уже было. Какой был ключевой пункт обвинения? Когда предъявить было практически нечего, то, что они читали друг другу и переписывали письмо Белинского к Гоголю. Вот это, конечно, страшное злодейство. Просить такое никак нельзя. При всем при том, что вроде бы Николай I уважительно к Гоголю относился. Там ещё одна была колоритная фигура, которая вроде бы и не литератор, и не офицер Николай Спешнев, который был удивительным чем? То же преступление – да? – какое впоследствии совершил, пытался хоть как-то облегчить жизнь крестьян. И когда в итоге крепостное права отменили, и была там амнистия, вот он практически единственный в России помещик, которые просто отдал своим крепостным крестьянам, ну, уже не крепостным, а свободным две трети своих земель. И они стали одними из крупнейших землевладельцев в России. Ну, вот он реальный поступок. Казалось бы, гордиться надо было бы таким дворянином. Да? Но в логике тех событий преступным выглядело всё, чтобы они не делали. Ну, и вот мы переходим к драме к этой, которая затянулась, кстати, на целый год. Вот есть Третье отделение. Есть, кстати, еще Министерство внутренних дел. Есть традиция, печальная традиция на всякий случай доносительства. Ведь сыграл же зловещую роль в судьбе декабристов, правда, не прислушались к нему тогда Шервуд, получивший от Николай I ещё и прозвище Верный. Но почему-то вот не стал он кумиром поколения. Почему-то не него не равнялись, не искали знакомство с ним. Но власть никаких выводов не сделала. А дальше цепочка вот случайностей, как я считаю. Ну, немножко вернемся назад, потому что третье отделение же был инициатором создания его Бенкендорф Александр, но к тому времени, когда вот дело петрашевцев началось, он уже умер, и его сменил на этом посту Алексей Орлов, любимчик Николая I. Вот как стать любимчиком Николая I? А всё очень просто, потому что во время восстания декабристов этот Алексей Орлов лично водил в атаку лейб-гвардии конный полк на каре, которое декабристы построили на Сенатской площади. Было… была атака… атака отбита. Но Николай I запомнил такой вот смелый поступок. И с тех пор вот у Орлова всё было неплохо. Он выполнял не раз достаточно сложные и частные поручения. Всё, может быть, было бы более или менее у него и неплохо, но вот умер Бенкендорф, и Николай I спрашивает своего любимчика Алексея Орлова… Но, кстати, он происходит из клана знаменитых Орловых, правда, незаконнорожденный. Так вот. Вот 3-е отделение надо бы возглавить. И не может Алексей Орлов отказаться. Неприлично отказываться от таких предложений. Становится руководителем 3-го отделения. Но у него есть там Леонтий Дубельт, на которого он в принципе всю эту текучку по розыску политических преступников свалил, а сам не усердствовал. То есть невероятный вариант. Не Ягода, дай бог, не Ежов и даже не Берия. Вот есть Дубельт, пусть тот занимается. И тоже вот забегая вперёд, впоследствии когда вот всё это дело петрашевцев как будто вскрылось, пришлось даже Орлова журить, почему он не взялся заниматься этим делом. Это же всё это политическое дело. Да? А доверил всё это Министерству внутренних дел. И тут вот, ну, какая популярная гипотеза? Есть МВД, которое возглавляет Лев Перовский, кстати, тоже внебрачный сын и не менее знаменитого клана Разумовских. Так вот и этому Перовскому обидно, что ему достается какая-то скукота, какая-то уголовщина, какие-то непонятные преступления, поджоги, пожары, а всё самое лакомое, самое интересное, то, что вот вызывает живой интерес у Николая I, политические дела, всё это, видите ли, у 3-го отделения. Несправедливо. Не выслужиться. Тем более что Орлов уже давным-давно граф, а Перовскому тоже хочется графский титул заслужить. Но в атаку уже не пойдёшь на каре декабристов. Надо что-то придумать. И тут вот уникальное стечение обстоятельств. Доходят сведения, что где-то в кружке собираются какие-то смутьяны у Петрашевского и ведут какие-то разговоры. Более того Перовский, кстати, у Орлова спросил, а ты не возражаешь, если я этим делом займусь. И Орлов говорит, да пожалуйста, занимайся. Не жалко совершенно. Такой прекрасный был человек. И вот тут вот мы переходим к важнейшей фигуре, которая сыграла зловещую роль во всех последующих событиях. Это Иван Липранди. Фамилия характерная такая, русская настоящая. Но тем не менее это наш соотечественник. В те времена было много потомков иностранцев, прибывших в наше отечество. Удивительно в нем всё. Боевой офицер. Принимал участие в войне 812-го года. Зарекомендовал себя как смелый, решительный командир. Потом уже после завершения войны он служил на юге России. И тоже невероятно, когда там в ссылке был Пушкин, они сдружились. Пушкин о нём отзывался в превосходной степени, говорил: «Где мой друг Липранди? Я без него скучаю. С ним так интересно. Он такой образованный человек. Прекрасный собеседник». А ведь это, ну, похвала другого… дорогого стоит. Более того ведь Липранди был арестован после восстания декабристов, хоть и находился на юге, потому что его заподозрили в связях с Южным обществом. Правда, недолго этот арест продолжался. Его в Петербург привезли. Его в итоге отпустили. Не нашлось на него прямых улик и доказательств. Какие неприятные минуты он тоже пережил. Ну, и как считается, вот с тех пор, наверное, по-своему как-то мечтал – что ли? – выслужиться. А была у него удивительная страсть и уникальные способности, которые расцвели ещё после того, как русские оказались в Париже… Вот такой вот необычный человек. Ловко сумел создать ещё в Париже, будучи молодым, сеть специально подобранных людей, которые могли ответить на самые разные вопросы, кто куда ходил, кто о чём говорил. Ну, прям всё это в Париже. Да? Ну, это там Вигель оставил любопытные подробности в своих воспоминаниях. Захожу я к Липранди, а у него там столы ломятся от яств. Зачем? К чему это? А потом понимаю, к нему без конца заходят всякие сомнительные персонажи с какими-то жуткими рожами, он их о чем-то спрашивает, а они ему отвечают. И вот так вот Липранди собирал массу полезной информации ещё в Париже.
В. Дымарский
―
Максим, давайте мы сейчас прервемся на выпуск новостей. Нас уже поджимает время. Но мы вернемся через несколько минут и продолжим нашу программу.**********
В. Дымарский
―
Ещё раз добрый вечер! Мы продолжаем программу «Всё так плюс». Мы в первой части начали говорить о петрашевцах, обо всём, что с этим связано. Это Максим Кузахметов, петербургский историк, который основной рассказчик в нашем этом сериале. Я ему помогаю, насколько могу. Виталий Дымарский. Ну, что, Максим, перед самым выпуском новостей нас занесло в Париж, – да? – где там все борются с крамолой. Да? Россия борется с крамолой.
М. Кузахметов
―
Ну, мы в логове нашего врага, хоть и поверженного.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Мало ли там зреет какой-то заговор. И здесь вот Липранди оказался незаменим, создав разветвленную сеть шпионажа на местах. Ну, вот не оценил Александр I. Потом мог бы оценить Николай… Николай уже I, когда во время русско-турецкой войны и позднее в придунайский княжествах снова Липранди создал сеть своих агентств. Ему там, ну, все по-новому доносили самые разные люди о том, что где происходит, где какие разговоры. Ну, вот тоже Николай I, наверное, поначалу не оценил по достоинству все эти способности, потому что Липранди, он, кстати, был уже в чине генерала, оказался как-то где-то на периферии. Всё, ну, никак ему не удавалось выслуживаться, не то, чтобы там на графский титул рассчитывать, а хотя бы на какое-то там признание государя. Тем более вот такая вот удивительная история у дворян, несмотря на то, что Трубецкой, например, всех подряд закладывал, а почему-то всё это не считалось подвигом. Не ценилось, в общем, создание шпионских и доносительских сетей. И здесь этот человек страшно пригодился как раз министру внутренних дел Перовскому, который говорит, Иван Липранди, а не займешься ли ты вот таким делом, там ходят слухи, какие-то встречи непонятные, не тайное ли там какое-нибудь общество. Что они там делают? И вот Липранди с энтузиазмом взялся за это дело. Ну, вот… Вот его это стихия. Но опять-таки хорошо говорить да, сейчас мы их всех разоблачим, а нужно же ответственно подойти, изобличить врага, нужны там… сейчас бы там были аудио-, видео записи. И, ну, тогда не было, конечно, достаточной техники. Но первые серьезные препятствия, кого подослать к этим ко всем говорунам-литераторам. Кого попало, не отправишь. Сам Липранди пойти не может. Да? Как герой Высоцкого говорил, меня там каждая собака знает. Нужно найти правильного человека. Причем опять-таки не бестолочь, а того, кто там языками владеет и приглянется этим литераторам. А это же такая сложная задача, где его возьмешь. Тем более что, видите ли, среди дворян масса предрассудков. Липранди там тоже жаловался. У них же там всё это доносительство осуждается. Да ещё надо как-то всё в тайне сохранять. И удивительным образом такой человек нашёлся. Пётр Антонелли. Вот фамилия – да? – какая! Студент. Это сын известного живописца Дмитрия Антонелли. И тоже вот не перепало ему отцовских талантов в живописи, а тоже как-то хочется выслужиться, хочется как-то попасться лишний раз на глаза, если повезет, государю, карьеру правильную сделать. И здесь вот такой уникальный шанс. Докажи свою преданность, изобличи… изобличи вот этих вот НРЗБ России.
В. Дымарский
―
А он итальянских кровей, что ли?
М. Кузахметов
―
Да. Ну, он-то уже в России родился, Петр Антонелли. А отец его… Да, ну, как? Пусть нас тоже не осуждают поборники российской самобытности, но у нас в Петербурге со дня его основания без итальянских архитекторов вот уж точно никак не обошлось. А потом…
В. Дымарский
―
Ну, да. Конечно. Потому, что сам… Потому, что Липранди, он из каких-то там то ли испанцев, то ли мавританцев. Что-то такое.
М. Кузахметов
―
Да, да, да. Запутанного происхождения. И вот нашёл человека по фамилии Антонелли. Более вот такого укорененного, скрепного не нашлось. В общем, все хотели выслужиться. И Перовский, и Липранди, и Антонелли. Вот сложилась такая вертикаль, цепочка такой властной истории. И Николай I был бы счастлив явно изобличению преступников, вольтерьянцев, заговорщиков. А раз они сами по себе ничем не проявляют себя, значит, мы им должны помочь. И вот начинается эта система, кстати, она надолго затянулась, почти на целый год. Значит, надо их всех провоцировать. Во-первых, надо переписать, кто туда ходит вот на эти вечера, о чем они там говорят. Но надо изобличить, надо ж собрать какой-то материал. А если они начинают говорить скучно и ведут свои литературные разговоры о рифмах, так надо им как-то подсказать, надо им как-то помочь, надо им подсунуть какой-нибудь устав, в котором будет провозглашена главная цель – свержение самодержавия. Опять мы возвращаемся к этим кошмарным историям уже в нашем XXI веке, в 2020 году, когда группе молодёжи подсовывают какие-то… ну, тоже там сами по себе документы ничего не значащие, но как будто бы их изобличающие.
В. Дымарский
―
Хорошо… Хорошо знают историю. Изучили историю.
М. Кузахметов
―
Судя по всему, плохо, потому что…
В. Дымарский
―
Ну, почему?
М. Кузахметов
―
… то всё такой кровищи, что лучше бы они все сидели в парламенте и там бы вели свои дискуссии. Я уже говорил, большевики-то сразу сдулись, когда получили возможность оказаться в Государственной Думе. Это не подпольную работу вести и бомбами в градоначальников кидаться.
В. Дымарский
―
Повесили бы везде портрет… повесили бы везде вместо там Дзержинского, я не знаю, портреты Липранди…
М. Кузахметов
―
Конечно, Липранди надо гордиться. И орден надо в честь него учредить в современном вот…
В. Дымарский
―
Главное… главное, что никто не знает, кто это такой, и поэтому… Да.
М. Кузахметов
―
Ну, откуда необразованным знать, если они там только коррупцией занимаются. А человек, он… он своим делом он занимался прекрасно. Ну, например, он же не просто подослал Антонелли на эти встречи, еще и помогал ему, подсказывал, регулярно с ним встречался, регулярно писались отчеты, а в числе прочего, ну, это обычно ускользает, он же там плотно работал с извозчиками. Зачем? Потому, что собрались какие-то люди у Петрашевского, а потом они поздно вечером, поговорив, разъезжаются. Куда? Кто, где живёт? Эта же важнейшая информация, чтобы за каждым была слежка. Нанятые специальные люди еще задешево соглашаются отвозить, например, вот людей, которые выходят с этого сборища. Потом, конечно, в руках у Липранди оказалась, ну, обширная информация, и не только там с разговорами связанная, а в том числе, ну, как я уже говорил, кто во что одет, кто куда ходит, кто где обедает. Нет, вот для своего ремесла, для третьего отделения это был выдающийся человек. Не знаю, почему ему до сих пор не поставили в современной России…
В. Дымарский
―
Более того… Более того я вот здесь, знаете, вижу его определение, вот я сейчас залез в интернет, «Липранди можно считать отцом жандармской провокации».
М. Кузахметов
―
Ну, конечно! Вот… Вот заложил Николай I, спасибо ему большое, так в нем всё это ж поощрял и был счастлив. Раз они сами по себе не придумали написать документ о свержении самодержавия, так мы им поможем, вот чтобы было за что их всех приговорить в итоге к смертной казни. Ну, и, в общем, постепенно вот в этих документах, которые без конца пишет и строчит в своих отчетах сначала Антонелли, а потом туда от себе прибавляет что-нибудь Липранди, вот так вот и формируется из людей, в основном литераторов, молодых офицеров, помещиков, которые говорят о том, как нам обустроить Россию гуманно, без насилия, без кровищи, а формируют группу страшных преступников и заговорщиков. И Липранди там нормально уже от себя прибавляет, чтобы ускорить этот процесс в отчетах-то он пишет, что связи петрашевцев, Петрашевского лично огромные. Они выходят далеко за пределы Петербурга, что вообще полная неправда. И следствие потом ничего не нашло, никаких их связей. Ну, там просто их пытать не начали, потому что если бы повесили на дыбу или дали бы в руки сталинским палачам, там, конечно, любой бы признался в том, что он агент какой угодно разведки: японской, английской, американской. Там бы везде ниточки потянулись бы. Про это… Про это Липранди уже позже переживал, когда его от дела практически отстранили, что он бы там и тысячу преступников по всей России бы нашёл за разговоры. Ну, вот не дали ему раскрыться, да и вообще задвинули удивительным образом. Ну, и раз нет этих связей, так мы, значит, придумаем. И Липранди тоже… он лично придумал прекрасную еще одну провокационную схему, чтобы ускорить разоблачение всех этих заговорщиков. Идёт же без конца у нас десятилетиями кавказская война. А это ж уж откровенные враги России. Там-то сплошь насилие. Уж те-то бы не остановились перед возможностью убить государя. Тогда мы придумаем, что якобы петрашевцы связались с этими бунтовщиками на Кавказе и договариваются об убийстве царя. И нашли даже черкесов 2-х, которые должны были посодействовать. Ну, как? Они должны были представиться, что они посланники Имама Шамиля. Ну, просто не успели еще и эту схему разыграть. Хотя Липранди там очень ответственно всё приготовил. Ну, пора уже… Там же год прошёл, пора уже как-то поскорее отчитываться, тем более что Николай I весь на взводе, и революции кипят в западной Европе. Николай I как пожарный не знает, где метаться. И как бы всё это не перекинулось на родное отечество. Ну, еще раз повторимся, это же 848-й год, и ни один из петрашевцев не собирается идти на баррикады, а всё говорят только вот… В основном литературным путем они хотели нести свет и просвещение в темные массы да и то так не говорили. Но вот у Липранди в документах получается, что всё это не какой-то там мелкий заговор, это организова… организованное общество пропаганды. И у них там есть планы переворота и разрушения. Ну, приходится от себя, конечно, всё это прибавлять. На опять-таки Липранди там так усердствует, что вот, например, подросло число преступлений в Петербурге, вопрос, а кто за этим стоит, а кому это выгодно, кто раскачивает лодку. Случайность? Не думаю. Ах, еще и крестьянские волнения где-то. Ах, еще и числа пожаров подросло, так это явно где-то вот рука врагов народа. Изобличить. Ещё раз повторюсь, если бы дошло до пыток как во времена Сталина, да, конечно, все бы петрашевцы признались, что именно они и крестьян мутили, и дома поджигали. В общем, следует доклад Николаю I. Ну, и тут мгновенная реакция лично Николая I. Всё решается 1-м лицом. Вот именно им. Без его ведома ничего не происходит. На нем всё замыкаются. И он не отмахнулся как в своё время его брат Александр I…
В. Дымарский
―
Он не говорит, что мы не вмешиваемся, пусть суд решит?
М. Кузахметов
―
Ну, это лицемерие-то известное. Нет. Тут Николай I даже уже такой ерундой не занимается. Он лично отдает приказ приступить к арестованиям. Лично. Потому, что он монарх. Ему всё можно. Ему не нужна санкция прокурора, доказательства какие-то, прослушка. Ничего подобного. Тем более что там Липранди красивый составил отчет. Тут вот любопытная ситуация с 3-м отделением. Ведь это по их части должно было бы быть. А, кстати, и Дубельт и Липранди, они же вместе служили. Это два боевых офицера. Они воевали еще 1812 году. И вот такой теперь преступный… Ну, преступный в таком уже в общественном значении. Занимаются ерундой. Изобличают людей. И Дубельт, конечно же, когда всё это вскрывается, говорит: «А вы уверены, что это реальное политическое дело? Вы уверены, что это преступление? Я так не считаю». А тут ему, конечно же, такой человек как Липранди, ну, может, не буквально говорит, а полунамеками, вы-то у себя в 3-м отделении проглядели всё это дело, а вот мы в Министерстве внутренних дел разоблачили. Так что еще посмотрим, кто кого. Ну, такое тоже – да? – соперничество разных силовых структур. Сейчас мы его наблюдаем. Чем ещё генералам МВД и ФСБ заниматься, кроме как ни счеты друг с другом сводить?
В. Дымарский
―
Кстати, Липранди был генералом.
М. Кузахметов
―
… это уже апрель 1849 года Николай I…
В. Дымарский
―
Да, его, кстати, гене… Липранди. Липранди же был генералом.
М. Кузахметов
―
… войска вводить. Да, да. Это все НРЗБ, но, правда, в отставке они все были. В общем, арестовано…
В. Дымарский
―
Все равно генерал.
М. Кузахметов
―
… человек. Там, к счастью, опять-таки Антонелли не всех запомнил, кого как зовут. Ещё раз упомяну, забавным образом Салтыков-Щедрин вообще уже в ссылке находился. А ведь там же был не только, конечно, кружок у Петрашевского. Это было по пятницам. А, например, по четвергам еще к кому-то ходили. А по понедельникам ещё куда-то. А заодно пообедать, а заодно в карты поиграть. Ну, в общем, тут всё на Петрашевском пересеклось. И почти 8 месяцев большинство из этих людей сидели в Петропавловской крепости в одиночке. Ну, и кто там слабее духом, тот уже и с ума, конечно, начинает сходить. Я вот в свое время в армию посидел трое суток один на гауптвахте, и такие настроения депрессивные начинались. А тут 8 месяцев! Ну, вот Достоевскому…
В. Дымарский
―
Вот Вы… Вы, оказывается, рецидивист.
М. Кузахметов
―
Ну, а там в армии много не надо. Сказал офицерам, что я не считаю, что вы умнее меня, и вот получай свои 10 суток ареста. Ну, да, вот дерзости такие вольтерьянские… Ну, в 18 лет же не подозреваешь, какие драматические последствия.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Ну, так вот создаётся следственная комиссия. И что происходит к ужасу Николая I? Во-первых, туда не включили Липранди. И вот горькая личная обида. Ну, обида у него, кстати, началась еще в день ареста, когда он видит, что около 3-го отделения… Во-первых, дело отобрали из МВД в 3-е отделение. Липранди уже неприятно и обидно. Во-вторых, он приезжает и с ужасом видит, что горят все окна, собрали много карет. Ну, чтоб с утра начать аресты. Это ж всё видно. Да где ж там таинственность? Где скрытность? Что за бездарные люди в 3-м отделении? И он, по-своему, оказался прав, потому что ну, наверное, может не специально люди 3-го отделения так всё подстроили, что уже в первый день все арестованные знали, кто их заложил, что этот человек и есть Антонелли. Ну, всё это к ужасу, конечно же, Липранди. Что выясняет следственная комиссия? Что организованное общество не обнаружено. Что каких-то достоверных улик нет. Есть какие-то гадательные предположения. То, что устава не найдено. Главное вот, чтобы где-то было написано… Ну, опять мы поясним, ведь там хоть масонские общества уже и вышли из моды, но все прекрасно помнят, как там всё подробно расписано, кто магистр, а кто старший мастер, а кто какие посвящения прошел, а кто кому обязан подчиняться, а перед кем отчитываться, а ячейки, а таинственность, а завязанные глаза. А тут вообще ничего. Пришли, поговорили, разошлись. Хоть бы устав какой-нибудь внятный написали и цели общества. Ничего этого нет. Что делать? Ну, понятно, что Николай I негодует, а то у них, видите ли, всё сплошные разговоры. И так, как тоже всё это печальная параллель, раз уж арестовали, значит, должны осудить. Невозможно оправдать. И вот мы сейчас то же самое видим, да? Если ФСБ взялось за дело, всё, вот костьми лягут, а не выпустят человека. И вот оно и следует самое невероятное из обвинений, которые можно было предъявить практически любому. Во-первых, что они читали письмо Белинского Гоголю. Но это всё про книгу «Избранные места из переписки с друзьями». Мы рассказывали. Там Белинский…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… Гоголя, что не надо проставлять молитвы и покаяния, пора уже вернуть нашим согражданам человеческое достоинство. В принципе всё, что вот в этом письме есть. И что вот? Ну, там ещё уже надо от себя добавить. А это всё гнусный либерализм, вредные идеи и преступные разговоры. Ну, и, конечно, недоносительство. Как вот еще… Что еще можно вменить в вину? Не донесли друг на друга. И опять-таки там же большинство этих людей, арестованных, но ещё раз повторю, счастье, что не пытали, и счастье, что они не стали оговаривать как князь Сергей Трубецкой всех подряд, вообще всех, кого знают. Ну, да, каялись, чувствовали себя виноватыми, говорили что-то вот… Да уж. Неудачно, наверное, получилось. А о чём говорили? О том, что хорошо бы как-то крестьян освободить, хорошо бы суд реформировать продажный, нечестный, и вот цензуру бы смягчить. То есть вот три пункта, которые в следующее царствование Александр II очень быстро реализовал. Практически это была государственная программа. А в царствование его отца Николая I за всё то же самое вот эти вот говоруны, литераторы, молодые офицеры были приговорены к смертной казни. Безумие, да? Вот он настоящий террор бессмысленный и беспощадный, потому что всё это в очередной раз ложится на стол Николаю I, главному герою нашего повествования, который как раз-таки не стеснялся, не боялся руки замарать в отличие от других, потому что и Липранди пытался себя потом выгораживать, и Антонелли пришлось бежать. Вообще непонятно, куда он там подевался. А Николай I оставляет и резолюцию и, разумеется, да, это дело очень важное, ибо ежели даже была только… Если был… было бы даже только одно враньё, то и оно в высшей степени преступно и нестерпимо. Вот так вот Николай I рассуждает. За одно то, что они усомнились в праведности принимаемых на самом верху решений, ну, конечно, только смертная казнь. И 21 человек приговаривается к смертной казни. Тоже вот безумие абсолютнейшее. Они-то не замышляли цареубийство. Они не выводили вооруженных людей на Дворцовую площадь. Они не стреляли в Милорадовича. И тем не менее такая вот беспощадная кара. Там даже суд вообще-то ходатайствовал о том, чтобы смягчить приговор. Реального-то преступления нет. Но еще более, кстати, тоже удивительное, тут вот, наверное, Николай I ещё не понимал, как большевики всё это будут использовать. Там же всё это тайно и секретно. В государственных газетах не публикуется, – да? – что там разоблачена шайка преступников, эти собаки империалистические, враги народа. Расстрелять, повесить. Требуем расправы. Но из-за этого всё обрастает самыми невероятными слухами. В Петербурге как раз-таки так и думали, что разоблачили негодяев, убийц там, христопродавцев каких-то. И вот 3 января 1850 года и кульминация всего этого, когда запланирована казнь. И из этих 21 человека только одному успели шепнуть, что вообще-то будет там помилование, а остальные… Ну, как Достоевский и писал 10 самых страшных минут в жизни любого вменяемого человека, когда тебя ведут убивать. Не мгновенная смерть, а у тебя в голове всё, что угодно. Ну, вот один из них там в итоге и сошел с ума. И вот… Причем всё это было доведено с ведома, разумеется, Николая I на Семеновском плацу в Петербурге практически до конца, когда там к столбам привязаны главные… первые три бунтовщика, злодея, заговорщика, когда звучит команда офицера приготовиться, солдаты там прицеливаются. Ну, всё вот. Что вот… Как ждать собственного расстрела? И только в последнюю секунду звучит там отмена. Милость государева. Николай I, он же добрый. Он же так и быть заменяет казнь каторгой всего-навсего. Вот какой прекрасный, добрый, светлый человек, гуманист, можно сказать. Какое чудовищное лицемерие, конечно, в этом во всем. Ну, вот тут-то поручик Николай Григорьев и сошёл с ума. Но на каторгу поехал в том числе и Достоевский. Тут тоже, простите, отступлю. Буквально несколько лет назад у нас же в Петербурге живёт его прямой потомок, трамвай здесь водит. И к моему ужасу я слышу от этого человека в общении с Путиным, что тоже невероятно, а ведь хорошо, что тогда вот моего прапрадеда на каторгу отправили. Какой из него писатель прекрасный получился. Ну, то есть по этому логике каждого надо отправить на 4 года на каторгу, и все станут гениальными писателями. Ну, и дальше вот итог какой? Как мне нравится как Глеб Сташков подводит итоги, петербургский историк.
В. Дымарский
―
Так.
М. Кузахметов
―
Перовский получил титул графа, о чём он и мечтал. Прекрасное разоблачительное дело. Липранди получает тысячу рублей. Это, конечно, отчаяние и унижение. Ни ордена, ни награды, ни признания, в звании не повысили. Скорее унизили.
В. Дымарский
―
За что? За что? За что боролся? За что работал?
М. Кузахметов
―
Да. Зачем он всё это затеял? А Антонелли, который и сыграл… так и не сыграл, а выполнил самую черную работу, в итоге должен был скрыться из Петербурга, потому что его стали где-то узнавать на улице и спрашивать… Ну, ещё повторюсь, всё сразу стало известно, что тоже невероятно. Ну, это такая, наверное, была месть Дубельта. А мы вот так вот с вашим МВД поступим. Мы всех ваших вот поставщиков информации сразу же изобличим. Ну, и как вот пишет Сташков, а Антонелли ни графа не получил, ни тысячу рублей, а по морде. Ну, и пришлось скрываться. И даже непонятно, как его судьба в итоге сложилась. Ну, у Липранди-то драматически, потому что он прожил практически до 90 лет. Он в итоге, пытаясь как-то вот оправдаться за всё это содеянное, он же написал несколько научных серьезных трудов по истории войны 1812 года, где он был боевым офицером, принимал участие в боевых действиях. Его, кстати, Лев Толстой хвалил, изучал эти его труды, когда писал «Войну и мир». И что? Вот пригодилось Липранди? Нет, конечно. В 1-ю очередь мы его как знаем? Как человека, который создал вот это вот безобразное дело петрашевцев с провокациями и с инсинуациями, ну, вот со всем вот этим безумием. А всё хотел он почему? Вот как-то выслужиться зачем-то. Ну, и вот чтобы завершить всю эту драматическую картину, там ещё раз напомню, что Николай-то I не успокоился, как ни удивительно. Он-то уже готовился к такому потенциальному крестовому походу за все наши скрепы на эту проклятую западную Европу, на всех этих трусоватых государей, которые чуть что соглашаются и на Конституцию, и на отмену цензуры. И здесь вот, ну, то, что вот я уже упоминал, там же еще создается один комитет Бутурлинский так называемый, который должен вот читать уже буквально всё, чтобы вот эти вот литераторы под видом «Словаря иностранных слов» не пропихнули ещё какую-нибудь страшную, зловредную идею. Когда вот уже даже открытку нельзя выпустить без цензорского разрешения. Какую-нибудь там самую безобидную. Ну, и понятно, какие там перспективы? И всё это рухнуло в одночасье, стоило только Николаю I умереть. Недолго в принципе осталось. Ну, вот подводя как-то итоги этой истории, я считаю её ключевой, именно с именем Николай I связанной, что это вот на нём тяжёлое клеймо, и вот он стал предвестником гибели своей собственной родни, своих собственных потомков, которых большевики стали уничтожать уже и не отменять эти приговоры, и даже не особо заморачивались на следствие, начиная свой террор, который они так и назвали Красный террор. Ну, Николай I такого слова не знал, а по сути действовал точно также против собственных подданных, за которыми не было никакой вины. И даже слова их были совершенно безобидны.
В. Дымарский
―
Ну, да. Слушайте, а по поводу казни?
М. Кузахметов
―
Ну, казнь-то… Когда вот прозвучали слова там «готовься», там «целься», и вдруг вот звучит эта отмена, ну, наверное, там…
В. Дымарский
―
Слушайте, ну, это тоже, по-моему, впервые в истории России, по-моему, – да? – такая…
М. Кузахметов
―
Ну, массовая такая. Да.
В. Дымарский
―
Провокационная провокация фактически еще. Да? Это…
М. Кузахметов
―
Ну, чтобы замучить их, доконать. И всё это с ведома Николая I. Это такое ж тоже удовольствие. Да? Вот…
В. Дымарский
―
А кто это придумал?
М. Кузахметов
―
Садизм такой своеобразный. Ну, Николай I, конечно же, был в курсе. Для острастки. Чтобы знали, что я их хоть и помиловал… Но там же ещё, кстати, была процедура гражданской казни для дворян…
В. Дымарский
―
Да, да, да.
М. Кузахметов
―
… для которых все тоже страшно унизительно было, и тоже редко упоминают, потому что, ну, например, в моём детстве, когда вся история была такая классовая, – да? – преподавалась с точки зрения большевизма, как-то неловко было упоминать, что это дворяне, надо было просто говорить, что это борцы за народные чаяния, предвестники социализма.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
И рассказывать о том, что у них над головой ломали шпаги, лишали их воинского достоинства, ну, в общем, не пришлось. Но тут любопытно, что всё это…
В. Дымарский
―
Ну, как… как и декабристы тоже.
М. Кузахметов
―
Ну, и декабристов там тоже – да, – унизить, лишение дворянского знания. Здесь же вот вмешалось какое обстоятельство? О чём Липранди, наверное, недоглядел. Там среди арестованных, ну, как минимум два, например, Мордвинов, Милютин – это люди… родня молодая, непутёвая. Племянники… Племянник Киселева, например. Влиятельнейших людей, могущественнейших людей. А там же всё решает знать. Это мало ли там за какими-нибудь… в какой-нибудь не той компании оказался бы там сыном Сечина там или Ротенберга вдруг. Ну, мало ли там. Пошли, поговорили с приятелями, а кто-то из них оказался в числе заговорщиков. И тут вот Липранди недоглядел. И, конечно же, все это дело НРЗБ рушиться, но не пошло всё так, как он хотел, потому что вот как минимум двое из этих людей и… не вызывали их на допрос, не арестовывали. И родня позаботилась о том, чтобы улики были, как можно быстрее, уничтожены. И вроде бы даже чуть ли не самому Липранди пришлось в этом участвовать. Потому, что, ну, например, какое было… какая была ключевая улика, ну, могла бы быть? Они же в том числе собирались наконец-таки завести собственный печатный станок и начать печатать подпольно литературу и тихонечко ее распространять. Все-таки переписывать-то…
В. Дымарский
―
Вот.
М. Кузахметов
―
… хлопотно. И вот этот вот… Ну, там первые какие-то приборы там – да? – для печати, которые вроде бы где-то были у кого-то на квартире, а потом исчезли. Это всё в жандармских отчетах, кстати, осталось, что не обнаружено. Ну, и как-то всё затихло и заглохло, потому что никому не нужна была вся эта громкая история со всякими влиятельными молодыми повесами, которые по молодости все либералы, а с возрастом мало ли кто там становится державником. Вот Александр I по молодости любил приговаривать про Конституцию, а потом стал консерватором. А это царь, император.
В. Дымарский
―
Ну, знаете, как говорят, кто в молодости не был там левым, в старости консерватором там и так далее, и так далее. Смена взглядов – это не… это не преступление. Ладно. Тем не менее мы говорили сегодня о петрашевцах, которые вообще не совершили никакого преступления, но чуть…
М. Кузахметов
―
… совершенно.
В. Дымарский
―
Да. Но чуть… но чуть под смертную казнь не попали. И это, конечно, тоже связано с правлением Николая I. Спасибо Максиму Кузахметову. И давайте до встречи через неделю.