ВИТАЛИЙ ПОРТНИКОВ, украинский журналист. - День войны - 2003-10-28

Еврейский институт в Киеве оказал мне очень большую помощь. Они расшифровали дневники, которые моя недавно скончавшаяся тетка вела в годы эвакуации. Это дневники с 1941 по 1944 год. Они заканчиваются освобождением Киева. Я видел эти тетради у нее, но она вела их карандашом на плохой бумаге. Никогда прочесть полностью этот текст было невозможно. Буквально несколько дней назад прочел этот текст полностью. Это вот такая эвакуационная фронтовая история моей семьи, семьи моей мамы. Она эвакуировалась, потом работала в Казахстане, там семья моя мамы жила, в Уральске. А эвакуировались они из Киева, из Каменки Черкасской области, где они жили, две части семьи. Таким образом, я все это увидел не просто ее глазами рассказы, а то, как это происходило изо дня в день, с 1941 по 1944 год. Как родилась моя мама где-то на полустанке в Сталинградской области, сейчас это город Суровыкино, куда они просто следовали, эти эшелоны. Как погиб отец моей мамы, дедушка, один из персонажей этого дневника, он там еще есть, а потом его призывают на войну. И он погибает буквально в первой неделе. Как они жили в эвакуационные годы. Как они мечтали, что встретятся со своими родными, с отцом и матерью, то есть с моими прадедушкой и прабабушкой, своей младшей сестрой, сестрой моей бабушки, которые остались там, в Каменке. И в этом дневнике еще нет того, что они узнали уже после того, что они были все уничтожены вместе с другими украинскими евреями, которые оставались в то время на оккупированной территории. Такая история одной части моей семьи. А другая часть моей семьи, со стороны отца, это похожая история, такая же эвакуация, не менее трудная, может быть, и более трудная. Другой мой дедушка дошел до Берлина, но умер уже после войны от тяжелой болезни, последствия фронтовых ранений. У него был рассеянный склероз, и он в течение долгих лет был прикован к постели, практически парализован. А сестра моей бабушки, которая осталась в Киеве, в отличие от бабушки не эвакуировалась. Она была одной из тех евреев, кто погиб в Бабьем Яру. С 8-месячным младенцем. Тоже такая история. То есть фактически военная история моей семьи это не просто история войны, это история войны и Холокоста. Я об этом очень хорошо помню. Я очень хорошо помню, что я вообще вырос в том городе, где есть Бабий Яр. И где у нас память о Второй Мировой войне неразрывно связана с памятью об уничтожении.