Безобидные слова становятся непечатными
Исчезновение слова мир а в некоторых случаях и слова май из первомайских лозунгов новой России отлично иллюстрируют ловушку радикализации, в которые попадают политические режимы, совершившие неконсенсусные действия.
И слово «мир» и слово «май» — как символ прав трудящихся и некоторого вообще «пасхального обновления» — были вполне консенсусными. Больше того, можно сказать, что на «мирной социальности» до какого-то момента строилась риторика российского режима, это был его публичный костюм.
Но вот режим совершает некоторое неконсенсусное действие, на которое не было предварительного согласия, и безобидные, даже одобряемые прежде слова становятся непечатными. Так происходит со множеством других вещей от внешнего облика и манеры речи, «габитуса» бюрократов, управленцев, публичных персон, концертов и выставок, прав собственности, вплоть до положения целых групп граждан, которые остались теми же, не меняли свою идентичность, образ мыслей и действий, и вдруг, оставаясь собой, оказались экстремистами, радикалами, иностранными агентами, изменниками, извергаемыми из сана еретикам.
Это означает только одно: в радикала превратилось само государство, радикализовался режим. Инерция предпринятого действия, оказавшегося не по силам, отбросила его на самый край политического спектра. А когда центр смещается к краю, его обитатели — экзотические чудящие говоруны, певцы с повязкой на черном рукаве, адепты плоской империи со столицей в Царьграде становятся государственными мыслителями, выразителями мейнстрима, а остальные вынуждены им даже вроде как подчиняться. Обычные же слова вроде мира и даже мая, неприятно напоминающего о самой возможности борьбы за права и солидарность трудящихся, оказываются чем-то вроде веревки в доме повешенного.