Я рассчитываю вернуться в свою страну и в свой университет
На прошлой неделе закончилась 30-летняя история моих трудовых отношений с Высшей школой экономики. Должен сказать, что когда в сентябре 1993 года я пришел в ВШЭ на должность проректора по науке, я не думал, что с этим совсем новым маленьким университетом (где в тот момент было 100 студентов и 30 сотрудников, включая уборщиц) окажется связана большая часть моей биографии. Но также еще два года назад, проработав больше 18 лет проректором (с разными сферами ответственности — от прикладных и академических исследований до финансов и стратегии развития) и будучи директором крупного НИИ в структуре ВШЭ, ординарным профессором и председателем научной комиссии Ученого совета, я не думал, что уйду из ВШЭ так, как это произошло сейчас — по причине «истечения срока действия контракта». Тем не менее для меня это повод сформулировать несколько тезисов о происходящем в ВШЭ и в стране, а также о планах на будущее.
Мой коллега Игорь Липсиц в своих недавних комментариях по аналогичному поводу сказал, что за короткий период ВШЭ превратилась в «очень молчаливый университет» (в котором при этом спокойно продолжают работать профессора, публично призывающие к нанесения ядерных ударов по Европе). Однако для меня более показательным был комментарий одного молодого коллеги, принятого в этом году на программу PhD в престижный американский университет. По его словам, когда он учился и потом начал работать в ВШЭ, по составу преподавателей и их академическому уровню Вышка сильно выделялась на общем фоне. А теперь она стала похожа на обычный российский ВУЗ.
Я думаю, что достижение такого результата было одной из стратегических задач той управленской команды, которая пришла в ВШЭ вместе с новым ректором, назначенным в июле 2021 года. Решению это задачи, безусловно, способствовала война. Насколько я слышал от более информированных товарищей, на начало 2023 года Россию покинули около 700 преподавателей и научных сотрудников ВШЭ (из примерно 7 тыс. сотрудников этих категорий во всех 4х кампусах университета). Часть из них (как и я до конца прошлой недели), находясь в отпусках, по факту продолжали работать дистанционно. Окончательно покидать университет они стали уже в текущем году — по мере завершения своих отпусков. Некоторые (насколько я знаю — не многие) вернулись обратно. Одновременно многие молодые преподаватели и исследователи, продолжающие сейчас работать в ВШЭ, ищут возможности трудоустройства за пределами России.
В совокупности все это — признаки завершения или «заката» того большого и во многом уникального образовательного проекта, который представляла собой Высшая школа экономики на протяжении почти 30 лет. Для понимания траекторий развития высшего образования (не только в России, но и в других развивающихся странах) из опыта этого проекта было бы важно извлечь уроки. А для этого нужен анализ реальной (не «глянцево-юбилейной») истории проекта ВШЭ — с выделением «критических развилок» в его развитии и с оценкой того влияния, который этот проект на разных этапах оказывал как на российскую систему образования, так и на выработку решений в сфере экономической и социальной политики (поскольку с начала 2000х в ВШЭ были совмещены функции университета и крупнейшего аналитического центра, работавшего на правительство). Безусловно, здесь есть вопрос — кто мог бы заняться решением такой исследовательской задачи. Со своей стороны могу сказать, что процессы, шедшие внутри ВШЭ в последние 20 лет, во многом были проекцией или отражением сдвигов, происходивших в эти годы в отношениях между обществом, бизнесом и государством. И в конечном счете успех и нынешнее завершение проекта ВШЭ — это история о пределах тех компромиссов, на которые академическое сообщество может идти в своих отношениях с властью.
Тем не менее, в отличие от многих моих коллег, которые сейчас «перелистывают страницу» и ставят крест как на ВШЭ, так и на России, я совершенно не считаю, что нынешнее состояние российской экономики и общества является сколь-либо стационарным. Да, экономика — в силу ее рыночного характера — оказалась гораздо более устойчивой и способной адаптироваться к внешним шокам. Да, международные санкции (особенно в их «персональной» части) по сути заталкивают бизнес-элиту обратно в объятия Путина. Однако власть, начавшая безумную войну с Украиной, не способная остановиться и не имеющая никакого видения будущего, прилагает максимум усилий для того, чтобы привести ситуацию в стране к глубокому политическому кризису. Я хорошо понимаю, что такой кризис может закончиться плохими сценариями — от гражданской войны до ядерной эскалации. Но я исхожу из того, что в отличие от ситуации начала 1990х в стране сейчас множество игроков, которым есть что терять. И одновременно в отличие от 2000х или 2010х этим игрокам теперь некуда деться — поскольку как на Западе, так и в Китае их (а также их детей) совсем никто не ждет. А это означает, что ради собственного самосохранения этим игрокам в определенный момент времени придется договариваться друг с другом о том, чтобы убрать Путина, прекратить войну и установить в стране такой общественно-политический порядок, который защищал бы от произвола власти их самих вместе с остальными гражданами. В этой точке в стране вновь понадобятся нормальные университеты — и я надеюсь, что ВШЭ (где продолжают работать сотни сильных преподавателей и исследователей) сможет вновь вернуть себе статус такого университета. Но для того, чтобы это стало возможным, тем, кто уехал из страны, нужно поддерживать контакты и взаимодействие с коллегами, находящимися в России. Со своей стороны я делал это последние полтора года. И буду стремиться делать это дальше — потому что я рассчитываю вернуться в свою страну и в свой университет.